Текст книги "Лунная ведьма (ЛП)"
Автор книги: Линда Джонс Уинстед
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Глава 8
Айседора проснулась с чудовищной головной болью. Связанные ноги и запястья едва позволяли пошевелиться, а голову закрывал мешок, закреплённый на шее верёвкой. Судя по лёгкой тряске, скрипу колёс и цокоту лошадиных копыт, она лежала в телеге. Несомненно, в окружении солдат, следивших за каждым её движением, несмотря на плачевное положение их пленницы.
На сей раз Борс решил не рисковать.
– Она пошевелилась, – неуверенно прошептал мужчина. – Кажется, очнулась.
– Наконец-то, – весело отозвался Борс. – Я уж начал думать, что мы её убили.
Айседора пробормотала словцо, непригодное для ушей её сестёр, но Борс только рассмеялся.
– Наслаждайся путешествием, ведьма. Как только ты дашь императору то, что он хочет, я прослежу, чтобы тебя повесили за убийство двух человек.
Её сердце замерло, желудок сжался. Убегая от Борса после похищения Жульетт, она не стала убивать парня, который пытался её остановить. Лишь вывела его из строя и заставила отпустить. Но он был жив и здоров. Значит, Борс знает о втором солдате…
– Я обнаружил твою работу, когда наткнулся в лесу на убитого мужчину. Это ведь ты сделала, да?
Айседора промолчала. Какой смысл объяснять, что солдат погиб случайно? Борс все равно ей не поверит.
– Бедолаге со спущенными брюками и болтающимся хозяйством проткнули сердце и украли у него хлеб с оружием. На мой взгляд, похоже на дело рук отчаявшейся женщины, поэтому ты пришла мне на ум ещё раньше, чем мы нашли на тебе то самое оружие. Как ты это сделала? Пообещала кое-что сладенькое, и когда бедняга отвлёкся, нанесла удар?
– Нет, – прохрипела Айседора, так глухо, что никто не услышал.
– Выследить тебя от лагеря было проще простого, – продолжил Борс. – Ты оставила след шириной в милю, ведьма. Мы немного подождали, надеясь, что ты выведешь нас к сестре, но она скорее всего мертва, поэтому я решил больше не медлить.
Всё было напрасно. Побег, убийство, кражи… её снова везут к императору. Ну, Борс хотя бы потерял Жульетт. И если она отвлекла его внимание на себя, дав сестре скрыться, то это того стоило.
– Последнее твоё убийство обошлось людям недёшево, – равнодушно заметил Борс. – Прежде, чем я прибыл и восстановил порядок, солдаты в лагере решили, что их товарища убил кто-то из деревни. Ты когда-нибудь видела, как мстят солдаты? Малоприятное зрелище, если находишься не с той стороны разверзшегося безумия.
Айседора благодарила Бога, что её лицо скрывает мешок. Она не хотела смотреть на Борса, и уж точно не хотела, чтобы он видел навернувшиеся ей на глаза слёзы. Что сделали солдаты? Нет. Она не хочет знать…
– Сначала они подумали, что в убийстве виновны местные мальчишки, которые не слишком радушно восприняли соседство солдатского лагеря, и повесили их. Но один солдат оказался поумнее и предположил, что убийца женщина. Учитывая уязвимое состояние мертвеца. Поэтому они посетили дома нескольких подозреваемых, развлеклись с женщинами, которые до последнего настаивали на своей непричастности, и убивали всех, кто пытался их остановить или слишком усердно сопротивлялся.
Айседора подавила рыдание.
– В целом, я бы сказал, что твой хлеб стоил трёх невинных жизней, а оружие пяти. И возможно, ещё одна девочка тоже не выжила. Парни оставили её в ужасном состоянии. Она всё ещё кричала…
– Замолчи, – приказала Айседора.
– Что-что? Я слышу в голосе ведьмы слёзы? Невероятно! Думал, ты будешь гордиться тем, как убила бедного солдата и оставила расплачиваться за своё преступление других людей. С другой стороны, – уже тише добавил Борс, – возможно, не такая уж ты бессердечная. Я наткнулся на то чудное местечко у ручья, где тебя стошнило. Хлеб показался недостаточно вкусным, милая?
Её замутило, желудок взбунтоваться так же, как тогда. Ей даже в голову не пришло, что солдаты заставят заплатить за смерть сослуживца кого-то другого. А следовало бы догадаться… и найти иной способ…
Она услышала, как Борс зевнул, не скрывая непомерную скуку.
– Веди себя хорошо, ведьма, – добавил он. – И, возможно, никто больше не умрёт. Кроме тебя, разумеется.
Стоя у костра, Рин наблюдал за тропой. Жульетт шла к нему. И уже скоро будет здесь.
Она убежала четыре дня назад, но он ни секунды не сомневался в её возвращении. Он мог бы догнать её и привести в лагерь. А в случае слишком усердного сопротивления лишить сознания с помощью одного из листьев тэнни, которые носил с собой в мешке. Но Рин не хотел идти на столь крайние меры. Не хотел, чтобы Жульетт боролась с ним на каждом шагу. Его жене пора смириться с судьбой.
Как он и предвидел, она самостоятельно приняла решение вернуться. Её аромат дразнил его в течение двух последних дней. Рин не обладал даром касаться других людей сквозь паутину жизней, но до Жульетт дотронуться мог. Это было не просто, но когда он концентрировался на ней, их сознания и даже души соединялись.
Всех энвинцев связывали со своими парами особые узы, но благодаря способностям Жульетт их связь была особенной. Исключительной. Глубже, чем у остальных. Когда она станет его женой во всех смыслах, и они сольются не только душами, но и телами, то ощутят силу этих уз в полной мере.
На обратном пути Жульетт все больше переполнял непривычный ей гнев. А ещё она боялась, хотя не понимала чего именно, и скрывала страх за яростью. Зато Рин понимал. Она хотела его так, как женщина желает мужчину, но ещё не примирилась со своими чувствами. Однако сделает это. Скоро. Она видела его во сне, и, возможно, их сны походили друг на друга. Ему снилась жена в течение прошлых пяти лет. Сначала смутно и лишь по паре раз за один лунный цикл. Но за прошлые несколько месяцев сны участились, и её лицо постепенно приобретало чёткость. Происходило ли то же самое с Жульетт? Просыпалась ли она после тех видений в смятении и дрожа всем телом?
Когда Жульетт показалась из-за поворота, он стоял почти на том же месте, где она его оставила. Губы непроизвольно растянулись в улыбке.
Она вздёрнула подбородок и пригвоздила его взглядом.
– Не смей мне улыбаться!
Рин с усилием придал лицу серьёзное выражение.
– Я здесь только потому, что не смогла слезть с этой проклятой горы, а умереть из принципа как-то не готова.
После нескольких дней одиночества она выглядела совсем по-другому. Во многом на ней сказались страх и злость. Волосы выбились из косы и запутались, платье порвалось, лицо перепачкалось. Щеки пылали, а глаза сияли. Жизнь била из неё ключом, и ему это нравилось. Такой же Рин видел её во сне прошлой ночью – дикой, как он сам. Восхитительной, гневной и страстной.
И эта женщина досталась ему в жёны!
– Ты вернулась, потому что тебе суждено быть здесь, – спокойно ответил он. – Со мной.
Жульетт приближалась к нему широкой, решительной походкой. Даже не попытавшись замедлить шаг, она едва с ним не столкнулась и крепко ударила в грудь.
– Если ты скажешь ещё хоть слово о нашем браке, назовёшь меня женой или заявишь, что нам предназначено жить вместе, клянусь, я-таки спущусь с горы, даже если у меня уйдёт на это вечность.
Он понизил голос, поскольку она стояла совсем близко, и не было никакой нужды кричать подобно ей.
– Ты не знаешь, что делать с пылающим в тебе огнём, и оттого злишься.
Она ударила его снова, но чтобы причинить ему боль, ей не хватало сил.
– Я не злюсь. Я никогда не злюсь! Я не выхожу из себя и не сержусь, потому что это не даёт конструктивного результата. Гнев совершенно бесполезен, – рассказывая, какая она спокойная, Жульетт ударила его трижды.
Внезапно она остановилась, и ярость в её глазах сменилась удивлением.
– Твои раны, – прошептала она. Колошматившая его ладонь опустилась ему на грудь, туда, где несколько дней назад зиял ужасно глубокий порез. – Они исчезли.
– Я выздоровел, – просто сказал он.
– Но… как?
– Энвинцы быстро исцеляются.
– Да уж, вижу, – пробормотала она, опуская руку и пронзая его осуждающим взглядом. – Ты мог пойти за мной несколько дней назад.
– Да.
– Почему же не пошёл?
– Я знал, что ты вернёшься, – он не сказал большего, поскольку его уверенность лишь взбесила бы её.
– Я здесь только потому, что не могу спуститься с горы самостоятельно. Это единственная причина.
– Всё не так просто.
Она посмотрела на костёр, избегая пристального взгляда Рина.
– Ты вернулась, потому что тебе суждено быть здесь и ты ничем не можешь помочь своим сёстрам. Вернулась, потому что тебя терзают и дразнят сны.
Её щеки ярко вспыхнули, губы слегка сжались.
– Не напоминай мне о снах.
– Жульетт, тебе не нужно ничего мне объяснять. Я не обладаю твоим даром, но отрицать наши узы глупо. Временами я ясно вижу твои мысли и чувства. И хотя при желании, могу разъединить ту связь, разрушить её всё же не в силах.
– Так разъедини её сейчас же.
Он с радостью выполнил это пожелание. Со временем их узы станут нерушимыми, но пока Рин чувствовал себя столь же неуютно, как Жульетт. И не только потому что позволял едва знакомой женщине слушать свои самые сокровенные мысли, но и потому что не хотел больше ощущать её гнев.
Хорошо, что её злость скоро развеется. Когда они доберутся до города, Жульетт будет счастлива. Она признает себя его парой раньше, чем они произнесут клятвы перед королевой.
Они продолжили путешествие тем же способом: Рин шагал впереди, а Жульетт изо всех сил старалась не отставать. С каждым днём идти ей становилось всё легче. Ноги приспособились к ходьбе и ступали по скалам увереннее. Помогло и то, что часть пути пролегала через не слишком крутые, поросшие деревьями холмы, передвигаться по которым получалось даже без отдышки.
Рин больше не называл её женой и, разумеется, не пробовал на вкус. Если бы не повторяющиеся сны, она сочла бы эту поездку почти приятной. В некоторые ночи снова появлялись когти, превращая грёзы в кошмары, но в другие всё заканчивалось иначе.
Порой сон прерывался, когда она почти касалась ртом горла Рина, пока его руки блуждали по её телу, поднимали юбку и ласкали там, где никто никогда прежде не дотрагивался… где она поклялась не позволять никому дотрагиваться…
Холодные, девственные горы, бесспорно, были прекрасны. Казалось, ни одна женщина до неё не ступала по этой земле и не смотрела в такой сказочный небосвод. Яркий и чистый, как в её снах, столь невероятного голубого оттенка, которого она никогда прежде не видела.
Сны воздействовали на Жульетт сильнее, чем хотелось бы. Только сегодня утром она проснулась слишком близко от Рина, поскольку ночью перекатилась к нему в поисках тепла, и, когда распахнула глаза, ей открылся вид очень похожий на тот, который только что снился. На мгновение… на один безумный миг… её мысли приняли совершенно определённый оборот.
Она признавала красоту Рина. Дикость и мужественность. Иногда, при взгляде на его лицо или от любования плавными движениями, её живот неожиданно сжимался, но ощущение не казалось неприятным. Пока они шли по узкой тропе мимо сухих деревьев, острых скал и редких зелёных кустов, Жульетт пыталась представить, как выглядел бы энвинец с короткими или заплетёнными волосами и в обычной одежде. Конечно, остался бы таким же красивым. И столь же неприрученным. Странно, но она предпочитала видеть Рина таким, как сейчас. Ему шёл первобытный вид, поскольку отражал самую его сущность.
А вот насчёт себя Жульетт не была уверена. Когда-то она совсем не сомневалась ни в себе, ни в своих планах на жизнь. Но теперь… ничего не понимала.
Они добрались до крутого подъёма, и Рин обернулся, дожидаясь её. Потом протянул сильную и надёжную руку, помощь которой Жульетт без раздумий приняла, чтобы забраться наверх. И её ослепило озарение, столь же неожиданное, как периодические проделки живота.
Нет, не совсем неожиданное, решила она, становясь на твёрдую землю. Её физический отклик на настойчивость Рина становился всё сильнее. Она отвечала на его взгляды, прикосновения и обнаружила, что фантазирует о таких вещах, про которые предпочла бы не думать. Жульетт решила, что всему виной сны. Реальность, наверняка, окажется не такой приятной…
Она посмотрела ему в глаза и глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание.
– Я никогда не смогу влюбиться, – протараторила Жульетт, слишком быстро произнося слова.
– Я не просил любви, – ответил он без гнева или разочарования.
В нём действительно не чувствовалось любви, и Рин, безусловно, никогда не говорил о ней. Но продолжал настаивать, что Жульетт единственная предназначенная ему женщина. Разве это не любовь?
– Когда ты перестанешь сопротивляться, нас соединят дружба, привязанность и страсть, – сообщил он. – Так заведено у энвинцев.
– Энвинцы не верят в любовь?
– Некоторые верят, – сказал Рин. – Но в любви нет необходимости.
Жульетт всегда считала любовь обязательной составляющей хорошего брака и отчасти поэтому решила не выходить замуж.
Немного отдохнув, они отправились дальше. По пути им не встретилось никаких признаков других живых существ, кроме маленьких тварей, которых Рин ловил к ужину, когда надоедало жевать коренья. Чаще всего ему попадались тилзи – зверюшки, похожие на кроликов среднего размера, робкие, быстрые и вкусные. Не настолько быстрые, чтобы убежать от Рина, но всё же… двигались они шустро.
Жульетт не спрашивала, долго ли ещё идти до его дома, а сам Рин не счёл нужным поделиться подробностями маршрута.
Он вообще не болтал попусту, демонстрируя молчаливую уверенность в себе. Но при этом прекрасно умел общаться, когда хотел что-нибудь сказать. Правда, как правило, не выказывал желания завязать беседу. Если уж её так настойчиво влечёт к мужчине, то меньшее, что она может сделать, это узнать его получше.
Хотя он, судя по всему, не стремился познакомиться с ней поближе. Даже не спросил, почему она не может полюбить.
– Всем энвинцам приходится уезжать из города за предполагаемыми жёнами?
– Да, когда приходит время, мы чувствуем зов и отправляемся на поиски своей пары.
– А что происходит, если пара так и не находится?
– Мы не возвращаемся в город, пока не заканчиваем поиск, насколько бы далеко не завело нас путешествие.
Не то, чтобы ей нужны было все это знать, ведь она не планировала остаться, просто немного любопытничала, а Рин почти ничего не объяснял. Да, он отвечал на вопросы, но не вдавался в подробности.
– Ты уже когда-нибудь забирал женщину к себе домой?
– Нет.
– Трудно поверить, – пробормотала она. Энвинцы все такие, как Рин? Такие же спокойные, сильные и упрямые? Она знала многих женщин, которые с радостью оказались бы на её месте.
Окружающие растения стояли совершенно голыми, без единого скрашивающего пейзаж яркого листочка. Здесь холодало гораздо быстрее, чем в южной провинции, и больше не встречались вечнозелёные деревья, среди которых они когда-то разбили лагерь. Жульетт снова почувствовала запах снега, хотя синие небеса не затмевало ни одно облачко. Как ни странно, она привыкла к холоду быстрее, чем предполагала. Ледяной воздух больше не пробирал до костей сквозь одежду, а лишь приятно овевал обнажённые участки кожи.
– Наверное, тут не часто можно встретить солдат императора, – заметила она, чувствуя, что за время, проведённое в дороге за едой, сном и самыми простыми диалогами, по-настоящему изголодалась по общению.
Рин обернулся через плечо и немного приподнял брови.
– Здесь нет солдат. Мы пересекли границу Каламбьяна и вступили в земли Энвина два дня назад.
Они остановились, давая ей передохнуть, но Рин не жаловался на задержки и не предлагал свою помощь. Жульетт знала, что он взял бы её на руки по первой же просьбе, но они перешагнули ту стадию отношений. Неожиданно для себя она перестала быть пленницей и наконец признала, что сейчас должна находиться именно здесь. Осознание пришло неожиданно и вопреки желанию, но в глубине души Жульетт понимала правильность своего решения. Путешествие превратилось для неё в приключение, поучаствовать в котором она никогда не рассчитывала. И Жульетт начала чувствовать свою связь с горами и Рином.
Но её планы на жизнь не изменились. Зато об этой недолгой авантюре она будет рассказывать, когда состарится и поседеет.
Ну, не обо всем, конечно. Никто никогда не узнает о снах или о её странном желании коснуться губами шеи Рина.
– Твой Город такой же прекрасный? – спросила она. С её места открывался вид на обширное, величественное пространство нетронутой земли: горы, леса, холмы и долины. Казалось, она стоит на вершине мира, хотя на севере скалы были ещё выше.
– Город красив по-другому.
– Все энвинцы живут в Городе?
– Нет. Некоторые предпочитают селиться в горах или на фермах.
Она повернулась к Рину лицом.
– Но ты-то живёшь в Городе?
Он кивнул. Даже столь короткий жест источал силу и дикость. Её взгляд притягивала его шея, массивная и жилистая, переходящая в прекрасные, широкие плечи. Жульетт поспешно отвела глаза.
– Я ухожу из Города, чтобы поохотиться и побегать, когда зовёт волк.
Порой она почти забывала, что он оборотень, и в его сердце живёт дух зверя. Та дикая сущность была столь неотъемлемой частью Рина, что без волка он никогда не был бы целым.
– Я не причиню тебе боли, – тихо сказал он.
– Знаю, – Жульетт постаралась придать голосу решительность и независимость.
– Не бойся своего влечения ко мне. Оно естественно и правильно, и когда придёт время, тебе понравится.
Она заставила себя рассмеяться.
– Меня не влечёт к тебе. Ради Бога, я…
– У меня нет твоего дара, – прервал он. – Я могу не пустить тебя в свои мысли, но не могу проникнуть в твои, если только ты мне не позволишь.
Хвала небесам! Она определённо не хотела, чтобы он знал, о чем она думала, когда возвращалась к нему.
– Можешь не сомневаться, я не позволю.
– А в твоё тело?
Жульетт вздрогнула. Временами он высказывался слишком прямолинейно! Не вплетал в свои речи никаких уловок или утончённых попыток соблазнения.
– Мы не женаты, и я не могу…
– Можешь, – уверенно заявил он и шагнул к ней. – Однажды ты назвала меня животным, а я напомнил, что ты такая же.
– Я не животное, – чопорно возразила Жульетт.
Рин склонил голову набок.
– Жена, мы все животные. Я чувствую запах желания, которое ты отрицаешь. На твоей плоти, в самом твоём дыхании. Ты зовёшь меня так же, как любой зверь призывает свою пару.
– Я тебя не призываю.
– Позволь мне коснуться твоих мыслей и доказать обратное.
– Нет, – незачем ему знать её мысли. Незачем знать, что он прав. – Я поеду в твой Город. Возможно, даже останусь там на несколько недель или месяцев. Но то место не станет моим домом, а ты не станешь мне мужем.
– Я знал, что ты окажешься упрямой, – ответил он, нисколько не обеспокоенный её несговорчивостью.
– Я не упрямая, – эта реплика вызвала у Рина улыбку, и сердце Жульетт странно затрепетало.
– Я не стану трогать тебя, как муж жену, пока ты сама не придёшь ко мне, – сказал он, приближаясь. – Я подожду.
– Ждать придётся долго, – предупредила она, но фраза получилась не такой резкой, как хотелось бы. Он стоял слишком близко, выглядел чересчур непринуждённым… был слишком большим. Но как и во сне, она не чувствовала себя подавленной. Рин никогда не использовал бы свою силу против неё, она осознавала это всем существом.
– Сомневаюсь, – прошептал он, останавливаясь перед нею. Заглянул Жульетт в глаза, дотронулся пальцем до щеки, заставил слегка отклонить голову назад и прижался губами к горлу. Он не лизал, не посасывал и не дразнил, как раньше. Просто касался. Поднял большую загорелую руку к её груди, но не стал гладить, а остановил ладонь ниже, словно хотел почувствовать сердцебиение.
Она могла оттолкнуть его. Должна была оттолкнуть. Но вместо этого закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Не разумом, а плотью. Её тело трепетало, сердце забилось быстрее. Жульетт потянулась к Рину, но так и не смогла прикоснуться. Пальцы согнулись и сжались, вопреки желанию дотронуться и почувствовать его жар руками.
Рин отпустил её, проведя напоследок длинными, загорелыми пальцами поверх платья. Как только он перестал касаться губами её горла, Жульетт пришла в себя и отступила.
– Ты всегда целуешь меня в шею, – заметила она чуть дрожащим голосом. Почему не в губы или в щеку? Даже во сне её манило к себе именно его горло.
– Открытое горло – наивысший жест доверия, – Рин провёл пальцем вдоль её шеи. – Здесь ты наиболее уязвима. Один укус, и кровь вместе с жизнью вытечет из тела. И всё же правильное прикосновение к этому беззащитному месту невыразимо сексуально. Оно заключает в себе жизнь и смерть. Обещание и наслаждение.
– Звучит как-то примитивно, – палец на её горле пробуждал калейдоскоп эмоций, и она никак не могла с ними справиться. Да и не хотела, чтобы они прекращались.
– Не отрицай в себе зверя, жена, – сказал Рин, отворачиваясь и возвращаясь к тропе. – В нём нет ничего плохого.
Жульетт возразила бы, но, идя за ним быстрым шагом, никак не могла восстановить дыхание.
Что-то в Жульетт изменилось, хотя сама она этого пока не замечала. Рин же не только видел, но и чувствовал то преображение. Оно проявилось на лице и теле, и ещё в душе, которую жена старалась от него скрыть. Он пытался придумать объяснение тому, что видел собственными глазами, но не мог.
Поужинав, они молча сидели у огня, вспоминая сегодняшний разговор. Неловкий и незавершённый.
В прошлый раз, когда Жульетт пришла к нему как жена к мужу, она всё ещё оставалась отстранённой и испуганной. Он понял несколько дней назад, что она боится не его, а себя. Страшится переполнявшей её страсти.
Рин наклонился вперёд, изучая её глаза при свете костра. Днём, прикоснувшись к ней во время остановки, он заметил нечто странное и неожиданное. В тёплых карих глазах появились золотые крапинки, которых там раньше не было. Тело, определённо, стало теплее. Первое время после похищения она казалась бледнее, теперь же её кожа выглядела здоровой и розовой. Если он снова дотронется до груди Жульетт, то почувствует, что сердце бьётся чаще? Сегодня днём оно стучало так быстро, потому что жена боролась со своим желанием? Рин задумался, не начала ли она в последние дни слышать звуки с большего расстояния, чем считала возможным, и не стала ли лучше видеть в темноте.
Она его пара, и он должен знать о ней все, но это… такого он не ожидал.
Рин ненавидел сюрпризы.
Возможно, он ошибся, и перемены в Жульетт ему померещились. Были вызваны игрой света или быстрой ходьбой. Скоро он это выяснит.
Они расположились на разложенной неподалёку от костра медвежьей шкуре. Жульетт больше не дрожала, как в первые ночи, хотя в последнее время значительно похолодало. Ещё один признак изменений.
– Энвинцы менее чувствительны к холоду, чем жители низин, – произнёс Рин, мельком глянув на огонь.
– Я догадалась по твоей одежде, – ответила она и добавила, слегка улыбнувшись: – Вернее, по её отсутствию.
– Это из-за волчьей крови.
Она кивнула, повернула к нему голову, и её карие глаза снова сверкнули золотом. Возможно, ему показалось, и то всего лишь отблеск от костра. Или крапинки были там всегда, просто он их не замечал. Его сердце тревожно сжалось. Нет. Он очень внимательно к ней присматривался. Ничего не пропускал.
– Прости за предложение тебя вылечить, – Жульетт отчаянно желая перевести разговор на что-нибудь более безопасное. – Мне следовало понять, что в тебе нет ничего плохого.
Рин слегка кивнул.
– Просто… – она не стала заканчивать, но он услышал сомнение и неуверенность в её голосе. Интересно, если бы в нём не жил волк, Жульетт боролась бы со своим влечением менее усердно?
– Если я захочу избавиться от волка, то всего лишь должен уехать подальше от Города и сердца.
– Сердца? – переспросила она.
– Сердца Энвина. Это священный камень, который хранится во дворце королевы под охраной наиболее высокопоставленных и надёжных солдат. Я один из них.
Она улыбнулась.
– Значит, ты не все время бегаешь по горам, похищая женщин?
– Только когда зовёшь ты, жена.
Улыбка Жульетт растаяла, ей всё ещё не нравилось, когда он называл её женой.
– Значит, сердце Энвина? Как оно выглядит?
– Это драгоценный камень такого же цвета, как глаза королевы. Сердце защищает и пробуждает магию нашего народа. Во время коронации королеву окутывает сила камня. А юноши, когда достигают нужного возраста, дают клятву перед сердцем и принимают зверя внутри себя.
– Так маленькие энвинцы не превращаются в волков?
– Нет.
– И если ты захочешь, то сможешь уехать из города, подальше от сердца, и стать обычным человеком?
Вот чего она хотела? Теперь, терзаемая сексуальными желаниями, в которых не отваживалась сознаться, Жульетт сожалела, что он не человек?
– Да, – ответил он. Он не сказал, что отказ от волка похож на отрезание собственной руки. Не сказал, что лучше умрёт, нежели превратится в обычного человека. – Чем дальше я ухожу от сердца, тем слабее его власть и притяжение.
– Притяжение. Оно зовёт тебя домой?
– Да.
Жульетт никак не могла заснуть, поскольку боролась с влечением к нему. Она знала, что сегодня к ней снова придут сны, более реальные, чем вчера. А завтра они будут ещё реальнее, и так каждую ночь, пока она с ним не соединится. Жульетт знала это, и отказывалась принять. Но примет. Скоро. От неё исходил столь насыщенный, призывающий мужчину аромат, что он почти мог коснуться и увидеть его.
Рин протянул руку и дотронулся до её лица. Он должен выяснить, не подвели ли его сегодня днём собственные глаза. Да, её кожа теплее, чем раньше. Жульетт не уклонилась от прикосновения, как он опасался, поэтому Рин опустил вторую руку к её сердцу. Она вздрогнула, больше от удивления, чем от недовольства, но не отстранилась. Рин потёр большим пальцем мягкую грудь и обхватил ладонью. Сердце Жульетт снова забилось слишком быстро. От ожидания и волнения, но не только. Тут было нечто большее.
Жульетт облизнула губы и устремила взгляд на его горло. Как бы настойчиво она не поддерживала дистанцию, её влекло к нему. Он не стал говорить, что её сражение безнадёжно, и она не успокоится, пока не сдастся на волю желания, которое так долго дремало внутри неё. Жульетт не могла заглушить возникшее между ними влечение, сколько бы ни пыталась.
Пытаться она перестала всего через несколько мгновений. Он почувствовал облегчение, и вслед за ним прилив энергии и опаляющий жар. Их обоюдный голод оказалась настолько силен, что пламя походного костра вспыхнуло выше и ярче. Жульетт не отводила глаз от его горла, её губы разомкнулись и смягчились.
– Хочешь попробовать меня на вкус?
Она отрицательно помотала головой, но шёпотом ответила:
– Да. Больше всего на свете.
Рин очень медленно придвинулся ближе. Жульетт поддалась вперёд, и он склонил голову набок, подставляя горло её губам. Сперва она заколебалась, но Рин не стал запускать пальцы в спутанные волосы жены и притягивать к себе, позволив ей самой выбрать время и способ его попробовать.
Мягкие губы опустились ему на шею. Рин закрыл глаза. Реальное прикосновение оказалось намного лучше любых снов. Все его тело отозвалось на ласку, инстинкт побуждал притянуть Жульетт к себе и заставить дать больше. Но он сдержался и не шелохнулся, предоставив ей проявлять инициативу. От нерешительного касания языка к его горлу мысли смешались, тело взвыло, а мгновение спустя Жульетт испустила нежный стон и полностью прижалась ртом к предложенной плоти. Но в ней всё ещё таился маленький осколок сомнения.
– Не бойся, – прошептал он хриплым, почти дрожащим голосом и зарылся пальцами в её волосы.
Едва попробовав его, Жульетт больше не останавливалась и не отстранялась. Она полностью предалась своему занятию, слегка втягивала в рот его кожу, вдыхала запах, ласкала языком. Одной рукой ухватилась за спутанную прядь его волос и не отпускала, передвигая губы к другой стороне шеи. Её тело дрожало, но не от страха. Уже нет.
Рин не только ощущал и видел её желание, но и чувствовал, как запах страсти усиливается на девичьей плоти. Эта жажда была всюду. В волосах, на лице, в сжимавших его руках и ласкавших губах.
– А ты приятный на вкус, – прошептала она, совсем чуть-чуть отстранившись. – Такой хороший. Боже, я могу сидеть здесь всю ночь и просто… просто… – она придвигалась все ближе, пока не устроилась у него на коленях и не обняла, быстро утрачивая контроль.
Её кожа пылала, сердце бешено колотилось. Расточая внимание его шее, Жульетт прижималась к нему все плотнее и обнимала так крепко, будто от этого зависела её жизнь. Она стонала, смеялась и посасывала его кожу.
– Ты был прав, – прошептала она и тронула кончиком языка чувствительное местечко на его горле. – Пробуя тебя, я понимаю, что должна быть здесь. Твой вкус такой знакомый, будто я всегда его знала.
– Ты знала, – пророкотал Рин. Он был готов для неё, готов уже много дней. Недель. Месяцев. Осталось только сбросить их одежду, и он окажется в ней. Рин испытывал искушение сделать это немедленно, его тело требовало действовать, но это будет её первый раз. И его тоже, и он знал, что она испытает боль.
Но думать становилось всё сложнее и сложнее. Губы Жульетт неумолимо ласкали его, и она не стала ограничивать себя одним простым прикосновением, а принялась водить мягкими губами с одной стороны горла к другой, дразнила языком, сжимала в руках его волосы. Её тело трепетало. Она гладила голую кожу везде, где только могла прикоснуться, словно стремилась как можно лучше изучить его тело. Смелые движения её пальцев возбуждали.
А потом она его укусила.
Не сильно. Это был едва заметный щипок, от которого проступила капелька крови. Ещё одно подтверждение, что он не всё знал о своей жене, когда похищал её.
Он хотел убедиться в своих подозрениях. Помимо оружия, которым дрался с солдатами, когда похищал Жульетт, Рин носил с собой листья дерева тэнни – их достаточно, чтобы узнать правду. Но были и другие способы развеять сомнения. Лучшие способы.
Рин обнял Жульетт, перевернул на спину и накрыл своим телом. На мгновение у неё перехватило дыхание, но она почти сразу снова потянулась к нему. Он прижался губами к её горлу и принялся посасывать, она в ответ запустила пальцы в его волосы, крепко сжала и сделала то, чего не сделал он. Притянула его ближе.
Её страх развеялся не полностью, но его сменило более сильное чувство. Желание. Она уже почти сдалась ему.
Ещё днём он заметил, что аромат её кожи немного изменился. Не попробуй он Жульетт в ту первую ночь, мог бы вообще ничего не заметить, но Рин очень хорошо запомнил сладкий вкус той плоти. Сейчас он стал другим. Не менее сладким, но… другим. Она прижалась к нему всем телом и откинула голову назад, предлагая горло. Это был наивысший дар, который женщина могла предложить мужчине – лечь под ним вот так, в самом уязвимом положении, с запрокинутой головой и разведёнными бёдрами.
Он в полной мере воспользовался её предложением, принялся целовать Жульетт от подбородка до плеча, посасывал кожу за ушком, одновременно забираясь руками под юбку. Плоть бёдер оказалась мягкой и нежной, тёплой и немного трепещущей. Лаская её там, он слегка прикусил сбоку шею жены, чтобы проступила капля крови.
