Текст книги "Последний дракон"

Автор книги: Лине Кобербёль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Что?

– Тише! И оберни этим голову!

«Этим» оказалась одна из ее мерзких, грязных шалей.

– От нее воняет!

– Еще как, девочка. Делай то, что я говорю.

В другом конце проулка послышались шаги и голоса. Я молниеносно обернула голову зловонной шалью и притиснулась ближе к Кармиан.

– Исчезла с поверхности земли, – произнес какой-то мужской голос.

– Ворона здорово свихнулся! – сказал другой.

– Он рассчитывал хорошенько заработать на них. Но когда обе эти золотые птички ускользают зараз… Фу, какая вонь! Мы уже глядели здесь?

– Да! Там никого нет. Лишь какая-то бездомная старая карга, от которой несет так, словно она подохла три дня тому назад.

Они снова двинулись в путь. Мы молча посидели некоторое время, пока они не исчезли из виду. И тогда Кармиан медленно поднялась.

– Идем! – сказала она. – Лучше нам уйти, прежде чем совсем не рассвело.

– Кармиан… что… где… – Я почти не знала, с какого конца начать спрашивать.

– Он не хотел уходить без тебя. – Голос Кармиан был не особо ласков. На самом деле куда холоднее, чем иней, выбеливший крыши домов. – Поначалу Нико не хотел брать тебя с собой, а потом вдруг не захотел двинуться с места без тебя. Мужчины! Они невозможны! Им не угодишь!

– Но… как ты могла знать, что я…

– Что ты вернешься обратно на корабль, будто корабельная крыса? Этого я тоже не знала. Но я слышала, как они болтали о том, что ты улизнула, а ты привязана к Нико точно так же, как он к тебе. Вы… вы парочка прекрасных вьюнков. Да!

Некоторое время мы шли молча. Внезапно Кармиан присела на корточки и подала мне знак: сделай, мол, то же самое.

Немного погодя двое мужчин с тележкой вышли из-за угла. Это не были матросы Вороны, и они не удостоили нас взглядом. Когда они исчезли, обогнув следующий угол, Кармиан вновь поднялась на ноги.

– Зачем нам пришлось садиться на корточки? – спросила я.

Иней на брусчатке растаял, и я промокла.

– Затем, чтобы мне не изображать старуху мать! – ответила она. – Да и твои сапожки больно хороши. Натяни шаль побольше на голову, лучше пусть не видят твое лицо.

Я сделала, как она велела, хоть это было противно.

– А тебе обязательно надо так пахнуть? – снова спросила я.

– Да, – только и сказала она в ответ.

– А зачем?

Она кинула на меня острый взгляд:

– Ты всегда столько болтаешь, когда за тобой гонятся?

– Мне ведь только очень хотелось узнать…

– Это держит народ на расстоянии. У людей нет желания любоваться вонючей мерзостью. Это все равно что быть невидимкой. И держи язык за зубами; тогда я услышу, не идет ли кто-нибудь.

Я смолкла. И я хорошо поняла, что она имела в виду. На самом деле этот способ точно так же хорош, как и моя флейта, только по-другому. Однако же, фу, черт побери, какая вонь!

Теперь мы уже вышли из Дунбары. Но Кармиан не свернула на хорошую прямую дорогу, что вела в Дунарк. Вместо этого она пошла на запад, к узкой извилистой тропке, которая, будто змея, петляла меж болот. Тропку эту не всегда легко заметить, и во многих местах нам пришлось скакать с кочки на кочку, как мы с Кео уже делали раньше. Мы забредали все дальше и дальше в болота, и туман обволакивал нас, захватывая, будто чья-то рука. И тут мы подошли к такому месту, где след исчезал прямо в поросшей мхом болотине. Блестящая черная вода ожидала нас по другую сторону от последних кочек, и ей не видно было конца. Другого края болотных вод – коли он вообще был – я даже не видела: таким густым был туман!

Но Кармиан не собиралась останавливаться. Я же уперлась.

– Кармиан!..

– Иди за мной, – только и молвила она. – Иди по моим следам.

И она тут же шагнула прямо в подернутую мхом пучину. А я только стояла, разинув от удивления рот. Потому что она не утонула. Вода доходила ей лишь до лодыжек. Она заметила, что я не иду за ней.

– Иди же! – позвала она. – Времени у нас нет! Ты же видишь, что бояться нечего!

Я поглядела на блестящую темную воду. Но если б я не видела, что Кармиан стоит в ямине, полной воды, я бы решила, что это бездонный омут. Я осторожно шагнула в воду… и еще один шаг! А потом до меня дошло, почему она не утонула. Кто-то устроил здесь мостик под водой, так что он был невидим для тех, кто не знал этого секрета. Мостик был скользкий, и приходилось быть осторожной, а я не понимала, откуда Кармиан знала этот путь. Казалось, она ничуть не сомневалась, и, покуда я шла прямо по ее стопам, было достаточно безопасно. Но я испустила вздох облегчения, когда мост кончился и под ногами у нас оказалась куда более привычная земля.

Солнце медленно всходило над болотами и топями, а туман теперь был скорее белым, нежели серым. Я мерзла так, что меня колотило. Хотя рыбачья фуфайка была и теплой, и удобной, но это не больно помогает, когда ноги у тебя мокрые и холодные как лед.

– А мы скоро придем на место? – спросила я и прикусила губу: лучше б я не спрашивала ее. Уж сострадания от нее нельзя было ожидать.

Но на этот раз она не огрызнулась.

– Теперь уже близко, – только и молвила она и двинулась дальше.

Я была несказанно удивлена, не услышав от нее издевательского замечания, вроде: «Милостивой фрекен, быть может, непривычно ходить самой»; но Кармиан, пожалуй, начала чуточку уставать да и слегка замерзла.

Когда он вынырнул из тумана, то походил на маленькую рощицу ив и вязов, словно островок посреди болота. Но, подойдя ближе, я заметила, что деревья росли на земляном валу. И только когда мы перебрались через вал и увидели дома у его подножия, стало ясно, что здесь живут люди.

– Что это за место? – спросила я.

– Селение, край гельтов.

– Гельтов? Это еще кто такие?

Она вновь окинула меня острым как бритва взглядом. Вот попадешь под такой взгляд, а через некоторое время обнаружишь: ты истекаешь кровью.

– До того как пришли магдане, здесь была страна гельтов. Они по-прежнему обитают здесь, вокруг топей. Они не особо жалуют магданов, даже род Никодемуса, Нико Равна. Но еще меньше любят они Дракана.

Внезапно перед нами вырос какой-то молодой человек. Я испугалась, потому что не поняла, откуда он взялся. Было так, словно он вырос из-под земли, – статный, но не очень высокого роста. Если б не его длинные усы, мне бы показалось, что он не больно старше меня.

– Эта и есть та девочка? – спросил он, указав на меня.

– Да!

– Тогда идем! – позвал он. – Мейре желает потолковать с тобой.

Мейре? Кто это? Молодой человек не стал объяснять. Он лишь повел нас вниз, в селение – домов на пятнадцать, и некоторые из них годились скорее для скотины, чем для людей. Несмотря на небольшие дворы, хозяева, как я заметила, держали кур и коз. Какая-то женщина доила козу, и ей приходилось все время отталкивать крупного козленка, который требовал своей доли этого молока.

Посреди селения стоял высокий древний ясень, с виду скорее мертвый, чем живой.

Почему они не срубили его? Может, из-за того, что боялись разрушить хижину, прислонившуюся к ясеню. Усатый указал на дверь хижины.

– Дом Мейре – Той, Что Косит Недругов, – сказал он. – Входите!

Сам он явно намеревался остаться за дверью.

– А он не с нами? – шепнула я Кармиан.

– Ему это запрещено, – коротко ответила она. – Он – мужчина!

Значит, мужчине нельзя входить к ней в хижину? Что за птица Мейре – Та, Что Косит Недругов?

После утреннего света и морозно-белой заиндевевшей природы вокруг в хижине было изрядно мрачно. Горница, в которую мы вошли, была не очень большой, а стена против двери как-то странно изогнута, покрыта корой и неоструганными ветвями. Какой-то миг – и до меня дошло: это не скверно сработанная стена, а попросту ствол ясеня.

Там за ткацким станом сидела женщина и ткала. Как ухитрялась она видеть, что она делала в этом мраке, я не знала. Но челнок свободно летал через основу, и женщина не перестала работать из-за того, что мы пришли.

– Садитесь! – только и сказала она. – А ты, Кармиан, сними эти тряпки и вынеси их на двор.

Там было лишь одно место, куда можно было сесть, – низенькая скамья вдоль стены рядом с дверью. Я заметила, что очага в хижине нет. И все-таки здесь было куда теплее и приятнее, чем за дверью. Я вернула шаль, что дала мне Кармиан, а она тем временем послушно стаскивала с себя зловонные тряпки.

Мейре была примерно в летах моей матушки. Не стара, да и не молода. А первое, что привлекло мое внимание, – ее глаза. Или, вернее, то, что вокруг них. Сначала кажется, что на лице ее маска. Но если приглядеться, видно, что это кожа, только кожа почерневшая. Покрашена или татуирована – решить трудно. В черных волосах Мейре над каждым ухом виднелась белая как мел прядка. И все это придавало Мейре сходство с барсучихой.

– Твоя мать – Пробуждающая Совесть, – молвила она. – И ты тоже была такой.

Я кивнула. Это ей, верно, рассказал Нико. Меня чуточку кольнули эти ее последние слова: она заставила их звучать так, будто мне никогда уже не вернуть силы Пробуждающей Совесть.

– Ты также и нечто другое, – продолжала она. – Ты обладаешь силами Нагоняющей Сны.

Силами Нагоняющей Сны? Так никогда никто меня раньше не называл. Но, пожалуй, это имя не было каким-то дурным, так что я кивнула снова.

Челнок летал. В его полете таилась какая-то особая шепчущая музыка, словно то были звуки арфы с едва слышными струнами, на которой играла Мейре.

Кармиан избавилась от своих старушечьих лохмотьев. Она выкинула их за дверь, а затем пришла и села рядом со мной на скамью.

– Как раз теперь ты не знаешь, что ты есть на самом деле, – внезапно вымолвила Мейре. – Да и Кармиан не знает. Она не знает свое сердце.

Кармиан фыркнула:

– Ничего у меня на сердце нет. И тебе это хорошо известно.

Мейре не обратила внимания на то, что ее прервали.

Но слова Мейре задели меня до самой глубины души. «Ты не знаешь, что ты есть на самом деле». Не «кто ты есть», а «что». Словно я была нечто… нечто такое, в чем, возможно, таилось хотя и достаточно скверное, но человеческое. Я задрожала, и это не потому, что похолодало.

– Ты! Дочь Пробуждающей Совесть с силами Навевающей Сны. Выбор перед тобой. Нить раздвоилась, но тебя не может быть две… Выбирай, прежде чем обе нити лопнут.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Нечто таилось в том, как она вымолвила эти слова. Словно была в них уверена. Словно могла видеть вещи, которые мы, другие, не видели. Это было немного похоже на то, как видела моя мать, но все же иначе.

– Ты – гадалка-вещунья, – прошептала я.

Белки ее глаз казались еще белей на фоне черных прядей. Она покачала головой:

– Нет! Я – Мейре. Та, Что Косит Недругов.

Кармиан беспокойно зашевелилась.

– Я бы не хотела казаться неучтивой, – сказала она, – но нам еще многое надо успеть.

Черно-белый взгляд Мейре отпустил меня и остановился на Кармиан.

– Уж больно ты торопишься, – сказала она. – Ты всегда была такая?

Я ощутила в душе легкое ребяческое злорадство, будто мне пять лет и Давину как раз досталась трепка вместо меня.

И Мейре заметила это.

– Вы обе не очень-то по душе друг другу, – с легкой улыбкой произнесла она и внезапно стала куда больше походить на обыкновенного человека.

Кармиан пожала плечами.

– С чего мне ее любить? Она не мое любимое блюдо, – сказала Кармиан так, словно меня в горнице не было. – Маленькая избалованная фрекен-задавала!

Я не казалась себе ни бессовестной, ни заносчивой, и эти ее слова не заставили меня сильнее полюбить Кармиан. Я могла бы ей сказать пару ласковых слов, рассчитанных на таких бессовестных девиц. И хоть я сдержала слова, которые вертелись на языке, но у меня было такое ощущение, что я прозрачна, а Мейре видит меня насквозь.

– Тем не менее нити вашей судьбы связаны, – молвила Мейре. – И вам суждено принести друг другу и Добро и Зло. Так что идите, раз вы так торопитесь.

Кармиан мигом поднялась. Я немного замешкалась.

– Что же такое Мейре? – спросила я.

Она не была Пробуждающей Совесть, хотя немного напоминала ее. И не была даже чернокнижницей.

Мейре покачала головой:

– Сегодня я просто женщина, которая ткет. И порой может видеть кое-какие узоры поважнее.

У меня как-то странно закололо в животе. Уж не человеческие ли судьбы ткала она, сидя здесь?

– Что же ты ткешь? – спросила я.

Мой голос чуточку дрожал.

Она снова посмотрела на меня своим черно-белым взглядом. Словно могла заглянуть в глубину моих мыслей.

– Фуфайку моему двоюродному брату, – сухо ответила она. – Старая совсем прохудилась.

Выгодная сделка

– Ты из гельтов? – спросила я Кармиан, уже выйдя на двор.

Ответ был словно удар хлыста – неожиданен и резок:

– Я говорила: ты должна быть осторожна. Ведь я говорила это. До тех пор пока они тебя не поймали, пока они…

– Как того, кого повесили? – спросила я, не думая ни о чем другом, кроме того, о чем думала она.

– Это не моя вина! – горячо отозвалась Кармиан. – Я говорила, чтоб он не делал этого в одиночку, но он… – Тут она прервала себя. – Откуда тебе об этом известно?

Я не смогла ей ответить. Что-то я прочитала в ее мыслях как раз теперь, когда дар Пробуждающей Совесть внезапно свалился на меня в тот миг, когда его меньше всего ожидаешь. А кое-что я знала, потому что подслушивала, когда она и Нико беседовали. «Ни одно из этих двух объяснений ей не понравится», – думала я.

Она толкнула меня в грудь, толкнула так сильно, что я села.

– Держись от меня подальше. Нечего было тебе приходить и подслушивать меня. Это здесь, в душе, – она коснулась своей груди, – это мое. Понятно тебе? Это никому видеть не позволено.

Ясное дело, она была права.

– Это случилось не по моей воле, – устало сказала я.

– Мне плевать, по твоей это воле или с помощью твоей матери. Держись подальше от меня!

– Если смогу, – ответила я. – Это не всегда от меня зависит.

– Учись тому, чтоб это зависело от тебя. Мейре, по крайней мере, не расхаживает тут по всей округе и не нападает на всех подряд людей, обрушивая на них то, что она знает. Другое дело, если ты войдешь в ее хижину, тогда – да, она говорит о том, что видит. Это знают все, и, если не желаешь слушать, можно держаться подальше. Но от тебя… от тебя так просто не избавиться!

Я медленно поднялась. Подозрение вдруг охватило меня.

– Это ты заставила Ворону продать меня Ацуану? Ты хотела избавиться от меня?

– Нет! – ответила она. – Я хотела только флейту. Я сказала, что он может продать флейту. А когда человек из Кольмонте увидел ее, он заинтересовался, откуда она у нас.

По правде говоря, я не знала, верить ли тому, что говорил о ней Нико, что толковал он о ее чести. Нет, похоже, Кармиан понятия не имеет ни о чести, ни о других благородных чувствах. Не считая того, что я только что увидела. К тому гельту, которого повесили, она питала какое-то чувство.

– Кто он был? – спросила я. – Твой друг – гельт?

Я не рассчитывала, что она ответит. Но она заговорила:

– Его звали Ерин. Он был братом Мейре.

Братом Мейре? После того, что я слышала в тот вечер на борту «Морского Волка»… Разве не Пролазой назвал его Нико? А из того, что говорилось дальше, выходило, что друг Кармиан был вором-домушником или чем-то в этом роде. Трудно представить себе, что таков был брат мудрой Мейре. И трудно представить себе, что Мейре и ее народ после этого по-прежнему дружески принимают Кармиан. Но они именно так поступали.

Сколько на свете всего такого, чего я не понимаю.

– Где Нико? – спросила я, отвлекшись от этих мыслей.

– В хижине для гостей, – ответила Кармиан. – Там наверху.

Я глянула, куда она показала. Это был не самый маленький и не самый безобразный из домов. Напротив. На балках фронтона были вырезаны серые цапли, а на дверях были настоящие картины – утки на воде, серые гуси в небе и еще пара серых цапель в камышах.

Ну что ж, здешних людей в отсутствии гостеприимства не упрекнешь. Но что делали эти двое, вооруженные длинными копьями караульных, стоявшие у двери?

– Хижина для гостей? – спросила я. – Сдается мне, они поставили караульных у двери.

– Не каждый день княжий сын из рода Равнов живет в этом доме, – сухо ответила Кармиан, и я не поняла, верила ли она, что часовые – это почетный караул или тюремная стража? Может даже, сами гельты не до конца разобрались в этом? Но как бы там ни было, караульные, не чиня препятствий, пропустили нас. Один даже дружелюбно кивнул Кармиан.

Здесь был очаг, а с каждой его стороны стояли два стула из кожи, натянутой на раму из… Больше всего это было похоже на кости. Быть может, из костей кита? На одном стуле сидел седовласый, седобородый мужчина-гельт. На другом – Нико. Нико ничуть не походил на жалкого узника. Он побывал в бане – его темные волосы были еще влажными, – и гельты дали ему длинную шерстяную мантию с вышитыми на груди орлами. И еще он сбрил бороду. Мне это пришлось не по душе. Ясное дело, так он выглядел куда лучше. Но в таком виде он и походил куда больше на того, кем был на самом деле, – на княжьего сына. Борода была для него способом скрыться. Теперь, когда он сбрил ее, он что, решил, будто скрываться ему больше не придется?

Увидев меня, он поднялся:

– Дина! Все… все хорошо?

Вообще-то мне очень хотелось, чтоб он обнял меня. Мне казалось, будто я отчаянно в этом нуждалась. Но, по крайней мере, он больше не злился на меня. И огорчение, читавшееся в его темно-синих глазах, говорило об этом.

– Все неплохо, – ответила я. И это, пожалуй, было правдой. Во всяком случае, мне было куда лучше, чем несколько часов тому назад, и это при том, что страхи и печаль стали моими постоянными спутниками.

– Добро пожаловать! – произнес гельт, который тоже встал. – Мейре говорила, что ты была человеком не с одним даром. Может, ты птица буревестник? Та, что предсказывает непогоду, но также показывает нам, что могут дуть и ветры перемены?

Он говорил красиво, но от всех его слов на душе у меня стало худо. Никакая я не птица буревестник. Я – девочка. И я не знала, что мне ответить. Неужто Мейре знала все это обо мне еще до встречи со мной? Тогда либо она была опытная пророчица, либо проболтался Нико.

Возможно, старик понял, что я нездорова, или попросту устал ждать ответа, который, похоже, так никогда и не получит.

– Мое имя Этлас, – сказал он. – В нынешнем году я – здешний хевдинг [16]16
  Хевдинг– вождь, предводитель (дат., уст.).


[Закрыть].

– И в последнем году, и все прошлые годы, и за год до этого… – пробормотала Кармиан. – Они никогда других не выбирают.

Вид у него был не очень довольный, но Этлас все же предпочел улыбнуться.

– Правда истинная. Я хевдинг этого селения уже семнадцать лет. Но из-за этого не нужно думать, что тебя избрали раз и навсегда.

– Гельты выбирают своего хевдинга, – произнес Нико так, словно это крайне важно и крайне интересно. – Хевдингом не рождаются. Быть хевдингом по рождению невозможно.

Мне показалось, что слова Нико прозвучали как-то странно.

– Мое имя – Дина! – представилась я.

– Добро пожаловать, Дина! Ты голодна?

Я чуть было не сказала «нет», потому что мой живот ощущался лишь как холодный, тяжелый ком, который я повсюду таскала с собой. Но тут я почуяла запах жареной рыбы и в один миг чуть не померла от голода.

– Да! – ответила я. – Я и вправду голодна.

– Кармиан, не попросишь ли ты у Иммы немного еды на завтрак для нашей гостьи?

Я покосилась на Кармиан. Она наверняка не в восторге оттого, что ей придется прислуживать мне. Но она лишь кивнула и сделала, как он просил.

Мне пришло в голову, что здесь она переменилась. Не была такой воинственной. Перестала быть такой резкой.

Она исчезла за дверью, но… один лишь миг, и она вернулась с глиняным блюдом с какими-то печеными корнями и двумя мелкими жареными рыбками. Не было ни хлеба, ни каши, которые мы ели бы на завтрак дома, но была кружка теплого козьего молока. Кармиан поставила все это на длинный стол неподалеку от очага.

– Будь столь любезна, милостивая фрекен!

Мне не понравилось, что она меня так назвала. Но я ничего не сказала. Я села на скамью и съела все до крошки, кроме рыбных косточек.

Сперва я в самом деле не слышала, о чем тем временем толковали Нико с Этласом. Нико, ясное дело, спрашивал его, как происходили выборы хевдинга. Казалось, будто это страшно его интересовало. Мне казалось это скучным. Но вот в разгар завтрака, после второй рыбки, меня осенило, почему Нико так это занимало. Он никогда не просил о том, чтобы стать сыном князя – владетеля замка. И если кто-то счел, что народу следует выбирать князей – владетелей замка, чтобы не жить с тем, кого случайно угораздило унаследовать княжеский трон… Да, одно ясно: Нико никогда по доброй воле не пойдет на такой выбор.

Этлас охотно отвечал на его вопросы, но были и другие вещи, о которых ему хотелось потолковать подробней. Что-то связанное с пеней и правами на рыбную ловлю, а также с правом на землю. Я понимала не все, но наверняка это было связано с чем-то отобранным магданами у гельтов.

– Но самое худшее – это дети, – молвил Этлас, и тут его голос зазвучал иначе, и это заставило меня прислушаться. Так говорила моя матушка, когда пускала в ход голос Пробуждающей Совесть. – Мы не можем и дальше жить в таком страхе. Как могут наши дети вырастать свободными и сильными людьми, когда нам приходится прятать их от людей Дракана, от драконариев. Шестерых мы уже потеряли в его так называемых драконьих школах… – Этлас почти выплюнул эти слова и продолжал: – А теперь мы не смеем дальше держать остальных здесь, в том краю, откуда они родом.

– Где же они тогда? – спросил Нико, и я увидела, как он выпрямился и сидел в напряжении, будто натянутая пружина.

Он думал о Наставниках рода Дракониса [17]17
  См.: Кобербёль Лине.Дар Змеи. СПб.: Азбука-классика, 2006.


[Закрыть], и не нужно быть пророчицей, чтобы это понять. Неужто Дракан начал творить то же самое, что его дед, отец его матери Князь Артос?

От одной мысли об этом по телу побежали мурашки.

– Я не скажу, где они, – твердо молвил Этлас. – Ни один гельт не выдаст этого тебе. Если кто-то найдет ребячье поселение и отнимет последнее, что у нас осталось, – какое будущее нам уготовано? Как нам жить тогда?

– Но они в безопасности?

– Что такое безопасность? Дракан их еще не нашел. Больше я ничего сказать не могу.

Нико поднялся.

– Право на землю и право на рыбную ловлю! – сказал он. – Можешь получить мои слова на листе пергамента, но я не могу обещать, что сам останусь здесь, дабы отказаться от власти князя. Однако же дети… Этому надо положить конец! Клянусь, даже если это будет стоить мне жизни… он не будет больше отнимать ваших детей. Или каких-то детей вообще.

В доме для гостей воцарилась полная тишина. Кармиан, что сидела и с отсутствующим видом барабанила пальцами по колену, резко прекратила это занятие.

А я медленно отставила в сторону кружку с козьим молоком.

«Даже если это будет стоить мне жизни».

Я ничуть не сомневалась, что он так и думал. В последнее время Нико стал куда меньше ценить свою жизнь, чем следовало бы, – так мне казалось. А когда подумаешь о том, что творили с детьми Наставники… Пожалуй, я хорошо поняла его.

– Так вот, это моя клятва, – молвил Этлас. – Мы поможем тебе в твоей рискованной попытке, насколько хватит сил. И я ручаюсь, что другие селения гельтов поддержат меня в этом деле. – Он вылил какую-то золотисто-желтую жидкость в два небольших металлических кубка.

– Что это за напиток?

– Медовый. Сварен здесь из меда и забродившего козьего молока. Такой печатью скрепляем мы наш уговор. И нам не надобен пергамент.

– Спасибо! – поблагодарил его Нико. – Но, принимая во внимание возможный конец света, нам лучше подготовить документы.

– А как же я?

Кармиан тоже встала.

– Ты? – спросил Нико. – Я-то полагал, что ты хотела этого.

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю! – сухо ответил Нико. – Быть может, потому, что ты опоила меня, усыпила, завернула в одеяло и велела двоим матросам волочить меня много миль по болотам, прежде чем я проснулся.

Я выпрямилась. Вон что… Вот как это произошло. Маковый сок, приготовленный Кармиан! Это известие согрело меня после всех огорчений; Нико не бросил меня на произвол судьбы. Во всяком случае, не по доброй воле! Любопытно узнать, что стряслось с Матсом и Лиамом?

– Я поставила свою жизнь на карту ради тебя, – сказала Кармиан. – Как ты думаешь, что сделает Дракан, коли он когда-нибудь снова увидит меня? Как по-твоему, сколько солдат-драконариев в эту минуту ищут меня? Если они схватят меня, я все равно что труп, как Ерин.

«…Тогда конец ее красе», – сказал Ворона.

А это с драконариями… пожалуй, и в этом она права.

– Этого я не отрицаю, – согласился Нико. – Однако же ты словно бы взяла это дело в собственные руки, не правда ли? Я лишь очень хотел бы чуть получше защитить тебя.

– Обойдусь без твоей защиты. Заплати мне, и все!

– Заплатить тебе?

– Да. Поскольку вы так торопитесь закрепить все эти дела на бумаге и обсудить цены, и будущее, и права. Я тоже хочу кое-что получить.

– Что?

– Брачный контракт!

Вот тут мы все разинули рты. Во всяком случае я. Брак? С Нико? Ведь он был…

– Такие вопросы нельзя обсуждать подобным образом, – спокойно произнес Этлас. – Ты ведь это хорошо знаешь.

– Княжьи сыны по любви не женятся, – сказала Кармиан. Голос ее был холоден как сталь. – Ему незачем меня обожать. Я хочу лишь быть кем-то. Я желаю подняться вверх, туда, где никто не сможет больше топтать меня.

У Нико в этот раз был такой вид, словно он не знал, на каком он свете.

– Хочешь этого… ты хочешь… Стало быть, ты хочешь стать фру-госпожой Замка-крепости?

– Да!

– И такова твоя цена?

– Неужто это так отличается от бумаг о праве на рыбную ловлю и о праве на землю? Будь твой отец жив, он в один прекрасный день принял бы подобное решение, не правда ли?

– Не смей впутывать моего отца! – сквозь зубы сказал Нико.

– Почему же? Я очень хорошо знаю, что он никогда бы не сказал «да» такой, как я. Он подыскал бы княжескую семью, с которой хотел бы породниться. Тут держали бы совет, шли бы переговоры, составлялись бы бумаги о приданом и праве на наследование и все такое прочее. Но в конце концов он решил бы, кому тебя продать. Ой, нет, прости! С кем тебя поженить!.. Разве не так поступают там, откуда ты родом?

Нико не мог это отрицать. Именно это подобало тому, кто был сыном князя.

– Ладно! – произнесла Кармиан. – Произошли кое-какие перемены. Отец твой мертв. Дом Равна ныне в опале, в несколько трудных обстоятельствах, и княжьи семьи вовсе не стоят в очереди, чтобы с ним породниться. Но у меня есть то, что ты хотел бы иметь. Это моя помощь и помощь гельтов. Тебе не нужно даже платить сейчас и здесь. Отложим это до удачного завершения. Мы просто напишем, что контракт вступит в силу в случае смерти Дракана.

– Кармиан, это в самом деле то, чего ты добиваешься?

– Да!

– А как же чувства?

– Любовь – для маленьких голубоглазых девочек. Немного взаимного уважения, Нико. Этого хватит. С какой-нибудь княжной ты даже в этом не был бы уверен. Да и я не глупа, Нико. И хоть не рождена в золотой колыбели, но я понятлива и способна.

Я видела, что Нико и вправду взвешивает ее речи. Оценивает всерьез. Мне хотелось наорать на них обоих. На Кармиан за то, что она так расчетлива… Фру-госпожа Замка-крепости! Она, которая рождена не в золотой колыбели, а в грязной канаве. Ишь ты, из грязи да в князи! Да, Нико не мог быть столь глуп. А может, и мог?

– Этлас? – Нико вопрошающе глядел на хевдинга гельтов. – Каково твое слово в этом деле?

Этлас с виду не очень-то радовался тому обороту, который приняла эта беседа.

– Мы в долгу перед Кармиан. За прежние дела, а теперь за это. Но… Кармиан, ты толковала об этом с Мейре?

– Да!

– И?..

– Она… она не станет это запрещать.

– Кармиан, Мейре нам никогда ничего не запрещает. Она полагает, будто мы имеем полное право провалиться в болото дурости. А уж болото мы выберем сами. Ты отлично это знаешь. Что она сказала?

– Только то, что я плохо знаю собственное сердце.

У Кармиан был такой вид, будто ей это стоило крови и было больно произнести эти слова. Но она говорила правду, и это было само по себе ошеломляюще. Я ведь сама слышала, как Мейре сказала ей эти слова.

– Но ты сама знаешь, чего хочешь?

– Да! – Она гневно глянула на него, словно задавать такие вопросы было непростительной дерзостью. – Я отлично знаю, чего хочу!

Этлас слабо покачал головой.

– Если она твердо решила, – молвил он, – то мы поддержим ее требование. Мы в долгу перед ней.

Нико коротко склонил голову, словно желая скрыть выражение своего лица. Затем выпрямился вновь, и лицо его уже больше ничего не выражало, оно было просто невозмутимо.

– Да, тогда давайте покончим с нашими обязательствами! – проговорил он неожиданно твердым голосом. – Право на рыбную ловлю, право на землю и фру-госпожа Замка-крепости. Этлас, я полагаю, ты заключаешь куда более выгодную сделку, нежели она.

Кармиан лишь вызывающе-упрямо глянула на него, но не вымолвила ни слова.

Я встала.

– Дина, – спросил Нико. – Ты куда?

– Никуда, – ответила я. – Просто на воздух.

Морозный туман рассеивался. Впервые за много дней небо стало свеже-голубым. Только на душе у меня было угольно-черно! Кармиан! Хоть бы мне никогда не встречаться с ней! Хоть бы Нико тоже никогда не встречался с ней! Хоть бы черт побрал ее, и ее русалочьи волосы, и ее расчетливый ум, что скрывается под этими волосами. Фру-госпожа Замка-крепости! Будто такая, как она, может… будто такой, как она, позволено…

Теплые слезы катились по моим щекам, и я бешено вытирала их. Мне не хотелось стоять тут и выть. И если уж непременно плакать, нельзя ли, чтоб это было из-за чего-нибудь другого? Из-за чего-нибудь поважнее, чем Кармиан. Из-за Дракана! Из-за детей гельтов, и тех, кого уже схватили, и тех, которым нужно прятаться где-то в болотах и которым нельзя жить свободной жизнью со своей семьей. Но нет! Плакала я из-за Кармиан! Из-за Кармиан и ее мерзких расчетов и контрактов и… и…

– Дина?

То был Нико. Я не смела обернуться, не хотела, чтоб он видел мои слезы.

– Дина, что это?

Он все-таки обнаружил их, разглядел, что я плачу, или только почувствовал. Он-то ведь знал толк в подобных делах.

Я не могла вымолвить ни слова. Мое горло превратилось в один сплошной большой комок, и, даже если б я могла выдавить из себя хоть слово, я не знала бы, что мне сказать.

Он осторожно коснулся моего плеча. И тут словно все прорвало, все лопнуло, и я плакала уже не только из-за одной Кармиан, а из-за всего – из-за того, что все так жестоко! Что на свете должно быть Дракану! Что мой отец номер, а мать не может вынести то, что он оставил мне в дар! Что нужно вечно ужасно бояться, и что мы все можем погибнуть, и что у Кармиан длинные золотистые русалочьи волосы в локонах, а я всего-навсего маленькая и нескладная, а волосы у меня жесткие, как у лошади. Из-за всего сразу!

Он обнял меня, а я рыдала, прижавшись лицом к его длинной мантии с вышитыми на груди орлами. И на сей раз он молчал, и больше ни о чем не спрашивал, и даже не говорил, что мне нужно перестать плакать. Он не сулил мне, что все вскоре наладится. Не говорил, что завтра все станет куда лучше. Он только обнял меня.