Текст книги "Последний дракон"

Автор книги: Лине Кобербёль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Могила героя

Два дня спустя мы хоронили его. Был тихий, морозный, ясный день, и туман наконец-то исчез. Обитатели замка и крепости стояли так безмолвно и неподвижно, что можно было подумать: они – каменные изваяния, если бы не их дыхание, что отчетливо виделось в холодном воздухе.

Шесть человек, чтобы нести его. Я бы охотно подсобил, но нога моя по-прежнему болела, и я не мог бы это сделать, не хромая. Астор Скайа и Ивайн Лаклан шли с носилками на плечах первыми.

Они облачили его в броню и шлем и положили сбоку меч, а щит, сработанный Тано, на грудь. По-прежнему видны были следы ударов, полученных во время поединка, – следы меча Дракана. Я лишь мельком разглядел его лицо, наполовину скрытое шлемом, лицо уже чужое и странное – уже не лицо Нико.

И меня охватило такое желание громко закричать и рассказать людям, что все это сплошная ошибка. Он вовсе не был таким. Они заставили его стать солдатом, а на свете не было ничего, что Нико ненавидел больше этого. Но так погребали героев, а Нико был мертвым героем.

Он бы разозлился на все это. На бой барабанов и звуки труб и фанфар, на все эти мундиры. Думается, только слова Дины, сказанные напоследок, пришлись бы ему по душе.

– Он говорил, что я должна рассказать вам о его последней воле, – произнесла она, и голос ее отчетливо прорезал воздух, хотя она не кричала. – У Дома Равнов нет больше наследника-мужчины. Дунарк остается без князя в замке-крепости. Однако же Нико желал бы… Никодемус Равн вступил в брак с Кармиан Гельтерс, и он изъявил свою волю: она станет владетельницей замка-крепости и будет править замком-крепостью и городом Дунарк. Это написано для тех, кто умеет читать, и заверено его печатью. Но я прошу всех вас подойти сюда и убедиться, что я говорю правду.

Кармиан стояла рядом с Диной, одетая в черное. Я впервые видел ее в юбке. Но хотя все не спускали с нее глаз, лицо ее не менялось. Она стояла прямая как свеча и глядя перед собой, но мне все же почудилось, будто она походит на хозяйку замка, да такую, которую не проведешь, с которой шутки плохи. А кроме того, когда ты глядел на Дину, ты знал, что каждое ее слово – правда, точь-в-точь такая, какую произнес бы Нико.

– Мы – свидетели этого! – торжественно и веско произнес Астор Скайа. И кое-кто из мужчин, в том числе из кланов Скайа, Кенси и Лаклан, ударили клинками о щиты, чтобы выразить свое одобрение воле усопшего.

– Спасибо, – проговорила Дина.

Я видел теперь, что она плакала, в первый раз с тех пор, как они с матерью вышли из палаты для хворых с безнадежной вестью. А потом Дина произнесла так тихо, что ее услышали только те, кто стоял совсем близко:

– Мне будет недоставать его.

Дел было невпроворот. Так наверняка бывает всегда после войны. Люди, у которых больше не было дома, люди, у которых больше не было работы или своего места на земле. Люди, которые утратили либо многое, либо всё… Четырнадцать рыцарей-драконариев остались в живых, нам это было известно. Трое из них, пользуясь суматохой, бежали, а одиннадцать сидели в острожных казематах Астора Скайа.

Обайн получил обратно свою Маери и возвратился домой в Арлайн. Портовый Местер заручился обещанием Мауди Кенси помочь ему в постройке нового судна. По взгляду Мауди я понял, что мне предстоит стать частью этой помощи. Кармиан и Предводитель собрали жалкие остатки драконовой рати и направили их в Низовье. Было и сопротивление, но большей частью ратники обрадовались тому, что у них снова есть кого слушаться. Я слышал, что они дали Кармиан прозвище – Львица – и заранее гордились ее строгостью. Думается, Нико был прав: она станет достойной владетельницей замка-крепости. Не такой, с которой можно быть запанибрата, но достойной. Может, даже лучшей, чем был бы сам Нико.

Я не мог с этим примириться. Мне казалось: это так несправедливо. Все остальные могли вернуться домой, но только не он…

Минуло еще два дня, прежде чем мы сами смогли возвратиться в Дом Можжевеловый Ягодник.

– Рикерт отправится с нами, – сказала Дина. – И Тано тоже.

Рикерт, да, это понятно. Но Тано?

– Кто этот Тано?

– Подручный Рикерта, – ответила Дина. Но, сказав это, она покраснела, и опять я не понял, что это значит на девичьем языке.

– Пусть только вздумает тебя обидеть, – сказал я.

– Не вздумает, – ответила она и сделала вид, будто эти слова ровно ничего не значат. – Однако же, Давин!..

– Да.

– Есть еще одно… Я знаю, ты разозлишься. Но тебе придется пообещать мне, что ты не скажешь ни слова вообще, покуда мы не окажемся в Доме Можжевеловый Ягодник.

– Это еще зачем? – подозрительно спросил я.

– Пообещай мне это!

И она поглядела на меня так, что я понял: сегодня с ней шутки плохи.

– Ладно, я обещаю. Но о чем я должен молчать?

– Идем со мной!

Она потянула меня к тем саням, которые Астор Скайа одолжил нам для поездки домой. Сани были прикрыты чехлом из парусины, так чтобы пассажирам снег не падал на голову. Каурая кобыла, которую Дина подобрала где-то по дороге, была запряжена в сани и ожидала лишь знака, чтобы тронуться в путь.

– Он обещал? – спросила мама, сидевшая на облучке.

– Да!

– Хорошо! Тогда пусть заглянет туда.

Я не понимал, что означает все это таинственное запугивание, весь этот таинственный торг. Не понимал, пока не откинул край парусинового чехла в сторону.

На одном сиденье, закутанный в одеяла и шкуры, лежал Нико. И вид у него был не очень-то здоровый. Но все же он был жив!

Поначалу я был так потрясен, что мне пришлось сесть. А потом я пришел в ярость:

– Как могли вы меня обмануть? Как вы могли врать?

– Ты обещал ничего не говорить, пока мы не окажемся дома! – молвила Дина.

– Но… почему?

– Потому что я сказал твоей матери: мне лучше умереть, чем быть князем – владетелем замка-крепости остаток своей жизни, – произнес каким-то срывающимся голосом Нико.

– Бывает порой, что разница между жизнью и смертью не очень-то велика, – сказала мама. – И если не хочешь жить, легко умереть. Но Нико сумеет жить дальше.

– Но… Дина плакала…

У Дины по-прежнему был скорбный вид.

– Он не может оставаться здесь, Давин. Как только он будет здоров, ему придется уехать. В такое место, где никто и слыхом не слыхивал о Никодемусе Равне и никто никогда не признает его. И дальше он будет жить по правде.

Но тут меня осенила другая мысль:

– Однако… Мы похоронили тебя. Я видел это!

– Нет, – ответил Нико. – Вы похоронили Дракана. Моего сводного брата, у которого теперь будет красивая гробница, как и подобает князю. – Он осторожно кашлянул. – Это, знаешь, такая запоздалая справедливость.

Я не был уверен, что с ним согласен, когда думал о том, что Астор Скайа и Кармиан уже вовсю занимались планами подготовки достойной героя могилы со статуей и всем прочим.

Нико и Дракан. Дракан и Нико. Я ведь хорошо знал, что они братья, что они из одной семьи, хорошо знал, что они походили друг на друга.

А Нико такая могила не понравилась бы. Значит, Нико был прав.

Дина

Снежки

Дом Можжевеловый Ягодник стоял с крышей, занесенной снегом, и был все такой же. Даже овцы вернулись назад, потому что Мауди пригнала их домой накануне вместе со всеми. Немного больше потребуется времени, прежде чем мы приведем Кречета и Шелковую домой из Фарнеса, где они по-прежнему медленно жевали сено на конюшне у Портового Местера.

– Чудно! – сказала я. – Все кажется таким обычным.

– Повезло вам, что солдаты-драконарии так и не добрались в такую даль! – ответил мне Тано.

– Да!

И нам ведь вправду повезло – многие возвращались к развалинам, точь-в-точь как мы когда-то в Березках. Но на самом деле я вовсе это не думала… Случилось столько всего, и казалось просто удивительным, что Каменный Круг по-прежнему стоял на своем обычном месте, что конюшня, и овечий загон, и яблони еще стояли как тогда, когда мы тронулись с места. Хотя теперь все изменилось по сравнению с тем временем, когда мы тронулись в путь.

Каллан одолжил лошадь у Мауди, и, даже если моей матери не хотелось, пусть бы он ехал в санях, как Нико. Каллан сам решил, что у него достаточно сил скакать верхом. Я видела, как его взгляд все время блуждал, перебегая с одного гребня холма на другой, словно у охотничьей собаки, что выслеживает добычу. Он по-прежнему охранял нас. Маму и нас всех.

– Дракан мертв, – сказал я только для того, чтобы услышать, как звучат эти слова.

– Да, – ответил Каллан, – но несколько рыцарей-драконариев скрываются где-то, так что будем осторожны.

Рикерт также оглядывался вокруг, но по-другому, нежели Каллан.

– Это холм? – спросил он.

– Да!

Холм было нелегко разглядеть под снегом, но все же можно различить его, будто тень посреди всей этой белизны.

– Так, может, построить кузню там, по другую сторону яблоневого сада?

– Это нетрудно, – заметила мама, – если ты уверен, что как раз здесь тебе хочется остаться. Мы были бы рады этому, но люди в Березках не придут в восторг, потеряв своего умельца-кузнеца.

Рикерт проворчал:

– Они наверняка найдут другого! Теперь, когда Дракан не прибирает к рукам хороших мастеров… Да и для меня не так уж важно вернуться домой. – И добавил: – Теперь…

Он имел в виду – теперь, когда Эллин мертва. И когда я подумала об их запущенном доме и о самом Рикерте, напоминавшем неухоженного коня в тот вечер, когда мы пришли, я прекрасно поняла его. И я вовсе не была недовольна. Кроме того что Рикерт был мне по душе, ведь был еще и Тано.

Казалось, будто он заметил, что я думала о нем.

– Не пойти ли нам… распрягать лошадей? Есть кое-что, о чем мне хотелось бы потолковать с тобой.

Роза посмотрела на нас с любопытством, но не сказала ничего. Да и в тот же миг ей тоже пришлось отвлечься, потому что Давин кинул ей вслед снежок и угодил прямо меж лопатками.

– Бестия! – молвила она и спрыгнула с саней еще прежде, чем они окончательно остановились. – Ну, погоди! – Наклонившись с быстротой молнии, она кинула ответный снежок прямо в лицо моего старшего брата.

– Я тоже с вами! – закричала Мелли, – Я тоже хочу вместе с вами!

Прошло некоторое время, прежде чем мы распрягли лошадей, и даже Рикерт успел бросить несколько снежков, прежде чем война снежков стихла. Это матушка приостановила нас и напомнила, что в доме пора разжечь огонь и подготовить все к ужину и что Нико вредно оставаться на холоде дольше, чем необходимо.

Только после ужина Тано снова попытался заговорить со мной.

– Не пойти ли нам глянуть на лошадей? – спросил он.

Я покраснела. Если б я, черт побери, покончила с этим. Но он этого не заметил, у нас была зажжена лишь простая лампа, да еще огонь в очаге.

– Это можно! – ответила я.

И на этот раз нам удалось выскользнуть тайком, да так, что никто, кроме Розы, этого не заметил, а она лишь улыбнулась такой чуточку издевательской улыбкой, мол, знаю-знаю, в чем тут дело.

На дворе было звездно, и стоял трескучий мороз, и снег хрустел у нас под ногами. Тано остановился посреди двора и перестал притворяться, будто интересуется конюшней.

– У меня есть что-то для тебя, – молвил он. – Из олова. Ведь серебра у нас нет.

То была… нет, не просто пряжка. То было украшение. Украшение для волос в виде бабочки. Легкое и в то же время крепкое. Да еще с тремя булавками вместо одной.

– Тут три булавки!

– У тебя такие густые волосы, – сказал он, – вот я и подумал, что три будут держать лучше. Тебе бабочка нравится?

У меня в глазах стояли слезы. Пряжка была красива, по мне так слишком красива. Но это для меня он сработал ее. Он смотрел на мои волосы, а потом отлил ее, да так, что даже мои жесткие волосы будут лежать красиво. Это было лучше всего. То, что он столько увидел и столько передумал.

Я вообще не в силах была вымолвить ни слова. Я только кивнула. Но, думается, он видел, как я обрадовалась.

– Можно я приколю ее? – спросил он.

Я снова кивнула. Его руки были очень легкие, хотя такие большие. Не знаю, часто ли он прикасался к волосам какой-нибудь девочки, но приколол он пряжку и впрямь осторожно.

– Благодарствую! – сказала я.

Он только улыбнулся в ответ. Он был рад моей радости.

Вдруг я подумала о Кармиан. И я не знаю почему, но эта мысль чуть не заставила меня плакать.

– Что такое? – спросил Тано. – Теперь ты вдруг опечалилась.

– Это только… Кармиан. Думаю, она и вправду любит Нико. Или любила. Или… Это сбило ее с толку, ведь Кармиан знать не знала, что Нико жив. Она говорила, что хочет стать владетельницей замка-крепости и что ей все равно, по душе она ему или нет. Но по мне… не думаю, что это все равно. А теперь… Теперь она – на дороге в Дунарк, чтобы править там замком-крепостью и городом, которыми не пожелал владеть Нико. Однажды Мейре сказала, что мы принесем друг другу и Зло, и Добро. Мы с Кармиан. Но заставить ее думать, что Нико умер, даже если она и стала владетельницей замка-крепости… то было, пожалуй, самое большое Зло, какое я могла причинить ей; Нико говорил, что это необходимо как ради самой Кармиан, так и ради Дунарка, но все равно это было жестоко.

– Что станет делать Нико, когда будет здоров?

– Он хочет стать Наставником. Он хочет учить детей читать и считать и… и, думаю, полагаться на самих себя.

– Это доброе занятие.

– Да! Я бы лишь хотела, чтоб его доброе занятие было чуть поближе к Баур-Кенси.

– Это было бы опасно для него. Раньше или позже его бы узнали. Достаточно худо и то, что столько людей уже знают, что он жив. Сколько времени, по-твоему, такая маленькая девочка, как Мелли, сможет хранить эту тайну?

– Мелли будет молчать. Я уверена.

Он долго глядел на меня.

– Коли б ты могла… – неуверенно и медленно сказал он. – Коли б ты была старше, ты б тогда уехала с ним?

Я покачала головой, и это легкое движение заставило меня почувствовать вес моего нового украшения и непривычное ощущение того, что волосы лежат как полагается.

– Нет! – ответила я.

Что с того, что я хочу быть себе хозяйкой, – это ведь не значит, что мне нужно бежать из дому.

Давин

Новый кузнец

Зимой было трудно заняться постройкой новой кузницы. Пока что Рикерт и Тано жили у Мауди и делили мастерскую с Местером Маунусом, и Мелли радовалась этому. Она бросалась в объятия Рикерта всякий раз, когда видела его, и повисала на нем так, что я не мог понять, как он это выдерживает. Но он не жаловался…

А вот что однажды сказала Роза. И я не знаю, понял ли я ее. Поди пойми, что знала Роза.

– Можно подумать, она – его собственное дитя, – сказала Роза. – Глянь-ка на них!

«Можно подумать, она – его собственное дитя». Это заставило меня поразмыслить. Я думал много дней, и в конце концов мне удалось застать Рикерта в одиночестве у горна в мастерской Местера Маунуса.

– Рикерт, почему ты, собственно говоря, решил отправиться сюда, в горы?

Он отложил молот в сторону и отер лоб краем кожаного фартука.

– Ведь нужен же кто-нибудь родной, – молвил он. – Эллин умерла, и что же мне – оставаться одиноким?

– Ты всегда любил Мелли. Так почему бы мне не спросить тебя прямо?

Он невольно улыбнулся:

– Да! Эллин, если помнишь, тоже любила ее. У нас ведь никогда своих детей не было.

– Рикерт!

Пожалуй, он что-то услышал в моем голосе.

– Ты говорил со своей матерью? – спросил он.

– Нет!

– А стоило бы.

– Я бы лучше потолковал с тобой.

Он вздохнул:

– Тогда ладно! Хочешь спросить о чем-то, спрашивай.

– Ты – отец Мелли?

Сначала он не ответил ни слова. Потом глотнул воды из черпака, а затем молча протянул его мне.

– Ведь твоя мать так хотела иметь детей, – произнес он. – А людей, которых она могла бы попросить об этом, было не так уж много.

– Однако же… Эллин…

– Это было до того, как я встретил Эллин. Но с Мелли… она хорошо это знала. Это было после того, как мы поняли: она сама не… – Он еще раз осушил лоб. – Эллин не была как другие женщины. Она была щедра. Всегда приветлива. И она знала, что нужна мне она одна.

«Это было до того, как я встретил Эллин». Но ведь это означало…

Он встретился со мной взглядом как раз в тот самый миг, когда меня осенило, и очень слабо кивнул:

– Ты тоже, малец! Ты тоже!