Текст книги "Дикая река (ЛП)"

Автор книги: Лора Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

5

. . .Ривер

Я припарковался у больницы и заглушил двигатель.

Черт.

Руби снова влезла мне под кожу – этим утром, на воде. Почему меня так тянет к женщине, которая при каждом удобном случае меня оскорбляет?

Да, я ей отвечал – потому что не стоит бросаться дерьмом, если не умеешь его ловить в ответ.

Но то, как в тот момент вспыхнули её ореховые глаза… этого я не ожидал.

Я задел ее.

Черт возьми, я и не думал, что у нее вообще есть чувства.

А ее болтовня о том, что я боюсь… ладно, в этом что-то было. Я и правда не доверяю многим. Держу круг общения узким.

Но, по крайней мере, у меня есть этот круг.

А она убежала ото всех.

Я, по крайней мере, не прячусь от своих демонов.

Я вышел из машины и направился в больницу навестить Лайонела. Он только начал курс физиотерапии, был раздражен и ворчлив – так что визиты, насколько я знал, ему помогали.

Но, мать его, как же я ненавидел это место.

Я поднялся на лифте на шестой этаж. И как только двери открылись, я замер – услышав ее голос.

– Я хочу знать, почему мой отец сидит в собственной моче. Это абсолютно недопустимо.

Руби была в ярости. Что, по-видимому, для нее было нормой.

Я подошел ближе – сам не знаю зачем. Просто мне нужно было убедиться, что с ней все в порядке.

Она бросила взгляд в мою сторону, но, впервые с момента нашего знакомства, в ее глазах не было раздражения при виде меня.

– Мы не знали, что ему нужно в туалет, – сказала женщина по ту сторону стойки, на вид лет шестьдесят. Руки скрещены, взгляд – жесткий. Но я видел, как нервничает, несмотря на попытку сохранить равнодушие.

– Это интересно, Бетти, – произнесла Руби с ядом в голосе. – Он сказал, что вызывал вас четыре раза. Четыре, мать вашу, раза. А ему нельзя вставать самому, по вашим же правилам. Значит, вы просто позволили ему обмочиться, как ребенку? Вы хоть понимаете, насколько это унизительно?

– Наверное, я не услышала сигнал. У нас здесь есть и другие пациенты. Он не единственный, кому мы нужны.

– Ясно. То есть – ни извинений, ни попытки как-то это исправить? – голос Руби дрогнул, и это меня поразило. До сегодняшнего утра я ни разу не видел ее уязвимой. А теперь казалось, что она едва сдерживается.

Но потом она выпрямилась, подбородок поднялся, плечи расправились – как будто она собиралась идти в бой.

Черт, я знал это движение. Узнавал в ней себя.

Бей или беги? Я всегда выбирал бить.

– Бетти, – сказал я, и она повернулась ко мне, глаза жесткие. – У вас в семье был кто-нибудь, кто перенес инсульт и остался полностью зависим от других?

– А вам-то какое дело?

– Я просто к тому, что немного сочувствия не помешало бы. Подумайте о Руби. Видеть своего отца в таком состоянии тяжело. Она бросила дом, работу, все – чтобы быть рядом и помочь. Уверен, вы можете понять, как это тяжело – видеть его таким, правда?

Я ожидал, что Руби заорет на меня за то, что вмешался, но она этого не сделала. Ее плечи немного опустились, будто у нее просто не осталось сил сражаться со мной.

Блядь… когда в последний раз кто-то вообще встал на ее сторону?

– Я понимаю, как тяжело видеть, как страдает родной человек. Простите, что не успели вовремя. Я сейчас же схожу к нему и приведу его в порядок. Постараюсь следить за сигналами внимательнее, – сказала Бетти уже куда мягче.

– Благодарю. Я подожду здесь, пока вы закончите, – кивнула Руби.

– Это займет немного времени. Я могу его сразу отвести в душ, если хотите сходить перекусить или выпить кофе. Вернитесь минут через тридцать.

Она ушла, и Руби обернулась ко мне. Я был готов к очередному взрыву, но она снова удивила.

– Спасибо.

– Сказать это было больно, да? – усмехнулся я.

– Ты даже не представляешь. – Она прикусила свою сочную нижнюю губу.

– Хочешь спуститься в кафетерий, пока ждем?

Она кивнула, и мы пошли к лифту. Зашли. Двери закрылись. Внутри повисла тишина.

Запах жасмина и апельсина заполнил все пространство. Я сунул руки в карманы, чтобы отвлечься. Но тут произошло нечто неожиданное.

По ее щеке скатилась слеза, и мои глаза распахнулись, когда плечи Руби задрожали.

Сначала легкий всхлип, а потом она полностью сдалась.

Руби, мать ее, Роуз плакала.

Сильно.

На автомате я подался к панели и нажал кнопку «Стоп».

– Эй. Все в порядке. – Я шагнул ближе, не уверенный, стоит ли прикасаться к ней – вдруг врежет по горлу.

Она была абсолютно непредсказуемой.

Но я не мог просто стоять и смотреть, как она срывается. Обычно я сбегал от такого рода дерьма, но в этот момент… видеть Руби Роуз в таком состоянии казалось почти победой.

Будто я один увидел луну во время затмения.

Я подошел ближе и обнял ее. Осторожно. Медленно. Словно она – дикая кошка, которая в любую секунду может царапнуть когтями мне по лицу.

Но она этого не сделала.

Она уткнулась лицом в мою грудь и заплакала.

Не громко, не истерично. Сдержанно. Как и ожидалось от нее.

Чистая, глубокая печаль.

Едва слышные всхлипы, которые она изо всех сил пыталась подавить.

Я медленно водил рукой вверх-вниз по ее спине, большим пальцем провел по коже вдоль воротника футболки. Она была мягкой. Гладкой.

Ее запах окутал меня, и я мысленно велел своему члену не вздумать подавать признаки жизни.

Возбудиться в тот момент, когда самая сильная женщина из всех, кого я знал, была на грани – это было бы актом войны.

Ее всхлипы постепенно стихли, а сжатые в кулаки руки, цеплявшиеся за мою футболку, разжались. Она еще немного постояла, вытирая лицо.

А потом подняла взгляд на меня – и это было как увидеть радугу после шторма.

Ее ореховые глаза стали мягкими, с голубыми и зелеными кольцами и золотом в центре.

Такими… уязвимыми.

– Ты в порядке? – тихо спросил я.

– Да. Пошли поедим что-нибудь, – ответила она и отступила назад, лицо снова стало маской. Ни одной эмоции. Она смотрела прямо перед собой.

Я нажал кнопку лифта, и мы поехали вниз в тишине.

Я придержал дверь, она вышла, немного опережая меня по пути в кафетерий. Мы оба взяли по чашке кофе, а Руби выбрала черничный маффин.

Когда мы сели, она отломила кусочек и бросила его в рот, прежде чем взглянуть на меня:

– Если ты хоть кому-то скажешь, что произошло в том лифте, я задействую все свои силы Злой Королевы, чтобы пытать тебя до скончания веков.

– Не волнуйся. Никому не скажу. Ты переживаешь непростой период. И иногда плакать – это нормально.

– Ага? Когда ты в последний раз плакал? – приподняла бровь.

– Давненько. – Я усмехнулся. – А ты?

– Я не плакала с шести лет. Когда мой щенок сбежал.

– Ты не плакала больше двадцати лет? – удивился я.

– Это первая мысль, которая пришла тебе в голову? – покачала она головой, не веря.

– А что еще я должен был спросить?

– Нашли ли мы щенка. – Она потянулась за кофе.

– Ну и… нашли?

– Нашли. Я заставляла отца искать его каждый день после школы, и мы в итоге нашли его.

– Где?

– Забавно, что ты спросил. Я увидела Буллета, как он прогуливается рядом с Мидж сраной Лонгхорн, – сказала она с таким видом, будто это был самый скандальный момент в её жизни.

Мидж Лонгхорн владела Golden Goose, закусочной в городе – одно из моих любимых мест. Но характер у нее был… ну, скажем, не сладкий. И я бы не подумал, что она способна утащить щенка. Я вообще думал, что дети и животные от нее шарахаются.

– Подожди… Ты назвала щенка Буллет, когда тебе было всего шесть? – я расхохотался. – Это так… в твоем духе.

– В который раз я рассказываю, что Мидж Лонгхорн украла моего щенка, а ты цепляешься за имя!

– Ну и что она сказала, когда ты ее прижала? А в том, что ты ее прижала, я даже не сомневаюсь.

– Конечно, прижала. Это был первый раз, когда я плакала – если не считать младенческого возраста. И последний – до сегодняшнего утра. Так что да, я была к нему привязана. А Мидж сделала вид, будто только что нашла его в парке. Он пропал на целую неделю. Поверь, она мутная. С тех пор, как я появляюсь в Golden Goose, она избегает встречаться со мной взглядом. Знает, что я знаю.

Я отпил кофе и пристально на нее посмотрел:

– Знаешь, что Мидж вообще ни на кого не смотрит? У нее вечная хандра.

– Поверь, она знает. Но у нее лучший томатный суп с сырным сэндвичем в городе, так что я все равно туда хожу. И, честно, мне даже в кайф пялиться на нее и смотреть, как она извивается.

– Черт. Снимаю шляпу, если ты смогла заставить Мидж Лонгхорн нервничать.

– У меня много талантов.

– В этом я не сомневаюсь. Ты, кстати, попала в точку в паре моментов из своего утреннего анализа. Но насчет страха – тут ты ошиблась. Это не причина, по которой я не сближаюсь с людьми.

Она удивилась, что я сам это поднял. Но мне было нормально об этом говорить. Многое из сказанного ею – правда. Да, я поврежден. Да, у меня было тяжелое детство. Потери – одна за другой.

– Если не страх, то что? – спросила она, наклонившись вперед, как будто ее это и правда интересовало.

– Это выбор. Я не доверяю легко – и меня это устраивает. Я не боюсь, что кто-то меня подведет, потому что не даю людям такого шанса. Я забочусь о себе. Забочусь о бабушке. И полностью доверяю своим парням. Этого достаточно. Я не мечтаю о какой-то там, к черту, сказке. Не потому что боюсь, а потому что мне это не нужно. Не хочу.

Она кивнула и приподняла бровь:

– Удивительно тонко подмечено. Может, ты просто еще не встретил никого, ради кого стоило бы рискнуть. Похоже, вы все сильно сблизились с Деми. Она же была не из вашей компании, верно?

– Именно. Я принял ее, потому что она девушка Ромео, а его я уважаю. Но не всем нужно то, что есть у них. – Зачем я вообще это ей рассказываю? – А ты? Не вижу кольца на пальце. И не скажу, что ты производишь впечатление человека, который легко доверяет. И уж точно не выглядишь как та, кто мечтает о заборчике и качелях на крыльце.

– Что же выдало? Мое лучезарное обаяние? – В ее голосе сочился сарказм.

– Что-то вроде. Отвечай на вопрос.

– С каких пор ты так интересуешься моей личной жизнью? – И когда уголки ее губ приподнялись, у меня в груди все сжалось, будто я был ребенком, смотрящим чертово волшебное дерьмо от Disney.

А я ненавидел диснеевские фильмы.

Ненавидел хэппи-энды.

Дай мне триллер с похищениями, убийствами и здоровой порцией допросов – и я с удовольствием схвачу попкорн.

– Интересуюсь. Ты – дочь Лайонела. Ты только что впервые за двадцать с лишним лет сорвалась на моих глазах – с тех самых пор, как милого Буллета похитила Мидж, мать ее, Лонгхорн. Так что теперь нас связывает нечто темное… почти серийно-маньяческое, согласись?

Она усмехнулась, отвела взгляд, а потом снова посмотрела на меня:

– Я встречалась с профессором, с которым работала, пару месяцев. Но я это закончила незадолго до возвращения домой.

– Профессор. Какая ты мятежница. Почему расстались?

– Знаешь, как говорят: наши сильные стороны – это и наши слабости? – Она отломила еще кусочек маффина, бросила в рот, и её красные губы как будто специально испытывали мою выдержку.

– Да.

– Вот так же и в отношениях. Я выбираю мужчин, с которыми не придется волноваться, что они влюбятся. Профессору было под пятьдесят. Умнейший мужик. Вечный холостяк – я была уверена, что он не захочет ничего серьезного. Но, как и предыдущий, он внезапно выдал мне «люблю» и начал нести про «навсегда». А я выбрала его именно потому, что не хотела навсегда. И он резко все поменял.

– Может, ты просто из тех, в кого невозможно не влюбиться.

– Это проклятие, – сказала она и без всякого намека на флирт сунула в рот большой палец, чтобы слизать с него крошку маффина.

И не подозревала, насколько это выглядело чертовски сексуально.

– И что с этим унылым профессором? – спросил я, пытаясь выглядеть невозмутимым.

– Ничего. Он понял, что у нас разные цели. Я с самого начала была с ним честна. Мы были друзьями, и для меня это никогда не было серьезно. Я не девица в беде, которую надо спасать. Я сама себя спасаю столько, сколько себя помню. Ну и кстати – сразу после нашего разрыва я уехала домой, так что все совпало. Но если я приму предложение преподавать в университете, то мы с ним снова будем работать вместе.

– А ты хочешь преподавать?

– Не особо. Но я пока не уверена, чего хочу от своей степени. Может, работать с детьми. Я бы многое отдала, чтобы в детстве рядом оказался кто-то, с кем я могла бы поговорить. Когда было тяжело, понимаешь?

В ее голосе была искренность. В ее взгляде.

И в этот момент меня накрыло.

Руби Роуз – вовсе не Злая Королева.

Она – осторожная, сдержанная, сильная.

Она королева во всем ее великолепии.

И нет в этом ничего злого.

6

. . .Руби

Я бросила взгляд на телефон и заметила время. Не верилось, как прошло утро.

Я расплакалась перед Ривером Пирсом.

И разговаривала с ним, как будто мы друзья.

Кажется, сегодня я достигла своего предела. У каждого из нас он есть, и, видимо, я тоже не стала исключением.

– Ну что ж, на сегодня достаточно откровений, как думаешь? Нам, наверное, пора возвращаться наверх.

– Еще один вопрос.

– Никогда бы не подумала, что ты любишь столько болтать, – простонала я.

– А каким бы ты меня представила?

Я не колебалась ни секунды. Я поняла, кто он, с первой встречи.

– Дикая река.

Он рассмеялся:

– Туше. Скажи, почему ты была расстроена в лифте?

Я шумно выдохнула. Я и так уже слишком много рассказала. Но по какой-то причине мне не было страшно открыться этому человеку. Мой отец явно его любит, и он не казался тем, кто разносит чужие секреты. Его тёмные глаза впились в мои, давая понять, что он не уйдет отсюда без ответа.

– Домой возвращаться тяжело. Иногда это выматывает. Я отдала все чаевые за неделю, чтобы расплатиться с долгом Зейна перед Сэмом. Мама только что призналась, что снова не может заплатить за жилье. Так что прощай, чаевые за следующую неделю. Это замкнутый круг, от которого мне не удается избавиться. А ты, наверное, сегодня задела за живое, потому что многое из сказанного тобой – правда. – Я подняла руки, чтобы не дал ему повода злорадствовать. – Не все. Я вполне осознаю, кто я такая. Но ты поразительно точно меня прочитал. Да, я действительно сбежала отсюда, потому что тонула. Но расстояние не спасло. Это слишком тяжело. А единственное хорошее в моей жизни – это отец. Увидеть, как ему стало стыдно за то, что он не успел добежать до туалета, – это стало последней каплей. Я выплачиваю долги брата букмекерам, убираю срач в мамином трейлере, и даже не успела в больницу, чтобы помочь отцу. Он должен был быть в приоритете.

– Господи. Ты не можешь спасти весь мир, Руби. Неудивительно, что ты такая вымотанная.

– Ты видел мою семью? Лайонел – это еще легкий случай, – с натянутой улыбкой ответила я.

– Это не твоя обязанность – спасать всех вокруг. А с Лайонелом все будет в порядке. Такое случается. Ну, надеюсь, не буквально.

Я громко рассмеялась. Такое со мной бывало нечасто, но, черт побери, как же это приятно. Этот день явно был полон сюрпризов.

– Надеюсь, ты прав.

– Я к тому, что… у него был инсульт. Он обмочился. Его вымоют, и со временем он поправится. Все нормально. Ты не обязана быть всем для всех.

– Ух ты. Глубоко. Говоришь как человек, который это уже проходил.

– Нет. Я просто умею ставить границы. Я сам решаю, ради кого готов пойти на жертвы. Потому что не все этого заслуживают. Но Лайонел заслуживает. Пойдем проверим, как он там.

Я кивнула и поднялась.

– Спасибо за разговор. И я серьезно: если кому-то скажешь, что я плакала – я убью тебя. Медленно и мучительно.

– Может, я тебя удивлю и промолчу. Не все вокруг собираются тебя разочаровывать.

Эти слова ударили в самое сердце, и ком подступил к горлу.

Я ведь действительно привыкла к разочарованиям, не так ли?

Мы вошли в лифт, и я бросила на него взгляд, задержавшись на цветных татуировках у него на предплечьях.

– Ну что ж, спасибо тебе за это. А теперь мы возвращаемся к тому, чтобы ненавидеть друг друга?

– Кажется, это логично, – уголки его губ чуть заметно приподнялись. Темная щетина покрывала подбородок, а густые волнистые волосы завивались на концах у ушей. – Но я-то буду знать правду.

Двери открылись, и он протянул мне руку, чтобы я вышла. Я бросила взгляд через плечо.

– Не терпится узнать, что же ты считаешь правдой.

Он пошел рядом и наклонился ко мне. Его губы скользнули по мочке моего уха, и у меня по коже побежали мурашки.

– Думаю, ты меня все-таки немного любишь, Руби Роуз.

Я заставила себя сохранить спокойствие.

– Мечтай дальше.

– Странно, что ты об этом заговорила. Ты снилась мне прошлой ночью, – сказал он, когда мы подошли к палате отца.

Я схватила его за запястье, чтобы остановить.

– И в чем была я одета? В платье Злой Королевы?

– Нет. Ты была совсем без одежды. И выглядела просто потрясающе. Неудивительно, что профессор хотел тебя оставить себе, – подмигнул он и вошел в палату, а я осталась стоять с открытым ртом, глядя ему вслед.

Этот человек был настоящей темной лошадкой.

Я тряхнула головой и подошла к отцу, который уже сидел в постели. Он был одет, в кроссовках и выглядел так, будто готов уйти. Пожал руку Риверу и посмотрел на меня.

– Что ты сказала медсестре Бетти? Она сегодня гораздо приветливее.

– Я ничего не говорила, – ответила я, наклоняясь, чтобы завязать шнурок на его ботинке.

– Моя дочка всегда заботится обо мне, – сказал папа.

– Да, я уже понял. Похоже, она хочет, чтобы у всех все было хорошо, – сказал Ривер, а я так и не подняла на него взгляд.

Я выпрямилась.

– Ну что, пора на ЛФК?

– Да. Джесси должен подойти. Тебе не обязательно оставаться.

В комнату вошел Джесси и представился нам. Он рассказал, как планирует поставить отца на ноги. Я слушала и задавала вопросы, и каждый раз, когда поворачивала голову, ловила взгляд Ривера.

Мне ужасно нравилось его внимание.

Хотя я никогда этого не искала.

Но в нем было что-то другое.

Я знала, что это плохая идея, поэтому заставила себя отвернуться.

Я приехала сюда, чтобы заботиться об отце, а не флиртовать с ходячей катастрофой.

А именно это он и был. Он разрушит меня, если я подпущу его слишком близко. А я уже слишком хорошо знала, чем это кончается.

– Можно мне пойти с вами? Я бы хотела выучить упражнения, чтобы, когда мы привезем его домой, я могла помогать ему.

– Конечно, – с улыбкой ответил Джесси. Он был примерно моего возраста, чуть ниже Ривера, но крепко сбитый.

У Ривера завибрировал телефон, он взглянул на экран, потом повернулся к отцу.

– Ладно. У меня там завал на работе. Заеду после смены.

– Спасибо, Ривер. До встречи, – сказал папа, поднимаясь и берясь за ходунки.

Ривер кивнул, одарив меня вымученной улыбкой, и смерил Джесси убийственным взглядом, от чего я прикрыла рот рукой, сдерживая смех.

Он был угрюм и колюч на первый взгляд.

Но я уже видела другую его сторону.

Более мягкую. Более добрую.

Я пошла следом за отцом и Джесси в тренажерный зал, бросив последний взгляд через плечо, когда Ривер свернул к лифтам.

Следующие несколько часов я провела, наблюдая, как отец сражается за то, чтобы вернуть себе свою жизнь.

Когда мы вернулись в палату, ему принесли обед.

– Как дела в баре? – спросил он, делая глоток воды.

– Все идет гладко. Тебе не о чем волноваться.

– Я знаю. Но я все равно переживаю за тебя. Прости, что тебе пришлось вернуться и разбираться с моими проблемами.

– Твои – единственные проблемы, которые я не против решать, – пожала я плечами. Это была правда.

– Да? А как с матерью? Уверен, она сразу налетела на тебя, как только узнала, что ты вернулась.

– Она с Джимбо ругается, так что ты знаешь, какая она в такие моменты. Все как всегда, только день другой.

– Тебе пора провести черту, Рубс. Она будет брать, пока тебе нечего будет отдавать.

Я кивнула. Он был единственным, кто по-настоящему понимал, насколько разрушительными были мои отношения с Венди. Потому что сам через это прошел. И он тоже не провел черту. Она его бросила. Он отдал ей все, а она заменила его другим.

Я знала, кто она такая.

Но она все равно была связана с моими братьями.

– Она не может заплатить за жилье. Зейн и Рико живут в том трейлере. Как тут провести черту, если это значит, что семья останется на улице? Она просто придет к тебе на порог и попросится пожить.

– А я скажу ей «нет», – сказал он, подцепив вилкой немного макарон и отправив их в рот.

– А как насчет парней?

– Парни – взрослые мужики, Рубс. Им пора взять себя в руки. Ты хочешь сказать, что втроем они не могут оплатить аренду трейлера? Да ладно тебе. Они просто пользуются тобой. А ты чувствуешь вину, потому что у тебя все хорошо, а у них нет. Но они сами делают выбор, так же как и ты.

Я покачала головой. Он не сказал ничего нового.

С успехом приходит чувство вины. Я ощущала это постоянно, но сейчас – особенно остро. Я много работала, чтобы добиться того, что имею, но теперь мои доходы стали по-настоящему хорошими. А зная, как они живут... меня это мучило.

– Давай лучше сосредоточимся на твоем выздоровлении, ладно?

– Да. Я бы хотел стать тем, за кого тебе не придется волноваться. Так расскажи о работе в университете, которую тебе предложили.

Я села на стул рядом с его кроватью, пока он начал есть.

– Предложение хорошее. Отличная зарплата. Прекрасные льготы. Все, за что стоит уцепиться. Но я не уверена, что вижу себя преподающей студентам. Я никогда не планировала использовать диплом, чтобы обучать других психологии. Я думала, что буду применять эти знания, чтобы помогать людям.

Он закончил жевать.

– Понимаю. Тогда какая работа была бы идеальной для тебя?

– Ну, изначально я пошла в эту сферу, чтобы понять, как читать людей в собственной жизни. Чтобы помогать им помогать себе. – Я хмыкнула, потому что смешно, как это стремление завело меня так далеко. – Я бы хотела заниматься чем-то, что действительно улучшает жизни людей. Ты понимаешь, о чем я?

– Кажется, да. Но скажи.

– Ну, люди повторяют одни и те же ошибки. Взять маму, к примеру. Или даже Рико и Зейна. Они делают одно и то же снова и снова, и не принимают последствия своих поступков. Они хотят, чтобы кто-то другой убирал за ними. Залатывал раны, вместо того чтобы копнуть глубже. Было бы здорово понимать, что ты делаешь и зачем, чтобы можно было что-то в себе изменить, не так ли?

– А я не могу задать тебе тот же вопрос?

– В каком смысле? – нахмурилась я, скрестив руки на груди.

– Ты продолжаешь убирать за ними. Ты снова и снова делаешь одно и то же, а ничего не меняется. Ты полностью им потакаешь. Так что, может, и тебе стоит задуматься, почему ты все это продолжаешь.

Эти слова ударили в самое сердце.

– Я знаю. Я и уехала, надеясь, что это поможет. И в каком-то смысле помогло. Мне было легче сосредоточиться на своих целях, и на расстоянии я могла помогать лишь ограниченно.

– Но разве не в этом вся суть? Тебе не должно быть нужно уезжать, чтобы решить проблему, потому что по факту ты ее не решаешь. Ты просто сбегаешь, а потом продолжаешь разгребать то же дерьмо, только уже оттуда. Ты просто не видишь его каждый день. Но с моей точки зрения – это все то же самое. И это тебя изнутри сожрет, если ты не начнешь себя защищать.

– С каких пор ты стал таким мудрым? – поддразнила я.

– Эй, моя дочка – доктор. Наверное, у нас это семейное.

– Похоже на то, – ответила я, позволяя его словам осесть внутри.

Пожалуй, пора и мне начать жить по тем принципам, которым я учу других.