Текст книги "Когда-то я была злодейкой (СИ)"

Автор книги: Лора Лей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Во время таких чаепитий Хмырова с горечью обнаружила, что известная в свое время сентенция некоей советской матроны, рассмешившая миллионы людей, и звучавшая как «В СССР секса нет», имела под собой реальные основания: её коллеги никогда не говорили об интимной жизни и проблемах в ней. И дело было не в их излишней скромности, как поняла Лиза, дело было именно в незначительности этой составляющей брака в глазах собеседниц.

Однажды, пребывая в лирическом настроении, Лиза блеснула, как ей показалось, остроумием, рассказав товаркам популярный в её первой жизни анекдот.

«Встретились две подружки, недавно вышедшие замуж. Обе грустные, поделились проблемами.

–У меня муж – импотент, представляешь? –сказала одна.

–Ха, подумаешь! У меня трижды импотент…-вздохнула другая.

–Это как же? – удивилась первая.

–Да так! Мало того, что импотент, так он палец обрезал и язык обжог! – припечатала вторая»

Реакция на байку была…никакая: женщины недоуменно переглянулись, поджали губы и ничего не сказали. Лизе стало ясно, что коллеги не поняли «изюминки»…Только одна смущенно отвела глаза в сторону.

Зато второй анекдот публику рассмешил:

«В спальне муж и жена, совершая совместные поступательные движения, вдруг разговорились. Жена спросила пыхтящего мужа:

–Вань, я слышала, во время этого дела вроде как стонать положено…

–Ну так стони! –ответствовал супруг.

Женщина закатила глаза и громко застонала:

–Ой, денег нету, денег нету-у-у!»

Библиотечные работницы долго хохотали, повторяя стон и поддерживая героиню относительно нехватки средств к существованию, а Лиза решила больше не юморить.

И все же эти посиделки возвращали Лизе душевное равновесие и помогали справляться с тоской по Хантеру и другой проблемой, неожиданно вставшей перед ней.

***

Елизавета скоро осознала, что выбранная стезя ветеринара её не устраивает, потому что видеть и ласкать забавных зверушек – одно, а заниматься больными безмолвными пациентами – другое. Попаданку накрыло не по-детски: бросать? Стиснуть зубы и продолжать?

На борьбу с собой уходили силы и время, но здравомыслие победило: взялся за гуж – не говори, что не дюж. Без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек, это она усвоила ещё в первой жизни. И она решила доучиться, а там – куда кривая вывезет.

Слава богу, у Мергена таких трудностей не возникло: парень уверенно занимался вопросами ЭВМ, автоматизацией и шел в направлении будущей компьютеризации всего и вся. Как и подруга, на посторонние воздействия типа строящих глазки редких в МВТУ девушек, тусовки сокурсников и прочие «прелести» студенческой жизни у него не было ни желания, ни времени.

***

Её Хантер случайно устроился дворником в Лефортово, что принесло не только дополнительные деньги, но и, через полгода ударного труда на ниве уборки улиц и дворов, небольшую уютную комнатку в старой коммуналке, распоряжением руководства местного ЖЭКа закрепленную за ним. Это произошло после зимней сессии их третьего курса.

Рукастый и головастый студент престижного вуза, исполнительный, без вредных привычек и мутных друзей, отзывчивый и симпатичный, пользовался успехом у местных пенсионеров (за красоту, отзывчивость – чинил утюги, стиральные и швейные машинки, велосипеды внукам, редкие пылесосы – и качественную уборку придомовой территории) и дворняг, ставших объектами тимуровской опеки парочки из провинции.

Соседями по коммуналке были часовщик Михаил (Михель, вообще-то) Ефимович Блюмин, работающий инвалид (по здоровью, ага) и кроссвордист, и ещё один дворник, лимитчик Айдар Галиев, со дня на день ожидающий прописку в столице, а там, глядишь, и отдельную квартиру в новом районе (начальство клялось и божилось).

Дом, старый, двухэтажный, с облупленными стенами парадных, двойными «стеклопакетами» и высокими потолками, оказался теплым, а коммуналка – неухоженной. «Да уж, мыть и мыть» – подумала попаданка, когда впервые попала в «обитель холостяков».

Каждый уэкенд в течение двух месяцев она, вооружившись тряпками, щетками, «белизной», «пемоксолью», купоросом и адским упрямством оттирала ванну, унитаз, раковины, стены, двери, метлахскую плитку в туалете и кухне, замызганную газовую плиту, подоконники и полы в коридоре, гоняя мужиков за подручными средствами и направляя их робкие порывы помочь в мирное русло.

В результате упорного труда бригады «Ух!» общежитие барачного типа превратилось в относительно приемлемое, по мерках перфекционистки Хмыровой, жилище (гранд-ремонт попаданка решила сделать позже).

Коридор отныне освещали две стоваттные лампочки в самодельных абажурах из шпагата(на надувной шарик наматывается шнур, скрепляется клеем и после «сдувания» веревочная конструкция надевается на патрон), у входа лежал резиновый коврик, обмотанный сырой тряпкой, вешалка из ветвистой рогатины предназначалась как для одежды, так и для шляп часовщика, из ящиков, собранных у магазина и покрашенных суриком, собрали этажерку для обуви.

На кухонных окнах, прикрывая отбитые куски краски, висели ситцевые шторки, чудом выживший безхозный посудный шкаф, подремонтированный и отмытый, хранил разнокалиберную, но вполне приличную посуду, вид которой скрывали такие же, как и на окнах, шторки (уценка, купленная матерью Лизы по случаю в магазине «Ткани» на Ленинском).

В общем, входить отныне в квартиру было нестрашно и жить оказалось можно!

Часть вторая Глава 12

Оба соседа по коммуналке были чрезвычайно лояльны к приходам Лизы, не противились ее «мойдодырским» и командирским наклонностям, всегда просили сготовить «домашнее», предлагая продукты и собственные скромные умения, и настоятельно советовали переехать к ним в «мужской монастырь» окончательно.

Благодаря имевшейся в семье Хмыровых «Книге о вкусной и здоровой пище» (большая такая, голубая, с картинками), чуть ли не до дыр «залистанной» в детстве и еще не раз изученной во время каникул в школе, и практическим урокам бабушки Елизавета могла готовить так, что мужики нахваливали простые, но вкусные блюда молодой соседки, а та старалась побаловать интернациональную компанию приближенными к родной кухне угощениями.

Так Михаил Ефимович «заценил» форшмак (с яблоком, знамо дело) и его облегченный вариант – селедочное масло, и как ни странно, квашеную капусту, которую Лиза нарубила по весне из случайно попавшейся в магазине приличной капусты (потом это превратилось в осеннюю традицию, как и консервация всего, что удавалось добыть «по дешевке» на рынке или в магазинах – за добычу ингредиентов отвечал часовщик).

Башкиру Айдару «зашли» жареные пироги и манты с добавлением картошки – эту особенность попаданка выяснила у коллеги по библиотеке во время традиционных посиделок в подсобке: москвичка Таисия была замужем за земляком Галиева и всегда приносила что-то из его предпочтений к чаю: пирожки то с рисом, то с картошкой и пшенной кашей (чаще), то с мясом и картошкой, реже – с тыквой. Елизавете они напоминали беляши, но были очень вкусные!

Плита в коммуналке была двухконфорочная, но с хорошей духовкой, так что проколов у попаданки даже с пирогами по бабулиному рецепту (под настроение) не случалось, слава богу! Роль мантоварки исполняла восьмилитровая кастрюля, в которую входило сито – на нём устанавливались шесть-восемь мант. Медленно готовились, но удовольствие того стоило!

Варила возвращенка супы, борщи, рассольники – мужики не придавали значения «первому», Лиза же считала его обязательным. Благодаря холодильнику Блюмина (единственному!) приготовленного в воскресенье обитателям общежития хватало до четверга – и то хорошо!

Следует заметить, что, конечно, в Москве начала 80х снабжение было не в пример лучше и богаче, нежели на остальной территории СССР. Да, постоять в очередях или побегать по магазинам приходилось, чего уж там…Но, в целом, серьезных проблем с покупкой той же колбасы или масла не было: столицу снабжали все регионы…

Так что, купить селедку (соленую, тощую, но, вымоченную в молоке или чае, сдобренную лучком, подсолнечным маслом или пущенной на форшмак впоследствие) удавалось, как и бочковые огурцы, кислую капусту, хорошо идущую на солянку с кусочками колбасы по 2.20 и приправленную «Краснодарским» томатным соусом. Тёртый твердый Пошехонский сыр добавлял вкуса макаронам –сереньким таким, в муке, из баночки сайры или сельди иваси выходил простенький, но вполне интересный рыбный супец или намазка на хлеб (добавить плавленый сырок «Дружба» или «Волна», пару крутых яиц, размять вилкой до однородности и сдобрить ложкой майонеза).

Ароматный «Рижский» хлеб со сливочным маслом и сладким чаем (желательно, без сомнения, индийским «Три слона», но и краснодарский пойдет) был для Лизы лучшим завтраком. Как и яичница, : яйца были, маргарин – тоже. Ну или, если заморочиться, блины из блинной муки: насыпала, залила водой или молоком, размешала и –пеки! Вкус лично Хмыровой не очень нравился (содой отдавало), но Мерген, и соседи уплетали со сметаной за милую душу!

ИХ с Хантером комнату Лиза «вылизывала» параллельно ванной и туалету, но основной порядок тоже отложила на лето, как и меблировку и прочее. В голове у неё уже имелся дизайн, денег достаточно не было…

Айдар помог с некоторыми первостепенными предметами (кровать, стол, два стула, тумбочка, шифоньер – наследство одной из соседок, переехавших куда-то в Гольяново, оперативно и за «спасибо» «прихватизированных» сметливым коллегой).

«На первое время хватит» – удовлетворенно подумала Хмырова, засыпая в преображенной комнате рядом с тихим Хантером. Просто засыпая!!! К сожалению…

***

Появление отдельной жилплощади подтолкнуло Елизавету к принятию судьбоносного решения: сделать Хантера своим окончательно и бесповоротно, то есть, пожениться, или, по крайней мере, переспать, после чего, он, как честный человек, будет обязан взять ее замуж.

Оправдание так себе, уж Хмырова-то это, как никто, понимала, но у её попадания был один неприятный аспект: «пенсионерка» Елизавета Владимировна периодически «впадала в детство», то есть, поддавалась юношеским страхам, сомнениям и неразумным действиям типа покупки не реально нужных продуктов или мыльно-рыльных принадлежностей, а, например, лишней пары импортных колготок по 7, 70 руб. или потрясающе-непрактичных (с ее-то ростом!) кожаных черных французских «лодочек» на 12-ти сантиметровой шпильке аж за пятьдесят пять целковых, вот совершенно случайно именно в этот момент оказавшихся в кошельке после получения перевода от отца!

Так что про «женитьбу по залету» она думала абсолютно серьезно! Нет, в Мергене и в себе она была иррационально уверена, но ее напрягал затянувшийся «конфетно-букетный» период их отношений.

***

О том, что влюблена в друга, попаданка догадалась давно, еще в выпускном классе. За годы в Москве это чувство только окрепло, проросло во все кости и нервы, стало привычным, но отнюдь не обыденным или тусклым.

Елизавета теперь осознала, что значит любить всей душой: каждый день начинался и заканчивался для неё мыслями о Хантере, она делала дела и решала задачи с учетом его мнения, делилась с ним всем, что ее беспокоило или интересовало, стремилась всячески его радовать, заботится о его нуждах, мечтах, научилась определять его настроение и состояние по выражениям глаз, телодвижениям, мимике, даже дыханию! Мерген отвечал тем же, это было очевидно и ей, и окружающим.

Он давно и прочно стал ее миром, опорой, смыслом, силой… У них было единство, не было одержимости. Потому что они уважали друг друга, ценили и делили жизнь на двоих. Она была уверена и в себе, и в нём, вот просто как дышала…Но до самой важной, интимной, части отношений пара никак не доходила, хоть ты тресни!

В свою бытность Элис, попаданка любила красивых мужчин и секс с ними и не отказывалась от обоих без серьезных причин. Тут же у неё под боком, образно говоря, столько лет находится обалденный парень, а ей приходится усмирять свои НОРМАЛЬНЫЕ женские желания! Да разве только свои?

Хантер тоже терпел, скрыть такое сложно, но им всегда что-то мешало, как в старом анекдоте про несколько типов любви, когда то негде, то не с кем, то незачем! Целовались они порой так, что девушка терялась в эмоциях, парень трясся от сдерживаемых чувств, и оба потом долго восстанавливали дыхание и приходили в себя.

Долгое воздержание вредно, это форма извращения, противная физиологии. В первой молодости Хмырова так не заморачивалась, да и в зрелости – тоже. Но теперь-то речь шла о ЛЮБВИ, а не о банальном сексе! Почувствуйте разницу, короче…

«Была бы рядом Батшеба, обязательно бы дала дельный совет, – лежа в неудобной кровати в общаге после проведенного вместе воскресенья, печально размышляла Лиза. – Хм, вот точно велела бы не терять время, а самой сделать первый шаг! Ну что ж, кто не рискует, тот не пьет шампанское, да?»

Скоро лето, они планировали уехать на все каникулы в Саратов. Тело 20-тилетней Лизы и мозги госпожи Хобякофф «за 70» пришли к единому мнению: напоить и растлить, трам-та-ра-рам!

Часть вторая Глава 13

На родину ребята обычно ездили зимой, и только после первого курса – летом, потому что следующие два сезона участвовали в работе стройотрядов (не отвертишься, но хоть зарабатывали неплохо).

Один стройотряд (второкурсный) Лиза отработала в столице, а летом после третьего использовала лояльное к ней отношение декана и комсорга курса (помогала кое в чем, подсказывала, печатала всякие «агитки»), привезя из колхоза благодарственное письмо от председателя с указанием выработки на ниве сельхозпроизводства, что ей засчитали «скопом» за стройотряд и будущую практику (блат, а что делать?).

Зимние поездки, конечно, не очень удобны, зато дедуля с бабулей были довольны, как и тётя Таня, к которой они обязательно заезжали на пару дней.

Вернее, в деревне пара вдвоём провело первое лето, третье же – только Лиза с «севшей на хвост» Ириной Давыдовой, пожелавшей расслабиться нестандартно, пока попаданка работала в колхозе.

Хантер, записавшийся снова (!!!) в стройотряд (из-за чего пришлось отложить ремонт в комнате), приехал в деревню в конце августа, на неделю, и тогда только сводная сестра «свинтила» в Ленинград: кстати подвернулась «халтурка» в лице давешних знакомых отца Лизы, алжирских медиков, которым понадобился франкоговорящий гид.

В этой жизни Хмырова смогла безболезненно общаться с дочерью отчима, да и с супругами Давыдовыми тоже. Девушки спокойно приятельствовали, ничего не делили, скорее, наоборот, чаще взаимодействовали к обоюдному удовольствию.

***

В деревне Ирина вела себя без присущей ей легкой надменности – знала меру, не гнушалась домашней работой (посуду помыть, в стирку включиться) и помогала Лизе и бабушке Жене в огороде, много плавала в Волге, читала… Дачница нормальная из неё получилась.

В один из летних вечеров выяснилось, что Ирина хорошо поет, в отличие от Лизы, которой «медведь на ухо наступил», что расстраивало бабушку, потому что супруги Хмыровы были песенниками на всю деревню.

Дед Тимофей смолоду играл на саратовской гармошке (такой звонкой, с колокольчиками), любил военные песни и из старых кинофильмов, особенно «Не жди, Лизавета, от друга привета». «Поэтому вы меня Лизой назвали?» – спросила она как-то бабушку, и та кивнула, застенчиво улыбаясь.

Сама фельдшерица обладала приятным голосом и тонким слухом, знала много песен, и часто по вечерам они с дедом «спевали» для души. Коронными были «Жигули вы, Жигули» и «Огней так много золотых на улицах Саратова», естественно!

Был в семье раритетный рабочий патефон с грампластинками, уникальными (по мнению попаданки), с любимыми стариками Утесовым, Шульженко, Лемешевым, Руслановой, была и радиола с виниловыми дисками Трошина, Хиля, Великановой, Мондрус, Кристалинской и других советских исполнителей 60-70 годов.

Ирина Давыдова, обнаружив такое богатство, переслушала все, что имелось, а потом запела сама, приятно поразив Хмыровых: москвичка предпочитала романсы и французский шансон, и в ее исполнении они получались удивительно трогательными и лиричными.

Так и спелись нечаянные родственники, доставляя своими вечерними концертами удовольствие и себе, и соседям.

Особенно слушались непривычные для сельчан Иринины романсы «Он говорил мне, будь ты моею», «Отвори потихоньку калитку», «Отцвели уж давно хризантемы в саду» или иностранные вокализы из репертуара Эдит Пиаф, Шарля Азнавура, Сальваторе Адамо или Джо Дассена, изредка – Элвиса Пресли и Френка Синатры.

Хмырова, замечая собравшихся у забора деревенских (ну, вроде мимо проходили), хохотала про себя, вспоминая анекдотическую фразу: «Вы любите детей? – Нет, но сам процесс…!» Вот и здесь: не понимают ни слова, но сами песни….!

Тогда дед доставал обычную гармонь – подарок правления на 50-летний юбилей и подыгрывал гостье, ловя мелодии на лету.

***

Помимо пения, сошлись девушки на почве любви к танцам, помидорам и сырым яйцам! Ирина привезла в отпуск небольшую серебристую магнитолу «TOSHIBA» с десятком импортных кассет с хитами известных исполнителей: «АББА», «Бони М», «Смоки», «Чингис Хан» и других англоязычных, итальянских Кутуньо и Ко с фестиваля Сан-Ремо (особенно нравилась Лизе необычный стиль «Матио Базар») и других…Подборки явно делались на заказ, индивидуально и точно совпадали с давними пристрастиями попаданки.

Девушки, выполнив наказ по дому, врубали в дальнем углу сада магнитолу и отрывались, вызывая зависть у деревенских пацанов-меломанов и осуждение за «бесстыдство» у пожилых старух –это было странно, поскольку видеть их соседи не могли, только слышать! Может, именно в том и состояла проблема?

Среди записей были хиты и Луи Армстронга – под них Лиза впадала в эротический депресняк, но перестать слушать не могла…

***

Помидоры с грядки Ирина оценила: да кто бы не покорился сочной сахаристой мякоти красных гигантов, порезанных как бог на душу положит, посыпанных крупной солью и политых душистым маслом, в котором так здорово смачивать мягкий кусок ржаного хлеба и впитывать смесь подсолнушек с соком спелого «бычьего сердца»!

Да просто сорвать, вытереть об подол сарафана, надкусить и почувствовать, как по подбородку и шее покатилась, смешанная с зернышками, или брызнула в сторону капля помидорного сока? Непередаваемый запах ботвы, легкая кислинка его внутренностей, плотная мякоть…Господи, да разве ж можно после НИХ считать московские магазинные плоды съедобными?!

А свежее, еще теплое, куриное яичко, посоленное через тюкнутую дырочку и высосанное одним махом? Это ж с чем сравнить, если оно зашло, а?

Про простоквашу, крупными маслянистыми кусками попавшую в рот и там растаявшую, надо ли говорить?

Или про возможность снова посмотреть в сельском клубе уже не идущие в городе, но понравившиеся фильмы? Хорошо в деревне летом, оказывается… Просто живи и радуйся, мать его ети!

***

Елизавета окончательно приняла сводную сестру именно в это лето в деревне, горько сожалея, что была так слепа в первой жизни и не увидела за нарочитой холодностью нежную душу дочери отчима, рано потерявшей мать и боящейся лишиться еще и отца…

К слову о фильмах…

Группа пацанов спешит на сеанс, им навстречу, дымя сигареткой, медленно движется из клуба приятель.

-Слышь, Серега, как фильмец? Страшный? (речь о французской киноленте «Чудовище» с Ж-П. Бельмондо в главной роли)

-Да не-е-е, смешной…

-А играет кто?

– Да мужик какой-то..Баль…Ман…О, Бляманда! Точняк!

Часть вторая Глава 14

Владимир Хмыров, когда Лиза училась на втором курсе, защитился, причем, относительно легко. Совершив прорыв в карьере, к.м.н. Хмыров получил приглашение на стажировку в Ленинград, где через год неожиданно женился на дочери одного из корифеев отечественной медицины и ожидал прибавления в семействе!

Квартиру их тётя Таня, после отбытия всех хозяев, сдала знакомым, следила, чтобы те не «озоровали», а деньги клала на сберкнижку Лизе.

Дочь Хмырова отца благословила, «сексодром» подготовила и твердо решила: пора ей «брать быка за рога» – целибат задолбал! Коварный план по совращению девственника Манджиева ростом метр девяносто, свою первую и, как она понимала, последнюю любовь – долгожданную и выстраданную – вступал в завершающую фазу!

***

Августовские ночи, ранние и темные, звездные и свежие…Берег Волги, далекий лай собак, стрекот кузнечиков (или сверчков?), плеск волны от проходящего теплохода…

Романтика…И тут на архи-взрослую (так ведь?) Елизавету Хмырову нападает страх – необъяснимый, неуместный, смешной…

«А вдруг я ему не понравлюсь? Вдруг он посчитаем меня чрезмерно раскованной? Разочаруется? И что тогда?» – запаниковала «дважды попаданка».

Они сидели в обнимку около дедовой баньки и молчали. Горячее плечо молодого мужчины, крепкая грудь, на которую опиралась девушка, были такими знакомыми, родными. Привычным был и его запах, дыхание…

Лиза повернулась к парню, взяла его лицо в свои ладони, всмотрелась в раскосые глаза и поцеловала так нежно, как только могла.

Губы встретились, поцелуй углубился…Лиза начала гладить Мергена по голове, задерживаясь на шее сзади, пробираясь под ворот футболки, переводя пальцы на ключицы…Парень задышал чаще…

Лиза осмелела и запустила вторую ладонь под рубашку снизу, подбираясь к манящим уже давно кубикам пресса…

–Лизка, прекрати…– зашептал Мерген.

– Хантер, это ты прекрати ломаться! Я тебе не нравлюсь? –выпалила осатаневшая вмиг Хмырова. – Тогда я пойду!

Парень поднял на неё полные страсти глаза – даже темнота это не скрывала!

– Да я держусь из последних сил, дурочка!

Девушка возмутилась:

–А я тебя просила, идиот? Хантер, мы вместе пять лет! Мы совершеннолетние, самостоятельные! Я…Я люблю тебя, в конце концов! А ты мнешься…как…сдобный бублик!

Елизавета выпалила признание и осеклась…Ой! Эти слова давно рвались из сердца, но она стеснялась…Глупо, конечно…А кто умен, когда влюблен? Ещё и разговоры в общаге между соседками, что, мол, признание – прерогатива парней, девушкам «невместно»…Даже ее, старую, сумели достать!

Девушка растерялась, смутилась… Юноша смотрел на неё и молчал.

«Ну всё…Это конец…» – подумала попаданка, и вдруг Мерген вскочил, подхватил её на руки, ногой откинул дверь в предбанник и решительно шагнул внутрь…

Где-то снова залаяли собаки, с реки раздался смех и визги припозднившихся купальщиков, перемежающиеся матом по поводу несезонного, в общем-то, занятия.

В соседний сад за самыми крупными в деревне яблоками пытались (пока темно!) пролезть два подростка, но зацепились за гвозди в заборе, вспугнули котов, истошно взмуркнувших, шарахнулись, свалились в крапиву, выскочили из неё и побежали прочь, переругиваясь по поводу неудачной авантюры…

А в бане Тимофея Хмырова, среди запаха сушеных трав и доносящегося через неприкрытую дверь чуть влажного ночного воздуха, под бледным светом луны, тонкой полоской проникающим в темноту небольшого помещения сквозь оконце в стене, обитой гладкой вагонкой, парень и девушка, влюбленные, возбужденные, горячие и нетерпеливые, ТВОРИЛИ ЛЮБОВЬ…

«Ну, наконец-то!» – хихикнуло ночное светило и стыдливо прикрылось облачком…

***

Старики Хмыровы не дождались внуков, переглянулись понимающе, вздохнули, похлопали друг друга по коленкам и пошли спать. Но сон не шел, и каждый думал свое, но одно на двоих…

– Эх, молодо-зелено…Да чего уж…Надо завтра в сельсовет сходить, чтобы всё по закону…

– Парень хороший, хоть и другой веры, но красивый, да …Детки симпатичные будут…Может, и доживем до правнуков, а? Женька, да ты спиш-ш-ш-шь, что ли?

– Спю-ю-у-у, Тимоша, и тебе надо…Утром поговорим…

***

Елизавета проснулась от холода, уверенно трогающего за голые руки и ноги, на которые не хватило висевшего ранее на крючке бабушкиного халата. Девушка попыталась сесть, но обнимающий её сонный Хантер завозился, не отпуская. «И что теперь? Рассвело уже, а они тут, во всей красе… Черт, неудобно-то как…Блин!»

– Хантер! Ну же, Мерген, просыпайся! Дед сейчас проверять баню придет! – зашептала Лиза на ухо парню.

– Лизка, ну что ты, ей-богу? Ну, придет…Ну, поворчит немного…

– Что значит – поворчит немного? Ты, вообще-то, меня, можно сказать, чести лишил, так…

Молодой мужчина (хм!) открыл один глаз, окинул притворно-обиженную возлюбленную хитроватым взглядом, поцеловал в нос и прошептал с придыханием:

– Это спорный вопрос, кто кого чего лишил… – и улыбнулся так довольно и светло, что у Лизы сладко заныло в груди.

Хантер же лег на спину, закинув руки за голову, продолжая улыбаться и давая девушке возможность откровенно рассматривать его тело…Красивое, ослепительное просто, гладкое, смугло-золотистое, с как прорисованными мышцами и КУБИКАМИ!!!

–Если ты сейчас не встанешь и не оденешься, я …

– Лизка, я так счастлив, кажется, меня сейчас разорвет от переизбытка эмоций! Дай минутку посмотреть на тебя и убедиться, что все это не сон…И, знаешь…– парень как-то подобрался, взял Лизу за руку, – я безумно рад, что ты села тогда со мной рядом. Лиза-а-а, ты ведь выйдешь за меня, да? Будешь моей женой, возьмешь мою фамилию, родишь мне детей? И никогда меня не бросишь?

Хмырова уставилась на чрезвычайно серьезного Мергена и всем существом своим почувствовала, что её ответ для него – не просто слова, а обет! И не её, а его! Он отдает себя ей целиком, без сомнений и оговорок!

У девушки от волнения перехватило горло, и она, внезапно расплакавшись, только смогла, что кивнуть. Разве могло быть иначе? Она шла к нему три жизни!

Хантер судорожно выдохнул, стремительно сел и обнял Лизу так крепко, что косточки хрустнули, а потом заорал во всю глотку:

– ЛИ-И-И-ЗА-А-А, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ-У-У!!!

Девушка плакала и смеялась, голый Хантер скакал по бане и даже перед ней, выскочив от избытка чувств на улицу…

И в этот момент со стороны дорожки к дому раздался голос деда:

–Это всё, хм… конечно, хорошо…Хм…Но баба Женя уже яишню нажарила, сырников… Так ты.. вы бы, это, прикрылись, что ли, да в дом шли… Неча с утра народ возбуждать еротикой и повод к зависти давать…Лизка, шустри, чего расселась? Бабы счас на дойку пойдут, а мужик твой муд…телесами на всю округу светит! Чтоб сей секунд в избе были! Горластые, мать вашу в душу...

Дед ещё раз хмыкнул и потопал обратно, а молодые, отсмеявшись, побежали следом. Да одетые, одетые!

***

Завтракали в обстановке легкого смущения, но плотно. Пока хлюпающая носом фельдшерица ставила на стол чашки, Мерген метнулся в комнату, где обычно спал, и вернулся с небольшой бархатной коробочкой.

– Дед Тимофей, баба Женя! Я прошу руки вашей внучки! – выпалил красный как помидор Хантер и сунул деду коробочку, а сам дрожащей ладонью провел по густым длинным волосам, потом по лицу, потом снова по волосам…

Лиза готова была снова расплакаться от умиления и счастья. Он готовился!

– Это чегой-то? – вытаращил глаза старый механик.

– Думаю … – протянула баба Женя. – Открой!

В коробочке лежали тонкие простые золотые обручальные кольца, большое и маленькое… Хмыровы переглянулись, посмотрели на смущенного зятя (ну факт же!), пламенеющую щеками внучку …

–Ну, раз так, пошли в сельсовет! – хлопнул по столу ладонью дед Тимофей. – Вечор посидим рядком да поговорим ладком. У меня и настоечка на вишне есть…Ну что ты разнюнилась, Жека? Радоваться надо, любят они друг друга, пусть живут счастливо! – а у самого глаза покраснели…

Баба Женя утерла кончиком фартука слёзы, шмыгнула носом, потянулась, обняла наклонившегося к ней Мергена, поцеловала в лоб, потом обняла и плачущую внучку, соединила их руки и сказала:

– Будьте счастливы, милые вы мои дети… Береги ее, Геня! С дитём только не торопись, понял? Доучитесь! Документы с собой? – вдруг совершенно по -деловому закончила речь хозяйка избы и прикрикнула на сидящего в прострации мужа:

– Ну, и чего ты расселся, как у тещи на блинах? К столу-то что подавать буду? Пойди, выбери гусака, запеку! Да в сельпо загляни, когда обратно-то пойдете, Клашка вчера хвалилась, что селедку привезла… как её? Улётную! А то: настоечка у него есть…А закусь у тебя есть, старый?

***

О скоропалительном браке внучки Хмыровых весть разнеслась по округе в мгновение ока, к дому потянулись деревенские, но зрелища не случилось: фельдшерица не дала. Мол, им-де в дорогу, экономить надо, это они ради них с дедом тута расписались, а так в столице праздновать будут…И вообще, у вас делов нет, смотрю? Будний день, а вы тут собрание устроили, кыш, балаболки!

***

– Лиз, насчет свадьбы…Я заработал кое-что…Может…?

–Хантер, остановись! Расписались, посидели с родными, чего ещё надо? Даже не думай! К матери твоей заезжать будем?

– К тёте Тане зайдем, ну а там…

–Хорошо, как скажешь…Назад самолётом придется…

– Я уже купил билеты…Надеялся, что пригодятся…

–Все потратил, небось? Ладно, мне должны заплатить за дипломы, около сотни получится, не оголодаем…Черт, кровать же надо купить новую, нормальную! И ковер, и шторы…Нет, сначала быстро ремонт, Айдара попрошу…

–Лиз, а, может, ты сразу переедешь? Далеко тебе мотаться…

–Хантер, московское метро – очень удобный и безопасный вид транспорта! Можно отдохнуть и выспаться!

– Даже если ты будешь приезжать на выходные и оставаться, уже прекрасно…

–Хантер, я и на неделе буду приезжать! Мне мои соседки до чертиков надоели… Так, приземляемся! Такси ловим, и к Давыдовым... Торт бы ещё где купить…Ну, вот зачем бабуля эту курицу с гусем навязала? Помидоры еще, и яблоки, варенье вишнёвое, у-у-у…Слушай, а может, ну их, а ? Давай к те…К нам! А к матери – в выходные, ок?

Часть вторая Глава 15

Следующие два с лишним года Елизавета запомнила как постоянную езду в метро, ремонты (коммуналки и комнаты Айдаровой, большей – тот уговорил начальство на обмен перед выпиской); чужие тексты, продолжающиеся кулинарные эксперименты на тему «суп из топора»; все большее нежелание работать по специальности, но честно «дожимая» полный курс; выполнение заказов знакомых Давыдовых на вязаный эксклюзив; увлеченность Мергена компьютерами и его, в связи с этим, задержки и отсутствия во время ее визитов (такая досада!); часто сменяющиеся соседи по коммуналке (вместо уехавшего Айдара) и постоянные уборки после них; переезд тети Тани; опасения забеременеть не ко времени и, наоборот, боязнь не родить ребенка, поскольку прошлый диагноз о низкой фертильности оставался в силе и в этой жизни; подготовка и написание дипломов, госы, защита; её «свободное распределение» с последующим устройством в подмосковный центр служебного собаководства благодаря «блату» генерала Давыдова, поступление Мергена в аспирантуру; поездка к отцу в Ленинград, знакомство с его новой женой, маленькой сестренкой и совершенно отличной от Москвы «Северной Венецией» …

***

За всей будничной суетой и личными переживаниями попаданка как-то пропустила, вернее, не обращала серьезного внимания (она-то все знала) на изменения в политической жизни страны. Правда, последовательные похороны первых лиц государства наблюдала со смесью жалости и смеха…