Текст книги "Когда-то я была злодейкой (СИ)"

Автор книги: Лора Лей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Директриса зло зыркнула на Лиззи, но рот не открыла, вот зубами, кажется, скрипнула. Будет пытаться договориться с властями? Возможно, возможно, не она первая, не она последняя во всех мирах и временах…

Однако, глядя на вальяжного господина Боулза и увеличивающуюся стопку отобранных приставами томов, удивленные лица служителей закона и их молчаливое общение, у попаданки появилось предчувствие, что вряд ли матушке Изабель удастся отвертеться: и деньги заберут, и школу почистят.

Судя по словам и настроению поверенного, наличие монахинь и их деятельность в колонии не нравятся государю, а тут такой повод! Да и пес с ними!

***

При полном непротивлении директрисы документы пансионерок Мортен были предоставлены, отказ от их дальнейшего пребывания в стенах школы подписан, и Лиззи с сестрами (в чем те были) в компании пристава Нокса отбыли в Кейпсити.

Поверенный Боулз со вторым приставом продолжили шерстить архив настоятельницы в ожидании отряда поддержки, за которым и был, собственно, отправлен Нокс с частью наиболее интересных и важных из обнаруженных документов, считай – улик.

–Громкое, однако, дело будет, как думаете, мисс Мортен? – на подъезде к городу тихо спросил Нокс.

–А вдруг настоятельница убедит вашего начальника …ну, не мешать бизнесу? – также тихо прошептала Лиззи.

Нокс хмыкнул, косясь на сидящих напротив с закрытыми глазами, но ощутимо напрягшихся девочек, и снова заговорил вполголоса :

–Верно, может попробовать…Но есть ньюанс! Боулз здесь, в колонии, давно уже сидит, устал от рутины, а карьерный рост задерживается… Так что, уверен, свалившийся с неба шанс показать себя не упустит и будет землю носом рыть, но вытащит на свет божий все, что накопает , и подаст королю в наиболее выгодном для Бриктании свете. Джейми Боулз очень умненький мальчик, а Вы прям его счастливая звезда! – в реплике молодого мужчины сквозила легкая ирония.

– Не подними Вы вчера тему с происходящим в пансионе и не выскажи пожелание поехать именно в нашей компании, мы бы слухи еще не проверили, бог знает сколько... Да, доносили, но вот так, внезапно и по законному поводу нагрянуть, не получалось: то другие дела, то отказ родни приходил, мол, ошиблись, все в порядке. Ну, а теперь грех не воспользоваться! Боулзу – почет и повышение, нам – премия. Думаю, и мачехе Вашей не поздоровиться…– закончил неожиданные откровения пристав.

Глава 8

В город карета въехала другой дорогой, и на некоторое время Лиззи с сестрами, все еще пребывающими в шоке и неверии, и потому, наверное, все еще молчащими, были задержаны в местном гарнизоне, что ли: пристав Нокс, извинившись, просил подождать немного, а сам быстро удалился в здание, напоминающее казарму.

Через четверть часа, может, меньше, из ворот подразделения в сторону монастыря выехал десяток верховых и запылил, ускоряясь.

–Сэм, теперь к дому советника, надо доложить – распорядился, заскакивая в карету, Нокс.

«Оперативненько они тут действуют – подумала попаданка. – Видать, действительно стоящее дело. Вот папаша удивится с утра!»

Когда Лиззи с сестрами, жмущимися к ней с обеих сторон, в сопровождении пристава вошли в холл дома Мортенов, из столовой на первом этаже вышел сэр Николас, да так и застыл.

–Девочки? – протянул он удивленно. – Вы уже вернулись?

Елизавета закатила глаза (Капитан Очевидность, блин), присела в книксене (тело диктовало) и громко заявила:

–Джейн, Джулия, вы дома! Сейчас Молли проведет вас в мою комнату, и мы позавтракаем. Потом – ванна и небольшой отдых. Отец, у пристава Нокса к Вам дело, не терпящее отлагательств. Прошу простить.

Лиззи кивнула мужчинам, подхватила сестер под руки и подтолкнула к вышедшей горничной. Та с улыбкой присела в приветствии и предложила следовать за ней, отчего бывшие послушницы стушевались, заливаясь румянцем, бросили неуверенный взгляд на старшую (не на отца, отметила Хмырова) и, получив от неё одобрительный кивок, двинулись за Молли.

А Лиззи отправилась на кухню – порадовать Фло и распорядиться о завтраке и ванне для вновь прибывших членов семьи.

Советник наблюдал за сценой в холле с участием близнецов и действиями и словами старшей дочери в некотором недоумении, пока кашлянувший пристав не привлек его внимание к себе.

–Сэр Николас, прошу уделить мне минуту. Это срочно.

–Да, да, конечно, проходите в кабинет… – бормотал хозяин дома, увлекая служивого за собой. Тот успел заметить, что из помещения, откуда вышел советник, выглядывали две девичьих головки. Хм, других сестер … Мортен?

Отчим с приставом скрылись в кабинете, непохожая на себя мямля Лиззи – в коридоре на кухню. Только тогда Эмма и Кэтрин вышли в холл и переглянулись … На лицах обеих дочерей Темперанс Мортен было КРУПНЫМИ БУКВАМИ написано даже не удивление – шок!

«Что вообще происходит? Почему монашки вернулись? Где маменька? И что такое случилось с Лиззи, почему она распоряжается слугами? И в какую такую ЕЁ комнату повела Молли близнецов?» – одновременно задались животрепещущими вопросами девушки, после чего переглянулись и рванули в господское крыло, чуть не теряя тапки. Там же наряды!

***

Мисс Лиззи, озадачив остальных слуг и обрадовав Фло, перехватила теплую булочку и на минуту задумалась: идти к мачехе – выручать жемчуг или зайти к отцу – проверить реакцию на новости? Победило второе, и попаданка зашагала в кабинет, откуда слышался монотонный говор Нокса. Постучав и не дожидаясь разрешения, она вошла внутрь.

Ну, что сказать? Утро добрым не бывает, судя по выражению лица родителя предшественницы: советник был в ярости.

– Это правда, Лиззи? То, что сказал … пристав? Настоятельница действительно…продавала девушек? – прохрипел сэр Николас, как только сумел сосредоточиться на лице вошедшей дочери.

– Так сказал мне поверенный Боулз, – подтвердила Лиззи. – Детали, думаю, он доложит позже, но отряд стражей уже отправился в монастырский пансион, как я понимаю, для обеспечения порядка при проведении розыскных мероприятий и сохранности обнаруженных доказательств.

Мать Изабель не ожидала проверки, поэтому многие важные бумаги господин Боулз нашел прямо на ее столе, и насколько я могу судить, дама пребывала в состоянии шока от обнаружения представителем власти компромата непосредственно в ее присутствии. Злилась, конечно, но молчала. Не знаю, как там сейчас обстоят дела…– отчиталась мисс Мортен.

– Так значит, даже из того, что успел найти Боулз и озвучить – Нокс, следует, что мои дочери могли стать и не монахинями вовсе, а… а…проститутками?! И ради этого я платил столько денег, восемь лет не виделся с ними, чтобы какая-то ...гадина…– мистер Мортен не мог продолжать.

Он рванул воротник форменного кителя, затрещала ткань, пуговицы полетели в разные стороны, а мужчина заревел раненым зверем:

–Темпера-а-анс! Лиззи, приведи сюда свою ма…мою жену! Сию минуту!!!

Лиззи пожала плечами и отправилась выполнять приказ советника. Началось в колхозе утро!!!

***

Этот день в доме Мортенов был наполнен криками и руганью хозяев, женскими слезами, шепотками слуг и недоумением соседей, видевших, как уважаемый советник губернатора с грозным видом покидал верхом пределы усадьбы в компании охранника, а прислуга с озабоченными лицами затворяла ворота, после чего торопливо скрылась в доме. Ах, это так…загадочно и …щекотливо!

Глава 9

Елизавете Хмыровой было не до чужих измышлений: она приводила в порядок сестер предшественницы, а теперь –своих, и собственные мысли.

Мачеху попаданка вытащила из будуара известием о желании супруга ее срочно видеть и, несмотря на негодование и сопротивление Темперанс, буквально притащила-пригнала ту пред очи советника.

Миссис Мортен, в утреннем платье (читай – пеньюаре), без прически и макияжа, попыталась было выразить возмущение произволом падчерицы, но вид мужа свел ее рвение на нет.

Пристав Нокс, получив какое-то указание советника, к моменту присоединения старшей госпожи к «высокому собранию», уже покинул кабинет и особняк, поэтому «разбор полетов» проводился в узком семейном кругу.

Хмырова-Лиззи наблюдала за тем, как Николас Мортен отчитывал супругу и объяснял той «политику партии» на обозримое будущее, не вмешивалась в диалог супругов, не высказалась ни по одному пункту повестки дня (хоть и хотелось – даже не сказать, а отвесить кое-кому более красноречивого «леща»).

И только в конце бурных дебатов, более похожих на избиение младенца, то есть, мачехи, девушка задала единственный вопрос – где ее жемчуга и сервизы?

Это стало последней каплей в океане ненависти мачехи.

Добропорядочная леди визжала как свинья, ругалась как портовый грузчик, вываливала на обалдевшего мужа тонны оскорблений, копившихся годами притворства, приспособленчества, воровства и измен…О, таких откровений сэр Мортен не предполагал, как стало модно говорить в сетях ИНОГО времени, от слова «совсем»!

А Елизавета смотрела, слушала и искренне жалела бедолагу Лиззи Мортен, которая жила в такой семье долгие годы без любви, ласки, даже простого внимания со стороны единственного близкого человека… И еще больше убеждалась в правильности принятого ранее решения покинуть этот дом и эту семью.

***

У всякого терпенья есть предел, был он и у Хмыровой.

–Так, мне надоело слушать всю ту грязь, что Вы, миссис Мортен, столь щедро льете на наши с отцом головы. Спрашиваю еще раз – где мои вещи? – громко и четко прервала поток оскорблений Лиззи.

–Я всё продала! Всё! А жемчуг я выбросила! Тебе ничего не достанется, мерзкая девчонка! Если не моим дочерям, то и никому! А ты, муженек, рогоносец и слепец, живи теперь сам, я не войду в твою спальню никогда! Ты мне противен! И всегда так было! Я вас, Мортенов, ненавижу!!! – верещала потерявшая всякое самообладание и «берега», мачеха: растрёпанная, красная от эмоций и телодвижений мадам в неглиже (руками махала, на стол опиралась, дико хохотала…Короче, жуть жуткая!).

Сэр Николас взирал на женщину, с которой прожил десять лет, и чувствовал разочарование, брезгливость, омерзение и страшную, просто неподъёмную, усталость.

– Лиззи, ступай в ЕЁ (без имени и титула) комнату, забери ВСЕ драгоценности и принеси сюда. Саймон! – негромко (сил не было у мужика) позвал советник.

–Да, мастер? – дворецкий, появившийся как черт из табакерки, вытянулся в струнку в дверях.

– Возьми конюха и заприте миссис Мортен на чердаке, там, где жила ...Лиззи. Без моего распоряжения не кормить, никого к ней не пускать. ЕЁ дочерей заприте в ИХ комнатах. Действуй.

Темперанс, плюхнувшаяся после фееричной исповеди в кресло, сидела молчаливая и отрешенная: видимо, пошел откат. Лиззи последовала приказу отца: «сгоняла» в комнату мачехи и принесла оттуда приличных размером шкатулку с украшениями, выдержав битву за них с Гвинет (не Пэлтроу, к счастью).

Увидев знакомый предмет, мачеха подала признаки вменяемости: подскочила из кресла и хотела отнять «свою прелесть» у падчерицы, но была отправлена назад мощной оплеухой мужа.

–Ты более не посмеешь даже РОТ открыть в МОЕМ доме! – рявкнул хозяин. – Саймон! Забирай эту женщину! Я должен отъехать по делам, все остальное – по возвращении. Лиззи, проследи за всем. И забери шкатулку, это для вас … троих.

И советник, распрямив плечи и задрав подбородок, твердой поступью покинул кабинет, а Лиззи , обняв шкатулку, пошла заниматься делами дома.

***

До вечера возмущенные происходящим Эмма и Кэтрин рыдали, бились в двери, проклинали всех и вся, требовали объяснений, но крепкие замки держали сестер в пределах их комнат.

А уставшая от впечатлений Елизавета вместе с толстушкой Флоренс отмывала близняшек, несколько раз меняя воду и глотая слезы (отголоски ушедшей души постарались или прошлая Лизка просыпаться стала?).

Глава 10

Младшие мисс Мортен, приведенные служанкой Молли в комнату Лиззи, просидели там тихо и смирно до тех пор, пока старшая мисс Мортен не освободилась. Они даже не поели, хотя приготовленный обрадованной Фло завтрак горничная принесла и оставила на столе.

Вернувшейся попаданке пришлось уговаривать их съесть по кусочку булочки и выпить чай, пропустив молитву. Этот момент Хмырова отметила про себя, решив заняться пропагандой разумного атеизма позже, а пока дать сестрам возможность смыть с себя поскорее хотя бы последние воспоминания о пансионе.

Оказалось, что у господ есть ванная комната как отдельное помещение, с чугунной емкостью, бойлером, небольшим предбанником и туалетом. Наличие канализации порадовало, как и допустимое уединение. Видимо, пользовались и удобствами в комнатах (был там закуток), но, судя по оборудованию, скорее, в экстренных случаях, а так, по графику, мылись здесь.

Елизавета суетилась, отдавала себе в этом отчет, но остановиться не могла: непривычная ситуация нервировала, женщина боялась ошибиться, навредить словом случайным или жестом. Ей нужно было наладить с близнецами доверительные отношения, сблизиться с ними, раз уж условия попаданства включали и их. Да и втроем обживаться в незнакомом мире проще, чем одной.

«Для них ведь этот мир такой же незнакомый, как и для меня…Мое преимущество – возраст и память прошлого, их – какие-то бытовые знания, ведь чему-то их учили в монастыре?» – успокаивала себя Елизавета, подбирая одежду для сестер.

Спасибо болтушке миссис Осгут! Если бы не она, у девочек сейчас не было бы даже лишних панталон на смену, поскольку изначально-то мачеха не планировала одевать падчерицу столь разнообразно: приехали за одним комплектом, а купили, получается, на троих!

Подогнать готовое проще, чем шить заново, надеялась Хмырова, рассматривая многочисленные составляющие женского костюма этой непонятной эпохи.

«Чёртова многослойность!» – бубнила про себя Елизавета, раскладывая на кровати детали одежды для сестер доставшегося тела.

Нижнее белье включало в себя: мягкий корсет типа спортивного из ее прошлого – простеганный топ на широких бретелях, затягивающийся на шнуровку или крючки, панталончики с оборкой по низу длиной до щиколотки или ниже колена, одна-две нижние юбки с оборкой, сорочка.

Далее шла блузка из легкой ткани (батист, ситец, кружево) с узким рукавом-буфом у плеча и длиной до локтя или запястья, к которой пристегивалась юбка расклешенного силуэта со складками сзади, а спереди – прямой, до пола, но не волочащейся, а прикрывающей подъем ноги, обутой в остроносые туфельки на каблучке.

Такой комплект, с небольшими вариациями в плане отделки (рюши, оборки, вышивка, защипы и прочее), как поняла еще в модном салоне иномирянка, господствовал в этой части иного света.

В голове крутилось что-то вроде «модерн» и «арт-нуво» и время – начало 20 века, вроде, или конец 19-го. Увы, мода для Елизаветы Хмыровой означала простоту, элегантность и «нравится – не нравится»: она интуитивно выбирала для себя наряды из натуральных тканей, отдавая предпочтение льну и хлопку, а для белья – шелку, в основном– брючные костюмы или свободные платья-бохо, которые на ее фигуре смотрелись наиболее выигрышно.

В целом, то, что она видела сейчас, исключив длину панталон и корсета, по духу ей скорее подходило. «А если тенденции развития этого мира похожи на наш, то вскоре длина укоротится, войдут в обиход платья «как на вешалке», брюки, бюстье и тд. Ну, поживем–увидим» –решила пришелица и пошла помогать Флоренс и близнецам.

***

Сидящие в большой ванне две худышки вновь удивили Лиззи сходством с ней и несоответствием физического развития возрасту: подростки, не более. Девочки стеснялись, но не настолько, чтобы это мешало мытью. «Наверное, излишняя стыдливость в толпе не способствовало скорости мытья: успеешь – хорошо, нет – твои проблемы» – подумала Елизавета.

Сначала женщина не поняла, почему толстушка Фло шмыгает носом, по очереди поливая девочек горячей водой и помогая промывать голову. А потом, скинув блузку и юбку, чтобы не замочить, и подойдя к одной из них сзади, стиснула зубы: вся спина и предплечья младшей Мортен были покрыты тонкими белесыми шрамами…

Советское детство, пусть и небогатое на модные тряпки, яркие развлечения, пафосное и предсказуемое, имело одно (среди прочих) преимущество: школьные разборки редко доходили до откровенного буллинга, а учителя не позволяли себе не то, что рукоприкладства, даже повышения голоса или оскорблений в отношении учеников (по крайней мере, в её школе).

О розгах и их применении в иностранных школах Елизавета читала, но не придавала значения. Сейчас же, отмывая худеньких сестер, она воочую убедилась, что розги – реальность, оставляющая о себе память не только на теле, но и в душе ребенка.

– Вас били? – тихо спросила Лиззи, намыливая волосы сестре. – Это следы от розг?

Девочка вздохнула, сжалась и все же ответила тихо:

– Мы часто спорили с настоятельницей, утверждающей, что отец нас забыл и не желает нашего возвращения. Про вас..тебя она упоминала реже, говоря, что и ты, и мы – грешницы, и нам следует молиться за мачеху, нашедшую для нас пансион, где мы научимся…– девочка запнулась, а у Елизаветы вырвалось:

– Родину любить! Прости, что заставила вспомнить…Это все в прошлом, теперь мы вместе, а мачеха…свое получит! Расскажи, чему вас учили…Если учили…

За мытьем, которое растянулось не на один час (только волосы промывали четырежды, тельца терли натуральной губкой, пятки –пемзой, воду сливали несколько раз, благо, холодная подавалась через медные трубы, а в бойлер Фло ловко подливала ведро за ведром, наполняя их из-под крана сбоку от ванны), девочки сумбурно поведали, что режим и условия их жизни не предполагали праздности семь дней в неделю, поскольку хозяйство в пансионе было большим и разноплановым, а монахини – строгими, даже безжалостными, надсмотрщиками.

Виноградник, сад и огород, скотный двор и мастерские – это были основные места приложения сил пансионерок. Три раза в неделю полдня их учили грамоте, счету, немного – географии, истории, теологии. Чтение – только «духовная» литература, отдых – только ночной сон, наказания – за все и просто так, для профилактики смирения и почтения к начальству.

Из пансиона, в основном, уходили в монастырь (правда?), реже – возвращались к родителям или родне, если таковая имелась. Между собой послушницам свободно общаться не давали, близнецам приходилось «с боем» добиваться возможности находиться рядом: карцер, розги, лишние «наряды» на скотном дворе или в прачечной не сломили сестер.

Мать Изабель, в конце концов, отстала от них, но начала обработку строптивых девиц на предмет служения богу, каждый раз подчеркивая, что это настоятельное желание их отца.

–Мы писали письма, отдавали их уезжающим, но ответа не было…И тогда мы решили сбежать! Пусть бы нас избили до смерти, но становиться монахинями мы не желали! – твердо закончила грустное повествование Джулия.

Именно так назвала девочку Фло, и Елизавета мысленно поблагодарила кухарку за это. Приглядевшись, она уловила различие между сестрами: у Джейн глаза были темнее, и у левого уха на мочке имелась родинка как пятнышко. А еще она слегка заикалась.

Джулия же была порывиста, говорила четко, резко, смотрела прямо. «Лидер и защитник – решила Елизавета. – С ней не стоит юлить, лучше быть откровенной и честной. Господи, как они выжили? Я бы эту Темперанс …Пусть папашка разбирается сам, но заберу и побрякушки, и всё, что посчитаю нужным, и у неё, и у её крошек. Да, буду крохоборкой, и совесть меня не замучает!»

Отмытые сестры выглядели сонными, расслабленными, попросили попить. Елизавета решила, что одевать их в платья ни к чему – пусть поспят.

Молли помогла отвести девочек в комнату, где они, переодевшись в длинные ночные рубашки, разместились вдвоем на полуторной кровати и сразу заснули (или отрубились?).

А Хмырова, ополоснувшись и поев на кухне с расстроенной Фло отварную курицу, отправилась проводить экспроприацию экспроприаторов, то есть, в будуар мачехи.

***

Гвинет, камеристка миссис Мортен, поступила разумно: в процесс не вмешивалась. То ли осознала, что хозяйка впала в немилость, то ли ... Да черт с ней и с её мнением!

Елизавета перетряхнула весь гардероб второй жены советника, комод и бюро, матрас и подушки, каждый закуток и уголок и нашла-таки и жемчуг, и переписку с настоятельницей, и дневники Темперанс, в которых она подробно описывала свои деяния, мысли, планы в отношении истинных членов семьи Мортен (всех убью, одна останусь), и векселя на предъявителя, и коробку с фарфоровым сервизом!

И все забрала под нечитаемым взглядом стоявшей истуканом у двери Гвинет.

Проходя мимо комнат сводных сестер, попаданка хотела было заодно и к ним зайти (уж до кучи), и переброситься парой слов, но передумала – у неё других забот хватает: надо купить места на корабле, подготовиться к путешествию в метрополию, определиться с временными параллелями и политико-экономическими аспектами. Тратить нервы на эту мелочь? Зачем? Это не её дело.

Глава 11

Близняшки проспали весь следующий день, вставали только поесть и в туалет, после чего опять падали в кровать: видимо, организм требовал восстановления после стресса. Елизавета в это время занималась домом (отдавала распоряжения по закупкам, меню, уборке и прочему, благо, имела опыт), шерстила периодику и библиотеку, собирая инфу по местоположению себя во вселенной, и размышляла о будущем.

***

Мир, в котором она оказалась, отличался от прошлого. По временной шкале – самый конец 19 века: пар и электричество использовались в промышленности (последнее еще не так активно,но потенциал прослеживался), работали фабрики и заводы, телеграф, телефон, появились граммофон (с большой трубой такой), швейные машинки, автомобили (очень редкие и дорогие)…

В техническом плане миры были похожи, а вот в геополитическом попаданку ждал сюрприз.

Исторической родиной предшественницы было Островное королевство Бриктания, или просто Бриктания, расположенное в Северном полушарии на островах Большой, Малый и нескольких меньше, что для иномирянки означало Англию, Ирландию и те, названия которых она даже не стремилась узнать, а также на полуострове Бректония (Бретань) на северо-западе Великого континента (Евразии, очевидно).

Бриктания – раскинувшая свои владения практически на всех частях света и доминирующая в техническом и экономическом развитии неабсолютная монархия.

Парламент, выросший из Королевского совета, действовал как совещательный орган, однако влияние его в стране было определяющим: все законы проходили обсуждение выборными представителями всех сословий (на основе происхождения и заслуг – у дворян (подавляющее большинство), имущественного и возрастного ценза – у буржуа, общественного мнения – для остальных единиц, как поняла Елизавета).

Лорды, обладающие численным преимуществом, могли наложить вето на большинство проектов, касающихся государственной и международной политики, добиваясь их пересмотра в выгодной для представителей аристократии и бизнеса (!) трактовке.

Королю из династии Йориков (бедный Губерт!) остались лишь несколько сфер, в которых его мнение при решении вопросов преобладало абсолютно: образование и культура, здравоохранение (медицина, по местному), религия, права женщин, детей и аборигенов (в колониях) и иностранцев-мигрантов.

***

Более всего иномирянку поразило распределение сил на мировой арене. Хотя Бриктания и была гегемоном, ей довольно успешно противостояли:

–союз огромной по площади императорской Руссии (на востоке континента) и Империи Цунь, главенствующий в азиатско-тихоокеанском регионе,

– Континентальный альянс, объединивший псевдо-европейские страны в подобие ЕС и конкурирующий с Бриктанией повсюду, правда, не очень успешно,

–поднимающийся на волне развития нефтепромыслов (?!) сохранивший вековой суверенитет Мединский султанат с тяготеющей к нему в последнее время группой княжеств Синдхарстана, до которой руки не дошли ни у западников, ни у восточников.

Нейтральными оставались Северный союз (из скандинавов и Горячего острова – Исландии, вероятно) и недавно заявившая о суверенитете Саутландия (Австралия?), бывшая веками местом ссылки преступников и неугодных метрополии элементов и потерянная короной из-за проблем на других территориях – ну не до неё было, увы! Правда, «бывшие» родственники решили «дружить домами» – это так, к слову.

На карте попаданка обнаружила Заокеанскую территорию и Дикий Запад – Южная и Северная Америки соответственно. На землях Запада шли вялотекущие конфликты с руссами, Континентальным альянсом (как поняла иномирянка, речь шла о здешних Аляске и Канаде, потому что границы сфер влияния еще до конца не определены), а также (что отнимало много сил у короны) – с тамошними весьма воинственными и «кровожадными» аборигенами-кочевниками, не желающими подчиняться пришлым мигрантам.

До «прям войны» ни в одном случае не дошло, но стычки имели место периодически, хотя и поселения, и прогресс в освоении новых территорий у «понаехавших» имелись.

Этому способствовала переселенческая политика династии Йориков, десятилетиями поддерживающих переезд в свои колонии жителей Великого континента без учета их изначальной национальной принадлежности: примите подданство Бриктании, и она вам поможет найти место под солнцем. Как это реально делалось, Елизавета выяснять не стала.

В Заокеанье же, как и на Черном континенте, Бриктания была первой и единственной (пока), но прогресс в этих частях света шел не так быстро, как хотелось бы властям: природные условия и удаленность от центра мешали продвижению цивилизации, не говоря уже об исконном населении.

«Забавная картинка получается – думала попаданка. – Как же они реально взаимодействуют? Да ладно, не воюют открыто, и хорошо. Может, здесь удастся человекам ужиться относительно мирно? Сомневаюсь, но вдруг?»

***

Вопросам местной религиозной истории, которая также оказалась «знакомой незнакомкой», попаданка неожиданно для себя уделила пристальное внимание. Христианство в этом (альтернативном, параллельном?) мире также играло значительную роль в жизни человечества, но развитие его было иным.

По выкладкам Хмыровой получалось, что здесь нет знакомых ей католицизма, православия или протестантизма как основных конфессий. Вернее, они есть, но в приобретших ярко-выраженные национальные черты формах, что стало следствием своеобразного исторического пути здешнего христианства.

Если в прошлом мира попаданки христианская церковь начала терять единство еще в одиннадцатом веке (впрочем, уже с четвертого века, с разделения Римской империи на Западную и Восточную, возникли предпосылки к расколу), и окончательно – в шестнадцатом (Реформация), то в этом секторе пространственно-временного континиума раскол произошел сразу и повсеместно менее трех веков назад (совпадение?) и вызван был не столько внутренними противоречиями в среде духовенства, сколько внешними обстоятельствами.

Связан распад единой церкви оказался, во-первых, с промышленной революцией (начавшейся в Бриктании, кстати) и появлением буржуазии, пожелавшей занять подобающее её экономической роли место в обществе, для чего требовалось скорректировать традиционные духовные ценности.

Во-вторых, именно в этот момент христианское сообщество потеряло единое руководство в лице Конклава епископов Петрополя (Иерусалима?), до сих пор благополучно существовавшего в Святой земле, отвоеванной и удержанной объединившимися когда-то континентальными рыцарями-монахами (черным духовенством) в сражениях с кочевыми мединцами и иже с ними.

Центр христианства был снесен с лица ветхозаветных территорий набравшим сил Мединским султанатом. К этому времени рыцари-монахи массово переселились в разные страны здешней Европы, основав там поселения Ордена защитников веры, или просто монахов (незатейливо так), и защищать Петрополь от внезапной массированной атаки конницы пустынников (сидевших веками тихо) оказалось некому.

Спаслись от резни единицы из духовных отцов, до прародины добрались еще меньше, что позволило белому континентальному (и национальному) духовенству заявить о себе громко и активно.

В результате такого исторического «финта», помноженного на буржуазную мечту, и появились многочисленные (считай, в каждой стране) духовные учения и церкви, выстраивающие отношения со светской властью на разных условиях и с разным успехом: то – они, то –их. Не суть.

Важно то, что Орден в большинстве случаев от этих игрищ самоустранился: стал пристанищем для всех верующих, пожелавших посвятить себя служению всевышнему, но сохранив оговоренные когда-то Конклавом и записанные в анналах всех государств права на имеющиеся у монахов земли, богатства и НЕЗАВИСИМОСТЬ плюс обязанность воспитания подрастающего поколения в духе христианской морали…То есть, они были как тот кролик – вроде есть, а вроде и нет!

Поначалу-то светским властям не до монастырей (местами ставших и женскими) было – с белыми бы священниками разобраться. А вот потом, глядя на процветающие, не платящие налоги, принимающие в своих стенах и правых, и виноватых, государи стали «чесать репу»: не порядок! На моей земле, но не под моей дланью!

И что делать, если условием «вывода из игры» Ордена было либо естественное убывание численности монахов/монахинь в отдельно-взятой обители, либо вопиющее нарушение орденцами божьих заповедей (грехопадение, короче), подтвержденных документально?

Что было в других странах и как, Елизавета не выясняла, а вот короли Бриктании, таской и лаской (поэму можно написать), смогли «свести» количество монахов до минимума и в сердце империи, и на периферии, куда те уезжали добровольно-принудительно на условиях равноценного обмена. И пусть орденцы «не выступали» особо, занимаясь вроде как воспитанием и призрением, в основном, сам факт их независимости и «увод из жизни» работоспособной и фертильной молодежи нервировал власти.

«А тут такой повод подвернулся! – ухмыльнулась, подводя итоги информационного штурма, попаданка. – И главное, на все королевская воля! Его епархия, кто рот откроет?».

Определившись в целом с геополитическим, техническим и духовным устройством этого нового мира, Елизавета немного успокоилась. Теперь следовало разобраться с семейными проблемами.

А они встали во весь рост уже через день после возвращения близнецов, при чем, в таком аспекте, о котором попаданка даже и не думала.

***

Сидящие под домашним арестом Темперанс и Ко притихли, сестры Мортен отоспались, Лиззи определилась со способом отъезда (ближайший рейс в столицу Бриктании на шхуне (!) «Веселая вдова»), когда вернулся отсутствовавший более суток Николас Мортен, и с известием…

Глава 12

Всё найденное у мачехи Лиззи временно разместила в отцовском кабинете, замкнутом на ключ дворецким Саймоном. Хозяин дома по возвращении принял ванну, поел в кабинете, отдохнул, просмотрел бумаги (ну, и сложенную добычу) и вызвал к себе старшую дочь.