Текст книги "Невеста (СИ)"

Автор книги: Лина Анге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Я же лежала в той же позе, в которой еще минуту назад изнемогала от ласк мужчины – распластанная на кровати – и не могла пошевелиться от страха, сковавшего каждую частичку моего тела.

Зверь снова издал душераздирающий рев и обернулся на меня, смотря сверху вниз, как ястреб смотрит на мышку-полевку, перед тем, как спикировать на нее с высоты и убить одним ударом клюва. Мне показалось, что он вот-вот вцепится в меня своими когтями и клыками, но вместо этого одним затяжным прыжком животное выскочило из комнаты, проломив двери.

Я осталась одна, но все так же лежала, потому что сил, чтобы даже повернуть голову, не было. Я смогла только сделать вдох и закрыть глаза, пытаясь унять дрожь и колотящееся о грудную клетку сердце.

Однако, долго приходить в себя мне не дали – я почувствовала, что моего плеча коснулась прохладная ладонь:

– Эй, ты живая? – прозвучал женский голос рядом со мной.

– Кажется, да, – проговорила я, сама удивляясь тому, что еще способна отвечать и вообще связно мыслить.

Я открыла глаза и увидела перед собой ту самую рыжеволосую девушку, которую я видела вчера вечером и которую Царь, кажется, называл Лилит.

– Идем тогда скорее, – она потянула меня за руку, но тут же выпустила, поняв, что я сейчас настолько же подвижна, как куль с мукой, – слушай, ты, конечно, можешь остаться лежать здесь, мне по большому счету все равно, но Он может скоро вернуться, и что-то мне подсказывает, что лучше бы тебя к этому моменту здесь уже не было.

Представив, что мне еще раз придется столкнуться с ужасным крылатым монстром, или того хуже – самим богом в своей человеческой ипостаси и придется с ним объясняться или даже продолжать прерванное, я содрогнулась от страха, откуда-то взялись силы и я села на кровати. Только сейчас я осознала, что обнажена и попыталась натянуть на себя простынь, но Лилит моя нагота, по всей видимости, совершенно не смущало, потому что она тут же вновь схватила меня за руку и потянула за собой.

– Как же ты умудрилась его до такого довести? – буркнула девушка под нос, вроде как адресуя вопрос мне, но явно не рассчитывая на мой ответ. Я и не смогла бы ответить, потому что, во-первых, от пережитого страха я дрожала так сильно, что зуб на зуб не попадал, а во-вторых, я не имела ни малейшего понятия, что же, собственно, произошло.

Мы прошли в соседнее помещение, в котором, к моему счастью, никого не оказалось – ни самого Царя, ни его слуг, и девушка поволокла меня к столу. Только сейчас я обратила внимание на то, что там на полу были начертаны какие-то странные узоры – пересекающиеся линии, складывающиеся в какое-то подобие звезды с витиеватыми символами в ее лучах и в центре.

Лилит вытолкнула меня на самую середину рисунка, в ее руках откуда-то появились мои вещи, скомканные в бесформенную кучу, а также свеча и даже допитая бутылка злополучного вина. Она сунула их мне в руки, а сама быстро вышла за край рисунка, прищелкнула пальцами, и свеча в моих руках загорелась. От неожиданности я чуть не уронила свою одежду, чем заслужила недовольный то ли вздох, то ли фырканье рыжеволосой.

– Все. Отправляйся домой, – она махнула рукой, а я запоздало подумала, что нужно было бы ее поблагодарить.

– Спасибо, – произнесла я, но скорее всего Лилит меня уже не услышала, потому что за мгновение до этого у меня перед глазами потемнело, и я ощутила, что проваливаюсь в бесконечность.

Глава 16

Следующим, что я ощутила, была прохлада – моей кожи коснулось дуновение ветерка. Я открыла глаза и поняла, что снова стою на пепелище сгоревшей мельницы, и все также держу в руках свечу и свою одежду.

Вокруг царила темнота, разрезаемая только светом звезд и луны. Неужели уже наступила новая ночь? Или еще не закончилась предыдущая? Почему же в Навьем Царстве был день?

Я бы могла подумать, что все произошедшее мне привиделось, но ночной ветерок холодил обнаженные плечи, а кожа все еще помнила поцелуи бога, вспомнив о которых, я уже не могла стоять – ноги подогнулись и я рухнула на землю.

Что было в моей голове, когда я решилась идти сама к правителю потустороннего мира? Как я могла согласиться на это? Но тут же пришел ответ – Сокол, я делала это ради своего жениха и ради нашего с ним будущего. И что же я могу сделать теперь, когда единственная возможность его спасти, упущена? Ведь вернуться в Навь и предстать перед Царем я уже никогда не осмелюсь.

Перво-наперво я решила одеться. Мятая, местами порванная, испачканная в пепле одежда и я в ней выглядели откровенно неприглядно, но, одевшись, я почувствовала себя гораздо увереннее. Но, когда за моей спиной хрустнула ветка, я подскочила и завизжала, будто меня режут. Страх, начавший было отступать, вернулся, тисками сжимая сердце. Я тут же представила, что на меня из темноты несется крылатый монстр с огромными клыками и горящими желтыми глазами. Но, обернувшись со всей возможной проворностью, я увидела только кривое лицо Калины.

– Чего кричишь, полоумная? Ночь на дворе, – проскрипела ведьма, подходя ближе, – как вижу, вечер удался, – хмыкнула она, указывая куда-то мне на шею, и разразилась каркающим смехом.

– Нет, – сердито выдохнула я, чувствуя, как успокаивается зашедшееся бешенным ритмом сердце.

– Неужто Царь тебе отказал? – деланно округлила глаза женщина, – помнится, он никогда не был особо переборчивым…

– Нет, – снова буркнула я, алея щеками.

– Не понравилось, что ли? – уже более правдоподобно удивилась Калина, – или, наоборот, понравилось так сильно, что и Сокол уже не нужен? И ты теперь недоумеваешь, зачем тебе ведовские силы? – она снова засмеялась.

Предположение ведьмы показалось мне настолько абсурдным, что я задохнулась от количества эмоций и фраз, готовых сорваться с языка.

– Вовсе нет. Я не стала ведьмой, – перекрикивая ведьмин смех ответила я.

– Что так?

– Не хочу об этом говорить, с вами – тем более, – я отвернулась и пошла в сторону деревни подальше от Калины, мельницы и воспоминаний о Навьем Царе, о котором мне сейчас хотелось думать меньше всего.

– Такая твоя благодарность за помощь? – донеслось мне вдогонку.

– Хороша помощь! Отправили меня в логово монстра, а теперь еще спасибо вам за это говори!

– Если напряжешь свои куриные мозги, то припомнишь, что ты сама этого хотела, – не смотря на обидные слова тон ведьмы не был злым, скорее просто негодующе-усталым.

– Да! – я же, наоборот, неожиданно для самой себя начала кричать, – сама хотела чуть не умереть от ужаса, когда на меня скалил пасть крылатый монстр, сама хотела отдавать свою невинность незнакомцу в обмен на ведовство, которое мне и даром не нужно, но я же сама хотела, чтобы моего жениха за минуту до нашей свадьбы забрали в войско, и, разумеется, я сама хотела, чтобы вы лезли в мою личную жизнь.

Я разрыдалась. И от того, что наконец с криком выплеснулся весь страх, затаившийся в глубине сознания, копимый с того момента, как лицо мужчины, нависшего надо мной начало превращаться в звериную морду. И от того, что вместо первой брачной ночи с любимым я сейчас стояла озябшая, голодная и перепуганная посреди леса. От того, что кричала на женщину, от которой за последние дни видела только добро и помощь, даже не смотря на скрипуче-недовольную форму, в которой они преподносились. А еще потому что все мои метания и злоключения в конечном итоге ни к чему не привели – Сокол по прежнему находился в войске, идущем на войну, в которой он может погибнуть.

Неожиданно я почувствовала, что меня сгребли в охапку костлявые руки и неловко похлопывают по спине в очень неуклюжей попытке успокоить.

– Ну-ну, – просипела Калина, будто я маленький неразумный ребенок. Но, на удивление, мне сразу стало легче, и слезы высохли.

– Извините, – буркнула я, – я была несправедлива к вам.

– Кхе, – ведьма издала звук, похожий то ли на кашель, то ли на смешок, – если бы каждый раз, когда ко мне относились несправедливо, к моей жизни прибавлялся день, то я жила бы вечно.

Мы помолчали, раздумывая каждая о своем.

– Что же мне теперь делать? – наконец озвучила я, то, что тревожила меня больше всего.

– Иди домой и живи своей жизнью, – пожала плечами Калина, отпуская меня и, будто смутившись проявленной ко мне нежности, отвернулась, – пожалуй, это и хорошо, что ты не обрела Дара. Для тебя он бы стал скорее проклятьем.

– Но я не могу просто все оставить!

– Можешь-можешь, – скривилась ведьма, возвращая себе свой обычный холодно-надменный тон, – возвращайся в деревню и помолись своим богам о том, чтобы Сокол и остальные мужчины воевали достаточно хорошо, и северный враг не дошел до здешних мест с своим огнем и железом.

Слова женщины ошарашили и испугали меня – я ни разу не думала о войне, как о том, что может произойти со мной, прийти в мой дом, на мою землю. Это было чем-то далеким и чуждым, о чем говорится в старых былинах, но что не может случиться в моей жизни.

– Ты никогда не думала о том, что это долг Сокола – встать на защиту княжества?

Я отрицательно покачала головой – нет, не думала. Я думала только о себе и своих чувствах, о том, что в мне представлялась совершенно иная картинка моего будущего: там должны были быть семья и дети, совместные праздники… А проблемы с неспокойными северными соседями всегда казались неважными и ненужными.

– Идем, проведу тебя домой, – Калина мягко, но настойчиво повернула меня в сторону тропинки, что вела в деревню и подтолкнула в спину, – отдохнешь, отоспишься, а завтра будет новый день – что-нибудь решится.

Я покорно пошла вперед – накатило какое-то опустошение, чувство беспомощности и ужасной усталости, как будто я целый день носила мешки с картошкой.

– Сейчас придешь домой, ляжешь в кровать, будешь видеть сны, – бубнила рядом со мной ведьма, ни на секунду не замолкая. И я шла, едва чувствуя, как движется мои ноги, будто я ступала не потраве, а брела в толще воды.

– Вы что, как-то на меня воздействуете? – поняла я и попыталась стряхнуть с себя наваждение, а ведьма даже отпираться не стала:

– Да, но это то, что тебе нужно – успокоиться, расслабиться, отдохнуть, уснуть, забыть…

С каждым словом я и правда все меньше тревожилась, а голова становилась легче и невесомее.

Мы шли все дальше и дальше, а женщина все приговаривала и приговаривала, нашептывала свои заговоры. Я лишь краем сознания улавливала, о чем она толкует.

– Все будет так, как должно – будешь жить, как жила. Ни хорошо, ни плохо. Боги знают. У тебя своя судьба, у Сокола своя, недолгая. Улетит Соколик. Будешь ждать, но не дождешься. Оно и к лучшему. Встретишь другого, а нет – и так не беда. Судьба такая или другая – никто не знает, а все же лучше, чем ведьмой. Глядишь, и не дойдет сюда война. Боги ведают. Завтра новый день. И после, и затем, и потом – все день за днем сложится. А он уж не жилец. Так зачем…

Мое замутненное сознание все же зацепилось одну ведьмину фразу, и я остановилась.

– Кто не жилец?

Калина скривилась, будто я ей соли в чай насыпала, положила мне руки на плечи, придавливая каким-то невидимым грузом.

– Не переживай, все переживешь. Богам виднее, как надо. Ты иди-иди, скоро новый день, скоро новая радость и печаль новая. Все лучше, чем вечное ничто, – ее голос зазвучал в моей голове громче, ввинчиваясь в мысли, заполняя собой все, – случится то, что должно. А что не должно – тому не бывать. Жизнь длинная, но то, что не предначертано – не случится.

Мое тело продолжило покорно идти вперед, но сознание продолжало бороться. Одна, не дающая мне успокоиться мысль билась в голове.

– Калина, – прошептала-просипела я, потому что голос отказывался мне повиноваться, будто горло сдавливала невидимая рука, – ответьте, Сокол умрет?

– Умрет – не умрет, какая разница? Не велика потеря. Тоже мне… – она явно начинала злиться и голос ее дрожал.

– Есть разница! – я снова остановилась.

– Да что ж ты за неугомонная дурища! – зашипела ведьма, обходя меня, впиваясь взглядом в мои глаза, сжимая мои плечи костлявыми пальцами так сильно, что я взвыла от боли, – почему не поддаешься? Слушай мой голос и повинуйся ему. Иди, успокойся, живи, как жила…

Я видела, как трясется от напряжения ее лицо, как кривятся от усилия губы, но наваждение уже спало – ко мне вернулась власть над моим телом и разумом, а ведьмины потуги теперь показались жалкими и смешными.

– Расскажи, что ты знаешь, – потребовала я у женщины, – почему уверена, что Сокол погибнет?

Я сама ухватила Калину, сжала пальцы посильнее, чувствуя ее костлявые плечи и то, что ведьма хочет освободиться от моего захвата, но не может. Какое-то время мы стояли в этой странной позе, будто выхваченной из танца, какие танцуют на шумных праздниках в нашей деревне. Наконец, женщина сдалась, опустила взгляд, разжала хватку.

– Что-то с тобой не так… – прокаркала она, – изменилась ты… Уверена, что Навий Царь с тобой не блудил?

– Не заговаривай мне зубы! Отвечай на вопрос! – мне показалось, что Калина старается отвлечь меня, чтоб не говорить того, что узнала, и это меня злило. Ее слова про то, что я изменилась казались пустыми – я не чувствовала в себе ничего нового, тем более, что наверняка знала, что с богом Нави до самого главного у нас так и не дошло.

Ведьма же скривилась, будто ей было физически неприятно говорить и произнесла:

– Я читала линии будущего, в каждой из них Сокол погибает.

– Что значит, «в каждой из них»?

– Ой, – Калинино лицо стало похоже кусок мятой-перемятой мешковины, – не с твоим коротким умишком в этом разбираться!

Я сжала пальцы на плечах старухи еще сильнее, буквально впиваясь ногтями ей в кожу, укрытую тонким слоем ткани, и она явно нехотя заговорила.

– Каждый поступок человека, его принятые и не принятые решения, иногда даже слова, сказанные в определенный момент, влияют на будущее – чаще всего незначительно, ибо то, что предрешено, то и случится. Разница лишь в том, какой дорогой человек придет к предначертанному. Но есть деяния, что меняют судьбу. Такое бывает редко, но все же случается.

– Ты хочешь сказать, что смерть – это судьба Сокола, которую нельзя изменить?

– Удивлена, что до тебя хотя бы это дошло.

– Что я могу сделать, чтобы он жил? – отчаяние с каждой секундой, с каждым словом старухи все сильнее затапливало мое сознание.

– Ничего, – ведьма пожала плечами, даже без тени сожаления или жалости – ей было все равно.

– Почему? Ты же сказала, что можно совершить деяние, которое меняет судьбу! Какое нужно деяние, чтобы спасти Сокола?

– Это не тот случай.

– Ты мне врешь! – я уже почти кричала, но даже не замечала этого.

– Я не могу врать, – с горечью произнесла женщина, – пока ты властвуешь надо мной – не могу.

И я поняла, что это правда. И поняла, что действительно каким-то образом сейчас управляю ведьмой, хоть и не осознаю, как и почему.

– Почему же ты раньше, этого не сказала? Зачем отправила меня в Навь? Зачем все это было нужно, если смерть Сокола уже предначертана?

– Она не была предначертана. Судьба изменилась несколько часов назад, уже после того, как ты ушла от меня со свечой. Случилось нечто, что изменило линии будущего, сплело их по-другому.

– Но что?

– Я не знаю и знать не хочу, – прохрипела ведьма, ее глаза начали закатываться, и я поняла, что если не удержу ее, то она просто рухнет на землю. Насколько могла осторожно, я уложила ее на траву, и сама села рядом, чувствуя, как неподъемная усталость наваливается на плечи. Но я не могла просто оставить все, как есть

– Если линии будущего изменились один раз, значит, их можно изменить снова!

– Не значит, – глухо буркнула ведьма, скрючившись на траве и тяжело дыша.

– Научи меня, как изменить все!

– Дурища ты стоеросовая! – со злостью просипела Калина, – не в твоей власти менять судьбу, и даже не в моей. А если б и было это тебе подвластно, ты никогда не узнаешь, как это сделать. Слишком тонки линии судеб, слишком запутанны их плетения. Не нам распутать эти клубки. Одним богам ведомо.

– Все равно я придумаю, как спасти Сокола.

– Кхе, – прыснула ведьма, – да, выкради его из казармы и спрячь себе под юбку! Глядишь, и не найдет его там смерть, – не смотря на свою явную слабость женщина расхохоталась.

– Именно так и поступлю! – вскипела я, потому что не выносила, когда надо мной насмехаются, и тут же вскочила на ноги, – прямо сейчас и отправлюсь.

Я, стараясь не потерять ни минуты, быстрым шагом припустила в сторону деревни.

– Полоумная! – раздалось мне вслед, но я уже не слушала, потому что изнутри меня распирало знание того, что я должна сделать и сделаю непременно, – впрочем, мне даже интересно, что же у тебя получится, кхе.

Глава 17

Во мне проснулась кипучая жажда деятельности, поэтому времени на мысли и раздумья не оставалось. Тропинка сама ложилась под ноги, и спустя десяток минут я уже лезла через невысокий забор дядьки Малахита, чтобы увести из его сарая лошадь.

Кобыла Звездочка была тихим и спокойным животным, которое к тому же и хорошо меня знало, так как я достаточно часто приходила ее кормить, вычесывать и просто выгуливать. К моей огромной радости даже среди ночи лошадь не выказала ни недовольства, ни испуга, а покорно вышла из стойла. Все складывалось удачно – не придется топать до города пешком, а о моральной стороне вопроса я предпочла не задумываться.

Также я стащила у Лиски удобные кожаные сапожки взамен своих тряпичных, ведь не известно, сколько нам с Соколом предстоит пройти, скрываясь от погони, которая, я в этом не сомневалась, обязательно будет, а значит, лучше это делать в удобной обуви, а не старых обносках. На мгновение я почувствовала укол совести, но быстро заглушила ее обещанием, что не только верну сапоги при первой возможности, но и сделаю девушке какой-нибудь подарок.

И вообще – цель оправдывает средства. Я же все-таки жениха спасать иду, а не в соседнюю деревню на танцы собралась!

Тяжелее всего было зайти в собственный дом, где разметав волосы по подушке и нахмурив брови так, что между ними залегла морщинка, спала мама. Стараясь не смотреть в ее сторону, я практически наощупь собрала вещи, которые посчитала необходимыми: теплую тонкую шаль на случай прохладных вечеров, кремень и кресало, смену белья, ложку и мыло, а еще пару медных монет – ровно половину из всех денежных средств, что были у нас с мамой. Что еще брать я не знала, так как никогда еще не покидала деревню надолго, да и набирать кучу вещей не хотела. Вспомнила только, что охотники часто берут с собой веревку, чтобы связывать добычу, но, как правило, она пригождается еще в десятке разных случаев, поэтому кинула в к себе в торбу и ее.

Казалось бы, что я все уже решила и настойчиво следовала к своей цели, но сделать шаг за порог оказалось куда страшнее, чем я думала. Я стояла у двери и мучительно перебирала в голове все причины, почему я должна была это сделать, но на ум приходили только причины обратного. Наконец я схватила за дверную ручку и тут же вздрогнула от прозвучавшего голоса:

– Хорошую же я дочь воспитала, что она решила сбежать, даже не попрощавшись.

– А не хотела тебя будить, – ответила я, понимая, насколько глупо звучит эта отговорка, – тем более я не сбегаю, я хочу спасти Сокола.

Почему-то в тишине и темноте родного дома мои слова прозвучали по-детски глупыми, как заявления пятилетнего мальчишки, что он сможет достать луну с неба. Мама помолчала, наверняка, тоже чувствуя наивность моего заявления, но потом проговорила:

– Я думаю, что ты поступаешь опрометчиво, потому что в тебе говорит твоя юность, которой неведомы страх и умение предвидеть наперед последствия поступков, – она тяжело вздохнула, – но также я знаю, что не смогу тебя остановить, переубедить или заставить передумать, поэтому подойди и обними меня, пообещай, что будешь осторожна и будешь держаться в стороне от неприятностей.

Я не сразу поверила в услышанное, ведь ожидала, что мама станет отговаривать меня, но она в который раз последнее время удивила меня. Я практически бегом кинулась к кровати, обхватила ее руками, уткнулась в теплое плечо носом и всхлипнула – такая нежность к ней и благодарность затопили всю меня. От нее пахло теплом и уютом, домом, детством, беззаботностью и чем-то еще невыразимо-приятным, что мне на какое-то мгновение вовсе перехотелось куда-то ехать.

– Каждую секунду я буду переживать за тебя и возносить богам молитвы, – прошептала мне на ухо мама, поглаживая мои волосы, – мир полон опасностей, пусть высшие силы хранят тебя, – она поцеловала меня и выпустила из объятий.

– Спасибо, – проговорила я, чувствуя, что в любую секунду могу расплакаться.

– Иди, дочка, и знай, что я жду тебя назад,

Я вышла за дверь, когда небо уже начало терять свой иссиня-черный цвет, вбирая все больше сероватых красок начинающегося утра. Солнце еще не показало ни одного своего луча, но природа уже была наполнена ощущением близкого рассвета.

Приделав к седлу Звездочки котомку со своими нехитрыми вещами, я вскочила в седло, тронула ногами бока лошади, и она с тихим всхрапом двинулась вперед по дорожке мимо спящих домов.

Мне казалось, что я совершенно не привязана к здешним местам, соседям и таким привычным мелочам: скрипу калитки в заборе у бабы Ольхи, звяканью цепи, спящего в будке пса Желудя, квохтанию кур и мычанию коров в хлевах и сараях. Но сейчас, когда я покидала деревню, не зная, через сколько дней или недель получится вернуться и получится ли вовсе, мне стало горько, даже дыхание в груди стало тяжелым, давящим.

Но я перехватила узду покрепче, пришпорила звездочку и уставившись в далекую точку перед собой, стараясь не смотреть на проплывающие мимо знакомые до каждого листочка деревья, поскакала туда, где из-за горизонта уже начинали показываться первые лучи светила. Там, на востоке вгрызся каменными ступнями в землю город Твердь.

Уже через несколько часов непрерывной езды на лошади я поняла, насколько глупой и необдуманной была моя затея. С непривычки начала ужасно ныть спина, ноги отекли, а попу я и вовсе отбила о жесткую спину Звездочки. Выезжать раз в пару недель покататься на десяток минут на лошадке по деревенским улочкам или по полю, оказалось совершенно не тем же самым, что сидеть в седле несколько часов кряду.

Да и сама дорога, пролетавшая незаметно, когда мы с подружками и их мамами умащивались на мягкие тюки в телегу к дедушке Клену, и он вез нас в город на ярмарку или на базар, а мы, перешучиваясь и рассказывая смешные истории и последние сплетни, похахатывали и шутливо переругивались, теперь казалась невыносимо долгой и однообразной.

Солнце, выходящее из-за горизонта, нещадно слепило глаза, и с каждой минутой нагревало воздух все сильнее – я чувствовала, что по спине начинают катиться противные капельки пота, а руки, держащие узду, все время хотелось вытереть о подол платья.

А еще хотелось пить. Глупая я не взяла ни фляги, ни хотя бы не подумала напиться воды перед дорогой.

Кроме этого, непривычная к таким длительным прогулкам лошадка тоже начала уставать – если сначала она бежала по ровной натоптанной тропе резво и весело, то теперь все чаще сбивалась на шаг, норовила свернуть с дороги на траву – скорее всего животному просто хотелось есть, ведь я не удосужилась дать Звездочке ни травы, ни сена, перед тем, как отправлять в путь.

В итоге я поддалась на безмолвные просьбы лошади, съехала на обочину поближе к спасительной тени близко растущих деревьев и спешилась, завела лошадь немного вглубь леса, чтобы случайный прохожий или проезжий не мог нас заметить, а затем рухнула в траву, потому что тело гудело, и сил сохранять вертикальное положение просто не осталось.

Звездочка тут же уткнулась мордой в зеленый куст с сочной свежей листвой, а я только блаженно прикрыла глаза, наслаждаясь прохладой и спокойствием. В то мгновение мне казалось, что я не смогу выдержать в седле больше ни одной минуты.

Но хуже мук телесных были муки душевные – стоило мне прикрыть глаза, то ли от слепящего солнца, то ли от усталости, как перед мысленным взором появлялся обнаженный идеально вылепленный торс, сильные руки, которые, я знала это очень хорошо, могли быть ласковыми и нежными, плоский живот с четко очерченным рельефом мышц. Я видела глаза, пронзающие меня насквозь, полные желания, страсти и уверенности. И, что самое ужасное, эти глаза были пламенно-оранжевыми, принадлежащими вовсе не Соколу.

Мысль о том, что я думаю о другом мужчине, пусть даже и боге, испугала и взволновала меня – как это возможно, любить одного, но грезить о другом? Еще и о ком – о страшном чудовище, превращающемся в дикого неведомого зверя, что может одним движением когтей и клыков разорвать меня на несколько частей. О том, кто наверняка не видит разницы в бесконечной череде лиц девушек, что приходят к нему в постель, а затем уходят, чтобы никогда не вернуться. О том, кто живет в мире Нави вместе с демонами, призраками, заблудшими душами и проклятыми духами.

Но сколько я ни старалась вызвать в себе страх и неприязнь к Навьему Царю, у меня ничего не получалось – я чувствовала только обжигающее желание, томление по прикосновениям его тела к моему. Я практически чувствовала жар его кожи, почти ощущала его приятную тяжесть на себе, и терпкий запах, впитавшийся в мои волосы – его запах. А этот голос? «Ты помнишь, что не должна закрывать глаза?» М-м-м… Я слышала эту фразу, как наяву, будто он склонился надо мной и шепчет в ухо: «Не останавливайся».

Все внутри меня скрутилось в тугой комок, дыхание сбилось, а от низа живота разлился огонь, пульсирующий, подминающий под себя другие чувства и желания. Рука сама собой скользнула между ног – поскорее прикоснуться к сосредоточению томления, избавиться от него. Другая рука легла на грудь, чувствуя, как под тонкой тканью платья твердеет от возбуждения сосок.

За моими сомкнутыми веками мелькали образы один шальнее другого – губы Навьего Царя у меня на груди, мои руки, скользящие по его спине, рот, раскрытый то ли в стоне, то ли в крике удовольствия, его язык, выписывающий замысловатые иероглифы у меня на животе, мои пальцы, гладящие его возбужденный член… А наяву мои руки блуждали по моему же телу, сминали платье, царапали ногтями кожу, раздвигали влажные складочки между ног, касались чувствительной горошины, требующей ласки и напора, давления, трения.

Я была уже на самом острие возбуждения, когда достаточно только одного движения бедер, легкого дуновения, едва слышного прикосновения, чтобы упасть в бездну наслаждения, как откуда-то издалека я услышала голос:

– Верба-а-а, – этот зов шел будто из-под земли, из-за неба, сквозь любые преграда прямо в меня, – верба-а-а.

И в этот меня накрыло лавиной неги, блаженства, самого яркого восторга. Тело выгнулось дугой, с губ слетел стон, все внутри сжалось в сладком спазме и вспыхнуло от удовольствия.

Еще не отойдя от волны чувств, обрушившейся на меня, я открыла глаза и села, тяжело дыша. Мне почудился голос или он был наяву?

Оглядевшись по сторонам, я никого не обнаружила, но сердце продолжало учащенно биться и даже не думало останавливаться. Неясная тревога нахлынула откуда-то, заставляя мелкие мурашки бегать вдоль позвоночника. Я снова и снова всматривалась в просветы между деревьями, но все также никого не видела.

Ощущение чужого взгляда, направленного на меня, было таким явственным, что захотелось встряхнуться, сбрасывая его с себя, будто взгляд может быть осязаемым.

Я подхватила лошадь под уздцы и потянула прочь из леса, из-под тенистой прохлады на ярко освещенную пышущую летним зноем дорогу – возможно, там это ужасное ощущение чьего-то незримого присутствия исчезнет.

Так и произошло – то ли мой невидимый наблюдатель не последовал за мной, то ли я, оказавшись на открытом пространстве, почувствовала себя увереннее, но ощущение взгляда, пронзающего мой затылок, исчезло.

Зато вернулись все физические мучения – твердое седло под попой, затекшая спина и плечи, солнце, припекающее макушку еще безжалостнее и жарче.

От нечего делать и чтобы не было так страшно ехать по пустынной дороге, и чтобы не думать о том, какой безумный поступок я совершаю, я начала разговаривать с лошадью:

– Знаешь, Звездочка, еще пару недель назад моя жизнь была такой спокойной, размеренной. Я знала наперед каждый свой день, и могла бы рассказать тебе о том, что произойдет со мной на многие года вперед. Каждый день уборка, готовка, огород, шитье и разные домашние хлопоты. Раз в неделю – посиделки с подружками, раз в месяц шумный праздник на деревне – то свадьба, то рождение ребенка, то сбор урожая, то проводы зимы. И так месяц за месяцем, год за годом. Меня ждала свадьба с Соколом, потом первый ребенок, второй и так – сколько боги даруют. Потом старость и все. Просто и незамысловато. Так, как надо. Так, как у всех. А теперь что? Не знаю, что ждет меня за поворотом. Что будет завтра? Эх…

Лошадь слушала меня внимательно, лишь прядала ушами время от времени и продолжала идти вперед. Думаю, она прекрасно понимала меня. А я наконец-то смогла выговориться, поэтому говорила обо всем на свете: обо всем том, что произошло за последние пару недель, о Соколе, Калине, своем путешествии в Навь – о всем том, о чем не могла поговорить больше ни с кем. Рассказывать животному, которое не осуждает, оказалось очень просто и неожиданно мне стало гораздо легче. Я даже будто бы почувствовала себя увереннее.

Несколько раз на встречу мне попадались телеги, груженные разностями: дровами, тюками, сеном и даже пассажирами. Их возницы поглядывали на меня с удивлением, но заговаривать и спрашивать, о чем бы то ни было, не торопились.

Очень кстати по пути подвернулась небольшая речка, в которой мы со Звездочкой вдоволь утолили жажду. Также несколько раз я останавливала лошадь на привал – отдых нужен был и ей, и моим натруженным спине и попе. Поэтому макушки каменных строений города открылись моему взору, когда солнце уже было далеко за нашими спинами, и моя тень вытянулась в направлении Тверди длинной стрелой, как указателем верного пути.

Я, окрыленная близостью финальной точки маршрута, наподдала пятками по крупу лошади, чтоб она ехала быстрее, но уставшая за день Звездочка лишь всхрапнула, не ускорившись ни на йоту. Поэтому к городским воротам я подъехала, когда на землю начали спускаться первые сумерки.

Я ожидала, что стоит мне приблизиться, как на встречу выйдет стражник или караульный, но, по всей видимости, моего появления у ворот никто не заметил. Я робко постучала по грубо отесанным доскам:

– Эй, кто-нибудь!

Ответом мне была тишина.

– Эй, откройте, пожалуйста, – снова позвала я, но мне как и прежде никто не ответил.

К этому я оказалась совершенно не готова. Я думала, что сложности начнутся с поисками отряда, в который распределили моего жениха, с тем, как организовать с ним встречу, а после – побег. Но то, что я не смогу даже в город попасть, этого я не ожидала.