Текст книги "Подари мне надежду (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Я ничего тебе не должна, – говорит так тихо, что слышу только я, но всё-таки присаживается на место. Я же так и не выпускаю её руки, потому что моя смелая крошка в любой момент может убежать, а это последнее, чего бы мне хотелось. – Впрочем, как и ты мне не должен что-либо объяснять.
Я так боюсь, что её панцирь треснет, и Аня, испугавшись своей беспомощности, сбежит. И никогда не вернётся. Почему-то обидеть её – именно то, что не смогу себе простить.
– Нет, должен, понимаешь? Я должен был с самого начала всё сказать.
– А зачем? – передёргивает плечами, словно мёрзнет, и как ни стараюсь, поймать туманный взгляд не получается. – Тогда было бы не так интересно, правда? Да и какой смысл откровенничать с посторонней дурочкой.
Она упорна в своём желании казаться выше всего этого дерьма, но слегка дрожащий голос выдаёт её эмоции. Понимаю, что на этот раз здорово накосячил, но я не буду тем, кем являюсь, если не постараюсь всё исправить.
Пусть Аня не хочет признаваться даже самой себе, но возникшее между нами чувство – не пустой звук. А иначе бы так не реагировала. Мало ли, сколько вокруг женатых мужиков, не уверен, что из-за каждого она так переживает.
– Аня, блин… да, я женатый. Да, это правда. Но это ничего не значит.
– И ладно, Влад, ладно. У нас же не было ничего, мы чужие люди. Всё хорошо, не переживай.
– Это неважно, слышишь? Ты – важна. Я сам, блядь, не знаю почему, но это тоже правда. С первой секунды важна, а остальное – чушь и пепел.
Аня молчит, лишь задумчиво теребит длинную прядь волос, медленно наматывая её на палец, как до этого, в машине, ремешок сумки.
Я подмечаю эти детали машинально, а мозг лихорадочно подбирает слова, генерирует дебильный фразы, но собрать мысли в стройный ряд никак не получается.
– Чёрт… – Ерошу волосы на затылке, наплевав на то, во что превратилась моя причёска. Плевать, на всё плевать. – Я ведь не от того, что мне скучно в квартиру матери вернулся, не для того там остался, чтобы над тобой издеваться или ещё что-то, пока моя примерная жёнушка печёт пироги. Вовсе нет.
Аня отворачивается от окна, а я задерживаю дыхание.
– А почему? – в больших глазах мелькает лёгкий интерес, но Аня снова отводит взгляд к окну и фокусирует его на чём-то, мне невидимом. Ладно, пусть не смотрит, но не убегает.
– Потому что я лох и идиот из тупого анекдота о командировочном муже. – Воспоминания больно режут гордость на части, но я глотаю гнилостный комок обиды и продолжаю: – Меня не было в городе месяц, а когда вернулся на пару дней раньше, застал свою жену в одной постели с каким-то утырком тощим. И ушёл.
Мне тяжело об этом говорить – унизительно, потому что только от одной мысли о том вечере внутри закипает настолько чёрная злоба, что я боюсь просто не совладать с собой.
– Завтра с утра я подам на развод, и через месяц буду официально свободным. Ты слышишь меня? С Алисой у нас нет детей, общего имущества, подарками пусть подавится, всё себе оставит, но быть с ней я не смогу и не буду. Мы давно уже не любим друг друга. Если честно, уже и не помню, была ли вообще в нашей с ней жизни любовь.
Я вываливаю это всё общим потоком: лихорадочно, особенно не задумываясь. Лишь пытаюсь донести до Ани всё, что гнило внутри долгие годы. Жизнь рушится не в один миг. День за днём недопонимание и ложь, безразличие и пустота подтачивают её, пока она не сложится карточным домиком, а остатки не растреплет ветер.
– И жизнь заиграет новыми красками, – усмехается, не глядя на меня. – Ещё больше блондинистых профурсеток в дом таскать начнёшь. Не по одной, пачками. Заживешь, как султан.
– Ты мне будешь всю жизнь это вспоминать?
– Очень надо, всю жизнь, – хмыкает и обжигает меня сердитым взглядом, но на дне его трепещет крошечный огонёк, который вселяет надежду. И веру, что я на правильном пути.
– Ань… ты нравишься мне, честно. Пиздец как нравишься, и я не хочу, чтобы ты злилась на меня.
– Много чести… злиться, – слегка улыбается.
– Тот поцелуй… я чуть с катушек не слетел, я хотел взять тебя прям там, в машине, и трахать, пока имя своё не забудешь, – говорю это, а Аня вспыхивает румянцем, но молчит, словно спугнуть боится. – Но я понял вдруг, что так нельзя. Ты достойна того, чтобы тебе не лгали. Даже если очень хочется.
И после паузы добавляю то, что кажется самым важным:
– Прости, я идиот, придурок, урод конченный, но я не хочу, чтобы ты уходила вот так, даже не попытавшись понять. Ты нужна мне.
Потребность в ней разъедает меня изнутри, и поцелуй наш стал контрольной точкой – точкой невозврата. А ещё эта дикая потребность заботиться о ней, и ревность к Илье, что чуть не сожгла меня, и желание оградить от всего чёртового мира – всё это сплелось в такой тугой комок, что не продышаться.
– Прям таки и нравлюсь, – бурчит и прячет улыбку в стакане воды. – Пользуешься моей наивностью и добротой.
– Ни в жизнь! – прикладываю руку к сердцу, а Аня лучится сдерживаемым изо всех сил смехом.
– Знаешь… я вот совсем не понимаю, зачем всё это выслушиваю, но, блин… ты такой странный, ты самый странный из всех, кого я знала. И мне отчего-то хочется тебе поверить. Правда, пока не очень получается, потому что… потому что я оказалась трусихой. И вообще… мне нужно подумать. Обо всём.
Отпускаю её руку, медленно разжимая пальцы, а Аня встаёт с места. Смотрит поверх моей головы, а я чувствую себя злым и виноватым одновременно.
– Я сегодня у Лены переночую. Завтра поговорим, хорошо?
И выходит из кафе, гордо подняв голову, как делает это всякий раз, когда боится показать свою слабость, а я бью кулаком по столешнице, наплевав на ущерб, который могу причинить заведению.
Нет уж, пусть едет, куда захочет, но в моей машине. Пусть злится, обижается, молчит, дерзит, ёрничает – я не собираюсь нарушать её личные границы, давить и настаивать, но и отпустить одну сейчас не могу. Просто не могу.
15. Аня
Блин, и почему больно-то так? Он же мне никто – посторонний мужик, с которым мы знакомы всего несколько дней, а всё равно внутри что-то царапает, будто мне не всё равно. Какая разница, есть у него жена или нет?
Оказывается, есть. И как бы я ни сопротивлялась, спорить с тем, что Влад нравится мне, не могу. Не получается выбросить его из головы, а вкус поцелуя, в котором было столько страсти и невыразимой нежности, ощущаю на губах до сих пор.
Выхожу из кафе, осматриваюсь по сторонам, прикидывая, как быстрее добраться до Ленкиной квартиры. В кошельке три копейки, но доберусь – ноги пока ещё ходят, слава Богу.
Но не успеваю сделать и трёх шагов, как сильные руки обнимают за плечи, и меня буквально впечатывает в широкую мужскую грудь. Его дыхание обжигает кожу, ставшую вдруг невероятно чувствительной, путается в волосах, а я замираю, потому что по запаху безошибочно узнаю, что это Влад.
– Не могу, – шепчет в изгиб шеи, а на теле все волоски разом встают дыбом. Даже те, о существовании которых раньше не догадывалась. – Не могу отпустить… отвезу на машине.
Он добавляет ещё что-то, но я не слышу, потому что кровь шумит в ушах, ревёт бурлящим водопадом, а сердце колотится в каждой клетке тела. Я должна быть сильной, мне нужно подумать, но в голове ни единой связной мысли, когда Влад так близко, а пальцы блуждают по шее, касаются ключиц, выжигая, подобно кислоте.
– Отпусти, я сама доберусь, – слабо протестую, но Влад не торопится выполнять просьбу, а я боюсь не справиться с эмоциями, боюсь не выдержать.
– Нет, – выдыхает, прожигая коротким словом и эмоциями в вибрирующем в опасной близости голосе дыру в сердце.
Когда я попалась на его крючок? Когда стала нуждаться в его внимании, плыть на волнах ощущений рядом с ним? И бывает ли так, чтобы, почти не зная человека, практически мгновенно, так судорожно цепляться за него душой?
– Не спорь со мной, пожалуйста, – шепчет на ухо, а по телу разливается тепло, от которого трепещет каждая жилка, и в животе что-то сжимается в плотный комок. – Я ведь не сделаю ничего из того, чего ты сама не захочешь. Просто доверься мне, Аня-я.
Растягивает последний слог, а мне хочется свернуться в клубок на его груди и пролежать так целую вечность. Никуда не торопясь и ни о чём не думая.
– Ты настойчивый, – замечаю, а Влад касается губами моей кожи, а я взлетаю вверх.
Господи, если от простого, почти невинного поцелуя у меня так сносит крышу и подкашиваются ноги, что будет, если я позволю Владу нечто большее?
От мысли, что у нас может быть секс, внутри всё сладко замирает, но я гоню шальные фантазии прочь, потому что это наваждение, а мне нужно подумать. Но ведь подумать я могу и чуточку позже, а пока позволить Владу сделать то, чего мне и самой безумно хочется, несмотря ни на что, – побыть немного рядом.
– Ладно, твоя взяла, – вздыхаю, пытаясь показать, что не очень-то и хотелось. – Ты и мёртвого уговоришь.
Снова вздыхаю, тяжело так, с надрывом, мол, совершенно не знаю, зачем на это иду, а Влад тихо смеётся.
– Притворщица, – говорит и быстро целует меня в шею.
А когда размыкает руки, мне почему-то вдруг становится так пусто и одиноко, что следующий вздох уже вполне себе искренний.
Влад распахивает передо мной дверцу машины, и я ныряю в салон. Зажимаю вспотевшие и слегка подрагивающие ладони между коленями и с силой свожу их, чтобы не дать себе возможности коснуться Влада. Он же устраивается рядом и смотрит на меня, постукивая красивыми пальцами по рулю. Из-под манжеты белоснежной рубашки выглядывает крошечный кусочек татуировки, а я сглатываю, не в силах отвести взгляд.
– Адрес? – напоминает о цели нашего путешествия, а я поднимаю взгляд, ловя искры в серых глазах.
Быстро называю адрес, и машина, тихо заурчав мотором, трогается с места.
Едем, сохраняя молчание, и я слежу за дорогой, уставившись в окно. В голове роятся мысли, воспоминания, но я запрещаю себе думать о плохом. Потом, всё потом. Пока что мне просто хорошо и уютно, а обо всём остальном подумаю позже.
– Какие у тебя планы на завтрашний вечер? – раздаётся тихое, а я вздрагиваю, потому что вдруг забыла, что сейчас не одна. – Хочу, чтобы ты со мной в одно место прокатилась.
– С тобой? Вечером? И куда?
– Сюрприз, – хитро улыбается, а я пожимаю плечами. – Ну так как?
– Я подумаю, если обещаешь, что сюрприз приятный.
– Ну, я его таким задумываю, во всяком случае.
– Я подумаю.
Я уже понимаю, что любые мои решения – тлен и пустота, когда невозможно сопротивляться тому магнетизму, что исходит от Влада. В нём чувствуется сила и мощь, против которых моё глупое сердце и женское начало бессильны.
Но Владу об этом знать совсем не обязательно. Обойдётся.
Дальше снова едем, не проронив ни слова, и я почти засыпаю, убаюканная дорогой и странным внутренним состоянием. Из колонок льётся тихая музыка – просто мелодия, без слов, и на душе так тепло-тепло становится.
– Приехали, – говорит Влад, касаясь костяшками пальцев моей скулы, а я инстинктивно потираюсь о них. – Аня… ты же сама не понимаешь, что делаешь со мной. Я же сейчас снова тебя поцелую… будто с ума сошёл, даже работать нормально не могу: всё время думаю о тебе. Фантазии эти чёртовые, видения. Везде тебя вижу, как проклятый.
Смотрю безотрывно в серые глаза, а они стремительно темнеют, становясь почти чёрными, а на дне их бушует ледяное море.
– Я лучше пойду. – Хватаюсь за ручку двери, в тщетной попытке сбежать, да только от себя не убежишь.
Я увязла в янтаре этого внезапного чувства, словно муха, и отчётливо понимаю, что не выбраться. Только вырывать с мясом по кусочкам, уезжать, болеть и мучиться.
Мне нравится в этом мужчине всё. Он совершенен, и мне так отчаянно хочется к нему прикоснуться, поцеловать. Любить его хочется, несмотря на то, что он женат, несмотря на то, что скрывал это.
– Возьми мою визитку, – вдруг говорит Влад и достаёт картонный прямоугольник из бардачка. – Сзади мой личный номер написан, экстренный, так сказать. Если нужно будет что-то, звони. Всякое бывает и вообще.
Киваю и расстёгиваю боковой кармашек на сумке, а пальцы дрожат. Пихаю визитку, но она упорно не лезет, потому что я криворучка.
– Давай помогу, – улыбается Влад и забирает у меня визитку.
Только я уже успела накосячить, и записка, которую утром взяла с собой, выпадает из кармашка. Чёрт!
– Знакомая бумажка, – говорит Влад, а голос почему-то хриплый, будто чужой. – Иди, нудистка, пока я тебя не изнасиловал прямо здесь.
Зажимаю в кулаке чёртову записку и, распахнув дверь, выбегаю на улицу. Вдогонку слышится смех – или мне так только кажется, – но я не обращаю на него внимания. Главное, быстрее скрыться в подъезде подруги, чтобы Влад не увидел, насколько сильно я покраснела.
В подъезд практически вбегаю и, привалившись к двери спиной, пытаюсь перевести дух. В голове шумит, а сердце стучит так гулко, что в ушах закладывает. Наверняка, Влад уже уехал, и это хорошо, потому что от него вдалеке я смогу хорошенько всё обдумать. А ещё мне нужна Лена, чтобы просто побыла рядом. Не знаю, буду ли рассказывать ей, что Влад женат, но сейчас мне нужен человек, который знает меня лучше себя самой.
До квартиры добираюсь в тесном лифте, стены которого исписаны матерными выражениями, и сама кабина опасно дребезжит и натужно скрипит, словно мечтает оборвать свои мучения, рухнув на полной скорости в шахту. Вспоминаю, как года два назад мы застряли здесь в новогоднюю ночь. Более странного праздника в моей жизни не было никогда. Мы сидели на полу, подстелив под задницы бумажные пакеты, пили шампанское, ели мандарины, к полуночи потеряв всякую надежду, что нас спасут в старом году. Так и просидели, слушая хлопки чужих дверей, громкий смех и пьяное ликование соседей. Тогда было обидно, а сейчас вспоминается с улыбкой, как забавное приключение.
За дверью Лены полная тишина, и я на миг пугаюсь, что её может не оказаться дома. Со всей этой суетой даже забыла позвонить подруге, предупредить о своём визите, но, когда мне открывают почти мгновенно, успокаиваюсь.
Лена, с пучком огненно-рыжих волос на голове, румянцем во всю щёку и лихорадочным блеском в глазах быстро затаскивает меня в квартиру и запирает замок.
– Сомова, как хорошо, что ты пришла! А то я зашиваюсь!
Не успеваю ничего спросить, а Лена тащит меня за собой на кухню, даже не дав возможности разуться. А там…
Там царит самый настоящий Апокалипсис: гора продуктов, мучная пыль в самых неожиданных местах и жирное пятно в самом центре комнаты, на полу.
На плите дымится сковородка, а Лена чертыхается и несётся к печке, чтобы продолжить измываться над потенциальной едой.
– Ань, помоги мне, – просит жалобно, обводя несчастную и кухню торопливым жестом. – К нам скоро гости должны прийти, а у меня ничего не получается.
Ленка чуть не плачет, горестно вздыхает и бросает в сердцах сковороду, и так пострадавшую от действий хозяйки, в мойку. По всей видимости, это должны были быть блины. Но они благополучно покончили жизнь самоубийством, пригорев к поверхности намертво.
– Чтоб ты без меня делала, Гордон Рамзи безрукий? – тоже вздыхаю и снимаю с крючка смешной фартук с прыгающими гномиками в забавных поварских колпаках.
– Для начала нужно тут всё отмыть, а потом уже готовить с чистой совестью.
За полчаса управляемся, болтая о всякой ерунде: о бывших однокурсниках, с которыми после защиты диплома ни разу не виделись, хотя на прощальной вечеринке слёзно в этом клялись друг другу; о скидках на кроссовки и “офигенскую юбку”, и ещё о чём-то, совершенно пустом. В окно льётся свет, и так хорошо просто разговаривать ни о чём, смеясь и дурачась.
Когда разговор заходит о собеседовании, пытаюсь перевести тему, но Лена, будто почуяв что-то, вгрызается в меня мёртвой хваткой:
– Сомова, всё в порядке? – спрашивает осторожно, а в зелёных глазах опасный огонёк мелькает. – Ты же не просто так ко мне приехала?
– Просто соскучилась по тебе.
– Ага, так я и поверила, – цокает языком и даже головой качает. – Нехорошо обманывать лучшую подругу. Что? Тебе отказали? Или приняли? Колись, а то применю запрещённый приём: щекотку!
Если бы я ещё сама знала, приняли меня на работу или нет.
– Демидова, слушай, – начинаю, с удвоенным усердием принимаясь за нарезку мяса, – это просто собеседование. Ничего экстраординарного.
– Выкладывай! – хмурится Лена, аккуратно забирая из моей руки нож. – Тебя обидели? Мне почему-то кажется, что да. Этот начальник службы безопасности под юбку к тебе, что ли, лез?
Смеюсь тому, что, сама того не ведая, Лена оказалась права, только я-то была совсем не против.
– Ты же помнишь моего соседа? – интересуюсь, на сто процентов уверенная, что получу утвердительный ответ. И, когда Демидова кивает, добавляю: – Ну вот он и есть этот самый начальник.
– Да ты что?! – охает Ленка, закрыв ладонями рот. – Ничего себе поворотец! Как в сериале! Это ж надо…
Ленка таращит глаза, охает и причитает, а я беру другой нож и продолжаю заниматься мясом. Лучше вот так, готовить ужин, чем думать о всякой ерунде.
– Кстати, а что у вас за гости сегодня? – интересуюсь, чтобы отвлечь Лену от мыслей о моей персоне.
– А, гости, – отмахивается, складывая нарезанное мясо в кастрюлю. – Гость, один. Игорь начальника своего на ужин пригласил.
Любовь всей жизни Игорь устроился год назад в филиал крупной иностранной фирмы и имеет все шансы сделать хорошую карьеру. Я рада за него: он хороший парень, и Лене с ним действительно повезло.
– А я не помешаю?
– Нет, конечно! – смеётся Лена и продолжает: – Думаешь, отработаешь, как Золушка, на кухне, а я тебя спать отправлю в восемь? Нет, начальник у Игоря – молодой и адекватный. Просто ужин, небольшая вечеринка для своих, так что не выдумывай. Ты ж моя лучшая подруга.
– Оно-то да, только если решишь меня сводить с этим молодым и адекватным, то я сразу же уйду, – заявляю, выразительно глядя на Лену, а та смеётся и машет на меня рукой.
– Не переживай, не буду, – заверяет и даже руку к сердцу прикладывает. – Я всё ещё не оставляю надежду, что ты сойдёшься со своим симпатичным соседом. Двоих женихов за неделю даже даже мне тебе сватать лень.
– Прям от сердца отлегло, – смеюсь, но мне отчего-то неспокойно на душе. – Слушай, насчёт соседа…
Я всё-таки не выдерживаю и рассказываю Лене о том, что случилось на собеседовании и особенно после.
Она внимательно слушает, сидя напротив, и пока тушится мясо, я успеваю рассказать обо всём, что тревожит. По мере того как повествование близится к финалу, чувствую, насколько легче становится. Словно высказав всё, постепенно освобождаюсь от тяжести, что, словно обручем, стянула сердце. Одна голова хорошо, а две лучше. Понятное дело, что я поступлю так, как нужно мне, но, может быть, Лена, благодаря своему богатому опыту общения с противоположным полом, объяснит мне что-то, чего я не понимаю.
– Ну ничего же себе, – выдыхает Ленка и поднимается на ноги. – Так, где-то у меня тут ликёрчик припрятан, на чёрный день. Думаю, сейчас в самый раз.
Через пять минут, когда молочно-белый, похожий на сгущёнку, ликёр разлит по крошечным стопкам, Лена снова занимает своё место напротив.
– Так, давай выпьем – лишним не будет, а потом я тебе кое-что скажу. Поделюсь мудростью.
Киваю и опрокидываю рюмку с приторно-сладким ликёром.
– Умница, – кивает Лена и убирает стопки в мойку. – Итак, он тебе признался в том, что женатый до того, как вы переспали, правильно?
– Ага, только поцеловались, но ничего… сверх меры он себе не позволил.
На меня волной накатывают воспоминания, каким страстным и одновременно деликатным был Влад. Доводя до критической точки, оставлял пространство для манёвра, не настаивая, но и не отпуская. Словно я была самым ценным сокровищем в его жизни, самой желанной, красивой и сексуальной. Но лишнего он себе не позволял, и это ведь что-то значит, правильно?
– А мог же позже, да? Или вообще не говорить. Пока бы ты узнала, много времени могло пройти.
– Наверняка.
– И что это значит?
– Ну… – неопределённо пожимаю плечами, потому что страшно сказать вслух то, во что так сильно хочется верить.
– Это значит, что ему на тебя не плевать, – восклицает Лена и хлопает радостно в ладоши. – И он не подлец! Он же заботится о тебе, сюда привёз, личный номер дал, не давит. Думаешь, все мужики всё бросают и везут девушек в кафе душу обнажать? Было бы ему фиолетово, соблазнил бы, трахнул и все дела. А потом бы тебе ревнивая жена ещё и волосы на голове начисто вырвала. И не только. Провела бы, так сказать, комплексную эпиляцию.
– Думаешь?
– Уверена, – кивает со значением, важная такая, а рыжий пучок на макушке смешно трясётся.
– А если он решит к жене вернуться? – задаю вопрос, который не даёт покоя с момента, как узнала правду. – Вдруг я позволю себе поверить, а он вернётся… к ней. Мало ли, может, у них просто временный кризис. Или я нужна ему, чтобы просто расслабиться, и вообще, спорт такой: каждый год на развод подавать.
– Аня… не попробуешь, не узнаешь, – вздыхает Лена. – Так ведь? Сейчас мы можем о чём угодно здесь говорить, фантазировать, но в жизни всегда случается только так, как должно быть. А если ты заползёшь в скорлупу, то так в ней и просидишь до пенсии.
– Ох, – тоже вздыхаю, понимая, что Лена права. И от этого мне становится вдруг так легко и спокойно, что хочется петь.
– Он же нравится тебе, я же вижу. Да какой нравится?! Ты вся сияешь! Встрескалась по уши, Сомова, – Лена сжимает мою руку тёплой ладонью и улыбается. – Потому не пережми, пока он не забил и не ушёл.
– Мама будет в шоке, если у нас с ним что-то получится… – Стоило только высказать это, как к горлу подступает противный комок.
С мамой всё слишком сложно у нас, но пока не хочу об этом переживать.
– Да уж, тётя Таня не обрадуется, но ничего, отобьёмся.
Лена, как всегда, готова встать со мной спина к спине и отстреливаться с двух рук. Иначе не было и, надеюсь, уже не будет. Но для того и нужны друзья, чтобы всегда иметь в этой жизни маячок, который удержит, поможет, спасёт. Без Даниловой с её неуёмной энергией и способностью находить позитив там, где его нет, мне было бы намного тяжелее. Она, как никто другой, знает, насколько трудно бывает с моей мамой, до какой степени Татьяна Сергеевна Сомова тяжёлый человек и как умеет надавить, накапать на мозги, испортить настроение одним словом. Я люблю свою маму, но жить в сотне километром от неё люблю ещё больше.
Пока болтаем, ужин полностью готов, а за болтовнёй не заметили, как тихо подкрался вечер. Летом сумерки поздно наступают, но на часах уже шесть, значит, до заката всего пара часов.
Накрываем на стол в большой комнате, и Лена лихорадочно бегает с подносами, чтобы ничего не забыть и не пропустить. Смеюсь про себя над её суетливостью, но понимаю, что этот вечер – важен для них с Игорем, потому не высказываю мысли вслух. Пусть у них всё получится, а начальник окажется на самом деле адекватным.
Когда в дверь звонят, Лена подскакивает на месте и несётся к двери, встречать пришедших. Я же остаюсь в комнате, попивая слабоалкогольный коктейль, и размышляю о том, что за сюрприз мне приготовил Влад. Сейчас, когда благодаря Лене и её словам, я успокоилась, думаю, что у нас с Владом может действительно что-то получиться. А почему нет? Если я ему действительно нравлюсь. Сама-то я и правда, влюбилась по уши, как бы ни пыталась не обращать на это внимания.
Визитка не даёт покоя, и я даже пару раз порываюсь позвонить Владу. Но нет, я решила взять время подумать, значит, не стану торопить события. Утром, всё утром.
Голоса всё ближе, но я не вслушиваюсь, находясь во власти сладких грёз о будущем, а когда начальник Игоря появляется на пороге, сначала не узнаю его. Но проходит мгновение, второе, и я, наконец, соображаю, кто это.
– Анна? – улыбается гость, а я киваю. – Какой приятный сюрприз.
Чёрт. Кажется, вечер перестаёт быть томным.
16. Влад
После того как отвёз Аню к её подруге, долго ещё сидел в машине, курил и думал. Всё так стремительно завертелось, но у меня и не бывает по-другому: я не склонен к долгим раскачиваниям и любым проволочкам предпочитаю действия. Таким меня создала природа, а опыт и служба добавили.
Служба… Когда мне исполнилось четырнадцать, я сам захотел поступить в Суворовское. Просто пришёл однажды домой и заявил с порога, что ничего не знаю, ни о чём не ведаю, а стану военным, чего бы мне это ни стоило. В итоге, матери ничего не оставалось, как пойти на поводу у своего слишком упёртого сына. Даже тогда я уже умел настоять на своём.
Потом было много всего: и бунты подростковые, настигшие меня уже после выпуска из училища, и служба по контракту, когда я, казалось, наконец, нашёл своё место в жизни.
И я ни секунды не жалел, что выбрал такую судьбу. Мне нравилась та простота и кристальная ясность, что царит в отношениях сослуживцев. Словно я нашёл всё-таки своё место в жизни, стал наполненным и цельным. Изо дня в день, с редким отдыхом, мы месили берцами грязь, веря, что так правильно. Даже мать смирилась с моим выбором, хотя поначалу слишком много причитала и охала, заламывала руки и угрожала. Со временем я понял, что лишь страх за меня был всему причиной, но тогда знатно психовал. В двадцать лет мы кажемся себе бессмертными и неуязвимыми, осознание приходит позже.
Но потом многое изменилось: контракт закончился, я женился, отучился заочно в институте и нашёл работу по душе – с моим опытом довольно быстро сделал карьеру. Да и что Служба безопасности сети книжных в сравнении со службой там, на грани жизни и смерти? Херня.
Иногда я скучаю по тем временам. Тогда всё было просто и понятно, без виляний задами и фальшивых улыбок. Жизнь по уставу – чёткая и ясная, и я бы многое отдал, чтобы и на гражданке было поменьше лицемерия и толчков в спину от якобы друзей и любимых.
Вот только рядом с Аней мне кажется, что жизнь ещё можно прожить так, чтобы не бояться предательства. Она чистая, такая… не изгаженная налётом лживого кокетства и жеманности. Когда-то я повёлся на блеск и мишуру Алисы, довольно быстро разобравшись, что под павлиньим хвостом в самом деле скрывается обычная куриная жопа.
Но, чёрт, нудистке всего двадцать один, а мне несколько – намного, блядь – больше, и это охренеть как портит настроение. Потому что у меня за плечами много всего, а её жизнь лишь только начинается. Но хочу ли я повернуть вспять и поменять коней на переправе? Нет. Аня неожиданно стала мне необходима, будто долбанный воздух, и с этим я не могу и не хочу что-либо делать.
Когда докуриваю пятую за полчаса сигарету, завожу мотор и возвращаюсь на работу. Здесь всегда можно найти, чем заняться, и это здорово отвлекает от всякой ереси, что лезет бесконечно в голову. Я привык рвать жилы, пахать без продыху, маршировать строем, прыгать по окопам и вытирать рукавом кровавые сопли. Это мой способ борьбы с природным идиотизмом и глупостью, способ не замечать всей дерьмовости окружающего мира.
Подготавливаю отчёты, просматриваю список дел на завтра, а где-то за плотно прикрытой дверью, отделённые от меня четырьмя грубо оштукатуренными стенами, шуршат и перемещаются из кабинета в кабинет подчинённые. Меня почти никто не трогает, разве что донимают бесконечными звонками, и это раздражает. Меня вообще очень многое раздражает, стоит только подумать, что в семь встреча с Алисой. Даже гадать не хочу, что она там мне приготовила. Терпеть не могу сюрпризы, если их делаю не я сам.
Рабочий день стремительно подходит к концу, и в половине седьмого запираю кабинет. Мне душно и тошно, и очень хорошо, что на пути не встречается никто, желающий со мной пообщаться. Я могу в быту быть разным: дурашливым, несерьёзным, безрассудным, отчаянным, но на работе раз и навсегда поставил себя так, что без особой надобности ко мне никто не лезет. У меня свои обязанности, у них свои.
В машине снимаю галстук, кидаю на заднее сидение вместе с надоевшим хуже горькой редьки пиджаком. Все эти доспехи из деловой одежды, наверное, единственное, что так сильно угнетает в моей работе, но дресс-код есть дресс-код, иначе никак.
По пути заезжаю в Мак, покупаю на вынос пару бургеров и кофе и, остановившись за углом, съедаю всё, до последней крошки. По сути, просто тяну время, стараясь не думать, как вести себя на одной территории с бывшей. Еда помогает успокоиться, привести мысли хоть в какой-то, но порядок. Главное, не пороть горячку и не делать резких движений, тогда получится обойтись малой кровью.
Ровно в семь паркуюсь у дома, из которого так позорно сбежал несколько дней назад, а телефон уже вибрирует, разукрашивая экран улыбающимся фэйсом Алисы. Сбрасываю звонок и удаляю на хер фотку жены из галереи. Не хватало мне ещё натыкаться на неё даже случайно.
Возле подъезда тусит непобедимый пенсионерский десант, бдительный и беспощадный. Бросаю на ходу короткое “Вечер добрый” и проношусь мимо, чтобы избежать ненужных разговоров. Сейчас у меня лишь одна мечта: поскорее разобраться с женой, чтобы она в обозначенный срок стала бывшей на законных основаниях. Никакой лишней болтовни, никакой натужной вежливости и фальшивых улыбок. Чётко, быстро и по существу.
Минуя лифт, вбегаю по лестнице на пятый этаж, весь переполненный чёрной энергией, от которой меня распирает, рвёт на куски. Накрываю ладонью звонок, и его звук дребезжит в недрах квартиры, действуя на нервы. Торопливые шаги служат мне ответом, но я физически не могу оторвать руку, точно приклеило.
– Влад… – выдыхает Алиса, вздрагивает, когда я поднимаю на неё взгляд, и отходит назад. – Проходи. Боялась, ты не придёшь.
Она ещё что-то лепечет, но я не слушаю. Делаю шаг в знакомую до боли прихожую, второй, десятый, и вот уже сижу в комнате на диване, который сам же, чёрт его возьми, покупал.
В этой квартире мне противно всё: фальшь, пропитавшая стены, отзвуки воспоминаний, порой даже счастливых, призраки ошибок и радостей. Продам её к чертям, при первой же возможности продам. Ноги моей здесь больше не будет.
– Ты хотела меня видеть, я пришёл, – говорю, постукивая пальцами по согнутой в колене ноге, а Алиса присаживается на краешек журнального столика напротив.
– Спасибо тебе за это. – Её голос тих и спокоен, а в глазах ни тени сомнения.
Алиса красивая: тёмно-каштановые с красноватым отливом длинные волосы, которые она всегда любила заплетать в причудливые косы; голубые огромные глаза в обрамлении угольно-чёрных ресниц; аккуратный “кукольный” чуть вздёрнутый носик и пухлые тёмно-вишнёвые губы. Когда увидел её впервые, казалось, что влюбился. Жаль, поздно понял свою ошибку, потому что за внешней почти идеальной красотой скрывалась пустота.
– Только давай быстрее, хорошо? У меня совсем мало времени. – Для убедительности смотрю на часы, а Алиса медленно кивает, заправляя за ухо длинную прядь роскошных волос.
