Текст книги "Материнский инстинкт (СИ)"

Автор книги: Лина Манило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Материнский инстинкт
 Strelija

Вместо предисловия

Доброго времени суток, мои дорогие читатели, где бы вы сейчас ни были.

Хочу представить вашему вниманию свою новую историю и искренне надеюсь, что она придется вам по душе.

Я, как всегда, открыта к диалогу – любые замечания, предложения можете смело высказывать в комментариях. Если заметите ошибку, я тоже буду рада об этом знать.

Собственно, зачем я это предисловие пишу?

Хочется предупредить, что эта история содержит сцены насилия, сложные психологические моменты и неприятные физиологические подробности.

История не рекомендуется к чтению лицам, не достигшим совершеннолетия или лицам, с неустойчивой психикой и беременным женщинам.

Спасибо за внимание и приятного чтения!

Очень вас всех люблю.

Глава 1

«Ох, и холодина», – думала я, выходя самой последней из здания школы.

Сегодня я неприлично долго задержалась на работе, разбираясь в новых директивах, которыми перед самым окончанием первого полугодия решило «обрадовать» нас вышестоящее начальство. Плюс ко всему, особенно нерадивые ученики полным ходом сдавали «хвосты», стараясь изо всех сил блеснуть знанием географии и очень плохую оценку превратить хотя бы в удовлетворительную.

Работу свою я очень любила, хотя география был и не самым котируемым среди учеников предметом – время мечтателей и романтиков ушло, но посмотреть мир в его разнообразии хотели все, поэтому название столиц и расположение на карте стран, в которых детям хотелось побывать, разучивали старательно. К тому же я искренне к ним относилась, любила и по возможности была снисходительна. О чем можно было еще мечтать? Иногда, конечно, в особенно запущенных случаях «двойки» все-таки выставляла, хоть и жутко не любила до этого доводить, но что поделать, если некоторые даже Каир пытались найти на карте Австралии? Но пересдать давала возможность всем, хоть и жертвовала при этом своим личным временем.

Правда, к сожалению, дома меня давно уже никто не ждал – родители и старший брат погибли в автокатастрофе семь лет назад. Мне тогда только исполнилось восемнадцать, вся жизнь была впереди – она вырисовывалась перед моим мысленным взором в самых радужных красках, но трагедия, унесшая жизни моих близких, беспощадно разрушила все мои планы.

Жить мне тогда совсем не хотелось – зачем была мне эта жизнь, если я в один момент лишилась всяческой поддержки? Казалось, что вместе с ними в той машине погибла и я. Но время лечит любые раны, и вот спустя семь долгих, пустых лет я снова могу улыбаться, смеяться и дышать полной грудью. Меня спасли мои ученики, которые помогали мне чувствовать себя живой – за это я могла простить своей работе, иногда выматывающей до дрожи в коленях, абсолютно всё. Ведь только оказавшись в стенах школы, я могла жить. Или хотя бы не выть от тоски.

Возвращаясь тем холодным вечером, чтобы сократить путь я решила проскочить через железнодорожный переезд, хоть обычно старалась идти по более цивилизованным дорожкам. Было темно и слякотно – накануне несколько дней шел ливень, и земля стала похожей на глину. На носу были новогодние праздники, а погода была, словно ноябрь никак не хотел уходить на покой. Сырость пробиралась под одежду, пронимала до костей, а ледяной ветер буквально сбивал с ног. Старалась идти как можно быстрее, но шпильки вязли в грязи, и передвигаться с каждым шагом становилось все сложнее. Как не старалась сохранить равновесие, все-таки поскользнулась и, упав плашмя в лужу, вымазалась полностью. Попытавшись подняться, только еще больше испачкалась. Громко выругавшись (хорошо, что на улице я была совершенно одна – репутация учителя не давала мне права ругаться в голос), стала снова медленно подниматься, и через некоторое время мне это все-таки удалось. Кое-как отряхнувшись, я медленно пошла дальше. «Хоть бы никого из учеников или их родителей не встретить», – лихорадочно метались мысли в голове.

Пройдя несколько десятков метров, услышала, а точнее почувствовала, что на дороге я уже далеко не так одинока, как мне казалось ранее. Спинным мозгом ощутила, что это мужчина. Стало неловко за свой внешний вид, тем более что я не знала – видел ли мой нечаянный спутник столь позорное падение. От мысли, что он мог заметить мои кульбиты, становилось совсем неловко. Тут к неловкости добавилось новое чувство – скребущий, словно когтями, душу страх. Но стараясь двигаться быстрее, я только еще сильнее вязла в грязи.

Тем временем, чавкающие звуки шагов незнакомца за моей спиной приближались. В ночной тишине они были настолько отчетливо слышны, что казалось – еще секунда и дыхание преследователя, словно ветер, растреплет мои волосы.

Только я решилась остановиться и посмотреть, кто же там за мной так усиленно гонится, как ощутила весьма болезненный толчок в спину. Удержаться мне на ногах не удалось, и я, подавшись вперед, неловко взмахивая руками, снова упала в грязь и больно ударилась носом. От неожиданности я даже не смогла хоть как-то смягчить свое падение. Кровь хлынула из ушибленного (а может даже сломанного) носа потоком и, смешиваясь с грязью, попадала в рот. Я закричала не столько от боли и страха, сколько от возмущения. Меня ведь никто никогда в моей жизни не бил!

Мало того, что я упала и, по всей видимости, повредила каблук в любимых сапогах. Так еще какой-то недоумок сломал мне нос, а сейчас, не смотря на мой протест, тащил в отдаленные кусты.

Место страха заняла обида. Я проклинала себя за беспечность, с которой решилась на столь отчаянную авантюру – надо же было в такой непроглядной темноте пойти не по цивилизованному маршруту, которым пользуются все нормальные люди, а пойти через железнодорожный переезд, где даже с собаками редко кто гуляет. О чем я вообще думала? Как будто мне было к кому спешить домой – ни мужа, ни детей, только лишь абсолютно пустая трехкомнатная квартира, в которой я так и не нашла в себе силы после гибели близких хотя бы сменить обои. Я ведь образованная, умная, взрослая женщина двадцати пяти лет с кое-каким жизненным опытом, как я могла быть такой дурой?

Я уже понимала, чем это приключение для меня закончится. Скорее всего, он, в лучшем случае, изнасилует меня, а в худшем – задушит моими же колготками. И, видит Бог, я не понимала, какой исход будет более предпочтительным. В памяти, в тот момент, пока этот ущербный тащил меня за ноги к зарослям какого-то облезлого кустарника, всплывали страшные в своей жестокости картины изнасилованных, изувеченных девушек и женщин разных возрастов, которых работники нашей доблестной милиции периодически находили в совершенно неожиданных местах. Одну даже нашли в дымоходе заброшенного дачного домика, пустующего в зимнее время. Как она там оказалась, никто даже не выяснял. Наверное, следователи решили, что она – отважный трубочист, потому что, если мне не изменяет память, убийцу так никто и не нашел. И, что, скорее всего, даже и не искал.

Орать я не прекратила, надеясь тем самым привлечь хоть чье-то внимание к своей персоне. Мне так отчаянно хотелось, чтобы какой-то случайный путник, будто в голливудском фильме, набрел на нас в ночи и ударом мощного кулака сбил моего мучителя с намеченной цели. Да, ладно, я согласна была на любого, даже не очень героического спасителя. Пусть это будет смертельно пьяный бомж, главное спугнуть этого недочеловека, не дать ему совершить со мной то, что он себе запланировал.

Мысли в голове носились с бешеной скоростью, мозг работал лихорадочно, я потеряла счет времени, старалась отключить чувства, чтобы ничего не чувствовать.

Что мне сделать? Попытаться его напугать? Так сообщениями о том, что у меня СПИД, сифилис и прочие страшно заразные заболевания, включая лихорадку Эбола, я его вряд ли напугаю. Сказать, что беременная? Так для порядочного маньяка поглумиться над беременной женщиной – особый шик. Я пыталась брыкаться, визжала, плевалась, кусалась, но маньяк лишь отвратительно смеялся, называя меня «своей милой, маленькой девочкой» и дышал в лицо луковым перегаром.

То, что он меня в любом случае изнасилует, а возможно даже и покалечит, для меня стало очевидным. Но я еще надеялась остаться в живых. Не знаю, зачем мне была нужна такая жизнь, но выжить хотелось отчаянно.

Все тело болело немилосердно – он меня сначала тащил метров двести на животе, а потом бил и издевался. Я перестала сопротивляться, потому что четко осознала, что с таким озлобленным, озверевшим персонажем сама, без посторонней помощи никогда не справлюсь.

Зажав рот рукой, чтобы истерические рыдание не нарушали тишину, я закрыла глаза.

Кровь из носа текла, не переставая, и с каждой минутой мне становилось все хуже и хуже – голова кружилась, и в ней не осталось ни одной мало-мальски связной мысли. Плакать я тем временем перестала. Ощутила, как это животное расстегивает на мне пальто, отрывая в истерической спешке пуговицы. Я постаралась сфокусировать взгляд на своем мучителе, но вокруг было слишком темно и глаза не сразу привыкли. Мне правда особенно не хотелось его лицезреть, но я заметила, каким похотливым огнем горели его глаза, как кривился в плотоядной усмешке рот маньяка, в котором виднелся неплотный ряд кривых зубов. И еще это зловонное дыхание, словно это не человек, а бешеный пес. Ну, классика какая-то. Подробнее я рассматривать не стала – в милицию все равно идти не следовало – забросают вопросами, станут гадко ухмыляться, начнут таскать на «место преступления», но так все равно никого не найдут. Еще и меня виноватой сделают – нечего, мол, в короткой юбке шастать. И будешь им с пеной у рта доказывать, что учителя с работы в принципе в коротких юбках не возвращаются – для кого это будет аргументом?

Тем временем насильник уже полностью расстегнул на мне верхнюю одежду и стал лихорадочно рвать блузку и юбку. Вскоре доступ к телу был свободен, и он с яростью принялся бить меня каким-то прутом или хлыстом, как будто я сбесившаяся лошадь, а он опытный жокей. Было невыносимо больно, и в скором времени я ощутила, как тело покрывается мелкими саднящими ранами, из которых тонкими струйками начала течь кровь. Моих сил хватило только на то, чтобы закрыть лицо руками, а все остальные части тела отдать этому уроду на растерзание. Другого выхода в тот момент все равно не было. 7

Прошло совсем немного времени и, к своему счастью, то ли от потери крови, то ли от болевого шока я отключилась. Когда сознание ко мне вернулось, я лежала совершенно голая на сырой земле. Боли я не чувствовала, зато меня знобило, словно в лихорадке. Никого рядом не было, и сколько я лежала без сознания сказать трудно – рядом валялись изодранные вещи, однако пальто было относительно целым (хоть на этом ему спасибо – не пришлось голой домой идти) и сапоги, как ни странно, неплохо сохранились – в них даже можно было ходить. На правом, правда, была небольшая проблема с каблуком, но это почти не имело значения.

Между ног саднило. Я не знаю, сколько времени он со мной совокуплялся (часы разбились при падении), но ощущения были не самые приятные. Я совсем потеряла ощущение реальности, перестала чувствовать свое тело, но одно я знала точно: нужно скорее идти домой – в этом месте мне не хотелось провести ни одной лишней минуты. «Хватит, срезала путь – больше ноги моей здесь не будет!» – думала я, еле волоча ноги и утирая кровь из разбитого носа. Слезы текли из глаз, не переставая, как будто где-то в моей душе прорвало кран. Всю дорогу я плакала и не могла успокоиться. Да и не хотела – мне казалось, что слезы помогут вымыть из сознания воспоминания об этой страшной ночи. Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить.

Глава 2

Мне приснился сон. Тягучий, липкий кошмар, из которого, казалось, никогда не удастся выбраться – сотни раз, словно по кругу я переживала одно и то же. Снова эта мерзкая рожа, смрадное дыхание, потные руки и невообразимая, невозможная боль. Боль, которая отравляла мою душу. Переживая во сне один и тот же момент, я сходила с ума – медленно, но уверенно. Наверное, ещё немного и я с большой вероятностью настолько глубоко ушла бы в свой внутренний мир, что рисковала никогда из пучины отчаяния не вынырнуть. Но я всё-таки каким-то чудом вернулась в реальность.

Я открыла глаза, лихорадочно вглядываясь во тьму, в которую была погружена моя комната. В тенях на потолке и стенах мне мерещились все новые и новые ужасы, спасения от которых, казалось, не было.

В тот момент я четко осознала, что уже никогда не смогу спать, как прежде – в темноте, не включая свет. Отныне ночник станет моим верным спутником долгими беспокойными ночами. А иначе я окончательно сойду с ума.

Немного успокоившись, когда сердце перестало выстукивать безумный ритм, разрывая мою грудную клетку, я ощутила слезы, заливавшие мое лицо. Они текли тихо, как бы сами собой и от этого становилось ещё страшнее. Сколько человек может плакать? Как долго мне ещё мучиться? Я не знала.

Попыталась на ощупь оценить масштаб катастрофы, понять, цело ли мое лицо хоть немного, почувствовала сильную боль в разбитом носе и зашипела. Я не хотела идти в больницу, не хотела снимать побои, но что делать, если нос всё-таки сломан? Сама я не смогу его вправить и придется обратиться в травматологию. Но я не выдержу, просто не выдержу, если придется рассказать хоть кому-то о том, что со мной произошло этой ночью. А если врач окажется мужчиной? Ему же придется дотрагиваться до меня. Нет, нет и нет, только не это! Я не знала, сколько таких ночей должно будет пройти, сколько слез будет пролито и кошмаров пересмотрено, прежде чем я смогу позволить хоть какому-то мужчине притронуться к себе. В тот момент, впервые за последние годы я нашла повод порадоваться, что была так одинока.

Прошло ещё слишком мало времени и мне просто не удалось хотя бы смириться со всем тем, что произошло со мной этой ночью, не то, что принять факт – меня изнасиловали. Это так гадко звучало, так мерзко, так невыносимо. Удастся ли мне когда-нибудь стать прежней, выкинуть эту ночь из головы? Смогу ли без страха и отвращения смотреть на мужчин? Смогу ли когда-нибудь полюбить мужчину настолько, что не побоюсь доверить ему искромсанную душу и искалеченное тело?

Я ощутила, как холодный пот, липкий и противный, покрыл меня с головы до ног. Я не могла больше лежать, я как будто задыхалась – все события этой ночи, вся боль и ужас лежали на мне словно каменная плита, и я чувствовала, что в любую секунду, если не начну двигаться и что-то делать рискую задохнуться. Мне необходимо было сделать первый шаг к своему будущему, каким бы оно ни было, а для этого нужно хотя бы подняться с кровати и перестать себя жалеть.

Аккуратно пошевелилась, справедливо опасаясь, что ночные "приключения" даром не прошли – даже самое осторожное движение отдавалось во всем теле страшной болью. Собравшись с духом и сцепив для надежности зубы, я всё-таки смогла сползти с кровати. Перед глазами заплясали кровавые чертики, и я зажмурилась на мгновение, чтобы их унять.

С опаской сделала один шаг, другой, расставив в стороны руки – для баланса. И вот так, шаг за шагом, всхлипывая от боли, я кое-как дошагала до кухни. Наверное, это было самое сложное путешествие в моей жизни, самое изматывающее и болезненное.

Конечной точкой моего путешествия была кухня. Открыв кран, долго смотрела, как вода с шумом стекает в раковину. Вид льющейся из крана воды не успокаивал, а наоборот – только будоражил, как будто напоминая, как текла кровь из ран на теле. Меня трясло, руки дрожали. Я не понимала, как жить дальше, если даже вид стекающей из крана воды причиняет столько душевной боли? Одна мысль пронзила насквозь, лишив на секунду способности дышать: мои ученики-мальчики! Как мне теперь общаться с ними и их отцами? Но я отогнала эту глупость от себя, словно надоедливую муху – мои ребята, которых я беззаветно любила, не заслужили моего страха.

Все эти безрадостные мысли толпились в моем сознании, били наотмашь, рвали остатки моего самоконтроля на части.

Глядя на текущую шумную воду, я вспомнила, как пришла домой – сил хватило только на то, чтобы посмотреть на часы. Час ночи. Даже не обработав ран и не умывшись, упала на кровать и тут же заснула. А во сне без малейшего перерыва пережила все то же самое. Как будто мое сознание решило поиздеваться надо мною, заставляя снова окунуться во весь этот ужас с головой.

Я посмотрела на часы и поняла, что проспала всего несколько часов. На стене висело зеркало (раньше я очень любила зеркала), но сейчас смотреть в него я боялась. Боялась увидеть там не свое привычное весьма симпатичное отражение, а кого-то мне совсем незнакомого. Я боялась увидеть жалкую, избитую женщину, уничтоженную и раздавленную, с потухшими навсегда глазами. Но, вдохнув полные легкие воздуха, как перед опасным прыжком, я всё-таки отважилась посмотреть себе в лицо. Правде в лицо.

От увиденного я чуть не разрыдалась – нос распух и увеличился, как минимум, в два раза. Оба глаза заплыли, кровь запеклась. Зубы, к счастью, целы, но губы оставляли желать лучшего. Щека свезена и глядя на весь тот кошмар, во что превратилось мое лицо, у меня оставалось одно желание – отмотать время назад и не допустить всего этого. Но это было невозможно, и за чью-то отвратительную похоть мне придется теперь расплачиваться всю жизнь. Осторожно ощупав больные места, я с облегчением вздохнула – переломов, по всей видимости, не было, а ушибы скоро пройдут.

Отойдя с тяжелым вздохом от зеркала, я открыла шкафчик в поисках хоть чего-нибудь, что поможет унять дикую боль, разрывающую мое тело изнутри. После долгих поисков единственным, что я нашла, была мазь от ушибов, валяющаяся там с позапрошлого лета, когда я по неосторожности упала и сильно повредила колено. Аннотация обещала, что синяки исчезнут после применения мази чуть ли не волшебным образом и в самые кратчайшие сроки. Хмыкнув, я положила мазь на стол и открыла холодильник, где нашла бутылку водки, непонятно как там оказавшуюся. Вскрыла, отпила совсем чуть-чуть прямо из горла – искать стопки не было ни сил, ни желания. Обжигающая жидкость потекла по телу, разгоняя кровь и даруя иллюзорный покой. Подумала и выпила ещё чуть больше. В итоге, очень скоро от бутылки осталась лишь половина.

Водка помогла на время забыться – она подарила странную эйфорию и высушила ненадолго слезы.

На столе я обнаружила забытую приятельницей пачку сигарет. Немного подумав, достала одну и закурила. Иногда я баловалась табаком в компании приятельниц, но никогда не злоупотребляла, но что мне было терять, когда жизнь и так рухнула? Должна ли я была беспокоиться о своем здоровье? Наверное, только зачем?

Села на стул и закурила. Руки перестали трястись – то ли алкоголь помог, то ли удалось самой немного успокоиться. Мысль о самоубийстве всплывала поверх всех остальных, манила меня, выпячивая перед мысленным взором все прелести забытья. Я всерьез обдумывала варианты отхода в иной мир, выпуская дым в потолок и заполняя душевную пустоту алкоголем.

Одна сигарета сменялась другой, и вот уже в пачке практически ничего не осталось. От дыма в комнате невозможно было дышать, но я будто впала в какое-то вегетативное состояние, ничего вокруг не замечая. Сидела, уставившись в одну точку, и ничего не понимала. Из меня как будто вышел весь дух, вся воля к жизни – в тот момент больше всего я походила на пустую оболочку, сдувшийся воздушный шар.

Я не знала, как мне жить дальше. Одно я понимала четко: так как раньше больше уже никогда не будет. Я не понимала, как смогу выйти на улицу. Казалось, уже весь город знает о том, что со мной произошло. Я выпила ещё водки. Желудок обожгло, но на душе стало немного легче.

Для себя тогда я приняла решение, что никому ничего не скажу. Ни подругам, ни коллегам знать об этом эпизоде в моей жизни совсем необязательно.

К моему счастью, к тому моменту в школе я закончила все дела досрочно (не зря же задерживалась) – итоговые оценки выставлены, до зимних каникул оставалась самая малость и можно было со спокойной совестью уйти на короткий больничный. Я планировала утром отправить директору смс, сославшись на тяжелейшую ангину, жутко заразную, которая буквально угрожала моей жизни и жизни всех окружающих.

До серого и безрадостного декабрьского рассвета оставалась пара часов, сто грамм водки и одна сигарета.

Глава 3

Пустые дни сменялись бессонными ночами. Стоило хоть ненадолго заснуть, как все кошмары выстраивались в ряд, прыгали вокруг, смеялись надо мной, издевались. За три недели, проведенные в закрытой квартире, наедине со своей болью, так и не решила, как дальше быть. Путалась в своих желаниях. Сначала хотелось умереть, и я даже попыталась воплотить безумную идею в жизнь – свесилась с балкона, но так и не решилась оторвать от пола ноги и взмахнуть на прощание своей унылой и разрушенной жизни руками-крыльями. Сотни раз прокручивала в голове этот последний полет, но так и не взлетела. Потом хотела все бросить и уехать, куда глаза глядят. Просто оставить школу, запереть квартиру и, прихватив нехитрые сбережения, уехать в путешествие. Может быть, в Индию или Таиланд, где яркое солнце раскаляло горизонт, а горячий ветер высушивал кожу и мысли. Даже сложила вещи, смахнула пыль с загранпаспорта, но и на это сил в себе не нашла. Просто сидела, уставившись в одну точку. Почти ничего не ела, много пила и курила – плохие привычки быстро становятся частью жизни как будто всегда частью тебя и являлись.

Однажды, за неделю до выхода на работу, когда все новогодние праздники закончились, и город впал в анабиоз похмелья, я осторожно вышла из дома – решила прогуляться не только до соседнего сигаретного киоска, но на более дальнее расстояние. Мне по-прежнему никого не хотелось видеть, да и саму себя с трудом выносила, о каком общении с внешним миром могла идти речь? Но впервые за долгое время захотелось кушать, а мой холодильник был звеняще пуст, как будто это шкаф, а не устройство для хранения продуктов. Стоял прекрасный день – один из тех немногих за всю зиму, когда город становится похож на иллюстрацию рождественской сказки. Я любила зиму, мне всегда в морозные дни легче дышалось. Я шла по улице к ближайшему магазину, стараясь ни о чем не думать, а просто наслаждаться окружающей меня пасторалью. Навстречу шли редкие прохожие, но я старалась на них не смотреть, не вглядываться в их лица и особенно опасалась смотреть на мужчин – в каждом встречном боялась увидеть того, кто уже однажды так некстати встретился на пути. Не знала, как бы реагировала, встретив его. Кинулась бы с кулаками? Расцарапала лицо? Заорав, убежала в ужасе? Хлопнулась в обморок? Не знаю – у меня не было ответа на этот вопрос. Предпочла просто идти, как будто это и не я вовсе, а только лишь моя оболочка.

В тот день, дойдя, наконец, до магазина, долго не решалась войти – просто стояла и держалась за ручку двери, пока какая-то активная старушка, уставшая, по всей видимости, ждать, пока я на что-то решусь, не оттолкнула меня в сторону.

В магазине вяло бродила между рядами, то снимая с полки какой-то товар, но снова возвращая его на место. Наверное, со стороны смотрелась странно и подозрительно, потому что в один момент ощутила пристальный взгляд на себе – охранник, крупный парень лет тридцати, сощурившись, следил за каждым моим движением. Я посмотрела на себя его глазами – худенькая девушка со следами побоев на бледном лице (как бы я не пыталась замазать тональным кремом синяки, внимательный человек увидел бы желто-зеленые пятна и царапины) топчется возле прилавков. На его месте любой бы начал меня в чем-то подозревать. Постаралась выдавить из себя улыбку и дальше начала создавать видимость, что я не искалеченный изнутри человек, сломанный и чуть живой, а нормальная. Набрала продуктов и через некоторое время, оплатив покупки, вышла на улицу. Морозный воздух пьянил и кружил голову. Я остановилась на середине пути, недалеко от магазина, поставила на землю сумку и посмотрела в небо – синее, бесконечное, с легким вкраплением клочковатых облаков. Вдыхала январский воздух, пытаясь заполнить себя им, наполниться им под завязку. И пусть не чувствовала себя живой, пусть жизнь моя разрушена до основания, но я зачем-то нахожусь ещё на этой земле. Значит, это кому-то, может быть, нужно?

* * *

Родная школа встретила привычным шумом, суетой, за которыми уже успела соскучиться. Знала, что стоит только переступить порог, как на меня обрушился шквал детских голосов, будто энергетический шторм в любую минуту грозил подхватить любого, кто встанет у него на пути.

– Здрасьте, Ирина Иванна! – орали пробегающие мимо ученики, пихаясь и толкаясь, визжа и крича.

– Здравствуйте, – смеясь, отвечала каждому. Детская энергия, бурным потоком неслась по венам, понемногу оживляя меня.

Нужно было попасть в учительскую – она находилась на втором этаже нашей маленькой школы, но сквозь бушующее море несущихся в разные стороны детей было не так-то просто пройти.

– Так, разошлись и пропустили учителя! – крикнула, улыбаясь. Дети моментально расступились в стороны, давая возможность пройти.

Дойдя, наконец, до учительской, на мгновение замерла, пытаясь унять колотящееся сердце. Боялась, что кто-то из коллег может заметить следы от побоев. Да, мне казалось, что за три недели я снова внешне стала прежней, но вдруг мне это только казалось? Но стоять за порогом бесконечно не могла и, открыв, наконец, дверь, просто замерла, не решаясь сделать хоть шаг. На мгновение даже показалось, что ошиблась школой. Наверное, то, что я сейчас видела перед собой, и было тем самым сюрпризом, о котором мне наперебой твердили коллеги, периодически звонившие справиться о здоровье.

За столом сидел абсолютно незнакомый мужик и сортировал ученические тетрадки, нахмурив светлые брови. По всей видимости, проверить он их успел, а вот разложить аккуратными стопочками забыл. Или они перемешались в его портфеле по дороге на работу. Сомнений быть не могло – данный субъект работает в нашей школе. Но только кем?

Почувствовала, как холодный пот выступил на спине, а руки задрожали так, что пришлось крепко сжать кулаки. Мужчина здесь, в нашем чисто женском коллективе, где даже физкультуру преподавала женщина, напугал до чертиков. Как с ним общаться? Как просто смотреть? Ведь это не случайный попутчик в автобусе, а сотрудник, с которым придется видеться каждый день. Почувствовала, как спазм сжимает горло, а перед глазами замелькали темные пятна. Я стояла, не в силах пошевелиться и уговаривала себя успокоиться.

Тем временем мужчина поднял на меня глаза цвета грозового неба и улыбнулся рассеянно и немного смущенно. Светлые волосы, широкие плечи, сильные руки – в этом мужчине меня пугало абсолютно все. Был бы он хлюпиком, с тщедушной голубиной грудкой, я бы немного легче смотрела на всю эту ситуацию, но весь его внешний вид буквально кричал о том, что слабой женщине с таким бугаем точно не справиться. Сквозь панический шум в ушах услышала голос:

– Здравствуйте, вы, наверное, Ирина?

Я секунду стояла, не зная, что ответить. То, что он знает мое имя, настораживало, но потом всё-таки совладала с собой и ответила:

– Ну, допустим. А вам-то, откуда мое имя известно? Я вот вас, например, впервые вижу.

Казалось, что мои слова его насмешили.

– Я почему-то был уверен, что новости о моем появлении в стенах этой школы должны были быстро разлететься на всю округу, – мужчина хрипло рассмеялся. – О вас-то я наслышан.

От волнения почувствовала, как закружилась голова, и меня повело в сторону – что ему обо мне уже рассказали? Неужели кто-то знает? Не может быть!

– И что вы такого обо мне слышали? – спросила я, подходя к полке, где хранились классные журналы. Найдя нужный, не спешила поворачиваться к собеседнику лицом, а изо всех сил имитировала бурную деятельность, не понятно, зачем листая журнал.

– Ну, например, я слышал, что совсем недавно вы перенесли жуткую болезнь, которая чуть не отправила вас на тот свет. Но смею отметить, выглядите вы очень хорошо.

Я вздохнула с облегчением – значит, моя легенда о страшнейшей ангине сработала. Главное было не забыть отдать секретарю больничный лист, купленный по случаю в переходе.

– А вы давно работаете в этой школе? – услышала вопрос.

– Почти пять лет.

– Ну, по сравнению со мной вы здесь настоящий старожил, – хохотнул мужчина, чьего имени я до сих пор не знала. – Меня, кстати, Роман Александрович зовут – я преподаватель иностранного языка. Но для друзей просто Роман.

Я проигнорировала его явный намек на крепкую дружбу, взяла журнал и, кивнув на прощание, удалилась к заждавшимся меня ученикам. В тот момент было все равно, что он подумает, как отнесется к моему побегу – я просто физически не могла дольше находиться с ним в одной комнате.