Текст книги "Легенда о Чёрном ангеле (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Она задирает голову, проводит пальцами по моим щекам, будто ослепла и пытается наощупь понять, как я выгляжу. Не мешаю – просто впитываю каждое её движение, порами в себя вбираю, не в силах остановить и остановиться.
– Ты ведь всё тот же, – говорит тихо, а я усмехаюсь. – Не спорь со мной, я чувствую.
– Чёрт, Маргаритка…
И снова целую, потому что не хочу больше сопротивляться. Пусть почти наступил новый день, наполненный, как всегда, дерьмом до предела, но пока мой телефон выключен, а никто из собратьев не знает об этом доме, позволю себе эту глупость.
Марго обхватывает мою шею руками, привстаёт на носочки, а я подхватываю её на руки и иду в сторону дома, не разрывая этого бешеного поцелуя. Какая-то дикая жажда, словно напиться не могу и сдохнуть могу в любой момент.
Когда-то давно, когда со всех сторон неслись гневные окрики вохры, и собаки лаяли на вышке, голодные и злые, я часто вспоминал Маргаритку. На недолгих прогулках, наматывая круги по бетонному пятачку, смотрел в небо и верил, что такой финал моей непутёвой юности стоит того. Ведь я её спас, а остальное было неважно.
Потом, откинувшись в восемнадцать, я хотел найти её, в интернат ломанулся, чтобы просто увидеть и понять, что с ней всё хорошо, но узнал, что её взяла под опеку тётка. Больше я Марго не искал, хоть и мог, тысячу раз мог пробить данные. Но не хотел, потому что понимал: вчерашний принц превратился в жабу – холодную и скользкую.
Я целую её так, как не целовал никого уже лет триста, а рука, будто мимо воли, уже находит дорогу к обнажённому участку тела на пояснице, под задравшейся кофточкой. Кожа тёплая, шелковистая, а Марго вздрагивает, когда принимаюсь оглаживать её спину, вычерчивая кончиками пальцев круги и завитушки.
Прижимается теснее, обхватывает мой торс ногами, а тонкие пальцы зарываются в мои волосы, ерошат. Мне хочется скорее попасть в дом, чтобы ни одна живая душа не нашла нас. Хотя бы несколько следующих часов.
Не помню, когда в последний раз мне было настолько необходимо взять женщину. Обычно, мне слегка насрать на плотские утехи, а тут аж в висках ломит.
Ставлю Марго на землю, лезу в карман за ключами, но вдруг рёв мотора нарушает тишину. Чёрт, кого притащили демоны?
Оглядываюсь и замечаю, как здоровенный чоппер Роджера снижает скорость, пока не останавливается рядом с машинкой Марго. Ну вот, какого хрена?
Роджер тем временем слезает с мотоцикла и, стукнув ногой по переднему колесу, прячет ключи в карман. Он усиленно делает вид, что занят очень важным делом и вообще, совершенно случайно здесь оказался.
– Подожди меня здесь, хорошо? – спрашиваю у Марго, а она кивает и поправляет одежду.
Улыбаюсь про себя тому, что, несмотря ни на что, не кажется смущённой. Озабоченной больше, но не смущённой.
Иду к Роджеру, приглаживаю на ходу волосы, а друг бросает на меня быстрый взгляд, пряча хитрую улыбку в ярко-рыжей бороде.
Он – один из немногих, кто знает об этом доме. Просто потому, что Роджер – тот редкий человек, которому я научился доверять. И пусть это было сложно, но у меня получилось.
– Чего приехал?
Роджер хмыкает, мельком смотрит мне за спину, но никак не комментирует то, что видит. Вообще-то он единственный, кто знает о девочке с плюшевым медведем – я однажды проболтался по пьяной лавочке, но ни разу мы к этому разговору не возвращались. А сейчас он вряд ли сможет сопоставить тот мой рассказ с тем, что может наблюдать сейчас. Вот и славно.
– Ты телефон зачем вырубил?
– Достали, вот и выключил.
– Это понятно, только Фома всех на уши поднял, даже до меня добрался.
Чёрт бы их всех задрал.
– Что-то стряслось?
– Без понятия, – пожимает плечами и разминает могучие плечи. – Сам с ним свяжись и узнаешь. Меня попросили найти, я нашёл.
– Ладно, разберусь.
– Давай, брат, – улыбается Роджер и хлопает меня по плечу. – А баба красивая, извини, что помешал.
– Язык держи за зубами, ясно?
Не знаю, что меня так взбесило в его словах, но Роджер хмурится и кивает.
– Понял, не дурак. – Снова садится за руль, заводит мотор и говорит: – Бывай, не кашляй. И нервы лечи.
И срывается с места, оставляя после себя пыльное облако.
Что там стряслось, что Фома всех на уши поднял? И да, понимаю, что сейчас точно не до романтики, а значит, что Марго нужно уезжать. У меня как всегда нет ни времени, ни возможности просто жить. Но я сам поставил своё существование на такие рельсы, и вот уже двадцать лет несусь вперёд, не оглядываясь.
Тянусь за телефоном, включаю его, и буквально через секунду он разрывается от кучи уведомлений о пропущенных звонках от Фомы и прочих заинтересованных лиц.
– Что-то срочное? – спрашивает Марго, а я вздрагиваю, когда она дотрагивается до моего плеча.
– Очень срочное, – киваю и прячу телефон в карман. Пять минут Фома ещё подождёт, не облезет. – Извини, что так получилось, дела.
– Да всё в порядке, – отмахивается и улыбается, – я же всё понимаю. Просто…
– Что?
– Не пропадай больше, хорошо?
И медленно уходит, а я смотрю ей вслед и понимаю, что больше не хочу пропадать. Чёрт знает, чем это всё закончится, но попробую. И да, мне снова придётся её защищать, потому что слишком много гадости вокруг, но я очень постараюсь не облажаться.
Когда она берётся за ручку двери, обнимаю сзади и притягиваю к себе. Целую в макушку, вдыхаю аромат волос, а Маргаритка замирает в моих руках.
– Я боюсь сделать тебе больно, – говорю, наклонившись к уху, – очень боюсь. Но я очень постараюсь не уничтожить твою жизнь.
6. Марго
Еду в сторону дома, а мысли в голове кружатся в безумном хороводе. Что это вообще было? Губы горят и – чего скрывать? – саднят, а лицо пылает, словно мне лет семнадцать, и меня впервые поцеловал мальчик после школьного выпускного. Господи ты боже мой, с ума сойти можно.
Не могу понять, что на нас вообще нашло. Вроде бы, взрослые люди, а тискались, как подростки какие-то. Наверное, даже мой сын уже не так пылок, как его сумасшедшая мамаша, потерявшая голову, стоило мальчику из далёкого прошлого поцеловать её. А мальчик ведь давно превратился в хмурого молчаливого мужика, тело которого покрыто татуировками, как стена заброшенного дома – граффити.
Всё это жутко странно и, возможно, неправильно, но я ни капельки не жалею, что позволила Карлу поцеловать себя. Даже мысли не было оттолкнуть, ударить, а он…
В детстве я была влюблена в него. Ну, он же принц, рыцарь, герой – мальчик, защитивший меня. Но это была такая глупая и очень детская влюблённость, не несущая с собой и тени сексуальности. Просто казалось важным, чтобы у него всё было хорошо. Когда он пропадал по ту сторону забора, я “висела” на окнах, выглядывая его, дожидаясь. А, когда приходил, бросала всё и неслась по коридору, навстречу, чтобы повиснуть на шее. Просто потому, что в Вороне сосредоточилось всё хорошее, что тогда было у меня в жизни. Но к обжиманцам и поцелуям под луной это не имело никакого отношения. Наверное, сделай он подобное по отношению ко мне, впала бы в священный ужас и зашлась в истерике.
Но сейчас… сейчас я словно с цепи сорвалась. Так хотела его, аж в глазах потемнело. Забыла о том, что мы чужие люди, о своём возрасте забыла и том, что, как бы хорошо ни выглядела, с молодыми девушками вряд ли смогу конкурировать. Время – оно ведь беспощадно расставляет свои метки на наших лицах и телах.
Нет, ни о чём подобном я не думала, только ощущала огонь, сжигающий изнутри и головокружительное желание, потребность даже.
Так, ладно, может быть, и хорошо, что приехал его друг, отвлёк, так сказать. Избавил от неловкости, которая могла бы прийти после, как следствие безрассудных поступков и глупых ошибок.
Размышляя, заезжаю во двор, а первые лучи солнца уже расцвечивают небо в нежно-розовый. Миша, наверное, ещё спит, уставший с дороги. У меня замечательный сын, слишком умный и правильный для этого жестокого мира. Но в нём, определённо, есть стержень несгибаемой воли – то, чем наградила его я, помимо внешнего сходства.
Вспоминаю, что в доме закончились шоколадные конфеты, а Миша без них жить не умеет, потому иду в соседний круглосуточный магазин, чтобы, пока он не проснулся, пополнить запас.
Обхожу дом, бросаю взгляд на бар, а у входа трётся какой-то мужик весьма уголовной наружности: ёжик русых волос на голове, татуировки, а на угрюмом небритом лице странное сосредоточенное выражение. Он явно кого-то выглядывает, только почему возле моего бара? Свидание, что ли, назначил кому-то?
Замедляю шаг, а мужик замечает меня и расплывается в довольно мерзкой улыбке. Ох ты ж чёрт. Аж мороз по коже, насколько он неприятный.
Давно, казалось, уснувшие инстинкты самозащиты всплывают, и я подбираюсь, готовая отразить угрозу. Как тогда, в далёком детстве, когда пришлось в одночасье выживать без Карла. И да, я научилась отстаивать своё право на жизнь.
Но мужик не торопится подходить, лишь смотрит на меня, сложив руки на груди, будто предупреждает о чём-то. Что вообще происходит? Ещё и улыбка эта мерзкая, из-за которой себя голой чувствую.
– Вы что-то хотели? – спрашиваю, хотя по-хорошему мне нужно убегать от этого странного мужика. – Помочь чем-то?
Спрашивать-то спрашиваю, но назад шаг делаю. На всякий случай. Не нравится мне этот незнакомец, хоть убей – не нравится. В полицию, может, позвонить? И что сказать? “Возле моего бара стоит утром мужчина, посадите его в тюрьму!” Ага, конечно, так они и приехали, если он даже за ручку не дёргает. Скорее, меня после таких вызовов в психушку упекут, чем его отгонят.
Вместо ответа он отрицательно мотает головой, снова улыбается и, отвернувшись, быстро уходит. Брр, жуткий тип. И чего только тёрся возле “Приюта”?
Почему-то кажется, что он здесь неслучайно. Но зачем ему понадобилось что-то высматривать, когда бар закрыт для посетителей? Может быть, ограбить хотел? Район хоть и тихий, люди сплошь приличные, но никогда не знаешь, кого занесёт на твой порог и с какой целью.
Ладно, не о чем тут переживать. Мало ли, кто мне внешне не понравился, официально этот товарищ ничего не сделал, потому можно расслабиться.
Иду к магазину, но на душе всё равно неспокойно. Глупости какие-то лезут в голову из-за недосыпа. Сколько я уже на ногах? Сутки? Понятное дело, и не такое померещится.
В магазине в рассветный час пусто, а продавцы, работающие здесь в ночную смену, медленно передвигаются по торговому залу, находясь будто в сонном оцепенении. Беру корзинку, складываю туда упаковку пряников, пачку сухих хлопьев, пару бутылок молока, килограммовый пакет любимых Мишиных трюфелей, три пачки вишнёвого сока, ещё какие-то мелочи, которые, живя большую часть времени одна, вечно забываю покупать. Рука чуть не отрываются от сустава, пока волоку свою ношу в сторону кассы. Я, наверное, мать-наседка, но, когда Миша возвращается на каникулы, готова его закармливать всем, что он любит, лишь бы улыбался.
Мой мальчик слишком тяжело когда-то пережил смерть своего отца, потому во мне неистребимо это чувство: защитить, уберечь, дать тепла столько, чтобы он не чувствовал себя обделённым. И пусть ему уже двадцать и в моей опеке уже, вроде как, не нуждается – вон, даже уехал от меня за сотни километров, – но любить себя он мне не может запретить.
Расплатившись, складываю многочисленные покупки в большой пакет, а охранник, стоящий возле кассы, неотрывно следит за моими движениями.
– Я за всё заплатила, – говорю, устав от его пристального взгляда.
Парень – на вид ему не больше двадцати пяти – кивает и отворачивается. Дурдом какой-то сегодня творится.
Хорошо, что магазин совсем близко от дома, потому, кое-как, но дотаскиваю пакет до подъезда, а там, до квартиры, рукой подать.
– Вернулась? – спрашивает Миша, когда открываю дверь и ставлю покупки на пол. – Уже даже волноваться успел начать.
Сын стоит в коридоре, одетый в голубой банный халат, а волосы после душа ещё мокрые и смоляными волнами обрамляют лицо. Он красивый – мой мальчик. Хоть и превратился в мужчину, а для меня всё равно, точно маленький. И сердце щемит, когда смотрю на него, и волнуюсь дико, когда не вижу или долго не могу по телефону связаться. А он вечно: “Всё хорошо, мам, не волнуйся, мам, я уже взрослый”. Эх… и возразить нечего и не возражать не получается.
– Почему так рано проснулся? – перевожу тему, чтобы избежать пространных и путаных объяснений, почему я долго так и чем занималась вообще.
Миша улыбается, и в комнате словно ещё светлее становится. Забирает сумку с продуктами, шлёпает на кухню, а я разуваюсь, присев на банкетку. Только сейчас понимаю, насколько устала. Вот сейчас покормлю ребёнка, выслушаю все новости – вчера он слишком устал с дороги, чтобы ещё и со мной беседы беседовать – и лягу спать. До обеда времени много, а бар без меня будет кому открыть.
– О, конфеты! – слышится из кухни. – И сок вишнёвый… мамуля, ты богиня!
– А то! Сомневался, что ли? – кричу, скрываясь в ванной, чтобы освежиться и вымыть руки.
Квартира у нас небольшая, но уютная, и я люблю её очень. Столько хорошего случилось в её стенах, и так тепло на душе, когда возвращаюсь сюда.
Сын шуршит пакетом, хлопает дверцей холодильника, а я приглядываюсь к своему отражению в зеркале. Нижняя губа немного опухла – укусил, всё-таки, невозможный мужчина. Миша, конечно, взрослый мальчик – у самого девушка имеется, но всё-таки неловко, если заметит. Подумает ещё, что у него мать – гулящая женщина.
После смерти его отца у меня были мужчины. Не хоровод, конечно – несколько всего, но никогда я не примешивала к своей личной жизни сына. Отца ему никто бы не заменил, а водить мужиков в дом – не мой профиль. Да и не нравился мне никто настолько, чтобы связать с ним свою судьбу. Только Карла привела сюда, но всё это было, словно в бреду. Да и не думала, что Миша приедет на несколько дней раньше. Сюрприз удался, ничего не скажешь.
– Нечего метаться по кухне, присаживайся, – говорю, а сын смеётся. – Завтракать будем.
– Омлет с сыром, да? – спрашивает, а в глазах почти детская надежда.
– Конечно, – киваю и повязываю вокруг талии тесёмки передника.
Когда-то мне подарил его покойный муж – ярко-красный, в мелкий смешной цветочек. Я часто вспоминаю Валеру, потому что, пусть и не любила его до одури, но его невозможно было не уважать. И из уважения родились спокойные и тихие чувства, которые храню в сердце до сих пор. Он погиб очень глупо: разбился на машине, когда Миша закончил первый класс. Почти не помню, как смогла найти в себе силы бороться, но в итоге справилась.
Отгоняя тяжёлые воспоминания, беру из холодильника восемь яиц, сыр, сливочное масло и молоко. Миша любит омлет, а я люблю его радовать.
Когда выливаю смесь на разогретую сковороду и она начинает бодренько пузыриться и шкворчать, спрашиваю о делах сына, о планах на ближайшие дни.
– Мы с Алёной через пару часов встретиться должны, – говорит, рассматривая комнату сквозь стакан, наполненный вишнёвым соком. Он всегда любил раскрашивать серую действительность вот таким нехитрым способом.
– Потому ты и подскочил, ни свет ни заря? – спрашиваю, посыпая почти готовый омлет натёртым сыром. – Поспал бы ещё, никуда твоя Алёна не денется.
– Ну ма-ам, прекращай, – просит, а я ставлю перед ним тарелку. – Потом высплюсь.
Ох уж, эта Алёна. С пятого класса Миша за ней бегает, а она ещё та королевишна. Да, я, наверное, ревную. Да, я глупая мать, которая боится, что её сына обидят, но мне не нравится эта девочка. Вполне возможно, что я ошибаюсь. Вполне возможно, что она чудесна и любит Мишу больше своей жизни, но не чувствую я этого, хоть убей меня, хоть на части порви. Правда, молчу и ни на чём не настаиваю – уж слишком серьёзно сын влюблён в Алёну, но думать-то и размышлять мне никто запретить не может.
– Ладно, ешь уже, герой, раз не терпится с Алёной встретиться.
Сын благодарно улыбается, а я думаю о том, что он как-то слишком быстро вырос – почти не заметила, когда на месте тощего вихрастого мальчика появился этот взрослый и сильный мужчина.
Пока завтракаем, болтаем обо всём на свете, и я постепенно расслабляюсь – даже усталости почти не чувствую. И на душе так хорошо, тепло и весело, что почти перестаю нервничать из-за того странного мужика у бара, и Ворона, так неожиданно взбередившего мне душу.
Буду думать обо всём этом после. Когда хотя бы высплюсь.
* * *
Будильник орёт рядом с ухом, а я подпрыгиваю на кровати, словно меня самосвал на полном ходу переехал. Господи, будто и не спала совсем. Потягиваюсь, собираю волосы в пучок на затылке и буквально заставляю себя слезть с кровати и начать новый день. Нет, когда-нибудь я всё-таки отважусь взять отпуск. Уеду в горы или к морю – куда там нормальные люди, не трудоголики ездят? – и обязательно забуду хоть не неделю о всех делах и заботах. Но пока не до этого, потому что дела не ждут. Чувствую себя иногда загнанной лошадью, но хлопоты в основном приятные, потому не жалуюсь.
Завожу кофеварку, потому что без кофе просыпаться толком не научилась. Жуткая зависимость, но я даже бороться с ней не пытаюсь – бесполезно. Хорошо хоть до работы ехать не нужно по пробкам – существенная экономия времени и нервов.
Я довольна своей жизнью, хоть она и не была всегда лёгкой, а горестей в ней всегда было предостаточно, но я счастливый человек, потому что встречались на пути очень хорошие люди. Бог, судьба, провидение, Вселенная… уж не знаю, кто посылал мне этих людей, но всегда находился тот, кто готов был протянуть руку помощи, когда мне это было особенно необходимо.
И я помню каждого и каждому благодарна.
Подхожу к кофеварке, задорно журчащей свежесваренным ароматным напитком, забираю горячую чашку и прислушиваюсь к тишине квартиры. Миша ушёл ещё до того, как я легла, а больше и некому шуметь, но почему-то кажется, что за мной кто-то следит. Ерунда какая-то, но плохое предчувствие не отпускает. Так, Марго, держи себя в руках и глотни Новопассита. Или пустырника, на худой конец, пока совсем нервы не расшалились.
Пока пью кофе, взгляд неотрывно цепляется за байк, оставленный вчера Карлом. Из окна он хорошо просматривается, а на сердце становится чуточку теплее от того, что его никто ещё не забрал. И хоть усиленно убеждаю себя, что мне почти всё равно, выполнит ли своё обещание Ворон, но не могу не думать о мальчике из далёкого прошлого. Всё ли у него хорошо? Где он сейчас? С кем? Слишком много вопросов для меня одной, потому перестаю терзаться размышлениями и иду одеваться.
Вдруг раздаётся трель мобильного, а я подпрыгиваю на месте от неожиданности. На дисплее высвечивается имя Архипа – моего бармена.
– Маргарита Олеговна, – начинает, но по тону можно сделать вывод, что звонит он явно не просто так. – Тут какой-то мужчина пришёл, вас требует.
Какой ещё такой мужчина?
– Меня? Прям требует? – удивляюсь, потому что, обычно, никто через Архипа моего внимания не добивается. Даже проверяющие из разнообразных инстанций давно уже привыкли и знают мой личный номер телефона.
Может быть, это Карл? Да ну, бред сивой кобылы, потому что Ворон, знаю точно, не из тех, кто будет справки наводить таким образом.
– Да, пришёл и начальство требует. – Архип понижает голос и шипит в трубку: – Он странный очень, в пальто кожаном, и глаза злые. Брр, не нравится он мне.
Архип молод и эмоционален, но я доверяю его мнению о людях, потому что он с шестнадцати лет в профессии, а бармены – народ наблюдательный.
– Альбинос? – спрашиваю, чтобы точно удостовериться, что это не Карл.
– Нет, брюнет.
– Хорошо, передай, что скоро буду. Минут десять пусть подождёт.
И кладу трубку, а у самой на душе жуткий хаос. Кто это может быть? Нет у меня знакомых – мрачных мужиков в кожаных пальто. Тогда, что ему нужно? И связано ли это как-то с тем незнакомцем возле бара сегодня? Ох, чувствую, всё не просто так.
Надеваю джинсы, светлую футболку, расчёсываю волосы, снова скручиваю их в пучок – на этот раз более аккуратный. Минимум косметики, никакого парфюма и вот, я уже полностью готова к тому, чтобы встретиться с непонятно кем.
В бар вхожу через чёрный ход – так быстрее – и попадаю в атмосферу тепла и уюта. Хорошо-то как, радостно. Официантка Катя улыбается, завидев меня, и несётся на всех парах в обеденный зал, балансируя тяжёлым подносом.
В “Приюте” небольшой штат сотрудников, потому что у нас не очень бойкое место, чтобы приходилось нанимать огромное количество работников. Да и я, честно признаться, всегда готова включиться в работу.
Сегодня, правда, планировала прийти ближе к вечеру, но звонок Архипа и загадочный гость всё с ног на голову поставили.
Захожу в свой крошечный кабинет, где из мебели только стол, два стула и невысокий шкаф для документов. Даже кофеварку поставить некуда и кулер не влезет при всём желании. Ну да ладно, я не привередлива.
Включаю ноутбук и, пока данные загружаются, иду в зал, чтобы наконец разобраться с неожиданной проблемой в лице странного посетителя.
В баре, как всегда, всего несколько посетителей, что для обеденного времени ещё очень неплохой результат. Случается, что до вечера вообще никто порог не переступит, но с наступлением сумерек становится оживлённее. Окидываю взглядом уютное помещение и почти сразу замечаю того, о ком говорил Архип. Вон он, брюнет в кожаном плаще. Сидит себе, смотрит в бокал пива и чертит узоры пальцем на деревянной столешнице. Задумчивый такой.
Смотрю вопросительно на Архипа, меланхолично протирающего пивной стакан, а тот кивает в ответ.
– Добрый день, – говорю, подойдя к гостю. Улыбаюсь, потому что привычка быть приветливой с каждым, кто переступает порог “Приюта одинокого путника” въелась в меня на подсознательном уровне. – Я Маргарита Олеговна, вы меня искали?
Мужчина отрывается от созерцания содержимого своего бокала и окидывает меня цепким слегка насмешливым взглядом с ног до головы.
– Я искал хозяина данного… – делает паузу, обводя зал рукой, но продолжает: – заведения.
А нашёл хозяйку. И так случается.
– Я вас слушаю.
Присаживаюсь напротив, а мужчина улыбается, чуть прищурившись.
– Так по какому вопросу вы меня искали?
Все эти гляделки меня порядком утомили, если честно, но мужчина, словно почувствовал моё нетерпение, говорит:
– Я, Маргарита Олеговна, предлагаю вам продать ваш бар.
Чего-чего? Прям вот так, взять и продать. Какие “прекрасные” новости в начале рабочего дня.
Наверное, на моём лице отразилась целая гамма чувств и эмоций, потому что мужчина усмехается и резким движением отставляет стакан с пивом, а тот с глухим звуком проезжает по столу и тормозит в миллиметрах от края. Фокусник, блин.
– Маргарита Олеговна, у меня к вам деловое предложение, выгодное, – говорит ровно, монотонно даже и в глаза смотрит неотрывно, словно удав на кролика. – Не спешите отказываться, я хорошо заплачу.
Посмотрите на него, какой щедрый. Выкуси, даже слышать не хочу.
– Это всё хорошо, но, может быть, вы хотя бы представиться изволите.
– Максим Аркадьевич, – произносит с лёгкой улыбкой и протягивает ладонь для рукопожатия.
Ага, обойдёшься.
Когда понимает, что ответной реакции не дождётся, хмыкает и откидывается на спинку стула. Он довольно высокий – это заметно даже в сидячем положении – и бесспорно красив. Лет сорок на вид, брюнет, острые черты лица – хищные, но очень правильные. И его можно было бы назвать идеальным, если бы не злость, притаившаяся на дне тёмно-зелёных глаз.
– Максим Аркадьевич, спасибо за предложение, но бар этот не продаётся. И это не обсуждается.
Я тверда в своём решении закончить этот дурацкий разговор. “Приют одинокого путника” – мой бар, таковым и останется. Мне неважно, сколько я на нём зарабатываю – я человек не очень требовательный к материальным благам, но мне важно, чтобы любимое детище Валеры не загнулось и перешло к Мише. Я обещала мужу, ни о чём другом думать даже не хочу.
Максим Аркадьевич тем временем молчит и что-то увлечённо пишет в своём мобильном, а у меня лишь одно желание: встать и уйти. И никогда больше к этому разговору не возвращаться.
– Вот, смотрите, – говорит Максим Аркадьевич, протягивая мне телефон, – это та сумма, которую я готов заплатить прямо сейчас, не сходя с этого места. Только скажите “да”, и ваш личный счёт пополнится весьма существенно.
– Спасибо, не нуждаюсь.
– Возможно, это сейчас вы так говорите? – усмехается, поднимаясь с места. – Может быть, в скором времени всё изменится. Мало ли?
– Мне кажется, или вы мне угрожаете?
Нет, ничего мне не кажется, и от этого противно. Не понимаю, почему этот утырок решил прийти именно ко мне и принялся размахивать своей платёжеспособностью, как флагом? Вокруг масса кафе, ресторанов и прочих забегаловок. Почему именно “Приют” пришёлся по вкусу этому человеку?
– Нет, конечно, – улыбается почти очаровательно и наклоняется ко мне так близко, что я инстинктивно подаюсь назад, чтобы этот странный человек не дотронулся до меня. А он уже шепчет: – Когда я начну угрожать, вам не захочется мне отказывать.
И, не дав мне ничего ответить, уходит, а фалды длинного кожаного плаща рассекают воздух.
