Текст книги "Мистер О (ЛП)"
Автор книги: Лорен Блэйкли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Глава 7
Харпер поднимает руку и прикасается к моему подбородку. Мое дыхание сбивается, когда она проводит большим пальцем по легкой щетине. Я остро ощущаю каждую проходящую секунду, одна перетекает в другую, пока эта женщина прикасается ко мне, поглаживая линию подбородка, как будто очарована ощущениями.
– Мягкая, – шепчет она почти с восхищением, пристально глядя на мой подбородок. Мое сердце начинает колотиться, и я пытаюсь сохранить хладнокровие. Когда она говорит: – Но и довольно жесткая тоже.
Я клянусь, не знаю, как мне удается не накрыть ладонями ее щеки, не прижать ее спиной к каменной стене, и просто целовать так, чтобы она потеряла к черту голову. Целовать, прикасаться, тереться, и еще много чего. Я хочу прижать к себе это пышное тело и позволить ей почувствовать, как сильно она заводит меня, и узнать, делаю ли я с ней то же самое. Я вижу, как дыхание Харпер слегка сбивается, и моя похоть начинает стремительно расти внутри. Не могу удержаться, и надеюсь, что Харпер хочет того же, что и я. И, судя по тому, как она прикасается к моему лицу, такое чувство, что так и есть. Это действительно так и, может быть, поэтому звук ее имени формируется в моем горле, как предупреждение.
Так что, если она коснется меня вот так еще раз, она узнает, что играет с огнем.
А затем я вспоминаю. Это Харпер, и, вероятно, она и понятия не имеет, какой эффект на меня оказывает. Я никогда не знал кого-то, вроде нее. Вот она, говорит все эти сладкие, сексуальные слова, и, возможно, даже не понимает, что они могут сделать с мужчиной.
Этому трудно сопротивляться, да я и не хочу. Нахрен сопротивление. Я позволю ей поиграть со мной еще несколько минут.
– Хочешь пощупать что-нибудь еще? – спрашиваю я, надеясь, что она поймает меня на слове с моим невероятно щедрым предложением быть ее подопытным. – В наличие есть руки. Грудь также на дежурстве. Даже волосы могут быть твоей мишенью, – в приглашении я наклоняю голову.
Через секунду ее рука оказывается в моих волосах. Харпер не торопится, а медленно и размеренно пробегает пальцами сквозь пряди. Мое воображение разыгрывается, рисуя другие возможные сценарии, где ее руки могут ухватиться за мои волосы, притягивая меня ближе. Где она с жадностью целует меня, поглощая мои губы голодными прикосновениями, приводя к наполовину сорванной в лихорадочном безумии одежде. Я представляю, как за нами захлопывается входная дверь и затем происходит жаркий секс у стены, где ее трусики опущены до колен. Или одну из моих любимых, альтернативных, одну из простых, но по-прежнему жарких фантазий – Харпер ногами обхватывает мою голову, пока я пробую ее своими губами и дарю оргазм своим языком.
На следующий день, я бы подошел к ней, убрал бы прядь волос с ее уха и прошептал: «Я все еще чувствую твой вкус на губах». Она бы задрожала, а затем снова запустила бы руки в мои волосы, нуждаясь в большем.
Так, как она делает прямо сейчас на улице. На долю секунды Харпер останавливается и прижимается ко мне. Я чувствую ее мягкое дыхание на своем лице. Я встречаюсь с ней взглядом и пытаюсь прочитать ее, узнать, что мерцает в синих радужках ее глаз, и соответствует ли оно пламени во мне.
– Поцелуй девушку, Мистер Оргазм!
Мы с Харпер резко и одновременно поворачиваем головы. Двое парней через дорогу подбадривают меня, стоя у края тротуара. Они, наверное, думают, что мы вместе.
– Сделай это! – присоединяется другой. – Как в эпизоде «Поцелуй вируса».
Харпер поворачивается ко мне, ее губы изгибаются в игривой ухмылке.
– Он должен был поцеловать девушку, чтобы излечить, – шепчет она, будто я мог забыть этот маленький элемент в сюжетной линии. – Мы не можем разочаровать поклонников.
Я едва успеваю понять, какого черта тут происходит, когда Харпер, пошатнувшись, подходит ближе. Мой мозг протестует, и я не знаю, разводят ли меня на слабо, до тех пор, пока она не выдыхает:
– Ради фанатов, верно?
И, черт возьми, если благодаря фанатам это стало возможным, я должен отправить им каждое подписанное коллекционное издание.
– Давай устроим для них шоу, – говорю я, и мое горло пересыхает, когда становится ясно, что она не шутит.
– Поторопитесь! Или вирус распространится! – кричит один из парней, и Харпер вздрагивает, прижимая руку к своей груди. А затем шепчет:
– Ты единственный, кто может меня спасти.
Те же слова, которые произнесла девица в беде в том эпизоде.
Она позволяет им нас подстрекать. Харпер любит игры. Она любить развлекаться и любит выступать. Волшебник внутри нее проделывает фокус от начала и до конца.
Она проводит пальцем вдоль моего подбородка, и мое дыхание замирает.
Нет времени для раздумий, нет времени для анализа. И поскольку ее руки и так обнимают меня, будет справедливо, если я верну должок.
Возможности гудят во мне. Я проскальзываю своей правой рукой в ее волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы, изящно и медленно, и наблюдаю, как выражение ее лица из смелого и игривого, меняется на что-то совершенно новое.
Что-то беззащитное.
Это так соблазнительно. Этот взгляд заставляет меня желать ее еще больше.
Вблизи ее голубые глаза даже ярче, чем лагуна на острове, от ее шампуня чувствую намек на нечто похожее на апельсин. Он пьянящий, и мой рот наполняется слюной, желая попробовать ее, вдохнуть ее запах.
Я подношу свою правую руку к ее подбородку, мягко наклоняя ее лицо к себе. Мой пульс учащается, и я облизываю губы, когда наши взгляды встречаются. Ее глаза сияют от желания, и это выглядит так чертовски искренне. Я притягиваю Харпер ближе, ее губы размыкаются, и из них вырывается приглушенный вздох. Судя по ее реакции, абсолютно уверен, что она так этого хочет, что это уже выходит за пределы причины, почему мы разыгрываем этот спектакль. Но затем, когда я склоняюсь к ней, перестаю думать о причинах вообще. Мир замедляется, и я целую Харпер так, что парочка фанатов на той стороне улицы кричат и выкрикивают «Класс», и «Черт, да», и, наконец, победное «Она спасена!».
Это вознаграждение, и еще какое.
Я хочу дать им пять за то, что они подстрекали ее, или что провоцировали меня, или что бы там ни случилось, из-за чего этот момент стал возможным.
Потому что это будоражит.
Наши губы соприкасаются. На ее губах намек на блеск для губ, и ни малейшего вкуса «Любовника на расстоянии», который она выпила в баре. Я легко и стремительно захватываю ее губы с едва заметной лаской, обещанием и намеком на то, во что это могло бы превратиться, если бы не было зрителей.
Каким бы ни был этот поцелуй, у него есть свой собственный ритм, собственная частота, ведь воздух вокруг нас будто заряжается и вибрирует от чувственной энергии.
Или, возможно, это происходит только со мной, потому что мое тело гудит, а кожу покалывает.
– Твои губы такие мягкие, – шепчу я, и Харпер вздыхает в ответ.
Затем еще раз прижимается губами к моим губам и бормочет:
– Твои тоже.
Мы уверенно справились с этим, но когда ее губы захватываю мои еще раз, в нем чувствуется гораздо большее.
Такое чувство, что поцелуй на показ перерос во что-то большее.
Но как только дальнейшее промедление становится невыносимым, и когда я готов проскользнуть своим языком между ее губ, парни начинают кричать, хлопать и скандировать, убивая этим все настроение.
И мы отрывается друг от друга.
Харпер моргает, смотрит вниз, а затем скользит взглядом обратно вверх. Ее взгляд виноватый, как будто ей жаль, что мы прижимались друг к другу губами.
– Что ж, – пылко говорит она, будто пытается сгладить неловкий момент. – Хорошо, что Мистер Оргазм дал девушке правильную дозировку поцелуя против вируса.
Я прочищаю горло, пытаясь осмыслить то, что она только что сказала. Или то, что только что случилось. То, как мы практически воспроизвели сцену из моего шоу. Что я – герой, а она – девушка, которую я спас от гибели.
– Я имею в виду, они совершенно точно надеялись, что ты сделаешь это, – говорит она так, будто должна оправдать наш поцелуй.
– Да, определенно, – подтверждаю я, шагая рядом с ней, потому что мой мозг плавает в море эндорфинов, и соглашаться намного проще, чем все остальное. Я смотрю через улицу и показываю тому дуэту палец вверх.
– С ней все хорошо, – говорю я им так же, как Мистер О в шоу.
Харпер присоединяется и тоже машет им. Она поворачивается ко мне и опускает руку на мое плечо.
– Эти парни поклоняются тебе и персонажу-бабнику, которого ты создал.
Я морщу лоб, желая, чтобы мы сейчас не говорили о вымышленном, потому что для меня наш поцелуй чувствовался чертовски реальным. Но я не имею понятия, понравился ли ей поцелуй так же, как и мне.
– Я всецело посвятил себя шоу, – говорю я, поддерживая разговор.
Она смеется, затем выражение ее лица меняется и снова становится серьезным, как тогда, когда она впервые открылась мне в баре.
– Я действительно ценю твою помощь со всеми этими штучками со знакомствами, – говорит она, и наш поцелуй исчезает в ночи. Фокус закончен, и волшебник и создатель шоу покинули сцену. Сейчас мы просто Ник и Харпер, друзья с секретным проектом.
– Иначе и быть не может. Я делаю это с радостью. И, как я уже тебе говорил, Джейсон действительно в тебя влюбился, – продолжаю я, поскольку мне гораздо легче сейчас понять другого парня, чем разбираться в запутанном беспорядке в моей голове.
Харпер пожимает плечами и приподнимает уголки губ.
– Правда?
– Безусловно. Ты не должна упускать шанс с ним, – подтверждаю я с ложным энтузиазмом, пока пытаюсь вернуться к тому, чтобы снова стать ее тренером по свиданиям, хотя с тех пор, как мы поцеловались, я мог бы стать кандидатом на изучение раздвоения личности. Может, я подхватил от нее какой-то новый вид вируса вместе с тем поцелуем?
– Ты так думаешь? – спрашивает она, с любопытством наклоняя голову.
– Определенно. Он может быть мужчиной твоей мечты.
Она бросает на меня скептический взгляд, а затем пожимает плечами.
– Встретишься со мной после того, как я схожу с ним на свидание, пока в моей голове все будет свежо? – спрашивает она, сжимая вместе ладони. Я собираюсь сказать «нет», когда она добавляет: – В конце концов, я сделала для тебя бросок «Уайт Сокс» 1919 года.
– А еще, благодаря тебе, только что я выглядел как рок-звезда перед моими фанатами, – все еще на автопилоте говорю я. Даже если я этого не хочу, но я добровольно согласился ей помочь, так что это, очевидно, тренировка. – Дай мне знать, где и когда.
– Я напишу тебе, – прощается Харпер, затем поднимается по ступенькам, и я смотрю, как она открывает дверь, поворачивается и машет мне рукой через стекло.
Она уходит, забрав с собой самый странный и самый лучший первый поцелуй из всех, что у меня когда-либо были.
Я возвращаюсь в свой дом, на Семьдесят третьей улице, в квартиру на четвертом этаже, с открытыми кирпичными стенами и огромным окном с видом на парк. Как только дверь за мной с тихим щелчком закрывается, я спрашиваю себя, можно ли считать это первым поцелуем, если ты даже не знаешь, было ли это реальным или просто вызовом на слабо?
Не думаю, что это длилось дольше пятнадцати секунд, но эти пятнадцать секунд эхом отзываются во мне, и я все еще чувствую след от ее губ на своих губах. Я все еще чувствую ее сладкий запах, когда вдыхаю. Все еще слышу ее мягкое дыхание.
Хотел бы я знать, думает ли Харпер об этих пятнадцати секундах так же, как и я.
Но я не могу знать, и не узнаю.
Поэтому я делаю то, что было постоянным всю мою жизнь. Единственное, что никогда меня не расстраивает и всегда успокаивает. Сбрасываю ботинки, сажусь на свой теплый, серый диван напротив эркерного окна с подсветкой и беру блокнот. Мне нужно поработать над еще одним эпизодом, и хотя я больше не пишу и не анимирую, все идеи и сюжетные линии – мои.
Но когда я опускаю карандаш на бумагу, понимаю, что не в настроении решать проблемы мультипликационного героя. Вместо этого я просто рисую. Импровизирую. Рисую все, что приходит мне на ум.
Беда в том, что когда заканчиваю, у меня получается рисунок некой рыжей в коротких облегающих шортиках, на высоких каблуках, работающую под капотом машины. Я выпучиваю глаза на рисунок и бросаю его на кофейный столик. Я и мое гребаное воображение, вырывающееся из меня снова.
Минутой позже от нее приходит сообщение, и мне хочется не чувствовать искру возможности, когда вижу ее имя.
Но искры покрываются холодом, когда я читаю сообщение.
Кофе с Джейсоном в субботу днем. Встретимся после?
Это официально. Это был поцелуй на слабо, и он совершенно точно не считается. На самом деле, его как будто никогда и не было, поэтому в подсознании я заталкиваю его в дальний ящик, а затем отвечаю Харпер «да». После этого я, наконец, пишу Спенсеру, и мы договариваемся встретиться с ним на выходных. Это вышибет его сестру из моей солнечной системы.
Глава 8
– А что, если дога скрестить с бурундуком?
Я закатываю глаза на вопрос, который задает мой брат следующим утром, пока груда опавших листьев хрустит под нашими ногами на дорожке в Центральном парке. Осень плавно опустилась на Нью-Йорк со своими великолепными красками. Мгновение я изучаю покрасневший лист, медленно планирующий на землю, представляя, как бы я использовал его в анимации. Я всегда так делаю; для меня привычно думать о цвете, оттенках и обо всех сочетаниях, которые из них можно получить.
– Будет ли у дога пушистый хвост или у бурундука чертовски длинные ноги? – продолжает Уайат.
– Чувак, ты же знаешь, что это не так работает, – говорю я брату, пока на другом конце поводка меня буксирует за собой помесь карликового пинчера, преследующего по горячим следам белку.
– Или белку и карликового пинчера, – предлагает Уайат, указывая на зверька.
– Опять же, ты забываешь, что это мэш-ап игра о собаках, – напоминаю я ему, пока длинношерстная бело-коричневая мини чихуахуа, которую он выгуливает, пытается погнаться за хвостом моей собаки. Ну, это не моя собака, я выгуливаю ее для местного приюта для животных «Маленькие друзья», где подыскивают дома для маленьких дружелюбных собак, подходящих для жизни в квартире. Мы оба работаем там волонтерами.
– Игуана и терьер, – предлагает он, пытаясь еще раз, а затем его пушистый друг, балансируя на двух своих передних лапах, поднимает свой зад, лапы и все остальное, и писает на траву.
– Мочеиспускание в стойке на лапах! – кричит Уайат, танцуя небольшой победный танец возле дерева.
Я даю ему пять своей свободной от поводка рукой, потому что это серьезная победа в нашей другой собачьей игре – собачье бинго. Мы многозадачны. Мы можем играть в две игры одновременно.
– Десять очков. Отличная работа, – говорю я, радуясь за младшего брата. И хотя мы почти закончили прогулку, у меня по-прежнему есть шанс победить его. – Только если сейчас собаки не завоют на проезжающую мимо пожарную машину.
Уайат бросает на меня недоверчивый взгляд, когда мы выходим из парка.
– Не рассчитывай на это. В собачьем бинго это как единорог или горшочек с золотом на другом конце радуги.
– Когда-нибудь я выиграю, – говорю я, так как собаки воют, особенно такие маленькие собаки, как эти две, и поэтому это пятьдесят очков в нашей системе незапланированных собачьих действий. Это наша версия автомобильного бинго, в которую мы играли с детства. Очки также присуждаются собаке, которая выполнит любую позу йоги, в честь нашего папы – самого спокойного парня, с которым вы когда-либо встречались. Признаюсь, он – учитель йоги, а моя мама продолжает откармливать его кексами. И нет, я буквально имею в виду кексы, потому что я даже не собираюсь думать об этом.
Вообще.
В любом случае, мы с Уайатом обожаем собак. Мы выросли с кучкой мелких собачек, а также с младшей сестрой Джози. Собаки мешали нам поубивать друг друга. Я чертовски сильно люблю своего брата, но он та еще заноза в заднице. Такие уж они, младший братья, хотя он младше всего лишь на пять минут.
– Совокупление корги и мастиффа. Кто сверху?
– Мастифф, – незамедлительно отвечаю я, возвращаясь к нашей другой игре. Потому что «кто сверху?» – смысл нашей собачьей мэш-ап игры.
– Ауч.
– Да. Представь, как чувствовал себя корги. Борзая с таксой?
– Борзая. И теперь их щеночки пытаются бегать на своих коротких лапках, а их пальцы выворачиваются, – говорит он, когда мы покидаем парк и идем в верхнюю часть города, туда, где приют «Маленькие друзья» делит общую площадь с яслями для собак.
– Эй, ты знаешь цыпочку, которая управляет центром для песиков? – спрашивает Уайат, меняя тему разговора.
– Ты имеешь в виду Пенни?
Он кивает.
– Она спросила, не могу ли я помочь починить вольеры в приюте.
Прежде чем я успеваю ответить, через дорогу замечаю входящую в мой дом женщину с копной длинных рыжих волос, развивающихся на ветру. Ее волосы похожи на цвет того листа – красные с золотистым оттенком.
– Вау, – говорит Уайат, останавливаясь на пешеходном переходе, оставляя разговор о Пенни далеко позади. Его мини-приятель останавливается на полном скаку.
– Кто эта маленькая сексуальная заклинательница змей, только что вошедшая в твой дом?
Я даю ему подзатыльник.
– Серьезно. Это не круто, мужик.
– Ауч, – говорит он, потирая свою голову, когда рядом проезжает автобус.
Я стреляю в него стальным взглядом.
– Это не больно. Даже не притворяйся.
Уайат возвращает мне злобный взгляд.
– Это был обычный вопрос. С каких пор мне не позволено?..
Он обрывает сам себя, и его губы округляются.
– О… О… О… О… – он повторяет этот звук так, будто это припев в рэп-песне, и бьет меня по руке. – У тебя есть виды на Красную шапочку.
Черт. Это мой брат. Мой нефильтрующий речь брат-близнец. Мы – разнояйцевые[17]17
Разнояйцевые близнецы получаются при оплодотворении двух яйцеклеток двумя сперматозоидами. При этом получается просто двойня одного пола или разного. И они не похожи так, как близнецы
[Закрыть]. Я поправляю свои очки и смотрю на знак пешеходного перехода. Маленький человечек стал зеленым.
– Она тебе нравится, – продолжает Уайат, когда мы пересекаем улицу Сентрал Парк Вест.
– Нет, – качаю я головой, оберегая все оставшиеся образы поцелуя, который не считался. – Она моя подруга. Поэтому невежливо так говорить.
– Почему это? – говорит он, бросая вызов.
– Я знаю, что ты собираешься сказать, Вудроу, – возражаю я, используя второе имя, которое он ненавидит. – Ты хочешь использовать это.
Пока мы идем, он всматривается в мое лицо, насмехаясь надо мной.
– О-о-о… и смотри, как ты ее защищаешь. Это очаровательно, – он бросает взгляд на мой дом, когда мы подходим к тротуару. – Подожди.
Я следую за его взглядом и вижу, как Харпер разворачивается и выходит из моего дома, хватая телефон и держа в руке большой пакет из гастронома.
– Рэндалл Хаммер, – говорит он, так же называя мое второе имя, так как свое я тоже ненавижу. – Спенсер знает, что ты хочешь трахнуть его сестру?
Матерь Божья. Сейчас Харпер на полпути к нам. Ее глаза загораются, когда она видит меня, затем она бросает свой телефон обратно в сумочку и машет. Все, о чем я могу думать, что сейчас отличное время для того, чтобы полицейская машина – или пожарная – проехала мимо с ревом сирены. Уайат может забрать себе все очки, которые захочет, и еще немного, если его собака завоет.
– Я не хочу ее трахнуть. Она моя подруга. К тому же, бурундук оседлал бы дога, – говорю я, чтобы отвлечь его. Иногда просто нужно бросить собаке кость.
Это его веселит и дает мне временную отсрочку, так как к нам подходит Харпер и первым приветствует моего брата.
– Эй, Уайат. Давно не виделись. Как дела? – спрашивает она, и он подходит, чтобы обнять ее. Рукой, в которой по-прежнему держит поводок собаки, он обнимает Харпер, а затем поигрывает бровями, глядя на меня, и беззвучно произносит: «Очаровала моего змея».
Вот гаденыш!
– У тебя есть собака? – спрашивает Харпер после того, как отходит от Уайата, и я клянусь, что мне стало легче дышать теперь, когда руки моего брата больше не обнимают ее.
– Благодаря этому ты меня хочешь? – выдает он.
Харпер смеется, в изумлении качая головой.
– Вижу, тебе все еще не сделали операцию.
Он ухмыляется.
– Ту, где мне установят фильтр между мозгом и ртом?
Она кивает.
– Ту самую.
Уайат энергично качает головой.
– Не-а. Но хирург начнет работать на следующей неделе.
– Отлично. Я навещу тебя в больнице, – она указывает на собак. – Что это за история?
– Они из приюта «Маленькие друзья», – поясняю я.
Мой брат вмешивается в разговор, положив свой локоть на мое плечо и делая все это небрежно и невозмутимо.
– Ты знала, что дважды в неделю мы с Ником выгуливаем собак для приюта?
Харпер переводит взгляд на меня.
– Это очень мило.
Мое сердце делает сальто, и я возвращаюсь к прошлой ночи, у ее дома.
Этого поцелуя не было, ты, тупица.
– Это была моя идея. Я милый брат, – говорит Уайат, сверкая своей ослепительной улыбкой.
– Эй, – вмешиваюсь я. – Разве ты не говорил, что тебе нужно поговорить с Пенни о вколачивании в нее? Ой, прости. Я имел в виду вбивание гвоздей.
Он закатывает глаза, глядя на меня.
– Ха-ха-ха, – он протягивает руку к поводку, который я держу. – Дай мне своего маленького дружка. Я отведу их обратно.
Приют находится не так далеко отсюда. Я наклоняюсь и почесываю под подбородком сначала одну собаку, а затем другую.
Когда выпрямляюсь, Уайат в драматическом прощании кланяется нам обоим.
– Я позволю вам обоим вернуться к вашим играм.
Я хочу ударить его, и это не удивительно.
Когда Уайат уходит, я поворачиваюсь к звезде моих развратных фантазий. Ее губы изогнуты в улыбке, и она, похоже, приятно удивлена.
– Я не знала, что ты выгуливаешь собак.
– Я люблю собак. И еще мне нравится приходить на помощь, – и эта легкость в разговоре напоминает мне, что того поцелуя не было и для нее тоже, так что у нас все хорошо.
– Мне нравится это. Нет, я в восторге от этого, – говорит она, и выражение ее лица мягкое, без обычного сарказма на нем. То, как она говорит это, обезоруживает и заставляет чувствовать тепло во всем теле, а не только возбуждение. – Я помогаю в нью-йоркском филиале общества «Против жестокого обращения с животными».
– Правда? Я и понятия не имел.
– Да. Я помогаю некоторым частным фондам организовать сбор средств для домашних животных, рассказываю о них в социальных сетях, помогаю с организацией мероприятий… Когда-нибудь я возьму себе собаку. Но пока делаю все, что в моих силах.
– Это потрясающе, – говорю я, наслаждаясь тем, что узнал эту новую деталь о ней. Мы с Харпер дружим уже очень давно, но мы не лучшие друзья, поэтому открытие этих ее талантов – совершенно новый опыт. – Какую собаку ты хочешь?
– Ту, что будет смеяться над моими шутками, – говорит она, и я смеюсь.
– Звучит идеально. Я бы тоже хотел такую собачонку.
Она прочищает горло и поднимает холщовый пакет для продуктов.
– Тебе, наверно, интересно, почему я здесь.
– Эта мысль приходила мне в голову. Но потом я подумал, что ты принесла мне продукты. Пожалуйста, скажи, что там есть пинта мороженого с шоколадной крошкой и две ложки.
А затем Харпер слишком сильно надувает губы.
– Черт побери. Я действительно облажалась. Но теперь я знаю, что принести тебе в следующий раз. А сейчас у меня есть для тебя пожертвование – стиральный порошок. Я как раз собиралась оставить его у швейцара, – говорит она, бросая взгляд в сторону моего дома.
Но она не оставила его у швейцара. Она все еще держит его и минуту назад искала свой телефон, как будто пыталась позвонить мне. Может, чтобы сказать, что она здесь? Черт, может быть, ей нужен был предлог, чтобы увидеть меня?
Прежде, чем мое воображение выйдет из-под контроля, я мысленно закатываю глаза.
Да, конечно. Если бы Харпер была влюблена в тебя, она бы говорила невнятно и лепетала.
Она так не делает. На самом деле, она спокойная, уверенная в себе Харпер. Следовательно, я выдумываю то, чего нет.
Я беру пакет и благодарю ее.
– Тебе и правда не нужно было так беспокоиться. Я собирался купить немного сегодня после работы.
– Но так я могу сделать тебя фанатом своего бренда. Он не тестировался на животных. Никаких жертв.
– Ах, это потрясающе.
– Хочешь знать, что еще потрясающе? Он очень хорошо пахнет.
Я стону.
– Я буду пахнуть лавандой или еще как-нибудь по девчачьи?
– Я так не думаю. Я пользуюсь им. Хочешь понюхать меня?
Я замираю. Миллионы пошлых мыслей кружатся в моей голове. Я бы с охрененным удовольствием понюхал ее, вдохнул ее запах, провел носом вдоль ее шеи, вниз по груди, по животу. Тогда я решаю к черту все. Эта девчонка просит меня научить ее ходить на свидания. Ей нужно знать, что слова, которые выходят из ее рта, иногда безумно непристойные. Я кладу руку ей на плечо.
– Ты знаешь, что это прозвучало до смешного пошло? Скажи мне, что ты это знаешь. Мне нужно понять, как долго тебя нужно тренировать.
Харпер закатывает глаза.
– Да ладно. Я не пыталась быть похабной. Просто понюхай. Запах весны. Пахнет очень хорошо, – говорит она и тянет собственную бирюзовую рубашку с V-образным вырезом под легкой курткой.
Как будто я могу отказаться. Я наклоняюсь вперед, ближе к ткани. Харпер удивительно хорошо пахнет, и я соблазнительно близко к ее груди. Ближе, чем когда-либо. Так близко, что если, скажем, человек, идущий позади, слегка толкнет меня, мое лицо уткнется в грудь Харпер. Мой рот наполняется слюной, пульс колотится, и я никогда в своей жизни так сильно не молился, чтобы меня толкнули.
Но этого не происходит и, очевидно, я не могу провести целый день, болтаясь здесь и нюхая ее одежду. Это, наверное, граничит с безумием, поэтому я отстраняюсь.
– Хорошо пахнет?
Я встречаюсь с ней взглядом. У меня нет остроумного ответа. Нет резкого возражения.
– Да.
Почему-то этим я заслуживаю ее улыбку. Только она, кажется, отличается от той, которая мелькнула у нее вчера для Джино, и той, что она подарила моему брату. Она, кажется, длится дольше, чем должна длиться дружеская улыбка. Она напоминает мне о прошлой ночи и о том, что наш поцелуй был более чем дружеским.
– Но я уже знал, что ты хорошо пахнешь, – добавляю я, и мои губы изгибаются в улыбке. Может быть, я даю ей понять, что меня все устраивает. Может быть, я флиртую.
Ее глаза округляются, и она покусывает уголок своих губ.
– И теперь твоя одежда может пахнуть так же хорошо. Ты должен постирать все сегодня, чтобы я могла понюхать тебя завтра, когда мы встретимся.
Как только Харпер уходит, я нахожу пропущенный от нее вызов, который был пять минут назад. Я отчаянно пытаюсь не искать в этом скрытый смысл, напоминая себе, что завтра у нее будет свидание с другим парнем.
И этот парень не я.
Надеюсь, она не будет нюхать Джейсона. А еще я очень надеюсь, что он тоже не будет ее нюхать, потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что запах ее порошка нехило возбуждает.
