Текст книги "Сколько ты стоишь? (СИ)"

Автор книги: Лия Султан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 31. Конец романа

Роберт

Сначала она сбрасывала мои звонки – один за другим, один за другим. Не отвечала на сообщения в мессенджере. А потом и вовсе отключила телефон. Ругая себя последними словами, я прыгнул в машину после работы и поехал к ней, хотя обещал навестить дочь в больнице. За несколько дней наша с Индирой размеренная алматинская жизнь перевернулась с ног на голову, и сейчас я живу в искусственно созданном ночном кошмаре. Не предполагал, что короткий поцелуй бывшей выйдет за рамки больничного коридора. Я недооценил женщин и уж тем более не ожидал такого от дочери. С ней мне еще предстоит серьезный разговор.

Припарковавшись во дворе Индиры, быстро иду к подъезду и на мое счастье залетаю в дверь после вышедшего жильца. Позвони я в домофон, она бы не открыла. За считанные секунды оказываюсь на ее площадке и давлю пальцем на звонок. Долго, монотонно, требовательно давлю. В итоге она сдается, открывает дверь, но стоит на пороге ни жива ни мертва, смотрит на меня воспаленными, потухшими глазами, в которых нет жизни и любви, как раньше.

–Зачем ты пришел? – с вызовом спрашивает. – Я сказала, что не хочу тебя видеть.

–Впусти домой, – требую я и чеканю по словам. – Я всё тебе объясню, расскажу, как было на самом деле. Между мной и Гретой ничего не произошло. Ты должна мне поверить.

Индира медлит, кутается в серый кардиган, рукавом которого убирает соленую влагу с лица. Затем она отступает, впуская меня в квартиру, а я, захлопнув за собой дверь и не разувшись тянусь к ней, чтобы обнять, но она отворачивается от меня, как от прокаженного.

–Не трогай, пожалуйста, – нервно прости и снова отдаляется.

–Что тебе сказала моя дочь? – теряя терпение, повышаю голос.

–Дело не в ней. Уже не в ней, – горько всхлипывает она, а я не выдерживаю, силой разворачиваю Индиру к себе и сжимаю ее плечи.

–В чем дело? – стиснув зубы от злости, жду ответа.

–Приходила твоя мать…

–Это из-за нее ты такая?

Индира поднимает на меня серые глаза, в которых разгорается адское пламя.

–Из-за нее, из-за тебя, из-за всех вас, – плачет она. – Что ты знаешь о своем отце, Роберт?

–Только то, что я уже тебе рассказывал. При чем тут вообще он? – тоже перехожу на повышенный тон.

–Да потому что это твой отец убил моего в девяносто четвертом. Он был под кайфом и напал на твою мать. А мой папа умер, спасая ее!

Индира стряхивает мои руки со своих плеч, толкает меня в грудь и кричит мне в лицо:

– Твой отец – убийца.

Пошатнувшись, прислоняюсь спиной к стене и не могу уловить смысл ее слов и обвинений.

–Кто тебе это сказал? Мама?

–Мама, – горько и сипло повторяет Индира. – Моя мама. Они столкнулись в моем офисе и узнали друг друга.

Растираю лицо ладонями, отталкиваюсь от стены и приблизившись к ней, опускаю ладони не ее щеки.

–Посмотри на меня! – она сопротивляется, отводит взгляд. – Я сказал посмотри на меня!

–Что? Что ты хочешь увидеть? Ты не понимаешь, что я не смогу дальше? – больше не кричит, а шепчет она. Сил у нее не осталось, она еле держится, вся обмякла в моих руках.

–Почему? Это не должно вставать между нами, – мой хриплый голос срывается, когда я понимаю, что могу ее потерять. Черт возьми, да я уже ее теряю. -Мы не имеем к прошлому никакого отношения. Мы были детьми.

–Твой отец…– повторила она тихо, глядя мне в глаза.

–Шиллер мне не отец. Я говорил тебе, что не помню его. Меня вырастил Райнер Зейферт. Я Роберт Зейферт, – чеканю слова, чтобы достучаться до нее.

–Что бы ты не говорил, это уже ничего не изменит, – поджав нижнюю губу она устало качает головой.

–Ты с ума сошла?! – отпускаю ее, а сам зарываюсь пятерней в волосы.

–Твоя мать, моя…они всегда будут против.

–Мне плевать и на свою мать и извини, на твою, – грозно говорю я, теряя последние крупицы самообладания. – Мы с тобой взорслые люди, мы сами должны решать, что нам делать, с кем спать и кого любить. Я люблю тебя! И меня тоже…

Но она не отвечает мне, а закрыв лицо ладонями, тихо плачет.

–Скажи мне.Скажи, что любишь! – снова дотрагиваюсь до нее и, легонько тряхнув, заставляю посмотреть на себя.

Ее молчание и отрицание очевидно убивает. В затуманенном взгляде я вижу ее боль, ее чувства, ее уязвимость. Но говорит она совершенно другое:

–Прости меня, Роберт. Нам лучше расстаться. Я не смогу предать память своего папы. Я не смогу быть с тобой, зная, что сделал твой.

–Ты не можешь так поступить с нами. Это большая ошибка. Твоего отца уже давно нет в живых.

Она вздрагивает от того, что громко хлопает входная дверь. Поворачиваем одновременно голову и видим женщину, чем-то похожу на Индиру. Понимаю, что это и есть ее мать.

–А вы и есть Роберт? – сталь в ее голосе говорит о властной натуре и по одному ее взгляду я понимаю, что у нее с моей матерью много общего. Эта женщина такая же тигрица, как и она.

–Да, – киваю.

–Вам лучше уйти, Роберт. Вы не видите в каком она состоянии?

–Вот именно, что вижу. И не уйду, пока Индира сама меня не попросит, – вновь удерживаю ее печальный взгляд, не убираю руки, не отпускаю, не разрешаю ей сдаваться.

–Роб, прошу тебя, иди, – моляще глядит на меня, разрывая мое сердце на куски. – Дай мне время, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

–Нет я сказал! То, что ты делаешь – глупость. Ты подумаешь над этим и поймешь, что ошиблась.

–Просто отпусти. Я уеду. Мне это нужно, – сжав ткань в районе сердца, снова умоляет она.

–Вы же все слышали. Почему вы все еще здесь? – недоумевает женщина, которая все еще третий лишний.

–Извините…Но дайте нам самим разобраться.

Своими резкими словами вызываю бурю негодования со стороны матери Индиры.

Но вместо ответа и борьбы, моя девочка плачет, убегает в комнату и закрывается там. Моя сильная, смелая, неунывающая…Индиры, которую я знал, сейчас нет. Она просто сдалась без боя, сломалась на моих глазах и в моих руках.

–Видите, что вы наделали, – ее мать проходит мимо меня и недовольно цедит сквозь зубы. – Индира, открой!

–Что бы вы не делали, что бы вы ей не говорили, я вернусь. А она одумается и всё поймет.

Не дождавшись ее ответа, я шагаю к двери и через секунду скрываюсь за ней. Ярость бурлит мерзкой жижей в черном котле. На улице, в вечерних сумерках, заполняю до отказа легкие никотином, выкуривая одну сигарету за другой. Пропускаю два звонка от Греты, но когда звонит мама, бросаю окурок на землю, придавливаю носком ботинка и отвечаю:

–Мама.

–Роберт, где ты? – обеспокоенно спрашивает она.

–Во дворе Индиры.

–Ты уже знаешь?

–Знаю. Мне нужно с тобой поговорить. Ты в отеле?

–Да, – взволнованно отвечает.

–Жди в номере. Я уже еду.

Столько лет прошло, а я и не знал всей правды. Вот теперь пусть все расскажет. От начала до конца.

Девочки, ловите внеочередную праздничную главу. Правда грустную

Глава 32. Мое решение

Роберт

Я очень плохо помню своего родного отца. Да и те воспоминания, которые у меня о нем остались, вовсе не радужные. Ну может, только раннее детство. А дальше – пустота. Мама говорила, что перед эмиграцией я упал, ударился головой и лежал в больнице с частичной амнезией. Я не помнил последние месяцы нашей жизни в квартире, только все, что было после больницы.

Мы с бабушкой переехали в район, который назывался “Иссыкские дачи”, а мама приезжал на выходные. Еще бабушка возила меня к какой-то старушке на окраине, что шептала надо мной какие-то молитвы и обматывала мою голову повязкой с сырым яичным желтком. Я сопротивлялся, морщился, но бабушка умоляла меня потерпеть и говорила, что так голова будет меньше болеть. Что интересно, так и случилось.

Про папу я не спрашивал. Он меня не искал и я постепенно стал его забывать. Отчего-то без сожаления. А теперь, спустя почти тридцать лет, я понимаю, что к этому привела череда ужасных событий, отголоски которых долетели до нас сегодня и разбили то хрупкое и прекрасное между мной и женщиной, которую я люблю.

–Ты быстро, – тяжело вздыхает мама, открыв мне дверь.

–Хотел бы еще быстрее. Мое терпение на исходе, – прохожу вглубь номера и смотрю на то, как мать обессиленно садиться на край кровати и обхватывает голову руками.

–Я думала, что ты никогда не узнаешь. Думала, унесу эту тайну в могилу.

Сажусь на корточки, беру ее ледяные руки в свои и смотрю в глаза. Словно я снова маленький мальчик, который ищет во взгляде мамы любовь, нежность, одобрение. Правду, наконец.

–Ну разве это тайна, когда о ней знает кто-то еще? – спрашиваю я.

–Какова была вероятность встретить эту семью спустя столько лет? – вымученно улыбнулась мама. – Я пыталась забыть. Райнер даже нашел для меня хорошего психолога. Боль и чувство вины притупились, но сегодня я расковыряла старую рану. Знать, что по твоей вине умер невинный человек – очень тяжело. Это слишком непосильная ноша. Мой крест, который я полжизни несу.

–Что тогда случилось? Расскажи мне всё.

–Господи, – отстранившись, мама зарывается пальцами в волосы и оттягивает их. – Ну что рассказать?

Что? Многое я и так знаю. Что родители познакомились молодыми, им обоим было по 22. В 81-м в Алматы на гастроли приехал немецкий театр из Темиртау – есть такой город в Казахстане. Мой отец – Вадим Шиллер – был, как говорила мама, из “золотой молодежи”, потому что отец работал в Министерстве экономики, а мама была заведующей ведомственным санаторием в горах Алматы. У их единственного сына было всё, вот только после их кончины – а ушли они один за другим в самый разгар перестройки – он не знал, как жить без их помощи. Голова у него, правда, работала и они с другом занялись коммерцией: привозили товар и машины из Европы. Поначалу все шло хорошо, но потом друг кинул его на большие деньги и сбежал за границу. А на папе остались все долги, который он закрыл, продав родительскую трехкомнатную квартиру в самом центре тогда еще столицы.

–В то лето мы втроем жили в бабушкиной квартире, а она сама на даче. Был такой дачный городок “Широкая щель”. А может и сейчас до сих пор есть, – вздыхает мама. – Вадим стал много пить. Очень много. Потом у меня из кошелька начали пропадать деньги, а из дома – вещи. Ценные вещи моих родителей. Жить стало невыносимо. У него и так был непростой характер, чувство превосходства, безнаказанности. А алкоголь все усугубил. Он как с цепи сорвался и однажды напал на меня. Ты хотел меня защитить и Шиллер толкнул тебя. Ты упал, ударился головой о батарею. Увидев, что у его единственного сына голова в крови, он трусливо сбежал. А дальше ты попал в реанимацию.

–Почему я этого не помню?

–После травмы у тебя была кратковременная амнезия, но потом оказалось, что твой мозг заблокировал любые воспоминания о Вадиме. Когда он впервые ударил тебя, я подала на развод, сменила замки в квартире и сказала, чтобы он не приближался к нам. Квартира мамина, он к ней отношения не имеет, поэтому участковые пару раз увозили его. Потом нас, наконец, развели и на какое-то время он пропал. Позже он сошелся с какой-то женщиной…Собутыльницей. Но не знала, что она его подсадила на наркотики.

–Наркотики? – глотаю ком, который скатываясь по пересохшему горлу, больно режет стенки.

–Героин. Но это я узнала уже после того, как пришла к нему с просьбой подписать документы о твоем вывозе. К тому моменту я уже настроилась эмигрировать. Шиллер понял, что я продала квартиру и потребовал денег за свою подпись. Я ему заплатила и получила то, что хотела. Но этого ему оказалось мало. Как он потом рассказал в суде, он следил за мной в тот день. А я ходила к нашей бывшей соседке за вещами, которые у нее оставила. Когда я вышла, уже стемнело. В арке он нагнал меня, прижал к стене и приставил нож. Был не один, а с дружком. Таким же наркоманом, как и он. Шиллер начал шантажировать меня, что найдет тебя, похитит, накачает чем-то, если я не заплачу ему еще. Он так скатился, Роберт. От Вадима, которого я знала когда-то ничего не осталось. Я очень испугалась и начала кричать, звать на помощь. И вдруг дышать легче, потому что в арку забежал милиционер, оттащил Шиллера, повалил его подельника. Началась драка, неразбериха и…– мама начала задыхаться от слез и я метнулся к маленькому холодильнику, достал оттуда бутылку воды и протянул ей. Она дрожащими пальцами приняла его и сделала большой глоток.

–Милиционер – это отец моей Индиры? – спросил я, сев рядом с мамой.

–Да. У меня до сих пор перед глазами стоит этот ужас. Шиллер ударил его ножом в живот, а мужчина прижал ладонь к ране и согнулся пополам. Они сбежали, а я осталась с ним и снова кричала, чтобы кто-нибудь вызвал скорую. Мимо проходил какой-то мужчина, он видел драку и помог мне. Но было уже слишком поздно. Милиционер – его звали Шакен – умер до приезда скорой.

–А Шиллер?

–Его поймали и посадили на десять лет. Из-за суда мы выехали в Германию позже.

–Мама Индиры настроена против нас, – говорю, глядя прямо перед собой. Понимание того, что я – сын убийцы, больно давит все распирает. – И я теперь понимаю, почему.

–Она до сих пор меня не простила, хотя я приходила к ней после похорон, – всхлипывает мама. – Хотела убежать от прошлого, но оно все равно меня настигло. Что ж, правда больно щелкнула меня по носу.

–И меня. Индира решила расстаться. Попросила дать ей время.

Мама резко повернула голову и впилась в меня своим фирменным взглядом. Только в этот раз, я не мог разобрать, что она в этот момент думает и чувствует.

–Можешь теперь успокоиться. Ты же этого хотела, когда привезла с собой Грету с Эмилией?

Не промолчал, хотя хотел. Эти слова сами собой вырвались и сделали ей больно. Пусть это и правда, но имел ли я на это права, зная, на что пришлось пойти маме, чтобы подарить мне другую жизнь?

–Я…я, – впервые вижу маму такой растерянной. – Я не знаю, что тебе сказать.

–Ну а что ты скажешь? Ты привезла с собой мою дочь и бывшую жену, хотя я говорил тебе, что хочу познакомить тебя с любимой девушкой. Но нет, ты опять сделала так, как считаешь нужным ты.

Горечь от собственных слов неприятна ни мне, ни маме.

–Роберт, пожалуйста, не говори так. Мне и без этого не сладко.

–Зачем ты вообще поехала к ней? Что ты хотела доказать? Что

–Я…

Но я не даю ей договорить, даже зная, как она не любит, когда ее перебивают.

–Прости, но это предел, мама. Я понимаю, ты многим пожертвовала ради меня. Но я уже большой мальчик и сам принимаю все важные решения в своей жизни. И мое решение: не дать тебе больше лезть в мою жизнь.

Мама не отвечает, но отворачивается от меня и плачет. Я обидел ее своей правдой. Дотрагиваюсь до ее руки, но он отдергивает ее и тихо просит:

–Иди, сынок. Мне надо побыть одной. Иди.

Ну вот и поговорили. Пользуясь случаем, поздравляю своих читательниц Лену Ёжик и Яя с днем рождения! Счастья, здоровья и всех благ вам, девочки!

Глава 33. Перерезать пуповину

Две недели спустя

Индира

-Съешь хотя бы булочку с маслом, – мама пальцами пододвигает ко мне блюдце с разрезанной булкой, а я лишь молча отвожу взор.

–Спасибо, не хочется, – беру со стола стакан апельсинового сока и делаю маленький глоток.

–На одной воде и соке далеко не уедешь, – ворчит мама.

–Мне нормально, – пожимаю плечом и встречаюсь взглядом с отчимом, который пристально, но понимающе смотрит на меня.

Коротко улыбаюсь ему, благодаря за поддержку. Вот уже две недели я живу в его доме на окраине Мадрида. Здесь хорошо, пока еще тепло и солнечно, и можно завтракать на открытой террасе с видом на чудесный сад. В Алматы уже вовсю идет снег, о чем рассказала Зара, с которой мы только вчера болтали по телефону. Она попала на сохранение и теперь лежит-скучает в больнице.

Я тоже скучаю. Очень. По Роберту, его голосу, любимым медовым глазам и требовательным губам. По рукам, которые умеют нежно ласкать и жестко, до дрожи в коленях, сжимать. Думала, пройдет немного времени и я смогу заглушить чувства к нему. Не получается. Он слишком глубоко проник под кожу. И несмотря на то, что между нами столько недосказанности, недомолвок, препятствий и людей, что против нашего союза, я все равно его люблю.

Но мама…Моя дорогая, любимая мама впервые меня не понимает. Ее давняя обида и ненависть к отцу Роберта так сильна, что она переносит на сына грехи его отца. И я ругаю себя за слабость и ведомость, потому что в самом начале сделала то же самое. Никакая я не сильная личность. Я обычная слабая женщина, которая пошла на поводу эмоций и обид, а теперь сидит и не знает, что делать.

–Ну как нормально? – слегка негодует мама. – Посмотри, как ты похудела – кожа да кости!

–Мам, не начинай, а? Не хочу я есть. Могу я просто не хотеть или нет? – взрываюсь который день подряд. Знаю, что потом буду себя винить, но я уже на грани.

–Индира, – строго вздыхает мама.

–Оставь ее, Жанель, – басит Виктор на испанском и принимается жестикулировать. – Что ты как наседка кружишь над ней и кружишь?

–Я беспокоюсь о ее здоровье! – обиженно бросает она в сторону мужа.

–Тут не столько о здоровье надо беспокоиться, сколько о сердце, – с жаром говорит мой седовласый и в меру упитанный отчим. – Она же чахнет на глазах из-за этого. Я даже пять лет назад ее такой не видел! Тогда она была совсем другой.

–Какой? – спрашиваю я, заинтригованная его словами.

–Тогда ты приехала потухшей, но потом ожила. Постепенно менялся твой цвет лица, появился блеск в глазах. Сейчас я его не вижу. Ты просто чахнешь на глазах.

Судорожно вздыхаю и сжимаю губы, чтобы сдержать поток слез. Прошло две недели с тех пор, как я уехала из Алматы. Хотя сюда больше бы подошло слово сбежала. Тогда я отключила телефон, а в Испании купила местную сим-карту, чтобы связаться с сотрудниками. За школу не переживаю, там уже год есть хороший руководитель. А вот галерея занимаюсь только я. Но в ближайшие два месяца у нас ничего нового не планировалось, а все сделки с клиентами я закрыла.

Я знаю, что Роберт звонил и мне, и Заре. Я это предвидела, поэтому взяла с подруги обещание, что она не скажет ему ничего. И да, она не сдала пароли и явки, хотя призналась, что очень хотела – мол, он так жалобно звучал.

Скорее всего, Роберт писал на старый номер, поэтому сейчас я боюсь вставлять казахстанскую симку, боюсь открывать галерею, где столько наших совместных фото. Боюсь просто думать о нем, потому что неизменно чувствую, что очень ошиблась, когда оттолкнула его и бросила, движимая прошлыми и настоящими обидами.

–Наверное, вы правы, – вздохнув, поднимаюсь из-за стола.

–Ты куда? – тут же спрашивает мама.

–Пойду прилягу. Голова немного кружится.

–Это потому что ты не ешь! Индира, так нельзя.

–Ай, мухэр (исп. – женщина, жена), оставь уже ее в покое, – поднимая ладонь вверх, просит Виктор. – Иди, дочка. Отдохни.

Хороший он все-таки мужик. Маме очень повезло. Вот у них получилось построить здоровые отношения, несмотря на то, что у Виктора и мама, и бывшая, и двое детей от первого брака. Может, секрет в том, что мамина свекровь живет в другом городе и не лезет в семью взрослого сына, бывшая вышла замуж во второй раз раньше него, а дети были уже взрослыми, состоявшимися людьми?

И снова я не знаю ответов. Наверное, все потому что судьба у каждого своя, как и ее жизненные узоры, сотканные из событий, радостей и печалей. Как и у нас с мамой: ни один узор не повторяет другой, несмотря на кровное родство и взаимную безграничную и безусловную любовь. У нее свой путь и свои испытания. У меня – свои. Иногда я думаю, не много ли уроков уготовил для меня Всевышний? Отчего он так часто и жёстко испытывает меня? И наступит ли когда-нибудь покой и счастье?

Захожу в гостевую спальню на втором этаже. В открытое окно доносятся голоса мамы и отчима. Спорят по-испански, мама иногда вставляет русские слова, а Виктор то и дело говорит “Диос мио!”, что значит “О. Господи!”.

–Ты не права! – с жаром восклицает испанец.

Мама молчит. Мне кажется, даже всхлипывает.

–Ми амор (Моя любовь), когда ты права, я говорю тебе: “Ты права”. Практически всегда. А сейчас – нет. Я тебя не узнаю, мухэр (женщина, жена)!

–Виктор, пожалуйста, – пытается остановить мужа мама.

–Нет, послушай. Ты сейчас ведешь себя как обиженная девочка, которая никак не может простить то, что было давно. Очень давно. Да, я понимаю, что твой первый муж был прекрасным человеком, но его уже нет. А они – есть! Дети не должны расплачиваться за грехи родителей!

–Я знаю! Умом понимаю, что это так, но не могу себя переломить.

–А пока ты не можешь себя переломить, страдает твоя дочь. По ней же видно, что она любит своего немца!

–Думаешь, я этого не вижу? Думаешь, не чувствую себя виноватой?

–Ну так скажи это ей. Прости, ми амор, но именно ты ее удерживаешь от одного шага. Она боится сделать тебе больно! Отпусти ты уже ее! Пора, наконец, перерезать пуповину! Она уже не маленькая девочка, которую надо все время спасать.

Закрываю окно и задергиваю шторы. Виктор озвучил то, о чем я думаю последние дни, но не решаюсь сказать вслух. Кажется, мне пора уезжать отсюда и я даже знаю, куда.

И на этой оптимистичной ноте заканчиваем эту непростую неделю. Как всегда: с понедельника будет много интересных событий. Мы снова встретим Левушку )))) Узнаем, как там дела у нашего любимого Кеши. И, конечно, нас ждет очень эмоциональное и горячее воссоединений. Желаю вам хороших выходных. Спасибо всем за поздравлеие. Извините, что не на все сообщения ответила – мы отмечали ))) Всех целую, обнимаю! А моих читателей-мусульман поздравляю с наступающим Курбан-айтом!