Текст книги "Дуновение холода"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Едва я коснулась лица человека древним металлом, как кольцо ожило. На миг я подумала, что оно сообщает о плодовитости доктора Санга, как это было с мужчинами-сидхе, но кольцо хотело от доктора совсем не того.

Я увидела, что он любит. Он любил свою работу, ему до самозабвения нравилось быть врачом. А еще я увидела женщину, хрупкую и нежную, с черными волосами до плеч – они блестели под солнцем, лившимся из широких окон, выходивших на улицу. Вокруг все было в цветах: наверное, она работала в цветочном магазине. Она улыбнулась покупателю, но разговор слышен не был – как будто звуки были не важны. Лицо у нее просветлело, как небо после дождя, когда сквозь тучи пробьется солнце, – это она подняла голову и увидела, как в дверь входит доктор Санг. Кольцо знало, что эта женщина его любит. Я увидела два соседних дворика в Лос-Анджелесе. Снова увидела их обоих, только много моложе. Они вместе выросли, они даже бегали друг к другу на свидания в старших классах, но он любил медицину больше всякой женщины.

– Она вас любит, – сказала я.

– Как… Как вы это делаете? – сдавленным голосом спросил он.

– Вы тоже видели? – тихо спросила я.

– Да, – прошептал он.

– Разве вы не хотите иметь семью, детей?

Я снова ее увидела, в том же магазинчике. Обеими руками держа чашку чая, она смотрела в окно на гуляющих туристов. Возле нее парили два туманных силуэта – мальчик и девочка.

– Что это? – спросил он, задыхаясь от чувств, как от боли.

– Дети, которые у вас родятся.

– Точно? – прошептал он,

– О да. Но они появятся на свет, только если вы ее любите.

– Я не могу…

Призрачный мальчик повернулся и как будто посмотрел прямо на нас. Даже мне стало не по себе, а доктор задрожал.

– Прекратите. Прекратите!

Я отвела руку от его щеки, но он так и держал меня за руку.

– Отпустите меня, – сказала я.

Он посмотрел на свою руку, словно забыл, что меня держит. Разжал пальцы. Глядел он почти испуганно. Взгляд его упал на кровать Дойла у меня за спиной.

– Прочь от него! – крикнул он.

– Доктор Санг, это чудо! – сказала женщина-врач. – Он снова видит этим глазом.

Санг присоединился к группе докторов и медсестер, суетившихся у кровати Дойла. Он посветил в открывшийся глаз стража и помотал головой.

– Невозможно!

– Теперь вы позволите мне совершить невозможное для Аблойка? – с легкой улыбкой спросила Хафвин.

Я думала, он станет возражать, но он только кивнул. Хафвин подошла ко второй кровати, а я сделала то, что мне хотелось сделать с той самой секунды, как я сюда вошла. Япогладила Дойла по волосам. Он посмотрел на меня. Лицо еще покрывали волдыри ожогов, но смотревший на меня черный глаз был цел. Дойл улыбнулся – пока уголки губ не поднялись до ожогов, потом он перестал улыбаться. Не поморщился, не вздрогнул – просто перестал улыбаться. Он Мрак. Мрак не дрожит.

У меня щипало в глазах, а горло так сжалось, что я вздохнуть не могла. Я силилась не заплакать, потому что не знала, что сделаю, если сорвусь.

Он накрыл ладонью мою руку на поручне кровати. Одно прикосновение – и я не сдержала слез.

Доктор Санг снова оказался рядом.

– То, что я видел – просто фокус. Вы меня отвлекали, чтобы ваша знахарка успела им заняться.

Мне удалось сказать сквозь слезы:

– Не было никаких фокусов. Это настоящее ясновидение. Она вас любит. У вас родится двое детей, сначала мальчик, потом девочка. Она в своем цветочном магазине. Если позвоните сейчас, она еще чай не допьет.

Он посмотрел на меня так, словно я что-то жуткое сказала.

– Не может человек быть и хорошим врачом, и хорошим мужем.

– Вам решать. Но ей жаль будет вас потерять.

– Как она может меня потерять, если у нас ничего не было?

Сестрички вокруг навострили уши. Одна Богиня знает, что за слухи теперь пойдут по больнице.

– Я не видела в ее сердце никого другого. Если вы не стамете ее мужем, скорее всего им не станет никто.

– Ей надо выйти замуж. Она будет счастлива!

– Она думает, что счастлива будет только с вами.

– Она ошибается, – сказал он, но так, словно самого себя пытался убедить.

– Может быть, а может, ошибаетесь вы.

Он покачал головой, на глазах собираясь заново – как натягивают повыше уютное одеяло. Он восстанавливал свою ипостась врача.

– Я поручу медсестре заново наложить повязки. Ваша целительница может так же лечить людей?

– К сожалению, на сидхе наша магия всегда действует лучше, – ответила я.

– Так не всегда было, – сказал Рис. – Но в последние несколько тысяч лет – да.

Доктор Санг снова покачал головой.

– Я бы хотел больше узнать о механизме такого исцеления.

– Хафвин будет рада попытаться объяснить, но в другое время.

– Понимаю. Вы хотите забрать ваших людей домой.

– Да.

Слезы перестали литься под вопросами доктора. И я поняла, что не только он заставляет себя быть собой. Где-нибудь в тишине, потом, я могу и сломаться, но не на виду у всех. Того гляди, здешний медперсонал еще воспользуется возможностью продать мою истерику в газеты. Вот чего бы не хотелось.

Доктор Санг пошел к двери, словно не мог уже нас видеть. Но на пороге задержался на секунду:

– Это точно был не фокус и не иллюзия?

– Клянусь, мы оба видели истинный образ будущего.

– И мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день?

Я помотала головой.

Я не сказку вам рассказываю. У вас будут дети, и она вас любит. Еще я думаю, что и вы бы ее любили, если бы самому себе разрешили любить – но от вас любовь потребует работы над собой. Любить – значит в чем-то утратить контроль над собой и над своей жизнью, а вам терять контроль не нравится. Никому не нравится, – добавила я.

Я улыбнулась, доктору, а Дойл сжал мне руку, и я ему ответила тем же.

– Есть люди, которым необходимо постоянно влюбляться – как пьянице необходимо вино. Им нравится накал новых чувств, а когда первый порыв любви и страсти уходит, они переключаются на следующего человека и думают, что та, прежняя любовь, была ненастоящая. В ней – и возможно в вас – я чувствую долгую любовь, любовь на годы. Любовь, которая знает, что первая обостренная чувственность – это не любовь. Это только верхушка айсберга.

– Знаете присказку насчет айсбергов, принцесса?

– Какую?

– При встрече с айсбергом проверь, не называется ли твой корабль «Титаником».

Кто-то из медсестер засмеялся, но я промолчала. Он переводил все в шутку, потому что был напуган до глубины души. Почему-то он себя убедил, что не может любить и медицину, и женщину. Что не может воздать должное сразу двум. Может, он и не мог, но…

Ко мне – к нам – подошел Рис, легонько обнял меня за плечи.

– Малодушный не завоюет прекрасную деву.

– А если он не хочет ее завоевывать? – спросил доктор Санг.

– Тогда он не малодушный, а дурак, – сказал Рис, смягчая резкость улыбкой.

Мужчины долгие несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Наверное, что-то они так друг другу сказали или что– то поняли, потому что доктор Санг кивнул, как будто в ответ на сказанное. Рис ничего не говорил, я точно знаю, но у мужчин иногда совместное молчание говорит громче слов. Один из мужских секретов – это особое молчание. Женщинам его никак не понять, а мужчинам не объяснить.

Доктор Санг пошел к двери. До их с Рисом загадочного молчаливого диалога я бы отвела равные шансы на то, позвонит доктор своей цветочнице или нет. Но слова Риса – и не только слова – бросили камень на весы. Теперь я гадала только, позвонит он ей или явится без звонка.

Рис обнял меня и поцеловал в лоб. Я подняла к нему лицо. Он улыбался как обычно, чуть поддразнивая, но в единственном синем глазу выражение было совсем не обычным. Я припомнила миг, когда кольцо королевы впервые ожило у меня на пальце. Я увидела тогда призрачного младенца перед одной из стражниц Кела, а все мужчины в коридоре, где мы стояли, смотрели на нее так, словно в мире не было никого прекрасней. Все, кроме четверых: Дойла, Холода, Мистраля и Риса. Даже Гален смотрел на нее. Мне сказали потом, что только истинная любовь к кому-то другому освобождает от очарования кольца. С помощью кольца я нашла того из стражей, кто должен был стать отцом обещанного ребенка, и помогла паре соединиться. Все получилось. Месячные у нее прекратились и тесты были положительные. Первое зачатие у Неблагих сидхе с момента моего рождения.

Дойла я по-настоящему люблю и только чуть меньше люблю Холода. Мне вообразить страшно, что я расстанусь с кем-то из них. Мистраль был моим консортом в миг, когда ожило кольцо, так что на него магия кольца не действовала – он сам помогал ее творить. Но Рис должен был смотретьна ту сидхе. А он смотрел только на меня, а значит, он меня любит – и знает, что я его не люблю.

Народу волшебной страны ревность и чувство собственничества несвойственны, но истинная любовь, оставаясь безответной, заставляет страдать, и лекарства от этой боли нет.

Я подняла лицо навстречу его поцелую. Улыбка пропана окончательно, лицо Риса стало таким же серьезным, как единственный глаз. Он поцеловал меня, и я ответила на поцелуй. расслабилась и прильнула к Рису, я хотела, чтобы он понял, как он мне дорог. Понял, что он для меня не пустое место, что я его хочу. Даже сквозь одежду я чувствовала, как реагирует его тело.

Он отстранился первым, дыша с некоторым трудом

– Давай отвезем домой наших раненых, и закончим уже там, – сказал он с улыбкой.

Я кивнула – а как тут еще ответишь? Что сказать мужчине, когда знаешь, что разбиваешь ему сердце? Можно пообещать, что больше не будешь его огорчать, но я-то знала, что не пообещаю – не могу я перестать любить Холода и Дойла.

Холода я тоже мучила, ведь он знал, что Дойл занимает в моем сердце больше места. Если бы мы не были все так близки, я бы, может, скрыла что-то от Холода, но он теперь каждый раз делил со мной и с Дойлом моменты близости. Слишком много стало мужчин, чтобы оставаться с кем-то наедине. Но не только эта причина была важна. Холод как будто боялся, что если он оставит нас с Дойлом наедине хотя бы на одну ночь, случится что-то непоправимое.

Что делать, если разбиваешь кому-то сердце, а изменить ничего не можешь, потому что иначе разобьешь сердце себе?

Я пообещала Рису секс – объятием и поцелуем, и выполню обещание, но дала я его не из похоти. Наверное, в каком-то смысле меня вела любовь – но не та любовь, которой мужчина добивается от женщины.

Глава девятая

У выхода из больницы репортеры стояли стеной – кто-то им сказал. На шквал вопросов мы ответили молчанием, зато Дойла в инвалидном кресле они отсняли со всех сторон. Что Дойл согласился сесть в это кресло, показывает, насколько серьезны оказались его ранения. Другое дело Эйб: он в кресло уселся скорее из лени и потому, что любил внимание к своей персоне – хотя сидел он все же боком, чтобы не тревожить спину. Хафвин не удалось вылечить его полностью – за пределами наших холмов ее сила куда слабее действует.

Репортеры знали, из какой двери мы выйдем. Кто-то из персонала больницы принесет домой денежку в клювике – то ли нас направили к выходу, где ждали репортеры, то ли им сказали, из какой двери мы выйдем. В общем, кто-то на нас наварил малость.

Вспышки камер слепили глаза. Больничная охрана вызвала полицию заранее, и когда мы вышли, нас встретили еще полицейские вдобавок к тем двоим, что сопровождали нас сюда. После сеанса магии, устроенного мною для доктора, Кент и Брюэр стали меня несколько остерегаться, но обязанности свои выполняли – вышли вперед и помогли своим коллегам оттеснить толпу.

Один раз репортеры нажали и продавили линию полицейских – тогда мои стражи влились в линию и восстановили барьер. Кто-то из стражей брал соседнего копа или охотника за плечо – и человек выпрямлялся, словно прикосновение стража вливало в него храбрость и силу. Не помню, чтобы стражи раньше были на такое способны – а может, это новенькие? Что же такое я привела с собой из волшебной страны в мир людей? Даже я не знала наверняка.

У меня на глазах стражи пробуждали в людях храбрость, как я будила похоть – и мне стало интересно, останется ли с людьми храбрость и удача навсегда, или быстро пройдет, как внушенное мной вожделение? Спрошу потом, без зрителей.

В один лимузин мы теперь не поместились бы, нас ждали два лимузина и два «хаммера» – и лимузины, и джипы один белый, другой черный. Я даже задумалась, у кого это чувство юмора проснулось – или это просто случайность? Я взялась было помогать Дойлу забраться в машину, но Рис меня отодвинул, и Дойла внесли Холод с Галеном. Из-за вспышек я ничего вокруг не видела. Чей-то голос крикнул сквозь общий гам:

– Мрак, почему король Таранис хотел вас убить?

Рука Риса напряглась у меня на плече. Мы думали – я-то точно, – что проговорился кто-то из случайных свидетелей, но по этому вопросу ясно стало, что информатор был неплохо осведомлен. Нападение видели только юристы и охранники – и тем, и другим принято доверять, полагаться на их умение хранить секреты. Кто-то из них предал наше доверие.

Наконец мы забрались в лимузин. Эйб уже лежал на животе на большом диване. Дойл сидел на боковом сиденье, неестественно выпрямившись. Я хотела сесть с ним рядом, но он отправил меня к Эйбу.

– Пусть он положит голову тебе на колени, принцесса.

Я нахмурилась, не понимая, почему он меня отсылает к Эйбу. Наверное, вопрос у меня на лице был написан, потому что Дойл сказал:

– Прошу тебя, принцесса.

Дойлу я верю. Он без причины ничего не делает. Так что я села на край дивана и положила голову Эйба себе на колени. Он улегся щекой на мое бедро, и я погладила тяжелую роскошь его волос. Никогда еще я не видела их заплетенными в косу – похоже на длинную полосатую карамельку с готским таким оттенком, черно-серо-белую. Наверное, медики просто хотели убрать волосы от ран на спине.

Холод сел напротив Дойла. Гален хотел сесть рядом, но Дойл сказал:

– Сядь в джип. А Рис во второй. Там слишком много стражей, которые знают только страну фейри. Будь их глазами и ушами в современном мире, Гален.

Рис хлопнул его по спине:

– Пошли.

Гален огорченно на меня глянул, но подчинился.

Холод сказал:

– А сюда пришлите Айслинга.

– И Усну, – добавил Дойл.

Холод кивнул, соглашаясь. А мне непонятно было, почему именно этих двоих. Но у меня за плечами не было векового опыта боев, шок и растерянность окутали меня будто туманом.

Дверь захлопнулась. До того, как Рис с Галеном пришлют себе замену, оставалась пара минут, и я спросила:

– А почему их?

– Айслинга изгнали из Благого двора, потому что их ситхен, их холм, королем на новой земле выбрал именно его, а не Тараниса, – ответил Дойл. Голос у него казался совсем обычным, никакого намека на испытываемую боль. Только подвешенная на повязке рука и перевязанное лицо выдавали то, что скрывал голос.

– Значит, ему нужно сказать, что Хью пытается отнять его королевство?

– Нет, – возразил Эйб, не поднимая головы с моих копен. – Это уже не его королевство.

– Но ведь ситхен выбрал его правителем?

– Да, – сказал Эйб, – как выбирал когда-то королей Ирландии камень Лиа-Файл. Но ситхен переменчив, а с той поры, как он выбрал Айслинга, прошло больше двух сотен лет. Айслинг теперь не тот, каким он ушел в ссылку – его изменило время. Холм Благих может теперь его не признать.

У Эйба прерывался голос – ему трудно было говорить.

Я погладила его по щеке, и он улыбнулся этой нехитрой ласке.

– Мать Усны по-прежнему в фаворе при Благом дворе, – сказал Холод, – и с сыном она постоянно общается.

– Значит, Усна может знать о заговоре против Тараниса, если такой существует, и о планах Хью, – заключила я.

Холод кивнул. Дойл сказал:

– Да.

Я посмотрела им в лица – одинаково отстраненные и холодные, очень похожие на те, что были у них, когда они только пришли ко мне на службу. Что с ними такое? Я из королевской семьи, я не должна проявлять слабость, но я люблю их обоих, а свидетелей здесь один только Эйб, так что могу себе позволить спросить прямо.

– Почему вы оба так закрылись?

Они переглянулись, и взгляд их мне не понравился – даже при всех бинтах на Дойле. Ничего хорошего он не обещал.

Дуновение холода

– Ты не беременна, Мередит, – тщательно контролируемым голосом сказал Дойл. – А по твоим поступкам становится видно, что ты выбрала нас. Но если ты не носишь ребенка, то мы не можем стать твоими избранниками. Ты должна искать других мужчин, более одаренных судьбой.

– Ты от боли с ума сходишь и несешь чушь, – сказала я

Дойл попытался повернуть ко мне голову, но это было больно, и он повернулся всем телом.

– Не схожу. Совсем напротив, пытаюсь мыслить разумно. Тебе нельзя отдавать сердце тем, кого не выбрало твое тело.

Я покачала головой.

– Не решай за меня, Дойл. Я не ребенок, и я сама выбираю, с кем мне спать.

– Мы боимся, – с грустью сказал Холод, – что твои чувства к нам затруднят близость с тобой для других.

– Я сплю с другими. Притом, что мы вернулись всего несколько недель назад, мне кажется, я уделяю им достаточно внимания.

Холод слабо улыбнулся:

– Не все мужчины жаждут только секса, даже после тысячи лет воздержания.

– Я знаю, – сказала я. – Но сердец на всех у меня не хватит.

– В том-то и беда, – заметил Дойл. – Холод рассказал мне, что было с тобой, когда меня ранили. Нельзя тебе выбирать любимцев, Мередит, рано пока. – По лицу Дойла пробежала тень страдания, но вряд ли физического. – Ты знаешь, что я к тебе чувствую то же самое, но тебе необходимо забеременеть, Мередит. Или ребенок, или не будет ни трона, ни короны.

Эйб положил руку мне на бедро, рядом со своей щекой.

– Хью не ставил для Мерри таких условий. Просто предложил ей править Благим двором.

Я попыталась припомнить точные слова сэра Хью.

– Эйб прав, – сказала я.

– Может быть, для них магия имеет большую ценность, чем дети, – предположил Холод.

– Может быть, – согласился Дойл. – А может, у Хью свои расчеты.

Открылась дверца лимузина, и мы вздрогнули, даже Дойл и Эйб. Эйб застонал, Дойл промолчал, только лицо на миг исказила боль. Когда Усна с Айслингом пробрались в машину, лицо Дойла вернулось к прежнему стоическому выражению.

Двое стражей уселись – Усна рядом с Холодом, Айслинг с Дойлом. Дойл попросил:

– Скажите, что можно ехать.

Холод нажал кнопку интеркома:

– Едем домой, Фред.

Фред возил Мэви Рид добрых тридцать лет. Он поседел и постарел, а она оставалась юна и прекрасна. Фред спросил:

– Поедем колонной, или мне оторваться от репортеров?

Холод посмотрел на Дойла. Дойл посмотрел на меня. У меня опыта в общении с прессой было побольше, чем у любого из них. Я нажала у себя над головой кнопку интеркома, хоть дотянулась с трудом.

– Незачем, Фред. Все равно они нас достанут. Лучше доберемся до дома всей компанией.

– Непременно, принцесса.

– Спасибо, Фред.

За прошедшие десятилетия Фред привык иметь дело с аристократией» Голливуда. Настоящие аристократы его не впечатляли. И вообще, если возишь повсюду золотую богиню Голливуда, много ли значит какая-то принцесса?

Глава десятая

Высокий и мускулистый Усна свободно раскинулся на сидении, словно на автомобильной прогулке. Из-под длинных волос, рыже-бело-черной роскошью рассыпавшихся по плечам, выглядывала рукоять меча. Волосы у него были не полосатые, как у Эйба, а пятнистые. Глаза большие, блестящие и такие чисто серые, как ни у кого из моих стражей. Но смотрели эти сияющие глаза сквозь завесу волос.

На переезд в большой город Усна отреагировал следующим образом: во-первых, оружия стал носить много больше, чем в холмах; во-вторых – начал прятаться за волосами. Он теперь выглядывал из-за волос, как выглядывает из травы кошка, охотясь на беспечную мышь. В-третьих, он составил компанию Рису в тренажерном зале и добавил мускулов стройной фигуре. Сравнение с кошкой приходило на ум потому, что он весь был пятнистый, как кошка-калико, а еще потому, что его мать превратили в кошку, когда его носила. Она забеременела от мужа другой Благой сидхе, и обманутая жена решила, что облик обманщицы должен соответствовать ее натуре.

Усна вырос, отомстил за мать и развеял чары; с тех пор его мать счастливо жила при Благом дворе. А Усну за кое– какие действия, совершенные в ходе мести, отправили в изгнание. Он считал, что дело того стоило.

Любопытство проявил Айслинг:

– Рад ехать рядом с тобой, принцесса, но почему нас перевели в головную машину? Все знают, что мы к числу твоих фаворитов не относимся.

Замечание насчет фаворитов перекликалось с недавними словами Дойла и Холода. Но, черт возьми, разве не положено королевским особам иметь фаворитов?

Я смотрела в лицо Айслингу, но видела только его глаза, потому что он носил что-то вроде вуали, как носят женщины в арабских странах. В глазах у него цвета завивались спиралями – не кольцами, а именно спиралями. Цвет витков менялся, словно его глаза не могли решить, какого они хотят быть цвета. Длинные золотистые волосы Айслинг сплетал в замысловатые косички на затылке, чтобы не мешали привязывать вуаль.

Когда-то от одного взгляда в лицо Айслинга у человека или у сидхе вспыхивало желание, причем все равно, у мужчины или у женщины. Предания уверяли, что вспыхивала любовь, но Айслинг сказал мне правду: вспыхивало желание, а чтобы оно переросло в любовь, он должен был приложить к магии волевой импульс. Когда-то прикосновение Айслинга могло разбить даже истинно любящую пару. Магия его была всесильна – и внутри холмов, и снаружи. Мы убедились, что и сейчас он может заставить без памяти влюбиться в него ненавидящую его женщину, заставить ее выдать все секреты и предать все клятвы – заставить всего одним поцелуем. Вот почему я с Айслингом еще не спала – ни он, ни прочие стражи не были уверены, что мне хватит силы устоять перед его чарами.

Сегодня вуаль на нем была белая, в тон древнего покроя одежде. Мы не успели еще сшить современные костюмы для всех новых стражей, и они носили камзолы, штаны и сапоги, которые превосходно смотрелись бы в Европе века так пятнадцатого, может, чуть позже. В волшебной стране мода менялась неспешно – для всех, кроме королевы Андаис. Королева обожала самых модных современных кутюрье – в том случае, если им нравилось черное.

На Усне были одолженные у кого-то джинсы, футболка и пиджак. Ему самому принадлежали только мягкие сапоги, выглядывавшие из-под штанин. Но котам можно одеваться свободней, чем богам.

– Расскажи им, Мередит, – попросил Дойл с почти неразличимой ноткой страдания в голосе.

Лимузин ехал плавно, но когда у тебя ожоги второй степени, еще недавно бывшие ожогами третьей степени… Вряд ли ход какой угодно машины покажется плавным.

Просьба его больше была похожа на приказ, но страдальческая нотка в голосе заставила меня подчиниться. Нотка – и еще то, что я его люблю. От любви каких только глупостей не творят.

– Вы знаете, кто на нас напал? – спросила я.

– Работу Тараниса я везде узнаю, – сказал Айслинг.

– Рис с Галеном нам сказали, что Таранис спятил и атаковал вас магией, – ответил Усна. Он подтянул колени к груди, обвил их руками и выглядывал теперь из-за волос и джинсовых коленок. Поза как у испуганного ребенка, и мне даже захотелось спросить, не трудно ли ему сидеть посреди обработанного людьми металла. Малые фейри, запертые в железной ловушке, могут и погибнуть – так что тюремное заключение для волшебного народа может стать и смертным приговором. К счастью, из нас немногие нарушают человеческие законы.

– А что стало поводом? – поинтересовался Айслинг.

– Не знаю наверняка, – ответила я. – Он просто взбесился. Я вообще-то даже не знаю толком, что потом было, потому что меня завалили телами.

Я посмотрела на Эйба, лежащего у меня на коленях, на Холода с Дойлом.

– Так что там было?

– Король напал на Дойла, – сообщил Холод.

– Вряд ли тебе кто из них скажет, – вмешался Эйб, – что Дойл сохранил глаза только потому, что догадался вскинуть пистолет к лицу. Чары слегка рассеялись. Таранис мети в лицо, причем хотел убить – ну, или изуродовать. Векими не видел, чтобы старый пердун так хорошо пользовался своей силой.

– А разве ты не старше его? – спросила я, опустив к нему взгляд.

Он улыбнулся:

– Старше, это верно. Только в душе я все равно щенок, а Таранис состарился духом. Мы обычно внешне не старимся как люди, зато внутри точно так же можем постареть. Точно так же растет нежелание меняться с переменой времен.

– И пистолет отвел Таранисову руку силы? – удивился Усна.

– Да, – ответил Дойл и показал здоровой рукой: – Не все, как видишь, но отвел.

– Пистолеты делают как раз из тех материалов, которые ненавистны фейри, – сообразила я.

– Насчет новых пластиковых не так уверен, – сказал Дойл. – Металлические – да, но пластиковых даже малые фейри не боятся, так что вряд ли они отведут чары.

– А почему малые фейри не боятся пластика? – спросил Усна. – Он же тоже человеческими руками сделан.

– Может, дело не в человеческих руках, а в металле, – предположил Холод.

– Пока не убедимся, пусть стражи носят металлические пистолеты, – приказал Дойл. Все кивнули, соглашаясь.

– Когда Дойл упал, – продолжал рассказ Холод, – люди забегали и закричали. Таранис еще раз применил руку силы, по не направленно – он как будто растерялся, не мог выбрать цель.

– А когда он перестал жечь, нам с Галеном велели выводить принцессу, что мы и сделали, – подхватил Эйб. – И тогда Таранис пальнул в меня.

Эйб вздрогнул и чуть сильнее сжал мне ногу. Я наклонилась, поцеловала его в макушку:

– Бедняжка, прости, что тебе досталось.

– Я на службе был.

– Он метил именно в Аблойка? – спросил Айслинг. – Или в принцессу, и промахнулся?

– Холод? – глянул на заместителя Дойл.

– Думаю, он попал, в кого метил, но когда Аблойк упал, Гален подхватил принцессу и ушел так, как мне случалось видеть только однажды – тогда сама принцесса так перемещалась внутри холма, – ответил Холод.

– А, так Гален все-таки не открывал дверь!

– Не открывал, – подтвердил Холод.

– Гален тебя пронес сквозь дверь? – спросил Усна.

– Не знаю. Мы только что были внутри, и вдруг оказались снаружи. Совершенно не помню, что случилось у двери.

– Вы расплылись в туман и исчезли, – сказал Холод. – В первую секунду, Мередит, я даже не понял, это работа Галена или новый трюк Благих, которые все же умудрились тебя выкрасть.

– А потом что было? – продолжила я расспросы.

– На короля бросилась его собственная стража, – сказал Эйб.

– Серьезно? – спросил Айслинг.

Эйб широко улыбнулся.

– О да. Изумительный момент.

– На короля напали самые доверенные из его подданных? – не мог поверить Усна.

Эйб улыбнулся еще шире – даже лицо пошло морщинами:

– Здорово, правда?

– Правда, – согласился Усна.

– И короля с легкостью приструнили? – удивился Айслинг.

– Нет, – сказал Холод, – он еще трижды применил руку силы. В последний раз Хью встал перед ним и защитил остальных собственной грудью.

– Хью Повелитель Огня смог выдержать в упор направленный удар силы Тараниса?

– Да.

– У него обгорела рубашка, но кожа казалась нетронутой, – вспомнила я.

– А как ты его увидела, если Гален тебя унес из-под огня? – спросил Айслинг.

– Она вернулась, – без особого удовольствия сказал Холод.

– Не могла я вас бросить на растерзание Благим.

–  ЯГалену приказал тебя увести, – возразил Холод.

– А я приказала не уводить.

Холод пристально на меня посмотрел, а я в ответ уставилась на него.

– Ты не могла бросить Дойла раненым, а может умирающим, – тихо сказал Усна.

– Может и так, но еще, если я собираюсь когда-нибудь править – по-настоящему править – двором фейри, я должна быть вождем в битвах. Мы не люди, чтобы прятать командиров за спинами солдат. Вожди сидхе идут впереди.

– Ты смертная, Мерри, – напомнил Дойл. – К тебе не все правила применимы.

– Если я слишком уязвима, чтобы править, так тому и быть, но править я должна, Дойл.

– Кстати о правлении, – вклинился Эйб. – Расскажите-ка им, как Хью предложил сделать нашу принцессу королевой Благого двора.

– Ушам не верю, – выдохнул Усна, в остолбенении глядя на меня и Эйба.

– Клянусь, что все правда, – сказал Эйб.

– Хью повредился в рассудке? – спросил Айслинг. – Прошу прощения, принцесса, я не хочу тебя оскорбить, но Благие никогда не пустят на Золотой трон принцессу Неблагих с примесью крови людей и брауни. Если, конечно, за два века моей ссылки двор не изменился до неузнаваемости.

– Что скажешь, Усна? – спросил Дойл. – Ты в таком же недоумении, как Айслинг?

– А что за доводы привел Хью в обоснование такой перемены мыслей?

– Он говорил о лебедях с золотыми ошейниками, о возвращении в Благой двор зеленой собаки… – сказал Холод.

– Мама говорила, что Ку Ши не дала королю избить служанку, – припомнил Усна.

– А ты никому не сказал? – возмутился Эйб.

Усна пожал плечами:

– Показалось не слишком важным.

– Видимо, часть придворных сочла поведение собаки плохой приметой для Тараниса, – сделал вывод Дойл.

– А еще он спятил окончательно, – сказал Эйб. – Сбрендил как мартовский заяц.

– Вот в этом и дело, – заключил Дойл.

Айслинг посмотрел на меня:

– Тебе на самом деле предложили трон Благого двора?

– Хью говорил о голосовании среди придворных – если оно пройдет не в пользу Тараниса, в чем он уверен, он предложит проголосовать за меня как за бесспорную наследницу.

– Что ты ответила? – спросил Айслинг.

– Что мы должны обсудить все с нашей королевой, прежде чем я отвечу на столь щедрое предложение.

– Вот интересно, обрадуется она или взбесится? – заметил Усна.

Вопрос я сочла риторическим, но все же ответила:

– Понятия не имею.

– Не знаю, – сказал Дойл, а Холод добавил:

– Хотел бы я знать.

Того гляди, мы окажемся как меж двух огней между монархом сумасшедшим и монархом попросту жестоким. А я давно уже поняла, что для жертвы при таком раскладе особой разницы нет.