Текст книги "Лунная ведьма (ЛП)"
Автор книги: Линда Джонс Уинстед
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Жульетт не вскрикнула и не попыталась его оттолкнуть. Вместо этого застонала и закинула на него одну ногу. Он был так близок к тому, чтобы погрузиться в неё. Так близок. И она хотела этого не меньше. Наконец Жульетт станет его женой во всех отношениях. Больше не будет никаких речей о спасении и угроз вернуться назад.
Он слизнул показавшуюся каплю крови, позволяя ей растечься по языку. Этого было достаточно, чтобы узнать правду. С приближением к Городу и священному сердцу Жульетт действительно изменилась. И подобно ему, чувствовала притяжение камня, но ещё не осознавала того зова и не понимала, что, возвращаясь к Рину, она также шагала к камню и своей судьбе. В Жульетт проснулась кровь её отца и с каждым шагом к Городу набирала силу.
В свете костра Рин наблюдал, как маленький порез затягивается у него на глазах, пока кожа на её шее снова не стала безупречной.
Его женщина, его пара была энвинкой. Она оказалась тем потерянным ребёнком, девочкой, которую все ждали.
И когда они доберутся до города, Жульетт станет королевой.
Глава 9
Казалось, если она не схватится за что-нибудь прочное, способное удержать на земле, то вылетит из собственного тела, поэтому Жульетт вцепилась в волосы Рина. Её сны, изоляция, дни и ночи, проведённые с Рином – всё это внезапно сказалось на ней и вызвало ощущение, напоминающее падение с высоты. Но не пугающее. Наоборот, она чувствовала себя захмелевшей и странно раскрепощённой. Прикосновение её губ к его горлу запустило реакцию, которую она не могла остановить, да и не хотела. Теперь Рин просочился в саму её кровь, и Жульетт наконец поняла очень многое.
Она утверждала, что никогда не выйдет замуж, а Софи в ответ часто подстрекала её завести любовника. Тогда это предложение приводило в ужас, но теперь, когда Рин нависал над ней, вызывая в теле самые замечательные ощущения, совет сестры казался отличной идеей. Проклятие им не угрожало. Жульетт не любила Рина, он не любил её. Значит, проклятие не отнимет у него жизнь.
Может, она и не любила Рина, зато любила вкус и ощущение его кожи под своими губами. Так же сильно, а может и больше, обожала чувствовать его губы на своём теле. В крови заискрилась молния, но несмотря на восхитительные ощущения и наслаждение от поцелуев и ласк Рина, Жульетт хотела большего.
Не было никаких когтей. Она не спала, и кошмар не грозил отпугнуть её от чего-то прекрасного и естественного.
Сюда её привела сама судьба. Сейчас происходящее казалось правильным и хорошим, и противиться своим желаниям было бы глупо. Жульетт словно и не жила, пока не ступила на эту гору. Она спала, пока Рин не нашёл её, а пытаясь уйти, бежала не от него, а от части себя. От своей животной части. От зверя. Тело переполняла энергия, и впервые в жизни ей захотелось чего-то для себя. Захотелось того наслаждения, которым дразнили её сны, захотелось, чтобы их с Рином тела соединились.
Было так легко отдаться на волю чувств, но когда Рин снова принялся целовать ей горло, разум всё никак не покидали надоедливые сомнения. Бесспорно, они с этим мужчиной связаны. Но когда он окажется внутри, то не ослабит ли своей сущностью, не потеряет ли Жульетт свою? И ведь ещё не стоит забывать об опасности забеременеть.
От этой мысли Жульетт слегка вздрогнула. Как она могла даже просто подумать о том, чтобы лечь с мужчиной, когда такие действия вполне могли привести к рождению ребёнка? Ребёнка-энвинца, который однажды в полнолуние примет другую форму, если только не увезти его подальше от этих гор и отца. А если она не сможет забрать ребёнка у Рина? Но сколько бы ни пыталась, Жульетт не могла представить свою жизнь в изолированном, примитивном городе, вдали от всего привычного, с человеком, который не любил её и которого она сама никогда не полюбит.
Ребёнок свяжет её с энвинцем, как никогда не связала бы ни одна ночь страсти. Если они создадут семью и останутся вместе, то в конечном счёте она полюбит Рина? Жульетт подозревала, что это будет просто. Слишком просто. А с любовью приходило несчастье.
Она стиснула в кулак его волосы.
– Рин… Я не могу.
Он издал горлом недовольное рычание.
– Не будет никаких младенцев, – прошептал он. – Не сегодня.
Она даже не удивилась его осведомлённости о её тревогах. Он был в её мыслях, она в его.
– Почему ты так уверен?
– Сейчас не время.
Жульетт немного расслабилась. Хотя Рин часто доводил её до бешенства, но никогда не лгал. Насколько она знала, энвинцы относились к совершенно другому виду, и, наверное, могли сделать ребёнка только в определённое время года или фазу луны. И по правде говоря, вряд ли она сама легко забеременеет без помощи Софи. Её цикл не отличался регулярностью. Обычно она кровоточила по три дня каждые четыре месяца или около того, а не раз в месяц, как сестры и большинство других женщин.
Жульетт позволила себе расслабиться, поверив, что нет нужды волноваться, и сегодняшняя ночь не подарит ей ребёнка, к которому она пока не готова.
Но ещё не следовало забывать об их ментальной связи. Сейчас впитываемые ощущения были приятными и тёплыми, однако что она почувствует, когда Рин погрузится в её тело? Не станет ли их связь ещё глубже? Больше всего Жульетт боялась остаться соединённой с кем-нибудь навечно.
– Ты хочешь физического соединения, но не мысленного, – он немного приподнялся, чтобы посмотреть на неё. Мерцающий костёр освещал половину его лица, и, казалось, Рин испытывает боль или разочарование.
– Да, – прошептала она.
– Почему?
«Я боюсь».
«Ты можешь не пустить меня. И знаешь как».
– Я сейчас сомневаюсь в своих силах, – сказала она. – Может, ты?..
– Если таково твоё желание, жена. – Рин снова коснулся губами её горла, и она забыла обо всем, полностью сосредоточившись на физических ощущениях.
Близкий огонь излучал жар. Едва ли не слишком сильный. Ночной холод больше не пробирался сквозь одежду, как в первые дни в горах. Наверное, она быстро акклиматизировалась. С другой стороны, возможно, холод развеяли прикосновения Рина и предвкушение того, что скоро должно произойти.
Одной рукой он расстегнул плащ, потом занялся пуговицами на платье. Второй рукой помог Жульетт сесть и стянул с неё рукава тяжёлого зелёного платья. Жульетт приготовилась ощутить обнажённой кожей холод, но этого не случилось. Её согревали близость Рина и влечение.
Внезапно на неё накатила неуверенность. Неуверенность девственницы. Ни один человек никогда не видел её раздетой, и перспектива лечь под мужчину полностью беззащитной и уязвимой пугала. А вдруг она ему не понравится? Она выглядела совершенно обычно, не обладала изгибами Софи или угловатостью Айседоры. И в делах физической любви не имела никакого опыта или знаний. Рин мог счесть её скучной, или… Боже, а вдруг она сделает что-то не так?
Пока Рин раздевал Жульетт, стало ясно, что он не находит её ни обычной, ни скучной. Он пробежался кончиками дрожащих пальцев по нежной коже, возбуждая и изучая, глядя на неё с желанием и предвкушением. Его золотые глаза горели страстью. Жульетт покинули остатки сомнений. Даже без мистической связи она поняла, что желанна.
Он усадил её себе на колени и через ноги стянул изорванное платье. Когда она осталась голой, Рин провёл рукой по телу Жульетт, касаясь горла, грудей, мягкого живота, а потом нежно скользнул ей между ног, заставив изогнуться и застонать. Её желание достигло таких высот, о существовании которых она даже не подозревала. Это было прекрасно: и само желание, и ожидание большего.
Рин ласкал её, как самое прекрасное из сокровищ, изысканное и драгоценное. Ещё ни разу за свои двадцать шесть лет Жульетт не чувствовала себя драгоценной.
– Я никогда раньше этого не делала, – неуверенно прошептала она.
– Знаю. Я тоже.
Она тяжело сглотнула.
– Никогда? – она ожидала, что мужчина с его внешностью, столь очевидно зрелый, знающий где и как к ней прикасаться, окажется опытным в любовных делах. Многие из её пациенток жаловались на неверность мужей или рассказывали о мужчинах, которые до женитьбы не пропускали ни одной юбки.
– Я ждал тебя, – сказал Рин.
Жульетт облизнула губы. Он все время ждал её. Это пугало не меньше, чем возможность полностью впустить его в себя, не только в тело, но также в мысли и душу.
Рин смотрел ей в глаза, словно ждал, что она передумает.
Она не передумала. Некая примитивная её часть взяла над ней верх, во всяком случае сегодня ночью, и заставила хотеть Рина больше, чем свободы или даже жизни.
– Ты уверена? – тихо спросил он, давая последний шанс остановиться.
– Да.
Его одежда снималась намного легче. Килт держался на шнуровке сбоку, и оказалось довольно просто развязать и распустить кожаный ремешок, стянуть килт и отбросить прочь. Жульетт не пришлось спрашивать Рина, есть ли у него какие-то сомнения. Его кожа пылала, и без прикрывавшего обзор килта стало очевидно, что он более чем уверен в своём желании. Она принялась бесстыдно разглядывать длину и толщину возбуждённого органа и потянулась вниз погладить, почувствовать его жар и твёрдость. Он напоминал камень и бархат, был поразительно длинным, горячим и твёрдым. Прикасаясь к нему, лаская, она ощутила в глубине собственного тела ответный зов. Дрожь. Напряжение.
Рин прикоснулся к ней так же, как она к нему, нашёл пальцами бугорок у её входа и легонько погладил круговым движением, спровоцировав новую, ещё более сильную вспышку пламени в животе. Лоно Жульетт увлажнилось, готовое к тому, что должно произойти. Она инстинктивно едва заметно заёрзала на руке Рина, тело двигалось самовольно, подчиняясь собственным желаниям. Из горла вылетел короткий стон от очередной волны наслаждения, ещё боле мощной, чем прежняя.
Рин снова уложил Жульетт на спину, и она, дрожа от неуверенности, желания и предвкушения, позволила ему устроиться между её ног. Рин был таким большим, сильным и твёрдым. И всё же, казалось, сейчас у неё не меньше власти, чем у него. Для совершенства этому моменту не хватало лишь одного. Поэтому когда Рин навис над ней, Жульетт обхватила его лицо ладонями, притянула к себе и коснулась губами его рта в первом настоящем поцелуе.
Обнажённая и дрожащая, она целовала мужчину, который скоро войдёт в неё. Сперва поцелуй был мягким, почти осторожным, а потом Рин начал отвечать. Возможно, он тоже целовался впервые. Она не знала. Чего-то не знать оказалось очень приятно. Этот поцелуй и эта ночь предназначались для тела. Только для тела.
Она лизнула кончиком языка губу Рина, он ответил ей тем же. Её бедра нежно качнулись к нему, и его восставшая плоть слегка ткнулась в неё. Этого давления оказалось достаточно, чтобы Жульетт затрепетала, и низ её живота напрягся. Она углубила поцелуй, снова запустила пальцы в его волосы и крепко сжала.
Жульетт знала, что уже не та похищенная против воли женщина, которая отправилась в это путешествие. Она изменилась. Её застенчивость и мягкость развеялись. Нет, не исчезли, но отступили, отброшенные здесь, в этой стране, где подобные качества были не нужны. Словно внутри неё дремала дикость, о существовании которой никто никогда не подозревал, но которая пробудилась от прикосновения Рина. От его вкуса.
Жульетт была животным. Каждой своей частицей, как и нависший над ней мужчина.
Он входил в неё медленно, постепенно. Жульетт затаила дыхание, ожидая когда тело приспособится к Рину, чувствуя как слились воедино боль и наслаждение, изумление и страх, и знала, что никогда не забудет этот момент. Её сердце стучало в бешеном темпе, дыхание застревало в груди. Рин толкнулся в неё, и они стали одним целым.
Интуитивно она хотела большего, хотя здравый смысл говорил, что это просто невозможно. Но сегодня ночью инстинкт взял верх над здравым смыслом.
Рин начал двигать бёдрами, то отстраняясь, то снова погружаясь. Жульетт ахнула, но не от боли, а от радости и удивления. С каждым толчком он входил все глубже, её тело в ответ содрогалось и тянулось навстречу. Их жар развеял холод зимней ночи. Они будто в беззвучном танце двигались вместе, приближаясь к чему-то прекрасному и могущественному.
Сегодня ночью Рин принадлежал ей, а она ему. Они соединились, превратившись в единое существо, стремящееся к удовольствию и совершенству, которые выходили даже за пределы магии.
Рин задвигался быстрее, резче, и Жульетт выгнула спину. Она не могла дышать, не могла делать ничего, кроме как встречать его тело своим в поисках чего-то неизведанного. На их телах проступила испарина. Она чувствовала, как все быстрее стучит её сердце.
Когда она в очередной раз подняла бедра, он толкнулся глубже прежнего, и в ней начали распускаться ленты насыщенного удовольствия. Рин погрузился до предела, и Жульетт разлетелась на осколки, тело переполнили облегчение и наслаждение, заставившие её сжаться и задрожать вокруг него. От изумительной по силе разрядки перехватило дыхание и замерло сердце. Рин тоже задрожал, и этот момент единения полностью изменил представление Жульетт о физической любви.
Акт любви был замечательным, прекрасным! Как она жила без этого так долго? Как жила без… Рина?
Когда он рухнул вниз, накрыв её своим телом, она приготовилась к возвращению холода, но тот не вернулся. Не полностью. Укрытая мужским телом и дрожащая от силы кульминационного момента, она всё ещё не мёрзла. Неудивительно, что Софи предлагала завести любовника.
– Думаю, из тебя получится хорошая жена, – запыхавшись, сказал Рин.
Жульетт рассмеялась.
– Давай отложим этот разговор до завтра.
– Если хочешь.
– Хочу, – прошептала она.
– Сегодня я ни в чём не могу тебе отказать, – пророкотал Рин у её горла, потом поднял голову, коснулся губами её рта, и они снова поцеловались. Медленно и глубоко. Жульетт чувствовала себя счастливой, сильной и довольной тем, куда привела её жизнь. Она не думала о событиях, предшествующих началу этого путешествия, об оставшихся позади неприятностях или о том, где может оказаться завтра.
Будущее сейчас было неважно.
Прошлой ночью, как уже не раз за последние месяцы, Лиане приснился плач ребёнка, доносившийся из тьмы тринадцатого уровня. Когда Себастьен бросил в ту чёрную яму Рикку (свою четвертую жену), Лиана стояла рядом. Никто больше, ни Себастьен, ни стражи, ни одурманенная императрица, казалось, не услышал крика, не перестававшего преследовать Лиану. Как бы часто и усердно она ни пыталась убедить себя, что тот звук ей померещился, тревога не уходила.
И чем реальнее становился её собственный ребёнок, тем реальнее звучал тот плач. Она больше не могла отгонять воспоминания, списывая их на фантазии. Да, возможно, всему виной игра воображения, но если нет… нужно выяснить правду.
Неверность Себастьена и его ночной визит озадачивали и приводили в ярость. Теперь Лиана жила на пятом уровне в комнатах прежних императриц, но это не значит, что она стала столь же беспомощной, как они. Беспокоился о ней муж или нет? Нужно что-то предпринять, потому что бессмысленное ожидание спасения в этой расфуфыренной комнате её убивало. Лиана побывала в аду и выжила, и не станет ждать, когда её спасёт какой-нибудь мужчина.
Она справится сама.
Пусть жрецы её ненавидят и желают всяческих неприятностей, но они не посмеют строить ей козни, пока она носит в себе следующего императора. Это вселяло немного уверенности в том, что можно поступать, как пожелает. Ещё некоторое время.
– Мари, – бодро окликнула она девочку, раскладывавшую замысловатое красное платье, подобающее матери следующего императора, – сегодня я иду на экскурсию.
Девочка побледнела.
– На экскурсию?
– Да. Сегодня я выйду из этих комнат. И мне понадобятся ботинки, вместо шлёпанцев.
– Но миледи, это же неразумно. Вам принесут сюда все, чего бы вы ни пожелали.
Лиана повернулась к девочке.
– Кому ты служишь, Мари?
Лицо служанки побледнело ещё сильнее, став почти белым.
– Вам, миледи. Только вам.
– Тогда делай, как я сказала, – Лиана окинула дрожащую горничную высокомерным взглядом. – Не волнуйся, ты не будешь меня сопровождать. – Мари отличалась исключительной наивностью, и Лиана не отважилась бы показать ей тринадцатый уровень даже издали.
– Но миледи, вам нельзя бродить по дворцу в одиночестве!
– Я возьму с собой стража. – Фергусу можно доверять, он не станет болтать.
Лиана с помощью Мари надела излишне вычурное платье, потом натянула чулки и ботинки, волосы уложила в тугой узел.
– У меня есть для тебя задание, – сказала Лиана, поглаживая свой растущий живот, прикрытый темно-красной тканью.
– Да, миледи?
– Я хочу чтобы в моей комнате сделали ремонт.
– Что вы желаете изменить? – услужливо поинтересовалась Мари.
– Всё, – тихо буркнула Лиана и уже громче добавила: – Я устала от розового. Пусть перекрасят гостиную в синий, спальню в зелёный, а столовую в золотой.
– Можно оставить мою комнату розовой? – застенчиво поинтересовалась Мари. – Это мой любимый цвет.
– Цвет твоей комнаты меня не интересует, – резко ответила Лиана. – Но я хочу, чтобы в моих покоях не осталось ни единого розового пятнышка.
Пока Мари усердно кивала и по-старушечьи заламывала руки, Лиана распахнула двери своей спальни. В холе стояли стражи, ожидая её приказов. Игнорируя Тэтсла, Лиана посмотрела на Фергуса.
– Я хочу подняться на седьмой уровень, чтобы поговорить с Джедрой.
– Мы приведём её к вам, миледи, – предложил тот.
– Нет, – решительно отрезала Лиана, – я пойду к ней сама. Немедленно.
Тэтсл откровенно боялся любой магии и слишком хорошо помнил судьбоносный визит Софи, поэтому, как и предвидела Лиана, предложил остаться охранять покои императрицы, отправив в качестве сопровождающего младшего по званию Фергуса.
Тот послушно и добродушно кивнул и последовал за Лианой к лифту, но когда она передвинула рычаг на самый нижний уровень, запротестовал:
– Я не могу позволить вам покинуть дворец.
– Я не собираюсь его покидать.
– Тогда зачем…
– Ты проводишь меня на тринадцатый уровень.
Страж побледнел и попятился.
– Прекрати, – одёрнула Лиана. – Я не собираюсь бросать тебя туда. – Ей понадобится его помощь, поэтому он должен знать, зачем она отправляется к дворцовой яме. – Мне кажется, я слышала там внизу ребёнка, – приглушённо добавила она. – Помнишь, когда мы отвели на тринадцатый уровень императрицу Рикку? – это случилось несколько месяцев назад, перед тем как приехала Софи Файн, и жизнь изменилась.
– Да, миледи, – тихо ответил он.
– Вы с Тэнэли ждали у лестницы, но я стояла рядом с Себастьеном возле открытого люка. Вот тогда-то и услышала детский плач. Во всяком случае, мне так показалось. Я пыталась убедить себя, что воображение сыграло со мной злую шутку, но вдруг нет?
– Конечно это была игра воображения, миледи. Даже император Себастьен… – Лиана бросила на Фергуса по-королевски яростный взгляд, и тот оборвал себя на полуслове. – Уверен, император не настолько жесток.
– Я должна убедиться.
Они добрались до десятого уровня, ниже которого лифт не спускался. Отсюда вниз вела винтовая лестница, сначала к шумному одиннадцатому уровню, потом в холодную тюрьму двенадцатого.
Под ним располагалась яма, куда Себастьен скидывал своих врагов и отвергнутых императриц. Уровень тринадцать. Ужасное место, более страшное, чем смерть.
В холе стояли четверо охранников, достаточно близко от люка в полу, чтобы услышать все, что будет там происходить. Лиана приглушённо спросила:
– Кому из них ты можешь доверять?
Фергус ответил так же тихо.
– Только Ганту, стражу с темной бородой. Мы с ним из одной деревни.
Лиана легонько кивнула. Мужчины заметили, что их посетили особенные гости, и тотчас вытянулись по стойке смирно. Императрица вздёрнула подбородок.
– Оставьте нас все, кроме Ганта. Немедленно. Я позову вас, когда придёт время.
– Но, миледи… – начал один из старших охранников.
– Ждите возле лестницы, – приказала она.
Мгновение помявшись, они послушались. Бедный Гант. У юного стража дрожали губы.
– Не бойся, – тихо подбодрила Лиана, – сегодня я не собираюсь никого сбрасывать на тринадцатый уровень.
Чтобы поднять люк, потребовалась сила обоих мужчин. Чтобы вытащить оттуда ребёнка, если он там есть, также понадобятся оба стража.
Фергус с Гантом перевернули тяжёлый люк в вертикальное положение. Трое или четверо мужчин справились бы быстрее, но двоих для этой работы было достаточно. Откинув люк, Гант поднёс факел к отверстию и все трое заглянули вниз. Света от факела не хватало, но Лиана разглядела измождённые лица собравшихся под люком людей.
– Поскольку к ним всё ещё никто не присоединился, узники решили, что их собираются покормить, – тихо пояснил Гант.
Все эти несчастные души увлекались препаратом пэнвир. Большинство из них ужасно оголодали, бредили и внимательно, с отчаяньем в глазах всматривались наверх. Свет факела слишком хорошо показал Лиане те глаза. Приглушенное бормотание узников заглушало все остальные звуки снизу.
– Тихо, – приказала она.
Её команду выполнили лишь некоторые из стонущих заключённых. Несколько человек принялись закрывать себе рот ладонью в попытке подчиниться. Один поднял голову и завыл.
– Если замолчите, я брошу дополнительную порцию еды, когда закончу, – крикнула Лиана, чтобы её услышали не смотря на шум. Большинство мужчин замолчали, но не все. – И пэнвира, – добавила она.
Предложение пищи и препарата заставило затихнуть всех, и Лиана напряжённо прислушалась. В яме висела глубокая, влажная и какая-то ненормальная тишина. Зловещая. Злая. Лиана не многого в жизни боялась, но мысль окончить свои дни в этом месте приводила её в ужас. Оно источало мощные звуки, запахи и ощущения смерти и страданий.
Тишину не нарушило никаких звуков, и Лиана почти вздохнула от облегчения. Похоже, ей все-таки померещился детский плач. Если только ребёнок не умер, что, конечно, было благословением. Однако она предпочитала верить, что вообще ничего не слышала. Наверняка, это выл или плакал один из несчастных мужчин внизу, а её фантазия с готовностью дорисовала остальное.
Лиана уже собиралась приказать закрытый люк, когда её остановил слабый звук. Плач, тихий, едва слышный и очень, очень реальный. Фергус тоже его услышал, она поняла это по его приглушенному проклятию.
Лиана наклонилась ближе к отверстию в полу.
– Принеси мне ребёнка, – крикнула она, надеясь, что тот, кто заботился о нем, ещё достаточно нормальный и тоже захочет спасти младенца. Мужчины внизу разбежались в стороны, будто ожидали, что вместе с ребёнком появится монстр. – Я не сделаю ему больно, – добавила она. – Ребёнку здесь не место. Я хочу помочь.
Лиана немного подождала, потом ещё немного. В расстройстве встала на колени, взяла у Ганта факел и запихала в отверстие так глубоко, насколько смогла. От увиденного её едва не стошнило прямо в яму. В грязи лежало несколько тел, просто отодвинутых к стене, чтобы не мешать остальным. От запаха привычно замутило, но она справилась с реакцией желудка и удержала завтрак в животе. Люди, которые отошли от света, выглядели не лучше мертвецов. Тощие, бледные и оборванные они едва держались на ногах. Там не должно было оказаться ребёнка.
Откуда-то из тьмы раздался мягкий женский голос:
– Ты пришла, чтобы убить её? Клянусь всем святым, я не дам убить мою дочь.
Голос показался Лиане смутно знакомым, но она не смогла вспомнить кому он принадлежит.
– Выйди на свет.
– Я не позволю тебе…
– Я пришла, чтобы спасти твоего ребёнка, а не навредить ему.
– Почему? – поинтересовался тихий голос.
– Потому что ребёнку здесь не место. Я не могу спасти тебя, но могу унести отсюда твою дочь.
К краю света, отбрасываемого факелом Лианы, ступила женщина в рваных остатках некогда белого платья. Её лицо скрывали грязные светлые волосы. В руках она держала завёрнутого в тряпки ребёнка. Когда мать младенца подняла лицо, сердце Лианы пропустило удар.
– Риона?
Риона едва ли могла называться женщиной. Она сама была ещё почти дитём. Девчушка провела несколько месяцев на третьем уровне в качестве служанки, которую со временем, когда достаточно подрастёт, собирались отправить на обучение в любовницы. После её исчезновения, одна из старух сказала Лиане, что девушку отослали домой к отцу, поскольку тот передумал продавать дочь.
Лиана посмотрела на Фергуса.
– Мы вытащим их обоих.
Он помотал головой.
– Я не могу…
– Ты это сделаешь, – рявкнула она. Ещё ни одни заключённый никогда не покидал тринадцатого уровня живым, но в глубине души Лиана знала, что Риона там быть не должна. – Я приказываю.
Он тяжело сглотнул и посмотрел на друга.
– Как их поднять?
– Думаю, можно использовать корзину, в которую мы собираем трупы.
Лиана перевела внимание на Ганта.
– Действуй.
Он принёс корзину из хранилища в конце коридора. Некоторые из оголодавших мужчин, столпившихся под люком, начали хватать бедняжку Риону за рваные юбки, и девушка не без причины испугалась.
– Не смейте её трогать, – приказала Лиана. – Или я не брошу еду и пэнвир, которые пообещала. – Люди отступили, одни бросали в её сторону отчаянные, полные ненависти взгляды, другие вообще не проявляли никаких эмоций и просто слушались указаний, словно напуганные животные.
Корзину прицепили к прикреплённому к стене ремню со шкивом, и, повернув рычаг, опустили вниз.
– Поспеши, – велела Лиана, когда корзина опустилась на дно ямы. Прижимая ребёнка к груди, Риона забралась внутрь. Ей пришлось оттолкнуть нескольких костлявых мужчин, пожелавших спастись вместе с ней. Они были недостаточно сильны, чтобы преодолеть сопротивление девушки, и как только та очутилась в корзине, Фергус с Гантом повернули рычаг.
Едва подняли корзину, стало очевидно, что свет режет Рионе глаза, но она выглядела на удивление хорошо. Несмотря на грязь, страх и плачевное состояние одежды, превратившейся в лохмотья, девушка была не такой измождённой как другие, и в её глазах всё ещё светилась жизнь.
Когда девочка с ребёнком встала на пол, Лиана обратилась Ганту:
– Как только мы уйдём, скинешь им еду и пэнвир.
– Да, миледи.
– И ради Бога, когда вернутся остальные стражи, соберите там трупы.
– Ещё рано… – начал он.
– Они мертвы, – оборвала его Лиана. – Если вы вытащите тела, это ни в коей мере не смягчит наказания заключённых!
– Да, миледи.
Риона дрожала. Она исхудала, нервничала и, возможно, навсегда пристрастилась к пэнвиру, который вводили всем заключённым, прежде чем сбросить на тринадцатый уровень. Однако маленький и грязный ребёнок казался вполне здоровым.
Они оставили Ганта выполнять указания. Фергус помогал девочке идти вдоль коридора, обнимая, когда та нуждалась в поддержке. Лиана хотела взять ребёнка, но Риона отказалась его отдать. Открыв дверь к лестничной клетке, они встретили там трёх стражей, удивлённо уставившихся на всю компанию.
– Если вы об этом кому-нибудь скажете, я узнаю, – пообещала императрица. – И это станет вашей последней разболтанной тайной.
Мужчины испуганно закивали. Интересно, они боялись её из-за статуса императрицы или до них дошли слухи, что она когда-то служила ассасином Себастьена? В любом случае, их страх гарантирует молчание.
Подняться по лестнице с обессилевшей женщиной и ребёнком оказалось непросто, но вскоре они снова вошли в лифт, на сей раз с Рионой и ребёнком, которому на вид было не больше шести месяцев.
Опустив руку на рычаг, Фергус спросил:
– Куда мы её отвезём, миледи?
– На третий уровень.
Риона вздрогнула и крепче обняла ребёнка.
– Там ты будешь в безопасности, – пообещала Лиана.
Когда лифт начал подниматься, Лиана повернулась к заметно потрясённому Фергусу.
– Я хочу тебя кое о чём попросить, – тихо сказала она. – Если Себастьен когда-нибудь решит бросить меня на тринадцатый уровень, убей меня.
– Миледи, – воскликнул ошеломлённый страж. – Я бы никогда не смог этого сделать!
Фергус был совершенно взрослым мужчиной, лет двадцати пяти или тридцати. Не намного младше неё, но гораздо, гораздо наивнее.
Лиана перевела взгляд на дрожащую Риону. Неужели это дитя Себастьена? Поэтому девушку бросили на тринадцатый уровень? Нет. Император многие годы отчаянно нуждался в наследнике. Если бы Риона забеременела, то вполне вероятно, сейчас была бы императрицей. Лиана много лет верила, что не считая императриц, она единственная женщина, которую Себастьен призывал в свою постель. Но с другой стороны, недавно ей довелось убедиться в обратном, поэтому всё было возможно.
Неопытную девочку бросили в яму за какую-то мелкую провинность, и ребёнок, которого она прижимала груди, был зачат в том ужасном месте? Страшно даже представить подобное.
– Ты заглядывал в яму?
– Да, миледи.
– И допустишь, чтобы я там страдала?
Фергус тяжело сглотнул.
– Нет, миледи.
– Тогда пообещай, – тихо велела она.
Прежде, чем они добрались до третьего уровня, страж очень тихо и неуверенно пробормотал:
– Я клянусь, миледи.
Обычно они просыпались с восходом солнца и почти сразу отправлялись в путь, но не сегодня. Сегодняшнее утро отличалось от остальных. Жульетт знала, что запомнит его навечно.
Из трёх сестёр Файн она легче всех смирялась с неизбежным. И спустя много дней и ночей борьбы с судьбой, наконец признала правоту Рина. До некоторой степени, поскольку всё ещё не могла представить себя живущей среди энвинцев в качестве добровольной рабыни и жены человека, который стремился завладеть её телом и душой.
Но их страсть и объятия приносили море удовольствия. Если бы не Рин, она никогда не испытала бы такого чувства, потому что вряд ли легла бы с каким-либо другим мужчиной.
Прошлой ночью, прежде чем заснуть на ложе из медвежьей шкуры, они так и не удосужились одеться. Тело Рина и костёр оберегали её от холода. Жульетт по-прежнему не чувствовала психической связи с ним, поскольку соединявшая их нить оставалась разорванной. Как ни странно, ей не хватало той связи, она скучала по ней. Но не хотела рисковать сливаться с ним одновременно телом и разумом.
Рин всё ещё спал, хотя солнце давно встало. Жульетт не спешила отправиться в неизвестный город к незнакомым людям и судьбе, которую пока не приняла и, возможно, никогда не примет. Но утро было восхитительным. Тёплым, бодрящим и особенным.
Она положила ладонь на грудь Рина. Его прекрасное, твёрдое тело было не настолько горячим, как ей поначалу казалось. Жульетт провела большим пальцем вдоль мышцы. Да, он являл собой замечательный образчик мужественности и в настоящий момент принадлежал ей. Она пробежалась рукой вверх, тыльной стороной коснулась его горла. Веки Рина, затрепетав, медленно приоткрылись. Жульетт чуть передвинула руку и провела пальцами по линии скул. Ей не пришлось колоться об утреннюю щетину, поскольку на его щеках и челюсти волосы не росли. Мужественные черты оставались гладкими и чётко очерченными. В утреннем свете он выглядел великолепно.
– Мы долго спали, – просто сказал Рин.
