Текст книги "Литературная Газета 6281 ( № 26 2010)"
Автор книги: Литературка Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
В проигрыше только мы все, каждый из нас, кто мечтает о супружестве как родстве душ, как духовном единстве. В проигрыше те, кто под влиянием пропаганды поддался желанию жить «легко и просто» и пытаться, как в компьютерной игре, сохраниться и пройти уровень заново, если не получилось с первого раза.
В проигрыше то самое общество, ячейкой которого должна быть семья.
…Традиции предков нередко отметаются новыми поколениями как косные и устаревшие в век научного, технического и прочего прогресса. Но с годами, ошибками и горечью поражений люди приходят к пониманию простого факта: человеческая природа не меняется. Ничто не ново под луной, не нами придуманы и краткосрочные, ни к чему не обязывающие союзы. И задолго до нас поклонниками гедонизма проверено – любые развлечения и увеселения надоедают, острые ощущения притупляются, и в погоне за сменой удовольствий наступает кульминация, после которой идёт неизбежное падение.
Семейную жизнь современных гедонистов не спасут ни ужины в темноте, ни прыжки с парашютом, ни групповой секс, особенно если всё это пройдено не раз в первом, втором, третьем… седьмом браках. И ни один психолог, даже самый лучший и самый дорогой, не поможет найти смысл и цель в череде быстро мелькающих картинок. Спасение утопающих остаётся делом рук самих утопающих, как и профилактика несчастных случаев на воде.
Только мы сами можем научиться строить отношения на прочном фундаменте любви, уважения, дружбы. Только мы сами можем взять ответственность за жизнь семьи, за совместное преодоление трудностей и родство не только тел, но и душ. И только мы сами можем вместо «освежения» отношений руководствоваться старой истиной о необходимости смотреть не только друг на друга, а ещё и – в будущее.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,2 Проголосовало: 10 чел. 12345
Комментарии: 10.07.2010 00:55:25 – Андрей Карпов пишет:
Диагноз есть, курса лечения нет
Ой как плохо у нас с построением крепкой семьи! Молодежь не хочет совместно переносить тяготы, а хочет развлекаться. Брак и развод превратили в шоу. Практикуется брак на время... И? Каков рецепт выхода из кризиса ячейки общества? Никакой. И это естественно. Потому как разрушение семьи происходит не просто так, а на идеологической базе. Базу составляет идеология современного общества – общества индивидов. Конкурирующей идеологии нет. Вернее, номинально она есть. Вот и автор произносит сакраментальные фразы о необходимости традиционного отношения к семье... Но мы вспоминаем о необходимости идеологической альтернативы время от времени, тогда как разрушающее воздействие оказывается постоянно. Нам бы хотелось и телевидение развлекательное смотреть, и в семье видеть ячейку общества. И вашим и нашим. А так не бывает. И если Россия не найдёт в себе силы принять традиционную идеологию в качестве господствующей, семью, как и многие другие ценности, мы утратим.
Детей отпустим безбоязненно
Человек
Детей отпустим безбоязненно
СемьЯ
Нижегородский край большой, а лучшая семья в ней одна – Власовых из Городца. Достойно и без особых трудностей выиграли они у 250 коллективных участников недавний областной конкурс «Нижегородская семья – 2010». И получили губернаторскую премию в 100 тысяч рублей – «За социально-активную позицию в общественной жизни, за воспитание детей достойными гражданами страны, за сохранение лучших семейных традиций». Осталось Власовым покорить российский и мировой семейные олимпы, если таковые возникнут.
– Для того мужик и создан Богом, чтобы семейство образовать и заботиться о нём денно и нощно. А как ещё основу мироздания крепить? Только собственной фамилией. Мы, Власовы, род простой – мастеровые люди, но ни за один прожитый день нам не стыдно, – говорит глава семьи Александр и показывает «родословную»: деревянную тарелку, украшенную городецкой росписью, с шестью стилизованными рамками по полю. В одной – дед, в другой – батя, в третьей он сам – плотницкая династия. А рядом – они же с жёнами своими.
Это, так сказать, родственники. А собственно семейство Власовых состоит из Александра, его супруги Татьяны и детей (по старшинству): Анны, Ирины, Юрия и четырёхлетнего Илюши. Дом ещё имеется. Высокий, просторный, двухэтажный, собственными руками выстроенный. В прямом причём смысле.
Принялись как-то с женой на бумаге рисовать: вход сделаем здесь, окна пусть будут большие, двор крытый, туалетов нужно два, в гостиной камин поставим и кинотеатр. А швейную мастерскую куда? Правильно – в каморку под лестницей, а всего комнат пусть будет восемь-девять… Потом надели супруги спецовки и начали претворять мечту в действительность. В свободное от его работы и её домашних хлопот время.
От заливки фундамента до вкручивания лампочек – всё сами. И никакого разделения на обязанности женские или мужские. Фигурную лестницу на второй этаж, например, пилила, строгала, шкурила и лачила Татьяна. Женщина она хоть и хрупкая, но знает, как рубанком пользоваться.
Власовы вообще очень много работают. Труд – их жизнь, от восхода до заката. Вот и время нашей встречи Александр назначил после семи вечера. А когда раньше? После суточного дежурства (старший лейтенант милиции служит инспектором в медвытрезвителе) – в магазин за краской для матери. Завёз – и домой, завтракать. Трапезничать Власовы стараются вместе. За утренним столом обсуждаются дела на день. Затем глава седлает велосипед и… Где-то паркет выправить и лаком покрыть, кому-то кладку кирпичную сложить, матери ванну установить и еврорамы вставить. Едва-едва к вечеру справишься.
– А как иначе? Семью ведь содержать нужно. Зарплата у меня 12 тысяч, а в одну неделю пять тысяч только на еду уходит. Поэтому приходится калымить. Печки людям кладу, всякую плотницкую работу делаю. Но предпочитаю объёмные заказы брать, чтобы не суетиться. Половину дел по дому добирает жена. Она такая мастерица! Всё может: и костюм сшить, и фильм смонтировать, и чайник починить, и цветы посадить. Гостевой домик видели? Мебель, интерьер – её руки смастерили. Теперь вот наличники на окна вырезает. Электролобзиком.
Мы сидим с Александром Власовым на просторной кухне, за круглым самодельным столом. Во дворе дети с мамой распаковывают огромный надувной бассейн, купленный на губернаторскую премию.
– Справятся? – беспокоюсь.
– Конечно.
Скоро к нам присоединяется Татьяна. Достаёт из холодильника ореховый торт – Ира испекла, – блюдо домашней клубники, наливает чай.
– А дети?
– Воду в бассейн наберут и прибегут. Торт полдня всех дожидается!
– Татьяна, вы о такой семье мечтали в молодости?
– О такой не такой, но одно знала твёрдо: семья будет полной. В моём роду так сложилось, что женщины сами детей растили. Конечно, мама с бабушкой меня хорошо воспитали, но я понимала: в семье мужчина необходим. Как начало всего – силы, порядка, разума. Но при этом чтобы в доме обязательно царили мир и дружба. Чтобы маленький человек с рождения ощущал защиту обоих родителей, на их примере учился любви и уважительным отношениям.
У нас с Сашей всё сложилось правильно, слава богу. Три года мы друг к другу присматривались, год жили вместе, только потом поженились. Когда убедились, что именно мы и есть половинки одного целого. Мы соблюдаем семейные принципы: не тянуть одеяло на себя, никогда не ссориться при детях, слово отца – закон, застолья – только вместе, у каждого в доме – своё занятие.
– Когда при таком плотном хозяйственном графике вы успеваете заниматься ещё и другими делами? Кто в Городце не знает артистов детского театра моды, которым мама на каждый показ шьёт оригинальную коллекцию одежды – от бальной до фольклора. Вы активные участники семейных конкурсов, внимательные родители. Даже овчарка не оставлена без присмотра – уровень дрессировки позволяет ей участвовать в соревнованиях российского масштаба. Неужто не устаёте?
– Устаём, не без этого. Но удовлетворение от результатов сильнее любой усталости. Что делать, если в жизни так много интересного и важного? Та же собака. Зачем завели? Чтобы дети учились любить и ухаживать за животными. Чтобы Ирине аллергию на шерсть вылечить. А то, что Аня попутно увлеклась профессиональной дрессировкой, – прекрасно! Театр же развивает вкус, привычку к прекрасному. Конкурсы учат общению. Да, мы активны, многим увлечены и очень заняты. Так сложилось, и нам это нравится. Папа – он вообще без работы усидеть не может, хотя телевизор тоже любит по ночам посмотреть.
– Ещё я поесть вкусно люблю, – смеётся папа.
– Какая усталость, если всё это объединяет семью! Мы всегда вместе, проблемы решаем сообща, отдыхаем дружно.
– Если ваших детей оставить один на один с сегодняшней действительностью, вам будет за них страшно?
– В каждом нашем ребёнке есть нравственный стержень, который поможет им определить – что хорошо, а что плохо. Рамки, за которые выходить не рекомендуется, мы показали им уже в шесть лет.
– Маленький ребёнок способен это понять?
– Абсолютно. Он даже способен сам установить для себя эти рамки. Мир вокруг, конечно, очень неблагополучен. Нам многое не нравится. ЕГЭ, например. Качество образования вообще оставляет желать лучшего. Учат всему и ничему в итоге. Я весь район объездила, чтобы найти для Юры подходящую школу. Знаете, где отыскала? В селе Смольки. Неближний свет, учитывая, что нет своей машины. Зато там старые учителя и дают они такие знания, что их троечник на госэкзамене по русскому языку легко получает 78 баллов.
Но в принципе детей мы отпустим в большой мир безбоязненно. Мы зачем их рожали? Для светлого будущего. Значит, оно у них непременно будет.
Марина ВОРОНИНА, НИЖЕГОРОДСКАЯ ОБЛАСТЬ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
Судьбина Сергея Поликарпова
Портфель «ЛГ»
Судьбина Сергея Поликарпова
Взгляд из XXI века
Лариса ВАСИЛЬЕВА
В двадцатом столетии как результат взрывов: двух мировых войн и двух общественных катаклизмов, «в одной отдельно взятой стране» – ушли на дно временного пространства две Атлантиды: в начале века – императорская, в конце века – советская. Однако те, кто ещё жив здесь из минувших времён, всегда не безотчётно возвращая и возвращая былое, ощущают необходимость стать на фундамент, дабы видеть Небо, а не болтаться «вверх тормашками» между Небом и Землёй.
Бурный литературный процесс двух веков, XIX и XX, во многом спровоцировавший упомянутые взрывы, медленно затихал в 90-х, а в новом веке быстро растворяется среди пёстрых, мелькающих видеожанров. С одного из них многое и началось в 60-х годах XX века. Как не вспомнить шумный поэтический вечер, ставший документальным эпизодом фильма «Мне двадцать лет» («Застава Ильича»), но, прежде чем разгадать занятную загадку вечера, хочу обернуться в то время.
Трудно ли определить, почему одни талантливые поэты становятся знаменитыми, а другие остаются в тени? Трудно, ибо каждый случай отдельный. И легко применительно к поэтам-шестидесятникам: одна группа в СССР посредством рифм и ритма выражала свои морально-политические взгляды, а в них – несогласие с официальным общественным мнением, что в период холодной войны оказалось на руку противнику и было им подхвачено; другая группа выражала если не согласие с официозом, то понимание его требований: «Подсел на бюджет, будь любезен отрабатывать». Но не всё так примитивно. Считаю, что «микроб несогласия» был в крови у всего послесталинского поколения шестидесятников, как отличительная черта: в любом случае – противоречия. Лишь бы стоять «против». И бороться «за». Писатели раздваивались на «правых» и «левых», но в 60-х эти раздвоения были противоположны тому, что они обозначают сегодня. С точностью до наоборот. Когда случилась перемена и почему? В 90-х. По причине необходимости ликвидировать несоответствия. Иными словами, «сравнять поля» с Европой и США в политических определениях. Наше общество, то есть народные массы, никто не предупредил о перемене, но ничего, привыкли. Кое-кто даже не заметил. Здесь скажу: если в середине XIX века общественный и литературный процессы предлагали названия «западники» и «славянофилы», то в середине XX столетия, без связи с европейскими обозначениями, проявились в литературе «левые – западники» и «правые – славянофилы». ЦК КПСС, как мог, регулировал их отношения – дубово. Видела это на примере своей безрезультатной попытки в конце 70-х, будучи главным редактором альманаха «День поэзии», опубликовать стихи неразрешённого тогда поэта Николая Гумилёва.
Сегодня, когда многие имена забыты, не могу отказать себе в необходимости вспомнить некоторых, тем более что изредка они мелькают в воспоминаниях (в том числе и авторов «Литературной газеты», младших современников) весьма примитивно и убого, всё больше по части выпивок, которые, конечно, были нередким явлением, но влияли на литературную погоду временно-объединительно в атмосфере общего затянувшегося застолья, характерного для Центрального дома литераторов, где бывало «враги» ненадолго становились «братьями».
Владимир Цыбин – яркий шестидесятник. Явился в Москву из Семиречья. Стремительно стал в центре литературного процесса. Почвенник?
Да, если искать в таких сборниках, как его «Медовуха» и «Родительница степь», пристрастие к малой родине и природе, но цыбинское почвенничество – не ограничитель.
Как страшно русским быть поэтом,
Когда твоя гора Машук,
Или объявят под запретом,
Или в Сибирь тебя сошлют.
Чуткие читатели легко проецировали эти строки на своё время и переписывали стихи про Машук в потаённые тетради. Тогда как раз «левого» поэта Иосифа Бродского не печатали ни левые, ни правые, а власти отправили его в северную ссылку за «тунеядство», что было ахинеей, но помогло создать поэту всемирную славу. Цыбин же не стал широко известным именно из-за почвенного определения его имени – справа. Он преуспевал, заведовал отделом поэзии в журнале «Молодая гвардия», стал широко известным в Москве собирателем книг, среди которых было много неразрешённых к чтению. Захоти власти придраться к Цыбину, и ему светила бы ссылка, а с нею его имя попало бы в списки если не нобелевских лауреатов, то славянских отделений западных университетов, как рекомендованное к изучению.
Литературные издания с начала 60-х были резко поляризованы. «Юность» – популярный тогда «левый» журнал, публиковал «левых», своих, «Молодая гвардия» – «правых», своих. В 1964 году в третьих номерах обоих журналов впервые были опубликованы мои стихи, и внутри литературного мира возникло возмущение: «Безобразие – и вашим, и нашим!» Впрочем, всё быстро объяснилось: «Третьи номера журналов традиционно женские по случаю 8 Марта, да и стихи её не несут в себе серьёзных политических взглядов, их нетрудно поменять местами – в «Юность» из «Молодой гвардии» и наоборот. Женщине простительно, пусть будет».
Разделение надвое было своеобразным проявлением холодной войны, реакцией на железный занавес, отражало подковёрную борьбу внутри политического процесса, идущего вне литературного мира, и всерьёз не имело бы отношения к поэзии, не считавшей себя служанкой политики, но она ею была.
Из сегодняшнего дня, вполоборота назад, ещё видна история групповых дрязг начала 60-х, чью актуальность, как я понимаю, задумали в недрах спецслужб США и подхватили, как наживку, в советских спецслужбах. Вряд ли наоборот – силы оказались неравны, ибо «нет пророка в своём отечестве», прежде всего потому, что квасной патриотизм и подобострастие перед заграницей были у нас братьями-близнецами, искусственниками.
Деление на «правых» и «левых», поменявшись местами в 90-х годах XX века, при перемене получило более гуманитарное, хотя и, на мой взгляд, более размытое по смыслу определение: «демократы» и «патриоты». Западники определились как «демократы», почвенники – как «патриоты».
Ныне, когда литературное прошлое умирает, будущее нарождается, а в настоящем колеблется некая едкая, но бесцветная протоплазма, из которой, есть надежда, должно родиться величие XXI века, появляется возможность для предчувствий, предвидений, предсказаний, как правило, ошибочных, но очень привлекательных для ума и сердца. Впрочем, большего количества ошибок можно избежать, обладая даже небольшим, но явным качеством правдивого отношения к прошлому. Иными словами, пора называть вещи своими именами, дабы ве’сти о прошлом были честными.
Справедливости ради нужно сказать, являлись не только «левые» и «правые». Столь условные определения не принимались писателями-фронтовиками. Они, пройдя ужасы войны, дружили «без этих глупостей». Возникали и одиночки, подчёркнуто вне групп.
Владимир Соколов. Все шестидесятники с обоих сторон почитали его первым среди равных. Он декларировал завидную свободу от политизированных направлений:
Вдали от всех парнасов,
И мелочных сует
Со мной опять Некрасов
И Афанасий Фет.
В своё время эти строки часто цитировали. Одни – с неприятием подчёркнуто отстранённой от действительности позиции, другие – с восторгом перед смелостью Владимира Николаевича стоять над схваткой. Он был выше осуждений или похвал. Точно выразил своё мироощущение в прочувствованных, с трагическим спокойствием произнесённых строках:
Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек,
Я давно уже ангел, наверно,
Потому что, печалью томим,
Не прошу, чтоб меня легковерно
От земли, что так выглядит скверно,
Шестикрылый унёс серафим.
Усталость, проявленная Соколовым в конце XX века, обернулась в XXI веке литературной традицией. Действительность способствовала этому: в своём большинстве крупные прозаики и поэты умерли. Оставшиеся не молчат, но стушевались перед явившимися ниоткуда представителями маргинальных жанров: сексопатами, психопатами, экскременталами и разными литнахалами, лихо паразитирующими на именах тех, кто не может ответить, находясь в Вечности.
Девический, массово-продуктивный детективный хор оценивать из женской солидарности не буду. Вспомню слова одного завистливого, немолодого члена Союза не знаю каких писателей, сказавшего мне, отчасти понимая моё пристрастие к вековым параллелям и аналогиям:
– И в начале XX века, и теперь, когда крупные мужчины-писатели поумирали, шустрые женщины поспешили заполнить образовавшуюся пустоту и засорили (он сказал «загадили») многочисленными скороспелками читательские мозги...
На что я, не дожидаясь конца фразы, ответила ему почти по-маяковски:
– Если детективы зажигают, значит это кому-то нужно.
А посмотреть – литературная пустыня. Её отражает телеэкран – наш главный спецназ по культуре. Киноартисты, певцы и спортсмены заняли в общественной жизни освободившиеся писательские места. Философствуют. Хорошо справляются. Может, так и должно быть?
Недавняя встреча В.В. Путина с писателями. Опубликованное в «ЛГ» высоконравственное, яркое выступление Олеси Николаевой. Главной темой встречи стали единодушные призывы-просьбы к руководителю правительства материально поддержать «толстые» журналы, в подавляющем большинстве умирающие. Лишь «Наш современник» и «Новый мир», два некогда знаменитых антипода, ещё держатся на энтузиазме старых подписчиков.
Вряд ли сугубо материальная тема помощи отжившим своё журналам должна была стать, как стала, в центре внимания встречи премьер-министра страны с писателями. На ней я не досчиталась Е. Рейна, С. Куняева, Я. Костюковского, Ю. Бондарева, В. Войновича, Ю. Мориц, Е. Исаева, Г. Горбовского, В. Крупина, В. Сосноры, В. Токаревой, Л. Петрушевской и других живых, всё ещё заметных. Кто-то скажет, что названные здесь люди по взглядам абсолютно несовместимы в общении. Не думаю так. Они живут в России, она им небезразлична, а это значит, у них сегодня больше общего, чем различий. Кроме того, «чиновникам от печати», подбиравшим писателей для встречи, не следует ничего решать за талантливых, умных, много перестрадавших людей, определяя их сегодня, как и пятьдесят лет назад.
Что же касается проблем «толстых» журналов, то некоторые денежные вливания их не спасут. Ненадолго продлят агонию. Заставлять людей подписываться на них, как на заём, невозможно. Библиотеки, находясь в нелёгком положении, сами знают, что читают их посетители. Иногда я выступаю в библиотеках разных городов России, Белоруссии, Украины и знаю: сотрудники в них внимательно следят за читательским спросом. Они уверены, что библиотекам нужны дотации для подписки на издания, имеющие спрос: «Наука и религия», «Караван истории», «Вокруг света», «Фома», «Наш современник», «ЗОЖ». Довольно пёстрый, согласитесь, список, но красноречив и даёт повод задуматься, проанализировать, почему он такой, а не навязывать библиотекам отживший ассортимент. Думаю, с подобным анализом отлично справятся специалисты Министерства культуры, имея интеллигентного и толерантного министра Александра Авдеева.
Единственно, что могло бы сегодня спасти «толстые» журналы, – это решительная их переориентировка. Или, как модно говорить, перезагрузка. Объединение ещё недавно необъединимого.
Предвижу один из них или даже два, но не в борьбе друг с другом, а возвращающими миру забытые события, имена и факты богатейшей литературы ХIХ–ХХ веков, ныне засыпанные пеплом и заросшие травой забвения. Здесь нужны заботливые люди, способные целеустремлённо сотворить чудо возрождения имён, люди реального, не тенденциозного осознания тенденций художественного процесса. Тогда и всплывёт вся литературная Атлантида двух столетий со всеми её особенностями.
Многое неизвестное найдётся ещё в императорских временах ХIХ века.
Богаты неисследованные «залежи» Серебряного века поэзии.
Утеряны яркие репрессированные имена 20-х, 30-х годов прошлого столетия и терпеливо ждут, кто вернёт их к жизни.
Есть резон понять, насколько прочно сегодня забыты поэты-фронтовики. Они очень ещё пригодятся со своими пронзительными стихами. Никакие стишата-ремейки не смогут заменить подлинных обожжённых войной строк.
Нет сегодня должного внимания к творческому наследию Александра Яшина, Павла Нилина, Владимира Тендрякова, Владимира Солоухина, Фёдора Абрамова, Сергея Антонова, зрелых писателей, своими произведениями когда-то открывших путь молодым шестидесятникам. У многих остались в столах работы, достойные быть известными. А воспоминания о них! Забытые строки! А литературоведение и литературочувствование! Многое, даже неизвестные литературные жанры, осталось за пределами знаний и пониманий. Интернету в таком случае придётся подтянуться, при этом именно Интернет может стать полезным союзником для новых журналов о старых временах. Когда всё это будет собираться в одном-двух местах, начнёт возникать такая картина литпрошлого, что ахнем. Неоценимыми в помощи окажутся Литературный музей, столичные и провинциальные писательские и краеведческие музеи, ЦГАЛИ, другие архивные учреждения. Многие закрытые архивы открываются сегодня.
Недалеко ушло в нети обширное поколение поэтов-шестидесятников. Как живёт их память? Сами растут над собой имена Николая Рубцова, Алексея Прасолова, Юрия Кузнецова, чему нельзя не радоваться. Но где Светлана Евсеева, Анатолий Передреев, Дмитрий Блынский, Сергей Поликарпов, Анатолий Преловский, Николай Анциферов, Игорь Жданов, Валентин Кузнецов, Виктор Коротаев, Светлана Кузнецова, Борис Примеров, Майя Борисова, Майя Румянцева, Дмитрий Ковалёв, Дмитрий Голубков, Натан Злотников, Олег Дмитриев, Иван Киуру, Анатолий Пчёлкин, Олег Шестинский, Николай Дмитриев, Леонид Губанов, Владимир Захаров, Владимир Павлинов, Диомид Костюрин, Пётр Вегин, Юрий Панкратов, Иван Харабаров, Геннадий Касмынин, Инна Кашежева, Феликс Чуев, Владимир Савельев, Михаил Вишняков, Зорий Яхнин, Роман Солнцев, Алексей Заурих, Сергей Дрофёнко, Анатолий Заяц – немало их, рано ушедших и хорошо забытых. Все названные здесь были талантливы. Они выдерживали жестокую конкуренцию в семинарах и на конкурсах молодых. Их проверяли на поэтическую прочность строгие учителя, чьи известные имена наводили едва ли не священный трепет: «Сам Ярослав Смеляков одобрил». Перечисляя их, испытываю необходимость поимённо вспомнить всех, словно ощущаю, что, возможно, многие имена звучат здесь в последний раз, прежде чем кануть в полное забвение. Наверняка многих, особенно по прописке не москвичей, забыла.
В своих почвеннических тенденциях вспоминает некоторых «Наш современник», а в демократических – «Новый мир», но отдельные публикации всегда растворяются в сегодняшнем, далеко не бурном потоке.
Мемориальный «толстый» журнал, способный служить делу возвращения и сохранения литературной памяти, сразу поднимет ушедших из забвения. Журнал, свободный от полинялых тенденций публиковать автора потому, что он был «слева» или «справа».
Логично было бы просить главу правительства поддержать столь нужное историко-литературное, не имеющее себе аналогов, начинание.
Прошлое в настоящем во имя будущего. И, как традиция, объединение необъединённого.
Сегодня, из другого времени, нетрудно увидеть многие давние крутые повороты, сломы судеб, несправедливости по отношению к тем или иным, входившим в литературу, писателям. И справедливости тоже. Обо всём этом важно, интересно говорить на страницах такого воспоминательного журнала. Читатели сразу появятся – ещё бы, подуют ветры разных времён. Образуются «розы ветров».
В свете таких рассуждений, здесь и сейчас не могу не заговорить об одной давней несправедливости, не сломившей, но надломившей талантливого человека и через него выявившей начало тенденции 60-х: чётко определять, кого считать носителями истины и властителями поэтических дум поколения шестидесятников, а «кто рылом не вышел». Это делалось чётко и определённо. По мере совершенствования свободомыслящей идеологии, как будто заранее продуманной где-то, кем-то, что само по себе несвобода.
Поэтому возвращаюсь к рассказу о съёмках знаменитого вечера поэзии в Политехническом, частично ставших ярким эпизодом фильма «Застава Ильича» («Мне двадцать лет»). Была задумана съёмка, приглашена массовка, но слух о вечере поэзии в Политехническом разлетелся по Москве. Три дня снимали. Администрации зала пришлось вызывать конную милицию. Накал страстей в зале, видно на экране, был внушительный. Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Окуджава, Ахмадулина, Казакова. Красивые, юные, взволнованные от собственной распахнутости. От успеха.
А кто ещё участвовал? И был ли ещё кто?
Многие зрители рассказывали, что акценты трёхдневной съёмки в кино оказались смещены, что самый громкий успех выпал на долю коренастого юноши с сильным скульптурным лицом и мощным голосом. Сергей Поликарпов вышел к рампе. Начал читать:
Деревня пьёт напропалую –
Всё до последнего кола,
Как будто бы тоску былую
Россия снова обрела.
Первач течёт по трубам потным,
Стоят над банями дымки...
– Сгорайте в зелье приворотном,
скупые страдные деньки!
Зови, надсаживаясь, в поле,
Тоскуй по закромам, зерно.
Мы все досужны поневоле,
Мы все осуждены давно.
Своей бедою неизбытной –
Крестьянской жилой дармовой.
Нам и в ответе также сытно
За рослой стражною стеной...
Под Первомай, под аллилуйя
И просто, в святцы не смотря,
Россия пьёт напропалую,
Аж навзничь падает заря!..*
От такой смелости зал оторопел, и было молчание, но взорвалось оглушительными аплодисментами. Криками – «браво!». Он читал и читал. Его вызывали и вызывали. Такого успеха там не было ни у кого.
Разумеется, режиссёр фильма не мог без купюр. Его целью было показать тональность, которую несли в массы новые творцы. Разве стихи бывшего тогда студентом Литинститута Поликарпова выпадали из этой тональности? Нет. Однако он был явно, как говорят сегодня, неформат.
Публикую здесь, справедливости ради, и другие стихи Сергея Поликарпова, прочитанные тогда с непреходящим успехом.
***
Едва над входом гробовым
Вчерашнего всея владыки
Рассеется кадильниц дым
И плакальщиц замолкнут клики,
Как восприемлющие власть,
Как будто бы кутьёй медовой,
Обносят милостями всласть
Круг приживальщицкий дворцовый,
А прочим –
Вторят старый сказ,
Что бедам прошлым не вернуться...
Меняется иконостас,
А гимны прежние поются.
МАТЬ
Облетели в стылую осень
Лепестки золотые глаз.
Мама, мама...
Багрян и росен,
Август в спелых отавах увяз.
Коршун
Лисью шкуру рассвета
С лёта выстриг крылом косым.
Паутинное бабье лето
Стало вдовьим летом твоим.
Бабья доля горька, не слáдка –
Горше горькой полынь-травы.
Повязала судьба солдатку
Полушалком чёрным вдовы.
Хмарь тащила дожди по увалам
От Вершка на Волчий Посад.
За мальчонкой, сынишкой малым,
Вдвое нужен теперь догляд.
– Вот отец-то был дома кабы!..
Охи-охоньки! –
В тридцать лет
Всё сама – и мужик и баба,
Запрягаешься в каждый след.
Не хотелось с судьбой мириться,
В девках ты боевой слыла,
Поздним цветом кофта из ситца
На плечах твоих зацвела.
Слёзы девки – туман утрами.
Вдовья слёзка – с привесом пуд.
Над тобой заходил кругами
Холонящий шмелиный гуд.
Словно поздний, загустший взяток
В тех цветах
Опьянял шмелей...
Недолюбленный цвет солдаток
Вянул в лапах седых ночей.
В осень стылую облетели
Лепестки золотые глаз.
Эти руки – мои качели,
Как беспомощен я без вас!
Пахнут руки пристывшим талом,
Словно запах детства тая...
Пригляди за мальчонкой малым,
Молодая мама моя!..
ДЕТСТВО
Меня давно зовут мальчишки дядей.
А может, мне сейчас всего нужней,
Ни на кого с опаскою не глядя,
Водить на свисте в небе голубей.
А может, мне нужней, рубаху скинув,
Прямой, как гвоздь,
забить в ворота мяч
И, оседлав лихую хворостину,
По мураве витой пуститься вскачь.
И дать в галопе сердцу разгореться,
Чтоб встречный ветер память
взворошил...
Страна незабываемая, детство,
Я никогда в ней, сказочной, не жил.
Житейскими заботами навьючен,
Её прошёл я наскоро и зло.
Позёмкой переменчивой и жгучей
Следы мои на тропах замело.
Плывут в куге с забытых лодок вёсла.
На луг мальчишки выкатили мяч...
А я такой непоправимо взрослый,
Такой средь них непоправимо взрослый,
Хоть плачь...
***
У Аксиньи
Брови сини,
Словно галочье перо,
В пятистенке у Аксиньи
От тафтовых кофт пёстро.
Крутогруды, как тетёрки,
Бабы сбились в тесный клин.
Не девичник,
Не вечёрка –
Свядшей юности помин.
Хороводит над домами
Вьюга шалая с полей,
Невдовеющие дамы
Ищут вдовых королей.
Восседают посредине
Боги хмеленных сердец –
Два калеки с половиной
Да с гармошкой оголец.
«Ох, война, война, война,
Как ты баб обидела:
Заставила полюбить,
Кого ненавидела».
У Аксиньи
Брови сини,
Словно галочье перо.
Входит боль в глаза Аксиньи,
