Текст книги "Литературная Газета 6283 ( № 28 2010)"
Автор книги: Литературка Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Место встречи
Литература
Место встречи
В Булгаковском доме
Книжный магазин «Библио-Глобус»
22 июля – презентация книги Чрезвычайного и Полномочного Посла Испании в РФ Хуана Антонио Марка Пужоля «Жди меня в Гаване», начало в 17 часов;
23 июля – своё собрание сочинений в двух томах представляет Василий Ливанов – советский и российский киноактёр, сценарист, писатель, режиссёр, мультипликатор, заслуженный артист РСФСР, начало в 18 часов.
К 120-летию со дня рождения Михаила Булгакова (1891–1940) в его доме в рамках проекта «Россия Михаила Булгакова» демонстрировалась слайд-программа: по страницам фотоальбома «Михаил Булгаков: жизнь и творчество». На снимке: филолог Ирина Горпенко-Мягкова с альбомом.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
«Московский год поэзии» – 2011
Литература
«Московский год поэзии» – 2011
Комиссия по книгоизданию правительства Москвы и Издательский дом «Литературная газета» предполагают издание второго альманаха «Московский год поэзии» – 2011. Редколлегия альманаха объявляет о приёме рукописей для рассмотрения на предмет публикации в альманахе «Московский год поэзии».
Приём рукописей проводится с 1 августа по 30 ноября с.г.
Поэмы не предлагать. Объём рукописи – не более ста двадцати стихотворных строк, собранных последовательно в одном электронном файле.
Рукописи не рецензируются, редколлегия в переписку с авторами не вступает. Отбор произведений определится при подготовке альманаха к выходу в свет.
Издание некоммерческое. Основная часть тиража будет безвозмездно направлена в библиотеки Москвы.
Каждый, кто будет опубликован, получит в подарок один экземпляр альманаха со своими стихами.
Рукописи следует направлять по электронной почте на адрес: [email protected] 1515
mailto:[email protected]
[Закрыть]
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии:
«ЛГ»-рейтинг
Литература
«ЛГ»-рейтинг
Сергей Нечаев. Знаменитые русские за границей . – М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2009. – 328 с.: 88 л. ил.
Книгу составили биографические сюжеты о наших знаменитых соотечественниках, в разное время и в силу разных обстоятельств оказавшихся за границей. «Все эти люди были очень разными, – замечает автор, – но многие из них, оказавшись вдали от своей потерянной родины, сделали для неё немало хорошего и тем самым прославили Россию. Другие вошли в историю благодаря своей причастности к судьбам великих людей своего времени. Впрочем, уже сей факт говорит об их неординарности и делает их биографии интересными для сегодняшних читателей». Очерки расположены в хронологическом порядке, начиная с известного библиофила и эрудита графа Д.П. Бутурлина, уехавшего во Флоренцию в 1816 году, и заканчивая Анри Труайя (Л.А. Тарасовым), умершим в Париже три года назад. Среди героев книги – художники К. Брюллов, М. Башкирцева, М. Шагал, предприниматели и меценаты Демидовы и Рябушинские, организатор Русских сезонов С. Дягилев, актёр М. Чехов, «мистер Вертолёт» И. Сикорский, «отец телевидения» В. Зворыкин, музы известных писателей и художников Э. Ганская, О. Хохлова (Пикассо), Е. Дьяконова (Гала Дали), модельер И. Голицына. И, конечно же, писатели В. Набоков, Ромен Гари, И. Бродский.
Збигнев Херберт. Избранное / Пер. с польского, составление и послесловие А. Ройтмана. – М.: Текст, 2010. – 320 с.
Эта книга – первое в России двуязычное издание стихотворений крупнейшего польского поэта ХХ века Збигнева Херберта (1924–1998). В нашей стране имя этого автора не столь известно, а между тем он был удостоен многих международных премий, его произведения переведены на десятки языков. Уроженец Львова, Херберт происходил из семьи, имевшей английско-армянско-польские корни, что отразилось на мировоззрении поэта и предопределило его дальнейшую судьбу. Херберт долгое время жил за границей Польши, хотя эмигрантом не был; его поэзии свойственна приверженность традициям европейской культуры в целом. Однако при этом он остался глубоко национальным поэтом, выразителем народного духа.
Всего издал девять поэтических сборников, написал ряд пьес и книг эссе, посвящённых античной и современной культуре.
В настоящую книгу вошли лучшие, по мнению переводчика и составителя, произведения Херберта.
Николай Ивеншев. Бонус : Повесть. – Краснодар: Флер-1, 2010. – 150 с.: ил.
Лауреат многих литературных премий краснодарский писатель Николай Ивеншев, получив и учреждённую «ЛГ» премию имени Антона Дельвига, на лаврах, что называется, не почил. А продолжает плодотворно трудиться как на ниве прозы, так и поэзии, публицистики. Весной этого года мы уже отзывались на журнальный вариант его новой повести «Бонус», в которой на героя, молодого писателя, со всех сторон сыпались финансовые подарки. Как искушение? Как издевательство? Читателю предлагалось искромётное повествование с детективно-мистическим сюжетом. Мы отмечали, что получившееся произведение «о природе творчества и о сущности творца, о том, как он воспринимает свой дар – в качестве рока ли, фатума, Бога или просто бонуса. И кто он сам, творец, – раб, червь, мелкая сошка, муравейчик? Или всё же царь и бог? Вечные вопросы, и что интересно: знающий ответ – не спасётся» (№ 13, 2010). Теперь – в виде книги. Такой вот бонус писателю.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Жить никогда не поздно
Литература
Жить никогда не поздно
ПОЭТОГРАД
Иван ЩЁЛОКОВ
КАТЕРОК
Пыхти, пыхти, мой катерок,
Отцов библейское творенье!
Наш путь с тобою не далёк –
Всего до первого селенья.
Знакомый с юности маршрут
Как лучший компас мирозданья,
Чтоб убедиться: ждут, не ждут,
С желаньем или без желанья.
Косится день с отвесных гор,
Подпудрив мелом луч заката.
Каким я был до этих пор?
И чем теперь душа богата?
Зачем же та, кого любил,
Волной по берегу плеснула?..
Пыхти, родимый! Больших сил
В тебя эпоха не вдохнула.
Наверно, не было нужды,
И прыти той на всех хватало…
Недолог пенный след воды,
Длинна лишь тень от краснотала.
Пыхти, любимый катерок!
Плыви, душа, против теченья!
Не всякий пройденный урок
Нам ценен поздним повтореньем.
И не маршрут привычный плох,
Тревожит мощный ток стремнины…
Молю, чтоб только не заглох,
Едва доплыв до середины!
***
Сторона моя глухая –
Летом пыль, весною грязь.
Что же ты, себя охаяв,
Спьяну в кровь изодралась!
За избой, с карнизом вровень,
Полдень, пекла нацедив,
Жжёт бока на ржавой кровле
Голышам лиловых слив.
У забора пёс ленивый,
Облинялый весь, как чёрт,
В службе долгой и тоскливой
Дрыхнет сутки напролёт.
Бабки в стоптанных калошах
Про земной судачат грех…
Как они на мам похожи –
На мою, твою и всех!
Сторона моя глухая –
Сбитый камушек с Кремля,
День и ночь с тобой бухаем
До последнего рубля.
***
Я весь ещё спросонья, весь не свой,
А ты уже наигранно лукавишь,
Зовёшь с собой и колдовски рукой
Крадёшь мой сон, как музыку у клавиш.
Ну что ж, веди! Для счастья важен миг.
Удел натур скучающе-созвучных –
Бежать подальше от себя самих,
Хотя б на Дон, на меловые кручи.
Припомнится давнишних лет апрель
И ледоход торжественно-басистый,
Он строгим маршем заглушал свирель
Сухой травы на склоне каменистом.
В нас тоже пребывает ледоход,
Хотя бы раз – в конце или в начале,
Когда хоралы пробуждённых вод
Пути торят к сердечному причалу.
Вновь требуется клавишам настрой.
Искусней нет речного камертона.
А то, что мы спросонья, Бог с тобой,
Такая мелочь в партитуре Дона!
МОЙ КОЛЬЦОВ
По берегам степной речушки Красной,
Где тальники, обрывы, резеда,
Зачем ищу, спустя два века, страстно
Следы того, кто здесь гонял стада?
Можайское, Запрудское… А выше,
Туда, к истоку, птицей из-под ног
Степного ветра в травяном затишье –
Село моё родное Красный Лог.
Простор, простор течёт под роговицу
И вдохновеньем обжигает грудь.
Хоть пей и не пей его, а не напиться,
А коль напьюсь – мне больше не вздохнуть!
Что если правда: от Смычкова лога
К Дурному логу он, сам-друг Кольцов,
Околицей, нехоженой дорогой
Шагами мерил край моих отцов?!
Спустя два века здесь я не напрасно:
У времени оскал всё также зол,
Как в годы те, когда великий прасол
В батрацкой доле пил степной рассол.
Ночь бугаём сопела в зыби мрачной.
И языком костра с горячих губ
Стада созвездий слизывали смачно
Кольцовских песен неземную глубь.
Откликнется ли степь на зов потомка
И выплеснет ли на берег волна
Того певца холщовую котомку,
Где скарб – стихи и больше ни рожна?
Я вглядываюсь в ранний свет востока.
И глазу нет предела от глубин.
И только ветер над речной осокой
Слагает песни голубых равнин.
***
Тихо. Спокойно. Звёзды
Выпятились во тьму.
Жить никогда не поздно,
Вместе, по одному.
Лучше – под этим небом
И на своей земле,
Хуже – в краю, где не был,
Птицей – в чужом дупле…
Время не верит слову,
Время меняет смысл…
Что же мы снова, снова
Головы тянем ввысь?
Злыдни больного века,
Нам ли до этих звёзд?
Тенью от человека
Тлен в наши души вмёрз.
Время проходит мимо,
Выплеснув свет до дна.
Звёзды в себя незримо
Всасывает пелена.
ВОРОНЕЖ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Любовь – это полое слово
Литература
Любовь – это полое слово
«ВПЕРВЫЕ В «ЛГ»
Алексей ГРИГОРЬЕВ
Родился в 1972 году в Ленинграде, в настоящее время проживает в Москве. Известен в основном по публикациям в Сети (порталы «Вечерний гондольер», «45-я параллель», «Новая реальность» и др.). Автор книги стихов «Рыбы» (2010).
как Хемингуэй
Когда меня изволило сознанье
Впервые посетить, как лёгкий тать,
Капель была искрящейся и ранней,
И помнится, что я умел летать.
Летел, поджав колени, в угол спальный,
Как в тёплое гнездо, смыкая круг,
А в кухне за стеною коммунальной
Шипел на сковородке звонкий лук.
Под солнцем катерок гудел счастливый,
Движок его трудился тах-тах-тах –
Мы жили возле Кольского залива
На очень отдалённых северах.
Возможно, я тогда не кушал манку,
А всё ещё кормился от соска… –
Типичное начало для романа
С названием «По ком звонит тоска».
В нём мальчик никогда не будет птицей,
Запьёт с тоски, как станет повзрослей,
И после – возвратившись из больницы –
Застрелится, как Э. Хемингуэй…
рыбы
В этом месяце крепком,
как стылая глыба,
Слишком рано выходит на небо луна,
И плывут человеки – печальные рыбы
Вдоль по лунной дорожке у зыбкого дна.
Рыбий мир. Идентичные снулые лица.
Привыкаешь: звонят –
это точно не ты,
Вынимаешь glofish,
и из трубки струится
На паркет серебристая нитка воды.
Привыкаешь: беззвучие – это серьёзно,
Громкость в плеере ставишь
на минус один,
И сияют тебе молчаливые звёзды
В час, когда ты за кормом
плывёшь в магазин.
Привыкаешь: любовь – это полое слово –
Колокольчик на мёртвом твоём язычке.
Эта женщина станет женой рыболова –
Ты исполнишь брейк-данс у неё на крючке.
Рыбий мир несуразен и вычурно выгнут,
Но порою – когда замираешь без сил –
Пробежит по гортани и к нёбу подпрыгнет
«Я люблю» на серебряном рыбьем фарси.
Ангел
Тихо в мире, очень тихо,
На часах четвёртый час,
Я ищу какой-то выход
И открыл на кухне газ.
Тихо в мире, тихо в мире,
Замолчали поезда,
Ангел бродит по квартире
Чуть заметней, чем всегда.
Ничего не происходит,
Крепко спит панельный дом,
По квартире ангел бродит
И сметает пыль крылом.
Бродит ангел тихо-тихо,
Тихо-тихо чушь несёт –
Мол, не выход этот выход –
Этот выход только вход.
дом, который…
В доме, который построил за прудом
Дед Валентин Шернов,
Птица-синица таскала минуты
Мелкие, как пшено…
Тёк за окошком, уснувшим в герани,
Древний, как небо, шлях,
Рыжая кошка жила на веранде,
Пёс одноглазый – в сенях…
Думаю, были на свете и дети –
Сами теперь по себе…
Бабка зимою слушала ветер –
В белой печной трубе…
Люди болтали, старуха чудила –
В колкую снега сыпь
Ржавым железным ключом заводила
Сломанные часы…
В марте на крышу слетались галки,
Речка трещала льдом,
Дед выходил, опираясь на палку,
Шамкал обмякшим ртом…
Летом, когда во дворе одеяло
Билось о свет крылом,
В комнатах время обычно стояло –
Лишь иногда текло…
Если спокойно сейчас разобраться –
Тридцать годочков в плюс –
Нечего было в том доме бояться,
А до сих пор боюсь…
вот
Вниз уползла ртуть,
Смолк за окном шум,
Может быть, как-нибудь
Я это опишу.
Может, начну так:
Шёл в феврале снег…
Только потом, да,
А не сейчас, нет…
Вечер, и мы в нём,
В чашке остыл чай,
Будем опять вдвоём
На целый свет молчать.
Дело идёт к весне –
Таял на днях лёд,
Стал бы тебе всем,
Да не срослось вот.
***
Самолётик вспыхнул и растаял,
К солнцу прочертив несложный путь.
Говорят, душа не умирает –
Это мы проверим как-нибудь.
Лужица вишнёвого варенья,
Поздний свет и жёлтые цветы...
– Кем ты был в последний день Творенья?
– Тем же, вероятно, кем и ты –
Птицей, замолчавшей на закате,
Рыбой, опустившейся в закат...
Это очень мучает, приятель,
Это очень трогает, камрад.
Мир звучит и тянется, как фраза,
Самолётик в небе чертит круг,
Вечность – ни фига не сложный пазл –
Восемь произвольно взятых букв.
Длится жизнь, как реплика простая,
Иногда, как музыка, звуча,
И никак поэзией не станет,
И никак не может замолчать.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии:
Мне останутся вишни и книжки
Литература
Мне останутся вишни и книжки
ЛИТРЕЗЕРВ
Любовь ЛЕБЕДЕВА, 24 года, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
обложка
ну да, ну да, совсем не ближний свет,
но мы готовы – поголовно – ехать.
нам предложили сказочный офсет,
где трын-трава и лист белее снега.
упасть-отжаться. и трамвай придёт,
поскрипывая чреслами вставными,
мы так попали в этот переплёт,
что стали до бессмертья прописными.
что будет дальше? лесополоса,
поля, луга, бескрайние просторы?
как много нужно будет рассказать,
чтоб стать потом зачитанным до корок:
что мне надеть, что плакать невтерпёж,
что ни за что не пробивать билета.
а ты меня услышишь и поймёшь,
и, боже мой, благодарю за это.
угольный набросок
в детстве ставили в угол и говорили: думай,
где ты была неправа, не включила собачку.
я любовалась обоями, мамин смакуя юмор
и вынося резюме, что буду теперь иначе.
буду не врать, не брать, не наносить обиды,
то есть все те неправильные глаголы, что
затвердили в школе больше для вида,
чем для себя, и что же из этого вышло,
где же ундины, где принцы, где мрамор каррарский,
где неминуемость счастья как злого укола?
чтобы «не бойтесь–любите!» стучало указкой,
ставило в угол, как мама меня после школы.
вот я стою. эта девочка, та, на платформе,
та, что смеётся и машет кому-то протяжно,
сколько воды утекло, а она в той же форме,
с той же осанкой такой угловато-лебяжьей.
как бы хотелось схватить её крепко за руку –
твой уготованный угол – твоя перспектива.
думай сейчас, как любить, только это – наука,
я не сержусь уже, я тебе всё простила.
лотова жена
этот режущий свет и вишнёвая горечь потухнут –
ничего не случилось, просто будние дни наступили.
злые осы июля летали на спящую кухню,
и садились на стол, и варенье вишнёвое пили.
...я же знаю, как ты любишь пенки в фарфоровой кружке,
твои ссадины, йод на коленках, зелёнку на пальцах,
как боишься злых стражей июля, которые кружат
над пунцовыми вишнями разные раз-два-три вальсы.
мне так жалко, что ты уезжаешь на август на море
к семенящим испуганным крабам и вёсельным лодкам,
мне останутся вишни и книжки, немому немое,
как безмолвное горе – жене уходящего лота.
это наше последнее утро. убитые осы,
как горячие кляксы на старой клеёночной гжели,
электричка гудит, и в глазах моих злых и раскосых
не найти твоего ускользнувшего отражения.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
Его октябрины
Литература
Его октябрины
ОБЪЕКТИВ
Алексей ШОРОХОВ
Владимир Личутин. Сны бессловесных . Путешествие в Париж. Опыты психоанализа. – М.: Метагалактика, 2009. – 450 с.
СВОЙ СРЕДИ СВОИХ
Без малого сорок лет назад Юрий Казаков в одном из очерков в «Северном дневнике» упоминает «архангельского журналиста» Владимира Личутина. Спорит с ним, полемизирует. Мало ли было и есть архангельских (и не архангельских) журналистов? Но в большую литературу приходит именно Личутин. Вряд ли случайно…
Кстати, о подобных «обмолвках». Они тоже неслучайны. О самом Юрии Казакове во время оно «обмолвился» (и весьма определённо: «большой русский писатель») не кто-нибудь, а далеко небезызвестный всем месье и отчасти даже товарищ – Жан Поль Сартр. И дело не в том, что «сам». И даже не в том, что льстит это национальному самолюбию. Так же как и Марлен Дитрих, в свой единственный приезд в Россию опустившаяся в ЦДЛ на колени перед Паустовским. За рассказ «Телеграмма». В конце концов национальное самолюбие в достаточной мере «уврачевал» (хотя едва ли «исцелил») «сам» Матисс, сказав: «Не понимаю, зачем русские художники ездят в Италию? У вас же есть Рублёв».
Дело, повторяю, не в этом. Для кого-то может показаться даже смешным: Юрий Казаков и Сартр (то есть не в пользу последнего). Дело в том, что за Марлен стоят Ремарк и Хемингуэй, за Сартром и Матиссом тоже кое-что стоит. Так же как за Паустовским и Юрием Казаковым. Так же как и за Личутиным. И это кое-что есть живая традиция культуры. Именно живая, потому что латинское слово «традиция» обозначает буквальную «передачу из рук в руки». Поэтому-то для Бунина так важны встречи с Толстым и Чеховым, для Есенина и Георгия Иванова – с Блоком, для Хемингуэя – с Джойсом.
Важно ли это для Личутина? Не знаю, но то, что в «самоедские 90-е» Личутина и всю большую русскую традицию постарались выставить из культурного пространства, из общеевропейского культурного пространства, – это очевидно. Точно так же, как выставили из передней власти. Последнее, впрочем, и хорошо – не дело традиции топтаться в передних вообще, а уж у воров, разрушителей и убийц тем более. Сегодня, во всяком случае, не приходится краснеть перед своим народом. К тому же ещё Пушкин сказал, что «русские писатели – сами господа», поэтому, чтобы попасть в гостиную, им незачем «отираться по передним». И хотя копаться на своих шести сотках или кропать в журналы куска хлеба для – не «господское» дело, но привычка к прямохождению осталась. Она и отделяет (и всегда отделяла) традицию от пресмыкателей.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В НАРОД
Кстати, о шести сотках. Те самые недоброй памяти 90-е стали своего рода «моментом истины» для большой традиции в русской литературе. Многие представители которой и вышли-то из народа, да как-то очень быстро позабыли об этом. Да и как не забыть: дача в Переделкине, рабочий кабинет, массивный («писательский») стол, зелёный бархат, мягкий свет зелёной («ленинской») лампы.
– Тихо, папа работает!
Папа и впрямь работает, вздыхает:
– Как там народ?.. Да, чтоб не забыть, – на следующей неделе в Болгарию лететь, надо дочке джинсы привезти и жене хорошо бы шубу… Да-а… Как там народ?
И тут грянул гром. И грянул-то как-то так, паскудненько. Как любил говаривать Лесков: гром грянул не из тучи, а из навозной кучи. То есть с запашком. Но что делать, для многих, если не сказать для большинства писателей, – и дачные, и выездные, и прочие издательские благодати закончились. Да и не только для писателей: почти для всех «недорогих россиян». Пришли Гайдар и его команда. Точнее, зондер-команда.
Кто-то пошёл сторожить, кто-то сочинять анекдоты для последних полос таблоидов, Личутин уехал в деревню. Выживать.
Этот опыт и послужил если и не сюжетной, то совершенно определённо предметной основой книге «Сны бессловесных». Книге, кстати, отмеченной недавно дипломом «Золотого витязя» (правда, почему-то в качестве романа, хотя состоит она из нескольких повестей).
А реалии этих повестей таковы: далёкая русская деревушка в рязанской глуши, мелеющая на глазах крестьянская жизнь, и русский писатель – плоть от плоти, «единая волоть» от её древа. На дворе – октябрь 93-го. То есть, разумеется, не только октябрь, но и апрель с разливом и «щуками-икрянками», и июнь с «лешевой пищей» – грибом и ягодой, и «обжорная зима» с летним припасом. Но ощутимым и неотменимым сюжетным центром книги становится именно октябрь 93-го. Показательный расстрел сотен русских людей в центре Москвы и какой-то окончательный надлом, казалось бы, только пошатнувшейся жизни.
«Бессловесные» – это «печищане» и «печищанки», однодеревенцы Личутина, что поспешают скорее схорониться от наступившего бесстыдства и мерзости на «красную горку» сельского погоста. Бессловесна и вся крестьянская Русь, и попритихшая городская, с испугом взирающая, как «не торопясь, вальяжно бьют танки по окнам Дома Советов».
Эта кровавая кульминация «либеральной революции» 1991–1993 годов воспринимается Личутиным как реванш «внуков-отмщенцев», свивших свои «уютные червилища» ещё в позднесоветской жизни. Кстати, именно октябрь 93-го оказывается рубежным в осмыслении новой действительности и у многих других современных русских писателей: от Николая Дорошенко и Василия Дворцова до Олега Павлова и Юрия Полякова включительно. И понятно почему.
ПОХВАЛА ХУЖЕ РУГАНИ
Личутина все – вразнобой и хором – хвалят за язык. Листают словари, мучаются с ударениями, восторгаются, чешут затылки. Пытаются вслух повторить перед зеркалом, записываются на приём к логопеду.
По мне такие похвалы хуже ругани. Всё равно что хвалить селезня за перья, а озеро – за воду. А по другому-то как?
Язык у Личутина не самоцель, это своего рода пластика мысли, устремлённой к корневым, бытийным основам русской жизни. Поэтому и проходит Личутин сквозь накипь активной лексики, шумящей на перекатах современности, чтобы, как блесна, погрузиться в тихие и недвижимые глубины национальных смыслов и вытащить оттуда сокровенную и спасительную тайну понимания происходящего. Ведь есть в книге и отрывки из дневников, писавшихся в то время. Читаешь их и радуешься, что Россия потеряла «архангельского журналиста» и обрела писателя. Столь словесно скудна и аналитически небогата (хотя по-человечески и понятна) злоба дня у Личутина.
И напротив, из какого-то одного забытого слова, обращённого мимо настоящего к подспудным пластам национальной памяти, пробивается совершенно неведомая нам философская картина мира, тысячелетиями созидавшаяся русским народом. Где прошлое оказывается не сзади, а впереди нас. Что это прошлое не «объективно», а нравственно и вполне определяется поговоркой: брось добро, и оно ждёт тебя впереди. Что «время вообще» – это колодец, из которого каждый черпает своей мерой, и колодец тот не оскудевает.
Из всего этого и слагается вполне законченная и эпическая цельность нашей жизни, в которой современность – даже больная, бьющая наотмашь и рвущая душу – всего лишь вода времени, истекающая обратно за поросшие мхом, тысячелетние брёвна колодезного сруба. И по всем русским людям, опившимся этой тяжкой чёрной водицы девяностых, в книге «Сны бессловесных» Владимир Личутин справляет свои октябрины.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 4 чел. 12345
Комментарии: