Текст книги "Подари мне надежду (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Снова киваю, претворяя его совет в жизнь. Сердце стучит в груди, но я уже не трясусь, как осиновый лист. Знаю, что делаю всё правильно, а остальное никого не касается.
Обхватываю губами гладкую головку и касаюсь её языком, а Влад вздрагивает. Надеюсь, от удовольствия. С каждым мгновением становлюсь смелее, беспечнее, и вот уже наращиваю темп, ловя именно тот ритм, от которого мой мужчина так сладко – невыносимо сладко – стонет. Я и сама возбуждена до такой степени, что готова кричать, насколько сильно его хочу. В голове туман, и ни единой адекватной связной мысли.
– Я не могу больше, чёрт, – выдыхает, резко хватает меня за плечи и рывком поднимает вверх. – Я должен оказаться в тебе, понимаешь? Или сдохну сейчас.
– Тогда возьми меня, – почти умоляю, а Влад криво улыбается и укладывает меня на живот.
Я не знаю, что будет сейчас – так мы ещё не пробовали, – но, когда тёплая рука касается промежности, а гибкий палец проверяет мою готовность, всхлипываю и подаюсь навстречу.
– Хочешь меня? – спрашивает на ухо, второй рукой лаская невероятно чувствительную к его прикосновениям грудь. – Хочешь…
– Не мучай меня, – снова всхлипываю, а Влад приподнимает мои ягодицы, сжимает их до сладкой боли и медленно входит.
– Вся моя, до последнего атома, – слышу сквозь шум в ушах и прогибаюсь в пояснице, чтобы открыть доступ, чтобы почувствовать ещё ярче всё, что Влад предлагает мне.
С каждым движением я взлетаю вверх и падаю вниз, тормозя за секунду до катастрофы. Оргазм настигает внезапно, вышибает дух, почти лишает сознания, и я тону в этом мареве, качаюсь на волнах удовольствия, а всё, что могу: выкрикивать в вечность имя того, кто так много уже успел подарить.
24. Аня
С той ночи прошло почти три недели, а мне кажется, что с каждым днём я становлюсь всё счастливее. И это почти пугает. Иногда, проснувшись среди ночи, долго лежу, глядя в потолок, слушаю дыхание Влада и думаю, что вот скоро, совсем скоро, обязательно что-то случится. Тревожные мысли всплывают сами по себе, не дают ещё долго уснуть, и я считаю мерные удары большого сердца мужчины, неожиданно ворвавшегося в мою скучную жизнь, перевернувшего своей улыбкой привычный мир с ног на голову – мужчины, ставшего для меня целой Вселенной. Так просто и сложно одновременно, потому что я при всём желании не смогу описать все чувства, что испытываю к нему: острая и терпкая смесь любви и нежности, благодарности и страсти – страсти, родившейся не здесь и не сейчас, а пульсирующей по нашим венам, кажется, тысячелетия.
И пусть для волнения нет ни единой предпосылки, но так хорошо не может быть постоянно. Я не дурочка и очень хорошо знаю, что радужное счастье не длится вечно, ибо жизнь – не кино и не книжки, тут всё намного сложнее. И непредсказуемее. Но пока что у нас есть совместные рассветы, завтраки и ужины, редкие прогулки, если не сильно устаём, деликатная вежливость в рамках работы, поцелуи тайком: эти мелочи наполняют наши дни, и я растекаюсь медовой лужицей.
И каждый день я говорю себе, что даже если всё сломается, рухнет, растворится в тумане сырых рассветов, у меня останется это счастье, что распирает сердце, заставляя его биться быстрее. Память никто не сможет у меня отнять, а помнить лучше всего о хорошем, а иначе недолго провести жизнь, мучая себя злостью и ненавистью.
Я ни с кем не делюсь своим счастьем, эгоистично считая, что оно принадлежит только мне. Лена, занятая своей личной жизнью, звонит нечасто, а если и общаемся, то всё больше об Игоре. Данилова вот точно не из тех, кто будет хранить детали в секрете – ни в одном месте вода не держится. Зато её словоохотливость избавляет от необходимости расплёскивать свою радость или врать. И это ведь плюс.
На работу ездим по отдельности, и это целиком и полностью моя инициатива. Работая в “Книгомании” уже три недели, быстро поняла, каким пристальным вниманием награждают Влада. Особенно после того, как прошёл слух о его разводе. Сотрудницы за смену находят сотни очень важных поводов, чтобы случайно показаться ему на глаза. И хоть он держится со всеми, даже со мной, холодно и отстранённо, не давая шанса никому из них, девочки пытаются. Ну, в добрый путь, я уже даже не ревную. Забавно очень смотреть на их попытки, зная, что ночью он будет любить меня, нашёптывая пошлости и нежности, заставляя взлетать настолько высоко, что не вздохнуть без его помощи.
Как я не пыталась узнать, каким образом сотрудники пронюхали о скором разводе Влада, толку никакого: все знают, все уверены, многие надеятся, а откуда информация – никто не говорит. Ну и ладно, главное, чтобы о нашем романе никто не пронюхал, иначе у самого Влада могут быть крупные неприятности. Не думаю, что человеку в его должности, ответственного материально, можно позволить себе иметь роман с подчинённой.
В общем, шифруемся, как можем, и пока, вроде бы, хвала небесам, всё получается. Но долго ли? Загадка.
– Какие планы на сегодня? – спрашивает Влад, а я сладко жмурюсь, пряча улыбку в чашке утреннего кофе. – У нас всё-таки впервые за три недели общий выходной.
– Можно поехать погулять или…
– … в “Леваду” проехаться, на лошади покататься, – заканчивает за меня мысль, так точно угадав желание. Он всегда угадывает, всегда знает, что нужно сделать или сказать, чтобы заставить меня чувствовать себя самой счастливой.
Мы не говорим о любви. Но разве она проявляется в словах? Можно тысячу раз на дню сказать о чувствах, признаться в них, спеть красивую песню и подарить цветочек, а за спиной крутить романы и говорить гадости. Нет уж, лучше уж вообще молчать, каждый день доказывая друг другу, что всё это не просто так. Что всё это надолго.
Влад сидит напротив, а из одежды на нём только белоснежное полотенце, обмотанное вокруг бёдер. Капли воды после душа усеивают золотистую кожу, а я любуюсь рельефом мышц, и думаю о всякой радужной ерунде. Обрывки мыслей, тепло эмоций и радость текущего момента – это ли не счастье? Простое и понятное.
Вдруг телефонный звонок нарушает ленивый ход мыслей, а я напрягаюсь, потому что отлично знаю эту мелодию. Она стоит у меня на единственного абонента. По идее, самого близкого человека, а на поверку… ох, всё сложно.
Ладони мгновенно влажнеют, а на лбу выступает испарина. Смотрю на Влада, стоящего сейчас у подоконника и выпускающего струйки дыма в открытое окно. Снова курит, здоровье гробит… так, о чём это я? Телефон. Чёрт, да, нужно трубку взять.
– Аня, кто там такой беспокойный? – интересуется Влад, а я не знаю, как объяснить, почему панически боюсь снять трубку.
– Это мама, – пищу, потому что голос не слушается. Совершенно.
– Хочешь, я отвечу? – улыбается, а взгляд серьёзный, изучающий. – Ты как-то побледнела…
– Нет! – выкрикиваю и подскакиваю на месте. – Я сама!
Чёрт, снова паника, нужно успокоиться.
Пока беру в руки телефон, пока решаюсь нажать на зелёную кнопку, вызов обрывается. Фух, облегчение… сама потом перезвоню, когда решу, что говорить, а о чём промолчать. Но мама у меня женщина настойчивая, снова перезванивает.
– Анюта, у тебя всё хорошо? – волнуется, оставив в стороне ненужные приветствия. – Ты так долго трубку не брала, я уже себе всякого надумала!
Мама кажется не на шутку встревоженной, потому спешу её успокоить. Нет, у меня ничего не случилось. Да, у меня сегодня выходной. Конечно, я помню, что нужно хорошо питаться и вести себя прилично. Нет, меня никто не обижает, я могу за себя постоять. Само собой, я ложусь спать вовремя.
И так до бесконечности, одно и то же по кругу.
– Аня, я вот чего тебе звоню, – продолжает мама, – я к тебе завтра в гости приеду. Во-первых, очень соскучилась. Во-вторых, хочу увидеть, как ты устроилась в новой квартире.
Вот и приплыли. Что делать-то?! Что делать?
– А ты себя точно хорошо чувствуешь, чтобы в такую даль ехать? – предпринимаю робкую попытку остановить локомотив моей жизни, несущийся на полном ходу в пропасть.
– Не беспокойся. – Мама и правда, очень бодрая, непривычно оживлённая. И мне даже на минуточку кажется, что у нас снова всё хорошо. – В общем, завтра, прямо с самого утра, жди с гостинцами. Я люблю тебя, дочь.
И, не дождавшись моего ответа, вешает трубку.
– Всё хорошо? – спрашивает Влад, возникая бесшумно за спиной.
Нет, не всё хорошо. Всё очень плохо. Но, если Влад меня поймёт, если выслушает, то, может быть, мы с ним справимся? Вместе.
25. Влад
Аня, бледная, как стена, смотрит на меня огромными глазищами, в которых плещется чёрт знает что.
Ни разу за всё время нашего знакомства не видел такого затравленного выражения на её лице. И это, мать их, мне совсем не нравится. Что там могло стрястись? Умер, что ли, кто-то? Потому что, судя по панике, очень даже похоже.
Так, Киреев, думай, напряги фантазию и опыт. Что мы имеем?
Сначала было всё хорошо.
Позвонила мама.
Стало плохо.
Незатейливый сюжетец, однако.
Значит, проблема в этом разговоре. Но, простите, какого грёбаного чёрта Аня сейчас выглядит так, словно над ней дамоклов меч навис?!
– Все живы? – интересуюсь, чтобы сразу отмести в сторону самое худшее.
Потому что только смерть невозможно исправить, всё остальное – ерунда.
– Да… конечно.
Уже проще.
– Собирайся, – кидаю и иду к двери. – Поедем по городу покатаемся, позавтракаем. Жутко хочу на воздух.
Аня трёт покрытые мурашками предплечья, пытаясь то ли согреться, то ли прожечь на коже дыру, а я лихорадочно соображаю, что делать дальше. Но инстинкты и интуиция, выработанные и отшлифованные до идеала, ведут вперёд и подсказывают, в каком направлении двигаться, чтобы не нарваться на мину. Загривком чую, что всё намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд, но со всем дерьмом будем разбираться по мере поступления.
Проходит, наверное, пару минут, но Аня не торопится принимать предложение. Чёрт.
Возвращаюсь в кухню, уже полностью одетый, а она так и сидит за столом, только голову ещё ниже опустила, занавесившись тёмными волосами. Да что ж за долбаный цирк?!
Вот, снова контроль теряю. Рядом с Аней что-то слишком возбудим, и не только в сексуальном смысле. Уже и забыл, что могу так остро принимать к сердцу чьи-то проблемы. А то, что у моей прекрасной нудистки проблемы видно невооружённым глазом, а я, чёрт возьми, совершенно не в курсе, что с этим всем делать.
– Так и будешь тут сидеть? – спрашиваю, присаживаясь на корточки напротив.
Беру её руки в свои, поглаживаю большим пальцем тонкую кожу на запястье, под которой извиваются тонкие голубые вены.
– Нет, я… я хотела пойти, одеться, но что-то задумалась, – всхлипывает и встряхивает головой, чтобы убрать упавшие на лицо волосы. – Прости, я сейчас, быстро.
Пытается встать, но я сильнее: останавливаю и сжимаю её дрожащие руки ещё крепче. Чтобы понимала: я рядом, от меня так просто не сбежать и не избавиться.
– Поехали гулять, – заявляет решительно, а я встаю и рывком отрываю её от пола. – Сумасшедший.
Тихо смеётся, болтает ногами в воздухе и кладёт голову мне на грудь, а я прижимаю к себе стройное тело, понимая, что простые объятия в этот момент ей нужнее всего. Не знаю, откуда во мне эта уверенность, но с каждым днём всё острее ощущаю эту девушку. Она прорастает в меня, забравшись однажды под кожу, а я и счастлив, как дурак.
Я почти не знаю, что такое любовь к женщине. Какой она должна быть? Когда-то мне казалось, что я люблю Алису, но очень быстро пришло понимание, что всё это вовсе не то. Страдал ли я без всей этой романтической шелухи? Не очень. Но вот рядом с Аней мне кажется, что я нашёл себя, нашёл что-то в себе – то, что делает меня другим.
И это ли не чудо?
Пока Аня собирается, курю, глядя на улицу за окном, но почти ничего не вижу. Просто мелькающие перед глазами разноцветные пятна, но ничего конкретного. Одна сигарета за другой, в итоге пачка пустеет, а я не понимаю, накурился ли. Какое-то сосущее чувство в районе грудины, какое рождается всегда, стоило почуять опасность. В такие моменты я ухожу глубоко в себя, прислушиваюсь к подсознанию и много курю.
И почему мне кажется, что Аня ускользает от меня? Какое-то странное, ничем не обоснованное чувство, но от него с каждым мгновением всё сложнее избавиться. Чёрт, паранойя какая-то.
Готов ли я отпустить? Хрена с два.
Примерно через час садимся в машину, и я завожу мотор, понимая, что сегодня хочу просто кататься по дорогам, не думая о том, кто я и куда еду. Просто мчать вперёд, останавливаться в самых неожиданных местах, чтобы перекусить, и снова ехать вперёд. Будто гонкой на предельных скоростях можно что-то изменить, но, может быть, мозги на место встанут, и до меня дойдёт, какого чёрта Аня сама на себя не похожа.
– Что случилось? – спрашиваю, останавливая машину у крошечной придорожной гостиницы с притулившейся рядом кафешкой. Надо поесть, срочно закинуть хоть что-то, пока не стошнило.
– Я… – теряется, а я резко распахиваю дверцу машины и в два шага оказываюсь рядом с Аней. Буквально вытаскиваю наружу, а моя прелесть приглушённо пищит. – Я не знаю, как тебе объяснить, – жалобно всхлипывает и смотрит на меня ставшими просто огромными глазищами, в которых застыли непролитые слёзы. – Боюсь.
Чёрт его знает, что за хрень творится.
– Чего ты боишься? Меня? Маму свою? Кого? – не выдерживаю и чуть сильнее, чем следует, сжимаю пальцами хрупкие плечи. – Тебя обидел кто-то?
Ещё немного и я сорвусь: разорусь, выйду из себя, а это будет точно не то, что сейчас поможет.
– Нет! – выкрикивает и глубоко дышит, как делает всегда, чтобы не расплакаться. – Я боюсь, что ты обидишься, я боюсь, что не поймёшь!
Она выкрикивает последние слова, балансируя на краю истерики. Чёрт! Прижимаю её голову к груди, лихорадочно соображая, чего именно я могу не понять.
– Аня, я вот сейчас спрошу кое-что, – выдавливаю из себя по капле то, что так неожиданно стало причинять боль. То, от чего я упорно прятался, отгоняя гнилые мысли прочь. – У тебя кто-то есть? Кроме меня? Может быть, жених дома или ещё какой хер моржовый?
Она пытается высвободиться, а я понимаю, что, наверное, слишком груб сейчас, но не могу иначе. От мысли, что Аня могла обманывать меня, в голове пульсирует боль. Всё-таки измена Алисы, как оказалось, ударила по мне больнее, чем казалось на первый взгляд.
Гордость, чтоб её.
– Совсем сдурел? – шипит, но отстраниться ей не даю. – Придурок! Нет у меня никого! Как у тебя вообще язык повернулся?!
Она злая, и это для меня лучший ответ из возможных. Не ластится, ни в чём не убеждает – злится, и вдруг так спокойно становится, так легко. Точно после марафона финишировал.
– Тогда какого хрена? Что я там могу не понять? Если у тебя нет другого мужика, то больше меня ничего не парит.
Аня постепенно успокаивается, а я ослабляю хватку, потому что боюсь задушить её. А я могу, да. Слишком уж радостный, идиот.
– Завтра приезжает моя мама, – бурчит Аня, а я приподнимаю пальцами её подбородок, чтобы видеть сейчас глаза. И понять больше, чем скажет. Но она молчит.
– И? Мне уже сейчас нужно как-то на это отреагировать? В обморок упасть?
– Моя мама… она очень сложный человек. Очень. И иногда может вести себя странно… – Слова даются Ане с трудом, а я не перебиваю, слушаю внимательно, чтобы не спугнуть. – Она иногда может устроить истерику на пустом месте, просто потому, что ей что-то померещилось.
– Ну, в плане истеричности моя бывшая тёща даст фору всем на свете, потому не испугала. Что ещё? На что я там обидеться должен был по-твоему?
– Понимаешь, у неё есть пунктик один, – робеет, отводя взгляд, – странный, но он ей здорово отравляет жизнь. И мне. Она считает, что красивые мужчины по умолчанию подонки. – Вот же затейница у неё мамуля. – Её невозможно переубедить, она даже кино не смотрит, если ей актёр кажется красивым. Она немножко… не в себе бывает. Это из-за папы, она его слишком любила, а когда он ушёл к другой женщине, чуть-чуть помешалась.
Что-то мне кажется, что там далеко не “чуть-чуть”, но ладно, подумаю об этом потом.
– И какое это имеет значение в нашем с тобой случае?
– Я ведь ей не говорила, что мы вместе, – снова всхлипывает и сейчас кажется такой несчастной, что у меня лишь желание снова сжать её в объятиях, пока она мне под кожу не врастёт. – Понимаешь? Она не знает, что мы живём в одной квартире, вообще о тебе ничего не знает. Я ведь… должна была ей сказать, да? А завтра она приедет и что? Устроит скандал, гадостей тебе всяких наговорит, и я не знаю, как это всё предотвратить.
Господи, какая же дурочка. Нашла из-за чего переживать.
– Влад, я хотела ей сказать. Каждый день просыпалась и хотела позвонить, рассказать, что у меня есть ты, и что я самая счастливая, но боялась. Я трусиха всё-таки.
Изо всех сил старается не плакать, а я беру её за руку и веду в сторону входа в кафе. Надо поесть, определённо нужно поесть.
– Ты не думай, я не собиралась всё время это скрывать, но ведь получается, что я заставляю тебя знакомиться со своей мамой. Это нехорошо, будто бы вынуждаю. Дикость какая-то. Но и просить тебя съехать я тоже не могу. Вла-ад, – протягивает, когда помогаю ей усесться за столик. – Не молчи. Ты не злишься? Я такая глупая, но я запуталась.
– А ты не тарахти, – улыбаюсь и целую её в макушку. – Всё будет хорошо, я тебе обещаю.
– Я боюсь, – вздыхает, – что она тебе каких-нибудь гадостей наговорит. Я сбежала от этого, от её приступов периодических, но она моя мама… я люблю её. Она вообще хорошая, ты не подумай!
Напрягается, гордо вскидывает голову и смотрит на меня угрожающе, готовая защитить близкого человека, если вдруг что-то там себе подумаю.
– Аня, прекращай, – обворожительно улыбаюсь, подталкивая к Ане принесённое официантом блюдо с острыми куриными крылышками, – я же просто прелесть, а не мужик. Да твоя мама растает, когда увидит меня. Ну? Чего грустишь? Я же могу быть очаровательным засранцем, не только строгим начальником.
– То есть ты хочешь с ней познакомиться? – Смотрит, прищурившись, с недоверием так смотрит. – Но это совсем необязательно. Если не хочешь, не надо!
Паникует, дёргается, но я отмахиваюсь, чтобы прекращала.
– И что в этом такого?
– И тебе не кажется, что это рано? Три недели ведь всего, как мы знакомы… зачем тебе эта возня?
Нахохлилась, провоцирует, хоть и сама, наверное, не отдаёт в этом отчёта, а в глазах робкая надежда загорается.
Неужели она нормальных мужиков не видела раньше?
– А почему нет? И да, если тебе так будет спокойнее, я могу на время её визита уничтожить все следы своего пребывания в квартире. Пусть мама не нервничает больше положенного.
Аня улыбается и берёт с блюда одно крылышко. Вертит его в пальцах, но есть не торопится, а я продолжаю:
– Прорвёмся. И я даже могу пообещать, что буду держаться от тебя на пионерском расстоянии. Пальцем не трону! Чубчик причешу, рубашечку белую надену и буду примерным мальчиком, который голой женской коленки в жизни не видел.
Аня запрокидывает голову и заливисто смеётся.
– Я же говорила, что ты невероятный?
– Не помню, потому можешь повторить.
– Ты невероятный, самый лучший, умный и невозможный человек из всех, кого я когда-то знала. И да, с тобой я счастлива.
– И это самое важное, а всё остальное разгребём, не бери в голову.
26. Аня
За всю ночь я так и не сомкнула глаз, вертелась с боку на бок, собирая мысли в кучку и выравнивая смотанные в клубок нервы, но волнение, казалось, только усиливалось. Несколько раз вставала, находила предлоги подольше задержаться в кухне: пила воду, ела наспех сделанные бутерброды, вкуса которых не чувствовала, даже попыталась курить, но эта затея быстро провалилась, потому что от горького вкуса табачного дыма и неприятного запаха стало ещё хуже.
В шесть машинально, на автопилоте, приготовила завтрак, разбудила Влада, но из-за нервов меня тошнило, потому еле-еле заставила себя выпить кофе, хоть Влад и смотрел осуждающе.
На работу впервые за три недели ехали вместе. Просто потому, что я не хотела оставаться одной. Пусть хоть лишние пять минут, но с Владом – с ним спокойнее, с ним увереннее. Всю дорогу молчали, а Влад держал меня за руку, крепко сжимая, передавая своё тепло. И оно согревало, разгоняло кровь, делало меня счастливее.
Вот так просто держаться за руку, не думая о плохом, оставляя в стороне все страхи и невзгоды. Именно этим утром, следя за дорогой через окно машины, я поняла одну простую вещь: даже если мир рухнет, расколется на части, я не оставлю Влада. И я буду драться, спорить и с Богом, и с Дьяволом, выгрызать своё счастье у судьбы зубами, но не уйду.
И от этого осознания стало легко-легко. И не волновало уже, что скажет мама, насколько крупный скандал закатит, обидится ли, начнёт ли истерить – неважно. Важен лишь мужчина, в молчаливой поддержке сжимающий мою ладонь.
– Так, я следы преступления все подчистил, – говорит Влад, останавливая машину в квартале от “Книгомании”. Показывает рукой на заднее сидение, где лежит большая спортивная сумка, набитая его вещами – теми, что могут пригодиться, пока будем жить врозь.
– Спасибо тебе, – подаюсь вперёд и целую Влада в губы.
Но Влад не даёт отстраниться: фиксирует голову рукой, второй обхватывает моё лицо и впивается в губы поцелуем. Он беспощадный, яростный, но в этом весь мой Влад: непризнающий полумер, с душой, протянутой мне на раскрытых ладонях.
– Всё будет хорошо. Ты же помнишь?
– Конечно, – улыбаюсь, целую напоследок в гладко выбритую пахнущую бризом щёку и выхожу на улицу.
Влад заводит мотор, и сквозь тонированное непроглядное стекло мне не видно его лица, но почему-то кажется, что он улыбается. Мне. И от этого ещё легче на душе.
Пятнадцать минут и я уже в магазине, где суета и круговорот событий не дают расслабиться. Мне нравится моя работа, нравятся покупатели, книги, сама атмосфера. Да и сотрудники, в общем и целом, прекрасные ребята, потому скучать некогда. И забивать голову ерундой тоже.
Но всё-таки расслабиться до конца не получается, и я постоянно смотрю на часы, отсчитывая невольно время до часа Х. Электричка должна прийти в шесть, и я даже отпросилась у начальства на полчаса, чтобы успеть встретить маму на вокзале. Нужно подготовить её к тому, что в моей жизни произошли кое-какие перемены, а это непростая задача.
“Не забыла о ресторане? Сегодня в восемь”, – приходит сообщение от Влада, а я прячусь между стеллажами и торопливо набираю ответ:
“Не забыла. Но если до девяти мы не появимся, вызывай полицию с собаками и ищите мой хладный труп”.
“Юмористка. Ха-ха-ха”.
В ответ посылаю лишь смайлик, показывающий язык, а Влад, недолго думая, присылает стикер, на котором мультяшный енот наказывает хлопками по малиновой заднице свою вторую половину, уложив её на колени.
Как ребёнок, честное слово.
Но стикер неожиданно веселит меня, и следующие пару часов порхаю по магазину, уверенная, что всё действительно будет хорошо. Потому что Влад обещал.
Возле кассы ни одного покупателя, до конца смены целый час, и я занимаюсь тем, что поправляю витрину, складывая на место перепутанные книги и выравнивая их, возвращаю “лицу магазина” товарный вид. Воспользовавшись паузой, охранник выходит покурить, оставив меня одну. Краем глаза слежу за входом, но там ничего подозрительного, да и перекур, обычно, не длится вечность.
Вдруг что-то твёрдое упирается мне в бок. Замираю, вытягиваясь струной. В моих руках тяжёлая книжка, и я впиваюсь в неё пальцами до хруста в суставах, до боли.
– Деньги гони, красотка, – шипение на ухо, а меня обдаёт странным сладковатым ароматом. – Быстро.
Первой приходит паника, следом за ней – злость. Но я стараюсь не делать резких движений, потому что остаться с дыркой в боку совсем не хочется. Что там у него? Нож? Пистолет? Мамочки.
Ноги ватные и дрожат, но я делаю глубокий вдох, чтобы рассеять паническую пелену перед глазами.
– Ну, чего застыла? Бабки, говорю, гони.
Хочу закричать, но голос не слушается. Вместо крика на свободу рвётся приглушённый хрип, и я закусываю щёку изнутри, чтобы не расплакаться ненароком.
Мамочки, что делать?!
Мысли бурной рекой плещутся в тяжёлой голове, перед глазами туман, а зубы стучат так, будто я на мороз голышом выбежала. Сколько проходит? Мгновение? Минута? Целый час? Не понимаю. Делаю рывок, пытаюсь оттолкнуть от себя незнакомца, ударить его всё ещё зажатой в моих руках книгой, а он матерится и двигает меня по плечу. Случайно или намеренно – уже неважно.
Лечу, выставив впереди себя руки, чтобы хоть как-то смягчить падение, а со всех сторон раздаются крики, возгласы, маты. Я не разбираю слов, не понимаю, о чём говорят все эти люди – лишь, кажется, бесконечно лечу, крепко зажмурившись.
То ли от шока, то ли от боли вырубаюсь, и меня почти засасывает вязкая тьма, но чьи-то руки выдёргивают из мутного марева.
– Аня, доченька, очнись! Сейчас врач приедет, уже вызвали.
Меня тормошат и дёргают, и я резко распахиваю глаза, но вижу лишь темноту. Лоб болит, шею ломит, а по спине, кажется, каток проехал.
Чёрт, пол.
Переворачиваюсь кое-как на бок, потом на спину, а знакомый до боли голос успокаивает, убеждая, что всё будет хорошо.
– Мама?
Наверное, я всё-таки умерла. А иначе, откуда такие глюки? Мама же должна ещё в поезде тарахтеть, а она вот здесь, совсем рядом, смотрит на меня перепуганно. Точно, умерла.
А мама тем временем, мало похожая на мираж, причитает, захлёбываясь словами и эмоциями:
– Анечка, доченька, я так испугалась! Он толкнул тебя! У него был нож!
А говорят ещё, в книжный магазин ходят приличные люди.
Прислушиваюсь к своим ощущениям, аккуратно шевелю ногами, руками, трясу для надёжности головой, и понимаю, что всё нормально. Первый приступ боли отпустил, но назавтра, наверное, будет шишка – всё-таки лбом об пол слегка приложилась. Трогаю руками нос, провожу языком по зубам… целые. Всё целое. Хорошо.
– Это, наверное, просто обморок. А ты… ты как тут?
Но ей не дают ответить, потому что рядом возникает Влад. Он молчит, лишь напряжённо вглядывается в моё лицо: ощупывает его взглядом, ласкает и взгляд этот говорит так много, что никаких бы слов не хватило.
Сглатываю и пытаюсь сесть, опираясь на протянутую сильную руку. Господи, как же хочется его поцеловать, прижаться к груди, но слишком много вокруг “нельзя”.
– Аннушка! – восклицает мама, а голубые глаза горят восторгом. – Этот молодой человек, – взмах руки в сторону сидящего на корточках рядом со мной Влада, – так лихо обезвредил этого бандита! Можно сказать, что он тебя спас! – И уже Владу лично: – Спасибо вам!
– Это моя работа, – усмехается мой спаситель. – И ещё… да, работа.
– Ничего не знаю, – отмахивается мама, – но вы самый настоящий герой! Вы спасли мою дочь! Он наркоман был, да? Грабитель? Страх-то какой… И часто у вас здесь такое?
Мама тарахтит, а я зажмуриваюсь крепко, восстанавливая дыхание и возвращая себе душевное равновесие. Вокруг хлопочут сотрудники: каждому интересно, что на самом деле произошло и как я себя чувствую. Меня ведут в подсобку, где дают горячий сладкий чай и ставят на стол рядом блюдо с какими-то печеньями. От всей этой суеты начинает кружиться голова, но в общем я чувствую себя неплохо. Хорошо даже я себя чувствую.
В кабинет влетает мама, а на щеках лихорадочный румянец горит. Садится рядом, берёт мою руку в свою и гладит по несчастной голове.
– Доченька…
В голосе нежность, а в глазах слёзы застыли.
– Мама, всё хорошо, чего ты? Не переживай. Просто упала, даже уже не болит ничего.
– Легко тебе говорить! – восклицает и качает головой. – Не твою дочь какой-то наркоман пытался зарезать.
– Ты… ты вообще как тут оказалась?
Мама смеётся и целует меня в лоб, как делала всегда, когда подозревала у любимой дочери повышенную температуру.
– Изменили расписание поездов, потому я приехала пораньше. Решила сделать сюрприз. Да и ты после работы, наверное, слишком уставшая, чтобы ещё и на вокзалы ездить. Потому вот, приехала. Оставила вещи в камере хранения, взяла такси и добралась. Захожу в магазин, а тут ты… и этот грабитель. Я взвизгнуть не успела, на помощь позвать, а он толкает тебя, ты падаешь, появляется из ниоткуда этот представительный молодой человек, обезвреживает его… герой!
Мама тарахтит, точно пулемёт, даже пауз между словами почти не делает, вся переполненная эмоциями: смесь страха за меня и восторженного оживления. Ещё минут пять, наверное, расписывает мне, как Влад появился, как схватил уже почему-то насильника и кровожадного убийцу за шкирку, как чуть не убил… и всё больше деталей громоздит сверху, а я улыбаюсь всё шире.
Поток восторгов прерывает вошедший врач в белом халате, и маме приходится на время замолчать. Мне светят в глаза фонариком, проверяют рефлексы, просят высунуть язык, дотронуться до носа, назвать свой точный адрес и место рождения, меряют давление, предлагают попрыгать на одной ноге. После тщательного осмотра, от которого я устала больше, чем от падения и всей своей предыдущей жизни, выносят вердикт, что жить я буду и обошлось даже без сотрясения. И оставляют в покое: пить чай и заедать его печеньем. Правда, советуют взять всё-таки пару выходных, чтобы подлечить нервишки.
– Неделю! – категорично заявляет мама, а врач хмыкает.
Как только врач, пожелав нам здоровья, выходит из кабинета, входит Влад. Он мрачный и хмурый, но всё-таки находит в себе силы улыбнуться моей маме.
– Я хочу вас ещё раз поблагодарить! – восклицает та, а Влад отмахивается.
– Да, Владислав Павлович у нас настоящий герой, – говорю, пряча улыбку в чашке с чаем. – Спаситель дев в беде.
Мама ещё что-то тарахтит, Влад слушает, кивая, но смотрит только на меня. А я улыбаюсь ему, потому что не могу иначе. Несмотря ни на что, счастлива. Мама тем временем уходит искать туалет, чтобы помыть руки, и мы остаёмся с Владом одни.
– Ань, ты как? – спрашивает Влад, подойдя ко мне и присаживаясь на корточки рядом. – Я, блядь, чуть инфаркт не заработал. Думал, голову оторву этому придурку голыми руками, когда увидел, что он тебя толкнул.
– Тсс, всё хорошо, не переживай, – убеждаю, прислушавшись к себе. – Даже врач сказал, что всё отлично.
– Это я знаю, я с ним беседовал.
Почему-то даже не сомневалась.
– Что-нибудь хочешь?
– Есть, – киваю, вдруг ощутив, как в голодном спазме сжимается желудок. – Очень.
– Как думаешь, такого героя твоя мама примет? – усмехается, проводя пальцем по моей щеке. – Заслужил?
– Если бы я ещё знала, – пожимаю плечами, а Влад смеётся.
– Ну, придётся ей смириться. Где она второго такого красного молодца найдёт?
Влад встаёт, я допиваю чай, а в кабинет возвращается улыбающаяся мама. Ещё и поёт что-то чуть слышно, счастливая такая, а я думаю, что у неё явно что-то ещё радостное произошло, раз она так светится. И по телефону голос казался уж больно бойким, и никакой тоски в глазах… странно.
