Текст книги "Материнский инстинкт (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 13
Перед прогулкой пошла в спальню и тщательно обмотала себя всем имеющимся в наличии запасом бинтов – всё-таки пока не решила, говорить Ольге о беременности или скрыть этот факт. Меня терзали сомнения, ставшие уже верными спутниками. Они пробирались под кожу, уничтожая здравый рассудок, цементируя горло, поглощая слова. Голой понимала, что мне нужно высказаться, поделиться хоть с кем-то, но ничего не могла с собой поделать.
После той ночи чувствовала себя моральным инвалидом и не знала, вылечусь хоть когда-нибудь. О том, чтобы стать прежней речи не шло, но надеялась, что когда-нибудь смогу забыть и не вздрагивать каждый раз, словно перепуганный зверёк.
В тот день мы гуляли несколько часов подряд, не обращая внимания на жару и накатывающую усталость. Мне, обмотанной бинтами и в утягивающем белье, даже дышать полной грудью становилось невыносимо, но ради подруги согласилась терпеть. Ольга – единственный близкий человек в моей жизни на протяжении долгих лет, потому я согласна была многое вытерпеть, лишь бы она улыбалась.
Нам всегда было хорошо вдвоём. Смеяться и молчать, разговаривать часами и даже петь на пару дурными голосами – мы, словно части одного целого, идеально подходили друг другу. Иногда, слушая страшные истории о предательстве близкой подруги, думала: хорошо, что в моей жизни такое просто невозможно. Ольге я верила как самой себе, зная, что не подведёт, всегда поймёт и не осудит.
Но почему же так невыносима мысль: признаться ей в том, что со мной произошло? Почему, только, открыв рот, улучив подходящий момент, словно отключалась, и все слова тонули в каком-то вязком болоте недомолвок и лжи? Ответа я не знала.
Мы шли по улице, наслаждаясь ласковым солнцем, обсуждая накопившееся за год разлуки, смеясь и сплетничая. У Ольги имелась поразительная способность: в её обществе все проблемы, словно исчезали сами собой, растворялись и казались абсолютной ерундой. Даже мне на миг показалось, что внутри оживает та смешливая маленькая девочка, которая умела хохотать до коликов в животе, утирая слёзы, льющиеся из глаз.
Но силы человеческие не бесконечны и мы все-таки решили присесть за столик в очаровательном летнем кафе, что открылось совсем недавно на месте чебуречной, в которую мы частенько бегали в школе на переменах. Тогда ещё были живы родители, и всё было хорошо и спокойно, а мир казался сплошным радужным пятном, в котором не найдётся места боли и отчаянию. Наверное, только в детстве в человеке возможна эта чистая вера в добро и свет, что будет всегда наполнять душу.
Но детство заканчивается с первыми ударами судьбы, и на место единорогам и радуге приходит нечто такое, о чём не хочется думать и совсем страшно представлять. Кому-то везёт больше и прыгает он по жизни, подобно быстроногой лани, да только волк всегда где-то рядом и рано или поздно он догонит свою жертву.
Пока делали заказ у приветливого официанта, я рассматривала окружающий интерьер: белоснежные столики, милые синие зонтики и барная стойка в самом углу, где улыбчивый юноша протирал и без того чистые стаканы.
– Знаешь, чего нам не хватает с Димой для счастья? – спросила Ольга, когда принесли наш заказ.
Подруга ковыряла ложкой шарик мороженного, политый шоколадным топпингом, и, казалось, избегала смотреть мне в глаза. Ольгу редко можно было увидеть серьёзной, неуверенной в себе, а о грусти она, казалось, не знала вообще ничего. А тут, к моему удивлению, на красивом лице лежала печать какого-то затаённого страдания, природу которого я совершенно не могла разгадать.
Так странно было видеть её такой, потому я особенно напряглась, услышав, как тихий вздох вырвался из её груди.
Я почувствовала, что сейчас она скажет мне что-то очень важное, чего никогда не говорила раньше. Вспомнив, сколько сама скрывала от подруги, обрадовалась, что она-то ещё стремится делиться со мной самым сокровенным. Хоть я и не была этого достойна, но Ольга-то об этом не знала.
Я не могла себе представить, что им чего-то может не хватать. Ольга и по телефону, и при сегодняшней встрече казалась такой счастливой и радостной, что просто дух захватывало. А оказывается, что не все так просто. Словно в один миг подруга сбросила маску, что вросла в её кожу, открываясь с новой стороны.
И это пугало.
– Нам не хватает ребенка! – Ольга подняла глаза, и я увидела в них столько тоски и отчаяния, что сердце на мгновение сжалось от боли.
Её слова прозвучали, словно выстрел во тьме. Никогда она не зарекалась о том, что они хотят завести ребёнка, ни разу не обмолвилась, какая это, оказывается проблема. Глядя на то, сколько боли скопилось на дне её ясных глаз, я поняла, что сейчас передо мной сидит совсем другая Ольга: разбитая, слабая, потерянная.
– Неужели у вас что-то не получается? – спросила я, теребя край льняной скатерти. Разговор о детях совсем не входил в мои планы, но кто спрашивает? Судьба, будто опытная шутница, снова подбрасывала мне сюрпризы.
– Представь себе! Сначала мы не спешили, потому что ещё были очень молоды, когда поженились и у Димки только начал намечаться карьерный рост.
– Тогда и правда был не самый удачный период о детях размышлять, – сказала я, на что Ольга согласно закивала.
– Вот-вот, ты уж точно помнишь, как нам тяжело пришлось.
И я действительно помнила, сколько слёз она пролила, как злился Дима на себя, что не может обеспечить любимой жене достойного её уровня жизни. Дима боготворил Ольгу и не мог себе простить, что, потащив за собой семнадцатилетнюю девчонку, вырвав её из родного дома, не мог кинуть шелка и бриллианты к её ногам. И сколько бы моя подруга не убеждала его, что любит его любым, он не мог успокоиться. Зато, благодаря его упорству и её поддержке сейчас они имеют дом – полную чашу.
– Да, вначале я предохранялась, – сказала Ольга, накручивая на палец светлую прядь. Я заметила, как дрожат её пальцы, но понимала, что ей нужно выговориться. – Но, когда всё стало более или менее стабильно: Диму повысили, не нужно было уже рвать зубами лучшие куски, я бросила пить таблетки. Но всё равно ничего не получалось. И мне пришлось пройти полное медицинское обследование.
– Ну и?
Зная своих друзей, понимала, что обследовалась Ольга в лучшей клинике. И, наверное, не в одной.
– Но врачи ничего, совсем ничего у меня не нашли – здоровая, хоть в космос посылай, – вздохнула Оля, снова принимаясь терзать несчастное мороженное, которое успело здорово подтаять. – Но ребенка-то нет, понимаешь? Что мы только не делали, но я все равно не могу забеременеть, хоть тресни.
Столько боли было в её голосе, столько отчаяния, что у меня сердце кровью обливалось. На миг до меня дошло: я не самая несчастная в этой жизни. А ещё обрадовалась, что не стала вываливать на дорогого человека свою боль, потому что у неё своей – более чем достаточно.
– Даже представить себе не можешь, сколько ночей провела без сна, вымаливая на коленях ребёнка. И обеты давала, и в монастыри ездила, и диеты специальные соблюдала. А толку всё равно никакого, – Ольга оттолкнула от себя вазочку с мороженным и принялась постукивать пальцами по столу, глядя в одну точку. Я видела, как ей тяжело, но не могла найти слов утешения. Впервые в жизни не знала, чем поддержать лучшую подругу.
– Может, с Димкой что-то не так? – предположила я и откинулась на спинку стула.
– Может и с Димкой, – вздохнула Ольга. – Я, конечно, так в самом начале и подумала, мол, повезло с бесплодным мужем. Еле загнала его на анализы, но и тут оказалось все в полном порядке – врачи даже сказали, что у него на удивление отличные показатели. Так что, все здоровы, а ребёнка и в помине нет, представляешь?
– Что-то я даже не знаю, что сказать.
– Думаешь, я знаю? – Оля всё также, глядя в одну точку, закурила.
Дымное облако распространялось кругом, окрашивая воздух в бледно-серый.
– Ну, а если ты здоровая, может, попробовать искусственное оплодотворение? Сейчас же так медицина развита. Тем более в Москве, тем более за ваши деньги.
Ведь это и правда мог быть выход, но Ольга лишь горестно вздохнула и передёрнула плечами, словно отгоняя кого-то невидимого.
– Ага, думаешь, я совсем тупая и не думала над этим? Я упрашивала Диму, но он не хочет, придурок упёртый. Говорит, раз не дал бог ребенка, то не нужно ему из пробирки. – Столько злости было в этом хлёстком «придурок», что я невольно поёжилась. – Вот согласен из детского дома маленького взять. Даже ездили в несколько таких в Москве и близлежащих окрестностях. Но пока что ни один малыш к сердцу не пришелся. Сама понимаешь, первого встречного брать не хочется.
Я слушала Ольгу и не могла поверить своим ушам. Они не могут иметь детей! Это так особенно трагично, учитывая, моё положение. В то время как у меня под сердцем рос ненавистный плод, которого я не имела никакого желания воспитывать, подруга мечтала о ребёнке безумно. Как же всё-таки устроена жизнь. Несправедливо.
– Да уж, в детдоме не всегда можно найти малыша, которого можно полюбить мгновенно и растить всю жизнь, как своего собственного. Тут спешить нельзя – нужно очень осторожно действовать, чтобы потом не упрекать себя всю жизнь.
Я смотрела в грустные глаза подруги и не могла поверить, что она может быть несчастной. Это казалось таким невероятным.
Иногда мы заблуждаемся по поводу близких, считая, что знаем их самих и их жизнь до мельчайших подробностей. Думаем, что сможем предугадать их реакции, прочитать мысли, но на поверку оказывается, что их дни наполнены проблемами под завязку – проблемами, которые уничтожают их изнутри, делая слабее.
– Да я и сама это понимаю. Не дура, вроде, – криво улыбнулась Ольга, туша выкуренную до самого фильтра сигарету в стальной пепельнице.– Просто хочется скорее услышать детский смех. Наверное, тебе меня не понять, но я иногда просыпаюсь среди ночи от того, что будто слышу шаги маленьких ножек. И сны эти постоянные, как я кормлю, гуляю, забочусь о нашем сыне. Это так тяжело, даже словами описать сложно. Ещё немного и, мне кажется, сойду окончательно с ума.
– Но вы же ещё молодые, – начала я, касаясь её бледной прохладной, несмотря на жару, ладони. Мне хотелось, чтобы она успокоилась, поняла, что я рядом и всегда поддержу, что бы ни случилось. Как когда-то помогла мне она, когда не стало моей семьи. Я чувствовала себя в неоплатном долгу перед Ольгой. – Вон сколько пар только к сорока детьми обзаводятся и ничего, всё нормально у них. А тебе только двадцать пять, всё ещё может наладиться. Главное, верить, понимаешь? Нельзя отчаиваться! Будет суждено, будет ребенок. Просто подождите.
– Но я так сильно его хочу! – Оля ударила кулаком по столу, от чего многострадальная вазочка слегка подпрыгнула. – Хочу и точка! Потому что, когда ты живёшь и знаешь, что всё ещё впереди и ребёнка можно завести в любой момент, тогда можно ни о чём не беспокоиться. А когда уверен, что в вашей семье никогда не появиться своему ребенку, то становится, знаешь, как тошно? Хоть в петлю лезь!
Я сидела, будто пыльным мешком прибитая и не знала, что говорить. На секунду поверила, что это мой шанс – нужно просто всё рассказать Ольге и, может быть, она захочет после родов забрать у меня малыша? Тогда буду знать, что ребёнок в надёжных руках, ему хорошо, тепло и весело. Но потом я отогнала эту мысль. Как могла подсунуть своей подруге ребёнка, зачатого от урода и насильника? Кто в своём уме захочет себе такого сына?
– Да ладно тебе. Успокойся. Походишь по детским домам, посмотришь. Там каждый день от кого-то отказываются, так что выбор есть всегда. Всё у вас с Димкой будет хорошо, – пыталась успокоить подругу, хотя понимала – бесполезно. Если уже Ольга что-то вбила себе в голову, то никому не в силах её с намеченного пути столкнуть. Она просто будет тихо сходить с ума и дело с концом.
– Вот тебе я верю. Знаешь, почему я приехала? Совсем тошно стало. Димка на работе постоянно, я только по салонам да по магазинам мотаюсь, заниматься абсолютно нечем. И подруг-то нормальных нет – все на голову прибитые, от денег ошалели. И мне так захотелось к тебе, чтобы знать, что меня поймут и поддержат в любой ситуации. Ты же всегда на моей стороне?
– Именно!
– Вот и хорошо, – улыбнулась Ольга и сжала мою ладонь.
Так мы и сидели, погружённая каждая в свои мысли, беды и горести, но это молчание не было в тягость. Тогда казалось, что одного факта, что мы есть друг у друга достаточно, чтобы все неприятности рассосались сами собой. Жаль, что судьба была другого мнения.
Глава 14
В большом трёхэтажном доме выключили свет. Тьма вокруг окутала меня плотным покровом, заглушая все звуки и эмоции. Наверное, никогда раньше я не находилась в такой всепоглощающей тьме.
Не знаю, что это за дом и как я тут оказалась. Вокруг темнота, не пойму, куда нужно идти и кого звать. Я вообще ничего не знаю. В голове полное отсутствие связных мыслей, как будто моя черепная коробка наполнена до отказа мягкой ватой. Пытаюсь собраться, сориентироваться, но ничего не выходит – словно попала в липкий темный кокон, из которого нет выхода.
Протягиваю вперед руку и ощущаю пустоту. Во всяком случае, на пути не воздвигнуты препятствия, а это значит, что можно осторожно, шаг за шагом, но пройти вперед. И попытаться найти выход, потому что стоя на месте и проклиная судьбу, я ни к чему не приду. Когда-то же я должна буду найти выход? Не только из этого странного дома, но из ситуации, в которую попала. Хватаясь за воздух, иду очень медленно вперед и при этом ничего не вижу и не слышу. Глаза никак не хотят привыкать к темноте, а слух, как я ни стараюсь, не может ничего уловить. Такое чувство, что во всем мире осталась абсолютно одна и эта оглушающая тьма – моя единственная возможная реальность. Все вокруг, словно старый поломанный телевизор – нет ни звука, ни изображения, как ни крути рычаги.
От животного ужаса мои ноги подкашиваются, а в ушах от напряжения начинает шуметь. Глаза болят, и я прикрываю их – все равно никакого смысла держать их открытыми и таращиться в темноту, нет. Мои руки стали будто ватные, я пытаюсь хоть что-то нащупать, но где там? Так, наверное, ощущается вакуум. Страшно. Кажется, что ослеп и оглох одновременно.
Я пытаюсь что-то сказать. Горло перехватил спазм и ничего не выходит. Я хочу закричать, но не получается даже шепнуть. Я, наверное, умерла. А почему бы и нет? Ужасает ли меня осознание того, что вот в этой тьме я вынуждена бродить вечно? Нет. Я понимаю, что смерть, наверное, лучший выход. И совсем не больно. Почему-то раньше я думала, что умирать – больно.
Ощущаю, как голова моя начинает кружиться, а земля уходит из-под ног. Я падаю и падаю. Как будто проваливаюсь куда-то, и сколько буду лететь – ответить некому. Да я и не спрашиваю. Какой смысл задавать вопросы, если на них не удастся получить ответы? Только лишний раз сотрясать воздух.
Последнее, что я помню – боль, как будто мне в висок выстрелили. Наверное, я все-таки куда-то приземлилась. На каменный пол? По всей видимости, да.
Не знаю, сколько я находилась в отключке, но, очнувшись, понимаю, что темнота рассеялась – сквозь закрытые веки проникает свет. Медленно открываю глаза и вижу, что нахожусь в небольшой комнате, из мебели тут только небольшая софа и туалетный столик, на котором замечаю бутылку минеральной воды и корзину с бананами. Терпеть не могу бананы, однако, аппетит зверский. На удивление, легко поднявшись на ноги, в два шага преодолеваю расстояние до столика и начинаю с жадностью поедать один за другим, совершенно не ощущая вкуса. Словно жуешь вату, но никак не можешь остановиться. Я даже не запиваю водой, но как только бананы съедены, с такой же жадностью набрасываюсь на воду. Она тоже не имеет вкуса, но жажду утоляет. Мне не важно, что это за комната, как я тут оказалась, и откуда на столике появились продукты. Важным кажется лишь одно: наесться и напиться, а там хоть трава не расти.
Прошло, наверное, минут десять, а на столе стоит пустая бутылка из-под минералки и внушительная горка банановых шкурок, которые источают мерзкий сладковатый запах гниения. Как будто на слоте лежат мертвые котята – такой отвратительный запах, от которого деться некуда. Через минуту рот мой наполняется липкой слюной – главным предвестником рвоты. Голова снова начинает кружиться и, чтобы не провалиться в повторное забытье, сажусь прямо на пол. Сидеть на полу? В этом нет никакой логики, если есть прекрасная софа, но где взяться логике во сне? Да и вообще в моей проклятой жизни.
Решила внимательнее осмотреть комнату, в которой оказалась. Она очень маленькая, совсем без окон, душная до предела. Одинокая лампочка под потолком мерно покачивается из стороны в сторону, из-за чего на стенах то вырастают, но исчезают причудливые тени. Кажется, если останусь тут еще хоть ненадолго, кислород полностью иссякнет. Но если я умерла, зачем мне кислород?
Я сидела на ледяном полу, потеряв счет времени, наблюдая за качающейся под потолком лампочкой, словно в камере одиночного содержания и не знала, когда выберусь на свободу. Как и раньше, вокруг царила абсолютная тишина. Я осталась совсем одна, в незнакомом месте. Сюрреализм какой-то. 3
Понимаю, что это, скорее всего сон, но легче от этого не становилось. Нормально ли это – видеть сон, осознавать, что это сон, но не иметь возможности проснуться? И вообще, что я в последнее время понимала в нормальности? Я, которая медленно, но уверенно сходила с ума, каплю за каплей теряя рассудок, променивая его на злость, ненависть и отчаяние.
Я просидела на полу еще некоторое время, и уже было принялась горько плакать, как неожиданно услышала звук открывающегося замка. Страх не проходил, а только усиливался – я не знала, кто открывает этот замок и собирается меня навестить. Да и разве это важно? Кто бы это ни был, друг или враг, ему ничего не помешает сюда войти. А когда он войдет, что со мной станет? Если во сне меня убьют, проснусь ли утром? Да и хотела ли я просыпаться? В последнее время не знала точного ответа на вопрос, хочу ли я жить.
Мой посетитель очень долго возился с замком, пока не открыл его, но, наконец, дверь распахнулась и на пороге я увидела странного человека. На нем был надет белый балахон с капюшоном, который скрывал практически все лицо. В голове промелькнула мысль, что я стала жертвой каких-то сектантов, которые расчленят меня и спалят на жертвенном костре. Но что мне с этого, если это все равно сон? Да и какие жертвенные пытки мне страшны сейчас, когда каждую минуту моей жизни не могла найти покой, казня себя и раня.
– Здравствуй, Ирина, – сказал пришедший, а я не могла понять, что это за человек, откуда он знает мое имя и кем мне доводится.
– Здравствуйте, – ответила, постаравшись придать голосу как можно больше спокойствия, но он все равно предательски дрожал. Кажется, моему посетителю даже нравилось, что я напугана до полусмерти. Он точно садист! Неожиданно на меня навалилась апатия, и мне стало абсолютно все равно, что он со мной сделает. Точно такое же чувство испытала в том сне, где насильник швырял на пол моего ребенка. Нашего ребенка. 1
– Ты не узнаешь меня, ведь правда? – этот довольно высокий мужской голос давит на уши, выжимает все соки из остатков сознания, причиняет невыносимую боль. Но я по прежнему не знаю, кому он принадлежит. Но этот человек явно знаком со мной и это пугает.
– Не узнаю, – честно призналась, потому что на самом деле понятия не имела, кто передо мной стоит.
– Конечно, не узнаёшь. Мы пока что с тобой не знакомы. Да и имени у меня пока еще нет, – собеседник горько вздыхает.
– Как это? Что значит «пока еще нет»?
– Такое бывает. Когда барахтаешься в материнской утробе, а мамаша даже не планирует тебе имя придумывать. Представляете, ужас какой.
Что за дурдом? Что вообще происходит?
– Ха, ты все еще не поняла ничего, – мужчина поднимает капюшон, и я вижу перед собой молодого симпатичного парня. Минуту смотрю на него и понимаю, что он кого-то мне напоминает. Но кого? И тут до меня дошло.
– Не понимаю... ты... ты мой сын?
– Точно! Догадливая какая! – мой еще не рождённый сын улыбается. Он очень похож на меня. Пугающе похож. Но в глубине души есть место радости. В облике парня нет ничего, что напоминало бы о его папаше-извращенце.
Мы молча глядим друг на друга.
– Тебе понравились бананы и водичка? – ласково спрашивает парень.
– Нет, я ненавижу бананы. Меня от них тошнит.
– Эх, тошнит тебя, – вздыхает, сложив руки на груди. – Мамочка моя дорогая, меня тошнит уже несколько месяцев, а когда я увижу свет, то вообще не знаю, что со мной будет. Ты ж наверняка меня отравишь чем-нибудь. Мамуля.
Последнее слово в его исполнении не несет в себе нежности или любви. Точно с таким же выражением он мог сказать: «Мерзкая помоечная крыса». И я его понимаю.
Не могу вымолвить ни единого слова. Тошнота накатывает волнами. Я боюсь, что меня вырвет.
– Фу, какая ты зеленая.
– Не издевайся, – говорю чуть слышно.
– Это кто кому говорит? Мне не издеваться над тобой? Тобой, которая возненавидела меня с первого дня? Тобой, которая даже в больницу не хочет ехать, чтобы меня там приняли нормальные врачи и оставили у себя. Ты боишься огласки, а я боюсь умереть. Чувствуешь разницу? Сама-то ты умереть не боишься.
– Да, не боюсь, – шёпотом.
– Ты не думай, я не для того тут с тобой разговариваю, чтобы ты подумала, что я прошу сохранить мне жизнь. Мне вообще наплевать. Можешь и спицей меня проткнуть – все равно с такой шизофреничкой, я чувствую, мне долго не жить.
– А зачем ты ко мне пришел?
– Затем, чтобы ты знала. Я тоже тебя ненавижу!
Я резко проснулась и меня вырвало.