Текст книги "Материнский инстинкт (СИ)"

Автор книги: Лина Манило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 19

Я не помню, как купала его. Не помню, как заворачивала в полотенце и кормила. Провал в памяти был настолько обширный, что даже под пытками не смогла бы вспомнить событий, последовавших после того, как начала купать ребенка.

Очнулась только на рассвете следующего дня – лежала на полу, в распахнутом халате. Пытаясь подняться, больно ударилась головой – только тогда сообразила, что лежала под столом. Выбравшись, дико озиралась по сторонам, будто события прошедшего дня могут оказаться страшным сном, но мое тело все также болело, а грудь стремительно наполнялась молоком, была тяжелая и будто воспаленная. Смутно помнила, что мне звонил Рома, и я даже с ним, кажется, разговаривала. Только вот о чем? Как ни силилась, вспомнить не могла. Я вообще мало, что помнила – так было намного легче. Но раз Рома еще не приехал и не выбил мою дверь ногой, в панике глядя по сторонам, значит, ничего такого уж страшного я ему не поведала.

Ребенок молчал, поэтому не стала к нему подходить. Мне вообще было все равно, что с ним происходит. Для себя решила выбрать скорее политику невмешательства, чем откровенной агрессии – решила не издеваться над ним намеренно, а просто забывать о его существовании до того момента, пока он что-то сам от меня не потребует. Так проще.

На кухне, наконец, отважилась посмотреть на себя в зеркало, чтобы убедиться в том, что еще не покрылась трупными пятнами. Увидев свое отражение, чуть не вскрикнула – лицо осунулось, глаза запали, а синяки под ними были настолько большие, что закрывали практически половину лица. Когда я успела из симпатичной, психически устойчивой молодой женщины превратиться в нервную развалюху? С чего начался мой путь в пропасть? И каким чудом я до сих пор в эту пропасть полностью не упала, каждый раз умудряясь зацепиться за отвесный край? Но сколько раз я пыталась все забыть, простить, выбросить из головы, не мучить себя? Сколько долгих ночей провела в попытке понять, как быть дальше. И ни разу ничего дельного придумать не смогла – я была слаба, мне нужна помощь, но я не готова была ее от кого бы то ни было принять. Я даже лучшей подруге и любимому мужчине довериться полностью не смогла.

Неожиданно вспомнила, что уже завтра Рома должен вернуться, а выглядела я так, словно на меня, как минимум, упала ядерная боеголовка. Да еще и этот ребенок, который обязательно испортит мне всю радость от свидания с любимым человеком. Но как найти из этой ситуации выход снова не знала. Ругала себя за малодушие – нужно было еще вчера отнести ребенка в больницу и оставить там возле порога, но вместо этого я искупала его и положила спать. И что дальше делать? Я не знала, снова положившись на волю случая – ни на что другое моих сил просто не оставалось.

Я сделала себе кофе и, закурив, начала думать, что мне делать дальше. В голове разворачивались картины дальнейших событий, одна безрадостнее другой. Нужно было куда-то деть ребенка, но вот куда? Думала даже задушить его подушкой, но потом передумала. Не хотелось пачкать руки кровью и в прямом и в переносном смысле. Значит, нужно было сделать так, чтобы он просто мне не мешал. Может, когда он немного подрастет, то понравится мне? В жизни ведь и не такое случается, хотя я очень сомневалась, что смогу его пусть немного, но полюбить – мысли о том, как он появился в моей жизни, кто его отец не давали покоя. А забыть об этом у меня не получалось, как ни старалась.

Неожиданный телефонный звонок вывел из оцепенения – я даже подпрыгнула от неожиданности. Знала, что это, скорее всего, Рома – сотрудники давно перестали меня беспокоить – я все время жаловалась на разного рода заболевания, чтобы они оставили меня в покое и не совались в мою жизнь. Я не знала, хочу ли вообще возвращаться обратно в школу, потому что поняла, что работать с детьми больше, скорее всего не смогу – слишком нервной стала в последнее время. Знала, что никто сильно не расстроится, если уволюсь – все-таки в коллективе так и не смогла обзавестись подругами. А больше звонить в столь ранний час некому.

– Привет, дорогая! – услышала бодрый голос любимого и невольно расплылась в счастливой улыбке. Только он один не давал мне утонуть в том море тоски, что ежесекундно плескалось вокруг. – Как твои дела? Мне показалось, что во время нашего последнего разговора ты была несколько не в духе.

Ох, помнить бы еще, о чем мы с ним разговаривали.

– Просто не выспалась, не нужно беспокоиться, – старалась, чтобы мой голос звучал как можно веселее – не хотела, чтобы Рома начал волноваться.

– Смотри мне, – засмеялся мой собеседник, – если узнаю, что ты вздумала грустить, выпорю тебя. Приеду и выпорю!

– Смотрю в оба! Ты, главное, приезжай, хорошо? Я без тебя уже не могу – болит все, и красными пятнами покрываюсь.

– Так, подожди еще немного – совсем чуть-чуть осталось, – засмеялся. – У меня для тебя много сюрпризов. Завтра постараюсь пораньше у тебя быть.

– Хорошо, милый. Ты только когда будешь подъезжать, позвони.

Почувствовала, как он напрягся на том конце провода, как лихорадочно соображает, чем может быть вызвана моя просьба. Я ведь никогда раньше не просила предупреждать о своем приходе, но я не могла позволить, чтобы Рома застал меня врасплох – вдруг он увидит ребенка? Как я ему смогу тогда все объяснить?

– У тебя кто-то гостит? – услышала, как металлические нотки в его голосе ударяют мне в висок. От его подозрений стало так больно, что невозможно дышать, но пусть он лучше подумает, что у меня любовник, чем узнает правду. Время для правды еще не наступило, а когда наступит, не знала даже я.

– Бросай ерунду выдумывать! Я не собираюсь оправдываться – удобно думать, что я что-то скрываю – думай, я тебя переубеждать не стану, даже не надейся. Я просто высказала просьбу, которую очень бы хотела, чтобы ты выполнил. Если для тебя в этом кроется какая-то сложность, тогда вообще можешь не приезжать!

– Ладно, не дуйся! – услышала, как он расслабился. Наверное, у меня получилось изобразить праведный гнев. – Позвоню за два часа до приезда, чтобы у тебя было много времени подготовиться к моему визиту, договорились?

– Договорились, – мне стало немного стыдно за вспышку гнева и дальше мы разговаривали о разных мелочах, сотни раз признавались в любви. Нам было хорошо вместе даже на расстоянии, потому что мы любили друг друга, а все остальное разве имеет значение?

Не знаю, сколько мы разговаривали – время перестало существовать, как вдруг услышала, как истошно закричал ребенок. Я замерла, а сердце от испуга заметалось в груди раненным зверем.

– Ты что, смотришь программы для беременных? Правильно, смотри-смотри, потому что я скоро приеду, женюсь на тебе и в первую же брачную ночь сделаю нам очаровательного карапуза.

– Сам сделаешь? Как папа Карло? Бревно уже купил?

– Конечно, целый куб отборного леса. Потому что на одном ребенке я останавливаться не собираюсь – от тебя я хочу, как минимум, пятерых! – слышала, как Рома смеется своей идее, но это не так смешно, как ему кажется. Пятеро детей? Я очень сильно сомневалась, что выдержу такую ораву разновозрастных карапузов. Но расстраивать любимого не стала – зачем раньше времени толочь воду в ступе?

– Ладно, мне нужно в магазин, а ты меня отвлекаешь, – я старалась как можно быстрее закончить разговор, потому что ребенок с каждой секундой кричал все сильнее и я не в силах уже выносить его плач. Нужно его покормить или переодеть, но пока Рома «висит» на другом конце провода сделать этого не получится.

– Ладно, любимая, – вздохнул. – Не буду отвлекать. До завтра.

– До завтра, – почти закричала и резко нажала кнопку «отбой».

Побежала в комнату и схватила орущего младенца на руки – от натуги его личико покраснело и он похож сейчас не на новорожденного, а на взбесившийся помидор. Приложила к уже изрядно наполнившейся груди, и за сосок тут же ухватились крошечные губы. Мне неприятно кормить ребенка. Мне тяжело, неудобно, плохо. Почему-то бросает в пот и начинает чесаться все тело. Хотелось оторвать его от себя и швырнуть куда подальше, чтобы больше никогда ничего подобного не испытывать. Но я держалась из последних сил, стараясь потушить в себе приступ ярости. Знала, что он поест и снова уснет. Главное не думать о нем. Старалась думать о чем-нибудь приятном – о том, как встречу любимого завтра, как мы будем разговаривать всю ночь обо всем на свете и не сможем наговориться. О том, как смогу прислониться к его широкой груди, уткнуться в нее носом и, закрыв глаза, забыть обо всех проблемах, что накопились за последние месяцы.

Но тут я с ужасом осознала, что дети иногда еще и ходят в туалет. Пощупала пеленку и поняла, что он сделал сразу два дела, пока кушал. Одно дело мокрое, а другое грязное. Ребенок продолжал основательно подкрепляться, а я не хотела отвлекать его и снова слышать вой. Мне было наплевать на его мокрые пеленки – если они ему сейчас не мешают, то почему они должны мешать мне? Делать нечего, сидела и ждала, пока он наестся.

Впервые за то время, что он родился, я решила его рассмотреть. Да, действительно, как и в моем сне, он на сто процентов похож на меня. Те же глаза, губы, нос, овал лица. Даже моя родинка на щеке досталась в наследство. Я никогда не считала себя роковой красавицей, однако с юношества мужчины обращали на меня внимание. И если бы не моя излишняя разборчивость в выборе спутника жизни, то, скорее всего, уже давно была бы замужем. Но я постоянно выбраковывала потенциальных претендентов в мужья. Вот только с Ромой не получилось – полюбился уж очень.

В глубине души была удовлетворена осмотром. Конечно, не смотря на то, любила я его или нет, не хотелось знать, что у меня родился урод. Хотя учитывая мое к нему отношение во время беременности – то, как много пила и курила, как с ненавистью высказывалась в его адрес, как утягивала изо всех сил живот, – удивительно, что внешне он был абсолютно здоров. И даже весьма миленький и симпатичный.

Пока я рассматривала малыша, он наелся и уснул. Это был все-таки странный младенец – его вообще, похоже, не волновало, что пеленки можно было выжимать. Главным было наесться. Такое чувство, что привыкший к ненависти и издевательствам с моей стороны, он ничего не требовал. Наверное, смог бы обходиться без еды и ее перестал бы просить.

Я осторожно поднялась, поддерживая малыша. Кровати у него не было и мне пришлось снова положить его на стол, который ночью служил ему постелью. Положила, развернула, но он так и не проснулся. Я достала из упаковки влажную салфетку для снятия макияжа и вытерла младенца. Потом взяла кусок чистой марли и завернула в него ребенка, который продолжал спать крепким сном. Вот если бы меня мотыляли из стороны в сторону и укладывали спать на жесткий стол, то вряд ли я продолжала спать, а этому ничего – сопит в две ноздри. Странный все-таки ребенок.

Удостоверившись еще раз, что малыш не собирается в ближайшее время просыпаться, пошла готовиться к скорому визиту Романа – нужно как можно тщательнее убрать в квартире, отмыв следы, оставшиеся после родов.

Что делать с ребенком старалась не думать.

Глава 20

– Доброе утро, солнце! – Рома весел и бодр, а на часах только шесть утра. Я мало спала ночью – ребёнок часто требовал, чтобы его покормили и мне ничего не оставалось, как удовлетворять его потребности. С каждым разом кормление давалось всё легче, но спать хотелось безумно. Мы заснули только на рассвете, и телефонный звонок вырвал меня из сна, в котором снова где-то бродила, искала какую-то дверь, но найти так и не смогла.

Эти сны, из которых, казалось, нет выхода, преследовали меня постоянно. Стоило хоть ненадолго закрыть глаза, и я оказывалась в каких-то тёмных коридорах, по которым бегают крысы, что-то шуршит, а стены – сырые и заплесневелые.

– О, ромашка, – проговорила, тщетно пытаясь подавить зевок. В тот момент мечтала лишь об одном: уснуть крепким сном, чтобы ничего не тревожило, не снилось и не будило. – Уже приехал?

Как ни была рада его слышать, как ни мечтала об этой встрече и ни радовалась его приезду, именно в тот момент поняла, что усталость всех предыдущих месяцев лишила последних сил. Я устала притворяться, утомилась что-то изображать. Хотелось просто лечь и сдохнуть, потому что все внутренние резервы организма, что поддерживали во мне жизнь, словно топливо в печи, разом иссякли.

– Я, по-моему, просил так меня не называть, – его напускная строгость заставила улыбнуться. Только Рома мог в один миг развеселить меня, заставив забыть обо всех печалях и тревогах, словно не было их в моей жизни. Жаль, это быстро проходило. – Неужели так сложно запомнить? Что же ты вредная такая у меня, а?

«У меня»... эти слова согрели душу, подарив тепло и ощущение уюта, которого мне так не хватало. Наверное, со времени гибели родителей и брата.

– Будешь, значит, ландышем, – засмеялась, представив выражение его лица в этот момент, – или лютиком, раз ромашкой быть не нравится. Но по мне так очень красивый цветок.

– Я говорил тебе, что с тобой чертовски сложно? – хмыкнул Рома, но голос его потеплел.

– Конечно, говорил, – снова засмеялась, словно не творился в моей жизни полный хаос. – Примерно тысячу раз. Но ничего другого я тебе всё равно предложить не смогу, поэтому придётся терпеть меня такую, непростую. Согласен?

– Ну, а что ещё остается? Я же люблю тебя, – его бархатистый тембр будоражил кровь, волновал. Только Рома так действовал на меня. Никогда и никто раньше не дарил мне таких эмоций, не был так предан и терпелив.

И за это я мучила его?

И разве могла по-другому?

Могла. Но не хотела.

– Вот и договорились! Ты приехал?

Я ждала его возвращения каждую минуту и боялась его до зубовного скрежета. Не знала, чем всё обернётся и как буду вылезать из того болота, в котором застряла, кажется, до скончания мира. Но я любила Рому, и радость от встречи с ним перевешивала в моём сознании всё остальное.

Снова, словно бешеный страус предпочла спрятать голову в песок, словно это могло хоть от чего-то спасти. Пока что мне везло, но как долго ещё это могло продолжаться, не знал, наверное, никто.

– Да, и уже очень скоро буду у тебя. Ты рада? – мне показалось, в его голосе кроется какая-то тревога, будто он в чём-то подозревает меня, но не может сам понять, в чём именно. Наверное, ощущал, как много скрываю от него, просто сам до конца не мог разобраться в своих ощущениях. Рома прав, но изменить что-то я пока что не в силах. Врать ему тяжело и больно, но я настолько запуталась, изолгалась, что из этого не выпутаться. Остается только надеяться на чудо, что поможет мне.

– Что за глупые вопросы? – спросив, снова засмеялась, моля всех богов, чтобы он не почувствовал моего напряжения, что сковывало изнутри стальными цепями. – Когда тебя ждать?

– Раз рада, значит, примерно через час жди в гости.

– Договорились, – выдохнула с облегчением и повесила трубку.

Разговор в любом случае нужно было заканчивать, потому что почувствовала, как завозился под боком ребенок, снова проголодавшись. Этот вечно голодный комок плоти – моя главная проблема, проклятие и беда одновременно. Нужно было от него избавляться, но я на протяжении всей беременности так и не нашла способ, а тот выход, который предложила мне хитрая гадалка оказался пустышкой, радужным мыльным пузырем.

Значит, нужно было его спрятать в стенах этой квартиры, раз отдать, пока не решилась. Накануне вечером в ближайшем магазине купила упаковку подгузников для новорожденных и пачку влажных салфеток, поэтому менять ему пеленки нужды не было. Жаль, что нельзя было оставить его без еды, чтобы он совсем не мешал мне жить. Как бы я не приноровилась кормить его, будто бы даже смирившись с этой участью, меня всё равно раздражал этот процесс. Но Рома ни в коем случае не должен был его увидеть. Или даже услышать.

Выход нашла неожиданно. Пусть это и казалось диким, но иной вариант в моём воспалённом мозгу родиться просто не мог. Наверное, я окончательно сошла с ума, раз в голову лезли настолько дикие идеи.

Когда это началось? Когда волна безумия захлестнула меня окончательно, лишая воли, превращая в дикое затравленное животное? В ночь изнасилования, когда курила на кухне, напиваясь до беспамятства? Или когда врач отказался делать аборт? А может, я так изначально и была, да только события того дня поставили на моём здравомыслии жирный нестираемый крест?

Но тогда у меня не было времени думать о душевном здоровье, когда на счету каждая минута.

Наспех покормив, дождалась, пока уснул. После дрожащими руками распечатала лейкопластырь и залепила ребенку рот. Жалела ли его в тот момент?

Нет.

Ребенок, казалось, даже не почувствовал новой угрозы, что исходила от меня. Наверное, он до такой степени привык к моим издевательствам, что удивить его чем-то было сложно. Да и что может понимать новорожденный? Главное, чтобы было тепло, сухо и сытно. Так, во всяком случае, мне казалось, в этом убеждала себя ежесекундно, оправдывая своё зверство.

Оставалось придумать, куда его положить, чтобы Рома случайно не наткнулся на него. Вышла на балкон и нашла там коробку, настолько огромную и вместительную, что в нее мог поместиться не только ребенок, но и кто-то значительно крупнее, имей он на то желание. Вернулась в комнату и закутала мирно спящего младенца в огромное банное полотенце – приличную одежду я так ему и не купила. Не видела смысла тратиться, была уверена, что долго он всё равно не проживет. Вынесла на балкон малыша и положила того в коробку.

Он даже не проснулся – до того крепко спал. Ну а мне ничего другого и не требовалось. Главное, чтобы как можно дольше спал и не привлекал своими криками ненужного внимания. Не хотела о нём заботиться, не хотела даже думать, насколько дико и глупо поступаю. Главным было спрятать его надёжнее, а там хоть трава не расти. Постояла несколько минут, глядя на младенца, тихо вздохнула и пошла выбирать одежду, в которой встречу Рому. Мне хотелось думать только о том, как увижу его, как смогу прикоснуться, обнять.

Рома приехал даже несколько раньше, чем обещал. Стоило мне только взглянуть на него, как моё сердце заныло – так красив он был в тот момент. Такой высокий, сильный, надежный, с бесконечно голубыми глазами, в которых хотелось утонуть. Я любила его, любила, несмотря ни на что. Хотелось кинуться ему на шею, зарыдать, во всём признаться.

Мне хотелось, чтобы хоть кто-то пожалел меня, но разве это возможно? Разве достоин жалости человек, совершивший за короткое время столько страшных ошибок? Как объяснить кому-то то, что на моём балконе спит в пластиковой коробке ребенок с заклеенным ртом, ребенок, которого я родила, и смерти которого жду каждую секунду? Кто в состоянии понять, что сподвигло меня на такой шаг, что стало причиной моего сумасшествия?

– Ты выглядишь просто... – Рома стоял с расширенными от удивления глазами. Счастливая улыбка озарила его и без того слишком красивое лицо. Он был настолько красив, что практически больно смотреть. Светлые волосы, выгоревшие на солнце, золотистый загар – всё в нём было прекрасно. Но самое прекрасное в нем то, что вся эта красота, весь он до остатка принадлежал только мне. И больше всего на свете я боялась его потерять.

– Феноменально, потрясающе, великолепно, умопомрачительно, шикарно? Ты это хотел сказать? – спросила, затаив дыхание.

Я боялась смотреть ему в глаза, боялась, что он прочитает в моем взгляде всю ту правду, что так тщательно старалась от него скрыть. И что после этого наступит? Конец и полный крах. И если благодаря тому, что Рома был в моей жизни, любил меня, была еще жива, то после его ухода рухну окончательно в пропасть, из которой нет пути назад.

Хотя разве уже не сидела на дне самой глубокой в мире ямы по горло в собственном дерьме?

– Поверь мне, этих слов совершенно недостаточно! – одним рывком он взял меня на руки, закружил, одновременно покрывая лицо и шею поцелуями – невесомыми, легкими, словно прикосновения крыла райской птицы. От его обжигающего дыхания мороз по коже и кружилась голова. Сотни бабочек начали свой полет в животе – я впервые почувствовала себя женщиной: живой и нормальной. Впервые после той роковой ночи я готова рискнуть, попробовать отдать Роме не только свою душу, но и тело – измученное и истерзанное, но всё еще живое.

Я не знаю, как долго мы целовались и даже не догадываюсь, как нам удалось воздержаться, но мой организм пока что не готов отменять запреты – после родов прошло еще слишком мало времени.

– Как доехал? – мне каким-то чудом удалось вырваться из его объятий, и я спрятала лицо на его груди, вдыхая родной запах, не в силах надышаться.

– Нормально. Ты скучала?

Он целовал мои волосы, гладил по спине, прижимая к груди, а я готова была остаться на этом пороге в плену его сильных рук на долгие годы. Но счастье вечным не бывает, это горе может длиться бесконечно, сменяя личины и изменяя образы.

– Всё в тебе хорошо, милый лютик, только глупые вопросы любишь задавать, – засмеялась, услышав, как при упоминании своего нового прозвища Рома зашипел. – Пойдем лучше погуляем.

Знала, что нужно уводить Рому из дома, чтобы он не услышал, если ребенок вдруг проснется и даже пластырь не заглушит его крики. На нейтральной территории будет проще контролировать свои чувства и меньше рисков, хотя так хотелось остаться в квартире, лежать в обнимку и просто разговаривать, но это было невозможно.

Рома тяжело вздохнул – было понятно, что совсем не на прогулки он рассчитывал, несясь на полной скорости ко мне. Я мучила его, но он многого не понимал, не знал. Не удивилась бы, брось он меня сейчас. Здоровый, сильный любящий мужчина вынужден сохранять отношения в платонической форме и сколько это еще продлится, никто не знал.