Текст книги "Алхимики (СИ)"

Автор книги: Лия Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

А ты надеялся на сексуальное рабство что ли? То есть я похожа на женщину, которая покупает мужчин на ночь? Какое сказочное хамство. У меня просто слов нет! Круто развернувшись на месте и практически носом уткнувшись в грудь наглого гостя, я задрала голову вверх, с вызовом глядя в глаза этому рабу.

– А для чего же еще? – ответила я и, поджав губы, пошла обратно на кухню.

Пыхтя, как стадо злых ежиков, я принялась убирать со стола и успокаивать себя тем, что это просто он дурак. Бандиты вообще редко бывают умными, да? А мне попался глупый, наглый, самовлюбленный, самоуверенный, непрошибаемый, полуголый, симпатичный и что-то я не о том думаю. Надо бы отправить его помыться что ли? А спать он ляжет в гостиной.

– Настя... – раздался за спиной его голос, заставив меня подпрыгнуть на месте от неожиданности.

– Да твою медь, Харон! Что ж ты так подкрадываешься-то? На втором этаже ванна есть. Иди. Иди говорю, куда руки тянешь?! – стукнув ложкой по наглым рукам, возмутилась я.

И он послушался. Убрал руки и пошел, куда послали, а я продолжала негодовать. Вот бы у меня в руках вместо ложки был электрошокер, тогда ему бы мало не показалось! Я бы быстро его отучила лапать кого ни попадя. Думаю, он со всеми женщинами так себя ведет. Знаю я эту породу мужчин, они считают себя невозможно неотразимыми. И так ярко представила, как шарахну его разрядом тока, что аж на душе приятней стало. Я прямо вижу эту картину...

А дальше случилось что-то странное. Ложка в моих руках потяжелела, и спустя пару мгновений под моим шокированным взглядом приняла вид самого настоящего электрошокера!

– Аааа!!! – заорала я от неожиданности, роняя устройство на пол и отскакивая от него подальше. Это что за чертовщина, медь вашу?! Для надежности я выскочила за дверь и спряталась за стеной. Вот это да! А как так? Что это было? Справившись с испугом, я осторожно выглянула из-за двери, одним глазком проверяя обстановку на кухне.

– Цела? – спустя несколько секунд раздался над ухом напряженный голос. Мокрая рука легла на мое плечо, моментально разворачивая меня к брюнету. К полностью обнаженному брюнету. Ой, мамочки! Какой... А где...  – Я услышал крик. Что случилось?

– М... Магия. – выдохнула я, максимально неприлично пялясь на островки мыльной пены на теле. На самом идеальном теле в мире, Нобелем клянусь! Заметив мой ошалело-восторженный взгляд, Харон мстительно прищурился и развернул меня обратно спиной к себе, заканчивая показ своих достопримечательностей. Как так?! Только что сам неприличное предлагал, а теперь даже не показывает, что именно предлагал?! Какое коварство. Я закусила губу, пытаясь прекратить улыбаться. Почему-то стало так смешно, что я с трудом подавила всхлип.

– Какая магия, Настя? Ты орала, будто тебя убивают. – продолжая мочить мою кофточку своей мокрой рукой, сказал он, наклонившись к моему покрасневшему уху. Убивают? А перед глазами стоят его мускулистые плечи, облепленные мокрыми черными прядями волос. И между прочим сейчас с одной такой пряди капает вода мне на плечо.

– Это... от неожиданности. – все таки всхлипнув от подступающего смеха, сдавленно пискнула я. Он же не убьет меня, если я засмеюсь? Хотя, на сколько я помню, мужчины очень ранимые существа. Сначала я отшила его у окна, а теперь если рассмеюсь над его внешним видом, тогда точно попаду в утренние криминальные хроники, как жертва неизвестного маньяка. Надо держать себя в руках. Но святой никель, он что, в холодной воде мылся?! Ааааа, не могуууу!!!

От вырвавшейся волны хохота меня просто пополам сложило. Может он не разобрался в краниках? Я, помнится, тоже сначала в ледяной воде искупалась, когда Эбарт отправил меня в душ отмываться от крови. Вот я сволочь бесчувственная, нельзя смеяться над бедолагой. Но это выше моих сил! Можно остановить слезы, можно остановить гнев, но смех остановить невозможно! Но вот пополам меня сложило не очень удачно.

– Харон, надеюсь, это не то, что я думаю? – выпрямляясь и немного отодвигаясь вперед, уточняю я природу предмета упирающегося в мое бедро.

– Здесь нет следов магии. – полностью проигнорировал мой вопрос мужчина.

– Здесь нет, а там есть. – указала я рукой в сторону валяющегося на полу электрошокера. – А вообще, иди домывайся. И включи горячую воду, там кнопочка есть.

Постояв еще немного за моей спиной и прожигая меня вполне ощутимым взглядом, раб удалился, а я облегченно выдохнула. Спокойно, Анастасия Павловна, завтра мы этого бандита освободим и выгоним. А вот с видоизмененной ложкой надо что-то думать уже сейчас. Как она могла измениться? Судя по тому, что она приняла вид того предмета, о котором я думала, это моих рук дело. Мы находимся в мире, где существует магия, так что чисто теоретически и я могла стать магом. С ума сойти, маг-алхимик. Хм... Алхимия – наука об изменении свойств веществ... Ложка изменилась полностью... Может это магия у меня такая? Надо бы покопаться в сети на эту тему. Думаю, там должна быть нужная мне информация.

Но прежде я решила проверить, работает ли электрошокер. Подняв предмет с пола, я внимательно его осмотрела. Ничего необычного не заметила, если не считать того, что несколько минут назад он был металлической ложкой. Занимательно... Где тут кнопочка? Нажав ее, я убедилась в работоспособности устройства. Отлично, теперь этот раб не посмеет мне хамить и приставать. Мы ведь этого не хотим? Ну как бы... Нет, конечно, не хотим, какие могут быть сомнения.

Подкинув в руках свое оружие, я перехватила его поудобнее и устроилась в гостиной с дедушкиным планшетом. Информация искалась легко, но вот о превращении предметов не было ни одной научной статьи. Только какие-то мифы и писания, на которые ни один уважающий себя ученый опираться не будет. Тем более, если речь идет о каких-то давно забытых божествах, о которых остались лишь обрывки легенд. А может я первый в мире такой маг? Если так, то у меня появилась новая тема для исследований! И полностью отпала необходимость искать по рынку ингредиенты.

Этой ночью я засыпала счастливая, как никогда, и не видела ни того, как Харон полночи стоял у стены, задумчиво меня рассматривая; ни того, как на рассвете загорелся соседский дом; ни того, как электрошокер превратился обратно в ложку, прямо на глазах у моего гостя. Я спала и видела чудесные сны о превращении свинца в золото. Мечта алхимиков моего мира сбылась, Философский камень был найден. И этим камнем была я.

Отступление 1

Государство Сатеон. Планета Цвейтан. 5218г после Объединения.

Ночь. Гроза и шквалистый ветер. Деревья натужно скрипели, пригибаясь к земле под тяжестью непогоды. По безлюдной трассе летел корвет. Летел на бешеной скорости. За рулем сидела молодая женщина и просто обливалась потом. Ей было страшно, ей было плохо, но она знала, что надо сделать. Знала, но от этого не становилось легче. Совсем. За одну ночь она потеряла всю семью. Точнее почти всю. На заднем сидении лежал связанный мальчик восьми лет и примерно того же возраста девочка. Они лежали и улыбались, но от этой улыбки у женщины сердце заходилось в бешеном ритме, грозя вот-вот остановиться. От ужаса. Как? Как это могло произойти?! С ней, самым обычным человеком, чью жизнь до прошлой ночи можно было назвать скучной и размеренной.

Обычной. И она бы полжизни отдала, лишь бы все снова стало, как прежде. Серым и непримечательным. Таким же, как миллиарды других жизней. Муж, дом, родители, работа, а по выходным магазины с подругами или безделье перед галовизором. О, как же она мечтала, что бы все снова стало, как прежде!

Но как прежде уже не будет. Никогда. Ее родители убиты. Муж убит. А сама она скоро сядет в тюрьму. Или психиатрическую лечебницу, что вероятнее всего. Но прежде она должна уничтожить этих монстров. Что бы больше никто не потерял по их вине своих близких. Ведь она сама дала чудовищам жизнь.

Город остался далеко позади, мимо окон стали мелькать деревья, с каждым километром становясь все выше. Как же она любила раньше устраивать пикники для всей семьи в этом хвойном лесу! Здесь даже воздух был особенный, терпкий, пряный. Сейчас же он казался женщине пропитанным гнилью и кровью. Это стало последней каплей.

Издав отчаянный рык, женщина со всей дури ударила кулаками по рулю, вымещая на бездушной машине свою злость. Злость от безысходности, от осознания, что ничего нельзя вернуть, исправить. О, если бы она только могла вернуться в тот день, когда узнала о своей беременности. Она бы жизни не пожалела, лишь бы эти дети никогда не появились на свет.

Запах гнили становился невыносимым, но Герха понимала, что это игра ее воображения. Ее мозг воспаленный от стресса так превратно воспринимал аромат хвои и грозы. Женщина закрыла окно. Но было кое-что, чего она не понимала. Она даже в самом жутком своем кошмаре не могла понять, как ее восьмилетние сын и дочь могли убить всю ее семью. Жестоко, хладнокровно, с улыбкой. Ведь Малтаэля и Ниалиру все любили.

– Мама, а куда мы едем? – по-детски звонким голоском задал вопрос мальчик с заднего сиденья, не предпринимая никаких попыток сесть или избавиться от веревок.

Но женщина не ответила. Поминутно утирая пот со лба, она огромными от шока глазами смотрела лишь перед собой. Хотя, может и зря, но она не смогла удержаться от главного вопроса.

– Как... За что... Зачем?! – хриплый голос подводил ее, срываясь в придушенный шепот. Она так кричала, когда вернулась домой и увидела жестоко изувеченные тела родственников, что сорвала голос. Эта картинка играющих детей в окровавленной комнате до сих пор стояла перед ее полубезумным взглядом. Ошибки не было, дети сами признались в содеянном. Признались с гордостью и искренним ожиданием похвалы от матери.

– Зачем что, мама? – глядя на женщину, весело спросил Малтаэль.

– Зачем ты их убил... – прошептала она, но мальчик услышал.

– Они мне солгали. – ласково ответил ребенок, в чьих глазах казалось жила вся ненависть мира. Девочка одобрительно кивнула, не скрывая мстительной улыбки. – Бабушка и дедушка говорили, что любят меня. Но когда я утопил кошку, что на меня шипела, они меня ударили. Разве тех, кого любят, бьют? Ответь мне, мама?

Герха не знала, что на это ответить. Она молча сжимала руль, но не могла найти слов, что бы ответить хоть что-то. Бьют ли? Но ведь это часть воспитания! Вот они, эти слова. Их надо сказать.

– Взрослые наказывают детей, когда те делают что-то не хорошее. – прошептала бледными губами женщина, на лице которой сейчас лихорадочно блестели черные глаза. Может они были и не черными, но во тьме их цвет разглядеть было невозможно. Лишь лицо без единой кровинки бледным пятном выделялось во мраке.

– Как животных в цирке, куда они меня водили, да? – все так же ласково спросил мальчик, и женщина снова не нашлась с ответом. На ее лице все ярче проступала растерянность. Она совсем не ожидала таких слов от сына. Немного выждав, ребенок, как им это и положено, задал новый вопрос. Ведь восемь лет – это возраст "почемучек". – Но почему мне нельзя было убить ту кошку? Она ведь первая на меня напала! Укусила и поцарапала. Я защищался! Почему они меня не защитили, мама? Если меня воспитывали, как животное, то почему не защищали, как животные своих детенышей? Почему наказали за то, что я стал защищать себя сам? Они хотели, что бы я не защищал себя? Но почему? Ведь они говорили, что любят меня!

Чем дольше Герха слушала, тем глубже в ее мозг врезались слова сына. Они были такими ладными, стали казаться такими правильными, что она была готова принять его правоту. Во всем. Но миг слабости прошел, перед взглядом снова встали образы растерзанных тел ее родителей, стеклянный взгляд глаз с оторванной головы ее мужа, и вместе с тошнотой вернулась ненависть к чудовищам на заднем сидении. Ее передергивало от отвращения, когда они называли ее "мама".

– Взрослые всегда правы. Ты не имел права так поступать со своей семьей. Ты – монстр. – еще крепче стиснув в руках руль, так, что жалобно заскрипел пластик в руках, пошептала женщина. Дорога стала расплываться перед глазами, и она сморгнула набежавшие слезы. Странно, она думала, что успела выплакать их все.

– Я? – удивился мальчик. Так искренне, словно и не он жестоко расправился с тремя людьми, которые его вырастили. – Я защищал свою жизнь. Монстром был папа. Я думал, он будет гордиться мной, когда узнает, что я смог постоять за себя. Я помню, он говорил, что я еще маленький, что бы себя защитить, и говорил, что пока я не вырасту, он будет сам меня защищать. Говорил, что любит меня. Правда говорил! Я спрашивал. Я часто у них всех это спрашивал. И они все говорили, что любят. Но если папа меня любил, то почему вместо похвалы он взял в руки нож? Почему, мама? Ты видишь, какой у меня порез на шее? Мне так больно, мамочка. Ты же всегда лечила мне ранки, а эту вылечишь?

У Герхи мороз по коже был от наивного вопроса ее сына. Ее мозг просто отказывался понимать, как это маленькое создание с таким добрым голосом, могло совершить подобное. Она не понимала, как можно таким голосом говорить такие ужасные вещи. Он ведь ни капли не раскаивался в убийстве трех человек. Он точно знал, что делает. Он хотел это сделать. Он даже не усомнился ни на секунду, терзая тела тех, кто растил его с детства. Так о каких ранах теперь идет речь?

– Конечно, Малтаэль. Вылечу. – мрачно прошептала женщина, набирая еще большую скорость.

– Спасибо, мама. Ты хорошая. Теперь ты понимаешь, почему я убил тех людей? Они сделали то, что я ненавижу. Сказали, что любят, а сами врали. – звонкий голосок мальчишки звучал так... по-доброму. Так нежно! Что женщину аж передернуло от липкого страха, ползущего холодным слизняком по спине. – Так куда мы едем?

– Я хочу показать тебе одно место.

– Ночью?

– Да.

– В дождь?

– Да.

– За сотни километров от дома?

– Да.

– Хорошо, мамочка. А зачем на мне эти веревки?

– Это такая игра.

– Будет весело?

– Не сомневайся...

В молчании они ехали еще четыре часа. Малтаэль тихо лежал связанный, но глаз он не сомкнул ни на минуту, а его сестра примостила голову у него на коленях и сладко спала, ни о чем не переживая. Герха же все это время размышляла, как быть. Ножом она бы не смогла, не смотря ни на что, она родила этих монстров. И по другому тоже не смогла бы. Тогда она решила завести их подальше, да там и бросить. Одних. Связанных и в глуши. Зверье в это время года особенно голодное, они сделают всю грязную работу за нее. А с нее же и без того хватит крови и ужаса. Больше она просто не вынесет. Хотя еще пару дней назад она была уверена, что и обычной смерти одного из членов своей семьи не пережила бы. А теперь смотрите, ее сын убил всю ее семью, она сама везет своих детей на верную гибель, и ничего, жива. Человеческая психика странная штука, она очень гибкая, и многое способна перенести.

И вот, когда ее нервы были уже на пределе, они достигли места, которое женщина посчитала подходящим. Живописный обрыв, у самого края которого, какие-то туристы установили лавочку. А дождь все не прекращался. Остановившись неподалеку, Герха какое-то время молча сидела и смотрела перед собой, в последний раз обдумывая свои действия, и снова не находя им альтернативы. Да, она поступит так, как считает нужным.

– Приехали? – спросил мальчик, который все это время молча следил за женщиной, проницательным не по годам взглядом. О, если бы Герха увидела этот взгляд, если бы она обернулась немного раньше, она бы десять раз подумала, прежде чем совершать такой поступок, но нет. Не увидела, не обернулась, совершила.

– Приехали. – выдохнула она, решительно выходя из корвета. Обогнув транспорт, она открыла заднюю дверь, и вытащила Малтаэля наружу. Мальчик уже весил прилично, и ей было не легко нести его на руках, но поджав губы, она отнесла его на скамейку, где и посадила. После этого она принесла туда и девочку.

– Ты это место хотела мне показать? Здесь очень красиво, мамочка. Мне и правда понравилось. – снова глядя на женщину наивным взглядом восьмилетнего ребенка, восторженно произнес мальчик. – Правда, мокро. И я немного замерз. И все еще не понял, для чего нужны веревки.

– Я принесу одежду. – мертвым голосом ответила женщина и развернулась обратно к корвету.

Она собиралась сесть и просто уехать. Не прощаясь и не оглядываясь. Оставить сына и дочь умирать от голода и жажды, от когтей диких зверей. И только она собралась уходить, как ее догнал вопрос сына. Вопрос, от которого у нее волосы дыбом встали, а интуиция завыла пожарной сереной, сообщая о надвигающейся опасности. И в свете того, что рассказал ей Малтаэль в машине, ее можно было понять.

– Мамочка, ты же меня любишь? – раздался за спиной звонкий голос мальчишки. Герха обернулась, и не смогла скрыть ужаса на лице, когда вспышка молнии осветила кривую ухмылку на детском лице. – Ответь, мама.

– Да. – прошептала женщина, хоть это уже и совсем не было так. Она не знает, почему эти слова вырвались из ее рта, как они вообще могли там появиться, но сказанного не воротишь. Сглотнув вязкую слюну, женщина быстро вернулась в корвет и уехала домой. Дело сделано. Осталось решить, как жить дальше, и жить ли вообще.

Она уехала, а Малтаэль сидел на скамейке под проливным дождем и ледяным ветром. Сидел опустив голову, и черные волосы падали на его худое лицо. Он сидел час, сидел два, сестра спокойно ждала, что он будет делать, и когда дождь все-таки стих, а на горизонте забрезжили первые лучи рассвета, он поднял голову к небу, и взгляд его был чернее самой темной ночи. Он так мало успел пожить в этом мире, но кое-что уже понимал.

Например то, что мама больше не вернется.

Она соврала ему. Она не любит его. Она такая же, как и другие. Она хочет его смерти.

Первый луч солнца коснулся его лица, и глаза Малтаэля вспыхнули алым светом. Алыми же искрами рассыпались веревки на худеньком теле мальчика. Следом они исчезли и с его сестры. Он посидел еще минутку так, не шевелясь, а после широко улыбнулся, спустился на землю, взял Ниалиру за руку и медленно побрел в лес. В той стороне находился его дом.

И мать-предательница.

Глава 6

Проснулась я рано утром. Вот точно уверена, что еще совсем ранее утро, но светло было, будто время уже перевалило за полдень. Быть того не может, я всегда просыпаюсь в пять утра. Еще со школы. Сладко зевнув, потянулась и перевернулась на живот, окончательно завернувшись в одеяло, как гусеничка. Нет, что-то слишком светло. Приподнявшись на локте, с интересом осмотрелась вокруг.

– Вот это номер. – присвистнула я, уставившись на тело, лежащее рядом.

Тело нагло меня игнорировало, хоть я и видела, что оно уже проснулось. Вот что не так с рабством в этом мире? Где такое видано, чтоб рабы спали с хозяевами? Настя, ты проснулась с мужчиной в одной постели, а тебя волнуют вопросы субординации? Ты слишком долго сидела в лаборатории.

– Лаборатория! – внезапно осенило меня, и я вскочила с постели. Но меня победило одеяло. – Ай.

– Упала? – раздался участливый вздох с кровати.

Раздаться-то раздался, но вот помощи не случилось. Перевелись джентльмены во всех мирах. Дама на полу валяться изволит, а рабу хоть бы хны. И я обиделась. Вот правда, взяла и обиделась. Чурбан бесчувственный этот раб бессовестный.

Не буду с него ошейник снимать, пусть страдает.

– Упала. – хмуро ответила гусеничка с пола. В ответ на что с кровати раздался грустный вздох, а потом тихий скрип. Так как спасать меня все еще никто не пришел, делаю вывод, что этот мужлан просто перевернулся на другой бок. Он думает, я дам ему поспать теперь спокойно? Пусть и не мечтает! Женская месть страшна и беспощадна, он еще не скоро узнает, что такое спокойный сон! Химией клянусь.

– Харон? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, позвала я раба.

– Да. – хрипло отозвался он.

– Что ты делаешь в моей кровати? – задала я резонный вопрос.

– Сплю. – дал развернутый ответ мудчина. Простите, я хотела сказать "мужчина".

– Я же сказала тебе спать в гостиной. – напомнила я ему его место.

– Не сказала. – бессовестно соврала наглая морда.

– Сказала! – повысила я голос, а если бы могла, то еще и ножкой топнула бы.

– Не сказала. – не меняя тона, повторил он. Он еще и спорить вздумал!

– Но и со мной спать не сказала! – указала я на очевидное.

– Не сказала. – легко согласился он, а я аж зубами скрипнула от досады, что не могу ему прямо сейчас когтями в морду впиться. Вот что-то он меня прям бесить начал. Прям очень. Зря он так, ох зря.

– Немедленно вставай с моей кровати. – выдвинула я требование.

– Встал. – спокойно ответил он, выполняя приказ.

– А теперь подними меня. – выдвинула я второе требование.

– ... – но в ответ прозвучала лишь подозрительная тишина. Мне из-за кровати было не видно брюнета, но колбами клянусь, эта скотина ухмылялась!

– Слышишь? – капризно повторила я.

– А где ты? – включил он идиота, виртуозно играя на моих нервах. Типа если я его не вижу, то и он меня не видит?

– Слушай, я же все равно встану. С помощью или без, но встану. И отомщу. Не боишься? – тихо и нежно произнесла я.

– Боюсь. – совершенно серьезно брешет этот засранец.

И вот так мне захотелось посмотреть в глаза этого урода, что я нашла в себе силы, извиваясь, как самая толстая в мире гусеница, доползти до угла кровати и выглянуть из-за него. Говнюк стоял, как памятник самому себе, явно в последний момент успев нацепить на лицо вот эту постную мину, но хватило его не на долго. Едва он увидел мое злое красное лицо в плотном коконе белого одеяла, как его выдержке пришел конец. И пока я сверлила его злобным взглядом, он ржал, как последний мудак.

– Ну все! Это война! – дошла я до точки кипения, представляя, как мое одеяло превращается в плотное облако пара, набрасывается на Харона и снова превращается в одеяло, опутывая его с длинных ног до дурной головы.

– Что? – только и успел шокировано выдохнуть он, падая на пол и изумленно глядя на одеяло и меня.

– Все. – развела я руками, встав с пола и отряхивая свою ночную рубашку. Красивую, до пола, с кружавчиками и высоким воротом. Она была пошита из белой плотной хлопковой ткани в мелкий сиреневый цветочек. Очень миленькая между прочим, с длинным рукавом. – Вот лежи теперь здесь и думай о своем поведении.

Поймав его взгляд с прищуром и полюбовавшись на плотно сжатые губы, я высоко задрала нос и гордо продефилировала к окну, намереваясь уточнить у местного светила причины такого раннего восхода. Но едва я выглянула за окно, сразу стало понятно, что светило здесь не при чем. Небо только начало окрашиваться рассветным заревом, и к освещению все еще не имело никакого отношения.

Дело в том, что горел соседский дом. Вокруг бегали люди, сновали какие-то устройства, видимо, предназначенные для тушения пожаров. Это я пожар проспала что ли?

– Нет, ты это видел? – не оборачиваясь, спросила я у Харона. Ответа я впрочем и не ждала, разговаривая больше сама с собой, чем с ним. – Интересно, что там случилось? Ох, надеюсь, наш дом не загорится? Вроде не должен, расстояние между нами приличное. А то приедет Эбарт, и спросит "Настенька, а где мой дом?". А я ему такая отвечу "Рабы сожгли, восстание было.". Ладно, сгорели и сгорели. Время завтрака.

Обернувшись, я увидела, что мой сверточек все еще лежит и сверлит меня карим взглядом. Какая прелесть, мне нравится. Не скрывая насмешки, я пошла в сторону двери, по пути на секундочку склонившись над рабом и поинтересовавшись:

– На тебя делать? А хотя тебе сейчас не до еды, думаю. В общем, с добрым утром тебя, Харонушка.

И насвистывая что-то жутко позитивное, я отправилась в ванную, умываться и чистить зубы. И вот зубы сегодня чистились на удивление легко, потому что такой широкой и ехидной улыбки у меня давно уже не было. Мелочь, а приятно. И завтрак я сегодня приготовила на зависть многим. Это были оладьи с яблоком и корицей, оладьи с какао и оладьи с бананом. Эдакое ассорти. А запах, ммм...

И как водится, на запах пришли и наглые рабы. То есть один раб. Но наглый, как целая толпа. Зашел с самым независимым видом и уселся за стол в ожидании своей порции вкусняшек. Покормить или нет? Ну лаааадно, так и быть. Харон судя по виду уже успел и умыться и причесаться и подправить свою попранную гордость. Очень хорошо, будет что дальше топтать. Потому что все равно я на него обиделась и хочу мстить.

– Как ты это сделала? – подал голос с места он. Конечно, я поняла, о чем речь, но...

– О, хорошо, что спросил! Запоминай. Берешь пол литра кефира, одно яйцо, чайную ложку хлорида натрия, ложка сахарозы, стакан пшеничной муки, немного гидрокарбоната натрия, перемешиваешь и жаришь без масла. Фрукты и специи по вкусу. Будешь теперь нам готовить завтраки. – постановила я и смачно отхлебнула отвар, с наслаждением наблюдая, как вытягивается лицо Харона.

Конечно, я пошутила, но знать ему об этом ни к чему, пусть страдает. Да и отвечать на его вопрос я не хочу. Во-первых, потому что сама не знаю, как я это сделала, а во-вторых, не его ума дело. Так то. Но нормально позавтракать все равно не вышло. Стоило мне откусить кусочек оладьи, как в дверь кто-то робко постучался. А гостей я не ждала. Не в шесть утра точно. Мы с Хароном переглянулись, и озадаченно встали из-за стола. Я пошла к двери, а мужчина шел сзади снова вплотную ко мне. Но нет, я не доставлю ему удовольствия своим возмущением. я еще вчера заметила, что ему нравится меня доводить этой выходкой. Сделаю вид, что мне наплевать. С такими мыслями я и открыла дверь раннем визитеру.

– Вот это "здравствуйте"... – пробормотала я себе под нос, удивленно рассматривая стоящих на пороге мальчика лет восьми и девочку примерно того же возраста.

– А мы ваши соседи. У нас дом сгорел, и кушать хочется, а у вас тут вкусно пахнет.

И вот такие лица у них были... Я в детстве так старательно корчила невинность только тогда, когда сделала что-то не хорошее. И тут, как говорится, рыбак рыбака... Но ничего путного придумать я просто не успела. Только я собралась что-то сказать детям, как Харон движением руки закрыл дверь обратно. Прямо перед носами малышни. Что ж, тоже вариант. Почесав нос, я с сомнением покосилась на дверь, но все же не говоря не слова, развернулась и потопала обратно на кухню. У меня там оладьи стынут.

– И ничего не скажешь? – странно на меня поглядывая, спросил брюнет, усаживаясь за стол. Я подняла на него взгляд, прожевала кусочек завтрака, и поняла, чего он хочет.

– Мне тоже не очень нравятся дети. – пожала я плечами, и спокойно отхлебнула отвар из кружки. Было вкусно, но в дверь снова постучались. – Ладно. – прошамкала я с набитым ртом, подхватывая с тарелки два оладика.

До двери мы снова шли вместе. Похоже, что раб так меня защищает, и я ничего против не имела. Открыв дверь, я увидела за порогом детей с еще более несчастными выражениями лиц. Куда смотрят их родители? Понарожают, а потом не следят. Тяжко вздохнув, я присела на корточки перед малышней и протянула им по оладику. С какао и бананом. Мелкие тут же попытались вцепиться в них своими грязными ручками, но я на одних рефлексах одернула руки, не позволяя им этого сделать.

– Так, карапузы, марш руки мыть. – скомандовала я, кивком головы приглашая их войти внутрь.

Взволнованные родители на горизонте не маячили, но скоро точно кто-нибудь за ними придет. Однако это не повод хватать еду грязными руками, тем более если есть возможность их помыть. На меня одинаково удивленно посмотрели что дети, что Харон, но я и так вроде все хорошо объяснила. Первыми отмерли мелкие негритята. С серьезными лицами они переступили порог и пошли в указанном мной направлении. Харон все это время сверлил мой затылок недовольным взглядом, но молчал. Только кухонный нож на манер кинжала перехватил.

– А теперь можете поесть. – вручила я детям еду, когда они закончили мыть руки. – Отвар хотите?

– Хотим. – переглянувшись, ответили мне хором чумазые моськи.

– Когда вы чего-то хотите, вы должны говорить слово "пожалуйста". – проснулся во мне воспитатель, пока я разливала отвар по кружкам.

– Зачем? – с истинно детской непосредственностью спросили карапузы, глядя на меня в четыре глаза.

– За тем, что это волшебное слово. Если его сказать, то вероятность того, что вашу просьбу выполнять, заметно увеличивается. Поняли? – вручив им кружки, спросила я.

– Поняли. – заулыбались нечищеными зубами брат и сестра, а я нахмурилась. Точно, у них же дом сгорел, там не до чистки зубов должно было быть. Ну и ладно, все равно это не мои трудности.

С такими мыслями я и пошла открывать дверь новому визитеру. Стук раздался как раз тогда, когда я раздумывала над тем, куда деть детей. На пороге стояли мужчина и женщина в официальных костюмах и с планшетами. Лица у них были максимально строгими. На столько, что мне тут же захотелось последовать примеру Харона и шарахнуть по носам дверью этим снобам.

– Здравствуйте. Мы заметили, как в ваш дом заходили двое детей. Они здесь? – чопорно кивнув, спросила у меня женщина. А вот и решение!

– Мелкие! – прям от дверей позвала я погорельцев, и они тут же вышли из кухни к нам, держа в руках чашки. Девочка так трогательно держалась за спиной мальчика, что я даже умилилась на секунду. – Это за вами.

– А кто это? – задал вопрос мальчик. Вопрос, до которого я не додумалась.

– И правда что... Вы кто такие? – грозно спросила я мужчину и женщину, все равно планируя сплавить им детей.

– Представители школы-интерната для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. – синхронно показав мне ксивы, сказали эти люди. – Малтаэль и Ниалира Хейт, следуйте за нами.

– Секундочку, господа. На пару слов. – выходя на улицу к этим представителям, я закрыла за собой дверь, и тихо поинтересовалась, – Что с их родителями?

Я помню, еще до отъезда дедушки Эбарта мы видели, как бабушка и дедушка из соседнего дома ругали тех детей. Это было вчера днем. То есть родственники у карапузов были, и интернат...

– Погибли. Вся семья. – ответила мне женщина, и больше я вопросов задавать не стала. Открыв дверь, я выпустила детей и вернулась обратно к Харону.

– Знаешь, Настя, – задумчиво сказал мужчина, проходя вместе со мной на кухню и снова усаживаясь за стол, – я думал, ты оставишь детей себе.

– С чего бы это? – очень удивилась я, откусывая кусочек оладьи. – Дети не котята, что бы я их себе оставляла. Не тот век, когда это решение никто не отследит.

– Странно. Я был уверен, что ты станешь яро за них заступаться.

– Странно. Вроде никто их не обижал, что бы я за них заступалась.

На этом тема помощи малоимущим детям была закрыта, а Харон принялся смотреть на меня еще более изучающе. Ладно, дело его, а у меня впереди столько дел! Убрав со стола тарелки и чашки, я вышла в гостиную, где меня все еще дожидались коробки с химической посудой. Я прекрасно помнила свой коварный план не помогать кареглазому обрести свободу, так что загадочно улыбаясь, я стала сносить свои покупки в лабораторию. Брюнет молча стал мне помогать.