Текст книги "Подари мне надежду (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Упирается лбом в мой, входит медленно, но почти сразу выходит, крепко зажмурившись. Нужно, наверное, таблетки у врача выписать или укол сделать. Но об этом завтра подумаю.
Проходит пара мгновений, а Влад, готовый на все сто, опускается на колени передо мной, разводит ноги шире, а пальцы впиваются в кожу на бёдрах. Божечки, как хорошо. Горячий язык обжигающей лавой касается меня – нежно, сладостно, – я откидываюсь спиной на стену, хватаюсь руками за края тумбы и уплываю в такие дали, из которых можно и не выбраться.
Влад выписывает узоры на моей коже, прикусывает внутреннюю сторону бедра, пронзая насквозь. Когда первая волна прокатывается по моему телу, и я зависаю в шаге от падения, мой мужчина выпрямляется и входит в меня резко, стремительно, на всю длину и до упора. Охаю, а он замирает. Мои ноги на его плечах, и это могло бы быть неудобно – всё-таки я не акробатка, – но я не способна сейчас чувствовать хоть что-то, кроме пламенеющего в венах удовольствия.
– Я люблю тебя, моя нудистка, – выдыхает мне в шею, а я снова готова расплакаться. Ни на секунду не прерывая бешеного ритма, добавляет: – Люблю. Поняла?
– Уже давно, – вторю, выгибаясь кошкой, ловя его эмоции губами, руками, кожей, а признание голограммой под веками – впиталось мгновенно, не вытравить. – И я… я тебя тоже люблю.
Шипит сквозь сжатые зубы, наполняет собой до предела, растягивает, подстраивая под себя, и от этой наполненности внутри рождается дрожь – сладкая и томительная. Она проходит по венам, скручивает узлами жилы, выворачивает наизнанку. Каждый раз, когда мы с Владом занимаемся любовью, я умираю и рождаюсь заново. И, кажется, никогда этим не смогу пресытиться.
Влад ловит мой всхлип губами, вторит гортанным рыком, а дыхание перемешивается, становясь общим, и кожа, как один сплошной оголённый нерв, а сердце – рваная рана.
Когда оргазм обрушивается на меня, Влад пару раз ещё толкается и падает в эту сладкую пропасть вместе со мной. Чтобы подхватить, чтобы воскресить.
А после лежим до утра на широкой кровати, и я ловлю тени на потолке в охапку, запираю их в себе, слушая мерное дыхание спящего рядом Влада.
Иногда ему снятся кошмары. Кошмары, в которых он куда-то бежит, а патроны на исходе, и крик рвёт тишину на крошечные кусочки. И я бужу его, уже привычная, пряча уже не чужую боль на дне своей души, пытаясь облегчить то, что так мучает моего сильного и смелого мужчину с наступлением темноты.
После он засыпает, прижав меня к себе, оплетя ногами и руками, взяв в плен повергнутую. Перед сном лишь спрашивает: “Ты останешься здесь, со мной?”, но мой ответ уже не слышит – спит.
Засыпаю следом, понимая, что никуда я от него уже не денусь.
33. Влад
Просыпаюсь рано и долго лежу с закрытыми глазами, пытаясь понять, что чувствую. Сегодня – слишком важный для меня день. День развода, чтоб его, а я никак не могу поверить, что за какой-то несчастный месяц моя жизнь настолько резко изменилась. До неузнаваемости.
– Почему не спишь? Рано же ещё, – сопит спросонок Аня, а я обнимаю её за шею, притягиваю взлохмаченную голову к своей груди и целую в пахнущие летними цветами волосы. Она сопит, пытается выпутаться, но от меня так просто не уйдёшь.
Какое-то неутолимое желание постоянно чувствовать Аню рядом, касаться смуглой кожи, гладить, целовать. Насыщусь ли когда-нибудь? Даже думать не хочу. В этой жизни может случиться всё, что угодно, а я слишком хорошо знаю, с какой скоростью рушатся песочные замки. Нет уж. Существует только здесь и сейчас и небольшой задел на будущее, а всё остальное будем решать по мере поступления.
Аня затихает в моих руках, перестаёт вырываться, а дыхание с каждым вдохом всё глубже и размереннее. Лежу ещё несколько минут, пока она не засыпает окончательно, и только потом встаю. Аккуратно, чтобы не разбудить, прикрываю за собой дверь и иду в кухню. В квартире тихо – я пока не чувствую её своей. Просто стены, просто окна и двери, но жилище домом делают люди.
Распахиваю окно, закуриваю, даже уже не пытаясь разобраться в себе. Прохладный ветер, касаясь обнажённой кожи на груди, заставляет поёжиться, и я тру рукой, с зажатой в ней сигаретой, татуированное плечо. Ещё, что ли, забиться? Или хватит с меня?
Мысли лениво плывут в голове, сигарета выкурена до фильтра, а я достаю новую. После третьей подряд в горле першит, и я оглядываюсь вокруг, но не нахожу ничего, чем можно было бы перебить противный привкус никотина. Чёрт, совсем забыл, что здесь, кроме мебели, ничего нет: ни чайника, ни продуктов в холодильнике. Да и холодильника нет – прежние владельцы увезли его за собой в новую жизнь.
Хорошо жить не на краю мироздания, потому уже через час бойкий юноша в форменной одежде привозит наш с Аней будущий завтрак, заботливо упакованный в фирменные пакеты соседнего кафе. Еда ещё тёплая, и я сглатываю, усилием воли воздерживаясь от того, чтобы не наброситься на провизию прямо в коридоре. У меня отличный метаболизм, а после бурной ночи всегда в десять раз сильнее голоден.
– Ого, сколько всего, – замечает Аня, глядя на продуктовую вакханалию.
К её пробуждению я достал все контейнеры из пакетов и накрыл на стол.
– Я голодный, – пожимаю плечами и распахиваю сильнее окно, чтобы окончательно выветрился табачный дым. – Твой кофе, присаживайся.
Аня зевает, трёт сонные глаза и благодарно улыбается, когда протягиваю ей большой стакан крепкого кофе. Аромат пробивается даже сквозь крышку – пьянящий, сводящий с ума.
– У тебя выходной же сегодня? – спрашиваю, дожевав весенний ролл. – Какие планы?
– Пока ещё не думала, – улыбается, поправляя волосы. – Может быть, просто дома посижу. Книжку почитаю или триллер какой-нибудь посмотрю.
Ох уж, эта её любовь к кишколеденящему кинематографу. Хлебом не корми, дай о каком-нибудь очередном маньяке фильмец посмотреть. Нет, чтобы комедии романтические вечерами смотреть и рыдать в финале на свадебной речи героев.
– Триллеры никуда от тебя не денутся, а я хочу, чтобы ты со мной кое-куда проехалась.
Аня хмыкает и кивает, а в глазах зажигается интерес. Моя любопытная крошка.
В восемь закрываю квартиру, отдаю Ане, несмотря на возражения, запасной комплект, и подгоняю, потому что время не ждёт. Нужно к девяти успеть в ЗАГС и поскорее перевернуть эту страницу жизни. Пока точно не буду знать, что развод оформлен, не смогу успокоиться. Мучать будет, зудеть внутри, до тошноты комком в горле стоять.
Всю дорогу Аня молчит. Только улыбается мечтательно и в окно смотрит, хотя, больше чем уверен, что ничего толком не видит, до такой степени в себя ушла.
– Подождёшь меня в машине? – спрашиваю, паркуясь на площадке для посетителей ЗАГСа. Небольшой двор засажен деревьями, и ажурная тень их падает на капот. – Я постараюсь быстро. Музыку послушай, конфеты поешь, я захватил с собой.
– Конечно… только скажи мне… – мнётся, а я угадываю ход её мыслей.
– Нет, Алисы там не будет. Она самоотвод взяла. По закону так можно.
Чуть слышно выдыхает и не сдерживает улыбки. Ревнует всё-таки, как бы не пыталась убедить меня и, главное, саму себя в обратном. А меня, как самую последнюю эгоистичную сволочь, радует это.
Беру с заднего сидения папку с документами и направляюсь на охоту за свободой. Проходит чуть больше часа, и вот уже украшен паспорт штампом, а милая девушка секретарь улыбается мне во все тридцать два и желает счастья в новой жизни. Словно сама к этой новой жизни хоть какое-то отношение иметь собралась.
У меня раскалывается голова, а всё вокруг плывёт, туманом подёрнутое. Чувство, будто я вынырнул из-под толщи воды, но лёгкие атрофировались, и я не могу сделать ни вдоха. Усталость, что накопилась во мне за последний месяц и на которую я старался не обращать внимания, навалилась разом, придавила к земле, расплющила.
Машинально складываю в папку документы и быстро выхожу из сумрачных коридоров ЗАГСа на улицу. Солнце забралось ещё выше, и его лучи лупят по глазам, на мгновение ослепляя.
Неужели и правда, всё? Странное ощущение, которое не поддаётся никакой классификации. Бросаю эти попытки анализировать и препарировать собственные чувства – не очень я люблю самокопания, от которых лишь хуже бывает.
– А вот теперь я официально свободный человек, Аннушка, – говорю, забираясь в салон, а Аня выключает электронную книгу. – Так что можешь выбросить из головы ту ересь, что несла Алиса. Никакая ты мне не любовница.
– Да я как-то… – теряется, а я сжимаю её дрожащую руку и, поддев пальцем подбородок, заставляю смотреть в глаза.
– Не делай из меня дурака, потому что я прекрасно понял, что тебя задели те слова. Но теперь можешь успокоиться и не думать об этом.
Аня смеётся, обнимает меня за шею и звонко целует в щёку. Ластится, гладит по плечу, мурчит, а я знаю, куда мы поедем следом, но пока не об этом.
– Слушай, как ты смотришь на то, чтобы завтра поехать в “Леваду”? – интересуюсь как бы между прочим, заводя мотор, а глаза Ани загораются восторгом.
– К лошадям?! Я согласна!
Ещё бы нет.
– Один из моих друзей завтра собирается там что-то вроде пьянки устраивать. Пригласил нас.
– Нас? – настораживается и несколько раз удивлённо моргает.
– Да, нас. Чему ты удивляешься?
– Нет, ничему… то есть, ты хочешь меня познакомить со своими друзьями? – будто бы не верит в мои намерения.
– Вот же невероятность какая! Небывалый случай! – усмехаюсь, выкручивая влево руль и встраиваясь в плотный поток машин. Снова чёртова пробка в центре, снова потерянное время. Бесят.
Аня смеётся, запрокинув голову, и ерошит мои волосы. Привычка, от которой она даже не собирается избавляться, ну и хрен с ним. Пусть ерошит и тормошит, трогает и целует, словно я медведь плюшевый – мне только в кайф.
Когда останавливаюсь у огромного гипермаркета, в котором продаётся разный хлам для декора и обустройства дома, бытовая техника и обои, Аня уже не перестаёт улыбаться. Словно сбросила груз, который мешал быть счастливой. И мне нравится, что она такая. Вообще люблю, когда люди вокруг счастливы. Хватит, насмотрелся на чужую боль и страдания, больше не хочется.
– Решил отметить новый этап в жизни покупкой посудных полотенец? – смеётся, когда в общем потоке покупателей минуем входные двери. – Или трусы новые купить нужно?
– И трусы, и полотенца, и ещё что-нибудь. Потому что, ты же сама видела, в новой квартире нет почти ничего. Лишь мебель, да и та мне не нравится. Херня, а не мебель. А так как сам я ничерта в этих финтифлюшках и нужностях не смыслю, мне нужна ты.
– Помочь трусы подобрать?
– Типа того… а если серьёзно, то тебе же там жить. Ты же помнишь о своём обещании остаться рядом? Я ночью всё слышал, не думай.
– Притворщик! – хлопает меня по плечу и озирается на ряд электрических каминов, отделанных ценными породами дерева, камня и какими-то коваными завитушками. Даже фальшивый огонь за экранами горит весьма бодро, как настоящий.
– Так что, давай выбирай, что там тебе нужно… для комфортной жизни. Главное, не забыть купить большую кастрюлю, а то меня так просто не прокормить. Не забывай, я амбарная мышь!
Паясничаю, утаскивая Аню за собой всё дальше и дальше, вглубь торгового зала, мешая одуматься и запаниковать. Тормозим почти в каждом отделе, выбирая то краску для стен, то обои, то мебель. Сначала Аня стесняется, настаивая, что деньги нужно экономить, но всё-таки удаётся убедить не оглядываться на ценники. Я скопил в этой жизни достаточно и заработаю ещё, чтобы не считать каждую копейку. Мне хочется, чтобы наш с ней дом был тёплым, наполненным светом, и в него хотелось возвращаться каждый вечер, а по утрам не хотелось уходить.
Когда грузовик с эмблемой гипермаркета на боку увозит наши покупки по нужному адресу, Аня кладёт мне голову на плечо, гладит по спине, а я целую её в макушку.
– Главное, что холодильник купили. И кастрюлю, – замечаю, а моя девочка смеётся заливисто. – Не пожалеешь о переменах?
– Если эти перемены связаны с тобой, то нет.
Запрокидывает голову, тянется ко мне губами, впервые не обращая внимания на тех, кто может оказаться рядом. Сейчас у нас нет ни одного повода скрываться, и от этого легко-легко.
34. Влад
Утро начинается не с кофе, а с адской гонки. Нужно срочно сдавать дела, готовить документы и подбивать отчётность, если хочу скорее приступить к новым обязанностям. Сотрудники меня не трогают и не тормошат попусту – лишь по моей просьбе шуршат тихонько туда-сюда, справедливо решив, что их жизни им дороже. Ибо давно выучили, что Киреев легко может выйти из себя, а такой я даже сам себе не нравлюсь.
Всё бы ничего, но Серёга за утро, наверное, раз пять позвонил напомнить, что к шести нас с Аней ждут в “Леваде”. Сначала я был вежлив, на третий раз мягко послал, на пятый – подключил весь матерный словарный запас. В ответ звучал громкий смех, а шум на заднем плане, как лучшее доказательство, что праздновать Петрович начал ещё вчера.
У него вообще всё происходит в жизни стремительно. Сергей не боится ни перемен, ни новых начинаний, всегда готовый броситься без спасательного жилета в бурлящий водоворот новых возможностей. В армии он закрывал нас своей широкой спиной, вот и сейчас каждый день, точно сражение. И именно такая суета делает его счастливым.
Но если он не прекратит меня донимать, сорвусь с места, приеду в рекордно короткие сроки и начищу ему табло. Отвлекает же.
До обеда я весь в дыму и пене, аж искрюсь от напряжения. Но зато выполняю львиную долю намеченной работы. Мой заместитель бьёт копытом – не терпится скорее занять моё место. Женя – хороший парень. Исполнительный, серьёзный, чистый на руку. И, самое важное, не склонен заводить друзей среди коллег, от того его кандидатура подходит идеально. А мне радость, что не придётся тянуть кота за хвост и искать себе замену, теряя время.
Снова телефонный звонок, но уже на личный номер, и я хмурюсь, прочитав имя абонента на дисплее. Не знаю, какого чёрта я держу этот номер не в чёрном списке? Сам себе порой удивляюсь.
Телефон разрывается бравурным маршем, скачет и прыгает на полированной столешнице, а я сижу, глядя на него, и грызу карандаш.
Илья.
– Киреев… – удивляется, точно не мне звонил. Может быть, правда, ошибся номером?
А я молчу, как обиженная принцесса, ожидая, что скажет мой нежданный абонент.
Илья угадывает моё настроение и продолжает:
– Поговорить надо. Очень.
Я не знаю, о чём нам разговаривать. Мы давно уже не друзья. Враги? Вполне себе. Но не друзья. Мне давно уже отлично живётся без задушевных бесед с ним. Думаю, он тоже не скучал всё это время. Тогда, какой смысл?
– Правда, Влад, у меня серьёзный разговор. Не будь дерьмом, а?
– Как ты лихо всегда умел в свою сторону повернуть. Я уже и претендент на главную кучу дерьма. Ты не меняешься.
– Я пытаюсь. – Кажется, или в голосе что-то типа сожаления? У Ильи? Сожаление? Надо посмотреть сводку новостей. Вполне возможно, в соседнем лесу вымерла вся фауна. И флора до кучи. – Я рядом с Торговым центром. Подгребай к парковке. – И контрольный выстрел: – Пожалуйста.
Вешает трубку, а я минут пять пялюсь в одну точку перед собой, пытаясь понять, что чувствую. Но хрен мне, а не самоанализ, потому что этот звонок выбил у меня почву из-под ног. И положить бы болт на то, что Илья ждёт меня где-то – пусть дальше верится в своих проблемах, но что-то в его голосе навело на мысль, что выслушать сто́ит. Послать всегда успею.
Со временем ненависть к Илье превратилась в застаревший нарост на том участке души, где хранятся все светлые моменты детства и юности. С Маринкой мы о нём никогда не говорили, а сыну она не рассказывала о его героическом папаше. Предпочитала молчать, хотя Антон довольно настойчиво выпытывал. Мальчикам нужен отец, как пример, как образец. У Антона его не было, да и не очень-то Илья годится в примеры для подражания.
Ай, чёрт с ним.
Моё любопытство меня когда-нибудь точно погубит.
Хватаю со стола ключи, сигареты и выхожу на парковку. До конца перерыва ещё полчаса, можно потратить их на этого придурка.
Илья стоит, оперевшись спиной о свою машину, и смотрит куда-то в сторону. Он мало изменился за пятнадцать лет: такой же длинный и долговязый. Ноги, руки – километровые, но с возрастом оброс мясом настолько, что даже кадык не торчит. Хотя, вроде, снова похудел.
Время меняет всех, но внутри, до самой смерти, мы остаёмся такими же.
– Спасибо, что пришёл, – говорит, переводя на меня тяжёлый взгляд. Под почти чёрными “цыганскими” глазами залегли тени, а нос заострился.
Хм, странно.
– Какой-то ты вялый, – замечаю, останавливаясь рядом.
– Да чего-то бодрость меня оставила, – отмахивается и распахивает дверцу рядом с водительским сиденьем. – Запрыгивай, Киреев, в салон. Поедем пожрём. Я помню, ты любитель.
Я тоже много, что помню, но молчу, принимая предложение. Уж очень мне что-то не нравится потухший взгляд Ильи и какие-то медленные движения, точно ему бороться приходится каждый раз, чтобы лишний шаг сделать.
Нет, он всегда был вальяжный, через губу не переплюнет, но сейчас прям совсем странный.
– У меня всего полчаса есть, потому давай, в темпе вещай, – предупреждаю, когда Илья выруливает со стоянки. В машине стойкий запах лекарств, который никакая “ёлочка” не способна заглушить.
– Говори здесь, – прошу, когда Илья останавливается у парковки возле “Утопии”. – Не хочу я жрать, пить или ещё что-то в этом духе. Да и тебя слушать не хочу, на самом деле.
– Ладно, Киреев, как скажешь, – вздыхает и поворачивается ко мне всем корпусом. – Я хочу с сыном увидеться.
Вот это номер.
– С кем?
– Ты не глухой, – усмехается, доставая из бардачка пачку сигарет и зажигалку. – С сыном. Своим сыном.
– Думаешь, имеешь на это право?
Морщится, точно я ему поддых врезал с ноги, и затягивается сигаретой. Кашляет, вытирает рот, и я ловлю его “больной” взгляд в зеркале заднего вида.
– С тобой всё нормально? Ты бледный.
– Нет, со мной точно не всё нормально, – снова вздыхает и остервенело тушит недокуренную сигарету. – Поможешь мне? С Антоном увидеться?
– Ха, ты даже имя его, оказывается, знаешь. Герой, чего уж.
– Киреев, не паясничай, я прошу тебя. Мне нужно с ним увидеться.
– Чего, отцовские чувства проснулись, что ли? Не поздновато ли?
– Ну уж, когда проснулись, тогда и проснулись. Не тебе в моей душе копаться.
Злится, трёт исхудавшее лицо, а я замечаю, насколько сильно запали его щёки, покрытые тёмной щетиной.
– Ты бухаешь, я не пойму? Какой-то ты несчастный весь.
– Мне только бухать остаётся для полного счастья, – ворчит, а я смотрю на часы, понимая, что времени остаётся всё меньше.
– Так, или ты мне говоришь, зачем тебе малец понадобился, или я сейчас же ухожу.
– Я… в некотором роде умираю, – заявляет, глядя сквозь меня, а по моей спине ползёт противный холодок. – Забавно, правда? Осталось-то всего ничего – где-то полгода, и я… хочу вину свою, что ли, загладить. Если это, конечно, возможно. Считай это прихотью умирающего.
Молчу, а в голове сотня микровзрывов мозги на части разрывает.
– Завещание я уже написал. Всё накопленное оставлю Маринке и пацану. Всё-таки я многое ей должен. Но, Влад, мне было-то всего семнадцать, какие мозги в этом возрасте, какая ответственность?
– А сейчас чувство вины догнало?
– Как-то так, да, – кивает и снова закуривает. На этот раз не кашляет, просто глубоко дышит, а воздух из лёгких вылетает со свистом и хрипами. – Поможешь? В память того, что между нами троими всё не всегда было плохо. Помнишь же? Когда-то ведь всё было хорошо. И пусть я просрал все шансы подыхать в кругу родных и близких, но… помоги исправить, уговори Маринку дать мне увидеться с сыном.
Его точно заклинило: одни и те же фразы, одни и те же слова, будто уставший мозг не в силах генерировать иные мысли и выражения.
– Ты с ней говорил?
– Да, в первую очередь. Но она послала меня на хер и все дела.
– Правильно сделала.
– Да правильно, конечно, только я могу не дождаться того момента, когда она оттает. Сдохну же, сам понимаешь.
Непроизвольно ёжусь от его слов, но беру себя в руки. Запах лекарств тошнотворный и невыносимый, забивается в лёгкие, а слюна становится вязкой и липкой. Хочется сплюнуть, потому что не проглотить мерзкий комок, и я распахиваю дверцу машины и отхаркиваюсь. Вроде, полегчало.
– Всё на самом деле настолько плохо? – решаюсь задать вопрос, а Илья снова усмехается, откинувшись на спинку сиденья. Словно последние силы на этот разговор потратил.
– Мнение врачей разнится, но больше полугода мне никто ещё не дал. Говорят, жрёт меня эта зараза уже давно, почти нахрен сожрала, чтоб её. Впрочем, это всё лишняя болтовня. Я не для жалости тебя позвал. Просто ты единственный, кто на Маринку сможет повлиять.
– Ладно, я попробую. Но ничего обещать не могу.
– Спасибо и на этом, правда, – слабо улыбается и хлопает меня по плечу. Потом, будто бы, сам пугается этого жеста, убирает руку и отворачивается к окну. – Может, кофе выпьем?
– Нет, я пойду. Работы по горло.
– Как скажешь. Позвони мне, хорошо? Ну, когда от Маринки ответ получишь. Чтобы я напрасно не надеялся, ладно?
– Хорошо.
Киваю и захлопываю за собой дверь. Чувства внутри копошатся странные – острые, точно лезвие бритвы, болезненные. Бреду обратно к Торговому центру, а в голове – липкая каша. Я привык считать Илью подонком, а сейчас даже жалко его стало. И да, поверил ему, потому что выглядит он так, точно вот уже через пять минут в гроб отправится.
Моральный выбор тяжёл. С одной стороны Антону не нужен отец, которому столько лет было на него наплевать – человек, который не хотел его появления на свет и всю жизнь обходил десятой дорогой. Но ведь, с другой стороны, каждый из нас имеет право знать, кто повинен в его появлении на свет.
Наверное, это решать не мне.
Маринке? Да, ей. Но и Антон уже взрослый парень и имеет право голоса. И если захочет увидеться с Ильёй, так тому и быть.
35. Аня
– Анька, прекрати рефлексировать! Ты в любой одежде – красавица, хоть в ветошь обмотайся, – призывает к остаткам моего разума Данилова.
Она лежит на животе на нашей с Владом кровати, подперев острый подбородок руками, и хмурит тёмные брови. Болтает в воздухе длинными ногами, а у меня голова скоро кружиться начнёт от того, что я никак не могу решить, что мне надеть. Выбирать шмотки – такая мука. Намного проще напялить удобные джинсы, любимую футболку, чем разбираться в этом ворохе платьев и юбок, которыми любезно решила поделиться со мной Ленка.
И дёрнул же чёрт меня за язык рассказать ей о сегодняшнем приглашении в “Леваду”. Вот тогда и начался мой личный ад. Лена примчалась буквально через полчаса с кучей вещей, спрятанных в недрах двух весьма внушительных чемоданов. И как только сил хватило в тщедушном тельце, чтобы доволочь их сюда?
– Вот то, чёрненькое, ещё померяй! – приказывает, спрыгивая с кровати. – Отлично ведь тебе подходит!
На мою беду, у нас с Даниловой один размер на двоих, а ещё у лучшей подруги неистребимая тяга к двум вещам: шоппингу и превращению моей жизни в сказку. Особенно туго приходится, когда Лена получает шанс нарядить меня, точно новогоднюю ёлку.
– Лена, блин! – пытаюсь вырваться из её хватки. – Мы же не в оперу идём!
– Да какая разница? Это же классическое чёрное платье! Оно в любой ситуации выгодно смотрится.
– Но не на фоне же лошадей и пастбищ, дурья твоя рыжая башка! – смеюсь, представив, какими глазами будут смотреть на меня гости, если я заявлюсь на вечеринку в том виде, на котором настаивает Лена.
– А вот сейчас, между прочим, было обидно! – деланно куксится Данилова. – Ладно, противишься бессмертной классике и не хочешь жить по заветам великой Коко Шанель, значит, вон те милые шортики примерь.
Шорты до такой степени миленькие, что я в них похожа на жертву педофила. Нет уж.
– Ай, дохлый номер из тебя, Сомова, человека делать!
В итоге сходимся на клетчатом платье-рубашке, что идёт в комплекте с тонким кожаным пояском и казаками.
– Точно говорю: красавица! – восхищается Ленка, когда заканчивает укладывать мои волосы.
Ничего особенного, обычная коса, но заплетена весьма эффектно, а ещё в волосах скромно поблёскивает красивая заколка, украшенная россыпью тёмно-синих цветочков, а в сердцевине каждого – крошечный камушек.
Красиво.
Влад обещал заехать в пять, и чем ближе час Х, тем сильнее нервничаю. Сама не знаю, почему настолько волнуюсь. Неужели боюсь? Нет, скорее, просто волнуюсь, потому что никогда ведь не угадаешь, чем может обернуться знакомство с друзьями.
Вдруг они были массово в восторге от его бывшей жены и любую новую девушку примут в штыки?
Данилова, всегда очень чутко угадывающая моё настроение, извлекает из глубин чёрного потёртого чемодана бутылку вишнёвого ликёра и потрясает ею в воздухе, точно боевым трофеем.
– Мне кажется, наклюкаться заранее – не самая хорошая идея.
Лена скептически фыркает и бодро топает в кухню, где хранятся бокалы.
– Ничего страшного от одной стопочки не будет, – вещает, осматривая посуду. – Зато нервы успокоишь, а то на тебе лица нет. – И уже позже, когда сладко-горький напиток отправляется в путешествие по пищеводу: – Вот! Так хоть румянец появился, а то прям как стена, белая.
От второй порции отказываюсь, потому что и правда, не хватало напиться и вырубиться по дороге в “Леваду”. Или того хуже – песни петь, пьяной, потрясая воображение гостей грацией алкоголика.
Пока ждём Влада, Лена рассказывает, что очень скоро её ненаглядного ждёт повышение. Илья то ли увольняться собрался, то ли переводится в другой филиал – история умалчивает, но перспективы для моих друзей открываются потрясающие. И это хорошо.
Вдруг понимаю, что с той квёлой вечеринки в доме Даниловой я ни разу даже не слышала об Илье. На глаза не попадался, никаким другим способом себя не проявлял. Даже не столкнулись в подъезде ни разу, словно и не было такого человека никогда. Впрочем, это и к лучшему.
Ровно в пять открывается дверь, и я бегу встречать Влада. Всё-таки соскучилась. Была бы моя воля, вообще никогда с ним не расставалась, но я прекрасно понимаю, что такой путь – гибельный. Людям нужна свобода. Хотя бы ради того, чтобы понимать, насколько сильно тоскуют друг по другу.
– Ух ты ж чёрт, – усмехается Влад, ощупывая меня взглядом. – Ты специально? Чтобы мы никуда не поехали?
– Здрасьте, – щебечет Данилова, подпрыгивая за моей спиной. – Правда, Анька у нас красавица?
– Бесспорно! – смеётся Влад, а Лена вторит ему. – Чего это вы такие румяные?
– Это всё ликёр! Вишнёвый! – рапортует Лена, а Влад цокает языком.
– Пьющие женщины – горе в семье, между прочим. Но ладно уж, сегодня можно.
Влад улыбается, но мне кажется: что-то гложет его. На работе проблемы? Или что-то серьёзнее? Но не при Лене же к нему в душу лезть, верно? Да и, может быть, лишь кажется.
Но что-то нехорошее всё равно копошится в душе. Вертится волчком, крутится, не даёт покоя. Ладно, потом разберусь.
– Всё хорошо? – успеваю шепнуть Владу, пока помогает мне сесть в машину.
– Потом, хорошо? – бросает чуть слышное и проделывает те же элегантные фокусы истинного джентльмена со щебечущей без умолку Даниловой.
Больше ничего не спрашиваю, потому что понимаю: не расскажет. Да и не нужно мне это сейчас – лишь тогда, когда сам будет готов открыться и рассказать, что волнует.
Всю дорогу Лена вещает о том, как счастлива за нас и как она сделала всё, что от неё зависело, чтобы заставить меня понять, насколько Влад – прекрасный мужчина. Данилова всегда предельно откровенна, с душой нараспашку и за словом точно в карман не лезет, а мне хоть со стыда сгорай.
Влад внимательно слушает, периодически восклицает: “Конечно, я золото” и “Ну, само собой, что я ещё тот подарок небес”, а мне прибить его хочется. Но в итоге, на очередной его реплике, начинаю хохотать до колик в животе.
– Отдыхайте, дети мои! – разрешает Ленка, когда Влад помогает достать её чемоданы из багажника. – Только без глупостей!
– Постараемся, – смеюсь, а она звонко целует меня в щёку и скрывается в недрах подъезда, а ярко-рыжий хвостик трясётся и подрыгивает в такт каждому шагу. Чемоданы забирает Игорь, и пару минут мужчины о чём-то треплются, точно знают друг друга всю жизнь.
Всё-таки у парней всё намного проще. Вон, их даже не волнует, что на них одинаковые рубашки надеты.
– Готова? – спрашивает Влад, когда машина выруливает на центральную магистраль, а дом Даниловой остаётся далеко за спиной.
– Честно? Нет, – смеюсь, но это нервное. – Вообще не готова. Сотню страхов себе уже успела придумать.
– Дурочка. – Берёт мою руку в свою и крепко сжимает, пытаясь то ли успокоить, то ли передать мне часть своей силы и уверенности. – Всё будет хорошо, просто посидим, отдохнём. Мне кажется, мы это заслужили.
– Оно-то понятно… просто я подумала: а вдруг я твоим друзьям не понравлюсь? Вдруг они привыкли к Алисе, а тут я…
– Нет, ты не дурочка, ты сумасшедшая, – хохочет и, остановившись на перекрёстке, быстро целует меня в губы. – Алису мои друзья терпеть не могли, а она отвечала им взаимностью.
– Не повезло… – А у самой улыбка до ушей.
Дальше едем молча, слушая музыку, а меня так и подмывает спросить у Влада, что его тревожит, но держу себя в руках. Ещё решит, что я навязчивая приставучая дурочка.
Ворота “Левады” приветливо распахнуты, и я снова ощущаю предвкушение и какой-то внутренний полёт – такое со мной случается каждый раз, когда мы приезжаем сюда. Наверное, так ощущается всепоглощающее самое настоящее счастье. И свобода.
Вдалеке слышатся голоса. Настолько громкие, что доносятся даже сквозь обшивку автомобиля, перебивая музыку. Руки слегка дрожат, потому что, несмотря на все уговоры Влада, не могу перестать волноваться.
Господи, хоть бы в обморок не свалиться.
– Всё будет хорошо, – шепчет на ухо Влад, подойдя сзади и крепко прижав к своей груди.
И да, я снова ощущаю возбуждение Влада, упирающееся в меня, и краска заливает лицо. И почему я всегда теряю контроль рядом с этим мужчиной? Ни о чём не могу думать, только о нём.
Влад, словно почувствовав, что так и до беды недолго, отпускает меня и идёт обратно к машине. Достаёт из багажника объёмные бумажные пакеты, внутри которых что-то гремит и шуршит.
Хоть камни с неба будут падать, а Влад не забудет о еде. Вот, рядом с кем нужно находиться в случае Апокалипсиса – голодной смертью не погибнешь уж точно.
Сворачиваем левее, проходим по узкой тропинке, вымощенной разноцветной тротуарной плиткой, а по обе стороны тянется плотный ряд декоративных кустов и аккуратно подстриженных деревьев. Воздух постепенно наполняется вечерней прохладой, избавляясь от духоты знойного полдня.
С каждым шагом голоса всё громче, и вскоре мы выходим на идеально круглую поляну, на которой уже дымится мангал, а чуть дальше виднеется аккуратный, будто игрушечный, деревянный домик. На поляне двое мужчин о чём-то ожесточённо спорят, размахивая руками, а высокая девушка с потрясающей фигурой и белоснежными волосами, собранными в небрежный хвост, расставляет на столике тарелки.
