Текст книги "Дуновение холода"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Я владею руками плоти и крови, тетя, это не магия Благих.

– О да, и пророк Кела сказал, что принц погибнет, когда некто от плоти и крови воссядет на престол Неблагих. Кел думал, что подразумевается твоя смертность, но ошибся. – Она посмотрела мне в глаза, и во взгляде у нее была не жестокость, а что-то еще, только непонятно, что. – Кел по ночам кричит твое имя, Мередит.

– Он бы меня убил, если б смог.

Она покачала головой.

– Он себя убедил, что вы зачали бы ребенка, если б он лег с тобой, и тогда он стал бы королем, а ты королевой.

Во рту у меня не могло пересохнуть еще больше, зато сердце забилось чаще.

– Не думаю, что это возможно, тетя Андаис.

– Возможно, невозможно – какого черта, Мередит! Обычный трах. Хватило бы простой механики.

Я снова попыталась объяснить, хотя Дойл с Рисом сжимали мне руки до боли. Даже Эйб прижался к моей спине и зарылся в волосы лицом, пытаясь успокоить.

– Я имела в виду, что из нас с Келом вряд ли получится гармоничная правящая чета.

– Не надо так пугаться, Мередит. Я знаю, что от Кела ты не забеременеешь, но он себя в этом убедил. Так что мне стоило тебя предупредить. Он больше не жаждет твоей смерти, зато убьет любого твоего мужика, если дотянется.

– А он… – Я попыталась подыскать слова. – Он свободен?..

– Он не в тюрьме, но за ним все время следят. Я не хочу, чтобы мои собственные стражи убили моего единственного сына, защищая мою же наследницу. – Она покачала головой. – Иди, ответь царю гоблинов. Я постараюсь узнать, насколько искренним был Хью в своем предложении.

С этими словами она направилась обратно к кровати.

– Но сперва я вымещу свою злость на тебя на твоем Кристалле. И знай, что даже самый мелкий порез я бы лучше на твоей лилейной коже сделала – если б ты не нужна мне была целая и здоровая.

Она забралась на кровать и потянулась к Кристаллу. В руке у нее возник нож – то ли по волшебству, то ли из-под подушки.

Холод успел к зеркалу первым. Он погасил изображение, и мы остались смотреть на самих себя. Глаза у меня были слишком круглые, лицо слишком бледное.

– Твою мать, – сказал Рис.

«Твою тетку» было бы точнее. Но описание ситуации очень верное.

Глава тринадцатая

Зеркало зазвенело, как столкнувшиеся в ударе клинки – резко, со скрежетом. Я вздрогнула.

Рис посмотрел на Дойла, на меня. Дойл сказал:

– Нам с Эйбом лучше уйти. Чем меньше народу в стране фейри будет знать о наших ранах, тем лучше.

Он сжал мне руку на прощание и попытался встать с привычной легкостью, но остановился посреди движения. не то что пошатнулся – просто застыл.

Я подставила ему руку, а Холод подхватил под локоть, и помог скорее он, чем я. Дойл попытался отстранить руку Холода, но пошатнулся; Холод перехватил его прочнее. Дойл практически оперся на руку друга – а значит, ему было очень больно.

– Ты что, отказался в больнице от болеутоляющего? – спросила я.

Зеркало заскрежетало еще пронзительнее – казалось, мечи вот-вот не выдержат, сломаются.

– Гоблины терпением не отличаются, Мередит, – немного искаженным голосом сказал Дойл. – Ответь им.

Он пошел к двери, не протестуя против помощи Холода – ясно было, что ему по-настоящему плохо. Хуже, чем казалось на вид. У меня сердце сжималось при мысли, что мой Мрак так сильно ранен, и не только потому, что я его люблю, а еще потому, что он самый сильный из моих воинов. Пусть Холод не уступает ему в бою, но стратег у нас Дойл. Он мне нужен, нужен во всем.

Наверное, эти мысли отразились у меня на лице, потому что он сказал:

– Я тебя подвел, прости.

– Таранис едва не выжег тебе глаза, – возразил Рис. – Никого ты не подвел.

Воздух опять наполнился злобным скрежетом.

– Идите, – сказал Рис. – Яостанусь с Мерри.

– Ты не любишь гоблинов, – заметил Холод.

Рис пожал плечами.

– Ту, что лишила меня глаза, я прикончил. Месть адекватна. Да и не стану я подводить вас и Мерри, изображая великовозрастную деточку. Иди, пусть Дойл отдохнет и примет что там врачи прописали.

– Я пойду с Дойлом, – предложил Гален.

Мы все повернулись к нему.

– Если Мерри должна обходиться без Дойла, то пусть с ней останется Холод, – объяснил он.

Эйб с кровати спустился самостоятельно.

– Да… Мне-то помочь никто и не подумает.

– Тебе нужна помощь? – спросил Гален, уже протягивая ему руку.

Секунду Эйб смотрел ему в глаза, потом качнул головой, но тут же остановился от боли.

– Нет, малыш, идти я сам смогу. Короля оттащили раньше, чем он успел напрочь сжечь мне спину.

Он пошел к двери не быстро, но вполне твердой походкой.

Гален повел Дойла к двери, прочь от зеркала. Холод вернулся ко мне, Рис потянулся рукой к зеркалу, но остановился на полпути:

– Не хочу я, чтобы ты с этими двумя спала.

– Мы все уже обсудили, Рис. За каждого полукровку– гоблина, который с моей помощью обретет силу сидхе, наш союз с Курагом продлевается на месяц. Без поддержки гоблинов нам не выстоять.

Зеркало опять противно заскрежетало.

– Нетерпеливый народ – гоблины, – отметил Холод.

– Они нам нужны, Рис, – сказала я.

– Знаю. Думать больно, но знаю. – По лицу Риса пробежала тень, слишком быстро, чтобы я догадалась, о чем он подумал. – Хотел бы я, чтобы когда-нибудь ты смогла делать то, что тебе хочется, а не то, что тебя вынуждают делать.

Ответа я не нашла.

Рис прикоснулся к зеркалу. Металлический скрежет поднялся крещендо, мне захотелось зажать уши, но при гоблинах нельзя показывать слабость. В двух верховных дворах страны фейри твоими слабостями воспользуются к своей выгоде, но гоблины слабость попросту считают поводом тебя помучить. В мире гоблинов ты либо хищник, либо добыча, и я очень стараюсь не стать добычей.

Зеркало вдруг открылось окном в тронный зал двора гоблинов. Царя там не было, перед пустым каменным троном стояли Падуб и Ясень. Зеркала касался Ясень – это его магия извлекала из зеркала звуки битвы.

Он моргнул нам в лицо ярко-зелеными глазами. В глазах не было зрачка, только слепая стеклянная зелень, и немного белка вокруг. Светлые волосы острижены коротко, потому что только мужчинам сидхе позволено носить длинные волосы, но кожа у него была золотистая, поцелованная солнцем. Пусть она не сверкала золотыми искрами, как у Айслинга, но немногим была хуже. У обоих близнецов была золотистая кожа Благих сидхе. Лунная белизна, как у меня или Холода, считалась красивой при обоих дворах, но вот такой золотистый цвет, будто цвет легкого загара, встречался исключительно при Благом дворе. А глаза у Ясеня были гоблинские, если не считать цвета.

Падуб шагнул к брату. Он во всем был копией своего близнеца, кроме цвета глаз – алого, как ягоды падуба, в честь которого он назван. Красные глаза без зрачка – отличительная черта не просто гоблинов, а Красных колпаков.

Рис отступил от зеркала и вернулся ко мне – теперь я стояла между ним и Холодом.

– Договор отменяется! – Красивое лицо Падуба исказилось от ярости. Он из двух близнецов первым терял терпение.

– Вот так заставить нас ждать – это выставить на позор перед всем двором, – поддержал его Ясень. Тон у него мало чем отличался от тона брата, что было плохо, ведь именно Ясень у них в паре олицетворял голос разума.

– Нас задержала королева Андаис, – сказал Холод.

Рис только подвинулся ко мне ближе, словно близнецы одной своей яростью могли причинить мне зло.

Они взглянули на него мельком и снова повернулись ко мне.

– Это так, принцесса? – спросил Ясень.

– У королевы было, что нам показать, – сказала я, не убирая из голоса нотку тревоги, которую я испытывала по поводу Кристалла и его участи.

– Она развлекается с сидхе, которые не успели за тобой, – кивнул Ясень.

У Падуба на лице проступило смущение, гнев начал таять – необычная для него реакция.

– Королева с вами говорила? – спросила я.

Они переглянулись, ответил Ясень:

– Наверное, королеве понравилось смотреть, как мы слизывали с тебя ее кровь. Мы не думали, что у кого-то из сидхе, пусть даже Неблагих сидхе, будут такие гоблинские вкусы.

Кровь Андаис залила меня, когда она пыталась меня убить – совсем недавно. Тогда она очень была мной недовольна. Потом недовольство прошло, так что больше она пока попыток меня убить не предпринимала, и счета от адвокатов оплачивала исправно.

– Она предложила вам постель? – спросил Холод.

– Мы не с тобой говорим, Смертельный Холод, – буркнул Падуб.

Я погладила Холода по руке, говоря ему, что все правильно.

– Я должна блюсти гордость всех мужчин, что меня окружают, – сказала я. – Один из них – Холод, а если нынешняя ночь пройдет, как задумано, то и вы ими будете. Я понимаю, что вы чувствуете себя оскорбленными нашим невниманием к вашему звонку, но желания королевы для нас закон, и нам всем порой приходится им подчиняться.

– Нам – нет, – отрезал Падуб.

– Вы ей отказали? – спросила я.

– Мы начали обговаривать, кто что будет делать, – сказал Ясень, – но она не соглашалась на боль. Совсем. Она желает только мучить сама.

– Она так прямо и предложила пытать вас во время секса? – удивилась я.

– Да! – чуть ли не выкрикнул Падуб.

– Она не знает, что для вас это смертельное оскорбление.

– А ты знаешь, – сказал Ясень.

Я кивнула.

– Я не раз бывала в детстве при дворе гоблинов. Мой отец не боялся меня к вам привозить – чего не скажешь о других дворах фейри.

– Он не пускал тебя в холм Благих? – спросил Ясень.

– Не пускал.

– Гоблинов тоже надо бояться! Не меньше чем сидхе! – снова взъярился Падуб.

– Конечно. Но гоблины блюдут честь и не нарушают своих законов, – сказала я.

– А правда, что королева хотела тебя убить, когда ты была ребенком? – спросил Ясень.

– Правда, – опять кивнула я.

– Значит, тебе точно спокойней было с нами, чем с твоими сородичами.

– Да, с гоблинами и со слуа.

Падуб резко, неприятно засмеялся:

– Спокойней с нами и с ужасом всей волшебной страны, чем с прекрасными сидхе! Верится с трудом.

– Слуа, как и гоблины, чтут свои законы. Мой отец знал ваши обычаи и научил меня. Вот потому мы и встретились сегодня.

– Ты торговалась очень продуманно, принцесса, – сказал Ясень безо всякой похоти в голосе, хотя торговались мы из-за условий секса. Но у него в глазах светилось уважение, и я его заслужила.

– Понимаю, почему здесь Холод – он с тобой чуть ли не постоянно, но другую твою руку обычно держит не Рис, – заметил Ясень.

– Где это Мрак? – обошелся без намеков Падуб.

– Он будто твоя тень, принцесса, – поддержал брата Ясень. – А сегодня с тобой только Рис и Холод. И всем известно, что Рис не поклонник гоблинской плоти.

Последнюю реплику Ясень произнес с явным намеком. Рис напрягся, потянулся рукой к моему плечу – но ничем больше своих чувств не проявил.

Непонятно, знают ли гоблины о нападении Тараниса? Если знают, не посчитают ли оскорблением, что мы им не говорим? Гоблины нам союзники, но не друзья.

– Если ты с нами в союзе, – озвучил мою мысль Ясень, – то надо ли хранить от нас тайны?

Знают. Я решилась.

– Неужели слухи так быстро летят по стране фейри?

– Некоторые гоблины смотрят новости людей. Они видели Мрака на инвалидной коляске в дверях больницы. Мы не видели, так что не слишком поверили, но его с тобой нет. Мы с моим братом спрашиваем снова: где твой Мрак?

– Он вскоре будет здоров.

– Значит, он ранен, – заключил Ясень.

Похоже, эти новости не оставили его равнодушным.

Я подавила желание облизать губы или сделать еще какой-нибудь нервный жест.

– Да, ранен, – просто сказала я.

– Должно быть, очень серьезно, раз он тебя покинул.

– Мрак в инвалидной коляске! – поразился Падуб. – Не думал, что увижу такой позор.

– Сидхе не считают позором лечиться, когда ранены, – возразила я.

– Если гоблина так сильно ранят, он сам свою жизнь оборвет, или ему помогут сородичи, – заявил Падуб.

– Тогда я рада, что я не гоблин, – заметила я – Потому что меня ранить труда не составляет.

Я нарочно напомнила о своей уязвимости, надеялась увести разговор с Дойла на секс, предстоявший нам нынешней ночью. Ни Ясень, ни Падуб никогда не спали с людьми, никогда не занимались сексом с партнером, который настолько хрупок, которого можно убить по неосторожности, по-настоящему убить даже без холодного металла. Для них это в новинку. Ясень, конечно, надеялся стать королем. Оба полукровки – и Ясень, и Падуб, – надеялись, что со мной они обретут свойственную сидхе магию, как было с другими. Но не жажда силы наполняла нетерпением взгляд Падуба. Жажда была совсем другого рода.

У Ясеня взгляд оставался задумчивым, возбуждение брата его не захватило. От Падуба можно ждать, что он забудется и покалечит меня по неосторожности, зато Ясень вполне может причинить мне боль нарочно. Он по складу ума был чуточку меньше гоблин и чуточку больше сидхе. Обретя с моей помощью магию сидхе, он может стать по-настоящему опасен. Царю гоблинов Курагу стоило бы за ним приглядеть: у гоблинов трон не наследуется, а завоевывается в драке, и дракой же и удерживается. Старый принцип: король умер, да здравствует король.

– Меня не отвлечь, принцесса, – сказал Ясень. – Даже твоим белым телом.

– Неужели я так мало стою? – спросила я, опуская взгляд. Гоблинам нравятся либо смелые до наглости, либо застенчивые и скромные. Наглостью мне с близнецами не равняться, так что сыграем на скромности.

Ясень коротко рассмеялся:

– Ты отлично знаешь себе цену, принцесса.

Падуб шагнул ближе к зеркалу, красивое лицо заняло большую часть обзора. Искажения, как в камере, не было – просто как будто стеклянная перегородка между двумя помещениями. Гоблин прижал палец к стеклу, посмотрел на меня, и в глазах у него была далеко не одна только похоть.

Я вздрогнула и отвела взгляд.

– Жалко, что через стекло я не чую запах твоего страха, – сказал он севшим от возбуждения голосом.

Холод придвинулся ко мне, Рис обнял меня за талию. Прикосновения меня успокаивали, но мы имеем дело с гоблинами, они заметят все наши слабости и используют их против нас.

– Мы согласились, чтобы за нашим трахом следили Мрак и еще один по его выбору, – сказал Ясень. – Но раз он не может, то пусть никого не будет.

– Нет, – тихо сказала я.

– Тогда надо пересмотреть всю сделку.

Холод собрался что-то сказать, но я тронула его за руку.

– Вам с Падубом выпал шанс вернуть гоблинам магию, настоящую магию. Выпал шанс участвовать в состязании за трон Неблагого двора. Такой удачей не жертвуют из-за того, что Дойлу не хватит здоровья присматривать за нами в постели. Я выберу двух других стражей охранять мою безопасность и прослежу, чтобы все устроилось к общему удовольствию.

– Мы приказам сидхе не подчиняемся! – фыркнул Падуб.

– Это не приказ. Просто так обстоит дело.

Я глянула на Ясеня у него за плечом, в глубине зеркала.

– Мы тебе дали слово, принцесса, – сказал Падуб. – Гоблины не то что сидхе, мы слово держим. Мы сделаем ровно то, на чем сошлись, ни капли больше. Не сделаем ничего, на что ты не согласилась заранее.

– Стражи должны быть при нас не только для того, чтобы не дать вам забыться в разгар утех, есть и еще причина, – сказала я.

– Какая же? – спросил Ясень.

– Чтобы не дать забыться мне.

– Это как? – не понял Падуб.

– Мы договорились, что вы не сделаете ничего, на что я не дам согласия или о чем не попрошу. Я опасаюсь, что в разгар страсти могу попросить о таком, чего не вынесет мое тело.

– Что? – Падуб нахмурился, пытаясь сообразить.

– Она говорит, что ей нравится боль, и что она может попросить такого, что сама же не перенесет, – объяснил Ясень.

– Врунья-сидхе! – скривился Падуб.

– Клянусь, что не вру. Мне нужно, чтобы за мной приглядывали и не дали мне навредить себе самой.

Падуб так стукнул по зеркалу, что на его стороне оно закачалось. Я невольно вздрогнула.

– Ты нас боишься, – сказал он. – Не бывает, чтобы сидхе хотел переспать с тем, кого боится.

– За всех сидхе я не отвечаю.

– Ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно? – спросил Падуб.

Тут я подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза, чтобы он увидел там эту правду:

– Очень хочу.

Глава четырнадцатая

Наконец зеркало снова стало просто зеркалом. Гоблины прибудут к ночи – с эскортом из Красных колпаков, чтобы «противостоять коварству сидхе». Поскольку Дойл не в форме, мне придется выбирать других стражей для наблюдения, а тем, кому я больше всего доверяю, такая служба не по душе.

Холод разделил бы эту обязанность с Дойлом, если ему приказать, но ему откровенно не нравилось видеть меня с другими мужчинами. Дойла он переносил нормально, но больше ни с кем мою постель не делил. Рис в этом плане был менее разборчив, но просить его, чтобы он наблюдал за моим сексом с гоблинами – это все равно что его самого пытать. Ему секс с гоблинами стоил глаза.

– Ты серьезно говорила насчет боли? – спросил Рис.

– Да, – сказала я.

– А ты знаешь, насколько это мне не по душе?

Я подумала и кивнула.

– Это такая вещь – либо ты ее понимаешь, либо нет.

– Я вот тоже не понимаю, – заметил Холод.

Я промолчала, потому что на самом деле Холод понимал больше, чем ему казалось. Причинять мне боль он не любил, но там связать, тут прихватить – очень даже его заводило. Но раз он не считал бондаж разновидностью садомазо, то я с ним спорить не стала.

– А Дойл понимает, – сказал Рис.

Я кивнула.

– Но ты ведь получаешь удовольствие от нормального секса? – уточнил Рис.

– Нормальный – слово оценочное. Тот секс, которым я занимаюсь, мне нравится.

Он глубоко вздохнул и перефразировал:

– Я не хотел расставлять оценки, я хотел спросить: когда ты не просишь от нас… ну, бондажа, к примеру, – это только потому, что нам это не нравится, по твоему мнению? Мне хотелось бы получить уверенность, что тебе на самом деле хорошо со мной в постели.

Я обняла его, но не слишком прижимаясь – так, чтобы смотреть ему в лицо.

– Мне очень, очень хорошо с тобой в постели. И с другими тоже. Просто иногда мне хочется чего-то погрубее. Каждый день мне гоблинекой любви совсем не нужно, но мысль о ней меня возбуждает.

Он вздрогнул, причем не от удовольствия. От страха.

– Я теперь знаю, спасибо тебе, что глаз я потерял только из-за собственного невежества. Если б я не пренебрегал чужой культурой, как все сидхе, я бы знал, что у гоблинов даже пленники могут обговаривать условия секса. Я бы запретил им меня калечить. Но я считал это пыткой, а палачам условия не ставят.

– Пытка у гоблинов – совсем, совсем другое.

Он снова вздрогнул.

Я обняла его, чтобы стереть страх с его лица.

– Нам надо выбрать, кому доверить сегодня мою охрану.

Он прижал меня крепче.

– Прости, Мерри, я не смогу. Просто не смогу.

Я прошептала ему в щеку:

– Я понимаю. Все в порядке.

– Я могу, – сказал Холод.

Я повернулась к нему в объятиях Риса. Лицо у Холода стало надменной маской – в лучшем его стиле. Холодное и прекрасное. Только мне стало понятно: он боялся не того, что отвращение помешает ему исполнять служебные обязанности, а того, что зрелище может слишком его возбудить. У него чувства нередко брали верх над разумом, а ожидающееся зрелище заденет слишком многие его тайные струнки. В присутствии Дойла он с лишними эмоциями сумел бы справиться, но Дойла не будет. Так кого же я могу попросить меня охранять?

В зеркале вдруг проявилась спальня королевы. Мы поначалу наложили на стекло чары, которые никому не давали за нами подглядывать, но королева на это плохо среагировала. Так что ей предоставили прямой доступ. Мы в результате лишились тайны частной жизни, зато ярость Андаис снизилась до более приемлемого уровня.

Еще один результат – что я теперь спала где угодно, только не здесь. Королеве объяснили, что секс нас полностью изматывает, и мы засыпаем прямо на месте. Пока что объяснение прокатывало.

Королева была в крови от локтей до ног. В глаза это не бросалось при ее черной одежде, но промокшая от крови ткань так и липла к телу. В руке у нее был нож – настолько залитый кровью, что наверняка рукоятка скользила.

На постель мне и смотреть не хотелось, но пришлось. Вместе с Рисом, который по-прежнему меня обнимал, мы повернулись к кровати – замедленным таким движением, когда и хочешь посмотреть, и боишься.

Наверное, там лежал Кристалл, но видна была только окровавленная масса в форме мужского тела – причем насчет пола я судила только по широким плечам и узким бедрам. Лежал он на животе, там же, где мы видели его в последний раз. Рука свесилась с кровати и непроизвольно подергивалась – наверное, Андаис нерв повредила или что там.

У меня слезы хлынули из глаз. Я ничего не могла с собой поделать. Рис прижал меня лицом к своему плечу, чтобы я не смотрела. Я не сопротивлялась. Я все уже увидела, что она хотела мне показать, хоть и не понимала, зачем она этого хотела. Обычно она обращалась так с врагами, с изменниками. С теми, у кого выбивала сведения, или с преступниками, которые осуждены были на пытку. За что же она превратила в кровавое мясо Кристалла? За что?! Мне хотелось крикнуть это ей в лицо.

Руки Риса напряглись, словно он прочитал мои мысли.

– Ты врала, что собираешься заняться сексом с Рисом, – сказала вдруг она.

– Нет, – возразила я. – Мы просто не успели еще отойти от зеркала после разговора с гоблинами.

Я вытерла глаза и повернулась лицом к моей королеве. Боги, как же я ее ненавижу!

– Ты как будто бледна и не слишком расположена к сексу, племянница. – Она чуть ли не мурлыкала от удовольствия при виде моей реакции. Неужели только в этом дело? Ей просто нравится меня изводить? Неужели Кристалл для нее ничего не значит и она им просто пользуется, чтобы сделать больно мне?

– Я прикажу Шолто доставить Риса домой. Он зачарует мне зеркало, как у тебя, а потом разделит мое общество, как всегда того хотел. – Тут она глянула на Риса трехцветно-серыми глазами, глянула в самую душу. – Ты ведь меня по-прежнему хочешь, Рис?

Опасный вопрос. Рис ответил медленно, подбирая слова:

– Разве найдется тот, кто откажется от твоей красоты? Но ты хочешь, чтобы Мерри забеременела, и я должен быть при ней, подчиняясь твоему приказу.

– А если я прикажу тебе вернуться?

– Ты обещала, что все мужчины, разделившие со мной постель, останутся моими, – сказала я. – Ты поклялась!

– За исключением Мистраля. Его я тебе не отдавала.

– За исключением Мистраля, – согласилась я, стараясь говорить тихо и ровно.

– Ты бы расстроилась больше, если бы сейчас в моей кровати лежал не Кристалл, а Рис?

Еще один опасный вопрос. Перебрав несколько ответов, я остановилась на честном:

– Да.

– Ты не можешь их всех любить, Мередит. Ни одна женщина не может любить их всех!

– Пусть не всем сердцем, моя королева, но я их люблю. Люблю, потому что они мои подчиненные. Меня приучили заботиться о тех, за кого я в ответе.

– Опять мой брат говорит твоими устами. – Она всплеснула руками, забрызгав зеркало кровью – вряд ли нарочно. – со мной связался сэр Хью. Говорят, Тараниса заставят пожертвовать жизнью ради его народа. Поговаривают о цареубийстве, Мередит. О том, что Благой двор многое потерял под его безумным правлением.

От ее тона у меня поджилки свело. Холод сказал:

– Сегодня утром он показался мне совершенно безумным, моя королева.

– А, Смертельный Холод! Ты все еще здесь. Все еще при ней. Благие хотели меня убедить, что не имели в виду дурного, предлагая тебе их трон, Мерри.

– Так предложение подтверждено? – спросил Холод.

– Нет пока, но еще сутки – и фракция Хью либо проиграет, либо соберет достаточно голосов, чтобы возвести на трон нашу принцессу. Хью напомнил, что у меня есть еще один наследник – Кел. Что Мередит для меня лишь запасной вариант.

Понимал ли Хью, какой опасности меня подвергает? Андаис по степени нормальности недалеко ушла от Тараниса. Я не представляла, как она отреагирует на такие заявления из Благого двора.

– Ты как будто испугалась, Мередит, – сказала она.

– Разве у меня нет причин пугаться?

– Неужели тебя не приводит в восторг возможность стать королевой Благого двора?

– Мое сердце принадлежит Неблагому двору, – сказала я после паузы.

Она улыбнулась:

– В самом деле? Половина моего ситхена покрылась золотом и бело-розовым мрамором. Куда ни посмотришь – цветы и листья. Зал Смертности, тысячелетний пыточный зал, увит цветами. Магия Галена уничтожила темницы, и я не в силах заставить ситхен их восстановить. Я послала людей оборвать цветы в коридорах, но они попросту выросли заново всего за одну ночь!

– Не знаю, что мне сказать, тетя Андаис.

– Я-то думала, что революции делаются сталью и интригами. А ты мне показала, что есть и другие пути к потере власти. Твоя магия, Мередит, овладевает моим ситхеном, хоть ты и сидишь невесть где в Лос-Анджелесе. Изменения расползаются день ото дня, будто раковая опухоль. – Она рассмеялась, но с оттенком горечи. – Рак из цветов и розовых стен. Если я уступлю тебя Благим, станет ли все как было? Или уже поздно? Не это ли углядели Благие, Мередит, не то ли, что ты всю волшебную страну перестроишь по их нраву? Ты уничтожаешь свое наследие, Мередит. Если я это безобразие не прекращу, скоро от темного двора не останется ничего.

– Я ничего не делала нарочно, тетя.

– А если я отдам тебя Благим, это прекратится?

Я посмотрела ей в глаза. Глаза, в которых осталось куда меньше рассудка, чем требовалось.

– Не знаю.

– А что говорит Богиня?

– Не знаю.

– Она говорит с тобой, Мередит, не отпирайся. Но берегись! Это тебе не христианский бог, она тебя не помилует. Это она меня создала.

– У Богини много лиц, – сказала я.

– Верно. Но понимаешь ли ты, Мередит, что это значит?

Я только кивнула.

– Так наслаждайся своим Рисом, пока можешь – потому что, как только ты сядешь на золотой трон, мои стражи вернутся ко мне. Они охраняют только членов моей династии.

– Но я не дала согласия…

Она жестом велела мне замолчать.

– Я уже не знаю, как сберечь мой народ и наши обычаи. Мне казалось, что спасение может быть в тебе, но ты, спасая волшебную страну, уничтожаешь обычаи Неблагих. Богиня предлагала тебе выбрать способ возвращения нашей страны к жизни?

– Да, – очень тихо сказала я.

– И что был за выбор? Кровавая жертва или секс?

– Да, – ответила я, не сдержав удивления.

– Не удивляйся так по-дурацки, Мередит. Я не всегда была королевой. Когда-то любого правителя выбирала Богиня. Чтобы скрепить свои узы со страной, я выбрала кровь и смерть. Выбрала путь Неблагих. А ты, ты что выбрала, дитя моего брата?

В глазах у нее что-то предостерегало меня от правдивого ответа, но солгать я не могла. Об этом – никак не могла.

– Жизнь. Я выбрала жизнь.

– Ты выбрала путь Благих.

– Если есть путь обретения власти, который никому не стоит жизни, почему нельзя его выбрать?

– Чью жизнь ты пощадила?

Я облизала внезапно пересохшие губы.

– Не спрашивай.

– Дойла?

– Нет, – сказала я.

– Тогда чью?! – рявкнула она.

– Аматеона, – созналась я.

– Аматеон. Твое новейшее приобретение. Он вместе с Келом отравлял тебе детство. Почему?!

– Я не знаю, тетя.

– Почему?

– Что «почему»? – спросила я.

– Почему ты его пощадила? Почему не убила, возвращая жизнь стране? Он жертвовал собой добровольно!

– Но зачем его убивать, если есть другой выход?

Она с горечью покачала головой:

– Вот твое отличие от Неблагих, Мередит.

– Мой отец, твой брат, поступил бы так же.

– О нет, мой брат был Неблагой.

– Отец учил меня, что все живое в волшебной стране, от мала до велика, имеет свою ценность.

– Не верю, – сказала она.

– Так было, – сказала я.

– Полосуя Кристалла, я видела перед собой тебя. Только одно не дает мне отправить тебя к Благим, Мередит, – что в таком случае мне придется войну развязывать, чтобы тебя убить. Не хочу терять возможность запытать тебя до смерти. А когда ты умрешь, твоя магия рассеется – и предательница-богиня, сменявшая меня на тебя, рассеется вместе с ней.

– Неужели ты обречешь на гибель всю нашу страну за то, что она не такая, как ты хочешь? – в потрясении спросил Холод.

– Нет. И да.

На этих словах зеркало опустело. Мы смотрели в глаза собственным отражениям, бледным и потрясенным. Что бы сегодня ни случилось хорошего, расплатились мы за это сполна.