Текст книги "Добыча волка (СИ)"
Автор книги: Линда Осборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
-23-
Волки бежали за вожаком и сдерживали дыхание. Пахло подпалённой травой – как всегда, когда рядом использовалась магия. Оборотни мысленно переругивались между собой – все понимали, что таким образом ведьмы замели следы и теперь в лесу точно не найти даже запаха Бьянки Мориц, единственной ведьмы, на поиски которой была впервые вызвала вся стая.
Несколько волков, которых Джеймс отправил ранее, прочесывали лес по квадратам, на которые разделили площадь, чтобы не пропустить ни единого следа. Но вот уже несколько десятков минут, а ничего не происходило – ни единой зацепки. Ведьмы притащили Бьянку сюда с воздуха, и спрятать могли в любом месте – и на дереве, и под землей.
Но то, что она где-то в лесу в пределах периметра университета Джеймс не сомневался: ведьмы не могли беспрепятственно утащить девушку по воздуху далеко, так или иначе их был заметили. А все дороги были давно уже перекрыты. Им.
Бьянка, Бьянка, где же ты…
Нутро молчало, только волк бесновался.
Уже в который раз у него прямо из-под носа уводили его законную добычу! Сладкую, притягательную, нежную, мягкую!
Он жадно втягивал ноздрями воздух, но тщетно: только запах паленой травы. Только запах земли. Только аромат волков, которые наводнили лес.
Ни единого отблеска запаха ведьмы, даже чужой.
Похоже, в то время, пока отец ставил опыты над ведьмами и оборотнями в своей хирургически – чистой лаборатории, ведьмы упражнялись в магии, создавая новые заклятья, например, которые глушат запах…
Джеймс чертыхнулся.
Еще и еще раз.
Хотелось завыть от злости и ярости: этот дрянной мир снова и снова показывал свои когти. Но оборотень был не из робкого десятка, и все равно шел вперед.
Бьянка, Бьянка, где же ты…
Волк прикрыл глаза, и под его веками встало изображение девушки. Такая же красивая, такая же притягательная, такая же свежая, светлая, как в первую минуту встречи. Как тогда хотелось…привлечь ее к себе, покрыть мелкими поцелуями скулы, уголок глаза, а после опустить свои губы на ее – тугие, пухлые, покрасневшие. Как тогда она благоухала! Как распространяла вокруг себя цвет, такой насыщенный, что, казалось, можно потрогать руками, уткнуться носом, приложить к щеке!
Красный.
Зеленый.
Пшеничный.
Иисусе.
Браун открыл глаза и мотнул головой несколько раз, желая, чтобы мозги, рассыпавшиеся от воспоминаний, собрались в одно место. Зафырчал, зарычал, да так, что шерсть на загривке встала дыбом. Чем больше он проводил времени с Бьянкой, тем больше видел цветов вокруг нее, там шире становился ореол цвета, и казалось, что однажды случится что-то, от чего границы размоются, и цвет затопит его сознание еще дальше.
Но сейчас…сейчас все вокруг было таким же черно-белым, как и прежде.
И это ему не нравилось. Очень не нравилось.
Джеймс, медленно переступая лапами по земле, так тихо, что даже не было слышно, как ломаются ветки под его весом, брел вперед, оценивая свой квадрат. Здесь, наедине со своим зверем, он мог, наконец, подумать о том, что случилось за несколько часов его жизни, и прийти к выводу, что изменилась не только его жизнь.
Из серой, невероятно серой и пустой, она вдруг, в одночасье, стала совсем другой.
Обрела смысл.
Все оттенки смыслов.
И цвет.
Все оттенки цветов.
В его черно-белом мире распустился алый цвет страсти. Зеленый цвет надежды. Голубой цвет будущего. Пшеничный цвет настоящего.
И сейчас, когда он брел в поисках спрятанной где-то ведьмы, думал, что на самом деле ему уже плевать на то, что цвета в реале он может и не увидеть. Только бы Бьянка оказалась рядом, смотрела на него своими огромными глазами, где в глубине зрачка колышется сдержанная страсть, вопросы, ответы, нежность и очень –очень много потаенной, зарождающейся…любви?
Джеймс зарычал.
Да черт с ним, с этим цветом!
Черт с ним!
Он готов на что угодно – на жизнь в черно-белом мире до конца своих дней лишь бы Бьянка, его несносная, неуловимая ведьма, была рядом.
И он готов сражаться со всеми за эту честь – быть рядом, наслаждаться ею, защищать и беречь.
Плевать на чужие пересуды. Плевать на условия договора между видами. Его волку нужна только эта добыча, и никакая другая ее не заменит.
Пусть мир остается черно-белым, но только…только бы ведьма все также смотрела прямо на него. Зрачок в зрачок. Сердцем в сердце…
И только Джеймс осознал это, признался сам себе в скрытом, как вдруг…
Посмотрел вперед и осознал, что мир-то уже не пульсировал монохромными цветами! Зеленые сосны, малахитовая трава, одинокий луч солнца цвета охры, который пробивался сквозь кроны деревьев…
В одном –единственном месте темного леса вдруг расплескали краску.
И это значило только одно: в центре этого цветового великолепия скрывалась ведьмочка, ради которой он повел стаю вперед, взял на себя обязательства альфы и из-за которой приготовился преступить черту совместимости видов.
Он нашел Бьянку…
-24-
Сердцем к сердцу. Зрачок в зрачок. Джеймс ловил дыхание своей личной, персональной ведьмы, и понимал, что именно сейчас все правильно.
– Ты же понимаешь, что нам нельзя?.. – в противовес своим острым словам Бьянка вздохнула как-то особенно сладко. Оборотень снова провел своими пальцами по всему ее телу. Но уже не для того, чтобы распалить, прочувствовать, придвинуть, – нет. А чтобы в очередной раз проверить те места, которые нуждаются в лечебной слюне волка. Ведьма оказалась слишком, слишком нежной, хрупкой, и ее тело, такое прекрасное, такое ласковое, такое податливое после его первого…вторжения очень нуждалось в таком эликсире. Он снова вспомнил, как она вздрогнула, как застонала, как сжала губы до крови и снова по его телу пробежал неприятный, мятный холодок – никому не хочется причинять вред тому…кого любишь.
– Вообще нельзя, – ухмыльнулся Джеймс, закончив очередное исследование. Ни одной царапины, ни одной раны на теле ведьмы – все излечил оборотень своим языком.
– О нет, мы будем гореть в аду… – застонав, Бьянка как-то особенно приятно прильнула к его могучей груди и Джеймс сверкнул в темноте желтыми звериными глазами от накатившего удовольствия.
– Будем, – улыбнувшись, оборотень легко коснулся губами ее виска.
Сейчас, когда все встало на свои места, он даже удивился тому, как правильно все ощущалось.
Межвидовые различия? В чем?
Все в ней было создано ровно для него, будто бы даже с учетом его потребностей и пожеланий.
Вкус, тонкий аромат интереса, влечения, подходили на сто процентов, и дурманили голову, вспыхивая в мозгу цветными всполохами удовольствия – пережитого и будущего. Джеймс не планировал нападать вот так сразу, но едва только увидел ее, такую красивую, такую печальную, но при этом такую родную, что все запреты, все сомнения отпали прочь. Волк внутри его тела захватил сознание – не зря так долго искал, не зря так долго блуждал среди черно-белых деревьев, смотрел на серых предателей и видел, знал, что они не чувствуют при этом ни грамма раскаяния.
Она оказалась самым лучшим его трофеем. Таким же манящим, таким же сладким, таким же притягательным. Но сейчас, обнимая Бьянку, Джеймс подумал вдруг, что впервые и сам себя ощущает добычей. И от этого понимания ему не стало плохо, ничего не закололо внутри иглами страха и неприятия. Потому что и это было правильно.
Нужно было присвоить ее себе в тот же миг, как понял, что это неизбежно. Не мучиться, не бегать, не вилять. Он и без того знал, что однажды это произойдет, это наваждение не могло отпустить, отступиться.
– Ой…а там…что там?
Бьянка будто очнулась. И правда: не лучшее место для…
И сразу на сознание навалилось все то, что оставалось за дверьми ее темницы. Джеймс чертыхнулся. Теперь, когда какофония ее цвета, запаха, вошла в норму, выправилась в прекрасную музыку, которая звучала только для него, реальность обрушилась со всей своей необратимостью.
Он медленно встал на ноги, помог подняться девушке, оправил ее одежду. Этот схрон – по другому его и назвать было нельзя – был по-своему свежий. Скорее всего, ведьмы держали тут девушек не так давно и не подолгу. Видимо, чаще всего ведьмы с нестабильной магией находились в стенах института, который находился так близко, и ведьмы творили свои черные дела прямо тут, не сильно напрягаясь.
Оборотень прислушался к своим ощущениям, протянул мысленные нити к каждому волку стаи, что остались за дверьми этой темницы, которая пролегала почти под землей, проверяя, считывая информацию. Он уверенно взял Бьянку за руку и шагнул из темного небытия, куда была запечатана ведьма, и тут же едва не ослеп. Сетчатка глаза будто забилась в судорогах, словно по телу пропустили ток, и он искрами высыпался из зрачков. Мир вокруг слепил и резал, но при этом заставить себя закрыть глаза и оказаться в спасительной темноте наедине с собой не хотелось.
Потому что потерять то, что открылось, стало твоим, хоть на одно мгновение, казалось неверным, неправильным, не возможным. Повсюду пульсировал цвет. Миллиарды оттенков, полутонов делали мир шире и объемнее, живее чем был до этого когда-то. Даже то, что он увидел после первого поцелуя с Бьянкой не стояло на одной ступени рядом – потому что лишь теперь его глаза будто раскрылись на все те сто процентов, которые должны были быть раскрыты у оборотня.
Темная, словно мокрая, зелень, желтые пылинки, осевшие на острой паутине, лучики золотого солнца, пробивающиеся через черно-зеленую крону деревьев…шерсть волков, которая переливается всеми оттенками, какие только могут быть, их жёлтые звериные глаза, точки темных зрачков…
Джеймс охнул, не в силах сдержаться.
Мир захватил его всеми красками и это ощущение острой иглой кольнуло в сердце, ему показалось даже, что черный лед, в который оно было прежде скованно, расползся на мелкие куски и осел крошкой.
Волки почувствовали перемену в поведении вожака и подобрались ближе. Бьянка по инерции спряталась за спиной своего избранника, и Джеймс пожал ее влажную ладонь, поддерживая.
То, что он чувствовал сейчас, то, что переживал в эту минуту больше походило на второе рождение, и за это он был невероятно благодарен ей. Ведьме. Своей собственной добыче.
Он расправил плечи и без вызова, но со сдержанной силой глянул на свою стаю, призывая их замолчать и принять выбор альфы. Оборотень выбрал ведьму, и это не могло осуждаться никем. И теперь уже даже самой ведьмой…
Волки припали на одну лапу, выказывая уважение альфе.
Джеймс поднял голову вверх и завыл.
Чтобы защитить свой выбор и свою ведьму от всего мира он был готов принять обязательства альфы по ведению стаи, и стая платила ему полным подчинением.
– Совсем скоро тут окажутся ведьмы. И мы должны оказать им теплый прием, – глухо сказал он, зная, что его голос слышат все члены стаи. – Тот, кто покушается на добычу волка, должен отплатить.
Бьянка сильнее сжала его пальцы.
Она была готова к войне – по тому, как вокруг вдруг завертелся ветер, Джеймс понял, что ее магия не только проснулась, но и полностью подчинилась ей.
-25-
Только я приготовилась снова страдать, как вдруг снаружи послышался лязг, грохот. Я отпрянула к стене на всякий случай и приготовилась обороняться. Дверь отворилась, и я…
Тут же была сбита с ног.
Джеймс!
Джеймс, мой охотник нашел меня!
Снова нашел!
Все внутри запело, завибрировало от удовольствия, счастья, радости!
Напряжение, пульсирующее в груди, резко отпустило и колени подогнулись.
Я с радостью упала в его горячие, сильные объятия. Мужчина и не думал отстраняться – он с такой силой притянул меня к себе, что выбил из легких весь воздух, едва только моя грудь коснулась его могучего торса.
Это безумие…безумие…
Но я сама потянулась к нему, оглаживая ежик упругих волос, которые так мягко распушились под моими пальцами. Оборотень глухо зарычал, словно удерживая свое напряжение, словно получая невероятное счастье, словно…
Мне хотелось отблагодарить его, сказать главные слова, но все, на что я казалась способна…
Ох, да к чему слова!
Кому они нужны?
Его горячая кожа, дрожащее под моими прикосновениями тело, грохочущее сердце отзывались во мне также рьяно, с точно такой же звериной амплитудой.
Я так скучала…
Так скучала по нему.
По его силе, ловкости, уверенности, молчаливой заботе.
Плевать на то, что он – оборотень.
Плевать, что охотник.
И среди охотников бывают прекрасные люди. Честные, умные, стойкие.
И среди ведьм есть предательницы. Которые могут ударить по голове сзади, когда ты этого совсем не ждешь, только бы выслужиться перед другими.
Межвидовые союзы запрещены? Плевать. Все это – полная ерунда.
Прямо сейчас я балансировала на грани безумия, и четко видела, что Джеймс, мой Джеймс точно также удерживает себя на одной-единственной ниточке, только бы не сорваться вниз, не рухнуть в бездну, не дать горящему в адском пламени костра вожделения телу воли.
Он втянул воздух у моего уха, а потом вдруг коснулся губами его раковины. Меня словно молнией прострелило. И я подалась вперед, привстала на цыпочки и сама…сама накрыла его губы своими дрожащими губами.
Только не отпускай…только не отпускай…
Но охотник и не думал.
Эта маленькая победа с его стороны – мой полноценный шаг к нему навстречу – будто бы сорвал клеммы, открыл заслон и откуда-то рвануло дикое желание, сметая все на своем пути.
Его руки, покоряя и властвуя, прошлись по моему телу, уверенно обласкали все изгибы, затронули такие струны души, о которых я и не подозревала, и все они запели, зазвенели мелодией тысяч колокольчиков, и Джеймс быстро улыбнулся, ощутив мою отдачу.
Губы оборотня быстро нашли мои. Поймав мой последний выдох, он обрушился на меня как ураган, как цунами, смыв волной все, что было до него, погрузив в глубокое синее море, состоящее только из его запаха, объятий и сладкого повелевания.
Он покорял. Он властвовал. Передавал бразды правления на секунду, но после тут же их перехватывал, не желая тратить и секунды впустую.
Каким-то невероятным образом он чувствовал, понимал, что мне нравится, что я люблю, в чем отчаянно нуждаюсь прямо сейчас и делал все так, как нужно. Играл на моем теле какую-то невероятную сонату, а мне оставалось только следовать за ним, радостно ощущая силу, которой он щедро делился.
Ничего не было вокруг.
Только он. Только я.
И безбрежное синее море удовольствия, в котором мы плавали, делясь друг с другом крупицами кислорода.
Кровь бурлила, кипела лавой, обжигала изнутри.
И не было конца и края этой томительной, иссушающей страсти, переходящей на нежность.
Тонкие всхлипы, короткие вздохи. На нас обрушилась ночь и пленила, забрала себе все другие мысли.
Мы так долго и отчаянно нуждались друг в друге, что теперь не было нужды строить вокруг барьеры.
К черту слова.
К дьяволу объяснения.
Есть только мы.
Есть только он.
И я.
И нет никаких ведь, оборотней.
Есть только мужчина и женщина.
И бесконечная, иссушающая нежность, дарящая покой, защиту, покровительство и освобождение…
Когда позже нас прибило волной удовольствия к берегу, он убрал с моего лица упавшую прядь волос. Усмехнулся.
– Ты как?
– Вау…я…
В сумерках моей темницы его глаза блестели завораживающим светом. Он смотрел, не отрываясь, на меня, пальцами все еще чертил волшебные узоры, не желая ни на мгновение отрываться от моей горящей после его ласк кожи.
От его тихого утробного смешка моя голова качнулась на его груди. Не мешкая, он тут же притянул меня к себе ближе, и я котенком свернулась на его груди, окутанная запахом, ставшим родным, руками, обещающими защиту и покровительство, слушая ритм сердца, которое билось точно также, как и мое.
– Ничего такого я не планировал… – тихо и с улыбкой проговорил Джеймс, а я рассмеялась.
Я и подавно!
Но в тут минуту, когда я увидела, кто вошел в эту дверь, кто разыскал меня черт знает где, все вдруг встало на свои места.
Джеймсу не нужно было от меня ничего. Наоборот, он давал слишком многое…
– Я так долго тебя искал… – задумчиво сказал он, пропуская прядь моих волос между своих пальцев. И я сразу поняла, что он имеет в виду. Потому что его слова отозвались в глубине моего естества.
– А я так долго тебя ждала…
26
Едва мы с моим охотником вышли из подвала, в который меня бросили ведьмы, как я вздохнула с облегчением – оказалось, что все это время и не дышала, и не думала, и не ждала ничего. Только опасалась: что-то снова должно было пойти не так. Но только Джеймс погладил большим пальцем тыльную сторону моей влажной от переживаний ладони, как это чувство отпустило. Что бы ни случилось, все будет верным, правильным. Моя уверенность черпалась и из твердости Джеймса, и от того, что в руках начала покалывать искорками магия. Под землей она не могла пульсировать по крови, обездвиженная объединенным колдовством более сильных ведьм, но тут, наверху, снова проснулась, снова растянула свои ниточки –паутинки по всему телу, придавая уверенность, вселяя силу. И теперь ее, казалось, стало даже больше, чем было. Будто бы две силы – моя и охотника – слились воедино, забурлили под моей кожей обильной, полноводной рекой.
– Тот, кто покушается на добычу волка, должен отплатить, – твердо проговорил Джеймс, блеснув глазами, а я оглянулась вокруг. Волки из его стаи опустили головы, примолкли, соглашаясь с ним. Странно, но они вели себя с этим человеком так, будто бы он стал альфой стаи, и противоречить такой силе никто даже не пытался.
Я держалась подальше от волков – оборотней всю свою жизнь, как и все ведьмы, и за один раз этот страх перед ними излечить было нельзя. Несмотря на то, что Джеймса я уже не относила к своим врагам, его соплеменники все равно немного пугали. Я ждала, что они сделают или скажут что-то, что мне может не понравиться. Но волки молчали. Они только поблескивали своими желтыми глазами, порыкивали от нетерпения, ожидая, что скажет им Джеймс. Он же вел себя так уверенно, словно являлся альфой, главой огромной стаи.
Волки все прибывали и прибывали на поляну, и совсем скоро их стало так много, куда ни кинь взгляд – всюду серый мех и оскаленные белые зубы…
Я сжала руки в кулаки, готовясь дать им словесный отпор, если что-то пойдет не так, но вдруг…
– Альфа, – обратился к Джеймсу мужчина, который стоял в тени деревьев. Он держался отстранённо, но уверенно, так, как может вести себя правая рука главы стаи. – Через несколько минут тут будут ведьмы. Наверняка мисс Мориц нужно обезопасить, спрятать туда, где они ее не достанут.
Я сжала ладонь Джеймса сильнее, опасаясь, что меня с ним кто-то может разлучить. И почувствовала, как мой охотник начал колебаться.
– Нет, нет! – торопливо вышла вперед. – Я тоже должна дать отпор этим ведьмам, – и добавила уже тише: – ведь из-за меня они тут!
Не дожидаясь, пока охотник что-то скажет, я протянула руку вверх и с силой, на которую только была способна, выпустила из сердцевины ладони столп огня. Он зажегся, радостно взметнулся к небу, ввысь, и волки отпрянули, испуганно поскуливая. Я же чувствовала себя на седьмом небе от счастья: магия, с которой мы были на одной волне, пульсировала, билась точно также, как и моя кровь под кожей. Мы были единым целым, и разлучить нас с нею никто не посмеет.
Джеймс оценил мое магическое представление, а я бесшабашно ему подмигнула.
– Хоть я и ведьма, – громко произнесла, чтобы услышали все волки. – Но я на стороне правды. Вы пришли защитить меня, и я должна отплатить тем же.
Мужчина в тени одобрительно покачал головой и через минуту на его месте стоял огромный бурый волк. Он поднял голову вверх и завыл. Через секунду ему вторили остальные волки. Джеймс, не долго думая, тоже обратился в волка, и теперь на поляне, куда меня притащили ведьмы, находилась целая стая. Сильная. Единая. Большая.
Едва я погасила огонек на руке, как деревья вокруг угрожающе зашумели, зашипели, ветви начали биться друг о друга, словно аплодируя неизвестному врагу. Волки ощерились, приняли воинственные позы, а над поляной сгустились сумерки.
Я подняла голову вверх и увидела их. Несколько черных точек – пять или шесть ведьм кружили в темнеющем небе как вражеские истребители, выискивая лучший момент, чтобы напасть. По тому, как рассредоточились волки, я поняла, что остальные ведьмы, которые не обладали силой, чтобы взлететь, приближались к поляне с разных сторон.
И теперь обе стороны понимали, что разговора не будет. А будет бой. Открытая война, противостояние, которое было необходимо так давно – потому что недовольство слишком сильно копилось под кожей, слишком давно принижалось в груди могильными плитами, шипело на языке невысказанными словами, точно также, как у Евы в доме Браунов.
Я посмотрела на Джеймса и взмыла вверх. Он тут же рванул в сторону, и на то место, где он только что находился, рухнул огненный шар. Такой же, каким меня пытались зацепить в университете – значит, те ведьмы, что схватили меня там, вернулись с подкреплением.
Подо мной осталась поляна с оборотнями, и я видела, как то тут, то там вспыхивают огни разных цветов, но паленой шерстью еще не пахло, а это значит, что оборотни были настолько ловкими, что легко уворачивались от нападения. Пригнувшись от одного из таких шаров, углядела, как Джеймс, мой огромный лохматый волк, бросается на одну из ведьм, погребая под своим огромным телом ее, спасая меня. Шар, выпущенный из ее рук, улетел в сторону, даже не задев, и я вдруг поняла, что желаю ей той же участи, что и самой первой ведьме, что покусилась на мою жизнь. Время игрушек прошло – все боролись за себя. За своих соплеменников.
Только с одним отличием.
Теперь на стороне оборотней сражалась настоящая ведьма.
Я раскинула руки в стороны, ощущая, как ветерок пробегает подмышками, легонько щекочет открытые участки тела, и ощутила в себе радостный подъем. Теперь у меня не было никаких зажимов, мне не нужно было ни от кого скрываться, я была самой собой! Это приятное ощущение волновало даже больше, чем полет над поляной, над землей. Все во мне налилось силой и радостью, магией и свободой.
Птицей сделав небольшой круг, я с легкостью увернулась от огненных разноцветных шаров нескольких ведьм и расхохоталась.
– Вы еще не знаете, на что способен свободный человек! – крикнула я, не сдерживая в себе порыв.
И тут же отчетливо поняла: то, что я приняла себя, сражалась за себя, дало магии внутри меня еще больших сил, открыло все краны, и теперь в мое тело стекалась энергия воздуха, земли, солнца, ветра. Я будто бы сама стала частичкой всех этих сил, их проводником и их соплеменником. В тот момент, когда страх исчез из моей души, он освободил столько пространства, что он в момент было залито тем, что меня окружало. И тем, в чем нуждалось все это время!
Легко, как перо, я скользила в воздушных потоках, думая: отчего же раньше мне никак не удавалось почувствовать в себе эту легкость, чтобы воспарить к небесам, так просто? Ответа не было, но он и не был нужен, потому что я знала: вся моя сила навсегда останется со мной. Вся моя уверенность никуда не исчезнет. А моя магия будет только моей, и никто не сможет ее у меня забрать.
– Получай! – я выпустила сноп белых искр сверху одной из всклокоченных ведьм, в которой узнала ту, что пыталась меня подпалить в университете. Она зашипела, ее подруги тут же начали обстрел, но я снова взлетела выше, и их огненные бомбы снова улетели «в молоко». Та, которой достались искры моего гнева, заверещала и вспыхнула, словно спичка. Она упала камнем вниз, но и там, на земле, ей не удалось избавиться от режущей, колющей боли, примерившись, я запустила в нее тонкую струю ветра, и от поступившего кислорода огонек зашелся быстрее, сильнее, вгрызаясь в ее кости.
– Получай, получай! – я целенаправленно пускала свои огненные шары в каждую из тех, кто покушался на меня.
Один.
Второй.
Третий.
Четвертый.
И каждый раз, высекая из себя сноп этих опасных искр, я думала: хочу, чтобы они достигли цели! Искренне этого хочу! И это во мне кипела не кровожадность, нет. Во мне горели, кричали инстинкты, жажда справедливости и мести.
Они, эти сильные ведьмы, скрыли от остального мира свою магию.
Использовали других ведьм как пушечное мясо.
Сливали чужую магию, делая своих же соплеменниц зависимыми от реальности, лишали их самих себя.
Но главное – они решили, что достойны стать самыми главными, вмешавшись в естественный ход вещей, богами, которые могут творить историю по своему разумению.
То, как после поступили оборотни – всего лишь реакция, ответ на такую несправедливость. Хотя они также могли ответить силой, начать настоящий геноцид, уничтожая своих врагов, которыми в один миг стали ведьмы…
Сноп, второй, третий, четвертый!
Еще несколько ведьм рухнули на землю.
Ярость в других разгоралась прямо пропорционально потерям.
Мышцы рук ныли, глаза застил пот, но я продолжала прицельно сбивать своих врагинь с ног, понимая, что внизу бой идет даже сильнее, чем на небе.
Огонь от нашего противостояния уже загорался на кронах деревьев, и из-под ног тянуло горелым. Черный, противный дым забирался в легкие и пытался лишить зрения, и потому мы все начали делать ошибки – одна из ведь едва не подпалила свою подругу, но тут же исправилась, перекочевав на стратегически удобное место.
У меня же было только одно преимущество: я могла поднять чуть выше оставшихся ведьм и мне не нужно было делать между выстрелами огненных шаров таких долгих промежутков, как они.
Ведьмы, которые не умели летать, использовали все свои способности, возможности, внизу, желая перебить всю стаю, и по страшным звукам, которые доносились с поляны, можно было сделать вывод, что им это удается.
Я скрежетала зубами, сильнее сжимала губы, боясь пропустить хоть одно неверное движение от ведьм. Но видела: они обозлены до предела. В их глазах уже будто не было ничего человеческого – одна только фантасмагорическая страсть, фанатичная преданность делу.
И вдруг произошло то, о чем я даже подумать не могла.
Три ведьмы, переглянувшись, вдруг спикировали вниз.
Проследив за ними взглядом, я замерла одной точкой в воздухе: они выбрали себе в жертву Джеймса.
Сделав над ним несколько кругов, пустили каждая по огненному шару, и тут же раздался вой. От страха за жизнь любимого у меня заложило уши. Дыхание перехватило.
Я бросилась вперед, на них, но…
– Джеймс, держись! Джеймс! – побледневшие губы еле выдавливали слова.
Я поняла, что мне не справиться с ними тремя. Не тогда, когда их целью стал охотник, которому я отдала свое сердце.
– Пришло мое время спасать тебя, – с этими словами я спикировала вниз, расправив руки словно крылья.
