Текст книги "Мистер О (ЛП)"
Автор книги: Лорен Блэйкли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Хорошо, что тебе нравится рисовать рыцаря в плаще, который может заставить женщину выгнуть спину и поджать пальцы от удовольствия. Тем более, что ты так хорош в этом.
К черту Фидо. К черту глупую ревность. На хрен ревность любого рода. Прямо сейчас я чувствую стопроцентное удовлетворение от хорошо выполненной работы.
Кстати, о работе…
– Хочешь пойти со мной на рабочую вечеринку? – спрашиваю я, а затем рассказываю о коктейльной вечеринке, которую Серена попросила меня посетить в эту пятницу.
– Я должна буду продуть игру в боулинг? – Харпер постукивает пальцем по моей груди. – Раз уж мы об этом заговорили, ты до сих пор должен мне матч-реванш.
– Обещаю, что ты его получишь. Но все же, ты пойдешь со мной? Джино – такая капризная задница, – говорю я, а затем поднимаю ладонь. – Подожди. Мы же решили, что «задница» – это комплимент. Он – капризный, скользкий тип, и просто издевается надо мной. Но хотя это и так, я должен играть в его игру и делать ответный ход. И я бы очень хотел, чтобы ты была там.
– Конечно, я пойду. И насчет Джино – шли его на хрен.
Мои глаза загораются, и я указываю на нее.
– Эй. Вот еще одно. Почему «трахаться», «иметь», слать «на хрен» – это оскорбление?
– Хм-м-м. Отличное замечание.
– Правда? Все говорят «поимей», «трахни», «иди на хрен» как оскорбление. Но, черт возьми, трахаться – это самое приятное в мире.
– Мы создадим новый словарь. Мы возьмем слово «трахаться» или нет, «на хрен» и превратим его в…
– Я знаю! Мы скажем, будто это благословение, – я смягчаю голос и говорю благоговейным и обожаемым тоном. – Трахнись, дитя мое. Иди на хрен с миром.
– Или, – говорит Харпер взволнованным голосом, – мы можем использовать его, когда нам что-то нравится. Пусть это слово в нашем словаре обозначает слово «нравится».
Я оборачиваю руку вокруг ее бедра.
– Эй, знаешь что, Харпер? На хрен душ.
Я веду ее в душ и знакомлю с кафельной стеной, а также моим безмерным аппетитом к ней. Она тоже довольно голодна, и это фантастически, трахать ее снова тогда, когда вода скользит по моей спине, ее ноги обнимают меня, и когда она распадается на части в моих руках.
Когда кончает, она тихо шепчет мне на ухо:
– На хрен тебя.
Я смеюсь.
– И тебя тоже на хрен.
Глава 26
– Я не знаю, как собираюсь ей сопротивляться, – с тоской в голосе говорит Уайат следующим утром в Центральном парке.
– Натали?
Он качает головой.
– Маленькая коричневая симпатяжка. Взгляни на нее. Как я должен удержаться и не увести ее к себе домой? Она может поместиться в моем поясе для инструментов, – говорит он, почти воркуя, когда указывает на шоколадного цвета минпина[34]34
Карликовый пинчер (минпин) – небольшая, 25-30 см в холке собака, квадратного формата, энергичная, мускулистая, на крепких конечностях. Уши стоячие купированные или лежачие, хвост часто купируется. Шерсть короткая, плотноприлегающая, блестящая
[Закрыть], которого выгуливает. Я же выгуливаю помесь таксы.
– Ты даже не носишь пояс для инструментов, – говорю я, когда мы сворачиваем на тропинку. – Тебе просто нравится придерживаться имиджа «мастера», даже если половину времени ты проводишь за столом.
– Что я могу сказать? Я также хорошо справляюсь с инструментами, как и жонглирую своей собственной империей.
– Тогда ты должен забрать ее с собой, – говорю я, указывая на собаку. – Просто подумай, как она может помочь тебе с женщинами. Будем откровенны, она – магнит для цыпочек, – я кладу руку ему на плечо в сочувствующем жесте. – Тебе потребуется вся помощь, которую ты сможешь получить, Вуди.
– Рэнди, – отвечает он раздраженно. – Наши родители дали нам самые худшие вторые имена.
Я смеюсь.
– Они наверняка хотели, чтобы мы мучились с самого рождения.
Уайат останавливается и смотрит на меня знающим взглядом.
– Но давай не будем говорить о вторых именах. Давай поговорим о… эй, как насчет девушек с аллитерационными именами? ХХ, кхе-кхе.
– Ты знаешь, что такое аллитерация[35]35
Аллитерация – повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность (в стихосложении
[Закрыть]? – спрашиваю я, обходя его, пока накручиваю поводок на руку.
Он пренебрежительно качает головой.
– Знаю. В дополнение к мозгу рабочего, у меня также есть мощный нос, чтобы вынюхивать всю чушь, что ты несешь, – говорит он, и я притворяюсь, что занят наблюдением за таксой, исследующей кустарник.
Уайат не отступает и говорит лишенным сарказма или нашей обычной пустой болтовни голосом:
– Когда ты собираешься рассказать Спенсеру?
– О чем? – хмурюсь я. Я проделываю замечательную работу, изображая недоумение.
Он смеется.
– Ну же, мужик. Перестань прикидываться. Я знаю, что между тобой и Харпер что-то происходит. Я видел, как вы танцевали.
– Это был просто танец.
Просто танец. Просто поцелуй. Просто секс. Просто лучшие ночи в моей жизни. Моя грудь наполняется теплом от воспоминаний о последних вечерах с Харпер.
Уайат вздыхает.
– Ник, – говорит он, и я уверен, что он вполне серьезен, раз использует мое первое имя. – Я видел, как она входила в твою квартиру на прошлой неделе. Я видел, как вы с ней танцевали на свадьбе. Я видел, как ты смотрел на нее в поезде.
Срабатывают сигнальные звоночки. Мы были так осторожны. Мог ли мой брат понять что-то, просто глядя на нас?
– Если она тебе нравится, то просто скажи, – добавляет он, будто это самое простое, что есть в мире.
Я усмехаюсь.
Потому что это не так просто. Мы с Харпер не делаем того, что нужно обсуждать или утверждать. Мы не выходим за пределы спальни. Мне даже не нужно спрашивать у нее, что она думает по этому поводу. Ее мысли предельно ясны с тех пор, как я стал свидетелем ее общения с мужчинами, еще тогда, в кафе «Кусок торта». Не только ее действия говорят за нее, но и ее слова. Для начала, рядом со мной она ведет себя совершенно нормально. Она ни разу не заикнулась и не болтала невпопад рядом со мной. Кроме того, Харпер была удивительно конкретной, когда говорила о том, чего хочет. Она попросила меня научить ее ходить на свидания с другими парнями. Затем она поднялась на ступеньку выше и попросила преподать ей уроки секса и соблазнения.
Она никогда не проявляла интереса к тому, чтобы я был ее парнем, и меня это на сто процентов устраивает. Я убил двух зайцев стразу. Я привел ее в свою спальню, и мы по-прежнему сможем тусоваться вместе после того, как эти уроки закончатся в конце этой недели.
– Нечего говорить. Все совсем не так, как тебе кажется, – объясняю я, слегка пожимая плечами.
Уайат усмиряет свою собаку, и она встает рядом с ним.
– Послушай, ты можешь говорить себе, что это был просто танец, но меня ты не обманешь. Вопрос в том, обманываешь ли ты себя?
Его вопрос словно отражается эхом. Он кажется важным, пока витает в прохладном воздухе, дрейфуя между листьев деревьев. Но мои глаза были широко открыты с первого дня.
– Не-а. Я совершенно точно хорошо понимаю ситуацию.
Он вздыхает.
– Все ясно. Но через несколько дней вернется Спенсер, – говорит он, напоминая мне о дате истечения нашего договора. А мне вряд ли нужно напоминание. Я прекрасно знаю, что Спенсер сойдет на берег после свадебного путешествия на Гавайи после полуночи в воскресенье. Осталось шесть ночей. Но кто считает? – И тебе нужно подумать о том факте, что между тобой и его маленькой сестренкой что-то происходит, – добавляет Уайат. – И чем скорее вы поймете, что это, тем лучше.
Но Спенсер находится вне поля моего зрения и за пределами моих мыслей. Он на другой стороне света, и прямо сейчас мне не нужно о нем беспокоиться, несмотря на то, что могут подумать его кот и мой брат.
Глава 27
Следующие несколько ночей были затуманены дымкой оргазмов Харпер, и, эй, я не жалуюсь, ведь у меня их было так же много. Оказывается, Харпер любит дарить оргазмы, и она настаивает на том, чтобы проработать свою технику минета. Кто я такой, чтобы отказывать женщине в желании попрактиковаться в процессе ее обучения? Если ей нравится брать меня в рот, она должна по полной воспользоваться этой возможностью.
Минет от Харпер может быть доказательством того, что, возможно, когда-то в прошлой жизни я был очень хорошим человеком. Это единственный способ, которым я могу объяснить то, что я что-то сделал, чтобы заслужить награду в качестве ее шаловливого ротика на моем члене.
Например, как сейчас, в среду ночью. Она лежит на спине на моей кровати, ее голова откинута на краю, руками она сжимает мои бедра, пока я стою, раскачиваясь, глубоко погруженный в ее горло.
Когда ее шея выгнута именно так, я могу видеть очертания своего члена, пока она его сосет. Ей нравится пробовать новые позы, например, как прошлой ночью, когда мы склонились над диваном, или поза 69 ранее тем же вечером, хотя она была больше похожа на позу 61, так как Харпер с таким удовольствием объезжала мое лицо, что не могла удержать меня во рту. И эта – минет вниз головой – тоже. Это не так эффектно ощущается, в отличие от того, как это выглядит, хотя, поверьте мне, своим языком, губами и ртом, она отправляет меня в какое-то экстатическое забвение. Но лучшая часть заключается в том, что по тому, как выгибается ее спина и как двигаются ее бедра вверх и вниз, я с уверенностью могу сказать, как сильно ей это нравится Мне тоже все это нравится. То, как дико ее волосы разбросаны по покрывалу, как ее ногти впиваются в мою плоть и, больше всего то, как она стонет, и как, буквально, мурлычет вокруг моего члена, пока усердно отсасывает мне.
Я тоже стону.
В этом-то и проблема. Я могу кончить буквально через минуту, если позволю ей продолжить в том же духе. Но я не могу. Я не так эгоистичен. Мне нравятся ее оргазмы больше, чем мои собственные. Даже, когда новая порция удовольствия проходит сквозь мое тело, я нахожу в себе силу воли вытащить свой член из ее рта – а это сложнейшая задача, между прочим.
Ее глаза полны изумления, когда она смотрит на меня снизу вверх.
– Оседлай меня, Развратная Принцесса, – говорю я ей, когда опускаюсь на кровать, хватаю презерватив и раскатываю его по члену за считанные секунды. Я приподнимаю Харпер вверх, а затем усаживаю на член спиной к себе в позу наездницы.
Мы стонем в унисон, когда я полностью вхожу в нее. Я обнимаю Харпер и сжимаю руками ее груди, когда она, прыгая вверх вниз, быстро набирает скорость, и ее спина прижимается к моей груди.
– Ты уже близко, не так ли? – шепчу я ей в ухо.
Она кивает и стонет.
– Поиграй со своей киской, – наставляю ее я. – Прикоснись к своему клитору, пока трахаешь меня.
Правой рукой она скользит между своих ног, и потирает это сладкое местечко, пока скачет на мне.
– В мечтах я так много раз испытывала с тобой оргазм, Ник.
Эти слова заставляют меня парить. Похоть растет во мне, превращаясь во что-то более мощное и сильное. Что-то, что было рождено ночными фантазиями и месяцами тоски.
– Я тоже, Принцесса. Я думаю о тебе постоянно. В своих фантазиях я трахал тебя так много раз.
– Тебе это нравилось так же сильно? – спрашивает Харпер, ее дыхание прерывистое из-за того, что пальцами она скользит по клитору, пока членом я толкаюсь внутрь и наружу ее тугой, влажной плоти.
– Нет, – мычу я, пока ее великолепная спина скользит по моей груди. – Ничто не сравнится с реальностью, с тобой, потому что она и есть все мои фантазии только лучше, намного лучше.
– С тобой так хорошо, – говорит она с придыханием. Харпер вздрагивает, ее дыхание замедляется, и следующие слова выходят из нее сексуальным шепотом. – Я собираюсь кончить на тебе, Ник.
– Сделай это, Принцесса. Кончи на мне, – рычу я, потому что ей нравятся разговоры, Харпер любит предупреждать о своих оргазмах, и она любит говорить мне о том, когда она кончит, и я наслаждаюсь каждым пошлым, сладким, греховным словом, что слетает с ее губ.
Она крутит бедрами, трет сильнее свой клитор и быстрее скачет на мне, а затем кричит.
– О боже, о боже, о боже.
Ее крики и дрожь что-то переключают во мне, и я следую за ней к собственному сладкому освобождению. Тело содрогается, когда оргазм обрушивается на меня, атакуя удовольствием. Я стону ей в шею.
– Ты меня убиваешь, Харпер, – хрипло говорю я ей на ухо. – С тобой я кончаю так сильно. Ты знала об этом?
Харпер вздыхает, и это сексуальное мурлыкание дает мне понять, насколько сильно ей нравится слышать эти слова.
– Мне нравится, как ты кончаешь, – говорит она, затаив дыхание. – Мне нравится слышать твои стоны. Мне нравится, как ты сжимаешь меня крепче, и как учащается твое дыхание.
Это такой интимный момент – открыться кому-то, отпустить контроль. И, да, дарить оргазмы – мое самое любимое занятие, но чертовски здорово то, что моего оргазма она желает так же сильно. Может быть, поэтому мне так хорошо с ней. Потому что я чувствую больше. Больше энергии. Больше уязвимости. Будто она меня знает.
– Вот, что ты со мной делаешь, – говорю я, прижимаясь губами к ее щеке. – С тобой я схожу с ума.
Она откидывает голову, положив ее мне на плечо, заводит руки назад и обнимает мою голову.
Когда пальцами она начинает играть с моими волосами, я вздрагиваю.
– Это мне тоже нравится. То, что ты делаешь, – шепчу я.
– Я знаю, – говорит Харпер, и ее голос так мягок. – Тебе всегда нравилось, когда я трогала твои волосы.
Я чувствую, словно электричество искрится в моем теле, и я не уверен, это реакция на ее слова или что-то иное, что-то новое. Потому что дело не только в том, что она знает меня. А в том, что она разгадала меня. Харпер узнала все мои симпатии (многочисленные), и антипатии (коих не так много), и все мое самое любимое, и, кажется, пытается подарить мне как можно больше из этого списка. Она привела этот проект в действие, чтобы узнать, что ей нравится, но еще раньше она выяснила все обо мне. И, черт возьми, я не капризничаю, но и у меня есть то, что меня заводит. Нижнее белье, которое она носит, слова, которые она говорит, и пошлые фразочки, которые говорю ей я.
– Выглядит так, будто ты меня изучаешь, – говорю я с ноткой удивления в голосе.
– Может, так и есть. Это тебя беспокоит?
Я смеюсь.
– Боже, нет.
Спиной она прижимается ближе ко мне.
– Мне нравится дарить тебе то, что ты хочешь.
Я плотно сжимаю губы вместе, сдерживая вырывающиеся слова.
Я хочу тебя. Всю тебя.
***
Чуть позже, после того, как мы прибираемся, она берет меня за руку и тащит на кухню.
– Я принесла тебе подарок, – ее глаза сверкают.
– Еще один подарок? – спрашиваю я, ухмыляясь. Мне нравятся ее подарки.
Она кивает.
– Я засунула его в морозильник, когда приехала.
– Как ты это сделала, что я не заметил?
Харпер закатывает глаза и разводит руками.
– Ник, я этим зарабатываю. Ловкость рук. Иллюзии.
Она открывает морозильник и достает оттуда пинту мятного мороженого с шоколадной крошкой.
– Твое любимое, – говорит она, улыбаясь.
И я не могу не улыбнуться в ответ. Из-за… этой девушки.
Я просто хотел вытравить ее из своего организма. Мне отчаянно нужно сосредоточиться только на сексе. Но каждый поступок, который она делает – волшебство для меня – нижнее белье, мороженое, душевые кабины. И как она разговаривает со мной в порыве страсти, открываясь, делясь со мной, становясь для меня такой уязвимой, что я почти позволяю себе поверить, что это может продолжаться, и что мы можем есть вместе мороженое каждую ночь.
Ладно, может, не каждую ночь, ведь я должен оставаться в форме. Но достаточное количество ночей. Только она не этого хочет. Прямо сейчас мне должно этого хватить, поэтому я собираюсь наслаждаться каждой секундой, проведенной с ней до тех пор, пока это не закончится.
С лукавой ухмылкой я прислоняю ее к холодильнику, быстро целую, а затем краду у нее мороженое.
– Нечестно, – говорит Харпер, пытаясь выхватить у меня его.
– Если будешь хорошо себя вести, то я с тобой поделюсь, – поддразниваю я, держа мороженое высоко над головой, затем открываю ящик для столовых приборов и достаю две ложки.
– Тебе лучше поделиться, – говорит Харпер, а затем голая ест мятное мороженое с шоколадной крошкой, сидя вместе со мной на диване. Я целую ее, и, да, вкус мороженого на ее языке так же хорош, как я себе и представлял.
Подождите. Я ошибся. Он лучше. С ней все намного лучше.
Вот почему я тоже дарю ей подарок. Это мелочь, но она говорила, что хочет этого. Я хватаю воскресный кроссворд с кофейного столика и держу его прямо напротив груди так будто это грамота, которую я получил за свои достижения.
– Вуаля. Закончил его сегодня.
– Это для меня?
Я с гордостью киваю.
– Да.
– О-о-о. Ты будто котенок, принесший мне мертвую мышку, которую сам убил.
Я смеюсь над этой аналогией.
– Хочешь погладить меня в знак поощрения?
– Хочу, – говорит она, пробегая рукой по моим волосам и разговаривая со мной так, будто говорит с Фидо. – Снял слова с языка. Я так горжусь тобой, – а затем другой рукой она переворачивает газету. – Что это?
Когда вижу серый контур, я напрягаюсь на мгновение. Что я нарисовал на другой стороне кроссворда? Харпер поворачивает страницу ко мне, и я вижу там рисунок девушки, одетой в обтягивающую маечку, с вываливающейся наружу грудью. В пузыре рядом с ее ртом написано: «Как писать неприличные смс: пошлый учебник».
– Ник, – уголок ее губ приподнимается. – Я понятия не имела, что ты приобрел все свои навыки из комиксов.
Я смеюсь, чувствуя облегчение, потому что Харпер не поняла, что это она нарисована, ведь это она вдохновила меня на этот рисунок. Я театрально шевелю пальцами.
– Не стоит недооценивать пошлого мультипликатора, особенно если он знает, как использовать свои пальцы по назначению.
Она смеется.
– Ты такой плохой. Расскажи мне больше о своих развратных комиксах, мистер Пошлый Мультипликатор.
– Я мог бы, мисс Шаловливая Волшебница, но мне, возможно, будет трудно говорить, ведь мой язык будет исследовать все твое тело, – говорю я, а затем ложкой капаю мороженое на ее сосок и слизываю. Затем на живот, и пробегаю языком по холодному десерту на ее коже. Она практически мурлычет.
Вскоре мороженое, оставшееся в пинте, тает, и Харпер тоже, когда языком я путешествую по ее телу.
Если я не займу чем-нибудь свой рот, то расскажу ей обо всех тех случаях, когда я рисовал ее, и тогда она узнает, как мне будет тяжело ее отпустить.
Хотя, в этом не должно быть ничего сложного. Эта маленькая интрижка должна быть самой легкой в мире.
Только это не так.
Глава 28
Я обыгрываю Харпер, и от этого она сходит с ума.
– Я могу вырваться вперед. Я знаю, что могу, – говорит она, присоединяясь ко мне на скамейке для игроков после того, как сбивает пять кегель на своей дорожке.
Мы в боулинг-центре, чуть выше 101-ой улицы, недалеко от ее дома. Это наш матч-реванш, и мы решили, что лучше не ходить в «Неоновые Дорожки» и не рисковать наткнуться там на Джейсона.
Я дую на свои пальцы.
– Я сегодня в ударе, Принцесса. Победить меня будет очень сложно, – но прежде, чем я могу встать и подойти к своей дорожке, Харпер плюхается своей очаровательной задницей ко мне на колени.
Она обнимает меня за шею, и я качаю головой.
– Не думай, что сможешь сбить меня с настроя на игру, будучи такой чертовски милой.
– Милой? Я милая?
– Сексуальная, – шепчу я ей на ушко. – Горячая, сексуальная, великолепная, достаточно хороша для того, чтобы тебя съесть. Подумай об этом, я, вроде как, хочу тебя сейчас съесть.
Харпер смеется, и хлопает меня по плечу.
– Ты очень часто хочешь это сделать, Ник, – говорит она.
– Я знаю. Так и есть. Я так же знаю, что ты пытаешься заставить меня проиграть. Дай мне сыграть, женщина.
Она опускается на зеленое сидение рядом со мной, и я возвращаюсь к игре, выбивая девять очков, тем самым увеличивая разрыв между мной и Харпер в турнирной таблице.
Когда я возвращаюсь к ней, Харпер бросает в меня серьезный взгляд. Как только она встает, я хватаю ее за руку и притягиваю обратно к себе.
– Ты пыталась отвлечь меня. Моя очередь тебя отвлекать.
– Ха. Просто подожди начала сезона софтбола. Вот когда я действительно тебя отвлеку.
Я усмехаюсь.
– Жаль, что мы в одной команде.
Она злится на меня и щелкает пальцами.
– Черт возьми, – а затем начинает улыбаться. – Все в порядке. Мне, вроде как, нравится смотреть, как ты выбиваешь хоум-раны, – я расправляю плечи, потому что я хорош в этом. Затем реальность обрушивается на меня. Я буду играть с ней в одной команде следующим летом, когда эти уроки закончатся, и она двинется дальше. Может быть, какой-нибудь другой парень будет следить за ее игрой, встретит после игры и увезет ее.
Волна бешеной ревности проходит сквозь меня. Я пытаюсь это проглотить, но прекрасно понимаю, что, даже если мы не установили официальную дату истечения нашего договора, она все-таки есть. Конечно, мы можем нравиться друг другу достаточно для того, чтобы играть вместе в боулинг, ужинать, есть одно мороженое на двоих, но мы не ожидаем, что один из нас будет подбадривать другого, играя в софтбол следующим летом, как секретные любовники.
Сейчас мы ими и являемся.
Но когда это закончится, мы вернемся к прежним нам: лучшему другу Спенсера и его сестренке.
Провожу рукой по своим волосам, и что-то вроде вины и страха зарождается во мне. Спенсер в своем свадебном путешествии, а я трахаю его сестру за его спиной.
Я пытаюсь представить его реакцию, которая была бы, если бы он вошел сейчас в эту дверь и увидел эту сцену, как мы обжимаемся в боулинг-центре. У него были бы все основания, чтобы разозлиться. Я не честен с ним, а ведь этот парень – мой лучший друг еще со средней школы. Я помог ему разобраться в планах по созданию приложения, которое принесло ему миллионы, я был с ним в день открытия «Лаки Спот» и я стоял рядом с ним, когда он обещал любить Шарлотту до конца своей жизни.
Что, если он узнает об этом свидании и разозлится так сильно, что я потеряю лучшего друга?
Я изо всех сил пытаюсь вытолкать этот образ из своих мыслей.
Но, подождите.
Что, если этого не случится?
Впервые я позволяю этой сцене проиграться с новым началом, когда я что-то ему говорю. Что, если я скажу ему, что мне нравится его сестра? Что, если она узнает, что все эти безумные чувства во мне реальны? Взбесится ли он, если узнает, что я забочусь о ней? Или нет?
Но, черт возьми, я забегаю вперед.
Харпер не заинтересована в продолжении наших отношений после следующих нескольких ночей. Моя грудь сжимается, когда часики в моей голове начинают тикать. Сегодня четверг, и у нас осталось всего несколько ночей.
Лучше все-таки наслаждаться оставшимся временем. Нет необходимости зацикливаться на «что, если».
Харпер проводит пальцем по моему виску.
– Как хорошо ты видишь без очков? – спрашивает она, склонив голову набок.
Я смеюсь над ее невесть откуда взявшимся вопросом.
– Без них я нормально вижу, но с ними мир лучше.
– Ты когда-нибудь хотел попробовать контактные линзы? – она осторожно касается оправы. В ней нет ничего особенного – обычная черная оправа.
– Я пробовал их. Мне не нравится надевать что-то на глаза.
– А как насчет лазерной коррекции зрения?
Я качаю головой.
– Я люблю свои глаза. Что, если именно я попаду в тот один процент, на ком это не сработает, и я останусь без зрения вообще?
– Это вряд ли случится.
– «Вряд ли» не значит невозможно.
– Точно.
– Тебе не нравятся мои очки? – спрашиваю я с любопытством, когда женщина на соседней дорожке выбивает страйк.
Глаза Харпер округляются.
– Я люблю их. Я думаю, что они настолько горячи, что просто плавят трусики.
Я стону от простого упоминания о ее трусиках.
– Они плавят их на тебе?
Харпер понижает голос.
– Ты же знаешь ответ на этот вопрос – да.
– Хороший ответ, – говорю я, а затем подношу палец к уголку ее глаза. – Как насчет тебя? В книжном магазине у тебя были очки в сумочке, но я никогда не видел, чтобы ты носила их раньше. Это были бутафорские очки?
Она качает головой, когда неподалеку машина начинает поднимать упавшие кегли.
– Они настоящие. Но я все время ношу контактные линзы. Без линз у меня ужасное зрение, поэтому я ношу с собой очки на всякий случай, вдруг они мне понадобятся. Но у меня есть еще и поддельная пара очков, которую я собираюсь использовать в своем новом фокусе.
Я наклоняю голову набок, мне любопытно, какой фокус она готовит.
– Что это за фокус?
Харпер наклоняется ближе и тихо говорит мне на ухо:
– Тот, где я – сексуальная библиотекарша.
И вдруг, я больше не заинтересован в том, чтобы заканчивать эту игру.
***
Харпер пытается поставить книгу на полку в своей крошечной студии. Ее рыжие волосы скручены в хвост, она протягивает руку, стоя на цыпочках на каблуках, и сдвигает книгу в сторону.
Мельком я вижу край ее чулок. Они белые, а еще на ней надета облегающая белая блузка на пуговицах и черная юбка-карандаш.
– О, Боже, я не могу достать до самой высокой полки, – говорит она.
– Нужна помощь? – предлагаю я.
Она оборачивается, бросает на меня взгляд из-под очков, и уголок ее губ приподнимается в улыбке.
– Да, пожалуйста. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы подали мне вон ту книгу, – говорит она, указывая на кофейный столик. Она наклоняется, представляя мне самый великолепный вид на впадинку груди, которую я когда-либо видел в своей жизни. Ее блузка застегнута только наполовину, поэтому мне открывается прекрасный вид на ее бюстгальтер цвета фуксии, который обнимает этих красавиц.
Я хватаю книгу, не отрывая взгляда от сливочной плоти и выпуклости груди Харпер.
– Теперь, – говорит она, указывая на самую высокую полку. – Мне нужно что-нибудь, на что можно встать.
Я хватаю деревянный стул, стоящий возле стола для завтрака, пододвигаю его ближе к ней и поглаживаю его.
– Такой заботливый клиент библиотеки. Такие заботливые клиенты – мои самые любимые.
Я перевожу взгляд на ее задницу.
– Я думаю, вам будет легче, если вы приподнимите юбку.
– Не могли бы вы быть так любезны и сделать это за меня? – спрашивает она, хлопая ресницами. Так развратно. Так игриво. Так чертовски сексуально.
Я поднимаю ее юбку до бедер, затем протягиваю руку и наблюдаю, как она встает на стул, за ее ногами, за попкой. На ней, блядь, стринги.
– Боже правый, – бормочу я, не в силах устоять. Мое лицо находится почти на одном уровне с этой восхитительной задницей, поэтому, когда она ставит книгу на полку, я наклоняюсь и кусаю Харпер за ягодицу. Со стоном сжимаю ее плоть и говорю низким, похотливым голосом. – Есть кое-что, что я хочу сделать с твоей задницей. Кое-что, что хочу сделать со всем твоим гребаным телом.
От моего прикосновения Харпер дрожит и задыхается, выходя из роли, но, черт возьми, я уже разрушил всю нашу игру. Моргая, она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу жажду.
Затем она возвращается к роли, оборачивается и отчитывает меня.
– Никаких прикосновений у полок, открытых для всеобщего обозрения. Они разрешены только в тихих уголках библиотеки, и только, если вы покажите библиотекарю, – она замолкает, а затем наклоняется, прикладывает руку к моему уху и шепчет, – свой большой, толстый член.
Вот это женщина.
Огонь струится по венам, сжигая меня. Я в огне, твердый, как сталь, жаждущий поиметь ее. В считанные секунды я снимаю с себя все, и мне нравится, как ее взгляд скользит по моему обнаженному телу, груди, рукам, прессу, члену. Я обхватываю член рукой и вожу кулаком по всей его длине, большим пальцем провожу по головке, собирая капли своего возбуждения, а затем проталкиваю его меж ее красных губ. Она сосет его, пробуя меня, а затем облизывает весь мой палец.
Я хватаю ее за бедра, поднимаю со стула и ставлю на пол. Затем усаживаюсь на стул и кивком указываю на презерватив, лежащий на кофейном столике.
– Это тихий уголок библиотеки, по крайней мере, до тех пор, пока ты не начнешь издавать эти дикие, сексуальные звуки.
Она хватает пакетик и возвращается ко мне, открывая его. Когда она вынимает презерватив, я дергаю вниз ее трусики, и похоть накрывает меня, когда я бросаю первый на сегодня взгляд на ее киску. Такая гладкая, шелковистая и блестящая, и это говорит мне, насколько сильно она меня хочет. Она проводит рукой по моему члену, и мурлыкающий звук одобрения срывается с ее губ, поскольку она чувствует, как я тверд для нее.
– Ник, ты должен показать мне, как надеть это на тебя, – говорит она тихим, но полным тепла голосом.
Не буду врать. Мне нравится, что она неопытна в таких вещах. Я забираю у нее презерватив, а затем возвращаю, убеждаясь в том, что она держит его правильно.
– Зажми кончик, – говорю я ей, она кивает и делает, как я сказал.
– А теперь раскатай его вниз по моему члену, – говорю я с усмешкой, и она выполняет это.
Я указываю на свой стояк и отдаю ей приказ.
– А теперь, оседлай мой член.
Харпер дрожит, но садится на меня и плавно опускается.
– Боже, Харпер, – дрожь проходит по моему телу, когда она поднимается вверх, а затем опускается обратно. – Ты так сильно меня заводишь, – бормочу я, и это преуменьшение века.
– Точно так же, как и ты меня, – говорит она со стоном, объезжая мой ствол, руками крепко сжимая мои плечи. Она полностью одета, за исключением трусиков, а я совершенно голый, и мне нравится этот обмен энергией.
– Чертовски горяча. Моя сексуальная библиотекарша чертовски горяча, – говорю я.
– Почему ты об этом фантазируешь?
Мои мысли путаются. Я не могу ответить ей какой-нибудь умной фразой. Но мне и не нужно, ведь ответ очень прост.
– Не знаю. Мне просто нравится.
Я опускаю руки на ее голую задницу, сжимаю ее, тем самым вытягивая из нее череду быстрых вздохов.
– Почему тебе нравится, когда я трогаю твою задницу?
– Не знаю, – отрывисто отвечает она. – Мне просто нравится.
Вот так. Просто так. Просто нравится. Это мы. Мы возбуждены, все просто.
Я поднимаю руку и прижимаю ладонь к ее щеке.
– Распусти волосы для меня.
Харпер поднимает руку и освобождает свои рыжие локоны. Они опускаются на ее спину в легком беспорядке, и я запускаю в них пальцы, а другой рукой сжимаю ее бедро, пока она двигается на мне. Когда я чувствую, что ее оргазм приближается, я сильнее ее сжимаю, направляя вверх-вниз, контролируя ее движения, наблюдая, как на ее лице отражается восхитительное удовольствие.
Ее спина выгибается, грудью она прижимается ко мне, а затем кричит, и дикий, неистовый, долгий стон, который продолжается вечность, вырывается из нее. Схватив ее за волосы и наматывая их на кулак, я трахаю ее во время оргазма, вбиваясь в нее до тех пор, пока мое тело не начинает дрожать, когда я тоже кончаю.
Харпер обнимает меня, целует мое лицо, сжимает меня, и я не хочу, чтобы это прекращалось, не хочу, чтобы это заканчивалось. Я хочу, чтобы Харпер хотела меня так же дико и сумасшедшее, так, будто она не может мной насытиться. Потому что, черт возьми, для меня все именно так.
Все именно так.
