Текст книги "Дикая река (ЛП)"
Автор книги: Лора Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
33
. . .Ривер
Последние несколько дней были настоящим адом.
Оказалось, у меня все-таки есть сердце. Просто понял я это слишком поздно – когда оно уже было разнесено к черту.
Руби Роуз разорвала меня на куски.
Я велел Кэсси отменить все встречи и сказал, что заболел, – поэтому она каждый день присылала мне суп из Golden Goose. Но у меня не было ни малейшего аппетита. Потому что я напивался с утра до вечера, начиная с того дня, когда застал Руби с этим хламовским недопрофессором.
Выяснилось, что заткнуть чувства алкоголем не так уж просто. Ни в одном баре мира не найдётся столько бухла, чтобы заглушить то, что я чувствовал.
А я чувствовал все.
Грусть. Боль. Одиночество.
А для упертого одиночки, которому до этого все устраивало, это было особенно дико. Мне ненавистна стала тишина в собственном доме.
Не было подколок. Не было перепалок. Не было ее саркастичного смеха.
Не было Королевы.
Не было жизни. Света. Радости.
Я через многое прошел в этой жизни, но это… это была совсем другая тьма.
Я отгородился от всех, и пацаны это явно прочувствовали – последние сообщения уже не были шуточными, они начинали волноваться всерьез.
Сегодня был первый день, когда я не полез за бутылкой сразу после пробуждения. Я понимал, что в этом дерьме вечно не провисишь.
Я быстро написал Кэсси:
Спасибо за суп, но я уже в порядке. Больше не надо ничего присылать. Завтра буду в офисе. Начинай переносить встречи, которые мы отменили.
Кэсси: Спасибо, босс. Сегодня уже все равно заказала тебе твой любимый – французский луковый.
Я покачал головой. Ну вот слушает она хоть кого-нибудь, кроме себя? И кому вообще в болезни хочется вонючий луковый суп?
Отвечать не стал. Просто пошел в душ – впервые за несколько дней. Потом оделся.
Когда зазвонил дверь, я открыл – и, конечно, там стоял Кингстон. В руках у него был контейнер с супом и ложка – он уже хреначил его прямо по дороге.
– Это стояло у тебя на крыльце. Подумал, что раз ты страдаешь и ноешь, тебе не до супа.
– Отвали. Решил, что можно просто забрать? И какого хрена ты здесь?
– Потому что я твой брат. И пора уже вытащить голову из жопы. – Он прошел в дом, плюхнулся на стул у кухонного острова и продолжил жрать мой обед.
– А если бы я действительно болел? И это была бы единственная еда, которую я мог проглотить? – Я скрестил руки на груди.
– Все равно бы сожрал. Ты выживальщик, брат. Ты на необитаемом острове мог бы выжить и жить норм. Я вот наоборот – люблю еду на вынос, чтобы мне готовили и ублажали. Кстати, я вчера перебрал и думал, может, ты мне голову помассируешь?
Он ухмыльнулся. Этот ублюдок был самым капризным нытиком в мире.
– Я болел, напомню. Может, ты мне голову помассируешь?
– Ты ненавидишь прикосновения. А я ими питаюсь. И вот к сути… – Он пожал плечами и смачно прихватил еще несколько ложек супа.
– Ты сегодня вообще собираешься к делу перейти?
– Всегда такой нетерпеливый. – Он положил ложку в контейнер. – Я тут подумал: мы облажались с этой идеей со стикером.
– Да ну? Гений догадался. Благодаря тебе я выгляжу как мудак. Я признался ей в любви, а она отчалила в закат с этим профессором. Отличный совет, хренов мудрец. – Я подошел к холодильнику и налил себе сока.
Кингстон усмехнулся:
– Я не про то, что ты признался. Это было правильно. Я про то, как ты это сделал. Ну не та Руби, чтобы на стикеры реагировать.
Нет. Она из тех, кто разрывает твою душу на части. Кто влезает так глубоко, что дышать без нее не можешь. А потом просто уходит. Как ни в чем не бывало.
– Хрен с ним. Было тупо, не хочу это обсуждать.
– Ривер. – Голос у него стал серьезным. – Посмотри на меня.
– Ну?
– Ты ее любишь. Признаться в этом не было ошибкой.
– Я уже пережил. Мне и раньше жилось нормально. Все это было ошибкой.
– Не согласен, – сказал он.
– Конечно. Возражать – твое любимое занятие, – буркнул я и пошел к аптечке. Голова раскалывалась. Грудь ныла – тупая боль, от которой не спрятаться. Я проглотил пару таблеток и запил соком.
– Я знаю, что тебе было нелегко. Что потеря мамы и отца была особенно тяжелой для тебя. Я-то почти ничего не помню, а ты – все. И ты ведь тогда в больнице провел кучу времени, знал, что родителей уже нет. Мне досталось куда легче, – сказал он. И я опешил.
Что за нахрен?
– Не твое дело. Это не твоя вина.
– Ты всегда был для меня лучшим братом. Черт, лучшим человеком. – Его глаза вдруг стали влажными.
– Ты сдохнешь, да? Рак? Что происходит?
Он хмыкнул:
– Нет. Я просто переживаю. Ты – хороший человек. Ты заслуживаешь быть счастливым. Сказать Руби, что любишь ее – это правильно. Ради этого и живем.
– Слова самого главного бабника в округе. Ты ни разу не говорил женщине, что любишь ее.
Я попытался не дать слезам пробиться и перевести все в шутку.
– Эй, я от любви не бегаю. Просто люблю много женщин, но недолго. – Он усмехнулся. – Но я не закрываюсь, как ты. Потому что у меня не было таких потерь. А ты… ты изменился, когда появилась Руби.
Я облокотился на кухонный остров и скрестил ноги.
– В каком смысле?
– Ты стал… живее. Светлее. Меньше злился на все подряд. Она шла тебе на пользу.
– Ага. И чем все закончилось? Как и начиналось – взрывом. Я нарушил правила. А она просто играла.
– Да брось, брат. Ты правда в это веришь? Ты же знаешь ее. Это не в ее стиле. Она, как и ты, всегда говорит прямо. Она никогда не извиняется за то, кто она есть. И вряд ли она вдруг так резко изменилась.
Если честно, логически я понимал, что это правда. Черт, я знал, кто она такая. Но я больше ни в чем не был уверен.
– Ну, ее парень приехал, чтобы забрать ее в город. Она даже не попрощалась. По-моему, довольно четкий знак, что я все не так понял.
– А мы точно это знаем?
– Мы точно это знаем? Мои глаза мне наврали, что ли? Я видел их вместе на кухне. Она уехала, ни слова мне не сказав после той записки. Так что да, мы все знаем.
– А ты уверен, что она видела эту стикер?
Я застонал:
– Кинг, я тебя люблю, брат, честно. Но у меня башка трещит, а сердце – тот самый орган, в существование которого я и не верил, пока Руби не появилась в моей чертовой жизни, – теперь разбито к хренам. Я больше не могу об этом говорить. И пытаться во всем разобраться – бессмысленно. Все, как есть. Все кончено. У меня остался один день, чтобы поваляться в своей жалости, прежде чем снова выйти на работу. И я хочу провести его в одиночестве.
Он кивнул, снова посмотрел в миску, доел пару ложек супа и встал. Подошел ко мне, залез в задний карман и сунул в руку желтый стикер.
Да твою ж мать.
Этот кошмар никогда не закончится. Я глянул на бумажку и прочитал:
Только что видел Руби в Magnolia Beans. Похоже, она теперь живет здесь. Кто теперь лучший брат?
– Ты о чем вообще? Она же уже начала новую работу в университете. И какого черта ты опять пишешь это на стикере?
– Думал, это теперь твой новый язык любви. – Он пожал плечами. – А по делу: да, она начала новую работу. В Fresh Start. Они с Сейлор ищут дом для аренды. Пока ты тут жалеешь себя, жизнь продолжается. Девчонки, кстати, все знали, но Руби не хотела, чтобы они кому-то говорили. В итоге Ромео допер, рассказал нам утром. А потом я увидел ее своими глазами.
У меня все плыло перед глазами.
– Откуда ты знаешь, что она работает в Fresh Start?
– Ну, начнем с того, что я не спрашивал у нее об этом через стикер. Я наткнулся на нее. Спросил, что она там делает. Она сказала, что устроилась в Fresh Start и что они с Сейлор подыскивают жилье.
– Но ведь ее парень был тут. Я это не выдумал. Все это не имеет смысла. – Я начал метаться по кухне, впервые за последние дни ощущая проблеск жизни внутри.
– Забавно, что ты об этом заговорил. Я тоже спросил про этого ботаника-профессора. Она сказала, что он просто приехал, чтобы убедиться, что она не отказалась от работы из-за него. Они друзья. Он просто хотел ее поддержать.
Блядь.
Блядь.
– Ага.
– Ага, придурок. Ты конкретно облажался.
– Значит, она не подписала контракт?
– Видимо, нет. Но думаю, она все же нашла тот стикер, – сказал он, роясь в кармане и доставая еще одну.
Он протянул мне бумажку, и я прочитал:
Ты любил меня настолько, чтобы написать это на стикере, но недостаточно, чтобы поговорить со мной лично. 🖕
Я тяжело выдохнул и провел рукой по волосам.
– Похоже, я все неправильно понял.
– Вот уж неожиданность. Читать людей – явно не твой дар. Ты всегда первым делом думаешь о худшем. Я же, наоборот, отлично в этом шарю. – Он с довольной рожей закинул в рот шоколадное печенье.
– Ах да? Идея со стикером была твоей, между прочим. – Я уставился на ее записку, не зная, что теперь делать. Она теперь меня ненавидит?
Я ведь по сути обвинил ее в том, что она переспала с тем профессором.
Что врала мне все это время.
Что прыгнула из моей постели в его.
– Ну что ж. Не все партии выиграешь. Зато счет у меня пока неплохой.
– И что теперь делать, гений?
Он доел и расплылся в широкой ухмылке, когда его телефон завибрировал. Он взглянул на экран:
– Парни уже ждут нас на ранчо Ромео. Будем штурмовать башкой проблему и искать пути решения.
– А Нэш и Ромео разве не на работе? Хейс вроде в пожарной сегодня.
– Живи или умри, мудак. Я им позвонил, когда ехал сюда. Сказал, что наш братец просрал все и нам нужно собрать штаб, чтобы вернуть ему его королеву. Тут без полной мобилизации никак. Так что шевелись, жопа. Надевай обувь – едем.
Я кивнул и направился к выходу. Но потом остановился, обернулся и встретился с его взглядом:
– Спасибо за то, что сказал раньше. Я рад, что ты почти ничего не помнишь. Все, чего я хотел – чтобы ты был счастлив.
– А может, попробуем оба? – ответил он.
Я снова кивнул:
– Да. Не уверен, что смогу все исправить, но по крайней мере выслушаю остальных.
Я быстро прошел в коридор, надел обувь, а в голове все еще крутились мысли.
Руби теперь живет здесь.
Она не уехала к профессору.
Она вообще никуда не уехала. Но и мне ничего не сказала. А значит, она зла. Может, даже ненавидит.
Я задолжал ей гораздо больше, чем дал.
Я не знал, не слишком ли поздно, чтобы все исправить, но знал одно – я должен попытаться.
Кингстон уже стоял у двери с ключами в руках:
– Поехали.
Я последовал за ним, и вдруг заметил, что на двери приклеен еще один стикер:
Люблю тебя, брат.
У меня сжалось сердце.
Похоже, стикеры и правда стали моим чертовым языком любви.
34
. . .Руби
– Хей? – позвала я, когда подошла к амбару на ранчо Деми и Ромео. Она написала мне, попросив приехать – хотела показать, как продвигаются дела.
– Только не злись на меня, – поморщилась Деми, выбежав навстречу. За ней шли Ромео и все ребята. Мой взгляд тут же встретился с глазами Ривера – он смотрел на меня так же, как всегда.
Просто невероятно.
– Это еще что такое?
– Ромео, видимо, не умеет хранить секреты. И, честно говоря, Руби, ты ведь не можешь избегать его вечно. – Она сжала мою руку, и по выражению ее лица было ясно: она извинялась.
– Я никого не избегала. Это он назвал меня вруньей и повел себя как обиженный подросток. Он мог найти меня в любой момент, если бы захотел.
– Я не знал, что ты здесь, – сказал Ривер, сокращая расстояние между нами.
– То есть, если бы я не жила здесь, ты бы так и не извинился? – Я скрестила руки на груди и уставилась на него. Деми и ребята отступили на несколько шагов, Деми неловко махнула рукой и они поспешили выйти из недостроенного амбара.
Я снова посмотрела на Ривера. Его растрепанные волосы, натянутая черная футболка, обтягивающая мускулистые руки – все это выглядело чертовски соблазнительно. В его глазах сквозила усталость, и первое побуждение было – прижаться к нему.
Но я не могла забыть, что этот человек обвинил меня в ужасных вещах. Он мне не доверяет. А это – недопустимо. Если у нас есть хоть какой-то шанс, он должен понять: такое не должно повториться.
– Если бы ты не жила здесь, я бы не узнал, что ты не с профессором. Что то, что я тогда увидел – неправда. Что я все неправильно понял.
– Ты все неправильно понял? Вот и все, что ты хочешь сказать? – переспросила я. Потому что это было далеко не похоже на извинение.
– Королева… – голос его дрогнул, и у меня сжалось сердце от этой незащищенности. – Я никогда не чувствовал ничего подобного. Я облажался. И не знаю, как это исправить.
– Ты правда думал, что я снова с ним и все это время просто играла с тобой? Как ты можешь говорить, что любишь меня, и при этом верить, что я способна на такое? – в горле встал ком, и я посмотрела ему в глаза.
Он провел рукой по лицу:
– Я идиот.
– Серьезно? Прошло уже несколько дней. Ты так и не извинился. Если бы я уехала, ты бы просто забыл обо мне?
– Конечно, нет. Я бы побарахтался в жалости пару дней, а потом собрался бы. Я был в бешенстве. Я испугался, что признался тебе в любви, а ты не ответила.
Я видела, что он старается. Но если он каждый раз будет вот так реагировать на недопонимания…
– Ривер. Ты сказал, что любишь меня… на стикере. Который приклеил к обратной стороне контракта. А если бы я его не нашла?
– Я не умею это, Руби. – Он подошел ближе, взял меня за руки. – Я знаю, что все испортил.
Я глубоко вздохнула:
– Тебя сюда притащили друзья. Ты сам не пришел. Разберись сначала с собой. Мне тоже страшно. И ты меня ранил. Сильно.
– А ты пришла ко мне объясняться?
Я выдернула руки:
– Потому что ты не дал мне шанса. Я собиралась прийти в ту ночь, но ты явился в бар как ненормальный. Я только что согласилась на работу в Fresh Start и хотела рассказать тебе. Я волновалась, думала, может, ты не испытываешь ко мне того же. Но я была готова рискнуть. А потом ты обвинил меня во лжи. Думаешь, это легко – стоять здесь сейчас, когда ты пришел не по своей воле, а потому что тебя заставили? Этого недостаточно. Мне все это надоело. Хочешь что-то изменить – разберись с собой. А потом приходи.
Я развернулась и пошла прочь. Это было не то извинение, которое мне нужно. Отношения строятся на доверии. А если его нет – нет и будущего.
– То, что я не доверял тебе, больше связано со мной, чем с тобой, – сказал он. Я удивленно остановилась.
– Согласна.
– Я не привык верить людям. А то, что я чувствую к тебе… меня это пугает до чертиков.
– Ну, тогда тебе стоит решить, что с этим делать. Потому что вот это, – я пожала плечами, – этого мало. В следующий раз, когда захочешь со мной поговорить, делай это потому, что хочешь. Потому что знаешь, чего хочешь.
И я вышла из амбара, оставив его там стоять.
Вместе с половиной своего сердца.
Как бы ни было больно, я знала, что поступила правильно. Я знала, кто такой Ривер. И верила, что он разберется.
Что мы разберемся.
Я не собиралась снова рисковать ради мужчины, который не готов бороться за меня. Который не умеет просить прощения. Который не может взглянуть мне в глаза и сказать, что любит.
Ложась в постель спустя пару часов, я снова расплакалась. Как и в следующие несколько ночей.
Похоже, это стало моей новой привычкой. Плакать каждый день.
От Ривера не было ни весточки, и я безумно по нему скучала.
Иногда мне казалось, что мы оба просто не умеем любить.
Два сломанных человека, которым лучше быть порознь.
Мне нужно было знать, что Ривер этого хочет.
Что он хочет меня.
Я припарковалась на отведенном для сотрудников месте – Терренс заранее показал, где можно ставить машину. Зашла внутрь здания.
Дженна сидела за стойкой, тихонько шепчась с Терренсом. Я поздоровалась, и они оба посмотрели на меня с какими-то странными улыбками. Я машинально провела рукой по щеке и по губам.
– У меня что-то на лице? Почему вы так на меня смотрите?
– Что? – переспросил Терренс. – Да вроде нет. Я не понимаю, о чем ты.
– Я тоже, – хихикнула Дженна.
Я сузила глаза, глядя на них обоих, и пошла по коридору к своему кабинету. Когда я открыла дверь, глаза мои широко распахнулись. Вся стена за моим столом – от потолка до пола – была покрыта желтыми стикерами. Они выглядели как обои: каждый сантиметр был закрыт бумажками с написанными от руки посланиями. Я положила сумочку на стол рядом с огромной цветочной композицией и подошла к стене, медленно читая стикеры один за другим.
Прости.
Каждый пятый или шестой стикер содержал это слово. Я скользила взглядом по надписям, всматриваясь в остальные. Их было слишком много, чтобы сосчитать.
Я люблю тебя.
Разве плохо – признаться в любви на стикере?
Мне следовало сказать тебе о своей любви в амбаре.
Я хочу все исправить.
Извини за то, что обвинил тебя в интрижке с этим надменным профессором.
Я придурок.
Дикий Ривер.
Я скучаю.
Скучаю так, что не могу ни есть, ни спать.
Королева, пожалуйста, прости меня.
Я знаю, чего хочу.
Я хочу тебя. Только тебя. Всегда тебя.
И так далее… Я присела, чтобы прочитать послания, приклеенные в нижней части стены.
Позади меня раздался звук прочищенного горла, и я резко обернулась. В дверях стоял Терренс с хитрой ухмылкой на лице.
– Похоже, это новый способ каяться?
– Ты знал об этом? – спросила я.
– Он попросил впустить его после закрытия, и я остался. Дал ему поработать.
– Это было мило с твоей стороны.
– Я познакомился с Бифкейком. Тот надавал Риверу по полной за то, что тот все испортил.
Я кивнула, сдерживая слезы. Я любила этого мужчину, но он меня ранил. Прощать у меня никогда не получалось, но я так обрадовалась, что он пришел, что, может, я все-таки меняюсь.
– Он, конечно, крут, – сказал Терренс.
– Согласна.
Он сделал шаг назад:
– Думаю, если человек пошел на такие усилия ради извинений, его хотя бы стоит выслушать. Он сказал передать, чтобы ты прочитала открытку на цветах, когда закончишь со стеной.
Я услышала его смех, когда он прикрыл за собой дверь.
Ваза на столе была наполнена тремя дюжинами алых роз. Я взяла карточку:
Королева. Пожалуйста, встреться со мной сегодня вечером на бухте после работы. Я просто хочу поговорить с тобой.
Ривер
Я вздохнула и опустилась на стул – в этот момент зазвонил телефон.
Деми: Ты уже на работе? Слышала, тебя сегодня утром ждал сюрприз.
Сейлор: Обожаю сюрпризы! Что там?
Пейтон: Надеюсь, это голый мужчина с гигантским членом.
Пейтон: Или вафли со свежими бананами – почти так же хорошо.
Я отступила назад, сделала снимок цветов и стены, завешанной стикерами.
<скриншот>
Сейлор: Мое сердце только что взорвалось. Ох, как романтично!
Пейтон Это так мило… но немного в духе серийного убийцы. Но я за.
Деми: По-моему, это потрясающе.
Я: Ну так что, стоит ли мне встретиться с ним сегодня вечером на бухте и выслушать его?
Деми: ДА! Ты сказала ему разобраться в себе, и, мне кажется, он этим и занимался.
Сейлор: Согласна. Первое извинение было неубедительным. Посмотрим, что он сделает теперь.
Пейтон: Выслушай его. Но заставь каяться. По-настоящему каяться.
Я: Я справлюсь. Я королева карающей покаянной программы. 😉
Я пыталась сосредоточиться весь оставшийся день, но мысли были только о Ривере.
Когда я уже собиралась уходить – хотела заехать домой переодеться, а потом доплыть на байдарке до бухты – зазвонил телефон. Он не указал время, так что я просто решила отправиться, как только вернусь домой.
На экране высветилось имя мамы – и, удивительно, я не скривилась, как обычно. В тот момент я поняла, как далеко я продвинулась. И мои братья тоже. В семье всё стало намного лучше – все, кроме мамы, изменились.
И вряд ли она когда-нибудь изменится.
Но я изменила свое отношение к ней. И собиралась продолжать это делать – ради собственного спокойствия.
– Привет, – сказала я, потянувшись за ключами и взяв сумку.
– Привет, – её голос был хмурым и печальным. – Ты где?
– Я только что вышла из офиса и еду домой.
– У меня закончились сигареты и пиво, и у меня нет ни сил, ни желания идти в магазин. Зайди по пути, купи и просто закинь мне, ладно?
Я дала словам Венди осесть и спокойно ответила:
– Это мне не подходит.
– Ты ведь теперь живешь здесь, так что отговорки про расстояние больше не катят, – сказала она с раздражением и обидой в голосе.
– Согласна. Так что теперь, когда я живу здесь на постоянной основе, нам нужно выстроить новые границы. Бегать за сигаретами и бухлом после полноценного рабочего дня у меня нет ни времени, ни желания, и платить за это я тоже не собираюсь. Я предложила помочь тебе с арендой – и даже несмотря на то, что моя зарплата сейчас меньше, чем была бы, если бы я согласилась на работу в университете, я сдержу свое слово и буду платить аренду три месяца, пока ты не возьмешь больше смен и не встанешь на ноги. Вот что я могу тебе предложить.
На другом конце наступила тишина. Я подошла к лифту, помахала Дженне на прощание, проходя мимо её стойки.
– Отлично. Тогда я попрошу твоих братьев. Тебе нормально, если я все это скину на них? – в ее голосе звучало самодовольство, и это бесило меня до чёртиков.
– Конечно. Они взрослые мужчины. В конце концов им это надоест, и они скажут тебе «нет». Или ты можешь сама встать с постели, дойти до магазина и перестать тянуть всех за собой на дно.
– Ну да, как будто с тобой это когда-то срабатывало. Ты такая вся важная – с высшим образованием, с престижной работой. Думаешь, что лучше меня… – Венди продолжила сыпать обидными словами, как обычно. Что-то про то, что она моя мать, что надо уважать старших и прочие ее манипуляции, которые она использовала годами.
Из моей груди вырвался истеричный смешок, когда лифт открылся.
– Ты говоришь так, будто это плохо – усердно учиться и добиться хорошей работы. Я не собираюсь продолжать этот разговор. У тебя есть три месяца, чтобы начать платить за жилье. Мое предложение остается в силе: давай встретимся на ужин на следующей неделе, поболтаем. Я стараюсь изменить наш формат общения, чтобы все не сводилось к тому, что я приезжаю и решаю твои проблемы. Я хочу, чтобы у нас были хоть какие-то нормальные отношения. Но я справлюсь и без этого. Я уже ничего не жду, когда дело касается тебя.
– Я бы хотела этого, – сказала она неожиданно.
– Отлично. Я в лифте, сейчас связь пропадет. Завтра напишу, выберем день. Хорошего вечера.
– И тебе, – проговорила она, явно удивлённая тем, как все прошло.
Никаких криков. Я не повелась на ее провокации. И это было чертовски приятно.
Я завершила звонок, откинулась к стенке лифта и улыбнулась.
Все начинало налаживаться.
Сердце не болело так, как раньше, потому что я знала – мы справимся.
Он будет каяться, как следует, но я уже знала, чем всё закончится.
Я скучала по нему до безумия.
Я его любила.
Я хотела услышать, как он скажет это. Услышать, как он извинится – по-настоящему извинится за то, как повел себя из-за Дерека.
Но я знала, что он хороший человек.
Он единственный мужчина, которому я отдала сердце. Значит, выбора у нас не было – только всё исправить.
Потому что без него не работало ничего.
Я поспешила домой, переоделась в майку и джинсовые шорты, а потом села в каяк. Когда я оказалась на воде, уже было совсем темно, только лунный свет освещал дорогу к бухте. Но я могла добраться туда с закрытыми глазами – не впервой. Ночью здесь было особенно спокойно.
Шелест птиц в кронах деревьев и легкий ветерок, обвивающий лицо, успокаивали меня.
Но с бабочками в животе это не помогало.
Я больше не боролась с этим. Раньше я не была из тех, кто теряет голову из-за мужчины. Но Ривер Пирс – он был исключением.
Мой Дикий Ривер.
Даже когда я была на него зла до дрожи, это не имело значения.
Я все равно его любила.
Повернув за угол, я ахнула: вся бухта была украшена крошечными белыми огоньками. Лампочки сверкали на деревьях и кустах. Я увидела Ривера, сидящего на берегу, его каяк был привязан к старому деревянному причалу. Я скользила по воде, а сердце грохотало в ушах.
– Ты пришла, – сказал он.
– Это сказала она, – хихикнула я, не удержавшись.
Он пошел ко мне, не заботясь о том, что подол его джинсов промокнет. Он рассмеялся, подошёл к каяку, подтянул его к берегу и привязал рядом со своим. Протянул руку и помог мне выбраться.
– Сколько ты здесь уже? – спросила я.
– Почти весь день. Украшал, и не хотел пропустить момент, когда ты приедешь. Просто ждал. Надеялся, что ты придешь.
Он подвел меня к пледу, и мы сели. Рядом стояли фонари с горящими свечами.
– Когда я сказала тебе разобраться в себе, я не имела в виду, что надо обклеивать всю мою стену стикерами и освещать поллеса. Достаточно было просто поговорить со мной.
Он провел рукой по щетине и кивнул:
– Я не привык так сильно переживать. Я все испортил. И хочу это исправить. Мне нужно это исправить. Я был в шоке, когда увидел тебя в амбаре. В шоке от того, насколько глупо я себя вел. Я не знал, что сказать, и только все усложнил.
– Ты ничего не испортил сильнее, чем оно уже было. Просто не сделал лучше, – пожала я плечами. – Ты сказал много ужасного. Много такого, что сложно простить.
– Ага. Я был мудаком. Увидел этого надменного хлыща – и слетел с катушек. Сделал выводы. – Он прочистил горло. – Я сам не понимаю, зачем. Просто испугался. Подумал, что потерял тебя. Прости, Королева. Прости меня, черт побери.
Я молчала, вникая в его слова.
– Я понимаю. Но что теперь? Мы оба боимся, Ривер. И это не исчезнет только потому, что я теперь живу здесь.
– Я скажу тебе, что изменилось. – Он снова прочистил горло. – Я люблю тебя, Руби. Люблю так, как и представить не мог. И я буду бороться за тебя, за нас, каждый гребаный день. Вот что изменилось. За эти дни я понял – меня пугала не любовь к тебе. А мысль о том, что я могу тебя потерять.
Ком в горле стал таким плотным, что я едва смогла вымолвить:
– Я тоже тебя люблю. И понимаю этот страх, потому что сама боюсь. Но если мы хотим идти дальше, нам нужны четкие правила. Чтобы это работало.
– Я согласен. Назови условия, – сказал он, с дерзкой полуулыбкой на своём красивом лице.
– Начнем с того, что никаких обвинений. Мы оба прямолинейны, так что давай просто будем разговаривать.
Он кивнул:
– Я справлюсь.
– Никаких больше истерик и вспышек. Если тебя что-то беспокоит – просто скажи, – добавила я.
Он пожал плечами:
– Договорились. Что дальше?
Я с трудом сдерживала смех – он был таким серьезным и сосредоточенным, что это было одновременно и трогательно, и немного забавно. Мне хотелось забраться к нему на колени. Я скучала по нему. Скучала по всему, что с ним связано.
– Никаких больше стикеров. Если ты что-то чувствуешь – просто скажи. И я сделаю то же самое.
– Но ведь эта стена из стикеров – ну признай, это же было круто, правда? Даже Бифкейку понравилось. Он спросил у Нэша, можно ли ему сделать такую же стену у себя в комнате. Хочет, чтобы все его любимые девчонки оставляли ему записки. Включая тебя.
Я запрокинула голову, посмотрела на луну и засмеялась:
– Ему шесть. Для шестилетнего вполне логично выражаться через стикеры.
– Хорошо, никаких больше стикеров. Хотя ты шикарно написала, что я мудак, на том, что передала через Кинга.
– Тогда это было более чем уместно, – ответила я и повернулась к нему лицом. Его темный взгляд встретился с моим.
– Знаешь, я немного погорячился, потому что очень хотел вернуть тебя после того, как облажался с извинениями. Но теперь понял, что, возможно, снова все испортил – ведь у нас теперь правило: разговаривать о всем честно и открыто.
Я наклонила голову:
– Ты обклеил мою стену стикерами и украсил всю бухту огоньками. Что может быть радикальнее?
Он потянулся назад, ухватился за край своей футболки и стянул ее через голову. На его груди красовалась большая повязка. Я распахнула глаза, когда он медленно снял ее. Под ней было вытатуировано слово «Королева».
– Ты навсегда в моем сердце, потому что оно принадлежит тебе, Руби. Я не знаю, как так вышло, но я чертовски люблю тебя. Хочу, чтобы ты всегда была рядом. Поэтому и сделал это – чтобы ты была со мной. Всегда.
Я прикусила губу, а по щеке скатилась слеза.
– Мы можем внести поправку в наше правило про открытость. Татуировки – это другое дело.
– Да? Тебе нравится?
– Нравится, – прошептала я, приподнявшись на колени и нежно провела пальцем по коже рядом с надписью. – Я люблю тебя, Ривер Пирс.
– Да ну? – прошептал он, голос его стал низким, обволакивающим. Он прикрыл татуировку повязкой и притянул меня к себе.
Я подняла голову и улыбнулась:
– Точно.
– Я люблю тебя. Прости, что все испортил. Я сходил с ума. Я не хотел, чтобы ты уехала, и не знал, как это сказать. Как объяснить, что я чувствую. А срыв на этого профессора... это для меня, к сожалению, привычнее.
Я рассмеялась, когда легкий ветерок тронул мои волосы. Потом повторила его слова:
– Да ну?
– Ага, – он убрал прядь волос с моего лица и аккуратно заправил ее за ухо. – Ты такая красивая, Руби. И, наверное, я еще не раз облажаюсь, но я буду стараться.
– Я не жду от тебя, что ты станешь идеальным. Я и сама наверняка буду косячить. Главное – чтобы мы говорили об этом. Чтобы всегда говорили.
– Раз уж мы заговорили о том, что может «всплыть»… – он усмехнулся и толкнулся бедрами, давая понять, как сильно скучал.
Как сильно он меня хотел.
И я не могла вспомнить, чтобы когда-либо была счастливее.
Вот он – мой момент. Моя любовь.
Мой мужчина.
