Текст книги "Последний дракон"
Автор книги: Лине Кобербёль
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Война Пробуждающей Совесть
Я подняла флейту. Я, стоя посредине меж двумя мирами, играла, как в ущелье меж укрытыми снегом горными склонами, и здесь, в Стране Призраков, где звуки, сверкая среди серых стен, освещали их. Звуки флейты лились, словно плетя паутину, между скалами, тянули за собой невидимую нить. Они ткали, сплетаясь и прокладывая себе путь сквозь туманы Страны Призраков, в мире, где не было места бодрствующим и живущим. И звуки соткали сон.
Сон не из сладких. Это был сон, который хочется забыть, но сделать это невозможно. Никогда. Потому что не можешь забыть глаза своей матери, если хотя бы один раз заглянул в них. И ты не забудешь то, что она заставила тебя вспомнить.
Глянь-ка на меня!
Эти слова звучали негромко, но все слышали их в своем сне. А никто не может скрыться от своих собственных снов. Звуки флейты настигали людей, и взгляд моей матери находил их, как бы они ни пытались бежать. А глаза Пробуждающей Совесть – зеркало беспощадное.
Некоторые громко жаловались во сне. Другие кричали. Большая часть плакала, потому что уже шла жестокая война. И на этой войне случилось многое, что они охотно забыли бы.
– Я делал лишь то, что мне велели!
– Я думал, у нее есть нож. Верил в это!
Глянь-ка на меня!
– Я не ведал, что творю!
– И другие поступали точно так же! Не я этого желал!
– Он был еще хуже меня!
– Они не такие, как мы. Не люди, как мы!
Глянь-ка на меня!
Ничего другого, куда можно было бы взглянуть, не было, ничего другого, чего можно было бы избежать. Мало-помалу хор просящих прощения стих. А совесть набирала силу. Сильнее всего она мучила драконью рать, где ее так долго изгоняли. Там было от чего мучиться проснувшейся совести. Но и кланы были неспокойны. Скайа, и Лаклан, и Кенси. Там тоже были люди, кого охватил гнев, кто пытался уйти от воспоминаний, но глаза Пробуждающей Совесть не позволяли им освободиться.
Вспомни это. И не повторяй этого вновь!
Ведь если не вспомнить своих черных дел, как удержаться от них? Как сделать так, чтобы этого не случилось вновь?
Я опустила флейту. Приступ и укол тоски… и внезапно я поняла, что никогда больше не стану на ней играть. На других флейтах еще может быть, но не на этой. Она слишком многое могла. Она слишком многое знала.Мне несколько раз чудилось, будто флейта играет на мне, а не я на ней.
– Теперь они станут бояться меня еще больше, – тихо и скорбно сказала мама. – И тебя тоже.
Я кивнула:
– Я хорошо это знаю. Но пока есть хоть кто-нибудь, кто знает, что я всего-навсего девочка, жить можно!
Моя мать окинула меня быстрым острым взглядом.
– Ты встретила такого человека? – спросила она. – Того, кто знает это?
Как можно находиться меж сияющими серыми туманами в Стране Призраков за спиной бодрствующего мира, когда тебе всего тринадцать лет и лицо у тебя краснеет неудержимо? Значит, можно.
Я открыла глаза. Утро. Повсюду дневной свет.
Тано смотрел на меня.
– Ты вернулась? – осторожно спросил он.
– Да!
Голос у меня был такой хриплый, что я сама не могла разобрать слов.
– Это ты играла? – осторожно спросил он. – Звучало так, будто ты сама, но ведь ты… ты лежала там?
Я кивнула:
– Это была я.
– Я не заснул, – сказал он, – хотя флейта баюкала меня.
– Вообще-то сопротивляться сну нелегко.
– Если б я заснул, я не мог бы караулить тебя. И все равно, хоть я не спал, я все-таки видел ее.
– Мою мать?
– Да. Это… это, должно быть, была она. Ее глаза схожи с твоими.
– Это было неприятно?
– Это было не очень-то весело. Ведь есть кое-какие дела, которые хотелось бы позабыть.
– Жаль. Но это было необходимо всем. Иначе кое-кого, быть может, настигла бы месть.
– Ты имеешь в виду месть драконьей рати?
– Да! И если я сделала то, что хотела, то в драконьей рати не много найдется таких, кто сможет сопротивляться.
То было потрясающее зрелище. Оружие валялось грудами и поодиночке. На снегу сидели мужчины, закрыв лицо руками, и плакали. Другие в тревоге блуждали вокруг и больше напоминали привидения, чем людей. Некоторые, впрочем немногие, собрались назад, в Низовье, в свои дома в долине. Однако же большинство людей только стояли, глядя ввысь, и, похоже, не могли взять в толк, что им теперь делать.
– Нико?
Он стоял чуть выше на горном склоне и вглядывался в долину.
– Они бегут врассыпную, – произнес он.
– Ты ведь сам сказал. То была война, да такая, что ее не кончить оружием.
– Да! Я это говорил, но я все же не представлял себе, что ты, Дина, и твоя мать перевернули мир этой ночью. Все стало другим.
– Я вижу!
А он вообще старался не смотреть на меня. Он держался поодаль… Неужели он теперь боялся прикоснуться ко мне?
Я ужасно устала. Иначе я, пожалуй, не произнесла бы этих слов:
– Нико, я не ядовита!
Он хорошо знал, о чем я. Но сегодня мне не удастся выплакаться в его объятиях.
– Прости, Дина! Я сам не свой. Да и все мы сегодня такие!
Он коснулся моей щеки мимолетным движением, как обычно делал порой. Но я заметила, что это движение далось ему с трудом, и чуть было не расплакалась.
– Дракан по-прежнему там, – сказала я.
Он кивнул:
– Знаю. И теперь мне, пожалуй, позволят спуститься вниз и воздать ему по справедливости? И ты не назовешь меня самоубийцей?
Неужто он рассчитывал, что я улыбнусь?
Мне было не до улыбок.
– Возьми с собой Предводителя с его людьми, – сказала я.
– Я и сам думал об этом. – Он вздохнул. – По крайней мере, вокруг не будут бегать вооруженные дети, – произнес он. – По крайней мере, мы от этого избавлены.
Нас ждал сюрприз. Там, где недавно пронеслась лавина, уже была расчищена узкая тропа, а на тропе стоял строй детей-солдат. За ними плечом к плечу высился десяток рыцарей-драконариев. А за ними стоял Дракан.
Почему они по-прежнему охраняли Дракана? Почему от них не отделались, как от всех прочих? Рыцари-драконарии – этих, пожалуй, можно было понять. Ходили: слухи, будто Дракан позволял избранным прихвостням пить драконью кровь. Но дети?..
Я не спускала глаз с их угрюмых лиц. Так серьезны и решительны. Так непоколебимы в своей покорности. Это было так жутко, что и смотреть на них было невозможно, и отвернуться не было сил.
И потом я вдруг поняла, почему им было не совестно. Ведь они делали лишь то, что их заставляли считать правильным. Среди них были, возможно, дети гельтов, отнятые у своих родителей и воспитанные в духе того, что слово Дракана – закон. Что касается остальных… Быть может, тот торговец, что некогда продал Тано, не был единственным, у кого Дракан покупал детей.
Сражаться против этих маленьких мрачных воителей невозможно. Невозможно употребить власть, оружие и насилие против этих насупленных мордашек. Если ты – человек пристойный.
Оружие было действительно боевым. И не было сомнений, что дети пустят его в ход.
Нико стоял рядом со мной, и, сдается мне, мысли его были схожи с моими. Для него это было кошмаром, от которого, как полагал Нико, он избавился, – и вот он снова перед ним – цел и невредим. Против любого человека Нико было бы трудно поднять меч. А против ребенка он никогда не сможет пустить в ход оружие. Гнев Нико был так велик, что я почти ощущала его в воздухе, отделявшем нас друг от друга. Но что может он с этим поделать?
– Гнусный сатана! – пробормотала Кармиан и опустила лук, который держала наготове.
– Что тут поделаешь?
Даже Предводитель побледнел и стиснул зубы. Таким угрюмым я никогда прежде не видела его.
– Дракан не должен уйти, – молвил он. – Чего бы это ни стоило… мы этому помешаем. Если мы не убьем здесь это исчадье ада, он снова улизнет в Низовье, и тогда все было понапрасну. – Он повысил голос. – Обломайте наконечники стрел! – скомандовал он. – Бейте мечами плашмя! Быть может, нам удастся сломить их и никому не придется погибнуть.
Ручаюсь, что это «быть может» не понравилось Нико.
– Дракан!
Его возглас эхом отозвался меж скалистых стен, и, когда он воскликнул во второй раз, послышался ответ. Из кучки мелких и крупных телохранителей прозвучал голос, который я не забыла, даже если миновало уже два года с той поры, когда я слышала его в последний раз.
– Малыш Нико! Что ты делаешь здесь? Сидел бы ты, малыш, за стенами.
– Дракан, я хочу потолковать с тобой.
– Давай толкуй!
– Лицом к лицу!
– Ладно. Только, пожалуйста, подойди ближе! Если ты подойдешь один и без оружия, они, возможно, тебя пропустят.
Я сжала пальцы Нико:
– Не слушай его!
Кармиан, видно, пришла в голову та же мысль, потому что она вцепилась в его другую руку.
– Нико! Ему нельзя доверять!
– Я знаю! – ответил он. – Я ни на грош не доверяю ему. Однако же есть приманка, на которую он, возможно, клюнет, есть способ сделать это так, что нам не придется стрелять в детей.
– Какая же это приманка? – недоверчиво спросила она.
Он не ответил. Он лишь снова повысил голос:
– Дракан! У меня есть предложение. И вызов!
Вызов?
– Нико!..
– Молчи, Дина. В первый раз я знаю, что поступаю правильно.
Он встретил мой взгляд. Его глаза были спокойны и глубоки, и я знала, что он больше не боялся. В конце концов взгляд отвела я. Он не захотел обернуться, а я ничего не могла сделать, чтобы остановить его. Мне оставалось стоять там с оледеневшим сердцем и слушать, как Нико вызывал своего сводного брата на поединок, один против другого в Железном Кругу, как было в обычаях высокогорцев.
Дракан, ясное дело, достаточно изучил Высокогорье, чтобы знать, что это означало: Все, что здесь происходит, здесь и кончается. Никакого препятствия, никакой помощи и никакой мести!
Нико придется встать лицом к лицу с Драканом. Ему не придется с оружием в руках пробиваться сквозь строй детей.
Но если бы Дракан убил Нико, он мог бы покинуть Круг как свободный человек, и ни один высокогорец не посмел бы помешать ему.
– Неужто ты в самом деле осмелишься на такое, малыш Нико?
– Через час, Дракан! В Железном Кругу! Только ты и я!
Кармиан отшвырнула лук в сторону, в снег и закрыла руками уши, как ребенок, который не хочет слушать окончание страшной истории. Я никогда прежде не видела, чтоб она поступала так по-детски. Но слышали мы слова или нет, они все равно были сказаны. И не понадобилось много времени, прежде чем раздался ответ:
– Охотно! Но это будет не на жизнь, а на смерть, малыш Нико!
– Быть по сему! – произнес Нико.
Давин
Поединок
Вытоптанный снег. Круг мечей, воткнутых в снег. От меча к мечу веревка. Так выглядел Железный Круг Дракана и Нико. Нико поднял щит с гербом Ворона-Равна. Я поймал его синий взгляд. В нем была решимость, и все же смертной ярости в нем не было. Даже теперь он не был рад происходящему.
Астор Скайа предложил ему свою кольчугу, но Нико поблагодарил его и отказался.
– Если ты не привычен к тяжести, – молвил он, – то от кольчуги больше вреда, чем пользы.
Так что вместо кольчуги Астора на груди Нико была старая кожаная броня рода Скайа. Меч Каллана. Чужой шлем. Единственное, что было его собственным, – это щит, что сработал для него Тано, новый друг Дины.
– Сделай это теперь же, Нико! – бормотал я. – Соберись с силами!
Однако иметь мужество войти в Круг – это еще не все, необходимо также мужество, чтобы сражаться!
– Вид у него не для боя, – сказал Каллан. – Если б он верил в победу, он бы должен выглядеть иначе.
Дракан, похоже, уловил настроение Нико. Откинув голову назад, он засмеялся.
– Бедный малыш Нико! – глухо произнес он. – Лучше было бы тебе сидеть и писать цифры на аспидной доске!
С этими словами он кинулся вперед, да так стремительно, что в толпе зрителей пробежал шум, а Дракан попытался рубануть Нико по ногам. Нико отскочил в сторону.
– Он хотя бы хорошо прыгает, – пробормотал Ивайн.
Но я знал, что этого недостаточно.
Когда я услышал о поединке, я сидел на каком-то сундуке в крепостном дворе и в первый раз за много месяцев вновь ощущал себя самим собой. Лихорадка исчезла. И тот сон, что охватил нас всех той ночью… он затронул меня куда меньше, чем остальных. Случилось ли это из-за того, что я был сыном своей матери и всю жизнь прожил бок о бок с силами Пробуждающей Совесть? Быть может. Но я думал, что тут было нечто большее.
– Вид у тебя куда лучше, – сказала Роза. – Тебя больше не лихорадит?
– Нет!
Она слегка покосилась на меня:
– Найдется ли на этом сундуке место еще для одной?
Я удивленно поглядел на нее. Потом подвинулся.
– Пожалуйста!
– Я слышала, будто… Правда ли, что Дракан заставил тебя пить драконью кровь? Для того чтобы ты делал, что хочет он.
– Да, это так. Во всяком случае, в самый первый раз. Но потом-то никто не принуждал меня…
– Ты больше не станешь этого делать, верно?
– Дракон мертв, так что… нет!
Но даже если б этого не было, в голове моей больше никаких голосов Шептунов не слышалось. И внезапно понял, почему я чувствовал себя куда лучше.
На свете было так много людей, страшившихся моей матери и сестры, – теперь больше, чем когда-либо. Но когда ты хоть раз побывал в когтях Наставника, когда ты хоть раз побывал в Зале Шептунов, то знаешь, как велика разница. Ведь мои мать и сестра невероятно умелы в пробуждении людской совести. Однако они не пытались принудить тех же людей ненавидеть самих себя. Они не пытались сокрушить их. Они хотели лишь, чтобы те вспомнили и признались в том, что они сотворили, а потом, в другой раз сделали бы другой выбор.
Моя мать не была каким-то там Наставником, – напротив, я думаю, что сон, который мне приснился, заткнул в конце концов рот Шептунам и их неумолимым уверениям, будто все, что бы я ни делал, было плохо и нельзя заслужить прощения. Наверняка я совершал в своей жизни глупые и несправедливые поступки, но мне не было нужды ненавидеть самого себя. Нужно было только учиться на своих ошибках и пытаться в другой раз поступать лучше.
– Почему ты улыбаешься? – спросила Роза.
Я задумался. А потом сказал:
– Ты помнишь, как Киллиан вправлял мне лодыжку?
Она вздрогнула:
– Еще бы не помнить! Это было ужасно!
– Ну да, когда он вправлял… Потом-то я почувствовал настоящее облегчение – впервые за долгое время. Вот такое же ощущение теперь и в моей голове. Словно что-то там было вывихнуто, а сегодня вправлено куда надо.
Она уставилась на меня:
– Ты не в своем уме!
– Ну да!
– И прекрати соглашаться со мной!
– Тебе что, нравится со мной ругаться?
– Да!
Глаза ее так чертовски сверкали, что я набрался смелости и сказал:
– И вправду!
Я слегка прижался к ней. Взбесится ли она, коли я попытаюсь поцеловать ее? Можно ли вообще целовать свою названную сестру? Ну, если сильно хочется?
И тут вдруг появился Ивайн, нет, примчался прямо на двор крепости.
– Где Каллан?
– Там, в лазарете.
– Он встает?
– Понемножку! А зачем это?
– Он, Равн, вызвал Дракана на поединок. В Железном Кругу. И почему-то Никодемус желает просить Каллана о прощении. За… за все и на всякий случай уверенности ради.
Было так, что больше всего нападал Дракан. Ударом за удар гонял он Нико по всему Кругу, меж тем как Нико отвечал, отражая удары мечом, либо подставляя щит, либо увертываясь и отступая в последний миг в сторону. Он был быстр, и это на какое-то время могло сохранить ему жизнь. Но если он не начнет нападать сам…
Высоко-высоко над выступом скалы небо было грозово-серым, будто сланец. Однако временами все же у края туч мелькал луч солнца. Снег, мечи и щит Нико искрились. Вдруг по другую сторону Круга я увидел Кармиан. Ее лицо ничего не выражало, но вокруг нее было как-то пустовато, словно народ даже в такой давке хорошо понимал, что нельзя подходить к ней ближе.
Уда-а-а-р! Меч о меч! Нико отразил выпад Дракана и быстро увернулся. Вот тут он сделал свой выпад, да так, что чуть не задел незащищенную ногу Дракана. Тот едва успел отразить удар. Это был первый промах Дракана. Но затем он отпрыгнул назад и снова был готов к бою.
– Вот как! – лишь чуточку задыхаясь, произнес он. – У малышки-мышки и вправду имеются зубки – она желает поиграть в кошки-мышки!
Нико не произнес ни слова в ответ. Он не был молчуном, но не сказал ни слова с тех пор, как начался поединок.
Он пошел на Дракана. Дракан направил удар прямо в голову. Нико отразил удар щитом, но Дракан теснил его, до тех пор пока они оба не очутились лицом к лицу. Их разделяли только щиты.
Я даже не заметил, что произошло.
Нико негромко выдохнул, но когда они вновь разошлись, то щит Дракана упал на землю.
– Что там? – спросил я.
А Дракан пятился прочь от Нико. Он не пытался поднять упавший щит, он лишь держался как можно дальше от Нико. И… разве это не кровь на его руке? Да, рука, которой он держал щит, была окровавлена! Вот почему он больше не нападал!
И тогда Нико начал его теснить. Он забыл об осторожности. Он бросился вперед так, словно удар, который мог нанести ему Дракан, не имел никакого значения.
– На снегу кровь, – произнес вдруг Каллан. – Кто из них ранен?
– Сдается мне, это Дракан, – ответил я. – Его рука, которой он держал щит, в крови. Не поэтому ли так яростно нападал Нико?
Но тут Нико чуть не споткнулся. И никакой причины для этого не было. По другую сторону Круга я увидел Кармиан, которая подносила пальцы ко рту, словно сдерживала рвавшийся наружу крик.
– Неужто малец начинает уставать? – спросил Ивайн. – С виду он чуть не падает с ног.
– Нет! – возразил я. – Там что-то неладно.
Нико так быстро не уставал, это я знал еще со времен сарая Мауди у нас дома.
Дракан тоже увидел это. Он перестал пятиться. Казалось, он только и ждал этой минуты.
– Ты устал, малыш Нико? – мягко спросил он. – Очень хочется спать? Тогда подойди сюда!
Нико не мог поднять щит, и я видел, как дергалась его рука, державшая меч, дергалась так, будто ее сводила судорога. Шлем соскользнул ему на глаза, и, когда Нико попытался щитом подвинуть шлем обратно, тот свалился. Всё. И будь я Дракан…
– Выходи же вперед, Нико! – прошептал я. – Всего один хороший удар…
Дракан поднял свой упавший щит. Потом он выступил вперед, и что-то было в его движениях, говорившее: это нападение последнее. Дракан не очень-то пытался уворачиваться от выпадов Нико, он разил его и щитом, и мечом, и Нико пришлось отступить. Он пошатнулся и упал.
– Нет!
Голос Кармиан прорвался сквозь шум, но она была не единственной, кто кричал. Потому что если Дракан убил Нико…
Но для Нико конец еще не наступил. Его меч взметнул снег, и тут внезапно настал черед Дракана пасть на колени. Один его сапог выглядел как-то странно – весь в пятнах; и думается, что в отчаянном выпаде Нико перерезал ему сухожилие. Нико бросился вперед и, навалившись на Дракана, опрокинул его. Какой-то миг они лежали молча; Нико наполовину на Дракане, и я видел, что Нико приставил острие меча к горлу Дракана.
– Давай! Давай! – шептал я, стиснув зубы. – Чего ты ждешь?
И тут послышался голос Дракана – голос холодный и растягивающий слова так, будто это он лежал сверху.
– Ты-ы что-о, все-е же-е не-е сме-е-ешь, малыш Ни-и-ко? Не-ет, этого ты-ы не-е сделае-ешь.
– Нет! – отрезал Нико. – Я хоть и глуп, но все ж не настолько!
Меч опустился. И Дракан не произнес больше ни слова.
Кое-кто ликовал. Но не я. Я нырнул под веревку и, хромая, проковылял как можно быстрее к Нико.
– Нико? Нико, что-то неладно? Что?
Потому как он не поднялся на ноги. Он лежал так, словно надумал никогда больше не подниматься.
– Что с тобой? – Кармиан упала на колени рядом с Нико. – Нико, что с тобой?
Нико не произнес ни слова. Ему хватало дела, ведь он изо всех сил пытался дышать. Ответ нашел Каллан: окровавленный кинжал валялся в снегу – кинжал с изображением дракона на рукоятке.
– У Дракана был кинжал, – сказал Каллан. – Он опустил щит, чтобы вытащить его. Поэтому у него была окровавлена рука. Это была кровь Нико. А потом ему вовсе не нужно было рисковать, – горько вымолвил он. – Ему требовалось отступить назад и подождать, пока Нико упадет от потери крови.
Внезапно в Железном Кругу оказалась Дина, лицо ее застыло и побледнело от страха.
– Давин!.. – произнесла она. – Он… куда его ранили?
Ивайн уже вытащил свой нож и собирался перерезать ремни, державшие кожаную броню. Нико едва слышно что-то возражал.
– Мы просто поглядим, как твои дела, малец! – молвил Каллан. – Быть может, это окажется куда хуже, чем ты думаешь.
Но когда с Нико сняли кожаную броню, мы увидели, что одна сторона его рубашки пропитана кровью. Каллан выругался.
– Удар под мышку, – сказал он. – Это рана, которая… – Он поймал испуганный взгляд Дины и спохватился: – Эта рана не из легких.
Кармиан отвернулась. Она стояла спиной к нам, склонив голову, словно все происходящее ее не касалось. Но я слышал ее голос, когда Нико упал, и я не верил ее равнодушию.
– Матушка поможет ему, – сказала Дина. – Отнесите его в дом. Тут слишком холодно.
Нико не терял сознания. Он тяжело дышал, а лицо его было не просто бледным, оно синело. Губы были синими, как у ребенка, который слишком долго пробыл в воде.
– Больно? – спросил я, чувствуя огромное желание поддать самому себе изо всей силы.
– Глупый… вопрос, – прошептал Нико.
Четверо из клана Скайа подняли его и положили на носилки, а он закрыл глаза, издав полузадушенный стон.
– Пусть… Хорошо бы… все вскоре кончилось.
Они внесли его в дом, и мама выгнала нас всех за дверь. Всех, кроме Дины и Розы. Я, хромая, вышел на двор и стал пинать снег здоровой ногой. Почему, черт побери, он не поостерегся. Ведь он научился биться на мечах.
Я ходил взад-вперед по двору крепости. Потом направился обратно к Железному Кругу, где Дракан так и лежал в снегу, окруженный толпой зевак, которые не могли взять в толк, что им делать. Там был и Каллан, и он успокаивал самых гневных.
– Что говорит твоя мать? – спросил он.
– Еще ничего, – ответил я, не зная, хороша ли эта весть или плоха…
Я кивнул Обайну, который вместе с другими рыбаками из Арлайна не спускал глаз со своего мучителя.
– Что с этим-то делать? – спросил Обайн, кивнув в сторону Дракана.
– По мне, так пусть орлы склюют его на здоровье, – стиснув зубы, сказал я.
Но Каллан покачал головой.
– Нет! – молвил он. – Мы люди честные. Отнесите его лекарю в лазарет и поставьте у двери караульного, чтоб никто не натворил беды.
– Какой беды?
– Многим он причинил горе, – ответил Каллан. – Отомстить мертвому – это недобрая месть, и потом им пришлось бы стыдиться самих себя.
Я подумал: что-то недостойное в том, что тело Дракана лежит рядом с Нико, меж тем как Нико борется за свою жизнь.
Но когда Каллан что-то говорил, обычно все делалось по его желанию. Этому я выучился давным-давно.
Под вечер ко мне вышла Дина.
– Приведи Кармиан, – сказала она, и голос ее был такой слабый, усталый и робкий, что я испугался еще больше, чем прежде.
– Это еще зачем? – спросил я, и голос мой прозвучал куда резче, чем мне хотелось. – Что ему от нее надо?
– Поговорить с ней. Давин, только сделай это непременно.
Кармиан стояла на крепостной стене, глядя поверх снега, и сутолоки, и голов многих людей, которые по-прежнему неподвижно мерзли, сидя там у своих костерков.
– Глянь-ка на них, – вымолвила она. – Теперь им не за что взяться, когда больше нет никого, кто сказал бы им, когда можно перевести дух.
Голос ее был горек, как сок цикуты [23]23
Цикута —ядовитое растение семейства зонтичных.
[Закрыть], и как раз теперь она больше не походила на русалку. Скорее на привидение. Я никогда не видел ее такой бледной.
– Он хочет поговорить с тобой, – сказал я.
– Вот как, он этого хочет? Я, по правде говоря, не знаю, хочу ли я говорить с идиотами, у которых нет ума, чтоб увернуться от несчастного ножа.
– Ведь он не знал…
Но Дина начала уже спускаться по лестнице, так что она, ясное дело, не думала так, как говорила.
Я шмыгнул в дом. Я понимал, что матери и Дине надо бы отдохнуть от своих трудов, но сейчас они, наверное, закончили перевязывать рану Нико. И если Кармиан позволили войти в палату, я тоже хочу туда вместе с ней. Нико, что ни говори, был и моим другом.
Нико не лежал плашмя, как я представлял себе, а сидел, прислоненный к стене. И как только я вошел, так тут же услышал хрип. Это Нико дышал. Я и сам начал задыхаться, слыша его хрипы, и чуть не раскаялся, что пришел вместе с Кармиан. Почему Нико так дышал? Неужто нож поранил легкое? А быть может, он помирает? Я не в силах был отогнать эту мысль, хотя и не хотел так думать. «Он сильный», – уговаривал я сам себя. Да и нож этот был не такой уж и длинный.
Кармиан стояла подле кровати Нико и глядела на него.
– Идиот! – произнесла она вполголоса.
– Да! – вздохнул он. – Прости. Но… Дракан… Он. Мертв. – Нико едва выдыхал слова по одному. Трудно было понять его.
– Ты полагал, я стану хлопать в ладоши? Ликовать? Приглашать на праздник?
В голосе Кармиан по-прежнему слышался гнев, словно Нико совершил нечто непростительное. Мне и самому очень хотелось назвать Нико идиотом и выругать за то, что он не защищался как следует, но ведь это было бесполезно.
Не знаю, заметил ли Нико ее злобу. Что-то он хотел сказать, и это отнимало все его силы.
– Ты. Владетельница замка. С этого дня.
Что? Я бросил отчаянный взгляд на Дину.
Резкими движениями сматывала она бинт, будто была так же зла, как Кармиан. Но в глазах ее стояли слезы.
– Они договорились, – тихо вымолвила она. – Брачный договор вступает в силу, когда Дракан умрет. И вот он умер.
Я переводил взгляд с Нико на Кармиан. Ну какая из нее жена? Вид у нее был скорее такой, словно ей хотелось высечь его.
– Брачный договор? – пробормотал я.
– Ей хотелось быть хозяйкой замка.
Дина укрепила свободный конец бинта, положила его в корзинку и не глядя потянулась за следующей повязкой.
– Хозяйкой замка? – Кармиан глядела на Нико. – Тебе хочется, чтоб я стала хозяйкой замка?
– Да!
Слово было все равно что вдох, но все его расслышали. Его волосы были такими мокрыми от пота, что блестели, и я только догадывался, как ему больно. И все же он не сводил глаз с Кармиан. И продолжал смотреть на нее до тех пор, пока не сказал то, что хотел.
– Почему?
– Ты. Понимаешь. Малыши. И ты. Сильная. – Ему пришлось ненадолго замолчать. – Сильная. Достаточно… Хитрая достаточно. Чтобы. Объяснить. Им. Взрослым.
Она фыркнула гневно и отчаянно, и было в этом звуке что-то еще, чего я не понял.
– Да! Слова-то хороши. Но если ты, Нико, сегодня умрешь, дадут ли мне исполнить твою волю – въехать в Дунарк хозяйкой? Они взвоют от зависти, станут сопротивляться. Они никогда не признают, не примут меня.
– Оставь. Их. Пусть. Воют.
Он сделал легкое движение рукой, и моя мать явно его поняла. Она протянула Кармиан листок бумаги:
– Он поставил на бумаге свою печать. Это законное неопровержимое свидетельство. Он прав, пусть их воют, но им ничего не поделать.
Кармиан смотрела на бумагу так, словно думала: она ее укусит. А потом сказала:
– Это же завещание!
Он кивнул – неуловимо короткий кивок. Он с величайшей скупостью использовал остававшиеся у него силы, будто старый скряга, что рассчитывает каждый грош.
– Ступай. В Дунарк. К одному. Гельту. В город.
Я ничегошеньки не понимал. Но Кармиан-то его понимала.
– Я не могу сделать это! Ты видел их там? Им даже в голову не придет отправиться домой без приказа. И ты думаешь, будто они могут решать, кому ими править? Нико, они этого не могут!
– Ты. Научишь. Их.
– На это уйдут годы. Вся жизнь уйдет на это!
– Да.
Он так долго глядел на нее, что она поняла: он так и думал, этого он и хотел. Этого он от нее и требовал. Вид у Кармиан был сокрушенный.
– Нико! Ты не можешь так поступить! Ты не можешь только… ты не можешь…
Мать беспокойно шевельнулась. Я знал, что она внимательно следит за Нико, за каждым признаком его усталости, за каждым самым мелким знаком грозящей ему опасности. Кармиан, заметив ее беспокойство, повернулась к ней:
– Ты спасешь его!
– Я делаю все возможное, чтобы помочь ему, – ответила мать.
Но то, что она вообще позволила Нико столько говорить, когда ему так худо… Я хорошо знал: она поступала так потому, что это нельзя было откладывать на завтра. И быть может, Кармиан тоже знала это.
Она снова глянула на Нико.
– Тебе это непонятно? – спросила она. – То, о чем ты просишь, – невозможно!
Он так долго молчал, что я было подумал: у него вообще нет сил. Но он собрался с духом:
– Ты. Сможешь!
И тут он закрыл глаза, а мать снова выгнала всех.
Весь вечер Кармиан ходила взад-вперед по крепостному двору, словно волк в западне. Вообще-то мне и самому этого тоже хотелось, но моя лодыжка по-прежнему болела. Мне пришлось молча сидеть и ждать.
– Пусть он только посмеет! – стиснув зубы, молвила Кармиан. – Пусть только посмеет умереть!
– Сдается мне, тебе не терпится стать хозяйкой замка? – горько спросил я. – Разве не это говорила Дина?
Она на миг остановилась, глядя на меня. Сегодня ее глаза были серыми, зелени в них не осталось совсем. Она помолчала, а потом ответила:
– Только с ним…
Уже начало светать, когда к нам вышли мать с Диной. Вид у обеих был смертельно усталый, а на лице у Дины были мелкие брызги крови, и большие пятна на белой блузке матери. Но хуже всего было то, что ни одна из них не смотрела мне в глаза.
– Я в горе, – сказала мать. – Мы сделали все, что в наших силах. Но этого было недостаточно.
Дина не произнесла ни слова. Она лишь смотрела на Кармиан.
Несколько кратких мгновений они смотрели друг другу в глаза.
А потом Кармиан повернулась и побежала по крепостному двору, вверх по лестнице к караульному мосту. Она прислонилась к брустверу, и даже издалека я видел, как содрогались ее плечи. Она плакала и плакала так, словно слезам ее конца не будет.
И только по-прежнему, будто окаменев, стояла, не произнося ни слова, Дина.