Текст книги "Лунная ведьма (ЛП)"
Автор книги: Линда Джонс Уинстед
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Она запульсировала вокруг него и вскрикнула, её тело дёрнулось, содрогнулось, и он достиг разрядки вслед за ней. Рин на мгновение ослеп, настолько велико оказалось удовольствие, а потом вознёсся за пределы обычного наслаждения.
В момент страсти Жульетт забыла от него заслониться, и на один краткий миг барьер между ними исчез. Пока их тела содрогались, он соединился с ней не только физически, но и душой. Мыслями. Даже сердцем.
Жульетт стала сильной, сильнее, чем считала возможным. Её связь с землёй и Энвином едва ли не выходила за пределы понимания. И она была не просто королевой, как энвинки, правившие до неё, а богиней. Их народ будет говорить о Жульетт благоговейным шёпотом ещё сотни лет после того, как она оставит эту жизнь.
И она любила его. Сейчас, когда он находился в ней, и их мир заполняло удовольствие. Когда напуганная и неуверенная шла в город и когда узнала о его сомнениях относительно своего места во дворце и планах оставить её здесь одну. Любовь всегда была в ней.
Заявляя права на Жульетт, он не хотел любви. Вернее, считал ненужным осложнением, но попав под власть этого чувства… находясь внутри своей пары всеми возможными способами… Рин понял, что любовь не такая уж плохая штука.
Он поднял Жульетт со стола и понёс к спальне, которая несколько мгновений назад казалась непомерно далёкой. Положил жену в центр большой кровати, скинул одежду и присоединился к Жульетт.
Нависнув над ней, отвёл от её лица спутанную прядь рыжих волос.
– Ты улыбаешься, – заметила она.
– Кажется, да.
– Я скучала по этой улыбке, Рин. Так сильно скучала. Значит ли это… – она замолчала, боясь продолжить.
– Видара, моя королева, – прошептал он, отвечая на вопрос, который она не решилась озвучить, – я твой.
Глава 17
Рин лёг рядом и приобнял Жульетт длинной, сильной рукой. Им обоим потребовалось время, чтобы восстановить дыхание и унять безумное сердцебиение.
Видара. Ведя её в Город, он объяснил, что видара – это больше, чем жена.
– Ты очень долго так меня не называл, – прошептала она.
– Не вслух, – признался он.
– Ты не чувствовал, что я твоя жена.
– Зато чувствую сейчас.
Горевшие в комнате свечи испускали достаточно света, чтобы хорошо видеть Рина. С заплетёнными в длинную толстую косу светлыми волосами и в более привычной ей одежде, чем кожаный килт, он уже не выглядел тем дикарём, каким Жульетт сочла его поначалу. И всё же в его длинном, твёрдом теле таилась дикость, выбиравшаяся на свободу по зову волка или его пары.
– И когда мы оденемся, твои чувства не изменятся? – поинтересовалась она.
– Не знаю, – Рин обхватил грудь Жульетт и ущипнул сосок, отчего её тело опять пробудилось. Мгновение назад она пережила столь интенсивное удовольствие, что едва могла двинуться, а теперь снова хотела Рина.
– Как думаешь, я уже забеременела? – спросила она.
– Может быть. А может и нет.
– Но это возможно.
– Да.
– По дороге сюда ты сказал, что я не забеременею, потому что у энвинцев зачатие происходит по-другому. Я думала, ты имел в виду себя, но на самом деле речь шла обо мне?
– Да.
– Время пришло? – Рин нежно раздвинул ей ноги, погладил, и она задрожала всем существом. Тот интенсивный отклик был ответом на её собственный вопрос? – Я даже не подозревала, что можно так сильно желать кого-то или чего-то, как хочу тебя сейчас, – прошептала Жульетт.
Рин продолжал возбуждать её ласками и поцелуями.
– Мы можем не вставать с постели несколько дней. Еду будут оставлять в прихожей, и никто не посмеет нас прервать.
– Все знают?
– Да, дни, когда королева способна к зачатию, считаются у энвинцев праздником.
– Это несколько… – она хотела сказать «смущает», но тут ласки Рина спутали ей все мысли.
Казалось, он полностью сосредоточился на своём занятии: пробовал на вкус горло жены, гладил груди, ласкал тело, словно запоминал каждую впадину и выпуклость. Её плоть никогда не была настолько восприимчивой, прикосновения никогда не казались такими чувственными. Жульетт могла думать только о Рине и о том, к какой части тела он прикоснётся в следующий миг.
Потянувшись к нему, она обнаружила, что Рин уже полностью твёрдый, и погладила возбуждённую плоть, которую жаждала почувствовать в себе. Тело горело от предвкушения и непроизвольно выгибалось навстречу прикосновениям. Она гладила мужа всё более пылко. Весь мир за пределами их комнаты и кровати потерял значение. Жульетт больше не могла думать ни о чём, кроме того, что вот-вот произойдёт.
– Помнишь, когда мы шли к городу, я попросила отгораживаться барьером, когда ты во мне?
– Сегодня я его не удержал, – ответил Рин. – Прости.
– Не извиняйся, – шепнула она. – Это было замечательно.
– Да, – прохрипел он.
– Когда мы стали одним целым во всех отношениях, я чувствовала тебя лучше. Словно нам предназначено упиваться соединением именно так. Объединившись.
Теперь Рин гладил её медленнее, но не менее возбуждающе.
Её тело изогнулось и задрожало.
– Узнав, как люди занимаются любовью, я гадала смогу ли остаться собой, если сольюсь с мужчиной и телом, и разумом. Мне снились кошмары о том, как я вбираю в себя слишком много мыслей и чувств другого человека и схожу с ума. Я всё время боялась, что если вдруг полностью соединюсь с кем-то, то никогда не стану прежней. Думаешь, это глупо?
– Не знаю.
– Если мы с тобой одновременно сольёмся телами, умами и душами и отбросим прочь все разделяющие барьеры, то сможем ли потом разъединиться?
– Не знаю.
– Ты мне совсем не помогаешь, – заметила она с нежной улыбкой.
Он перекатился на Жульетт, она вновь обхватила ногами его бедра, и Рин погрузился в неё одним рывком. Выстроенный им барьер оставался нерушимым, и она не пыталась прорваться сквозь него. Следующим толчком он погрузился ещё глубже, и Жульетт с криком достигла разрядки. Выгнулась над кроватью и сжалась вокруг Рина, содрогаясь и шепча его имя. Он не двигался, пока не затихли волны её удовольствия, но сам не последовал за ней, не выплеснул семя, в котором она нуждалась, чтобы дать ему сына.
Жульетт безвольно распласталась под ним, изнурённая, пресыщенная и согретая до мозга костей. Обретя способность говорить, она спросила:
– Почему ты не…
Рин успокоил её пылким поцелуем. Как же она обожала прикосновения его губ! Такие родные и захватывающие, дарящие необыкновенные, замечательные эмоции. Он возобновил движения, почти лениво и не прерывая поцелуя.
После очередного толчка замер и поднял голову.
– Сегодня, завтра и послезавтра твоя сексуальность достигнет новых высот. Ты будешь нуждаться во мне, как никогда прежде, и я хочу дать тебе всё, что смогу, Жульетт.
Она улыбнулась.
– Ты назвал меня по имени. Я так рада. Мне надоело слушать, как ты зовёшь меня королевой.
– Сегодня ночью ты не королева, – сказал он, медленно и глубоко двигаясь внутри неё. – Ты просто моя женщина.
– Только ею я и хочу быть, – хрипло призналась она. Ленты удовольствия начали закручиваться снова, но она сдерживала себя. Этот момент, как раз перед наивысшим наслаждением, был особенным, и Жульетт хотела продлить его как можно дольше. Когда Рин двигался так медленно и тщательно себя контролируя, она знала, что может ни о чём не думать и просто наслаждаться.
Чем и воспользовалась.
– Рин, – прошептала Жульетт, когда её тело рванулось к нему, предвкушая завершение, до которого оставалось совсем немного. – Ванир.
– Да.
– Я хочу получить от тебя всё и неважно, что случиться потом. Пусть нас больше ничто не разделяет.
Барьер исчез, и Жульетт нашла соединявшую их души нить. От красоты нахлынувших чувств она испытала не меньшее потрясение, чем от прикосновения к сердцу Энвина или от ночной пробежки в облике волчицы. Рин стал частью неё самой, слился с ней телом и душой. Жульетт чувствовала его тысячью разных способов, получая новое, неведомое прежде удовольствие.
И узнавая его, как никогда не знала никого другого. Он был хорошим человеком, сильным и благородным. Ради неё и их будущих детей Рин пошёл бы на любые жертвы. Его невероятная сила удачно сочеталась с безграничной добротой.
Рин возобновил движения, и ей открылись проблески его прошлого. Жульетт увидела мужа светловолосым мальчиком, игравшим на улице с небольшим, необычным мячом и смеющимся вместе с друзьями. Юношей, полным сновидений о ней и об этом самом моменте. Решительным мужчиной, ищущим свою пару. Рин был предан ей и не оставит, несмотря на нежелание становиться супругом королевы. Не теперь, когда узнал, как глубоко она его любит и насколько сильно в нём нуждается.
А он знал, потому что она больше не скрывала от него свои мысли и душу. Не просто не скрывала, а даже притягивала его, предлагала себя так, как не делала никогда прежде. Оказалось, что в единении умов и душ нет ничего страшного. Оно было прекрасно, правильно и священно.
Столь сильных эмоций она никогда раньше не испытывала.
Рин задвигался быстрее, и Жульетт последовала его примеру, не отставая и маня войти глубже. Когда она достигла разрядки, он принялся толкаться энергичнее, их тела напряглись и затрепетали в своём собственном ритме и времени.
Их связь не оборвалась, наоборот, перешла на гораздо более близкий уровень, чем Жульетт считала возможным. Этот мужчина был частью неё. Она всю жизнь, сама того не зная, чувствовала себя неполной. Зато Рин знал, всегда понимал, что врозь они лишь две половинки.
Он рухнул на неё, и Жульетт вцепилась в его косу.
– Я люблю тебя, – задыхаясь призналась она.
– Я знаю.
Рин не признался в любви, но знал, что Жульетт распознает ложь. Она видела слишком много, а сейчас особенно. И он в самом деле любил её, хотя ещё не осознал и не принял то чувство. Но однажды примет.
– Ты необыкновенная женщина и будешь замечательной королевой.
Она выглядела немного задумчивой, когда спросила:
– Буду ли я также замечательной парой?
– Наверняка, – прошептал Рин, потом поднял голову и усмехнулся. – Если хочешь правдивого ответа, спроси через несколько дней. Я не могу думать, когда нахожусь в тебе.
Восседая на лошади, которая несла её окольным, невыносимо медленным маршрутом к Арсизу, Софи не спускала глаз с тропы. Мятежники не могли путешествовать открыто, иначе им пришлось бы постоянно сражаться.
Большинство повстанцев теперь её боялись. При виде обгоревших останков родного дома, охватившее Софи отчаяние затронуло многих окружающих людей, хотя она и пыталась не выплёскивать эмоции наружу.
Чего бы она ни отдала сейчас за дар Жульетт. Софи не могла удостовериться ни в благополучии, ни в гибели сестёр. А вдруг они действительно мертвы? Последние сказанные им слова она произносила в гневе. Выкрикнула, что никогда не простит их за вмешательство в её отношения с Кейном и не захочет увидеть. Если бы сейчас она встретилась с Жульетт и Айседорой, то простила бы им всё на свете.
Через несколько дней, возможно, через неделю они доберутся до Арсиза. Император, наверняка, как-то замешан в пропаже Айседоры и Жульетт. Она заставит его рассказать, где её сестры. И те непременно окажутся живы. Во что бы то ни стало.
Армия мятежников с каждым днем разрасталась. Слухи о том, что император женился на своей наложнице, привели некоторых людей в бешенство и подстегнули присоединиться к мятежникам. Софи знала, что той наложницей была Лиана, хотя и не слышала имя новой императрицы. Ей с Кейном следовало убедить Лиану убежать из дворца вмести с ними, а не отпускать обратно в тот проклятый тронный зал.
Помимо присоединившихся к восстанию каламбьенцев, к Эрику примкнули члены одного из кланов Трайфина, желавшие свержения императора Себастьена, ещё больше укрепив силы повстанцев. Ходили слухи, что скоро в бой вступит круг Бэквие – отряд легендарных воинов Трайфина, до этого много лет сохранявших нейтралитет. Если они решат поддержать мятежников, то восстание, которое император поначалу воспринимал как досадную неприятность, перерастёт в настоящую войну.
Софи ненавидела даже сами мысли о войне. Насилие любого вида противоречило всей её природе.
Их отряд расположился на ночь на поляне вдали от дороги. Хотя Софи с радостью ехала бы до столицы без остановок, она понимала, что ребёнок внутри неё, Ариана и даже мятежники нуждаются в отдыхе. Ночь была холодной. Солдаты разожгли костёр, потом быстро и уверенно собрали палатку для Софи и её семьи. Вторая палатка, чуть меньшего размера, предназначалась для Эрика. Будучи лидером мятежников он наслаждался недоступными для остальных удобствами.
Мэддокс Сулейн в настоящее время представлял собой скорее заключённого, а не члена семьи, но ему хотя бы не причинили вреда. Некоторые из мятежников открыто ненавидели бывшего министра обороны – человека, всего несколько месяцев назад бывшего их врагом. Другие признавали его способность оказать сильное влияние на армию, которой он когда-то командовал. Если ему удастся переманить хоть часть солдат императора на сторону Эрика, это значительно повлияет на ход восстания. Возможно, кардинально изменит перевес сил.
Устроившись в уютной палатке в компании спящей Арианы, Софи подумала о других важных делах. В конце лета Кейну исполнится тридцать, но если не придумать, как положить конец проклятию Файн, он погибнет незадолго до своего тридцатилетия. Софи планировала попросить помощи у Айседоры. Объединив силы, они непременно развеяли бы колдовство, отнимавшее у ведьм Файн любимых мужчин.
Софи сомневалась в возможности справиться с задачей в одиночку, но поскольку не знала, когда найдёт Айседору, и даже живы ли сёстры, ей оставалось только попробовать.
Софи закрыла глаза, потянулась к свету в своей душе и тихо запела. В отличие от Жульетт и Айседоры она плохо знала древний язык, которому их учила мать, поэтому пела на каламбьянском, снова и снова прося, чтобы проклятие волшебника пало, а к женщинам Файн вернулась возможность длительного счастья, и им больше не пришлось расплачиваться за чью-то отвергнутую любовь. Она повторила песнь семь раз, потом открыла глаза, посмотрела на спящую дочь и коснулась своего округлившегося живота.
Софи стремилась снять проклятие не только ради себя и Кейна. Её дочери заслуживали любви и счастья. Они не должны страдать из-за давно минувших событий.
Её простые песнопения не уничтожили проклятие. Материальное и горькое, оно продолжало висеть над ней, тяжело давя на плечи и сердце.
Откидная створка палатки поднялась, и вошёл Кейн. Софи немедленно почувствовала, что случилась нечто плохое. Его лицо выглядело напряжённым, в глазах затаилось волнение.
– Мы отправляемся на восток, – отрывисто сообщил он.
– В противоположную от Арсиза сторону? Сейчас? – Софи поглядела на спящую дочь. – Может, получится переложить Ариану, не разбудив. Она устала.
Кейн коснулся щеки Софи и заставил посмотреть на него.
– Ты с нами не поедешь.
– То есть как это я с вами не…
– Эрику передали, что отряд мятежников срочно нуждается в помощи. Они бьются с армией, намного превосходящей их по численности, и едва держатся.
– Ты отправляешься сражаться.
– Да.
Кейн был талантливым воином и много лет провёл в сражениях. Но Софи чувствовала, что эта битва окажется сложной. Мятежников превзойдут численностью. Нет, их почти всегда превосходили численностью, однако теперь среди них будет Кейн, и, зная это, она волновалась…
– И ты хочешь, чтобы я ждала здесь?
Одна?
– С тобой, Арианой и Сулейном останется шестеро мятежников. В паре дней езды отсюда есть небольшая ферма с нашими сторонниками. Утром вы отправитесь туда и подождёте там.
– Я не очень хорошо умею ждать, – прошептала она.
– Знаю, – Кейн коротко, напряжённо улыбнулся. – Но мне нужно, чтобы ты ждала меня и заботилась о наших детях.
– Хорошо, – она коснулась ладонью груди Кейна, желая почувствовать биение его сердца. – Только мне не нужно шесть провожатых. Достаточно одного. – Она сожалела, что тем единственным охранником не может быть её муж, но понимала, что это невозможно. Он не останется с ней в безопасности, отправив в бой других людей.
– Для вас с Арианой, возможно, достаточно, – ответил Кейн, – но не для твоего отца.
Никто в их лагере по-прежнему не доверял Мэддоксу Сулейну. Слишком долго тот был их врагом.
– Ты мог бы оставить меня на его попечение. Не сомневаюсь, он позаботится обо мне и Ариане, а те шесть человек, которых ты собираешься ко мне приставить, пригодятся вам самим.
Там, где дело касалось её отца, Кейн был непоколебим.
– Нет.
Она нежно кивнула. Кейну необходимо сосредоточиться на предстоящем сражении, и если уверенность, что жена защищена вооружёнными мужчинами, поможет ему выжить, то Софи не станет спорить.
Она отчаянно желала продолжить поездку в Арсиз, пусть и самостоятельно. Отец помог бы ей найти сестёр, даже если бы пришлось вернуться во дворец, где его жизнь ничего не стоила. Софи знала это.
Но в то же время чувствовала, что они с Кейном должны поехать в столицу вместе.
Муж поцеловал её на прощанье и покинул палатку. Софи не пошла за ним в ночь, чтобы посмотреть, как он уезжает. Не хотела отвлекать своими слезами и особенно видеть его вооружённым и готовым к сражению, отправляющимся навстречу опасностям, с которыми так долго жил прежде.
Когда мятежники на цокающих по плотно утрамбованной земле лошадях выехали из лагеря, Софи упала на колени и запела снова. Теперь она семь раз попросила о защите мятежников. А потом со слезами на глазах взмолилась, чтобы муж вернулся к ней целым и невредимым.
Борс вошёл в замок после долгой, проведённой в быстрой верховой езде ночи, чувствуя, как его переполняет непривычный яростный гнев. Он покинул Арсиз с десятью отличными солдатами, а вернулся с двумя. Двумя! Они нашли дорогу в горы, однако на этом их удача закончилась. В один из особенно морозных дней двое его людей оступились и упали, разбившись насмерть. Третий однажды ночью то ли сбежал, то ли где-то заблудился.
Ещё пятерых растерзала огромная голодная пума с ужасными, длинными когтями и зубами. Борс и сам едва избежал смерти.
Вряд ли ведьма, которую жаждал заполучить император, всё ещё жива и даже если так… стоит ли её спасать? Если она выжила, то к настоящему времени провела в компании того монстра больше месяца. И теперь ни на что не годилась.
Никто никогда не говорил императору Себастьену, что порученное им дело невыполнимо. Но если Борс признается в провале своей миссии, то будет отослан снова, на сей раз с большим количеством солдат. А как же награда, ради получения которой он так много трудился? Поэтому Борс предстал перед императором в тронном зале под сияющими лучами утреннего солнца и соврал:
– Она мертва, – просто сказал он. – Животное, укравшее рыжую ведьму, разорвало её на части, скорее всего в тот же самый день.
– Ты принёс доказательства? Голову? Окровавленное платье? Хоть что-нибудь?
– Милорд, мы действительно нашли останки, но они выглядели слишком неприятно, чтобы нести их в ваш прекрасный дворец, и… мм… сильно пахли.
Сегодня император пребывал в особенно скверном настроении. Императрица на встрече не присутствовала, и рядом с правителем стоял лишь угрюмый, безмолвный жрец.
– Ты потерял восемь моих людей в поисках мёртвой женщины?
– Мы столкнулись с огромной пумой…
– Разве я просил оправданий? – император медленно встал. – Я сам виноват, что поручил тебе столь деликатное дело. Доставить сюда двух женщин. Неужели это так сложно?
– Милорд…
– Молчать! – Себастьен сошёл с помоста. Судя по выражению его лица, Борсу не стоило рассчитывать на награду за доставку одной ведьмы. Ни на должность шерифа, ни на получение важного поста во дворце. – Ты выбрал очень тягостный момент, чтобы разочаровать меня.
– Я хотел бы сообщить второй ведьме о смерти сестры, – попросил Борс.
– Неужели?
– Да. Она принесёт беду. Надеюсь, вы надёжно её заперли, и ведьма никому больше не сможет навредить.
– Ты даёшь мне совет? – император продолжал лениво приближаться к Борсу.
– Я видел насколько она опасна, милорд. Я желаю лишь лучшего для Каламбьяна. И для вас, разумеется.
– Тогда, возможно, тебе следовало выполнить задание как следует.
Он никогда не замечал, насколько высок император Себастьен, однако сейчас, стоя с ним почти лицом к лицу, не мог не обратить на это внимание. Император был величественным и стройным, а холод его взгляда пробирал до костей…
Борс не догадывался об опасности, пока не почувствовал, как ему в живот вонзился клинок.
– Ты некомпетентный болван, – тихо сказал император, – и не стоишь ни пузырька пэнвира, ни еды, которой я чувствовал бы себя обязанным кормить тебя, если бы запер на двенадцатом уровне.
– Но… но… – Борс посмотрел на свой живот. Оттуда торчал нож императора, а по рубашке растекалось пятно крови.
Эту рубашку ему сшила жена. Он не видел её больше года и по многу месяцев даже не вспоминал о ней.
Себастьен плавно повернул лезвие. Борс закричал от новой, острой волны боли и начал падать, но император поддержал его. Себастьен оказался сильным, намного сильнее, чем выглядел.
Борс знал, что ему предстоит медленно и мучительно истечь кровью, поскольку не существовало худшего ранения, чем в живот. Император слегка склонился к нему.
– Я не выношу некомпетентность, – приглушённо сообщил он. – Ты не просто оплошал, ты чудовищно меня подвёл. – Он повторно провернул лезвие, на сей раз резче, и Борс снова взвыл. Он кричал и умолял. Не о жизни, для этого было слишком поздно. Он молил о быстрой смерти.
Себастьен выдернул нож и позволил Борсу рухнуть на пол. Потом наклонился, вытер лезвие о чистую часть рубашки и отвернулся, велев одному из солдат:
– Избавься потом от этого мусора, – юный, мертвенно-бледный страж кивнул, и император перевёл внимание к жрецу на помосте.
– Бреккиэн, – радушно окликнул Себастьен, выбросив из мыслей корчащегося на полу человека, – пока это неприятное дело завершается, я собираюсь выпить бокал вина. Не хотите ко мне присоединиться?
Прошла неделя с тех пор, как они с Рином стали мужем и женой во всех отношениях, но Жульетт ничуть не устала от их совместных занятий. Последние три дня она изучала королевские обязанности, обычаи энвинцев, знакомилась с советниками, жрицами, главами различных кланов и сыновьями прежней королевы, от которых ожидала враждебности, поскольку её положение естественным образом отнимало у них часть власти, однако не ощутила с их стороны ни гнева, ни негодования. Все они знали, как сильно Этэйна желала уйти из жизни, и вместо жажды удержать власть чувствовали облегчение от того, что трон заняла новая королева.
Они хотели того же, что и Рин. Жить в простом доме, заботиться о своей семье… самых обычных и прекрасных вещей. Жульетт ещё не призналась, что собирается придумать новый, мирный способ управления Энвином. Она не собиралась отказываться от простой жизни, о которой мечтали они с Рином.
Она попросила всех сыновей Этэйны остаться в должностях советников, если они не против, поскольку её собственные дети не смогут принять на себя эти обязанности ещё многие, многие годы.
В месте, где помимо нечаянных стычек с карадонцами не случалось никаких конфликтов, править было легко. Порой среди кланов возникали разногласия, но они носили тривиальный характер, и Жульетт без труда разрешала незначительные спорные вопросы.
Большинство её обязанностей относились к социальной сфере. Она развлекала глав кланов во время роскошных, сопровождаемых музыкой, ужинов и планировала проведение ближайших торжеств. У энвинцев было много праздников и фестивалей, посвящённых луне, местным богам и богиням и прежним выдающимся королевам. Теперь, когда Этэйны не стало, состоится новый праздник, отмечавший её длительное правление, а потом народ поприветствует восхождение на трон Жульетт.
Она провела долгий день за деловыми встречами и организацией фестиваля, который пройдёт перед следующим полнолунием. Люди нарядятся в маскарадные костюмы и выйдут на улицы города петь, танцевать и играть, а в главном тронном зале дворца состоится званый вечер.
Для девушки, чья жизнь до приезда в город протекала в простом домике почти без соприкосновений с внешним миром, произошедшие перемены были значительными.
Жульетт взволнованно бродила по спальне, ожидая прихода Рина. Последние трое суток она посвящала дневные часы делам, однако ночи оставляла для него. Её снедал жар, как Рин это называл. Она могла думать только о моменте, когда снова окажется в его объятиях, и хотя яростная потребность первых четырёх дней, когда они не выходили из её покоев, спала, к ночи Жульетт жаждала прикосновений мужа едва ли не до безумия.
Она никогда не считала себя чувственной и до встречи с Рином планировала провести жизнь в одиночестве и целомудрии. Теперь же от одной мысли о нем едва ли не начинала чувствовать, как он двигается рядом и внутри неё.
Дверь открылась, вошёл Рин, и Жульетт помчалась ему навстречу. Ухватив за рубашку, потянула мужа к себе для поцелуя и приоткрыла губы. Если бы могла, она поглотила бы его, и Рин чувствовал по отношению к ней то же самое.
«Я хочу тебя».
Откликнувшись на этот безмолвный призыв, он расстегнул ремешок золотого платья Жульетт, обнажил её грудь и погладил сосок большой, обласканной солнцем рукой. «Ты такая мягкая и прекрасная».
«А ты твёрдый и прекрасный».
Целуясь и даже смеясь, они ласкали и раздевали друг друга.
– Я думала о тебе весь день, – вслух призналась Жульетт, когда они почти голые направились к спальне. Её сердце стучало слишком быстро, разгорячённое тело сладко дрожало, требуя Рина.
– И я о тебе думал, – ответил он, пробегая пальцами по выпуклости её грудей, дразня чувствительные соски и наблюдая, как они заостряются. Жульетт затрепетала, борясь с искушением приказать Рину взять её здесь и сейчас, без ласк и прикосновений.
Но она не хотела отдавать Рину приказы и, откровенно говоря, не хотела, чтобы их единение закончилось слишком быстро. Жульетт положила ладонь на плоский живот мужа и ощутила его собственную глубокую дрожь. Ладонь скользнула ниже, любопытные пальцы, быстро научившиеся искусству возбуждения, принялись дразнить его возбуждённую плоть.
Она так сильно боялась впустить мужчину в свои разум и тело, а теперь, сделав это… поняла, что никогда не испытывала ничего более восхитительного. Рин всегда был с нею, и страх сменился осознанием, что она нуждалась в таких узах всю жизнь.
Однако она слышала далеко не каждую его мысль, знала не обо всех испытываемых им эмоциях. Порой Жульетт хотела от мужа всего, а иногда была более чем довольна слабому мерцанию его духа на протяжении дня. Даже если она не знала о каждой его мысли, физически их союз был совершенством. Рин сказал, что её тело вела потребность воспроизводства. Относилось ли это утверждение и к нему? Его отклик на неё был продиктован лишь физиологией?
Рин ущипнул один сосок, и Жульетт чуть не подскочила.
– Вот уж не думала, что этот жар, как ты его называешь, продлится так долго, – заметила Жульетт, когда они продолжили путь к кровати.
Рин остановился, поднял голову и с улыбкой посмотрел на неё сверху вниз.
– Жульетт, жар прошёл три дня назад.
Она быстро заморгала, потом вернула ему улыбку.
– Значит это желание, которое я испытываю к тебе…
– Это ничто иное, как призыв женщины к своему мужчине, – сказал он, легко поднимая её и укладывая на кровать, прежде чем сбросить с себя остатки одежды.
А она-то не сомневалась, что эту непреодолимую потребность вызвали её энвинская кровь, луна и готовность к зачатию. Когда Рин присоединился к ней на кровати и обнял, Жульетт закрыла глаза и распахнула душу не только перед ним, но и перед всем, что её окружало. Перед горами, жившими здесь людьми… даже перед самой собой.
Здесь её сердце билось по-другому, душа сияла ярче. Жульетт скучала по сёстрам и коттеджу, который называла домом, но её место было в Энвине. И она принадлежала Рину до тех пор, пока его не отберут у неё. На три года или на тридцать лет, или на сто.
– Рин, – прошептал она, слегка отстранившись, но не убирая рук с его тела. Она не хотела лишиться его прикосновений, ни сейчас, ни когда-либо в будущем. – Я должна тебя кое о чем спросить.
Он слегка выгнул брови. Обычно они почти не разговаривали после того, как падали в кровать.
– Когда мы приехали сюда, ты переживал из-за того, что не сможешь провести жизнь так, как планировал.
– Жульетт, не…
– Я сожалею об этом. Очень сожалею. Я хотела бы жить в доме, который ты для меня построил, заполнить его сыновьями и встречать тебя, когда ты возвращаешься домой.
– Все складывается так, как должно быть, – стоически ответил он.
Она поцеловала его, набираясь храбрости.
– Я хочу, чтобы наше положение изменилось и придумаю, как этого добиться. Но до тех пор не позволю понизить тебя до незначащего положения, когда ты обязан прибегать на каждый мой зов. Словно согревать мою кровать, удовлетворять потребности моего тела и делать детей – единственная цель твоего существования.
– Я не могу изменить сложившиеся традиции.
– Да, ты не можешь, – сказала она. – Зато я могу. – Жульетт обхватила лицо Рина ладонями и посмотрела ему в глаза. – Женись на мне, ванир. Стань моим королём. Будь рядом, бегай со мной, когда позовёт волк, и помогай воспитывать наших детей, – она прижалась к нему голым животом. – Думаю, первый из них уже растёт во мне.
Он просунул руку между их телами и погладил её мягкий живот.
На мгновение Жульетт охватила нерешительность. Рин ещё не согласился с предложением. Возможно, его интересовало лишь наслаждение, которое дарило её тело. А может, он не хотел менять устоявшиеся традиции. Будущее Рина открывалось ей так же неохотно, как собственное. Некоторые вещи не вызывали сомнений, другие были невыносимо туманными. Сейчас она ничего не знала о его чувствах, хотя Рин не пытался от неё отгородиться.
Или же она ничего не видела, потому что он ещё не принял решение.
– Я прошу не как королева, а как твоя пара и женщина, которая тебя любит. Рин, ты женишься на мне?
– Да, видара, – тихо ответил он.
Она не хотела врываться туда, куда её не приглашали, но, лёжа в объятиях Рина, казалось таким естественным коснуться его мыслей. И пока он обнимал её, что-то изменилось. Будущее вдруг прояснилось. Последние из препятствий, которые мешали ей увидеть, что у него на сердце, исчезли, и Жульетт почувствовала в Рине некий новый, прекрасный свет, который он только что, в этот самый момент, впустил в себя.
Любовь.
