Текст книги "Сладкоречивый незнакомец (ЛП)"

Автор книги: Лиза Клейпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5

Два официанта принесли наш заказ в гостиничный номер и накрыли стол. Они расставили горячие блюда на застеленном белоснежной скатертью столе и закрыли их куполообразными серебряными крышками. К тому времени, когда они налили вино в бокалы, я уже тряслась от голода.

Люк, однако, не на шутку раскапризничался после того, как я поменяла ему памперс, и начинал кричать всякий раз, когда я пыталась уложить его на кровать. Держа его одной рукой и прижимая к плечу, я смотрела на свою порцию горячего стейка и задавалась вопросом, как я смогу справиться одной рукой.

– Позвольте, я помогу, – сказал Джек и подошел к моей стороне стола. Он нарезал стейк маленькими аккуратными кусочками с такой ловкостью, что я посмотрела на него с деланным испугом.

– Вы, конечно, знаете, как обращаться с ножом.

– Я охочусь при первой же подвернувшейся возможности, – заметил Джек, пододвигая ко мне тарелку и засовывая салфетку в вырез моей футболки. Его пальцы дотронулись до моей кожи, вызывая дрожь. – Я могу освежевать оленя за пятнадцать минут, – заявил он.

– Это отвратительно. Впечатляет, но отвратительно.

Вернувшись на свое место за столом, он без малейшего раскаяния улыбнулся мне.

– Если это поможет вам чувствовать себя лучше, то могу сказать, что я всегда ем то, что ловлю или убиваю.

– Премного благодарна, но это нисколько не дает мне чувствовать себя лучше. О, я знаю, что мясо не появляется волшебным образом на прилавках в магазине сразу упакованное в целлофан. Но не думаю, что могла бы есть мясо, если бы мне пришлось самой охотиться на животное и…

– Разделывать?

– Да. Давайте не будем об этом говорить.

Я откусила кусочек стейка. Или у меня был слишком длительный период воздержания, или повлияло качество мясо, или мастерство повара…, но этот сочный, в меру прожаренный, тающий во рту стейк был самым вкусным из всех, что я когда-либо пробовала. Я на мгновение закрыла глаза, смакуя.

Он тихо рассмеялся над моим выражением лица.

– Проглотите уже, Элла. Признайтесь, не так уж и плохо быть плотоядным.

Я взяла кусочек хлеба и намазала его мягким желтым маслом.

– Я не плотоядное, я – предприимчивое всеядное существо.

Я откусила кусочек хлеба и смаковала сладкое богатство свежего масла. Я и забыла, какова на вкус хорошая еда. Вздыхая, я заставляла себя медленно прожевывать и смаковать.

Его пристальный взгляд не отрывался от моего лица.

– А вы умная женщина, Элла.

– Вас пугает женщина с большим словарным запасом?

– Чертовски верно. Я ухожу, если у женщины показатель интеллекта выше, чем температура в комнате. Если, конечно, она не платит за обед.

– Я могу разыграть из себя идиотку, а вы заплатите за обед, – предложила я.

– Слишком поздно. Вы уже использовали слово с пятью слогами.

Чувствуя, что Люк потяжелел, я поняла, что он заснул. Можно было уложить его в кровать.

– Извините меня… – я попыталась встать со стола. Джек тут же оказался рядом, отодвигая мой стул.

Я пошла к кровати и осторожно уложила ребенка, укрыв вязаным покрывалом. Возвращаясь к столу, я увидела, что Джек все еще стоит и ждет, чтобы подвинуть мне стул.

– Опыт с Люком подтвердил все, что я думала о материнстве, – сказала я. – И самое главное – я никогда не буду готова для него.

– То есть, когда вы с Дэйвом поженитесь, то некоторое время повремените, прежде чем заведете одного из таких? – спросил он, кивая в сторону, где спал Люк.

Я добралась до картофеля, обмакивая ломтики, пропитанные маслом, в растопленный чеддер.

– О, я и Дэйн никогда не поженимся.

Джек пораженно глянул на меня.

– Почему нет?

– Ни один из нас не верит в это, потому что это – всего лишь листок бумаги.

Он, казалось, задумался над моими словами.

– Я никогда не понимал, когда люди говорят, что это – только листок бумаги. Некоторые бумаги дорогого стоят. Дипломы. Контракты. Конституции.

– В таких случаях я согласна, что бумага стоит кое-что. Но брак включает в себя контракт, подкрепленный кольцом и пышным подвенечным платьем, напоминающим бизе – это ничего не стоит. Я могу дать Дэйву юридическое обещание любить его вечно, но как я могу быть уверена, что буду? Невозможно узаконить эмоции. Вам не может кто-то принадлежать. Таким образом, получается, что брак – это соглашение по разделу собственности. И, конечно, если есть дети, нужно установить правила совместного воспитания…, но это возможно сделать и без брака. Институт брака утратил свою необходимость.

Я попробовала кусочек картофеля с сыром, который оказался настолько восхитительно вкусным, что мне казалось, я ощущаю его всем своим существом.

– Желание принадлежать кому-то – естественно, – сказал Джек.

– Один человек не может принадлежать другому. В лучшем случае это – иллюзия. В худшем – рабство.

– Нет, – не согласился он. – Только потребность в привязанности.

– Ну, хорошо, – я сделала паузу, чтобы откусить еще один кусочек. – Я прекрасно могу чувствовать привязанность к кому-то, не считая необходимым превратить это в юридическое соглашение. Фактически, смею утверждать, что мое отношение – более романтичное. Единственной вещью, которая должна удерживать двух людей вместе, должна быть любовь. А не законность.

Джек сделал несколько глотков вина и откинулся на спинку стула, неотрывно наблюдая за мной. Он держал стакан в руке, его длинные пальцы слегка обхватывали хрустальный бокал. Для меня несколько неожиданно было осознать, что рука такого богатого человека будет крепкой, загорелой, с коротко обрезанными ногтями. Совершенно не изящная рука, но все же привлекательная при всей своей мозолистости… держащая хрупкий стакан так мягко… Я не могла оторвать взгляда. И в течение какого-то мгновения, я представила себе прикосновение этой довольно грубой на вид руки к своей коже, и со стыдом поняла, что меня это возбудило.

– Чем вы занимаетесь в Остине, Элла?

Вопрос отвлек меня от опасных мыслей.

– Я веду рубрику советов. Пишу о личных отношениях.

На лице Джека отразилось изумление.

– Вы пишите об отношениях и не верите в брак?

– Только для себя. Но это вовсе не означает, что я неодобрительно отношусь к браку других людей. Если это та форма отношений, которые они для себя сами выбирают, я только за. – Я улыбнулась ему. – Мисс Независимость дает советы женатым людям.

– Мисс Независимость.

– Да.

– Это – антимужская колонка?

– Нисколько. Мне нравятся мужчины. Я большая поклонница вашего пола. Но в тоже время, я просто напоминаю женщинам, что мы не нуждаемся в мужчине, чтобы чувствовать себя полноценными.

– Дерьмо, – он покачал головой и слегка улыбнулся.

– Вам не нравятся свободные женщины?

– Нравятся. Но они требуют больше усилий.

Я не знала, о каких усилиях он говорил. И, конечно, не собиралась спрашивать.

– Таким образом, как я понимаю, вы знаете ответы на все вопросы, – в пристальном взгляде Джека светилась заинтересованность.

Я скривилась от того, как высокомерно это прозвучало.

– Я никогда не возьмусь утверждать, что знаю все ответы. Я только пытаюсь помочь другим людям найти ответы на свои вопросы, насколько это возможно.

Мы поговорили еще о моей колонке, а затем выяснили, что оба закончили UT – Техасский университет, а выпуск Джека был на шесть лет раньше, чем у меня. Мы так же обнаружили, что разделяем мнение о джазе Остина.

– Я имел обыкновение ходить слушать «Crying Monkeys» всякий раз, когда они исполняли Elephant Room, – сказал Джек, рассказывая об известном подвальчике на Конгресс-стрит, где играли некоторые из самых известных джазовых музыкантов в мире. – Мы с друзьями просиживали там в течение многих часов, слушая джаз и выпивая неразбавленный…

– И снимая женщин направо и налево.

Его рот напряженно сжался.

– Я действительно встречался со многими женщинами. Но я не вступаю в сексуальные отношения со всеми, с кем встречаюсь.

– Какое облегчение, – сказала я. – Поскольку, если бы это было не так, вам пришлось бы сдавать кое-то посущественней, чем слюна.

– У меня есть и другие интересы, помимо преследования женщин.

– Да, я знаю. Вы еще преследуете напуганных оленей.

– И снова скажу для отчетности, я не спал с вашей сестрой.

Я скептически глянула на него.

– А она сказала, что это было. Ваше слово против ее слова. И вы не будете первым в мире парнем, который отнекивается и избегает такой ситуации.

– И она не будет первой женщиной, которая солжет, от кого залетела.

– Вы встречались с ней. Вы не можете отрицать, что заинтересовались ею.

– Конечно, я заинтересовался. Сначала. Но спустя пять минут после начала свидания, я знал, что не буду с ней спать. Были определенные сигналы.

– В смысле?

Его пристальный взгляд стал еще более пронизывающим.

– Было похоже на то, что в ней все было слишком. Слишком громкий смех. Постоянное возбуждение. Вопросы и ответы не совпадали.

Я поняла, о чем он пытается сказать.

– Гипернастороженная, – сказала я. – Безумная. Словно тысячи маленьких иголочек постоянно заставляли ее вертеться. Как будто она пытается думать на два шага вперед.

– Точно.

Я кивнула, перебирая воспоминания, которые никогда надолго не покидали меня.

– Это из-за того, как мы были воспитаны. Родители развелись, когда мне было пять, а Таре – три года, и после этого папа пропал с нашего горизонта. Мы остались с матерью, которая старается сделать всех вокруг себя сумасшедшими. Взрывы. Драмы. Такого понятия, как нормальный день не существовало. Живя с нею до самого окончания школы, мы привыкли ожидать бедствия в любой момент. Мы развили множество защитных функций, включая гипербдительность. Это привычка, от которой трудно избавиться.

Джек не сводил с меня взгляда.

– Вы смогли. Все же.

– У меня была хорошая передышка в колледже. Но в основном мне помог Дэйн. Он научил меня, что проживание с другим человеком вовсе не означает ежедневный хаос и драму. Я не думаю, что Тара встречала в своей жизни кого-то, столь же надежного, как Дэйн.

Я подвинула свой бокал к нему, и он любезно снова его наполнил. Глядя в чернильные глубины каберне, я продолжила, – я чувствую себя виноватой, что не поддерживала с ней отношения несколько последних лет. Но я просто устала от попыток спасти ее. Это было все, что я могла сделать, чтобы спасти себя.

– Никто не может обвинять вас в этом, – пробормотал он. – Вы не хранительница своей сестры. Не вините себя, Элла.

Я была озадачена той связью, которая у нас возникла, хотя она не имела не малейшего смысла вообще. Он был незнакомцем. А я рассказала ему слишком много. Я решила, что устала даже больше, чем думала. Я попыталась непринужденно улыбнуться.

– Мне необходимо каждый день испытывать чувство вины. Сегодня была очередь Тары, – подняв свой бокал, я сделала небольшой глоток. – Так, интересно. А что парень из семьи финансовых гуру делает в области управления недвижимостью? – спросила я. – Действительно ли вы негодяй?

– Нет, серединка на половинку. Я не могу выдержать разговор об инвестиционных стратегиях, вложениях, покупку с оплатой части суммы за счет кредита… Ничего из этого меня не интересует. Мне нравится строить. Устанавливать вещи. Я парень «винтиков и механизмов».

Пока я слушала Джека, мне пришло в голову, что у него и у Дэйна было одно редкое человеческое качество: они точно знали, кем были, и это их полностью устраивало.

– Я начал работать в компании по управлению еще в колледже, – рассказывал Джек. – А, в конечном счете, получил ссуду в банке и открыл свое дело.

– Помог Ваш папа?

– Нет, черт побери, – печально ухмыльнулся он. – Я совершил слишком много ошибок, на которые и указывал мой отец. Но я не хотел, чтобы кто-то говорил, что он сделал меня. Я взял на себя ответственность за весь риск. И у меня было много причин доказать, что я чертовски уверен в том, что не потерплю неудачу.

– Очевидно, что не потерпели, – я изучающее рассматривала его. – Интересно. Вы похожи на мужчину-лидера, но, в то же время, вы – средний сын. Обычно средние дети более непринужденные.

– Для Тревисов я достаточно непринужден.

– О'кей, – усмехнулась я и принялась за свой кусок шоколадного пирога. – Сразу после десерта я вас выгоню, Джек. У меня впереди длинная ночь.

– Как часто ребенок просыпается?

– Каждые три часа.

Мы закончили десерт, и допили вино. Джек позвонил в обслуживание номеров, чтобы убрали со стола, и взял свой пиджак.

Остановившись у двери, Джек посмотрел на меня сверху вниз и сказал:

– Спасибо за обед.

– Пожалуйста. И предупреждаю, что если вы после этого попытаетесь отступиться от посещения доктора, я лично освежую вас.

– Я заеду за вами в девять.

Джек не двигался. Мы стояли очень близко друг к другу, почему-то это привело меня в смущение и мое дыхание участилось. Хотя его поза была легкой и непринужденной, он был намного больше меня, и у меня появилось подозрение, что он так остановился нарочно, чтобы показать свое физическое доминирование. Но что еще больше меня удивило, так это то, что мне такое положение не было неприятно.

– Дэйн, в действительности, альфа? – спросил он.

– Нет. Полностью бета. Не выношу альфа.

– Почему? Они вас раздражают?

– Нисколько, – я глянула на него с деланным запугиванием. – Я их ем на завтрак.

Искра ехидства промелькнула в его глазах.

– Тогда я приеду пораньше.

И он ушел прежде, чем я смогла придумать достойный ответ.

Глава 6

Я не думала, что такое возможно, но моя вторая ночь с Люком прошла даже хуже, чем первая. Удовольствие, которое я получила от удивительного стейка, превосходного вина и оживленной беседы во время ужина, сошло на нет после второго кормления.

– Ты настоящий губитель удовольствия, Люк, – сказала я малышу, который вовсе не был этим обеспокоен.

Я потеряла счет, сколько раз я просыпалась и сколько подгузников поменяла, но, вроде бы я проспала не больше двадцати минут кряду. Когда мой будильник зазвонил в половину восьмого, я с трудом выбралась из постели и поплелась в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ.

Пятнадцатиминутный душ и две чашки несвежего кофе из миниатюрной кофеварки с верхней полки каким-то образом привели меня в чувство. Я надела брюки цвета хаки и светло-голубую блузку с короткими рукавами, а также сандалии из плетеной пеньки на плоском ходу. Я подумывала над дилеммой: высушить мне волосы феном или нет, опасаясь, что шум разбудит ребенка, а потом мрачно решила, что он все равно когда-нибудь должен заплакать.

После того, как я уложила волосы в гладкий «боб», я выключила фен.

Тишина.

Что случилось с Люком? Почему он такой спокойный? Я поспешила в спальню и проверила его. Он спокойно лежал на спинке, его грудь поднималась и опадала, щечки были нежно-розового цвета. Я дотронулась до него, только чтобы проверить, все ли с ним в порядке. Он зевнул и крепче закрыл глаза.

– А теперь ты хочешь спать, – проворчала я.

Я села возле него, глядя на удивительно тонкую кожу, изящные реснички, крохотные сонные черты лица. Его бровки были настолько редкими и шелковистыми, что их почти не было заметно. Он был похож на Тару. Я могла видеть сходство в форме носа и рта, – хотя его волосы были иссиня-черными. Как у Джека Тревиса, подумала я, касаясь пальцем мягких прядок.

Отойдя от кроватки, я отправилась снимать свой мобильный со штепсельной зарядки. Я набрала номер кузины Лизы.

Она сразу ответила.

– Алло?

– Это Элла.

– Как поживает малыш?

– С ним все в порядке. А у тебя наметился хоть какой-то прогресс в поисках Тары? Потому что, если нет…

– Я нашла ее, – триумфально заявила Лиза.

Мои глаза широко раскрылись.

– Что? Где она? Ты с ней говорила?

– Не напрямую. Но есть этот парень, к которому она ходит, когда нее тяжелые времена…

– Ходит? – настороженно повторила я. – Ты имеешь в виду, типа встречается?

– Не совсем так. Он женат. Но все-таки, я подумала, что Тара могла отправиться к нему. Поэтому я нашла его номер и оставила ему сообщение, а он, наконец, перезвонил мне. Он сказал, что у нее все нормально, и она была с ним последние пару дней.

– Кто этот парень?

– Я не могу тебе сказать. Он не желает, чтобы его имя всплыло в таком деле.

– Держу пари, что не желает. Лиза, я хочу точно знать, что происходит с моей сестрой, где она, и…

– Она в клинике в Нью-Мексико.

Мое сердце вдруг так стремительно забилось, что я испытала головокружение.

– Что это за клиника? Реабилитационная? Принимает ли она наркотики?

– Нет, нет, никаких наркотиков. Я полагаю, что у нее что-то вроде нервного срыва.

Слово «нервный срыв» напугало меня, и я резко спросила:

– Как называется эта клиника?

– Оздоровление Маунтин Вэлли.

– Это тот парень записал ее, о котором ты говорила? Или она сама? В каком она состоянии?

– Не знаю. Тебе нужно спросить ее саму.

Я сильно зажмурилась, когда заставила себя спросить:

– Лиза… она… не пыталась себе навредить, верно?

– Ах, ничего подобного. Все, что я могу сказать, это что она не справилась с ребенком. Вероятно, ей необходим отдых.

При этом я безрадостно улыбнулась, вспомнив, что Таре необходимо больше, чем просто отдых.

– Все равно, – говорила моя кузина, – вот телефонный номер этого заведения. И я думаю, что ты сможешь ей позвонить сейчас с мобильного.

Я записала данные, попрощалась, и отправилась прямо к своему лэптопу.

Поиск этой клиники в Гугле выдал, что этот Центр Краткосрочного местного лечения находился в маленьком городке возле Санта-Фе. Судя по фотографиям на его веб-сайте, это место было больше похоже на спа-курорт или курорт для отдыхающих, а не клинику для умственного оздоровления. Вообще-то, там были упомянуты несколько общих и диетологических сеансов терапии. Но это место, оказалось, обладало сертифицированным и лицензированным персоналом и предоставляло интенсивные психиатрические услуги. «Лечебная» страница, в основном, акцентировала внимание на оздоровлении разума и тела, с целью использования По-минимуму, или вовсе не используя медитацию.

Оздоровление в Маунтин-Вэлли казалось слишком несерьезным заведением для человека с нервным срывом. Есть ли у них возможности оказать ей помощь? Предоставляют ли ни консультации у психолога, наряду с косметическими процедурами и педикюром?

И хотя я очень хотела позвонить в приемную, но знала, что там не при каких обстоятельствах не нарушат конфиденциальность одного из их пациентов.

Сидя за столом в углу комнаты, я сжала голову руками. Я думала о том, в насколько плохом состоянии сейчас моя сестра. Страх. Жалость, мука, гнев, все смешалось внутри меня, когда я вспомнила, что для большинства людей, воспитанных в такой среде так, как мы, было бы невозможным нормально существовать.

Я подумала о театральных выходках моей матери, о причудливых зигзагах логики, о тех диких порывах, которые ошеломляли и пугали нас. Все эти мужчины, которые приходили и уходили, являясь частью отчаянных усилий матери стать счастливой. Но все было напрасно. Наши жизни не были обычными, и наши усилия, которые мы прилагали, чтобы показать, что это не так, оставили меня и Тару в горькой изоляции. Мы выросли, сознавая, что отличаемся от других.

Ни одна из нас, казалось, не могла быть близка ни с кем. Даже друг с другом. Близость означала, что тот, кого ты любишь больше всего, причинит тебе наибольший вред. Как от такого отучиться? Это было глубоко впитано во все волокна и сосуды. Подобное невозможно вырезать.

Я медленно подняла трубку и набрала номер мобильного Тары. На сей раз, в отличие от предыдущих попыток, она ответила.

– Алло?

– Тара, это я.

– Элла.

– Ты в порядке?

– Да, все хорошо, – голос моей сестры был высоким и нерешительным.

Голос маленького ребенка. При этом звуке на меня нахлынула тысяча воспоминаний. Я вспомнила того ребенка, каким она была. Я вспомнила, как читала ей в те дни и ночи, когда мы оставались одни очень надолго, когда не было достаточно еды, и мы понятия не имели, где наша мама. Мне приходилось читать про волшебных созданий, храбрых детей, кроликов – любителей приключений. А Тара все слушала и слушала, крепко прижавшись к моему боку, но я не жаловалась, хотя нам обеим было жарко, и мы потели, потому что не было кондиционера.

– Эй, – мягко сказала я. – Что с тобой происходит?

– Ой…, да почти ничего.

Мы обе хихикнули. Я испытала облегчение, что, даже если моя сестра, возможно, сошла с ума, у нее осталось чувство юмора.

– Тара Сью… – я прошла к кровати, чтобы взглянуть на Люка. – Ты единственная из моих знакомых, кто ненавидит сюрпризы так же, как и я. Разве небольшое предупреждение – это так сложно? Ты могла мне позвонить. Написать на электронную почту. Послать мне эссе на тему «Как я провела лето». Вместо этого мне позавчера ночью позвонила мама.

Прошло долгое молчание.

– Она на меня злится?

– Она всегда злится, – разумно ответила я. – Если ты хочешь знать, как она отреагировала на Люка… ну, я думаю, если бы ей, хотя бы раз, пришло в голову, что одна из нас может совершить непростительный грех и сделать ее бабушкой, она бы нас стерилизовала до периода полового созревания. К счастью для Люка, мамочка не очень-то думает наперед.

Теперь Тара словно плакала.

– С ним все в порядке?

– Замечательно, – тут же ответила я. – Он здоров и хорошо кушает.

– Я полагаю… я полагаю, что ты теряешься в догадках, почему я оставила его с мамой.

– Да. Но прежде, чем ты мне об этом расскажешь, где ты находишься? В той клинике, о которой мне рассказала Лиза?

– Да, я попала сюда прошлой ночью. Это милое местечко, Элла. У меня личная комната. Я могу приходить и уходить, когда хочу. Они сказали, что мне желательно остаться здесь хотя бы месяца на три.

Я ошеломленно молчала. Почему три месяца? Откуда они знали, сколько времени необходимо, чтобы решить проблемы Тары? Они что, прикинули и решили, что ее безумие стоит трех месяцев? Явно, что если бы она была психопаткой или склонной к самоубийству особой, они бы пожелали оставить ее на более долгое время. Возможно, они не хотели говорить Таре правду, что она записана в их дополнительную местную программу? Я сразу захотела задать с дюжину вопросов. И все из них были настолько срочными, что создали затор, и я не могла издать ни звука. Я прокашлялась, пытаясь очистить горло от скопившихся слов, которые на вкус были солеными.

Как будто ощутив мою беспомощность, Тара заговорила:

– Мой друг Марк купил мне билет на самолет и всё устроил.

Марк. Тот женатый мужчина.

– Ты хочешь там быть? – мягко спросила я.

Вздох.

– Я не хочу быть нигде. Элла.

– Ты уже с кем-нибудь разговаривала?

– Да, с женщиной. Доктором Джеслоу.

– Тебе она понравилась?

– Она показалась мне очень милой.

– Как ты думаешь, сможет ли она тебе помочь?

– Я так полагаю. Не знаю.

– О чем вы говорили?

– Я рассказала ей, как оставила Люка с матерью. Я не собиралась поступать так – просто оставить ребенка.

– Можешь ли ты мне сказать, почему ты так поступила, милая? Что-то случилось?

– После того, как вышла из больницы с Люком, я поехала домой в квартиру с Лизой на пару дней. Но всё было так странно. Ребенок казался не моим. Я не знаю, как должен вести себя родитель.

– Разумеется, нет. Наши родители совсем не были настоящими родителями. У тебя не было примера, которому ты могла бы следовать.

– Казалось, что я не могу ни секунды находиться в своей шкуре. Каждый раз, посмотрев на Люка, я не знаю, чувствую ли я то, что должна чувствовать. И потом стало казаться, что я отплываю из собственного тела и ускользаю. И даже, когда я приходила в себя, я была словно в тумане. Я полагаю, что я все еще в тумане. Мне это совсем не нравится. – Долгое молчание, а потом Тара осторожно поинтересовалась, – я схожу с ума, Элла?

– Нет, – тут же ответила я. – У меня возникала та же проблема пару раз. Терапевт, к которому я ходила в Остине, сказал, что это своего рода отходной путь, который мы вырабатываем для себя. Способ пережить травму.

– Ты все еще испытываешь подобное?

– Чувство, словно я вне своего тела? Нет, уже давно. Терапевт может помочь попасть тебе туда, где это прекратиться.

– Знаешь ли ты, что бесит меня, Элла?

Да. Я знала. Но все равно спросила:

– Что?

– Я пытаюсь думать о том, каково было жить с мамой и ее истериками, и всеми этими мужчинами, которых она приводила в дом…, а единственное, что я ясно помню, это только то время, когда я была с тобой…, когда ты готовила мне ужин в тостере и читала истории. Что-то вроде этого. А остальное – большой пробел. И когда я стараюсь что-то вспомнить, я начинаю чувствовать испуг и головокружение.

Мой голос, когда я смогла ответить, был густым и дрожащим, как рассыпчатая сахарная глазурь, которой я пыталась посыпать тоненький пирог.

– Ты рассказывала доктору Джеслоу о том, что я рассказывала тебе про Роджера?

– Я кое-что ей рассказала, – ответила она.

– Хорошо. Может быть, она поможет тебе вспомнить больше.

Я услышала хриплый вздох.

– Это сложно.

– Я знаю, Тара.

Наступило долгое молчание.

– Когда я была маленькой, я чувствовала себя, как собака за электрическим забором. Вот только мама все время меняла границы. Я не была уверена, куда можно пойти, чтобы не быть битой. Она была безумной, Элла.

– Была, – сухо спросила я.

– Но никто не хотел слышать об этом. Люди не хотят верить, что матери могут быть такими.

– Я в это верю. Я там была.

– Но ты не осталась, чтобы я могла с тобой поговорить. Ты уехала в Остин. Ты меня бросила.

До этого момента я никогда не испытывала настолько сильное чувство вины, чтобы все мои нервы одновременно кричали от боли. Я так отчаянно пыталась убежать от той удушающей жизни, с ее разрушающими душу рамками, что оставила свою сестру бороться в одиночку.

– Мне жаль, – сумела произнести я. – Я…

Послушался стук в дверь.

Было девять пятнадцать. Я должна была быть в вестибюле с Люком и ждать Джека Тревиса.

– Черт, – пробормотала я. – Подожди секунду, Тара, – это горничная, не вешай трубку.

– Ладно.

Я подошла к двери, открыла и жестом пригласила Джека Тревиса войти резким движением руки. Я была взволнована, как будто распадалась на части.

Джек зашел в номер. Каким-то образом его присутствие успокоило грохочущий шум в моих ушах. Его глаза были темными и безмерно глубокими. Он встревожено взглянул на меня, полностью оценив ситуацию. Кратко кивнув, что означало «все просто зашибись», он подошел к кроватке и посмотрел на спящего младенца.

На нем были слегка мешковатые джинсы и зеленая рубашка поло, с прорезями по бокам: такой костюм мужчина мог надеть только, если у него была идеальная фигура, и ему было наплевать на то, чтобы выглядеть выше, мускулистее, стройнее, потому что он и так был таким.

Мои чувства послали мне первое предупреждение, когда я увидела этого крепко сложенного мужчину, стоящего над малышом, который был слишком беспомощным, чтобы даже самому перевернуться. На долю секунды, я была изумлена своими защитными инстинктами в отношении ребенка, который даже не был моим. Я была словно тигрица, готовая разорвать когтями. Но я успокоилась, когда заметила, что Джек поправил одеяльце на крохотной груди Люка.

Я сидела на оттоманке, расположенной у мягкого кресла.

– Тара, – осторожно сказала я. – Я немного ошеломлена участием твоего друга Марка во всем этом. Он платит за твое пребывание в клинике?

– Да.

– Я хочу за это заплатить. Я не желаю, чтобы ты была ему должна хоть что-то.

– Марк никогда не потребует от меня выплатить ему долг.

– Я имею в виду, что ты ему должна на эмоциональном уровне. Тяжело сказать «нет» кому-то, кто уже выкинул такие деньги на тебя. Я твоя сестра. Я позабочусь об этом.

– Все в порядке, Элла, – ее голос дрожал от досады и крайней усталости. – Забудь об этом. Мне не это от тебя нужно.

Я вмешивалась так осторожно, как только могла. Это было похоже на удаление лепестков из сердцевины цветка так, чтобы он не распался.

– Он – отец ребенка?

– У этого ребенка нет отца. Он только мой. Прошу, не спрашивай об этом. Со всем этим дерьмом, которое уже свалилось на меня…

– Ладно, – поспешно сказала я. – Ладно. Просто… если ты не укажешь отца Люка, то он не сможет законно претендовать на отцовскую поддержку. И если ты когда-нибудь подашь прошение штату на финансовую помощь, они будут настаивать на том, чтобы ты указала личность отца ребенка.

– Мне это не нужно. Папочка Люка поможет, когда в этом возникнет необходимость. Но он не желает ни опеки, ни прав на посещения, ничего в этом духе.

– Ты в этом уверена? Он так сказал?

– Да.

– Тара… Лиза говорила, ты утверждаешь, что отец – Джек Тревис.

Я заметила, что спина Джека напряглась, линии крепких мускулов обозначились под превосходной зеленой рубашкой с разрезами.

– Это не так, – просто ответила она. – Я ей это сказала только потому, что она все время меня спрашивала об этом, и я знала, что это ее заткнет.

– Ты уверена? Потому что я была готова заставить его пройти тест на отцовство.

– О, Боже. Элла, не надоедай Джеку Тревису. Он не отец. Я даже никогда с ним не спала.

– А почему сказала Лизе, что переспала?

– Я не знаю. Полагаю, что мне было неловко, что он меня не захотел, и не хотела признаваться в этом Лизе.

– Я не думаю, что была хоть одна причина для того, что ты чувствовала себя неловко, – мягко сказала я. – Я думаю, что он повел себя, как джентльмен. – Краем глаза, я заметила, что Джек сел на краешек кровати. Я чувствовала, что он смотрел на меня.

– Ерунда, – моя сестра казалась уставшей и обиженной. – Мне пора идти.

– Нет. Подожди. Еще пара вопросов. Тара, ты не будешь возражать, если я поговорю с доктором Джеслоу?

– Ладно.

Я была изумлена таким быстрым согласием.

– Спасибо. Скажи ей, что она может поговорить со мной. Она также захочет письменное разрешение. И вот еще что… Тара… Что ты хочешь, чтобы я сделала с Люком, пока ты в клинике?

Наступила такая долгая и абсолютная тишина, что я было подумала, что телефонная связь оборвалась.

– Я думала, ты о нем позаботишься, – наконец ответила Тара.

Я чувствовала себя так, словно мой лоб прибили к черепу. Я потерла его, передвигая натянутую кожу, крепко нажимая на небольшую ложбинку, где верх моего носа переходил в глазную долю. Я была в ловушке. Загнана в угол.

– Я не думаю, что смогу уговорить на это Дэйна.

– Ты могла бы переехать к Лизе. Бери мою часть арендной платы.

Я слепо уставилась на дверь в номер, и подумала, что, наверное, к лучшему, что Тара не могла видеть моего лица. Я уже платила месячную арендную плату пополам с Дэйном. А мысль о том, чтобы переехать к моей кузине, которая приводила бы в квартиру мужчин в любое время суток…, не говоря уже о том, какова будет ее реакция на жизнь с кричащим младенцем… нет, это не сработает.

Тара снова заговорила, каждое слово следовало за предыдущим, словно веревка грохочущих консервных банок.

– Тебе придется найти решение. Я не могу об этом думать. Я не знаю, что тебе сказать. Найми кого-нибудь. Я попрошу Марка заплатить за это.