Текст книги "Сладкоречивый незнакомец (ЛП)"

Автор книги: Лиза Клейпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Глава 1

– Не отвечай, – сказала я, когда услышала музыкальные трели телефонного сигнала в нашей квартире. Назовите это предчувствием, паранойей, но мне почудилось в этом звуке что-то зловещее, что разрушит мое комфортное существование, которое мне удалось создать для себя.

– Начинается с 281, – сказал мой бой-френд Дэйн, добавляя натуральный томатный соус в блюдо из тофу, которое готовил. Дэйн был убежденным вегетарианцем, а это означало, что мы использовали соевый белок вместо говяжьего фарша в лазанье. Это могло довести любого коренного техасца до слез, но ради Дэйна я старалась к этому привыкнуть. – Высветилось на определителе номера.

281. Хьюстон. Этих трех цифр хватило, чтобы привести меня в состояние паники.

– Это моя мама или сестра, – в полном отчаянии сказала я. – Пусть сработает автоответчик. – Я не общалась ни с одной из них, по крайней мере, последние два года. Замкнутый круг.

Замерев с горстью замороженных овощей для соуса в руке, Дэйн сказал:

– Ты не сможешь просто так убежать от своих страхов. Разве не это ты всегда говоришь своим читателям?

Я вела колонку советов в «Vibe». Этот журнал специализировался на статьях о человеческих отношениях, и влиянии на них городской культуры. Свою колонку, которая называется «Спросите мисс Независимость», я придумала еще тогда, когда была студенткой и публиковалась в студенческой газете – там она довольно скоро стала очень популярной. После получения высшего образования, я предложила мисс Независимость в «Vibe», и получила еженедельную колонку. Большинство советов печатались публично, но были так же частные платные услуги – для ответов тем, кто хотел конфиденциальности. Чтобы увеличить свои доходы, я также писала статьи и в другие женские журналы как внештатный сотрудник.

– Я не бегу от своих страхов, – ответила я Дэйну. – Я убегаю от своих родственников. Замкнутый круг.

– Просто возьми трубку, Элла. Ты всегда советуешь людям встречать проблемы лицом к лицу.

– Да. Но сама предпочитаю игнорировать раны и позволять им нагнаиваться, – я осторожно подошла к телефону и украдкой взглянула на светящиеся цифры. – О, Боже. Это – мама.

Замкнутый круг.

– Ответь, – сказал Дэйн. – Что такого плохого может произойти?

Я уставилась на телефон с тихой ненавистью.

– Она может в течение тридцати секунд сказать такое, что пустит насмарку всю ту терапию, что я прошла.

Замкнутый круг.

– Если ты не узнаешь, чего она хочет, то будешь переживать из-за этого всю ночь, – сказал Дэйн.

Я глубоко вздохнула и взяла трубку.

– Алло?

– Элла, чрезвычайная ситуация!

Для моей мамы, Канди Варнер, все было чрезвычайной ситуацией. Она была из тех мамочек, которые всегда пребывали в состоянии шока и страха, по-актерски драматизируя любую ситуацию. Но она делала это настолько умело, что очень немногие из окружающих подозревали, что на самом деле происходило за закрытыми дверями. Она требовала от своих дочерей поддерживать миф о нашей счастливой жизни, а я и Тара не могли ей отказать.

Время от времени мама хотела полного родства душ со мной и моей младшей сестрой, но очень быстро становилась нетерпеливой и неприветливой. Мы научились определять признаки изменения ее настроения. Мы были, своего рода, исследователями торнадо, которые должны быть рядом с ним, но стараются не попасть в его эпицентр.

Я направилась в гостиную, подальше от Дэйна и грохота кастрюль.

– Как дела, мама? Что случилось?

– Я тебе только что сказала. Катастрофа! Сегодня приезжала Тара. Без предупреждения. И у нее есть ребенок.

– Ее собственный ребенок?

– Зачем ей нужен чужой ребенок? Конечно, ее. Ты не знала о том, что она беременна?

– Нет, – удалось сказать мне, когда я на ощупь дотянулась до спинки дивана. Я прислонилась к ней: наполовину присев, наполовину согнувшись. И почувствовала нервную тяжесть в животе. – Я не знала. Мы не созванивались.

– А когда ты вообще в последний раз брала телефон в руки, чтобы ей позвонить? Или подумала о ком-то из нас, Элла? О своей семье? Мы вообще есть в твоем списке приоритетов?

Я онемела, а сердце застучало, как электрическая сушилка полная мокрых тапочек из воспоминаний моего детства. Но я больше не была ребенком. Вспомнив, что я женщина со степенью бакалавра, успешной карьерой, постоянным приятелем и широким кругом хороших друзей, я смогла спокойно ответить:

– Я присылала открытки.

– Они были совершенно не искренние. В открытке к последнему Дню Матери не было ни слова обо всем том, что я делала для вас, когда вы росли. О счастливых временах.

Я прижала руку ко лбу в надежде, что мой мозг не разлетится на кусочки.

– Мама, Тара с тобой?

– Я звонила бы тебе, если бы она была здесь? Она… – моя мама была прервана громким младенческим воплем. – Слышишь, с чем я имею дело? Она оставила его здесь, Элла! Она ушла! И, что, собственно говоря, я должна делать?

– Она сказала, когда вернется?

– Нет.

– Она была без парня? Она сказала, кто отец ребенка?

– Я думаю, она сама не знает. Она разрушила свою жизнь, Элла. Ни один мужчина не захочет ее после этого.

– Может, ты удивишься, но многие незамужние женщины имеют детей в наше время, – сказала я.

– Это же такое клеймо! Ты знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы уберечь от него тебя и Тару?

– После твоего последнего мужа, я думаю, мы предпочли бы иметь клеймо, – отозвалась я.

Ее тон стал ледяным.

– Роджер был хорошим человеком. Наш брак мог продлиться дольше, если бы вы приложили усилия, чтобы мы были вместе. В этом нет моей вины, что мои собственные дети изгнали его. Он вас, девочек, любил, но вы не дали ему ни малейшего шанса.

Я закатила глаза.

– Роджер любил нас слишком сильно, мама.

– Что ты имеешь в виду?

– Нам приходилось спать со стулом в дверной ручке, чтобы держать его подальше от нашей спальни. И я не думаю, что у него на уме было поправить нам одеяла.

– Это все только плод воображения. Никто не поверит в то, что ты говоришь, Элла.

– Тара мне верит.

– Она ничего не помнит о Роджере, – торжествующе заявила мне мама. – Вообще ничего.

– Ты считаешь, что это нормально, мама? Огромные временные промежутки детства, которые полностью исчезли? Разве ты не думаешь, что она должна хоть что-то помнить о Роджере?

– Я считаю, это из-за того, что она употребляет наркотики или алкоголь. Это из-за наследственности вашего отца.

– Это также признак детской психологической травмы или насилия. Мама. Ты уверена, что Тара просто не ушла в магазин за чем-то?

– Я уверена. Она оставила прощальную записку.

– Ты пробовала позвонить ей на сотовый?

– Естественно, я звонила! Она не отвечает, – моя мама почти задыхалась от негодования. – Я потратила лучшие годы своей жизни, заботясь о вас. Я не собираюсь повторять это снова. Я слишком молода, чтобы иметь внуков. И я не хочу, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Приедь и забери его, прежде чем кто-нибудь увидит, Элла! Сделай что-нибудь с этим ребенком, или я отдам его Социальной Службе.

Я побледнела, потому что услышала в ее голосе истеричность и знала, что это была не пустая угроза.

– Ничего не предпринимай, – сказала я. – Не отдавай никому ребенка. Я буду через несколько часов.

– Мне придется сегодня отменить свидание, – мрачно констатировала она.

– Мне очень жаль, мама. Я приеду. Прямо сейчас выезжаю. Продержись еще немного. Подожди, хорошо?

Телефон отключился.

Я беспокойно задрожала, когда моей шеи коснулся порыв свежего воздуха из кондиционера. Ребенок, подумала я несчастно. Ребенок Тары.

Я поплелась на кухню.

– До этого момента, я думала, что худшее, что может сегодня вечером со мной случиться – это необходимость есть твою стряпню.

Дэйн снял неглубокую сковороду с горелки. Затем налил ярко-оранжевую жидкость в стакан для мартини. Повернувшись, он вручил его мне. Его зеленые глаза смотрели на меня с дружеской симпатией.

– Выпей это.

Я сделала глоток сладкого густого напитка и скривилась.

– Спасибо. Я так и подумала, что сейчас мне просто необходим хороший свежевыжатый морковный сок. – Я отложила стакан. – Но мне нужно успокоиться. Сегодня вечером я должна уехать.

Когда я увидела, как сочувственно смотрит на меня Дэйн, его спокойствие и здравомыслие дали мне возможность почувствовать себя защищенной, как будто завернутой в мягкое одеяло. Он был симпатичным белокурым худощавым слегка отрешенным, будто не от мира сего. Большую часть времени Дэйн носил свободную одежду из хлопка и сандалии, имея вид человека, который в любую минуту готов отправиться в тропики. Если бы вы попросили, чтобы Дэйн описал, как он предпочитает провести отпуск, он бы ответил, что это был бы поход сёрвайвелистов – участников борьбы за выживание в экстремальных ситуациях – через непроходимые джунгли, с одной лишь канистрой воды и карманным ножом.

Хотя Дэйн никогда не встречал мою мать или сестру, я не слишком много рассказывала ему о них, делясь воспоминаниями, как хрупкими сокровищами. Нелегко было говорить о моем прошлом, о любой его части. Я доверилась Дэйну в основах: мои родители развелись, и мой отец оставил нас, когда мне было пять лет. Все, что я знала об отце, это то, что он женился во второй раз, у него есть другие дети, но для нас с Тарой нет места в его новой семье.

Несмотря на то, что отец отказался от нас, я не могла обвинять его в том, что он хотел сбежать. Меня волновало лишь то, что он знал, с какой матерью нас оставил. Возможно, он думал, что девочкам лучше остаться с мамой. А может, он думал, что наша мать со временем изменится. Или, он боялся, что одна из нас, а может быть и обе, окажутся точно такими же, как она, и он не сможет справиться с этим.

В моей жизни не было существенного мужского присутствия, пока я не встретила в Техасском Университете Дэйна. Он всегда был нежным, понимал меня, и никогда не требовал от меня слишком многого.

И все же, чего-то не хватало в наших отношениях, и это беспокоило меня, как камушек в обуви. Независимо от того, что было той недостающей вещью, это мешало мне и Дэйну достичь абсолютной близости.

Пока мы стояли на кухне, Дэйн ободряюще положил свою теплую руку мне на плечо. Застывший холод внутри меня стал проходить.

– Из того, что я услышал, я понял, что Тара бросила своего ребенка вашей матери, которая собирается продать его на И-Бэй – интернет-компании, проводящей аукционы.

– Социальной службе, – сказала я. – Она еще не думала об И-Бэй.

– Что она ждет, чтобы ты сделала?

– Она хочет, чтобы я избавила ее от ребенка, – сказала я, обнимая себя за плечи. – Я не думаю, что она размышляла о чем-то большем.

– Никто не знает, где Тара?

Я отрицательно покачала головой.

– Хочешь, чтобы я поехал с тобой? – мягко спросил он.

– Нет, – тут же ответила я, прежде чем он смог продолжить. – У тебя здесь и так слишком много дел. – Дэйн основал собственную компанию по экологическому контролю за оборудованием, и его бизнес стремительно расширялся, не давая ему возможности передохнуть. Для него будет очень трудно выкроить свободное время. – Кроме того, я не знаю, сколько времени займут поиски Тары, и что она решит, когда я ее найду, – сказала я.

– А, что, если ты останешься с ребенком на руках? Нет. Позволь спросить по-другому – что ты сделаешь, чтобы не остаться с ребенком на руках?

– Может, я привезу его сюда на пару дней? Ненадолго.

Дэйн решительно покачал головой.

– Не привози его сюда, Элла. Никаких младенцев.

Я бросила на него угрюмый взгляд.

– А что, если бы это был детеныш белого медведя или пингвина с Галапагосских островов? Держу пари, что тогда бы ты согласился.

– Я сделал бы исключение для вымирающих видов, – согласился он.

– Этот ребенок тоже подвергается опасности. Он с моей матерью.

– Поезжай в Хьюстон и урегулируй ситуацию. Я буду ждать тебя. – Дэйн сделал паузу и добавил твердо. – Одну. – Повернувшись к плите, он взял кастрюлю с вегетарианским соусом, насыпал порцию на тарелку. Щедро посыпал еду тертым соевым сыром. – Съешь немного прежде, чем поедешь – это придаст тебе энергии.

– Нет, спасибо, – отказалась я. – У меня пропал аппетит.

Кривая усмешка появилась на его губах.

– Черта с два. Через десять минут после того, как отъедешь, ты свернешь к ближайшему окошку «Whataburger».

– Ты думаешь, что я могу тебя обманывать? – спросила я с самым невинным видом, который смогла изобразить.

– С другим парнем – нет. С чизбургером… мгновенно.

Глава 2

Я всегда ненавидела трехчасовую поездку от Остина до Хьюстона. Но долгое пребывание в одиночестве и тишине дало мне возможность воскресить воспоминания о детстве и попытаться понять, что заставило Тару завести ребенка, о котором она не была готова заботиться.

Я довольно рано поняла разницу между мной и красавицами. Мне повезло родиться достаточно симпатичной: с синими глазами, светлыми волосами и бледно-молочным цветом кожи, которая под жестоким техасским солнцем сразу же становилась ярко-красной. («У тебя совершенно отсутствует мелатонин, – восхитился как-то Дэйн. – Похоже, что ты родилась, чтобы прожить жизнь в библиотеке»). Со своими пятью футами и четырьмя дюймами[1]1
  Фут (англ. foot – ступня) – единица измерения расстояния, точное линейное значение которого различается в разных странах. Не входит в систему СИ.
  Обычно под футом понимают так называемый «международный», или «английский» фут, который равен 12 международным дюймам и с 1958 года привязан к метрической системе.
  Дюйм (от нидерл. duim – большой палец) – единица измерения расстояния в некоторых европейских неметрических системах мер. Исторически – толщина большого пальца.
  Английский дюйм или имперский дюйм (англ. inch от лат. uncia – 1/12 часть) с 1958 года приравнивается точно к 2,54 см. Соответственно фут – 30,48 см.
  Таким образом пять футов четыре дюйма – приблизительно 163 см


[Закрыть] я была обычного среднего роста, с неплохой фигурой и стройными ногами. Тара же принадлежала к царству богинь. Создавалось впечатление, что природа, поэкспериментировав надо мной, создала идеальный образец. Тара получила усовершенствованные гены, которые выразились в восхитительно-точеной фигуре, густых платиновых волосах и мягкой форме губ, которой невозможно достичь никаким коллагеном. Со своими пятью футами десятью дюймами[2]2
  Пять футов десять дюймов – приблизительно 178 см (см. предыдущий комментарий)


[Закрыть] и стройными длинными ногами ее часто принимали за супермодель. Единственной причиной, почему Тара не пошла по этому, предопределенному ей природой, карьерному пути – это отсутствие самого минимального запаса дисциплинированности и амбиций.

По ряду причин я никогда не завидовала Таре. Ее красота, бросающаяся в глаза, одновременно отталкивала одних людей и притягивала других, обманывающих ее. Красота заставляла людей думать, что она была глупой, и по правде говоря, это обстоятельство никак не заставляло Тару доказывать свой интеллектуальный уровень. Великолепная женщина, по всеобщему ожиданию, никогда не будет умна, а если была – большинство людей находило это отталкивающим. Слишком много достоинств – нормальный человек просто не мог простить этого. Поэтому избыток красоты только добавлял неприятностей моей сестре. Когда я, наконец, обратила на это внимание, в жизни Тары уже было слишком много мужчин.

Точно так же, как у нашей матери.

Некоторые из «друзей» мамы были хорошими мужчинами. Вначале она видели красивую, веселую мать-одиночку, всецело преданную своим двум дочерям. В конечном счете, однако, они понимали, кем на самом деле она была – женщиной, отчаянно нуждавшейся в любви, но совершенно не способной на ответное чувство… женщиной, которая из всех сил пыталась управлять и доминировать над людьми, пытающимися быть с ней рядом. Она увлекала их всех, постоянно находя все новых и новых друзей и любовников.

Ее второй муж, Стив, продержался целых четыре месяца, прежде чем подал на развод. Он был добрым и ответственным, его присутствие благотворно отразилось на укладе нашего хозяйства, и его, такое недолгое присутствие в нашей жизни, показало мне, что не все взрослые похожи на нашу маму. Когда он прощался с Тарой и со мной, то с сожалением сказал, что мы были хорошими девочками, и ему жаль, что он не может забрать нас с собой. Но позже мама сказала, что Стив уехал из-за нас с Тарой. У нас никогда не будет нормальной семьи, пока мы не станем вести себя лучше.

Когда мне было девять лет, мама вышла замуж за Роджера, своего последнего мужа, не предупредив ни единым словом ни Тару, ни меня. Он был харизматичным и красивым, живо интересовался своими новыми падчерицами, поэтому сначала мы любили его. Но прошло немного времени, и человек, который рассказывал нам сказки на ночь, стал также показывать нам страницы из порножурналов. Он любил щекотать нас слишком долго и в таких местах, где взрослый мужчина не должен трогать маленьких девочек.

Роджер особо интересовался Тарой, брал на пикники на природу, покупал особые подарки. У Тары начались ночные кошмары, нервные припадки, она перестала есть. В конце концов, она попросила, чтоб я не оставляла ее наедине с Роджером.

Мама пришла в неописуемую ярость, когда Тара попыталась ей пожаловаться. Она даже наказала нас за то, что мы лжем. Мы боялись рассказать об этом кому-то постороннему, считая, что если наша собственная мать нам не верит, то другие и подавно не поверят. Единственное, что мне оставалось – защищать Тару по мере своих сил. Когда мы были дома, я оставалась с ней каждую минуту. Ночью она спала рядом со мной, а я засовывала ножку стула в дверную ручку, чтобы к нам нельзя было зайти.

Однажды ночью Роджер стоял под нашей дверью почти десять минут.

– Подойди, Тара. Впусти меня, или я не буду больше покупать тебе подарков. Я только хочу поговорить с тобой. Тара… – Он сильнее толкнул дверь, и стул протестующе заскрипел. – Нам же было хорошо на днях вместе, не так ли? Я говорил, как я тебя люблю. Но я больше не буду с тобой хорошим, если ты не уберешь этот стул от двери. Открой, Тара, или я скажу твоей маме, что ты капризничала. Ты будешь наказана.

Моя маленькая сестра сжалась в клубок возле меня, ее била дрожь. Она закрывала уши руками.

– Не впускай его, Элла, – шептала она. – Пожалуйста!

Я тоже боялась. Но, укрыв поплотнее Тару одеялом, все же встала с кровати.

– Она спит, – сказала я этому монстру достаточно громко, чтобы он хорошо меня услышал.

– Открой сейчас же, ты, маленькая сучка!

Петли двери заскрипели – он еще сильнее налег на дверь. Где была в это время моя мать? Почему ее не было рядом, чтобы сделать хоть что-нибудь?

При неясном свете ночника, я в отчаянии стала искать под кроватью корзинку для рукоделия, где лежали наши принадлежности для шитья. Мои пальцы наткнулись на холодный металл ножниц. Мы использовали их для того, чтобы вырезать из журналов одежду для бумажных кукол, всякие картинки и логотипы с коробок от воздушной кукурузы.

Я услышала глухой звук удара, когда Роджер плечом стал выбивать дверь, отчего ножка стула стала соскальзывать. Между каждым его ударом о дверь я слышала рыдания своей сестры. Адреналин в моей крови достиг максимума, приводя меня в состояние бешеной ярости. Набрав побольше воздуха в легкие, я пошла прямо к двери, сжимая в руке ножницы. Следующий глухой удар сопровождался треском расколовшейся древесины. Яркий свет из прихожей проник в нашу комнату через расстояние, достаточное, чтобы Роджер мог просунуть свою руку. Но когда он стал пытаться вытащить ножку стула из дверной ручки, я бросилась вперед и ударила по его руке ножницами. Я чувствовала, как металл вонзился во что-то живое. Прозвучал приглушенный рев боли и ярости, а затем… ничего, кроме звука отступающих шагов.

Все еще держа ножницы в руке, я вернулась в кровать к Таре.

– Я боюсь, – сквозь рыдания шептала моя маленькая сестра, орошая мою ночную рубашку горючими слезами. – Не позволяй ему забрать меня, Элла.

– Он никогда тебя не получит, – сказала я жестко и уверенно. – Если он вернется, то я заколю его, как свинью. А ты постарайся теперь заснуть.

И она заснула, крепко прижимаясь ко мне всю ночь, в то время как я бодрствовала до самого утра, с замиранием сердца прислушиваясь к малейшему шуму.

Утром Роджер оставил наш дом навсегда.

Мама никогда не спрашивала нас ни о той ночи: ни о том, что случилось, ни о том, почему на наш взгляд, Роджер резко ушел из нашей жизни. Единственное, что она сказала по этому поводу, было:

– У вас никогда не будет нового папы. Вы его не заслуживаете.

Были и другие мужчины после этого, некоторые хуже, некоторые лучше, но уже никогда столь же плохие, как Роджер.

И что самое странное из всего этого, это то, что Тара совершенно не помнила Роджера, или ту ночь, когда я ударила его по руке ножницами. Она была искренне изумлена, когда несколько лет спустя, я рассказала об этом.

– Ты уверена? – спросила она с озадаченным хмурым взглядом. – Возможно, тебе это только приснилось.

– Мне пришлось отмывать ножницы на следующее утро, – ответила я. Меня испугало, что она выглядела искренне недоумевающей. – На них была кровь. И стул был сломан в двух местах. Ты совершенно ничего не помнишь?

Тара отрицательно покачала головой, совершенно заинтригованная.

После такого опыта, после всего того парада мужчин, которые, как в калейдоскопе, появлялись ненадолго в нашей жизни, я стала замкнутой и настороженной, боясь довериться другому человеку. Но когда подросла Тара, она пошла совершенно по другому пути. У нее было бесчисленные поклонники и много секса. Я часто задавалась вопросом, сколько удовольствия на самом деле она получает от этого, если вообще получает.

Уверенность в необходимости моей защиты и заботы о Таре никогда не покидала меня. В течение всего подросткового периода, в каких только местах мне не пришлось побывать, чтобы забирать ее, когда очередной ухажер бросал ее… Я отдавала свои карманные деньги, чтобы она могла купить себе очередной наряд… Я отвела ее к доктору, чтобы ей выписали противозачаточные таблетки. Ей в то время исполнилось пятнадцать.

– Мама говорит, что я – бесстыжая, – шептала мне Тара в приемной врача. – Она сходит с ума от того, что я больше не девственница.

– Это – твое тело, – шептала я ей в ответ, сжимая ее ледяную руку. – Ты можешь делать с ним все, что пожелаешь. Но не беременей. И… Я думаю, что ты не должна позволять мальчику делать это с тобой, если ты не уверена в том, что он тебя любит.

– Они всегда говорят, что любят, – ответила мне Тара с горькой улыбкой. – Как можно узнать, когда кто-то на самом деле имеет это в виду?

Я беспомощно покачала головой.

– Ты все еще девственница, Элла? – пораженно спросила Тара.

– Угу.

– Поэтому Брайан бросил тебя на прошлой неделе? Потому что ты ему отказала?

Я покачала головой.

– Это я бросила его, – глядя в ее мягкие синие глаза, я попыталась выдавить из себя улыбку, но получилась лишь жалкая гримаса. – Я пришла со школы и застала его с мамой.

– Что они делали?

Я поколебалась мгновение, прежде чем ответить:

– Вместе выпивали.

Это было все, что я сказала. Я думала, что уже столько слез выплакала, что их уже и не осталось, но они снова выступили у меня на глазах, поэтому я лишь кивнула. И хотя Тара была младше, она положила руку мне на голову и прижала к своему плечу, предлагая утешение. Так мы и сидели, прижавшись друг к другу, пока не пришла медсестра и не назвала имя Тары.

Я не думаю, что смогла бы пережить свое детство без Тары, или она без меня. Мы были друг у друга, были связаны прошлым… в этом была наша сила, но, в то же время, и источник нашей слабости.

* * * * *

Справедливости ради, нужно сказать, что Хьюстон мне нравился бы гораздо больше, если бы я не воспринимала его сквозь призму воспоминаний. Хьюстон был плоский, влажный, как мокрый песок и удивительно зеленый, находясь на окраине огромного лесного массива, начинающегося в Восточном Техасе. В паутине его просторов яростно росла стройка: дома и квартиры, служебные и офисные строения. Это был очень жизнерадостный город: роскошный и захватывающий, грязный и деловитый.

Со временем выжженные солнцем пастбища сменились на океаны асфальтового покрытия с островками огромных коробок офисов и торговых центров. Тут и там одинокий небоскреб выстреливал в небеса, как побег, посланный из густых зарослей центра делового Хьюстона.

Мама жила на юго-западе города, в районе среднего класса, построенного вокруг городской площади, которую когда-то занимали рестораны и магазинчики. Теперь вместо них площадь поглотил огромный супермаркет Хоум-Дипо. Дом моей матери выглядел, как типичный колониальный дом ранчеро, с тощими колонами на переднем крыльце, и имел две спальни. Я вела машину по этой тихой улочке, боясь того момента, когда придется выключить двигатель.

Остановившись перед гаражом, я выпрыгнула из своего Prius, и поспешила к передней двери. Прежде чем я успела нажать звонок, мама сама уже открыла мне дверь. Она разговаривала с кем-то по телефону проникновенным обольстительным тоном.

– …Обещаю, что сделаю это для тебя, – проворковала она. – В другой раз. – Она засмеялась низким грудным голосом. – О, я думаю, что ты знаешь, как…

Я закрыла за собой дверь и стала терпеливо ждать, пока она продолжала разговаривать.

Мама всегда выглядела одинаково: стройная, привлекательная, по-молодежному ярко накрашенная, несмотря на то, что по возрасту приближалась к пятидесяти годам. Она была одета в облегающую черную блузку, мини-юбку, инкрустированную на поясе фальшивыми бриллиантами, и босоножки на высоких каблуках. Кожа на лице была столь же тугой, как виноградная кожура. Ее волосы были выбелены до платинового оттенка и уложены в продуманно-беспорядочные локоны. Когда она посмотрела на меня, я точно знала, что она думает о моей простой белой хлопчатобумажной блузке – практичном предмете одежды – застегнутой на все пуговицы.

Слушая своего собеседника, мама махнула мне рукой в сторону прихожей, которая вела к спальням. Я кивнула и пошла искать ребенка. Дом пах старыми коврами и освежителем воздуха с тропическим ароматом, комнаты были темными и тихими.

В хозяйской спальне на туалетном столике горел ночник. Мое дыхание участилось от взволнованного удивления, когда я подошла к кровати. Ребенок лежал посредине, такой маленький, не больше хлебного батона. Мальчик. Он был одет в синее и лежал, раскинув ручки в стороны, не шевелясь, потому что крепко спал. Я присела на кровать и уставилась на это беззащитное существо, похожее на старичка с розовой кожей. Его веки были столь хрупки, что отливали синевой. Маленькая головка была покрыта мягкими темными волосиками, а пальчики слегка согнуты, напоминая когти птицы своими крошечными острыми ноготками.

Абсолютная беспомощность ребенка меня очень разволновала. Когда он проснется, то будет кричать. И требовать. Он будет нуждаться в таких таинственных вещах, о которых я понятия не имела и никогда не испытывала желания узнать.

Я почти сочувствовала Таре из-за свалившейся на нее проблемы заботиться еще о ком-то. Почти. Но главным образом, я хотела ее убить. Потому что моя сестра знала, что ее приезд с ним к маме был глупой идеей. Она знала, что мама никогда не оставит его у себя. И она знала, что я буду вынуждена вмешаться и сделать с этим что-нибудь. Я всегда была в семье тем, кто решает проблемы, пока я совершенно осознанно не устранилась от этого. Они не могли мне этого простить.

С тех пор я часто задавалась вопросом, могла бы я воссоединиться с моей матерью и сестрой, если мы все достаточно изменимся, чтобы мирно сосуществовать друг с другом. Мое воображение рисовала картинку, как в одном из тех кинофильмов, когда царит любовь, радость, дружба и смех.

Это было бы прекрасно. Но это была не моя семья.

Пока ребенок спал, я слушала его тихое мягкое дыхание. Его крошечность и одиночество пробудили во мне печаль, смешанную с гневом. Я не позволю Таре избежать ответственности, клятвенно пообещала я себе. Я собиралась найти ее, и на этот раз ей придется иметь дело с последствиями ее поступков. Придя к такому выводу, я решила найти отца ребенка и убедить его, что он тоже несет ответственность.

– Не буди его, – сказала моя мама от двери. – Я целых два часа его укладывала.

– Привет, мама, – сказала я. – Великолепно выглядишь.

– Я занимаюсь с личным тренером. Он едва удерживает свои руки от меня. Ты прибавила в весе, Элла. Ты должна быть осторожнее… Ты пошла в отца, а у него в семье всегда толстели.

– Я тренируюсь, – раздраженно возразила я. Я совершенно не была полной. Я была достаточно соблазнительной и накаченной, и три раза в неделю занималась йогой. – Дэйн не жалуется, – добавила я, защищаясь, прежде чем смогла остановиться. Тут же мне захотелось себе самой стукнуть по голове. – Не имеет значения, кто и что думают о моей фигуре, пока я сама ей довольна.

Моя мама снисходительно посмотрела на меня.

– Ты все еще с ним?

– Да. И я хотела бы как можно скорее к нему вернуться, а это означает, что нужно найти Тару. Ты можешь рассказать, что случилось, когда вы встретились?

– Пошли на кухню.

Поднявшись с кровати, я вышла из комнаты и последовала за ней на кухню.

– Тара появилась без телефонного звонка, – объяснила она, когда мы пришли на кухню. – И сказала: вот твой внук. Слово в слово. Я впустила ее, угостила чаем и мы сели, чтобы поговорить. Тара сказала, что жила с вашей кузиной Лизой и работала в агентстве временным секретарем. Она забеременела от одного из своих приятелей, который, по ее словам, не имеет возможности ей помогать. Ты понимаешь, что это должно означать. Или у него нет и двух центов за душой, или он уже женат. Я сказала Таре, что она должна отдать ребенка на усыновление, но она не захотела. Поэтому я сказала ей: «Твоя жизнь никогда уже не будет прежней. Все меняется, когда появляется ребенок». Тара сказала, что уже начинает это понимать. Потом она развела молочную смесь и стала кормить ребенка, а я пошла в свою спальню, чтобы вздремнуть часок. Когда я встала, Тара ушла, а ребенок был здесь. Ты должна будешь забрать его завтра отсюда. Мой друг не должен о нем узнать.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы он думал обо мне, как о бабушке.

– У других женщин твоего возраста есть внуки, – сухо заметила я.

– Я не такого возраста, Элла. Все думают, что я намного моложе. – Она казалась оскорбленной моим замечанием. – Ты должна радоваться этому. Ты знаешь, как будешь выглядеть в будущем.

– Я не думаю, что буду похожа в будущем на тебя, – раздраженно сказала я. – Я и сейчас не похожа на тебя.

– А могла бы, если бы приложила немного усилий. Почему у тебя такие короткие волосы? Этот стиль не подходит к форме твоего лица.

Я подняла руку к своим густым прямым волосам, которым подходила единственная стрижка в стиле боб.

– Я могу посмотреть на записку, которую оставила Тара?

Мама принесла пластиковую папку и положила на стол.

– Это здесь, вместе с бумагами из больницы.

Я открыла папку и сразу же увидела записку, написанную от руки. Почерк моей сестры – слегка с наклоном и неровный – был мне знаком. Слова были написаны шариковой ручкой, почти порвавшей бумагу, с такой силой их выводили.

Дорогая мама.

Я должна уйти и понять некоторые вещи. Я не знаю, когда вернусь. Тем самым даю право тебе или моей сестре Элле заботиться о моем ребенке, быть его опекуном, пока я не буду готова вернуться и забрать его.

С уважением, Тара Сью Варнер

– Тем самым, – пробормотала я с несчастной улыбкой, прислоняясь лбом к руке. Моя сестра, вероятно, думала, что юридически звучащее слово даст записке большую убедительность для всякого рода чиновников. – Я думаю, что мы должны связаться с Социальной Службой и сообщить, что случилось. Иначе, могут посчитать, что ребенок брошенный.