Текст книги "Материнский инстинкт (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 23
Наступил новый учебный год, но обратно в школу я так и не вернулась – Рома настоял на моем увольнении, мотивируя тем, что такому крошечному ребенку нужна мать, которая будет заботиться о нем круглые сутки. В принципе, я не спорила, хоть и было жаль расставаться с той частью жизни, которую так любила. Особенно было жаль расставаться с учениками, которых так любила, но понимала, что мой ребенок дороже всего на свете. Я была нужна ему, и это было самым важным.
Мать. Такое новое для меня слово – вначале роковое, запретное. Я не смела себя так называть, я даже думать так о себе не смела. Какая из меня мать, если я так долго ненавидела эту крошку? Смогу ли когда-нибудь простить себя за это? Смогу ли искупить вину? Надеялась, что когда-нибудь у меня все-таки получится. Роме не нужно было обо всем знать – судьба подарила мне решение проблемы, за которое я уцепилась, больше ни о чем другом думать не хотела. Хватит с меня размышлений, самокопаний и душевных терзаний, пора, наконец, начинать любить жизнь, какой бы она ни была. Я хотела стать счастливой, хотела наслаждаться каждой минутой, и никто не в праве был мне помешать.
Рома подключил все контакты, чтобы волокита с усыновлением прошла как можно легче – не знала, откуда у него все эти связи, но буквально через месяц Саша официально стал нашим сыном. Для этого нам пришлось в экстренном порядке расписываться. Свадьбу решили не играть, просто сходили после процедуры росписи, где свидетелями выступила пара совершенно посторонних нам людей, в "наше" кафе, прихватив с собой малыша, и втроем отметили регистрацию брака. Да и разве нужен был кто-то еще, когда весь мир для меня был сосредоточен в этих двух мужчинах? И пусть незримо в моей жизни всегда будет присутствовать отец Александра, но его призрак уже не так часто являлся ко мне и почти перестал отравлять жизнь. Только лишь иногда вскакивала ночью с кровати в холодном поту, отгоняя от себя видения и пугаясь теней, что толпились вокруг. Но потом смотрела на мирно спящего сына и понимала, что теперь все позади – я нашла выход, я справилась, стала сильнее. 2
В такие ночи Рома всегда был со мной, рядом. Он – мой оплот, тот, кто в состоянии вылечить мою истерзанную душу. Тот, кто понимал даже больше, чем я готова была ему рассказать. Каждую минуту я благодарила судьбу за то, что однажды встретила этого мужчину. И как бы не повернулась дальше моя жизненная дорога, мы были вместе.
Единственное, о чем жалела, что пришлось перейти на искусственное вскармливание. Рома мне, конечно, поверил, только он не был идиотом и прекрасно знал, что молоко бывает только у тех, кто рожал, а, вроде как, всего лишь, ребенка нашла на улице.
Однажды вечером я сидела перед телевизором, попутно листая какой-то глянцевый журнал о жестоком мире шоу бизнеса, где кто-то вечно ссорится, мирится, разводится и влюбляется. От разноцветных фото и вечно улыбающихся пропитанных ботоксом лиц в глазах рябило, но я словно под гипнозом все листала и листала страницы. Я лелеяла свое счастье, свою гармонию, что так неожиданно окрасили мою жизнь в самые красивые оттенки. Рома занимался малышом, игрался с ним, рассказывая попутно о культуре древних греков. Саша слушал внимательно, засунув палец в рот и тихонько агукая, будто действительно что-то понимал, а Рома и рад был стараться. Но тут идиллию осеннего вечера нарушил телефонный звонок.
– Ира, иди сюда быстрее, хватит в телик пялиться! Тебя к телефону какая-то девушка!
Тяжело вздохнув, отложила журнал и подошла к телефону и, взяв трубку, услышала знакомый голос:
– Привет, дорогая, – Ольга, как всегда, бодра, весела и приветлива. – Как дела в родном городе? А что это за мужик трубку в твоем доме снимает? Это твой Рома, да? Или кого нового, получше завела? Признавайся, партизан!
Ольгу ничто не в силах изменить – сотня вопросов и океан плещущей через край энергии.
– Привет, родная! У меня все в порядке и даже лучше. А ты как? Когда приезжать собираешься, а то столько новостей скопилось – по телефону не расскажешь.
– Да вот, собираюсь навестить. Так собираюсь, что, может быть, завтра возьму и приеду! Ты будешь рада меня видеть, да? Скажи, что будешь! Пожалуйста?
– Странные какие-то вопросы, честное слово, – засмеялась. – Конечно, рада. Разве, когда-нибудь бывало по-другому?
– Ну, вот и славно.
Оля немного помолчала, а потом спросила:
– Ты так и не ответила – это твой Рома?
– Именно. Прости, что не звонила так долго, столько всего на голову свалилось, такая спешка, столько проблем, что совсем не до телефонных разговоров, – мне печально ее обманывать, но по-другому не получалось.
– Ничего страшного, – засмеялась подруга. – Я завтра приеду и с твоим ненаглядным обязательно познакомлюсь. Ты же не будешь его прятать?
– Естественно, нет. Зачем мне его прятать? Тем более, от тебя. Ты у нас – женщина замужняя, давно и прочно окольцованная, думаю, мой суженый тебе уж точно нужен не будет. Не будет же нужен, да?
– Да никогда, мне и своего хватает, – снова засмеялась подруга. Я рада, что она у меня есть. По сути, в моей жизни есть только три человека: Ольга, Рома и мой сын. Но нужен ли мне кто-то еще, помимо них?
– Кто звонил? – Рома появился в дверях, держа спящего Сашу на руках.
– Да, это Ольга, – прошептала, чтобы не разбудить малыша. – Я тебе говорила о ней, моя лучшая подруга, которая живет в Москве. Ну, я тебе еще рассказывала, что она не может ребенка родить – что-то у них с Димой не вяжется, хотя вроде оба здоровые. Она приезжает!
– А, вспомнил, – Рома пожал плечами. – И когда ее в гости ждать?
– Говорит, что завтра.
– И замечательно, пусть приезжает – интересно познакомиться с человеком, который знает тебя очень хорошо, с самого детства. Может, откроет мне какие-то твои секреты, которые помогут лучше тебя узнать. Ну, или шантажировать, если бросить меня удумаешь.
Ольга, как и обещала, приехала на следующий день и прямо с вокзала заехала ко мне. По телефону не стала предупреждать ее о ребенке, справедливо полагая, что такие новости лучше говорить при очной встрече. Откровенно говоря, я немного побаивалась ее реакции.
– Привет, дорогая! – Ольга сжала меня в объятиях, что мои ребра чуть не треснули. – Я же обещала, что скоро приеду снова?
– Обещала, – засмеялась, пытаясь вырваться из ее захвата.
– Ну, вот видишь, я какая обязательная!
Ольга действительно была очень исполнительной и упорной. Всегда добивалась своей цели, чего бы ей это ни стоило. Она была сильная, волевая, отчаянная.
– Как у тебя дела? – Мы сидели на кухне и пили чай. Ольга курила свои любимые ментоловые сигареты. Я курить бросала, потому что хотела хоть в чем-то стать лучше для своего сына. С жадностью смотрела, как подруга выпускает дым в потолок.
– У меня сейчас все просто замечательно, даже не верится. Иногда не могу понять, чем такое счастье заслужила, – сказала, улыбнувшись. Мне хотелось поделиться своим состоянием, радостью со всеми и каждым, а уж с лучшей подругой – тем более.
– О! Я так рада за тебя. – Ольга, прихлебывая чай, посмотрела на меня, но я не заметила и следа радости на лице. – А у меня все не так радужно.
– Что опять случилось? – вздохнула, приготовившись слушать.
– Да все то же самое. Димка пригрозил, что бросит меня, если я не разберусь со своими проблемами и не перестану его доставать изо дня в день одним и тем же, – произнеся это, Ольга всхлипнула, но сдержалась, не заплакала.
– Снова из-за детей мучаешься? Ничего не выходит?
– Точно! Ты меня понимаешь, а этот кретин нет! Говорит, что нужно подождать, что мы еще молодые и некуда спешить. Говорит даже, что и без детей живут... Я не понимаю, как он может быть таким жестоким? Знает же, что больше всего на свете я хочу стать матерью, но не поддерживает меня. Почему? Не понимаю.
Ольга уронила чашку, пролив остатки чая, что медленно образовывали большое коричневое пятно на светлой скатерти. Она легла лицом на мокрый стол, плечи ее начали трястись, из груди вырывались стоны и хрипы. С Ольгой случилась истерика, чего раньше никогда не происходило – мне казалось, что эта растерянная, печальная женщина вовсе не моя веселая подруга, что ее подменили. Я не знала, что делать, как помочь близкому человеку, какие слова придумать, чтобы ей хоть немногим стало легче. Я не умела утешать, события последних месяцев полностью опустошили меня, поэтому молчала, лишь поглаживала плечо подруги в попытке успокоить.
– Оля, ну ты чего?
– Ничего! – Ольга резко встала и подошла к окну. – Задолбал меня он! Столько лет ему отдала, сама ничего хорошего не видела, все для его карьеры старалась, а он, свинья неблагодарная, только и знает, что говорит всякую ерунду, которая у меня уже в печени сидит. Не могу я без ребенка! Устала! Я же постоянно одна, понимаешь? – Ольга посмотрела на меня опухшими от слез глазами. Что-то нехорошее было в ее взгляде, что-то настораживающее.
– Понимаю. Но, может быть, Дима не так уж и неправ. Тебе же только двадцать пять, а женщины и в сорок и в сорок пять рожают. Тем более, у вас в Москве, где все так заняты карьерой и поиском своего места под солнцем раньше тридцати о детях и думать неприлично. В конце концов, возьмете ребенка из детского дома – это же не проблема, не плачь только.
– Да нашли мы уже это место под их мерзким солнцем! Говорю тебе, что мне вообще наплевать на Москву, на деньги, на солнце и карьеру. Мне для счастья нужен только один несчастный ребенок. Пусть больной, кривой, косой, немой и безглазый, но только живой! И чтобы матерью меня называл и любил как мать. Я за одну детскую улыбку все свои внутренние органы отдам. Понимаешь? – Ольга в крайней степени возбуждения металась по моей небольшой кухне, постоянно на что-то натыкаясь. Но она, казалось, уже ничего не замечала и не чувствовала. – Я и из детского дома согласна, и из пробирки, а он не хочет. Сначала вроде как согласился взять малыша, а потом передумал. Утверждает, что наследственность плохая у этих детей. Но почему? Нормальные же они, не хуже собственных. Еще неизвестно, какая у этого идиота наследственность.
– Если у тебя не будет внутренних органов, то улыбки ребенка тебя вряд ли будут волновать, – попыталась я перевести разговор в шутку.
– Эх, Ирка. Не понимаешь ты меня. И не поймешь никогда. Ты же, наверняка, с первой же попытки родишь. Хоть от Ромы, хоть от Васи, хоть от Хуана Карлоса. Надеюсь, что ты никогда не узнаешь, каково быть на моем месте.
Меня осенила мысль.
– Оль, я знаю одну гадалку, ведьму практически, которая такие чудеса творит. Я могу дать тебе ее телефон, вы встретитесь и она посмотрит, что у вас с Димкой не в порядке. Может, поможет, а?
Ольга метнула в меня недобрый взгляд:
– Дело в том, – голос стал ледяным, а глаза будто заискрились, – что я не верю ни в какие гадания, магию и волшебство. Это все от лукавого, происки дьявола, что завладеет моей душой. Я в церковь хожу, там мне помогают, а твоя гадалка, наверняка, черт в человеческом обличии. Или шарлатанка, что тоже ничего хорошего.
Она говорила, уверенная в своих словах, но я никогда не замечала за подругой излишнего религиозного рвения.
– Что это у тебя за мысли такие идиотские? При чем тут дьявол? Не хочешь, так и не ходи, я не заставляю.
– Идиотские? Это ты идиотка, если советуешь мне такое! – Ольга сорвалась на крик. – И ты вдвойне идиотка, если сама ходила к этой гадалке. Не будет тебе теперь счастья! Помяни мое слово, теперь Бог от тебя отвернулся! Завтра срочно нужно пойти в церковь и умыться святой водой, понимаешь? Срочно! А иначе ты проклята на вечные муки.
Я заметила нехороший блеск во взгляде подруги – точно такой же я видела в своих глазах, когда после изнасилования во мне крепла уверенность, что схожу с ума. Я не хотела верить, что рассудок близкого мне человека может помутиться.
– Ладно, если ты настроена столь негативно, хотя я была уверена, что ты согласна ухватиться за любую соломинку, то я настаивать не буду. Считай, что я пошутила, никакой гадалки и в помине нет, а это все плод моей фантазии. Хорошо?
Ольга вроде бы начала немного успокаиваться и даже попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученная, страдальческая.
– А давай выпьем, – предложила она, вздохнув.
Я кивнула, потому что была на все согласна, только бы избавиться от состояния страха, что снова, словно холодная змея, узлом скрутился в душе.
Мы пили вино, молча, а я лихорадочно соображала, как рассказать Ольге о ребенке. Саша пока спал, но скоро должен был проснуться – наступало время обеда, а мой сын все, что угодно готов был терпеть, но только не диету.
– О чем задумалась?
– Да так. У меня есть для тебя одна новость, но я обдумываю, как тебе ее сказать. – Не могла больше тянуть с признанием, потому что не хотела ранить чувства подруги – ей и так нелегко.
Ольга удивленно приподняла брови.
– Ты это о чем? Что-то стряслось? – взволнованно спросила подруга.
– Ну, как сказать? Не то, чтобы стряслось, но просто у меня кое-какие изменения в жизни произошли... – я мялась, нерешительно глядя на Ольгу и сжимала ножку бокала так, что костяшки побелели.
– Замуж вышла?
– Ну и это тоже.
– Ох, здорово! – засмеялась подруга. – Чего на свадьбу не позвала?
– Да нам не до этого было – быстро расписались и все дела. Зачем эти свадьбы вообще нужны? Как будто, от них жизнь счастливее будет. 2
– Ну, это ты, конечно, права, подруга, – кивнула она. – Но почему не до этого было? Почему такая спешка? Или, подожди... ты беременная, что ли?
Заметила промелькнувшую панику в ее глазах.
Но тут услышала, как в замке повернулся ключ, значит, Рома вернулся с работы. Я была настолько рада его видеть, что даже подпрыгнула на месте. Верила, что вместе мы сможем лучше объяснить Ольге, что скрывали.
Быстро побежала к двери, надеясь немного поговорить с любимым наедине. После Ольгиной проповеди мне было не по себе.
Рома, обвешенный какими-то пакетами из ближайшего супермаркета, непонимающе смотрел на меня, когда я жестами призывала его к молчанию.
– Рома! – Зажала любимого в дверном проеме и шипела, словно змея.
– Что? – спросил, понизив голос.
– У нас Ольга в гостях. Я тебе говорила.
– Ну?
– Мне страшно!
– Она побрилась на лысо и сделала татуировку на лице? 2
– Не время для шуток, как ты не понимаешь? Ее состояние меня пугает. Я понимаю, что вы незнакомы и тебе будет сложно понять меня, но очень прошу – постарайся присмотреться к ней, может быть, мне просто кажется.
Рома совсем не ожидал такого поворота событий.
– Помнишь, я тебе рассказывала, что они с мужем не могут иметь детей? Так вот, она свихнулась на этой почве. Точно тебе говорю – я же очень хорошо ее знаю. Она сейчас очень странно себя ведет. Не так как всегда. Предложила ей к гадалке сходить, а она начала мне про дьявола, чертей, церковь вещать. Странно все это очень!
– Хорошо, я присмотрюсь, только чем помочь-то в такой ситуации?
– Да ничем тут уже не поможешь, если она свихнулась. Можем, конечно, бригаду вызвать, но я не хочу так поступать с подругой, понимаешь? Она не заслужила такого к себе отношения. В чем ее вина, что она с ума сошла? Просто я вот о чем переживаю: она же не знает о нашем Саше. Как она отнесется? Он сейчас проснется и что мне делать?
– Разберемся на месте, – решительно сказал любимый и аккуратно отодвинул меня в сторону. Обворожительно улыбаясь, прошел на кухню, чтобы познакомиться с гостьей.
Он меня успокоил, и я снова поверила, потому что ничего другого не оставалось. В один миг моя, наконец, упорядочившаяся жизнь дала какой-то странный крен.
– Здравствуйте, Ольга, – радостно проговорил Рома, решительной походкой входя в комнату. – Я так много о вас слышал все это время и, наконец, счастлив, познакомиться лично.
– Здравствуйте-здравствуйте, – проворковала подруга. – Я тоже наслышана о вас.
– Надеюсь, ничего плохого вы обо мне не слышали, потому что если Ира вдруг говорила про меня какие-то гадости, то знайте, это все враки и наговоры – я со всех сторон, как не посмотри, прекрасный человек.
У меня на сердце потеплело, когда услышала, как смеется подруга – ее веселый смех бабочкой летал по комнате, согревая. Но в голове настойчивым набатом билась отчаянная мысль, что не давала полностью расслабиться: "Сейчас проснется Саша и что тогда?"
Рома, будто прочитав мои мысли, спросил:
– Ир, а он вообще, сколько уже спит?
– Два с половиной часа.
– Долго.
Ольга удивилась:
– О ком это вы? Ничего что-то не поняла...
– О нашем сыне, – улыбнулся Рома. Он сказал это так легко и естественно, как будто это и в самом деле был его сын. Наш сын. Счастье накрыло меня волной, и я сидела, глупо улыбаясь и совсем не замечала, как побледнела Ольга.
– В смысле сын? Ира, ты ребенка родила, что ли? – спросила подруга, глядя на меня расширившимися от удивления глазами, в которых плескались обида, недоумение и, поразительно, злость. Ольга злилась, только я никак не могла понять, на что именно.
Только я хотела ответить, как из спальни послышался сначала слабый писк, а через мгновение Саша начал громко плакать, требуя еды и внимания. Пришло время его кормить, я поспешила в комнату. Рома вскочил и начал делать свежую смесь, ловко манипулируя с баночками и бутылочками. Выбегая из комнаты, мельком глянула на вытянувшееся и побледневшее лицо подруги, и на душе стало тревожно.
Саша лежал с широко открытыми глазами и вопил, что есть мочи. Вообще-то сын был очень спокойным и тихим ребенком, безумно любящим пока только пять вещей в своей жизни: спать, кушать, гулять, купаться и играть. Ни о каким беспокойных ночах, многочасовых рыданиях и беспричинных капризах не было и речи. Он ложился в девять и просыпался в восемь и ни о каких вне режимных мероприятиях и не помышлял. В общем, Саша был золото, а не ребенок и я каждый раз, вставая утром выспавшаяся, благодарила небо за него. Единственное, чего он не терпел – проволочек с кормлением. Вот и сейчас он орал благим матом, требуя очередную порцию смеси, и не мог принять ни один довод против. Пока я брала Сашу на руки, Рома уже принес бутылочку идеальной температуры.
– Ну, как она?
– Сидит и как полоумная повторяет только одно: «Это что, ребенок?», – Рома держал бутылочку в одной руке и чистое полотенце на всякий случай в другой.
– Как же некрасиво получилось, – вздохнула, кормя ребенка. – Я так хотела лично ей о малыше сказать, предупредить сначала, подготовить, но так и не нашла нужных слов. Понимаю, как ее это ранило. И что теперь делать?
– Если бы я еще знал... Это все-таки не моя подруга, мне сложно судить. Но я не думаю, что у нее действительно крыша поехала, мне она показалась весьма адекватной особой. Не знаю, почему ты так всполошилась.
– Это у вас... у вас... что это у вас?! – услышала я крик и, вздрогнув, посмотрела на ворвавшуюся в комнату подругу. Ольга пребывала в каком-то странном состоянии: глаза горели, словно в лихорадке, тело дрожало, а руки сжаты в кулаки.
– Это ребенок. Мальчик. Саша. – Рома смотрел на Ольгу в упор и чеканил каждое слово.
– Я понимаю! Не идиотка! – Оля взвизгнула и как тяжелобольная прислонилась к дверному косяку.
– Ну, если понимаешь, тогда зачем спрашиваешь? – Рома смотрел как-то совсем уж недобро. Рома тоже почувствовал угрозу, исходящую от Ольги, ощутил ее безумие и, как истый самец, стал на защиту своего прайда. Мне стало не по себе и ребенок, наверное, почувствовав состояние матери, выпустил соску изо рта, открыл глазки и заорал очень уж как-то истошно. Я вскочила и начала как заведенная, носиться по комнате, укачивая его и распевая разнообразные песни. Голос у меня был препротивный, но ребенок успокоился, попытавшись даже немного вздремнуть.
– Ира, он у тебя дибил! Бросай его! – Оля смотрела на Рому с неприязнью. – Посмотри на меня, как я с идиотом мучаюсь, не совершай моих ошибок!
– Брейк! Саша только-только успокоился, а вы снова начинаете. Говорите либо тихо и без ненависти, либо вообще не говорите. Я настучу обоим по головам погремушкой, и тогда сразу успокоитесь. Давайте поступим так.
– Как? – практически одновременно спросили они.
– Рома, ты сейчас докормишь Сашу и поиграешь с ним, а мы с Олей пойдем на кухню, запремся там и обо всем поговорим.
Этот вариант устроил всех.
Глава 24
Мы снова сидели на кухне, и пили вино, как будто можно отмотать время назад и расставить все по местам. Чувствовала, как сильно отдалились мы за последнее время друг от друга – некогда два самых близких человека не знали, что сказать, как выразить то, что накопилось за последние месяцы. Всегда понимающие друг друга без слов мы не могли найти точек соприкосновения. Все-таки как легко потерять то, что было так естественно и привычно на протяжении долгих лет. А, может быть, мы просто привыкли дружить, считать себя подругами, а на самом деле между нами давно все закончено? Кто знает? Выпито уже слишком много и хмель постепенно пробирается в наш мозг, плавя мысли и обнажая чувства. Ольга смотрела в одну точку и стряхивала пепел на юбку, но она не замечает этого, а у меня нет ни желания, ни сил ей об этом сообщать, какая разница, что будет с ее юбкой? Я хотела закрыть глаза, а открыв, не увидеть ее рядом, не помнить ее дикого взгляда и криков. Я хотела все забыть, хотела, чтобы между нами было все, как прежде, но разве это возможно? Я виновата перед ней, солгала, не рассказала вовремя, не поделилась, но сначала не знала как, а потом просто не хотела. Мне жарко и я снова сорвалась – курю в открытую форточку, стоя на подоконнике. Меня качает из стороны в сторону, и я крепко ухватилась за оконную раму – меньше всего на свете мне хотелось вылететь из окна.
– А помнишь, как мы ездили в клуб? Ты никогда не любила садиться в попутные машины, постоянно вызывала такси. Осторожная ты, Ирка, была. Некоторые особенно лихие подруги не понимали тебя – они хотели приключений, драйва, экстрима, но с тобой такой номер не прокатывал.
– Я все помню.
– Это точно. Память у тебя хорошая.
Ольга снова замолчала. Я не хотела знать, о чем она думает, о чем вспоминает – слишком многое было у нас за плечами.
– Я тебе завидую, ты знаешь? – сказала она хриплым голосом, будто сдерживала рвущиеся на свободу рыдания.
– Сейчас, или всегда завидовала? – спросила, не поворачивая головы. Мне не нужно на нее смотреть, чтобы знать, какое у нее в этот момент выражение лица. Я слишком хорошо знала ее, мы слишком хорошо знали друг друга.
– Кто его знает, всегда я тебе завидовала или только начала, – вздохнула. – Потому что перед моей завистью в данный момент меркнет все на свете. Не понимаю, почему все самое лучшее достается именно тебе.
Ее слова, жестокие по своей сути, больно ранят. Мое сердце трещит по швам, из него, словно из лопнувшего шарика, со свистом вылетает все мое прошлое, вся моя любовь к этой избалованной девушке.
– И что это интересно знать мне такое самое лучшее досталось, чего у тебя нет? – вскрикнула, слезая с подоконника, при этом больно ударившись коленом об батарею. – Смерть родителей, работа в обычной средней школе, безденежье, одиночество, извечная тоска? Это мне досталось? Это то самое лучшее, чего тебе в твоей отожратой и беззаботной жизни не хватало, да? Забирай! Что молчишь? Этого ты хотела, этого тебе для счастья не хватало?
Я кричала, не в силах остановиться, потому что не могла поверить, что она всегда мне завидовала. Чему завидовать? Не понимала и отказывалась в это верить. Не хотела понимать, что столько лет доверяла такому человеку.
Вино расслабило меня, придало уверенности и сейчас я могу сказать то, о чем ни при каких условиях говорить не хотела. Чудом сдержала рвущуюся на свободу правду – ей все еще незачем знать, каким образом на самом деле в моей жизни появился Саша.
– Ладно, не кипятись, – лениво махнула рукой подруга и закрыла глаза. – Не обращай внимания, я пьяная и сболтнула лишнего. Я ничего такого в виду не имела, прости.
– Ты из-за Саши так переживаешь? – спросила, немного успокоившись и закуривая очередную сигарету.
– Саша? Кто это? – непонимающе уставилась на меня подруга. Наверное, действительно слишком пьяна, чтобы адекватно реагировать и хоть что-то понимать.
– Это наш сын. Из-за него ты так расстроилась? Потому что ничего не сказала тебе? Прости меня за это, я виновата. Но я никак не ожидала от тебя такой реакции, понимаешь? Ты испугала меня, черт возьми!
– Сын. – Ольга снова замолчала, уставившись в одну точку.
Я не стала нарушать молчания и снова подошла к окну, на этот раз открыв его полностью – было душно и больно дышать. В один момент поняла, что нам больше не о чем разговаривать. Какая-то стена за доли секунды стала между нами. И что самое ужасное – я не хотела разрушать эту стену. Как будто не было стольких лет дружбы и самых теплых отношений. Как будто мы познакомились только что и не можем придумать ни единой темы для разговора. И молчание становится в тягость. Что-то оборвалось внутри нас, между нами, внутри наших отношений. Нет уже той ниточки, что связывала столько лет. Осознание мощной волной, бурной рекой обрушилось на меня, и я заплакала.
– Откуда у тебя этот ребёнок? – услышала взволнованный голос. И если до этого я еще думала признаться, хотела сказать правду, то сейчас смысла в этом не было.
– Я нашла его на улице.
– И он уже твой? Он же маленький совсем, почему так быстро получилось?
– Да, мой. Наш. Рома подготовил все документы и через своих знакомых в органах опеки и в суде нам все сделали в считанные дни. Поэтому да, Саша – официально наш сын, поэтому нам и пришлось в срочном порядке расписываться.
– Хорошо иметь везде знакомых, да? – услышала в голосе злость.
– Как будто у вас с Димой нет связей. Если бы захотели, давно бы уже ребенка усыновили.
– Ты права, полно знакомых. Но только ребенка подходящего нет, – ответила она со вздохом. – Дима хочет, чтобы полностью здоровый был и без дурной наследственности, а такого ребенка найти нелегко. Даже с нашими связями.
– А я, видишь, и не искала ничего, а нашла. Иногда нужно отпустить ситуацию, и она сама собой разрешиться, – я не лукавила. В последнее время все больше убеждалась, что нужно ко многому относиться гораздо легче и не рефлексировать попусту. 1
– Предлагаешь перестать искать? Я же не остановлюсь, ты меня не первый день знаешь. Все равно добьюсь своего, чего бы мне это не стоило. И стану матерью.
– Я ничего не могу предлагать. Все мои предложения ты отвергла. Поэтому разбирайся сама.
Снова тягостное молчание.
– Ладно, Ир. Я пойду. Устала что-то, сил нет. – Ольга и правда выглядела очень уставшей. Бледное лицо, синяки под глазами – я не узнавала ее. Проблемы подкосили ее, сделали слабее, но глаза горели решимостью. Она не собиралась сдаваться.
– Как скажешь, – ответила и, покачиваясь, пошла открывать дверь. Ольга молчала, пока я возилась с замками. Когда дверь открыта, и можно уходить, она спросила:
– А когда ты с ребенком гуляешь?
– Ну, не всегда я гуляю. Бывает и Рома, но вообще-то около пяти вечера.
– Ладно.
– Пока, дорогая. Заходи, если что – всегда рада! – сказала, и самой стало противно от того, как лживо это прозвучало, но Ольга настолько пьяна, что, наверное, не почувствовала фальшь. Или мне так только хотелось думать?
– Ага, заскочу как-нибудь. Не скучай!
Дверь закрылась и стена, вдруг разделившая нас, стала осязаемой.
– Ну что? – Рома осторожно выглянул из спальни.
– Ушла.
– Хорошо. Неприятная особа...
– Ты знаешь, впервые после ее ухода испытываю радость. Похоже, отдружились, – почувствовала, как горячие слезы обожгли веки. Мне больно и грустно, я никогда не думала, что нашей дружбе наступит конец.
Рома молча подошел и обнял.
– Заяц, пошли пить кофе. Тебе нужно взбодриться, а то еле на ногах стоишь, – ласковый голос, словно дуновение летнего бриза, вселяет надежду. Он рядом, он не уйдет, мы вместе, а больше мне ничего и не нужно.
– Ну и накурили! – Рома поморщился. Я замечаю, что кухня, словно после пожара – сизый дым кругом.
– Как Саша? – спросила со вздохом, присаживаясь за стол.
– Саша утомился и спит.
– Если я усну, ты его покормишь?
Рома засмеялся:
– Его не покорми, так он половину дома разворотит.
– Это точно, – ответила и зевнула.
– Засыпаешь уже?
– Да. Пошли. Уложишь меня спать, будто я тоже маленький ребенок, – улыбнулась. – Я так устала.
– Что-то вас много на меня одного, – засмеялся.
Рома взял меня на руки и отнес на кровать. Но я не помнила, как уснула. Единственное, что запомнила – высокая кирпичная стена, увитая плющом, через которую не в силах была перебраться, что мерещилась мне во сне вплоть до самого рассвета.