Текст книги "Подари мне надежду (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Влад обхватывает пальцами левый сосок, слегка сжимает, покручивает, а я всхлипываю от того, насколько мне сейчас хорошо.
– Ложись на кровать, – не то умоляет, не то приказывает, а я слушаюсь. – Чёртово наваждение.
Когда разгорячённая не пролитым удовольствием кожа соприкасается с прохладными простынями, вздрагиваю. А когда Влад нависает сверху, меня буквально трясёт. От его взгляда: острого и тягучего, влекущего и провоцирующего; от того, как он проводит пальцами по моему телу, обжигая касаниями, вынуждая мечтать быть ещё ближе.
Из одежды на мне лишь стринги, но это не смущает. Сегодня я вся для него, до последней молекулы, до мельчайшего атома.
– А ты? Не будешь раздеваться? – спрашиваю, нарушая хрустальную тишину.
Вопрос глупый, но я нервничаю – мне простительно.
– Успею. Иначе возьму тебя раньше, чем планировал. У нас вся ночь впереди, расслабься.
И я слушаюсь, плавясь воском под взглядом и прикосновениями. Влад спускается всё ниже, покрывая кожу лёгкими поцелуями. Изредка он перемежает их укусами, которые наверняка завтра оставят следы, но сейчас мне на это плевать.
– Чёрт, ты пахнешь слаще любого тропического фрукта, – слышится откуда-то снизу, но ничего ответить мне не дают, потому что пальцы накрывают сокровенное место меж разведённых широко бёдер.
Я настолько возбуждена, что трусы, чувствую, мокрые насквозь, а Влад не торопясь выводит узоры, очерчивает контуры половых губ, клитора. Когда слегка надавливает, я стону, выгнувшись в пояснице.
Влад поддевает резинку трусов и тянет их вниз, одним плавным движением освобождая меня от остатков одежды.
– Что ты делаешь? Ох…
Мой вопрос остаётся без ответа, потому что Влад накрывает губами клитор, проходит по нему языком и слегка прикусывает, а я не могу себя сдерживать. Особенно, когда он… Ох… мамочки!
Влад осторожно вводит в меня один палец, после добавляет второй, и я растворяюсь в ощущениях, разбитая на сотни осколков и невероятно цельная при этом.
– Ты уже почти готова, – натурально мурлычет Влад, спрятав голову меж моих ног. – Невероятно сладкая. Я бы только тобой и питался, веришь? Такая сладкая, вкусная…
Я не в силах ничего отвечать, говорить не могу, думать отказываюсь. В этот момент существует лишь Влад и то удовольствие, что дарят его умелые движения и нежные поцелуи.
– Давай, милая, уже можно, – выдыхает, насаживая меня на пальцы, а я взлетаю и падаю отновременно.
Кажется, я что-то кричу, а может быть, мне лишь кажется, но перед глазами яркие вспышки, а в ушах шум и грохот.
Никогда. Никогда я не испытывала ничего подобного. И это не просто физическое удовольствие, не только оргазм. Это разрыв души на части, перерождение и новый виток судьбы.
19. Влад
Оргазм проходит по телу Ани, словно волна накатывает на берег, а я ловлю её вскрик губами, почти оглушённый эмоциями, а член в штанах стоит колом, упирается в ширинку, готовый порвать крепкую ткань в лохмотья. Чёрт, это что-то невообразимое, и вынужденное воздержание последнего месяца ни при чём, потому что знаю: сколько бы раз эта девушка не кончала в моих руках, подо мной, на мне – всегда будет мало.
Попался, Киреев? Точно, попался. Волнует ли меня это? Нихрена. Впервые за долгие годы я чувствую, что именно вот так и должно быть, именно так правильно. Словно сбросил груз лишней шелухи, что давила, обязывала. Сейчас, в этот момент, с этой девушкой я по-настоящему свободен быть таким, какой есть, понимая, чувствуя, что любое движение, любой порыв будут поняты верно.
– Тише-тише, – шепчу на ухо, целую изгиб тонкой шеи, а самого в жар бросает от того, насколько Аня сейчас красива. – Помнишь, я говорил, что хочу тебя трахнуть?
Аня фокусирует на мне мутный взгляд и кивает.
– Так вот, забудь… чёрт, я не хочу этого. Я любить тебя хочу. Поняла? Это нечто большее, но я не знаю, как это назвать, у меня слов не хватает.
– Влад, ты…
Но я не даю ей закончить: впиваюсь в губы поцелуем, подминаю под себя, а Аня тонкими пальцами путается в пуговицах моей рубашки, пытается аккуратно расстегнуть, а я отрываюсь от неё, сажусь и вырываю эти чёртовые пуговицы с мясом. У меня ещё есть, не последняя рубашка. А даже если бы и так, наплевать.
Аня пытается закрыться от меня: скрестить руки, нырнуть под простыню, спрятаться, но я не даю ей этого сделать: нависаю сверху, опираясь согнутыми в локтях руками по обе стороны от её головы, запираю в плен.
– Даже не думай, – прошу, глядя в огромные глаза, а Аня моргает.
– Но…
– Поздно, я уже всё видел.
Усмехаюсь, а Аня проводит дрожащими пальцами по моим небритым щекам.
Когда встаю с кровати, чтобы избавиться от брюк, Аня, голая и прекрасная, переворачивается на живот, подпирает кулаками подбородок и следит, как я раздеваюсь.
– Знаешь, что ты со мной сделала? – спрашиваю, вытягивая ремень из брюк.
– Понятия не имею.
– Превратила меня, скучного взрослого мужика в придурочного подростка, переполненного гормонами.
Пока говорю, раздеваюсь до трусов, а член, почуяв скорую свободу, дёргается.
– Веришь, я хочу сделать с тобой такие вещи, которых даже в порно не показывают. – Трусы к чёрту, сегодня всё к чёрту. Включая барьеры и чувство стыда.
– Я хоть выживу? – спрашивает, упорно глядя, куда угодно, но строго выше пупка.
Смешная.
– Если нет, то знай, что я вскрою себе вены моментально.
Это шутки и, конечно же, меньшее, на что я способен – причинить боль Ане. Если только сама не попросит. Но, чует мой хвост, она не мазохистка.
– Сумасшедший, – смеётся, а я подхожу к кровати и через мгновение уже покрываю жадными, голодными поцелуями спину Аннушки. – С ума ведь меня сводишь… нельзя же быть такой идеальной. На каких рельсах ты пролила своё масло? Я же без башки остался, всё ты виновата.
Аня вздрагивает, когда прохожусь языком вдоль позвоночника, а внизу живота пульсирует. И от этой дикой почти животной пульсации мой мозг щёлкает, плавится и растекается мутной субстанцией.
Я не уверен, что в первый раз смогу долго продержаться. Не только потому, что давно не было секса, а просто настолько дико хочу эту девушку, что могу потерять самообладание. Опозорюсь, как перепуганный до смерти девственник, будет мне тогда счастье.
Переворачиваю Аню на спину, а она больше не зажимается, не пытается спрятаться в своей раковине. Лишь обхватывает ладонями меня за щёки, став вдруг очень серьёзной, решительной и, напряжённо вглядываясь в мои глаза, говорит:
– Влад, я понимаю, что ты можешь мне сейчас соврать или вообще рассердиться, но ответь, мне очень важно это знать: ты точно не вернёшься к жене?
Только разговоров об Алисе сейчас и не хватает.
– Нет, не вернусь, – отвечаю, ни секунды не раздумывая. – Я не умею прощать предательство. И я её не люблю.
И, чтобы эта невозможно гордая девушка больше не выдумывала себе страхов и ужасов, целую в губы, ловя хриплый стон, когда моя рука, будто живя своей жизнью, находит влажную и горячую плоть, что прячется меж идеальных бёдер. Под моими пальцами она пульсирует, посылая разряды тока через мои вены, сосуды, прямо в мозг, и я готов сдохнуть на этом самом месте, прямо в этот момент.
– Я буду нежен, – обещаю, – осторожен. Чтобы ты привыкла ко мне, чтобы приспособилась.
И хоть одному Богу известно, каких трудов мне стоит сдерживаться, но я не только кое-как, но владею собой, но ещё и о защите не забыл. И хоть чист, как девственник в хлопковых трусишках, но не хочу подвергать Аню опасности – сейчас я не в том состоянии, чтобы практиковать тантру или прерванные акты.
– Я хочу тебя, – шепчет и трётся грудью, а внутри всё кипит и плавится. Напряжение скрутило в такой тугой узел, что ни охнуть, ни вздохнуть.
Одной рукой подхватываю Аню под коленом, сгибаю, чтобы открыть себе доступ, а моя девочка хватается руками за подголовник кровати, выгибается навстречу, помогая, торопя, но я помню о безопасности. Не знаю и даже думать не хочу, сколько было у неё до меня мужчин – это всё пусть остаётся в той, совсем другой жизни.
– Чёрт, – выдыхаю, но голос мой похож на хрип кабана подранка за минуту до смерти. Спазм проходит по позвоночнику, аккумулируется в районе поясницы, грозясь в любую секунду пролиться самым грандиозным оргазмом в моей жизни, но я сцепляю крепче зубы, чтобы не выстрелить раньше времени.
Один плавный толчок – не на полную катушку, в половину силы, а Аня охает, крепче сжимая несчастный подголовник.
– Мамочки, ах, – доносится, а я замираю.
– Тебе больно? Ты только скажи, я прекращу…
Сдохну, конечно, остановившись, но если для Ани это слишком, то так тому и быть.
– Я тебе остановлюсь, – заявляет, фокусируя на мне взгляд. – Просто… просто это необычно… странно, но хорошо. – Толкаюсь чуть сильнее, а Аня выкрикивает: – Очень хорошо! Не останавливайся, Влад, пожалуйста, я же не смогу, я не выдержу.
Она что-то ещё бормочет, но я уже не в силах расслышать из-за шума в ушах.
Толкаюсь смелее, и вот уже вхожу до упора, ловя малейшую эмоцию на прекрасном лице девушки, из-за которой мой мир не рухнул – девушки, которая сама того не ведая, подарила мне надежду.
И да, ничего прекраснее я в своей жизни не видел.
– Господи, как хорошо, – выкрикивает, когда я наращиваю темп, почти сходя с ума и каким-то чудом удерживаясь на краю.
– Повтори, – приказываю, потому что мне нравится, насколько она отзывчива. – Я хочу это слышать.
– Мне хорошо, обалдеть, насколько хорошо!
– Смотри на меня, чудо, – прошу мягче, задыхаясь и теряя контроль. – Смотри мне в глаза, я хочу видеть, как ты кончаешь.
Выравниваюсь, опираясь на колени, приподнимаю стройные смуглые бёдра Аннушки, а она делает, как я прошу, не спорит и не сопротивляется, а в глазах, что чернее ночи, молнии и вспышки. Щёки раскраснелись, и так она ещё прекраснее. Хотя, кажется, дальше ведь некуда.
Высокая аккуратная грудь манит, и я не сдерживаюсь: протягиваю руку и сжимаю пальцами твёрдый сосок, а Аня всхлипывает, зависая на границе между реальностью и тем особенным удовольствием, что дарит оргазм.
Сжимаю сосок чуть сильнее, параллельно увеличивая темп, потому что чертовски хочу кончить вместе с этой невероятной девушкой. И когда мышцы влагалища ритмично сжимаются вокруг члена, посылая разряд тока в мой мозг, я понимаю, что вот он – миг, после которого уже не смогу быть прежним.
– Ты самое настоящее чудо, моё чудо, – говорю, падая сверху, подминая собой хрупкое тело. И через мгновение, когда уже могу хоть немного мыслить: – Я тебе хребет не сломал?
– Я не знаю, но, кажется, меня парализовало, – хрипит, а я приподнимаюсь на согнутой в локте руке, чтобы дать ей вздохнуть полной грудью. – Нет, не парализовало. Просто кто-то слишком тяжёлый. И…
Отводит взгляд, а я убираю прилипшие ко лбу тёмные, цвета горького шоколада, пряди, целую в висок, шепча на ухо:
– И большой? – подсказываю, а Аня фыркает. Смешная, точно ёжик.
– Знаешь, у меня так себе опыт в измерении мужских… кхм… достоинств.
– Поверь, мужское достоинство прячется точно не в трусах. Это просто член, и да, так получилось, что он у меня несколько крупноват. Тебе не было больно?
– А было похоже, что я от боли орала? – усмехается и ластится к моей руке, чертит на груди пальцем какие-то узоры. – Но сначала было… необычно, в общем.
– Хочешь есть? – спрашиваю, потому что после секса у меня всегда дикий жор, а ещё чертовски хочется курить.
– Не очень, – пожимает плечами и как-то виновато улыбается.
– Ты вообще мало ешь, я заметил, – говорю, поднимаясь на ноги. Потягиваюсь, а мышцы отзываются сладкой болью. Нужно бы поспать, завтра – или уже сегодня? – куча дел, но во мне столько нерастраченной энергии, что сон – это последнее, о чём я сейчас думаю. – Меня стесняешься? Я продукты не только себе купил, потому нечего выдумывать хрень всякую.
– Нет, просто… ну я вообще малоежка. Мама всегда гонялась за мной с ложкой, чтобы накормить.
– Надо исправляться, малоежка, а то светишься вся.
– Ты любишь женщин в теле? – смеётся, обматываясь простынёй, а я останавливаю её.
– Нет, Аннушка, не зря я назвал тебя нудисткой, – говорю, прижимая к себе и сбрасывая простыню, в которую она так старательно укуталась. – У меня от твоего тела мозг на части разрывается, потому ходи голой.
Разворачиваю её к себе спиной и подталкиваю к выходу, к кухне, где полный холодильник еды, а ещё окно и пепельница – то, что мне сейчас необходимо.
– Что будешь? – спрашивает, открыв холодильник и внимательно рассматривая его содержимое. – Влад, мы это точно сами не съедим, пропадёт же. Ты столько накупил…
– Ты у нас малоежка, а я настоящий уничтожитель продовльственных запасов. Мама меня в детстве называла амбарной мышью. Так что не пропадёт тут ничего, – успокаиваю, притягивая хрупкое тело к себе, и от этого мой член снова готовится к нападению. Нет уж, дружок, потерпишь. – И вообще, присядь на стульчик, сам что-нибудь придумаю.
Достаю остатки запечённой курицы, бутылку вина из шкафчика – надеюсь, Аня любит красное полусухое, – хлеб, какой-то соус с кусочками непонятной бурды в составе, колбасу.
Сгодится червячка заморить.
Дальше просто едим, голые и свободные от всякой требухи, пьём вино, и с каждым глотком Аня всё смелее. Рассказывает о себе: о детстве в маленьком городке на окраине области, у самой кромки леса; о школе, друзьях, подруге Ленке, с которой и в огонь и в воду… о многом. А я слушаю, думая, что мне не могло повезти больше.
И, вот чудо, я сам, хоть и не большой любитель, начинаю вываливать на Аню подробности своей жизни. Рассказываю об училище, о службе, о матери. Молчу лишь о жене, понимая, что это не та информация, которая уместна сейчас. Да и вообще, нечего о всяких разных разговоры разговаривать. И об Илье молчу, потому что мой некогда лучший друг то ещё дерьмо, чтобы тратить на него время.
Но вдруг Аня, словно что-то почувствовав, говорит:
– Влад, я должна тебе кое-что рассказать, только ты не подумай… я не собиралась это от тебя скрывать. Я вообще сразу хотела, но ты не дал…
Она мнётся, а я внутренне подбираюсь, напрягаюсь, потому что фантазия шалит и подбрасывает красочные картинки, где моя нудистка с кем-то, кроме меня. Нет, она не похожа на тех, кто на два фронта – совершенно другая порода, но ревность такая ревность.
– Только не злись и ничего себе не придумывай, – предупреждает, а я киваю, уже готовый разрушить кухню до основания.
– Аня, у меня очень маленький запас терпения, потому лучше без долгих прелюдий рассказывай, а то воображение взбесится.
– В общем, когда я была у Лены в гостях, туда пришёл начальник её парня, Игоря. Они дружат, что ли, или просто так… короче, – Аня смотрит на меня с опаской, а я киваю, чтобы продолжала, – в общем, это был Илья.
Бах! А так ведь хорошо сидели.
20. Аня
Влад порывисто поднимается, а на лице такое странное выражение застыло, что я инстинктивно сжимаюсь. В серых глазах бушует ярость, а я пытаюсь понять, что происходит.
– Он трогал тебя? Касался?
Влад опирается руками на стол по обе стороны от меня, запирает в ловушке, а я смотрю в его глаза, пытаясь найти там ответы. А ещё доказать, что скрывать мне нечего – я вся, как на ладони, для него. Не знаю, что происходит между этими двумя, но я не собираюсь давать повод сомневаться в себе.
– Если бы он тронул меня, я бы его убила, – говорю, глядя в стремительно темнеющие глаза. – Но он говорил о тебе… неприятные вещи.
Нет уж, я не дура, потому пересказывать в подробностях наш разговор точно не буду. Не хватало ещё довести Влада до нервного срыва, потому что даже сейчас его лицо чернее тучи, а желваки на скулах пляшут пасодобль.
Может быть, они когда-то одну девушку не поделили? Загадка…
– Например? – выдавливает, кажется, с трудом, а мне хочется прижаться к нему, впитаться под кожу, влиться в кровь, чтобы понять, о чём он сейчас думает. – Что он говорил?
– Гадости всякие, не обращай внимания. Я всё равно ему не поверила. Но мне хочется понимать, из-за чего всё это.
– Не поверила она… – Влад щурится, вглядываясь в моё лицо с какой-то исступлённой жадной нежностью. И что-то есть в этом взгляде такое, от чего мороз по коже. – Илья умеет быть убедительным.
– Да какая разница? Я больше не собираюсь с ним общаться. Пусть хоть лопнет со своими намёками и гадостями, меня это не волнует.
Вкладываю в свои слова максимум уверенности, а Влад молчит, лишь обхватывает ладонью мой затылок. Крепко так, что не вырваться, а у меня мелькает мысль, что со стороны мы, наверное, очень глупо смотримся: голые, растрёпанные, застывшие в этом вязком моменте, когда хочется так много сказать, но слов не хватает.
– Смелая крошка, решительная…
Вдруг подхватывает меня в воздух, а я и взвизгнуть не успеваю, как оказываюсь прижатой спиной к прохладной стене. Обхватываю за шею, провожу ногтями по золотистой коже, когда мой мужчина безошибочно находит ту точку, прикосновение к которой заставляет дрожать от нетерпения.
Мой мужчина? Я правда так подумала? Впрочем, почему бы и нет?
Впивается в губы: жёстко, властно, нетерпеливо, и я поддаюсь его напору, отвечая на поцелуй жадно, словно в нём решение всех проблем и мой главный фетиш.
– Ты делаешь меня беззащитным, – говорит, тяжело дыша, на миг оторвавшись от моих губ. – Я зверею, только представив, что этот придурок хоть одну минуту находился рядом.
Но не даёт мне что-то сказать, потому что жёсткие губы сминают мысли в плотный комок, а ловкие пальцы вытворяют такое, от чего голова кружится. Неужели не самом деле секс может быть настолько прекрасен?
Я не понимаю, на какой планете нахожусь и не сошла ли с ума, а Влад всё настойчивее и стремительнее мчит меня на полном ходу к пропасти.
– Я убью его, если он ещё раз возле тебя появится, – хриплое на ухо, а после языком по влажной коже. Всхлипываю, стону, активнее подаваясь навстречу проворным пальцам, а Влад делает контрольный выстрел в размякшее сердце: – Ты моя, ясно? Только моя.
Киваю, всхлипывая, жмурюсь, чувствуя, как оргазм волнами наплывает, унося за собой.
Кажется, я снова кричу. Или это только кажется? Не знаю. Озноб пробирает до костей, и я жмусь всем телом к Владу, провожу ногтями по шее, целую ключицу.
– Можно мне вина? – спрашиваю и даже удивляюсь про себя, что удалось вымолвить хоть слово. – В горле пересохло.
Влад молчит, лишь садится на стул, не выпуская меня из объятий, и наливает полный бокал.
– Влад… не надо никого убивать.
– Некоторым личностям не мешает язык вырвать. И руки сломать.
– Ты об Илье?
– Ну не о тебе же, – хмыкает и зарывается носом в мои волосы. – Сладкая, вкусная… я снова тебя хочу. Это нормально?
– Если даже нет, то очень приятно, – смеюсь, делая глоток вина, а Влад целует шею под волосами, гладит по бёдрам. – Обещай, что не будешь пачкать руки. Пообещай!
Наверное, это шантаж. Возможно, так нечестно, но мне больно от мысли, что Влад из-за меня нарвётся на неприятности.
– Может быть, мне всё-таки съехать?
Я не знаю, откуда во мне взялся этот вопрос, но слова назад не заберёшь.
– С чего бы это? – удивляется. – Ты деньги заплатила, бумажки подписала, потому живи на правах временной хозяйки.
– А ты… ты останешься?
Это волнует меня, потому что в глубине души очень боюсь, что с наступлением рассвета Влад решит, что всё, что случилось между нами, – ошибка. И хоть зарекалась связываться с теми, кто походя разбивает сердца, разве угадаешь?
– А я тебе уже надоел? – усмехается, а я отрицательно мотаю головой. – Ну вот и не выдумывай глупости. Никуда я не денусь, если сама не пошлёшь.
– Ты мне расскажешь, что между вами с Ильёй произошло? – настаиваю, потому что сгораю от любопытства.
– Интересно?
– Да… я хочу понять, почему ты тогда так завелся, почему он говорил о тебе гадости. Я же имею право?
И правда, имею ли?
– Вот же… – вздыхает и ссаживает меня с колен на соседний стул. – Думаешь, это так просто? Вот так взять и рассказать.
– Но ты попробуй. Вдруг получится?
– Ладно, уговорила. Подожди только минуту.
Остаюсь одна, не зная, чем себя занять. Нагота неожиданно смущает, и я иду в ванную. Накидываю халат, поправляю у зеркала волосы, что растрёпаны ласками и страстью. Я всегда спокойно относилась к своей внешности, но Влад так часто повторяет, что я красивая, что и сама начинаю в это верить.
– Ты где потерялась? – доносится из кухни.
Я выхожу из ванной, а Влад ловит меня, прячет в объятиях, и так хорошо на душе, так спокойно.
– Оделась всё-таки, – замечает, поглаживая по спине, а я прижимаясь теснее, понимая, что и сам он уже в трусах. – Я принёс кое-что. Посмотришь?
Влад увлекает меня за собой, садит себе на колени, обвивая руками, и кладёт на стол старый альбом с фотографиями.
– Если что, моих свадебных тут нет, – хмыкает, очень точно угадав ход моих мыслей.
– Ну и ладно, не очень-то хотелось, – бурчу, а Влад смеётся.
– Можешь полистать, – говорит, а я раскрываю первую страницу.
На сером картонном форзаце надпись убористым почерком: “Киреев Владислав Павлович, 1 июля 1986”.
– Это твоя дата рождения? Скоро уже…
– Она самая, – отвечает тихо, – но я его никогда не праздную.
– Почему?
– Не люблю. Так случается.
Не лезу с дальнейшими расспросами, потому что по тону понимаю: не стоа́ит. Ну и ладно, каждый человек сам может решить, чем ему заниматься в этот день: тосковать, работать или плясать до упаду в кругу родных и близких.
Тем временем листаю альбом, а на меня со всех фотографий смотрит Влад. Совсем крошка, чуть постарше. Светловолосый и светлоглазый, со смешным чубчиком, перемазанный шоколадом, деловито играющий в песочнице, кружащийся на карусели.
– Мамуля у меня – большой поклонник фотоискусства, – тихо смеётся, а я и сама улыбаюсь до ушей, настолько забавными кажутся детские фотки. – Дальше листай, нечего на мой голый зад засматриваться.
– Пфф, сейчас твой зад всяко красивее.
– А то! Я вообще богически прекрасен.
– И фантастически скромен, – ворчу, перелистывая плотные страницы.
– Скромность только барышень и украшает.
Вдруг, на одной из страниц я замечаю фотографию, на которой Владу лет десять, наверное. А рядом с ним высокий тощий черноволосый мальчишка с расцарапанными коленками. Сам Влад по уши в грязи, но такой счастливый.
– Это Илья, – опережает Влад мой вопрос, а я киваю. – А это, – указывает на следующую фотографию, – Марина, моя троюродная сестра. Не знаю, какого хрена я не спалил эти фотки, но уж пусть будут тогда.
На следующих фотках – а их не меньше двадцати – они всё время втроём. На деревьях, на даче, у моря. Марина хорошенькая: тонкая, звонкая, прозрачная, но с задорным блеском в глазах и озорной улыбкой. Такая же светловолосая, как и Влад, с каждой новой фотографией всё ближе льнёт к Илье. Наверное, сначала инстинктивно, а после, когда эта троица превратилась из детей в подростков, всё более осознанно. Даже в застывших на плёнке мгновениях видно, что Илья ей нравится.
А потом всё точно оборвалось.
– Мы дружили втроём, – раздаётся приглушённое, а я замираю, понимая, что вот сейчас Влад всё-всё расскажет. – Маринка жила в соседнем дворе, наши мамы были двоюродными сёстрами и лучшими подругами.
Я чувствую, что Владу тяжело об этом говорить, но он сильный, он всё сможет. Затаив дыхание, поглаживаю фотографию, будто бы могу теплом руки оживить тех, кто на ней изображён.
– Сначала просто дружили, но чем старше становились, тем я чётче понимал: Марина втрескалась в Илью по уши. Робко, несмело, сама, наверное, не отдавала себе отчёт, что каждую свободную минуту проводит с нами не потому, что весело, а потому что есть Илья.
– А он?
– А что он? Сначала не понимал. Мальчики вообще слегка туповаты, – невесёлый смешок, – но потом просёк. Удобно же иметь под боком на всё согласную дурочку… наверное. Не знаю, но Маринка всерьёз ему никогда не нравилась, просто организм быстро сформировался.
– У них…
– Ты хочешь знать, спал ли мой лучший друг с моей сестрой? Спал. И уже за это я мог бы его прикончить, но они ж прятались. Да и я ушёл в Суворовское.
– И что в итоге? – мне дико интересно, но отчего-то страшно. Страшно, что правда окажется чёрной и болезненной.
– В итоге… – вздыхает Влад и пьёт вино прямо из горла. – В итоге Маринка забеременела. Ну и… в общем, он её бросил, а она в петлю полезла. Хорошо, что вытащили. Я вовремя успел. Фух, всё, не могу больше, прости.
– Да-да, я понимаю.
По спине ползёт липкий холодок, и я ёжусь, жалея, что не оделась потеплее.
– Всё, что ты должна знать о нём: он переступит через любого, кто будет ему мешать. Он до сих пор не понял, отчего я его тогда чуть не убил, он не понял, что, пусть Маринка и сделала глупость, но ей в семнадцать лет было не справиться одной. А он её бросил и даже не понял, что натворил. И до сих пор не понимает.
– А она…
– Она родила крепкого пацана, – усмехается, сжимая пальцами переносицу, – сейчас живёт за городом. У неё всё хорошо, уже хорошо, но Илье на сына плевать. Впрочем, как и на весь окружающий мир.
С силой захлопывает альбом, а я вздрагиваю.
– Дай мне сигареты, пожалуйста, – просит, а в голосе тоска. – А то у меня сейчас мозг взорвётся.
Делаю как он просит и хочу, было, присесть на соседний стул, но Влад не даёт: притягивает к себе, сжимает в объятиях до хруста.
– Она любила его ведь, отчаянно так, с надрывом. Первая любовь, ясное дело. Ну а Илюха просто дерьмо. Она звонила мне тогда, плакала, просила его ни в чём не винить. Я ничего не понял, честно, но что-то почувствовал. Понял, что если не успею, беда случится. И да, задержись я ещё хоть на полчаса, Маринка отправилась бы на тот свет. А я бы сидел за убийство бывшего лучшего друга.
– Я понимаю…
– Надеюсь, что понимаешь. И будешь держаться от этого дерьма подальше. Потому что у него своя версия событий, а дурить голову он всегда умел. Впрочем, если по какой-то причине ты решишь поверить ему, то…
Разворачиваюсь в его объятиях, обхватываю ладонями за щёки и смотрю в серые глаза, пытаясь донести взглядом, что верить я могу и хочу только ему. И Влад чувствует это: улыбается, гладит по спине, накручивает мои пряди на палец. Главное, что улыбается.
– Я не хочу ему верить. Понимаешь меня?
– Вроде, не тупой.
– Вот и всё.
Кладу голову на его грудь, обнимая за талию, и растекаюсь лужицей. Я многое поняла, многое почувствовала, и сейчас, когда напряжение неизвестности постепенно отпускает, закрываю глаза и проваливаюсь в сон.
21. Аня
Следующее утро начинается не с поцелуев и нежностей, о которых мечтают романтичные особы. И не с блинчиков, пожаренных обнажённым мужчиной к моменту пробуждения его ненаглядной. Нет, наше утро началось с суеты.
Сначала Влад подпрыгнул на кровати, чуть не упал с неё, чем напугал меня до икоты, громко выматерился, крикнул: “Прости, я очень нехороший мальчик, вечером меня накажешь” и умчался в сторону ванной. Я, обалдевшая и растерянная, минуту сидела, пытаясь понять, что вообще происходит. Оказалось, мы проспали, а Влад клялся на своей печени, что такое с ним вообще впервые, и я просто обязана собой гордиться.
Собираясь на бегу, он авторитетно заявил, что с утра я ещё красивее, взял с меня торжественную клятву не трепать ему нервы и плотно позавтракать, у двери чуть не изнасиловал, озабоченный, и всё-таки убежал. А потом, почти сразу, мне позвонили из “Книгомании” и пригласили на стажировку.
И вот стою, одетая скромнее некуда, у центрального входа в ТЦ и пытаюсь не упасть в обморок от волнения. Мамочки, неужели всё получилось? Ну, почти, потому что никто не знает, пройду я стажировку или меня выгонят в первый же день. Но! Это ведь первый шаг на пути к успеху, и от моего поведения и старательности зависит если не всё, то очень многое.
Судьба не так часто даёт мне шансы, чтобы я с лёгкостью их профукивала.
В третий раз попав в “Книгоманию”, я уже лучше здесь ориентируюсь, хоть и волнуюсь так, что впору рвать на себе волосы, но ничего, пройдёт. Главное, чтобы никто из потенциальных сотрудников не понял, какая я на самом деле трусиха.
Дальнейшие события крутятся, точно меня засосало в калейдоскоп: личный досмотр охранником, стикировка всего, что лежит в моей сумке, выдача бейджа, краткая инструкция от директрисы, и вот меня уже ведут в торговый зал, чтобы рассказать об обязанностях на сегодня.
– Работала до этого в книжном? – спрашивает Наташа.
Она маленькая, шустрая, а короткие волосы светлые до такой степени, что кажутся седыми. Яркие голубые глаза смотрят пытливо и насмешливо одновременно. Не думаю, что она имеет что-то против меня, просто такой человек. Киваю, улыбаюсь, а Наташа, оперевшись грудью, обтянутой сиреневой фирменной футболкой, на стеллаж, щебечет о всякой ерунде, иногда бросая быстрые взгляды на свой отдел, чтобы не пропустить покупателя.
А я… я смотрю на бесконечные полки, забитые книгами, и пытаюсь придумать, с чего лучше начать, чтобы быстрее и эффективнее расставить пухлые томики Дюма и Флобера по алфавиту. Наташу слушаю вполуха, а сама размышляю, что где-то здесь, совсем близко, находится Влад. Очень уж беспокоит, что мы можем в любой момент столкнуться в коридоре или в торговом зале… как тогда реагировать? Понятное дело, работа есть работа, и будет весьма странно, если я брошусь на шею начальнику службы безопасности. Больше чем уверена, в список должностных обязанностей продавца-кассира не входят обнимашки с руководящим звеном. Но как лучше всего реагировать?
Ай, ладно! Буду ориентироваться по обстоятельствам, потому что пока у меня есть дела поважнее: сортировка бессмертной классики согласно алфавиту. Ок, приступим.
Вдруг понимаю, что больше не слышу назойливой болтовни: Наташа замолчала как-то резко, словно на тумблер кто-то нажал.
– Ох, идёт, красавец наш… – замечает, глядя куда-то в сторону, а я слежу за её взглядом и жмурюсь на мгновение. Влад! – Ой, ты же у нас новенькая, – спохватывается, – ничего ещё не знаешь. Тут такие новости! Закачаешься!
В голубых глазах в окружении пышных нарощенных ресниц – прямо очень пышных, я такие у коров на лугу в детстве видела – зажигается тот характерный огонёк, светящийся во взгляде каждой женщины, которая просто жить не может без сплетен. И, главное, в такой момент ведь всё равно, кто перед тобой. Важно лишь излить на голову ничего не подозревающего собеседника поток откровений.
– Ты только посмотри… важный такой, деловой, – шепчет Наташа, склонившись ко мне близко-близко, и меня обдаёт тяжёлым ароматом парфюма. – Говорят, что он с женой разводится.
На круглом симпатичном лице веснушки и восторг, а я думаю о том, что в “Книгомании” нужно быть осторожной, потому что новости о личной жизни сотрудников разлетаются со скоростью света.
– Вот и молодец, – бурчу, а сама краем глаза слежу за прогуливающимся по залу Владом.
Он вроде бы ничего конкретно не рассматривает, просто идёт, медленно, заложив руки за спину. Как лев, вальяжно обследующий свой прайд. Тёмно-серый костюм сидит на нём, будто вторая кожа, а причёска идеальна настолько, что страшно притронуться, чтобы не испортить. В голове рождаются яркие образы того, каким умеет быть этот мужчина вне узких рамок деловой этики. Дурашливым и смешным, злым и страстным, вспыльчивым и заботливым. Сейчас же это скала, к которой боязно подступиться – сорвёшься. Идеальный, холодный и собранный.
