Текст книги "Когда-то я была злодейкой (СИ)"

Автор книги: Лора Лей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Лиззи, присядь, надо поговорить.

***

Сэр Николас чувствовал себя непривычно, как-то «не в своей тарелке», ему было крайне неловко и СТЫДНО: он не помнил, когда последний раз разговаривал с дочерью, и не знал, как, собственно, вести себя сейчас. События последних дней в корне поменяли его представление о делах в доме, истинных взаимоотношениях женской составляющей семьи и его роли в произошедшем безобразии (иначе не скажешь).

Свалившиеся на голову советника факты требовали осмысления, времени на которые у него не было, поскольку действия Лиззи, связанные с опекой над близнецами, вызвали неожиданные последствия как для семьи Мортен, так и для колониальной администрации.

Вскрытая случайно, грандиозная по масштабам и циничная по сути, афера директрисы пансиона по продаже юных насельниц в бордели затронула не только ситуацию в Черной колонии – нити тянулись в другие зависимые территории и даже страны.

Губернатор колонии, граф Дамбли, был потрясен и крайне, просто-таки безгранично, возмущен следующим из доклада поверенного Боулза известием о действующей у него под носом многолетней схеме снабжения колониальных публичных домов девушками из приличных семей под видом ухода их в монастырь!

Касательно отлаженной практики эксплуатации труда подростков, приносящей стабильную прибыль в десятки тысяч фунтов, необлагаемых налогом, и попустительством в отношении деятельности настоятельницы Изабель со стороны некоторых его соратников, оплаченном весьма щедро, согласно обнаруженным проверкой книгам учета, он вообще не мог высказаться несколько минут.

Зато потом, у-у-у!

Высокопоставленный чиновник и аристократ в N-ном поколении не стеснялся в выражениях, когда уставшие проверяющие кратко оповестили его о первых результатах проверки.

Губернатор отправил в монастырь дополнительные силы для тщательного расследования (аудиторов и счетоводов), распорядился взять под стражу всех монахинь и всех горожан, чьи имена были обнаружены в книгах и письмах директрисы, провел обыски в их домах и заведениях и ЛИЧНО принялся допрашивать причастных, отложив на неопределенное время все остальные дела.

Офис губернатора стоял на ушах, служащих не отпускали даже переодеться, а в метрополию полетели депеши о действиях Ордена в отдельно взятой колонии Бриктании. Скандал обещал быть громким!

***

Советник губернатора Мортен, как лицо вовлеченное, от непосредственного разбирательства был отстранен, но на него возложили миссию управления «осиротевшим» пансионом на время проведения проверки. Вот с этим вопросом сэр Николас и решил обратиться к старшей дочери.

Елизавета слушала отца предшественницы и поражалась нескольким вещам. Во-первых, оперативности и масштабности действий губернатора: судя по всему, задействованы были не только стражи порядка, но и военные, размещенные в колонии, иначе за сутки провернуть изъятие документов и массовые задержания причастных вряд ли возможно.

Во-вторых, скандалу был сразу придан статус государственного, если не международного …

« Ну, используя полученные сведения о связях монахинь –они же общались с другими орденцами? Стоит намекнуть соседям, мол, вы бы присмотрелись…» – ехидничала про себя попаданка, хотя ежу понятно, что действовали все участники схемы в личных интересах и ни о какой «высокой политике» не думали.

Но в данном случае главное – найти повод для разборок с неудобным династии элементом (а там и с аналогичными, если таковые найдутся. А они, определенно, найдутся, надо только поискать).

В-третьих, очевидно, что обращение к ней отца означало «смену власти» в семье, а тут могли быть ньюансы…

И Лиззи вступила в беседу.

– Отец, я не ожидала, что дело примет такой оборот. Мне надо подумать. Как я понимаю, миссис Мортен будет проходить как соучастница? Или свидетель? – советник уставился на дочь с удивлением. – В любом случае, ее имя покроет «неувядаемая слава» бессердечной мачехи, бросающая тень и на Вас, не так ли? Что Вы предпримите в связи с этим?

Не понять намека сэр Николас не мог. Он еще раньше, слушая откровения разгневанной крушением ее планов супруги, ловил себя на мысли, что брак с милой вдовушкой Темперанс Мур оказался слишком… ну, просто слишком для него.

Почитав же ее дневник, увидев векселя на весьма кругленькие суммы и изможденных отстраненных дочерей, мужчина вообще с трудом сдерживался, чтобы не прибить жену хорошенько и не раз.

Выражение лица губернатора, услышавшего от Боулза про ситуацию с близнецами Мортен, послужившую катализатором процесса, было столь красноречивым, что советник понял: этот брак нужно заканчивать, и как можно скорее. Интонация же дочери сейчас поставила точку в его малых сомнениях.

– Я уже готовлю документы на развод. Темперанс, несомненно, получит наказание в соответствии с решением суда присяжных – столь громкое дело будет рассматриваться публично, король уже распорядился на этот счет. Завтра утром ее доставят в городскую тюрьму на допрос, там же она и останется до суда.

– Тогда как Вы намерены поступить с Эммой и Кэтрин? Истерик не избежать…Я бы не хотела, чтобы Джейн и Джулия выслушивали то, что эти девушки будут наверняка пытаться донести до их ушей…Мать для них непогрешима, мы же – враги. Я договорилась о билетах на корабль, но…– Лиззи сделала паузу и твердо посмотрела в глаза отцу. – Вы желаете, чтобы мы остались?

Глава 13

Сэр Мортен смотрел на дочь, обычно тихую и незаметную, и поражался ее преображению: перед ним сидела взрослая молодая женщина, поступающая и говорившая уверенно, веско, зрело.

Или она всегда была такой, просто он не обращал внимания, довольствуясь краткими, но емкими, с каплей сожаления и сочувствия ему как отцу этого недоразумения, замечаниями жены о полной никчемности старшей мисс, годной лишь для работы прислугой, поскольку Лиззи не наделена ни талантами, ни красотой, ни умом, ни амбициями?

«Моль бледная», «серая мышка», «недалекая бедняжка», в отличие от Эммы и юной Кэтрин – способных, образованных, увлеченных, умеющих подать себя в обществе, за которых не стыдно и которые востребованы на рынке невест, не то, что «увы и ах, перестарок» Лиззи Мортен.

«Я был слеп или глуп? Я позволил второй жене оттеснить и почти погубить своих родных дочерей, детей любимой Мэрион, в угоду приемным, пусть и живущих под моим именем и покровительством десять лет…

За постоянной работой и умелой лестью жены я не видел, как мучилась и в кого превратилась Лиззи, как оказались отрезаны от дома и повергнуты в пучину страданий Джейн и Джулия, как обводила меня вокруг пальца жадная беспринципная женщина, в конце концов опозорившая фамилию Мортен и усилиями которой я почти потерял свою настоящую семью…»

«Мне так стыдно, боже…» – корил себя советник, снова и снова переживая сцены откровений Темперанс, вспоминая написанное на страницах ее дневника, лица вернувшихся близняшек, отчаянное выступление Лиззи в день совершеннолетия, детали отчета об условиях жизни пансионерок и схеме их «трудоустройства».

***

–Да, Лиззи, я очень хочу, чтобы вы остались. Не только потому, что мне нужна твоя помощь в управлении пансионом, но – и это главное – потому, что я очень хочу и изо всех сил постараюсь стать вам настоящим отцом, а не строкой в паспорте. Я виноват перед вами троими, страшно виноват перед вашей покойной матерью!

– Прошу, дайте мне возможность хотя бы частично загладить эту вину, позвольте мне узнать вас заново, позаботиться о вас искренне, заслужить ваше прошение! – мужчина с мольбой смотрел на серьезную и собранную старшую дочь, ожидая ее ответа со страхом и надеждой.

Елизавета Хмырова видела, что мужчина искренен: уж это она умела различить в череде эмоций других людей, благо, жизненный опыт имелся.

Отец «тела» за несколько суток пережил потрясение, подобное тому, что пришлось и на ее душу, поэтому она хорошо его понимала. Да и возраст мужчины был если не равный, то близкий ей прошлой, так что считать его было несложно.

Ей дали второй шанс, кто она такая, чтобы отказать товарищу по несчастью? Лично Лисе было фиолетово на его страдания – заслужил, но Джейн и Джулия? Девочки-то нуждаются в родном человеке!

Хмырова сейчас не была настолько уверена в себе, чтобы честно заявить, что она справится с их потребностью в любви – ей бы самой с собой до конца разобраться. Нет, она будет стараться, она уже это делает, но впереди долгий путь, и если небеса предлагают возможность объединить усилия с заинтересованным человеком, истинным кровником, зачем ею пренебрегать?

Безусловно, Николас Мортен – редкостный козел, бросивший, по сути, семью ради собственной карьеры и душевного спокойствия (ну и кое-чего постельного), но один ли он так поступил и поступал? Увы! Как говаривал в ее студенческие годы один паренёк-философ: «Мужчина – это муж и чин, где муж – самец, а чин – карьера. Остальное – мелочи». Дети – мелочь, тем более, дочери.

Это женщины живут, в подавляющем большинстве, ради детей и мужа, а у мужчин этот аспект в том же подавляющем большинстве второстепенен. И не переубедит ее никто, и история почти всех времен и народов тому подтверждение, и пусть хоть оборутся поборники патриархата и традиционализма!

Даже она, эгоистка первостатейная, старалась помогать Борюсику в карьере, отринув материнство сознательно не только из-за страхов перед родами и испорченной фигурой, как шутила сама.

Нет, ей пришлось выбирать между усилиями по лечению бесплодия (тяжелая дисфункция яичников и эндометриоз) и адаптацией в чужой стране и обществе с целью повышения шансов мужа на продвижение по служебной лестнице в международной корпорации.

Малодушие? Возможно, чего уж теперь-то копья ломать…Может, и стоило хоть в сорок порыпаться, были варианты? Но она не стала, убедила себя, что и так все хорошо, что привыкла, что не хочет, что ее поддержка мужа и его карьера важнее. Ай, хватит!

«Э, куда-то не туда меня понесло…Советник ждет ответа, а я тут о спорном, прошлом и неслучившемся» – одернула себя попаданка и заговорила:

– Отец, поверьте, я понимаю Ваше желание и приветствую его. Вы действительно нам задолжали…годы. Но не от меня зависит, останемся мы здесь или нет. Я уже взрослая, могу отодвинуть эмоции и положиться на разум, а вот девочки? Думаю, Вам надо поговорить и с ними не менее откровенно. Надеюсь, они поверят Вам и примут решение в Вашу пользу. Я же приму ИХ решение.

Советник немного расслабился – старшая не отвергла оливковую ветвь категорически. Он не знал, насколько сблизились между собой за короткий срок его дочери, но тешил себя надеждой, что младшие прислушаются к мнению Лиззи и дадут ему шанс реабилитироваться.

–Да, да, конечно! Ты абсолютно права! Я сегодня же переговорю с ними и постараюсь объясниться…– зачастил мужчина. – Но у тебя ведь есть какие-то ... соображения по поводу нашего совместного будущего? И еще мне нужен твой совет относительно пансиона – закончил свое выступление таким внезапным заявлением советник.

Елизавета отвернулась к окну и задумалась.

«Её условия? Избавиться от дочерей Темперанс, в первую очередь. Жестоко? Да, но их присутствие в доме – бомба замедленного действия. Пожалуй, с Кэтрин она справится: девочка явно ведомая, убрать раздражителей в лице маменьки и сестры – и с ней можно наладить контакт. Нет, не до сестринской близости, но хотя бы на мирное сосуществование надежда есть определенно. А вот Эмма – проблема».

– Сэр... Позвольте говорить откровенно? Если в доме не будет мачехи, что, как я поняла, лишь вопрос времени, остаются ее дочери. Я готова мириться с Кэтрин, она еще юна, да и трусовата, поэтому не так опасна, как Эмма. Последнюю либо выдать замуж, либо отправить к родственникам Темперанс. Такие имеются? – начала попаданка.

– После развода Вас с ней ничего не будет связывать, да и она сама вряд ли пожелает подчиняться мне. В свете скандала, в котором имя ее матери будут полоскать на каждом углу, удалиться из города – благо для столь амбициозной особы – Лиззи ухмыльнулась.

– Думаю, замужество – лучший вариант. Если Вы сможете подобрать ей в срочном порядке приемлемую для Вас кандидатуру, желательно, за океаном, я готова даже собрать небольшое приданое и организовать скромную церемонию. Пожалуйста, подумайте над этим.

Хмырова помолчала, давая советнику время осмыслить сказанное, после чего заговорила вновь:

– Относительно Вашей миссии. Я не очень хорошо, вернее, я совсем не рассмотрела монастырские владения, но общее впечатление, да и по рассказам сестер – хозяйство там приличное и по размерам, и по оснащению, думаю, настоятельница хорошо зарабатывала не только на нелегальной торговле девушками.

Другое дело – надо ли сохранять пансион в том виде, в котором за ним закрепится после разбирательства нехорошая память. Это место станет нарицательным, не удивлюсь, что как только слухи распространяться, пансионерок начнут разбирать по домам.

И не из-за них самих, скорее, из-за нежелания оказаться причастными к скандалу. Если и останутся девочки, то уж совсем ненужные родне, которых и сослали туда в надежде избавиться, рано или поздно, как сделала мачеха с близнецами, – как бы вскользь заметила Хмырова.

Лисе очень хотелось уколоть советника, ткнув носом в его небрежение по отношению к дочерям. Ведь, как выяснила попаданка из причитаний верной Флоренс после мытья девочек, причиной «ссылки» близнецов стало категорическое неприятие ими новой жены отца и понятное (для умного наблюдателя) поведение сирот с чужой теткой, занявшей место их матери: дерзость, непослушание, игнор, ссоры, мелкие пакости, драки с ЕЁ детьми.

Но главе семьи подано всё это было под соусом заботы о неуправляемых крошках, которым требуется твердая рука для их же пользы.

«Эмма и Кэтрин, конечно же, тоже отправятся в пансион, но позже, поскольку Эмма, хоть и старше, но так болезненна…А Кэтрин так мала…» – так и слышались в голове увещевательные бормотания понимающей и сострадательной (ах, она такая душка) Темперанс.

Лиззи же вроде как приняла мачеху, старается, да и поздно ей уже в пансион, скоро о браке надо задуматься. Темперанс сама подготовит ее к замужеству, научит ведению хозяйства и прочее.

Близняшки («бедняжки») побудут вдали от дома от силы год, два, потом она, убедившись в их исправлении, вернет их…Конечно, конечно, дорогой, как может быть иначе!

Джейн и Джулия были отправлены в пансион с твердым обещанием, что на следующий год, при условии их успехов в учебе и поведении, отец заберет девочек обратно…

Позже, из года в год, ко времени набора в монастырскую школу, история повторялась: Эмма «очень вовремя» заболевала, Кэтрин все еще нуждалась в постоянной опеке матери, Лиззи не давала поводов для беспокойства (так старается, хоть и совсем …не приспособлена ни к чему, ах), а близнецы привыкли к жизни в пансионе, им там нравится, зачем отрывать их от друзей, занятий…

И Мортен-старший глотал «дезу» как миленький, задавал все меньше вопросов, и план мачехи успешно шел по графику. Пока не «выздоровела» Лиззи.

– Прости, дочь, я… Мне стыдно... – пробормотал советник, опустив голову. – Но я…

– Пока не давайте красивых обещаний, лучше действуйте, – прервала мужчину Елизавета. – Так вот, о пансионе. Хотелось бы увидеть документы о состоянии дел, понять, каковы Ваши полномочия, а также – чего хочет корона.

Глава 14

Дальнейшая беседа получилась продуктивной и деловой, советник был «слегка» (да нет, сильно) ошарашен здравомыслием и практичностью Лиззи: оказалось, девушка не только понимает и оценивает хозяйственные проблемы, но и улавливает политические аспекты ситуации.

Действительно, губернатор Дамбли высказывал похожие соображения о нецелесообразности сохранения пансиона «благородных девиц» в прежнем виде, но и разорять налаженное производство не хотел: поверенный Боулз описал пансион как прибыльное предприятие, а обнаруженные счета директрисы порадовали колониального казначея.

Их, как и все имущество монастырского пансиона, король приказал «национализировать». Очевидно, что подобные проверки состояния дел в аналогичных заведениях и высоковероятная экспроприация их богатств на подконтрольных территориях Бриктании буду проведены повсеместно, и местным властям предстоит решать, что делать дальше: управляться со всем этим «наследством» самим или распродавать, дабы голова не болела.

Заведения же по обучению и воспитанию девиц следует реорганизовывать на иных началах, но этот вопрос, слава богу, в данный момент не актуален. Пусть король решает, надо ли вообще такое продолжать…

Тут попаданка не удержалась.

– Безусловно, отбрасывать такую идею нельзя! Сэр, отдавать обучение девушек, впрочем, не только девушек, на откуп церкви не стоит, но и не следует исключать её из образовательного процесса совсем. Желательно найти «золотую середину»: уверена, таких, как мать Изабель – единицы, большинство же монахинь – истинно верующие люди, чьи помыслы и действия направлены на добро.

Тем более, наверняка, среди обслуживающего персонала подобных школ найдутся и специалисты по наукам, хозяйству, воспитанию. Их просто нужно вычленить из общей массы «сестер во Христе» и предложить нести разумное, доброе, вечное в рамках, определенных короной. И обязательно разбавить будущий преподавательский состав светскими педагогами – «раздухарилась» Лиса и принялась развивать «мыслю» дальше:

– Возможно, пожилые аристократки или вдовы, пользующиеся уважением в обществе, воспримут идею подготовки молодых женщин к жизни в меняющемся мире с энтузиазмом. Контролируемым, повторяю! Организовать королевскую специальную образовательную инспекцию, назначить проверяющих, следить за программой обучения и бюджетом...Ну, думаю, Вы понимаете, – передохнула Хмырова и продолжила:

– Конечно, человеческая природа, увы, несовершенна, и будут злоупотребления и прочее…Но! Это – сфера контроля короля! А после сурового публичного суда над участниками скандала прыть и желание погреть руки на таком деле, надеюсь, хоть на время поубавится. Ну, мне хотелось бы так думать… – свернула тему попаданка.

Елизавета сама от себя не ожидала столь вдохновленной речи. Смешно, но она действительно говорила, что думала. Где-то на краю сознания маячила фигура Макаренко с его «Педагогической поэмой», очень нравившейся ей в школе.

Тогдашней девочке Лизе было жалко беспризорников, она восхищалась их трудом и достижениями, радовалась победам, горевала над потерями. И собственное детство с пионерскими галстуками, кружками, лагерями, общением с ровесниками оставило в душе улыбки и тепло.

Зачем лишать подобного (при разумном подходе) здешнюю молодежь, особенно девочек? И тут сирот хватает во всех слоях общества и классах, и не только реальных, но и таких вот, при живых родителях. Получить образование, специальность или хотя бы признанные навыки – для юных жителей империи это гарантированная «подушка безопасности» на будущее и в этом мире явного технического прогресса.

Это ей повезло вычислить удачного мужа, а вот многие промахнулись… Конечно, иной раз и диплом от голода не спасет, но все же шансы выше…

–Так ты предлагаешь создать что-то вроде…– не мог найти определение увлекшийся речами дочери губернаторский советник.

– Я бы сказала – профессиональные училища для женщин, ну и мужчин, почему нет? Прежде всего, из бедных слоев населения или… незащищенных, что ли. Типа, находящихся под сомнительной опекой, из разорившихся семей, от родителей-инвалидов…Со стороны короны – широкий жест, забота о сирых и убогих, для общества – реклама прогрессивного монарха и сфера благотворительности, для несчастных – билет в новую жизнь, – фонтанировала идеями Лиззи.

– Кстати, такие училища можно сделать на частичной самоокупаемости, сочетая учебу и труд с оплатой ученикам за работу и реализуемые изделия, откладывая деньги на их личные счета, на будущее, так сказать. А производство, если таковое пойдет, сделать экспериментальным. Молодежи интересно новое! Пусть изобретают, ну, под наблюдением, конечно, шьют-вяжут, растят гибриды какие-нибудь, можно устраивать конкурсы талантов под патронажем короны, публиковать списки победителей, давать призы, предоставлять рабочие места в госструктурах … Да, и не только белых включать. Понимаете? – попаданка воззрилась на чиновника: не отпугнула прогрессорскими фантазиями?

Советник Мортен пожалел, что не взялся за перо, чтобы записывать идеи дочери! Об их происхождении он вообще не задумывался: его так захватила картинка, нарисованная Лиззи, что он был готов бежать косым зайцем к губернатору и пересказывать их разговор!

Опытный чиновник увидел в предложениях старшей дочери весьма заманчивую перспективу: воспитывать в нужном властям ключе преданные и, безусловно, благодарные короне поколения молодежи, не отбрасывая и женское население, и цветное… Это захватывающе и многообещающе!

Глава 15

Советник и иномирянка просидели в кабинете до позднего вечера, обсуждая перспективы развития среднего профессионального образования на базе монастырских пансионов и не только. Черновой вариант проекта совместными усилиями они завершили уже ближе к ночи.

Елизавета предложила сэру Николсу найти в пансион толкового управляющего, чтобы не дать хозяйству развалиться за время реорганизации, сделать запрос в метрополию об учителях, определиться с размером дотаций от короны, в общем, сделать так, чтобы и производство, и «заработанные непосильным трудом» предприимчивой настоятельницей и ее подельниками деньги, по возможности, сохранились для будущего училища или что там решат власти создать на его месте. «Но лучше бы училище», – единодушно постановили Мортены.

На период расследования Елизавета предложила отцу отправить их с девочками (при условии согласия сестер остаться в колонии и с ним) в какое-нибудь прибрежное бунгало, где они смогут прийти в себя, спокойно отдохнуть, восстановиться и сблизиться вдали от слухов и сплетен, которые, несомненно, вскоре заполонят салоны и улицы Кейпсити.

Относительно Эммы и Кэтрин попаданка была категорична: первую – замуж сразу после суда, вторую она готова забрать в пригород, чтобы наладить контакт с потерявшей ориентиры девочкой. Поездка, однозначно, – только после его разговора с обеими «двойками».

Советник Мортен, покоренный разумностью старшей дочери, согласился с ее планом, не раздумывая. Он вообще после разговора с Лиззи испытывал некое умственное возбуждение и нетерпение (даже заснул с трудом!)! А еще – абсолютную уверенность в успехе еще утром казавшегося безнадежным предприятия по воссоединению семьи Мортен!

Про возможности воплощения в жизнь идей Лиззи относительно создания сети королевских ПТУ (какое странное, но оригинальное сокращение, однако, хм) и высоковероятном личном участии в этой, могущей стать поистине судьбоносной для короны, образовательной программе (снова ее термин), и говорит нечего!

Ай да, Лиззи, ай да сук…Молодец, короче!

***

Госпожа Хобякофф давно так много не говорила, устала страшно, но чувствовала себя при этом… вдохновленной, что ли, или какой-то приятно-взбудораженной. У неё тоже (как и у отца-чиновника) появилось желание бежать и воплощать собственные идеи в жизнь!

Да она не помнила, когда испытывала такой душевный подъем! Ей рисовались картинки учебных занятий, уроков труда, обязательно – физкультуры, спортивные площадки, школьные спектакли, ярмарки поделок…Красивая форма на воспитанницах, аккуратные комнаты и классы, вручение дипломов…

Елизавета перебирала в голове все профессии и ремесла, которые могли быть полезны женщинам в мире зарождающегося равноправия полов: машинистка, стенографистка, секретарь, учитель, воспитатель, агроном, ветеринар, медсестра, продавец…

Скорее всего, здесь уже такие существуют, но то – «самоделки», а надо – признанных, узаконенных спецов выпускать, чтобы сразу сбивать спесь с мужиков-шовинистов.

Ну и хенд-мейд развивать, чтобы и желающие посвятить себя семье и детям не считались бесполезным приложением к мужу, а могли, продавая свои поделки, например, иметь средства «на булавки» «собственного сочинения», так сказать.

Мастерицы есть, наверняка, только они «не выходят в свет». Значит, надо предоставить им торговую площадку, где их будут оценивать по работе, а не по половой или расовой принадлежности. Хотя с последним не стоит торопиться.

Рабства, как такового, здесь не было, но аборигенов просто не считали за разумных, их называли «дети короны»: могли нанимать на работу за еду и кров, не убивали, но и не лечили, теснили в саванну или джунгли мягко, но уверенно.

Ну, такая себе дискриминация по принципу «ничего не вижу, ничего не слышу». И местные аборигены были какими-то очень тихими, вялыми, безынициативными…Или она просто еще не все узнала? Ладно, пока ей своих забот хватает.

***

Что правда, то правда – забот хватало.

Когда утром следующего дня за Темперанс Мортен прибыл наряд стражей, в доме начался форменный бедлам: мачеха визжала, сопротивлялась, ругалась, пока господин советник не пригрозил связать ее и в таком виде вынести из дома на потеху собравшейся у ворот толпы. Женщина сначала не поверила, но двинувшийся к ней с веревкой муж охладил ее пыл, и она сама села в закрытую карету.

Эмма и Кэтрин, наблюдавшие за арестом матери, устроили слёзоразлив и истерику, но сэр Николас, заведя их в кабинет, видимо, сумел донести до падчериц суть происходящего, после чего девушки притихли и разошлись по комнатам, отказываясь пару дней есть в столовой и общаться с остальными. Елизавета по этому поводу не загонялась, уделяя внимание близнецам и собираясь за город.

***

Как она и предложила, отец предшественницы переговорил с Джейн и Джулией. Сама она при их беседе не присутствовала, предоставив советнику простор для маневра. Близняшки вышли от родителя несколько «прибабахнутые», закрылись вдвоём и о чем-то шептались долго, но решение приняли – остаёмся.

Елизавета выдохнула (слава богу, а её план – ну не шмогла, что ж теперь?) и озадачила Саймона поиском бунгало на побережье. Теперь ей предстояло выяснить настроение Кэтрин и Эммы.

Впрочем, за этим дело не стало: Эмма сама рвалась в бой. Поразительно, но устраивать истерику повторно девица то ли побоялась, то ли рассчитывала на другой путь: она смиренно отпросилась у советника на приём к Тэлботам, взяла Кэтрин, пребывающую в прострации, коляску советника и уехала.

Вернулась очень быстро, красная, злая, расстроенная, наорала на прислугу и снова заперлась в комнате (уже по собственной инициативе). Испуганная же Кэтрин поведала Лиззи за чашкой успокоительного чая, что в дом Тэлботов их не пустили, заявив, что детям преступников там делать нечего.

Эмма устроила истерику на глазах приглашенных, её обсмеяли, высказав много неприятных вещей о её характере, внешности, положении и планах, пройдясь заодно и по мачехе. Пришлось возвращаться.

–Лиззи, что теперь с нами будет? – всхлипывая, шептала Кэтрин. – Мама, правда, так поступила с близнецами? Она их …продала в борд… –девушка вскинула ладонь к губам. – Ради вашего приданого? И она воровала у отца…сэра Николаса…деньги? А тебя она сделала прислугой?

Хмырова смотрела на смущенную растерянную Кэтрин и видела подростка, задавленного авторитетом матери и сестры, не имеющего возможность думать самостоятельно, прибитого происходящими переменами и боящегося всего и всех.

«Тепличное растение, не приспособленное к выживанию. Ей шестнадцать, а восприятие мира – как у ребенка лет десяти. Красивая, изящная, не очень похожая на мать и сестру, с какой-то «незамутненностью» в карих глазах».

«Дурочка или прикидывается?» Елизавета ничего не могла сказать–память предшественницы молчала. «Надо потрясти Фло и горничных, они-то всяко лучше меня осведомлены об истинной натуре Кэтрин» – подумала попаданка и спокойно заговорила:

– Да, Кэтрин, все так и есть. Тебе неприятно узнавать подобное о матери, но мне нет смысла врать и, прости, щадить твои чувства. Темперанс вступила в сговор с директрисой пансиона, заплатила ей украденными у отца деньгами, чтобы та провела обряд пострига над близнецами, а на самом деле отправила бы их в бордель…Меня она тоже планировала уговорить на такой же шаг или на добровольную передачу моего наследства в вашу пользу, не знаю точно, но вряд ли её заботило мое счастливое будущее.

–И что теперь? – девушка уставилась на сводную сестру красными от слез глазами.

– Вашу мать будут судить, ей придется понести наказание. Что касается вас… Эмме пора замуж, тем более, она так об этом мечтала. Ну, а тебе я предлагаю жить с нами, вести себя прилично, постараться подружиться с сестрами и со мной. Будешь хорошей девочкой – и все будет хорошо. Я – не твоя мать, я не буду гнобить тебя, даже ради мести. Предлагаю мир и кров, до твоего совершеннолетия время есть, выучишься какой-нибудь профессии, я помогу, и сама будешь строить своё будущее. Главное, не равняйся на мать и сестру, будь добра к людям, не лги, не обманывай, и к тебе будут относиться соответственно. Конечно, если хочешь, мы поищем вашу родню и отправим тебя к ним…

Кэтрин отчаянно замотала головой:

– Нет, Лиззи, не надо! Мама говорила, что ее родня – злые жадные люди, она и выбрала сэра Николса, потому что такого простака было легко обвести вокруг пальца…– девочка затихла, понимая, что проболталась. – Прости, Лиззи…Мама учила нас, как вести себя с мужчинами, чтобы они «ели с рук»…

Попаданке надоел этот разговор, возвращающий к неприятным моментам её прошлой жизни.

–Кэтрин, постарайся пересмотреть свои взгляды, хорошо? Мы собираемся на побережье, если хочешь, едем с нами. Сидеть в городе, пока идет следствие и суд, у меня нет желания. С Эммой я поговорю сама. Иди, отдохни.

Кэтрин вытерла нос, встала и побрела к себе.

«Пусть думает, ей полезно. А Эмма…»

Глава 16

Пока Эмма «зрела», Лиззи наводила порядок в счетах и доме. Оказалось, что физический труд способствует мозговой активности: во время уборки, стирки, помощи на кухне в голове упорядочивались мысли, выстраивались планы. Привычные телу Лиззи занятия не утомляли, заменяя фитнес, общение с прислугой давало новые сведения о домочадцах, а втянутые в хозяйственные дела близнецы раскрывались перед сестрой.

Флоренс, обрадованная «сменой власти» и «перерождением» старшей мисс, порхала по дому и кухне и делилась с Лиззи подробностями семейной жизни Мортенов, а также, как и хотела попаданка, особенностями характеров дочерей Темперанс. Хмырова поздравила себя с тем, что, в целом, верно оценила натуру обеих: ведомая Кэтрин и лидер Эмма, более похожая на мачеху и внешностью, и сутью.

Заодно Флоренс присматривала и за камеристкой мачехи, что дало возможность разобраться с ней просто и быстро. Лиззи хотела уволить Гвинет – не доверяла она наперстнице Темперанс. И оказалась права: Гвинет припрятала часть сокровищ хозяйки, не обнаруженных старшей мисс, намереваясь забрать с собой при расчете, который, как она правильно понимала, не за горами.