Текст книги "Нет правил для любви"

Автор книги: Лора Брантуэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Лора Брантуэйт
Нет правил для любви

1

– Саманта, милая, что на этот раз с тобой случилось?

Интересно, как у Эда получается впрыскивать столько яда в вопрос, который в принципе должен выражать заботу?

– Сэ-эм…

Ну да, он ждет объяснений. Он считает, что по любому поводу может потребовать от нее объяснений. Впрочем, надо признать, у него есть для этого некоторые основания.

И все же Саманте было не по себе. Она чувствовала себя девчонкой-подростком, которая держит ответ перед строгим папашей. Вряд ли это правильно, если речь идет об отношениях двух взрослых людей. Мужчины и женщины. Да что уж там, почти что супругов…

– Ничего страшного, всего лишь потянула связки.

– Потянула связки?!

– Эд, ты прекрасно меня слышал. Может, предложишь мне присесть?

Эдмонд молча встал и усадил ее на стул рядом с собой. Саманта демонстративно стала натягивать длинный рукав вязаного кардигана поверх эластичного бинта. У нее получалось не особенно хорошо, но надо же было чем-то заняться…

– Извините, ребята, я опоздал! – к столику подоспел Джастин.

Саманта улыбнулась: Джастин замечательный. Кроме того, он единственный, кто может защитить ее от Эда. По крайней мере, отвлечь его внимание.

– Ничего страшного, я сама только что пришла. И уже получаю нагоняй от Большого Папочки.

– А, ну это в порядке вещей! – Джастин подмигнул ей. – Кто-нибудь заказал что-нибудь поесть? Я умираю с голоду, на работе был убойный день. Кстати, с чего такая помпезность? Поход в ресторан посреди рабочей недели? Устрицы и шампанское, я так понимаю, здесь в ходу?

– Мы хотели сообщить тебе одну новость в торжественной обстановке, – отозвался Эд. – Ты ведь в прямом смысле – самый близкий друг семьи…

Он многозначительно замолчал. Эдмонд обожал намеки. Саманту же паузы в его речи уже на второй месяц знакомства стали немного раздражать. Потом она привыкла.

Рядом с их столиком возник официант, лицом неуловимо напоминающий креветку. А есть ли у креветки лицо?

– Вы уже готовы сделать заказ, леди и джентльмены? – поинтересовался он с приторной улыбкой.

Эдмонд заказал – он ведь пятнадцать минут листал меню до ее прихода. Саманта повторила его заказ. Джастин наугад ткнул пальцем в меню. Попал на пресловутых устриц.

– Так, на чем мы остановились? Кажется, на какой-то новости? – вспомнил Джастин.

– Да. На том, что ты – близкий друг семьи…

Снова пауза. Саманта не сдержалась – фыркнула.

– В чем дело, милая?

– Пылинка в нос попала, милый.

– Ребят, вы что, собираетесь создать семью? – ошалело спросил Джастин. – Я правильно понял?

– Да, – с гордостью провозгласил Эдмонд и пожал пальцы Саманты.

Это была пострадавшая рука, поэтому Саманта невольно вскрикнула от боли.

– Господи, Сэм! Тридцать три несчастья…

– Можно было бы просто сказать «извини», – заметила Саманта и спрятала многострадальную ладошку под стол.

– Можно было бы воспитать в себе хоть чуточку здравого смысла и завязать с этим нелепым хобби, пока не покалечилась.

– Эд, Сэм, позволю себе напомнить: вы женитесь… – Джастин попытался вернуть разговор в позитивное русло. – Мои поздравления!

Он сказал последние слова с живейшим энтузиазмом, но радостнее атмосфера за столом не стала. Не помогло и шампанское, которое официант разлил по бокалам. Саманта дулась, Эдмонд сердился на нее. Даже звон бокалов прозвучал как-то дисгармонично и тускло.

Хороша картинка. Нечего сказать, счастливые жених и невеста.

– Итак, дружище, ты наконец-то решился на такой серьезный шаг… – Джастин, похоже, собирался сегодня весь вечер играть роль миротворца. В дипломаты ему надо было податься. Зарабатывал бы неплохие деньги, ездил бы по миру, спал с самыми красивыми женщинами. А так… – Что тебя подвигло?

– Думаю, мама, – обронила Саманта.

Свела на нет все усилия Джастина. Ну прости, друг.

– При чем здесь мама? Мама, может, вообще всегда была против наших отношений, если ты не знала!

– Тем не менее ей хочется видеть своего взрослого сына семейным человеком, – резонно заметила Саманта. – И она, наверное, рассудила, что если нас разводить, а потом ждать, пока ты еще кого-нибудь найдешь, то ты состаришься…

– Сэм… – укоризненно протянул Джастин.

– Я не желаю больше этого слушать. – Эдмонд скомкал салфетку, порывисто встал и ушел. Не совсем – в туалет.

Саманта прикрыла глаза здоровой рукой.

– Прости, Джастин, не знаю, что со мной творится. Кошмар какой-то…

– Ничего, Сэм, у тебя ответственный период в жизни, много нервов. Скоро это пройдет. Жизнь войдет в свою колею.

– От твоих слов впору завыть. Ты же знаешь, что для меня это самое страшное.

– Ты потому и злишься на Эда?

– Да, наверное…

– Он тебя любит, Сэм. Ты его тоже. Все образуется. Что с твоей рукой, кстати?

– Ничего серьезного, растяжение. Повредила на занятиях.

– Каких именно – по стрельбе, дзюдо, альпинизму?

– Альпинизму.

– Воды хочешь? Вон и Эд идет…

Ну почему бы Эду не быть таким же классным и понимающим парнем, как Джастин? Саманта вздохнула.

Эдмонд молча уселся на свое место.

– Предлагаю начать вечер сначала. – Джастин сам разлил по бокалам шампанское. – То есть как бы сначала. Будто я уже в курсе последних новостей, но еще не поздравил вас. Итак, дорогие Эдмонд и Саманта… Я желаю вам счастья. Много-много лет супружеского счастья, большой уютный дом, в котором всегда тепло, и кучу ребятишек! За вас!

Снова выпили. Шампанское ощутимо горчило.

Саманта отрезала от стейка кусочки и пыталась разобраться, отчего же ей сейчас так тошно.

Они с Эдмондом встречались четыре года и уже должны были к чему-то прийти. Либо к разрыву, либо к свадьбе. Рвать вроде бы было не из-за чего, так что закономерным им обоим показался второй вариант. Смогли же они как-то просуществовать бок о бок столько времени, а в последние полгода вообще снимали квартиру на двоих – и ничего, все выжили…

Ну да, они безумно разные: холеный красавчик Эдмонд Ивен, больше всего любящий светскую жизнь, и непосредственная, яркая Саманта Фокс, больше всего любящая адреналин. Когда они впервые столкнулись, искры полетели во все стороны, едва не опалив гостей и интерьер загородного клуба. Эдмонд играл там в поло, а Саманта приезжала просто покататься на лошадях.

Первый же вечер знакомства они бурно отметили в номере люкс с кроватью королевских размеров. Иначе и быть не могло. Правда, со временем физическое притяжение ослабло, точнее вошло в нормальную колею, но взаимный интерес остался.

Однако его в избытке разбавляли желчь и раздражение. Эдмонда бесила ее неугомонность. Саманту бесила его уравновешенность. А расстаться не могли все равно – так часто бывает. В один прекрасный день Эдмонду пришло в голову, что это и есть любовь. Любовь так любовь, согласилась Саманта. Это ничего не изменило. Она была и осталась очень привязана к нему, и скандалы только добавляли перцу в ее жизнь. Она любила острое. Вот только даже на любителя перца бывает слишком, слишком много.

А теперь они женятся.

Он сделал ей предложение на Тауэрском мосту. Это было красиво. Тем более что Саманта знала – Эдмонд выбрал это место специально для нее. Если бы выбирал для себя – они пошли бы в дорогой ресторан, и только.

А мать Эдмонда она заподозрила в причастности к этому решению именно потому, что миссис Ивен, всегда открыто недолюбливавшая Саманту, в последнее время стала ей ну прямо-таки родной матерью.

Если бы у ее родной матери было бы столько собак, судьба Саманты сложилась бы гораздо печальнее. Она ушла бы из дому еще в раннем отрочестве и стала бы бродяжничать. К собакам вообще она относилась спокойно, но вот мелкие шавки – болонки, чихуа-хуа и прочая нечисть миссис Ивен – вызывали у нее острейшую неприязнь. Саманта считала, что собака должна быть большой, сильной и отважной. Как сенбернар. Или дог. Или лайка. Чтобы защищать хозяина и помогать ему. А то друг человека, друг человека… а дружба получается очень несправедливая: один другого кормит, холит и на руках носит, а этот другой только тявкает, умильно машет хвостиком и роняет шерсть.

Нет, все-таки она несправедлива к собакам. Бедные животные не заслужили такого отношения. Если Господь их такими создал – значит, для чего-то они нужны.

Что-то у меня в последнее время совсем испортился характер, подумала Саманта и запила это огорчение большим глотком шампанского.

Эдмонд поблагодарил друга за теплые слова. Саманта кожей чувствовала, как он доволен. Ей сделалось неприятно, но не оттого, что Эду хорошо, а оттого, почему ему хорошо. Она всегда улавливала этот оттенок в его настроении – оттенок собственного превосходства и самодовольства. Он упивался тем, что стоит в жизни на полголовы выше Джастина: и работа у него престижнее – не сравнить перспективы адвоката по гражданским делам и художника-аниматора, и счет у него в банке больше – не сравнить доходы адвоката по гражданским делам и художника-аниматора, и невеста-красавица – а у Джастина никакой, уже год почти, как его невеста сбежала чуть ли не из-под венца.

Самка внутри Саманты была довольна таким положением вещей. Ей достался превосходный самец.

Человеческая женщина хмурилась и отворачивалась, когда Эд свое превосходство демонстрировал или даже хотя бы тонко подчеркивал.

– Сэм, ты чего? – спросил Джастин.

Вот Джастин всегда тонко чувствует ее настроение. Иногда приятно, иногда – жутко, иногда – досадно. Тяжело быть открытой книгой для человека, от которого хотел бы что-то скрыть.

– Ничего, просто задумалась.

– Здорово. Думать полезно. Говорят, это препятствует размягчению мозга, – заметил Эд.

– А зачем ты мне сейчас сказал гадость? – в открытую спросила Саманта.

– Просто так. Извини, малыш, если обидел тебя.

Просто так. Когда люди начинают просто так друг другу говорить гадости – это тревожный симптом.

– Джастин, как твоя работа? – Саманта предпочла замять разговор.

– О, на студии все как всегда, царит полный кавардак, но в целом кавардак веселый. Я, к слову, еще не поделился с вами: возможно, мы будем рисовать фильм совместно с японцами. В качестве эксперимента.

– Гибрид аниме и европейского мультфильма? – недоверчиво уточнила Саманта.

– Да, что-то подобное. Действие будет происходить в средневековой Англии. Что-то вроде новой версии приключений Робин Гуда.

– Вот это класс. – Саманта тепло улыбнулась. – Мой любимый герой…

– Ты увидишь его одной из первых, обещаю. – Джастин подмигнул ей.

– А по-моему, это глупо – соединять несоединимое. Все, что я знаю об аниме, это то, что оно совершенно ни на что не похоже…

– А по-моему, ты очень нетворческий человек, – не выдержала Саманта. – И не вправе судить Джастина и его фильмы…

– Мультфильмы, Сэм. Просто мультики.

Саманта с трудом подавила желание сделать ему какую-нибудь пакость. Если бы в бокале было пиво, а не шампанское, она бы его облила. С шампанского не будет столько толку – запах не такой резкий.

– Какая разница, ребята? Не хватало только, чтобы вы тут спорили из-за моей работы.

– Я не собираюсь ни с кем спорить. – Саманта скомкала салфетку и бросила ее на стол (кажется, это уже где-то было?). – Я ухожу на пять минут. Я хочу, чтобы к моему возвращению все были спокойны и веселы.

В туалете в углу стоял маленький музыкальный фонтанчик. Зачем, спрашивается? Попытка усладить эстетическое чувство посетительниц? Саманта фыркнула. Она не любила красивые безделушки, фарфоровые статуэтки, кукол, открытки и все в том же духе, поэтому фонтанчик в пасторальном стиле произвел на нее гнетущее впечатление. Она включила воду в кране и закрыла глаза. Вот, так гораздо лучше. Шум воды, нежная мелодия. Успокаивает…

А как бы не так! Перед глазами все равно встает самодовольная физиономия Эда. Господи, неужели ей суждено возненавидеть его перед самой свадьбой и устроить кровавую расправу в назначенный день венчания?

Ужасная судьба.

Похоже, и вправду пора успокаиваться. В самом широком смысле слова. Готовиться к новой жизни – семейной, спокойной, размеренной и уютной. Может, к врачу сходить? Выпишет что-нибудь…

Саманта усмехнулась. Таблетками общий душевный раздрай не лечат. А чем его лечат?

Правильно! Сменой обстановки и новыми впечатлениями. Мысль эта показалась ей простой и ясной. Удивительно, как только раньше в голову не пришло? Им с Эдом всего лишь нужно куда-нибудь уехать. Куда-нибудь подальше.

Саманта улыбнулась и раскрыла глаза. Собственное лицо в зеркале уже не казалось ей таким измученным и желчным.

Эд не откажется. Пусть у них будет не свадебное, а предсвадебное путешествие. И можно будет перекрасить стены в квартире. Нет, черт с ними, со стенами, да здравствует… Ирландия! Изумрудный остров. Зеленые холмы, чистые озера, узкие дорожки и маленькие каменные домики, в одном из которых так славно будет готовиться к тихой, уютной семейной жизни…

Саманта набрала холодной воды в ладони и с наслаждением умылась. Ничего страшного, Эд и Джастин не в первый раз увидят ее без косметики. Вода – чудо природы, одно из самых прекрасных. И каким только образом ей удается смывать грязь не только с кожи… но и из-под нее, с самой души? Саманта чувствовала себя так, будто сняла некрасивую злобную маску или стерла неудачный грим, да заодно и помолодела лет на пять. Да, ей всего-то двадцать пять, но бешеный ритм современной жизни выпивает из человека все соки, и год проходит за два, а то и за три…

Но ничего. Если все пойдет хорошо, скоро ей представится возможность подпитаться горькими и пряными соками ирландских трав.

Когда она вернулась за столик, ее будущий супруг и его друг общались деловито, немного прохладно, но в общем – без всяких отравленных шпилек. Саманта предполагала, что Эд пройдется насчет ее внезапной бледности, то есть отсутствия красок на лице, но он промолчал даже на этот счет. Мелочь, а приятно.

Ужин закончился вполне позитивно, никто, как хотелось верить Саманте, не уносил с собой долгих обид. Она обняла Джастина и пожелала ему доброй ночи, он пожелал ей хорошего настроения для Эда. Это было актуально.

Джастин сел на мотоцикл и уехал. Саманта, не представлявшая жизни без экстрима и выплесков адреналина в кровь, почему-то всегда с тревогой смотрела на этот самый мотоцикл. Может быть, собственные приключения научили ее понимать хрупкость человеческой жизни, а Джастин казался ей (хорошо, что ни он, ни Эд об этом не знали – засмеяли бы!) уязвимым. Во всяком случае, она давно и наотрез отказалась ездить с Джастином куда бы то ни было на этой «адской машине».

– О чем думаешь? – Это был излюбленный прием Эдмонда по заполнению возникших пауз. – Хорошо, что это мой лучший друг, если бы ты таким взглядом провожала другого парня, мне пришлось бы его догонять и устраивать мордобой.

– Хорошо, что это твой лучший друг, – повторила Саманта. – А то тебе пришлось бы догонять мотоцикл, ты не догнал бы, конечно, и расстроился. А думаю я о том, что Джастину, наверное, очень грустно возвращаться всегда в пустую квартиру.

– Уверен, он ни о чем таком даже не думает. Джастин ведь не какая-нибудь сентиментальная барышня, он взрослый самостоятельный парень, ему нравится холостяцкая жизнь, он сам говорил…

– Эд, ты ведь никогда не жил один, – напомнила Саманта. – Рядом с тобой всегда кто-то был – родители, женщины… Ты даже представить себе не можешь, какое это счастье – на самом деле счастье! – когда можно позавтракать с кем-то или посмотреть кино, сидя на диване в обнимку. Когда ты не один…

– Признаться, я больше ценю другие вещи. – Он игриво поцеловал ее под ушком.

Саманта поморщилась. Ей не нравилось, когда Эдмонд сводил разговоры на серьезные темы к сексу – а для него это было обычным приемом, своего рода «защитой от чувств».

А тактика «защиты от чувств» ей вообще в нем не нравилась, если совсем уж честно.

Ее старшая сестра, с которой они, бывало, подолгу болтали по душам и которая была в курсе многих мыслей и настроений Саманты, узнав об их с Эдмондом помолвке, первым делом спросила: «Слушай, а зачем ты выходишь замуж за этого самовлюбленного сухаря?»

Пришлось объяснять, что Эдмонд никакой не сухарь, просто он по-мужски собран и деловит, а такое впечатление у Сары сложилось потому, что разговоры по душам обычно имели место тогда, когда он чем-то Саманту расстраивал.

Сара только фыркнула. Саманта не видела ее – они общались по телефону, – но ярко представляла, как сестренка поджимает губы. Сара – мастер по части скептических мин, у нее таких гримас не меньше полудюжины.

Поздно вечером, после секса, лежа под мышкой у Эдмонда и по привычке поглаживая ладонью его гладкую безволосую грудь, Саманта думала невеселые мысли о том, каким образом Камасутра может из трактата о любви, каковым изначально была, превратиться в своеобразное пособие по эротическому фитнесу; где граница между «заниматься любовью», «заниматься сексом» и «делать зарядку с партнером» и что можно сделать, чтобы вновь получать удовольствие от жизни.

Слава богу, она вспомнила ответ, пришедший ей на ум среди кафеля и зеркал.

– Эд… – тихонько позвала она.

– А? – Он, кажется, уже задремал. – Что ты сказала, малыш?

– Давай уедем.

Она подумала, что он снова заснул, – такая долгая повисла пауза.

– Куда ты хочешь уехать и зачем?

– Хочу перед свадьбой немного развеяться, выпасть из серой рутины. Понимаешь, я боюсь, что из-за усталости и привычки оголтело куда-то бежать не замечу самого главного события в своей жизни. – Саманта улыбнулась. Она лежала на боку, поэтому неясно было, почему улыбка вышла кривая – из-за положения головы или вложенных в нее эмоций.

– Хм. Зачем – понятно. – Эдмонд многозначительно вздохнул. Иногда Саманта начинала бояться, что она его утомляет. Сама по себе. Одним своим существованием. Не говоря уже о всяких там идеях. – А куда?

– В Ирландию. Мне бы очень хотелось, – будто извиняясь, добавила она.

– Господи, Сэм, что там делать? Там поливает с неба еще больше, чем в Лондоне, холмы, вереск, вереск и холмы – и толпы ирландцев…

– Ты находишь это странным? – усмехнулась Саманта.

– Не люблю их говор, виски и пиво.

– Эд, ну неужели тебе никогда не хотелось просто посмотреть мир?

– Хотелось. Мадагаскар, Новую Зеландию и Бразилию. Да, пожалуй, еще Италию.

– Негусто.

– Конкретно.

– Хорошо. Давай на Мадагаскар или в Бразилию. Только, пожалуйста, сейчас! Для меня это очень-очень важно! Ты мне веришь?

– Эй, малыш, ты что? Плачешь, что ли?

– Н-нет, с чего ты взял? Чего бы мне плакать… У меня все хорошо. У меня самый замечательный на свете ты.

– Сэм!

Она ненавидела, когда он злился там, где ей хотелось от него тепла и терпения. Ну неужели непонятно, что если она и проронила несколько слезинок, то это сейчас пройдет, это всего лишь нервы и усталость, и вовсе незачем на нее орать…

– Хорошо, Сэм, в Ирландию, значит, в Ирландию. Хоть завтра. Собирай чемоданы, заказывай билеты, ищи путевки…

– Эд, не хочу я тебя насиловать! Если хочешь в Италию…

– У нас на носу свадьба! Я не могу позволить себе банкет на двести персон и тур в Италию! Так что…

– Все, я поняла тебя.

– Давай, спи. – Он громко чмокнул ее в макушку. – Все будет хорошо.

– Непременно, милый.

Все непременно будет хорошо. Вот только как этого достичь и куда слить тот мерзкий осадок, который всегда остается после таких разговоров?

2

Джастин открыл дверь в квартиру. Он ненавидел эту процедуру – открывать дверь своим ключом. Ключи всегда казались ему холодными на ощупь, даже если он держал их в кармане брюк.

Сегодня он достал их из нагрудного кармана рубашки. Металл напоминал скорее лед. Джастину померещилось даже, что сейчас на нем выступил тоненький иней. Господи, это же холод от его сердца.

В прихожей горел свет.

Он плевал на счетчики и всегда оставлял свет включенным, чтобы не приходить в темноту. И в пустоту. И в одиночество. Он готов был платить за эту маленькую иллюзию чьего-то присутствия в доме. Иллюзия – это ведь даже не ложь. Особенно если маленькая.

Или все-таки ложь?

Он прошел в гостиную. Зажег свет и здесь. Огляделся. Все по-прежнему. Все вещи на своих местах. Нет, не то чтобы в комнате царил идеальный порядок, он давненько не убирался… Но все журналы, книги, фотоаппарат, два галстука, чашки с недопитым кофе и просто темным от высохшего осадка дном, отцовский портсигар, альбом с самыми драгоценными фотографиями – все находилось именно там, где и два часа, и два дня назад.

Некому было менять их местами и раскладывать по полкам, мыть и протирать пыль.

Джастин глухо зарычал. Он не позволял себе стонать или выть – не мужское это, даже если никто не слышит. Когда зверю больно, он не хнычет и не ноет. Он рычит. Он никогда не жалеет себя.

Джастин, конечно, просто человек. Но ему есть чему поучиться у зверя.

А чашки он может и сам помыть, что у него, рук нет?

Прекратить истерику.

Дело было, естественно, не в чашках.

Этот вечер дорого ему стоил. Может быть, он уже поседел? Хотя бы наполовину? Надо бы проверить, не покрылись ли серебристо-серым виски. Только какая, к чертям, разница?

Нет, разница все-таки есть. Будет повод покрасить волосы. И не обязательно в природный черный. Огненно-рыжий тоже хорош. Или красный. Или светло-зелененький.

Ведь и так понятно, что он шут и дурак. Клоун. Петрушка. Роль, а не человек. Причем роль глупая, гротескная и второстепенная.

Всегда – только друг главного героя. Он присутствует на сцене для «жизненности действия». И чтобы герою было перед кем изливать душу, читать свои геройские монологи.

Эд – плохой герой. Не героический, прямо скажем. Но он красив, знатен и богат. И у него богатый внутренний мир. По крайней мере, должен был когда-то быть таковым. Когда Великий Режиссер раздавал роли… Иначе почему, почему все сложилось так, как сложилось?!

Черт с ним, с состоянием Эда. И с работой его, и с тем, что о нем то и дело пишут в газетах… Почему, почему его любит Саманта?

Джастин происходил из верующей семьи. И сам он верил в Бога без фанатизма, но искренне. И он никогда не дерзнул бы предъявить Всевышнему какие-то претензии, но…

Иногда, в такие вот моменты, как сейчас, он бывал очень и очень к этому близок.

Ведь даже недодуманная, оборванная мысль, за которую хочется отхлестать себя по щекам – это все равно мысль, а мысль – это то же самое, что дело, а дело против Бога – это страшный грех, за который по справедливости гореть и гореть в аду.

Интересно, не адский ли пламень сегодня за ужином подогревал его стул?

Сидеть на раскаленных углях было бы в десять раз удобнее, чем на том дорогом французском стуле с благородно изогнутой спинкой.

Но он сидел. Сидел, улыбался, изображал радость, слушал бесконечные препирательства Саманты и Эда, как всегда, мирил их, как мог…

Как идиот.

Они живут будто кошка с собакой. Это не любовь. Эд ее не любит, и он, Джастин, в глубине души это знает. И все равно… Глупость, трусость или еще черт знает что мешают ему высказать все в лицо этим двум остолопам или попросту схватить Сэм, затолкать в машину и увезти на край света, чтобы немного одумалась.

У него даже нет машины.

И тем более – нет права что-то за кого-то решать. Это их жизнь. Оба взрослые люди, наверное, знают чего хотят, вот пожениться собираются…

Когда он встречался с Элли, все было проще. Ему было чем заняться днем (дни он проводил на студии) и вечером (вечерами он виделся с ней). Оставались только ночи, но если хорошенько вымотаться за день, проблем никаких нет…

Впрочем, тогда ему казалось, что он любит Элли. Может быть, было удобнее так думать, может быть, и вправду мерцало между ними какое-то светлое, но очень уж неяркое чувство.

В погоне за яркими впечатлениями она укатила в Барселону с каким-то греком (Джастин всегда чувствовал пронзительный диссонанс в этом факте – почему с греком и в Испанию?) и больше не появлялась. Джастин понял, что по-настоящему ее не любил, именно тогда – потому что было больше обидно, чем больно.

А Сэм…

Нет, ему больше нравится звучание ее полного имени. Саманта. Саманта… Есть в этом слове какая-то магия.

Может, поэтому она всегда казалась ему полуреальным существом из сказок, дерзкой феей, непоседливым эльфом. В ней определенно есть волшебство, в этой и без того красивой и обаятельной женщине. Женщине из плоти и крови, с тонкой костью, высокими скулами и необычайно изящными шеей и плечами.

Когда-то он воспринимал ее как подарок судьбы – разумеется, подарок Эду. И от всего сердца радовался за друга, которому встретилась такая прекрасная девушка. И недоумевал – как же может быть так, чтобы Эд не видел, какое ему досталось сокровище?

Эд, скорее всего, даже видел. Только мало что чувствовал по этому поводу. Он с детства привык получать от жизни все самое лучшее. Разве удивительно, что ему досталась лучшая из женщин? (В очередной раз – он твердо верил, что все его любовницы в чем-то были лучшими, что особенно выводило Джастина из себя, потому что Саманта для него всегда была несравненной и несравнимой.)

И вот – закономерный финал – они женятся.

А он так и останется другом жениха.

Может, позволить себе напиться на свадьбе, высказать в конце концов Эду все – и разбить ему морду?

Нет, это не по-мужски, а по-мужлански. А напиваться для храбрости – поступок мальчишки. К тому же от алкоголя он становится вообще сам не свой, как мотоцикл, потерявший управление на скорости сто шестьдесят миль в час. Если уж решаться – то честно и сейчас, а не доводить все до абсурда. Друг жениха и жених подрались на свадьбе из-за невесты. Зато каков был бы сценический эффект!

И с чего он сегодня ударился в размышления о театре? Хватит. Сетовать на судьбу и жалеть себя – верный способ остаться в жизни никем. Джастин рывком поднял себя с кресла и пошел на кухню варить кофе. Проходя мимо зеркала, взглянул на свое лицо и устыдился. Стыдно стало перед самим собой. И своим телом. Ему больше пошел бы на пользу теплый душ, таблетка снотворного – и крепкий восьмичасовой сон. Но это было бы слишком просто. К тому же гений любит полуночников. А потому – кофе. И рисовать, рисовать, рисовать…

Джастин работал до половины третьего. И был почти доволен собой. Вот только главная героиня, будущая жена Робин Гуда, как он ни старался, не теряла сходства с Самантой.

Тихо звякнул невидимый колокольчик на двери. Саманта вышла из офиса туристической фирмы с прямой спиной и улыбкой в уголках рта. Ей казалось, что еще немного – и у нее прорежутся крылья.

Потом она подумала, что когда что-то режется – это больно. Зуд в ладонях немного утих. Путевки не хотелось выпускать из рук, но начал накрапывать дождик, и она поспешила спрятать свое сокровище в объемистую сумку. До начала занятий оставалось не так уж много времени, двадцать пять минут, это: рысцой пробежаться до остановки – три минуты, любой ценой сесть в первый попавшийся автобус и проехать до Джордж-сквер – пятнадцать минут, быстрым, но элегантным шагом дойти до школы Святого Христофора – четыре минуты, поправить прическу перед началом урока – одна минута…

В общем, все хорошо, успеть сложно, но не невозможно.

С этими мыслями Саманта застегнула молнию на сумке и помчалась в сторону автобусной остановки. И пусть директор, миссис Батлер, неодобрительно косится на ее грубоватые сапоги. Попробовала бы она пробежать кросс по лужам в своих лодочках от Джимми Чу…

Саманта преподавала грамматику и английскую литературу старшеклассникам. Да, она очень мало походила на филолога в обывательском представлении – спортивная, подтянутая, вечно увлеченная чем-то экстремальным. Она носила рваную стрижку, короткие свитера, юбки и грубые сапоги, которые в угоду дресс-коду меняла в школе на предельно лаконичные туфли на низком каблуке. На шпильках ее видели только самые близкие, в том числе Эд и Джастин, и то крайне редко, потому что даже на торжественные мероприятия она одевалась в стиле винтаж, обожала сочетание кружева, кожи, меха и пресловутой неженственной обуви. Эда она такими нарядами часто шокировала, он пытался одевать ее в достойных магазинах – не помогало… В конце концов они сошлись на том, что у нее просто плохой, но оригинальный вкус, и он смирился.

Его мать и отец – нет.

Саманта помрачнела от этой мысли. Нет, они вполне милые люди. Пока не начинают думать, что ты им что-то должен. А она вроде бы должна – ни много ни мало девушка любимого и единственного сыночка.

Саманта, задумавшись, влетела в лужу – ну откуда на чистых улицах благословенного Лондона берется столько мелких водоемов? – и почувствовала, как от тяжелых грязных капель мокро стало даже под коленями. Обрызгать самоё себя – какое свинство! Права была миссис Ивен, отговаривая Эда от общения с «девицей непонятного происхождения».

Хотя на свое происхождение Саманта никак пожаловаться не могла, а, наоборот, гордилась им – как и положено ребенку гордиться своими родителями. Ее мать была музыкантшей, в молодости играла в оркестре имени принца Альберта, а в последние годы давала уроки в той же школе, где работала Саманта, и занималась с одаренными детьми на дому. Ее отец был полицейским – старым добрым полицейским, простым и честным человеком, может быть, не очень образованным, зато с железным понятием о том, что значит быть мужчиной, что такое закон и как это – поступать по чести.

Может, ни у ее матери, ни у отца не было в роду графов и принцев крови, ну так и что?

Чертов британский снобизм. Саманта усмехнулась своим мыслям. Средневековье было, конечно, давно, но все в конечном счете относительно. Кстати, во времена просвещенной монархии сословное мышление тоже цвело пышным цветом.

А плоды его до сих пор можно встретить в современной Англии. Горчат, как плохо подобранный лук в салате.

Автобус проехал мимо нее, игриво сверкнув красным глянцевым бочком. Саманта ахнула, выругалась сквозь зубы и полетела к нему скачками. Успела, хотя забрызгалась еще сильнее.

И уже в школе, торопливо оттирая платочком с колготок и даже юбки-шотландки следы лондонских улиц, она подумала, что все-таки хорошо, что Эд есть, что они вместе и еще лучше – что скоро они вместе поедут на изумрудный остров.

Эдмонд помешивал ложечкой в чашке кофе. Два кусочка сахара давно уже растворились, но он никак не мог или не хотел остановиться. Навязчиво и дисгармонично позвякивало серебро о фарфор. Эдмонд злился.

Он добавил еще один белый кубик в кофе. Черно-коричневая мгла тут же проглотила его. Он понял, что пить это уже не станет, отставил кофе, встал и налил себе бурбона. Так лучше. Его согрело изнутри, но осадок неприятного чувства остался – как толченое стекло в чае.

Толченым стеклом, помнится, кто-то кого-то травил. В данный момент Эдмонд ясно понимал, что отравит им только сам себя.

Саманта будет в ярости. Саманта будет плакать. Он ненавидел женские слезы и всегда уходил, когда женщины плакали. До Саманты. Сбежать от нее он почему-то чувствовал себя не вправе. И потому оставался, но утешать не умел – не знал как. И только злился на нее в такие минуты.