Текст книги "Невеста (СИ)"
Автор книги: Лина Анге
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Но в эту самую секунду раздался ужасный вой, громкий и пронзительный. Наверняка это был волк, но в голосе животного мне почудились каркающие звуки смеха Калины.
– Вот, видишь, видишь, это точно знак, – закричала я, отстраняясь от Сокола, как от чумного, – они нас предупреждают!
И, не дожидаясь его ответа, я побежала сквозь травы в направлении деревни, чтобы побыстрее оказаться под защитой родных стен – скрыться от ужаса этой ночи. В какой-то момент мне захотелось, чтобы Сокол окликнул меня, заставил остановиться, успокоил, вновь дал уверенность в том, что мы не прокляты старой ведьмой или прародителями, но он этого не сделал, потому я просто бежала прочь, не оглядываясь.
Глава 3
Разумеется, я очень скоро устала и перешла на шаг, так и добрела до своей избы, уставшая и разбитая. Сил хватило только на то, чтобы умыть лицо холодной водой из ведра, что стояло в сенях. А после я упала в кровать, надеясь, что закрою глаза и забудусь сладким снов без сновидений.
Но не тут то было – не успела я дойти до кровати, как раздался голос мамы. То ли это я ее разбудила, пока умывалась в сенях, то ли, что вероятнее, она не спала и дожидалась меня, чтобы узнать, как прошел мой вечер. Огонь она не зажигала – свечи мы экономили, потому единственным освещением в комнате был свет звезд, проникающий сквозь ажурные, вязанные мамой вручную, занавески.
– Что-то ты поздно, Верба, – голос мамы звучал строго, но все же больше в нем было переживания.
– Прости, мама, это случайно получилось, – мне действительно было совестно, что заставила ее волноваться, – с девчонками заговорились. Ты же знаешь, какая Лиска болтушка.
– Небось, не только с подружками сидели…
Я почувствовала, как мои щеки опалило разлившимся по ним румянцем и мысленно возблагодарила богов, за то, что мама увидеть этого не могла. Я нарочито протяжно зевнула:
– А-а-а… Мам, давай поговорим завтра, а то я ужас как устала.
– Да, велик труд – языками трепать, – скептически проворчала мама, но настаивать не стала, – спи, дочка, доброй ночи.
– Доброй ночи, – эхом повторила я и для правдоподобности еще раз зевнула.
Я услышала, как скрипнули пружины ее кровати. Мы жили бедно после того, как на охоте погиб мой отец, потому обе спали в одной самой маленькой комнате, мама у окна, а я у печи – зимой так легче и дешевле было топить. Но после свадьбы я надеялась, что Сокол перейдет жить к нам, и мы с ним займем большую спальню, в которой когда-то спали мои родители, а еще одна комната превратится в детскую.
Я наконец-то с наслаждением потянулась в кровати, немного повозилась, устраиваясь поудобнее, но сон куда-то пропал. В голове крутились неясные смутные образы – то Сокол, лежащий без чувств в траве, то погоня, то пронзительные глаза Калины, смотрящие куда-то сквозь меня, и чудился ее смех. Я замирала и прислушалась, но на улице было тихо – даже сверчки, непременные обитатели летней ночи, молчали. И в этом мне тоже представлялось что-то зловещее, какой-то тайный знак.
В конце концов я не выдержала:
– Мама, ты спишь? – едва слышным шепотом спросила я.
Ответом мне была тишина. И я уже начала себя ругать за излишнюю эмоциональность, но услышала сонный голос:
– Что случилось, дочка?
– Мама, а правда, что бабка Калина ведьма?
– Боги милостивые, – зашептала мама, и я, даже не видя, поняла, что она сложила руки в защитном жесте, – к чему ты ее на ночь глядя вспоминаешь?
– Ну скажи, правда или нет? – я пропустила мимо ушей ее причитания.
– Кто знает… Почему ты спрашиваешь?
– Ладно, не важно. Давай будем спать, – я отвернулась к стене и нарочито сильно засопела.
Какое-то время царила тишина, и мне даже показалось, что я начинаю дремать, но тут голос мамы раздался снова:
– Я тебе этого никогда не рассказывала, то ли случая не было, то ли что… – она неловко замялась, – но в тот день, когда умер твой отец, именно Калина меня спасла…
Я совершенно не поняла, о чем она толкует, потому тут же повернулась лицом к окну, хоть я и не могла видеть маму, но слушала так внимательно, будто сама обратилась в слух. И она начала рассказывать: про то, как мой отец с другими мужчинами отправились в лес на охоту, что делали раз в несколько месяцев – на пару дней уходили далеко в чащу леса. В тот раз они собирались стрелять мелких зверей – зайцев да диких уток, но внезапно им на встречу выбежал вепрь, огромный и разъяренный. И мой отец, чтобы спасти молодого юношу, который впервые пошел со старшими на охоту и замешкался, закрыл того собой.
Эту историю я и так хорошо знала, ведь не раз, слушая ее из уст мамы, плакала от боли и гордости за своего храброго папу. Также я знала и юношу, Ветра, спасенного моим отцом – он уже сам был отцом пятерых шебутных погодок – и каждый год в годовщину смерти отца приносил нам с мамой щедрые подарки, которые хоть и не могли вернуть нам дорогого человека, все же говорили нам, что подвиг его не забыт.
А чего я не знала, так это того, что было дальше. Вепрь, раскромсав моего отца, бросился в чащу и большая часть мужчин – посмелее да с оружием понадежней – побежали за ним, несколько охотников кинулись в село за подмогой, звать лекаря и божьего служку, а Ветер остался рядом с окровавленным и распотрошенным телом моего отца. Он с ужасом сидел над хрипящим, захлебывающимся в своей крови мужчиной и молился всем богам, чтобы подмога пришла, как можно скорее.
И момент самого сильного отчаянья из-за деревьев вышла Калина.
Уже тогда ведьма была дряхлой и опутанной самыми будоражащими воображение легендами личностью, и не могла похвастаться любовью и доверием окружающих, потому Ветер воспринял ее появление отнюдь не доброжелательно, однако женщина несколькими емкими фразами успокоила пребывающего на грани нервного срыва юношу и отправила его за моей матерью. Он не без облегчения оставил умирающего на руках у Калины и бросился в деревню, напоследок заметив, что старуха села у головы мужчины, обхватив его виски и принялась что-то шептать.
Что происходило в его отсутствие, Ветер не знал, и никто, кроме Калины и умирающего рассказать не могли, потому это по сей день никому не известно, ведь отец унес эту тайну в могилу, а старуха по прежнему хранила молчание. Но, как бы там ни было, к моменту прихода моей мамы на место роковой встречи с диким вепрем, ее муж был в сознании. Более того, он мог говорить и, казалось, совершенно не испытывал боли.
– Поторопись, – сказала тогда Калина, – ему недолго осталось.
Моя мать, в то время еще совсем молодая женщина, не могла поверить в происходящее, ведь Ветер, описавший ей произошедшее, говорил о жутких увечьях и о том, что, вероятнее всего, она застанет не любимого, а его хладное тело, ведь с момента нападения вепря прошло более шести часов. Продираясь сквозь лес, она готовилась к самым жутким картинам, воображение рисовало перед мысленным взором ужасы, один страшнее другого. Однако, она видела перед собой мужа, такого, как обычно. Он не кричал от боли, наоборот, был спокоен и светел. Уже после она поняла, что впечатление смазывало плотное покрывало, которым Калина накрыла мужчину и которое скрывало травмы, нанесенные животным.
Мама подошла к своему мужу, опустилась на колени и с непониманием смотрела на него. Сейчас она уже не помнила, сколько так они просидели, глядя друг на друга, но вскоре отец закрыл глаза навсегда. Перед смертью он говорил о любви и о будущем их единственной дочери.
– Мы смогли попрощаться, понимаешь? – сказала мне мама, – я запомнила его не корчащимся от боли, не стонущим и истекающим кровью, не хладным телом, растерзанным и выпотрошенным, а человеком, мужественным и спокойным, таким, каким он был всегда, таким, каким я его полюбила. Если бы не это, я, пожалуй, сошла бы с ума. Да и после, когда я надела черный платок вдовы и начала медленно гаснуть, именно Калина смогла найти слова, чтобы вернуть меня к жизни, ведь я тогда стала тенью самой себя. Она выдернула меня из трясины отчаянья, куда я сама себя погружала…
Мама замолчала. Я молчала тоже, не в силах найти слов, чтоб что-то произнести.
– Извини, что не рассказала тебе раньше, – наконец она нарушила тишину, – пожалуй, ты должна была это знать.
– Ты хочешь сказать, что она не ведьма? Или наоборот?
– Я хочу сказать, что даже если она ведьма, быть может, это не плохо и совершенно не значит, что она злая.
Мы помолчали еще немного.
– Если вдуматься, почти у каждого жителя села, кроме вас, молодых, найдется история, в которой Калина тем или иным способом помогла.
– Тогда почему же от нее шарахаются, как от чумной? – удивилась я, – почему ее боятся и с радостью изгнали бы из деревни, будь такая возможность?
В ответ мама только тяжело вздохнула:
– Люди боятся того, чего не понимают, – мама замолчала, но почувствовав, что я готовлю новое возражение, опередила меня, – давай спать, дочка. Доброй ночи.
Мне хотелось задать еще тысячу вопросов, но я почему-то промолчала. Я думала, что после всего сказанного точно не смогу уснуть, но вместо этого почти сразу закрыла глаза и погрузилась в сон.
Сновидение было тягостным, но незапоминающимся, а кроме того недолгим, хоть я проснулась далеко после третьих петухов.
Солнце висело уже достаточно высоко над землей, а мама тихо позвякивала посудой на кухне.
Я открыла глаза и уставилась в потолок, рассматривая маленькую трещинку, пересекающую угол на стене рядом с моей кроватью, и паутинку, что длинным пасмом свисала с потолка.
«Как странно, – думала я, – что отношение к человеку может измениться так скоро. Еще вчера я считала Калину просто сумасшедшей старой ведьмой, а сегодня… хм… хоть она по прежнему сумасшедшая старая ведьма, все уже не так просто».
Я думала о том, что, возможно, будь Калина не такой нелюдимой, к ней бы относились иначе. А, может быть, изменись отношение людей к ней, и она бы стала менее странной. По всей видимости, этот круг замкнулся еще задолго до моего рождения, и уже ничто не сможет его разомкнуть. Во всяком случае, это точно не в моей власти.
«Что еще не так, как я об этом думаю? Кто еще не такой, каким мне кажется?»
Почему-то от этих мыслей становилось тягостно. Как будто рушились сами основы всего того, что я знала. Возможно, Сокол прав, и законы предков – только глупые выдумки. Или, наоборот, в них заложен глубинный смысл, недоступный нам? Как узнать?
Я решительно выпуталась из-под одеяла и скинула ноги с кровати – не самый лучший момент для размышлений о таких тонких материях, ведь мне еще нужно много чего приготовить к предстоящему обряду бракосочетания.
Может быть, я многого не знаю, зато уверена в одном: Сокол – мой суженый.
Этот день и вся следующая за ним неделя выдались томительными и долгими, так как я считала дни до седмицы – дня, на который была назначена свадьба. А сидение за плетением обрядных венков и вышивкой сорочки для жениха, хоть и занимало все мое время, только сосредотачивало меня на мыслях, что назойливо вертелись в голове: про первую брачную ночь да про нарушенный прежде обет, про мамины слова и про Калину – эти мысли вклинивались даже во сны, и спала я тревожно и мало.
Глава 4
Сокол, то ли к счастью, то ли как на зло, не появлялся – с одной стороны, мне бы, пожалуй, было неловко смотреть ему в глаза, а с другой – мне отчаянно хотелось узнать, что с ним, все ли в порядке после «проклятья» старой ведьмы. Но он все дни проводил на другом конце села, куда мне повода сходить не было. Оно и понятно, у него дел было, пожалуй, даже больше, чем у меня – он с друзьями возводил свадебный шатер, в котором должна была состояться сама торжественная церемония, а после нее планировался обед для всех жителей села, а для молодежи еще и танцы.
По правде сказать, в таком мероприятии, как свадебный обряд, были заняты практически все от мала до велика. Мужчины помогали возводить шатер, отправлялись на охоту за зверем и птицей, на рыбалку – за карпами и щуками, сбивали столы и лавки, на которые сядут гости. Женщины готовили украшения для шатра, подрубали скатерти, а ближе к самому знаменательному дню – готовили яства, снеди, мед-пиво. Даже дети и те, чем-то помогали: дров да воды наносить, сбегать, принести, подать, не мешать.
Свадебный наряд мой был готов давно – на меня перешили платье, в котором замуж выходила моя мама. Я же сама расшила его подол и лиф синим узором из васильков, им же украсила и край фаты.
Именно этот узор я сейчас вышивала на рубашке жениха, нетерпеливо поглядывая за окно – когда же уже начнет смеркаться, чтобы еще на один день стало ближе к седмице. Я слышала, как во дворе звонко щебечут мамины подруги, пришедшие помогать с подготовкой – в этот момент они ощипывали фазанов, принесенных охотниками – они смеялись и шуточно переругивались, как всегда подначивая друг друга.
Да и вообще везде царила предпраздничная суматоха, наполненная веселым нетерпением. Я уверена, что на стройке шатра было не скучнее, чем здесь. Свадьба – достаточно редкое событие для маленькой деревеньки, поэтому все его предвкушали.
Единственное, что омрачало приготовления – слухи, которые долетали к нам вместе с проезжими торговцами – поговаривали, что грядет война с северными соседями. Якобы наши дозорные засекли необычное скопление войск по другую сторону границы с нортами – горными жителями государства Нортовы Горы.
Великий и справедливый царь Норт, живший несколько столетий назад, где-то хитростью, где-то обманом, а где-то и кровью, сумел объединить множество разрозненных племен горцев в единое государство, дав ему свое имя. При его правлении со всеми соседними державами у Нортовых Гор было заключено перемирие. Мудрый царь решал вопросы внутри страны, не ища дополнительных проблем за ее пределами.
Однако, его наследники придерживались совершенно иной политики, регулярно совершая набеги на соседние государства. Иногда обходилось разорением нескольких деревень у границы – горцы, угнав скот, разворовав дома и попортив девок, успокаивались и возвращались восвояси. Порой они входили в раж и с огнем и железом, как таран, шли внутрь государств-соседей, пока их не останавливали войска-защитники. Обычно дальше одного-двух масштабных столкновений дело не шло – потерять треть войска и оружия хватало, чтобы горцы уменьшали свои аппетиты.
Причем больше всего страдали от подобного соседства мы – южные соседи. Оно и понятно – княжество Поле-у-Моря славилось плодородными землями, спокойной погодой, красивыми девушками и кроме этого имело выход к морю.
И так бы могло продолжаться еще не одно столетие, но около тридцати лет на трон Нортовых Гор пришел тогда молодой и жестокий царь Зор, решивший расширить границы своего государства и изменить его название, увековечивая уже свое имя. И тогда дошло до настоящей войны. Говорят, что в те года только с нашей стороны погибло три сотни тысяч мужчин и не менее трети от этого числа мирных жителей. Сколько потерял противник, неизвестно, но, судя по рассказам тогдашних очевидцев, за одного нашего воина погибало по два горца.
Все это я узнала, когда была еще совсем маленькая – мой отец любил вечерами сажать меня к себе на колени и рассказывать про то, какие отношения были между разными государствами, где правил какой правитель, какие люди жили в разных местах и, конечно же, подробно говорил про своего отца – моего деда, который был участником той самой войны. Я же с упоением слушала про баталии, схватки, рукопашные бои и разные виды оружия, за что регулярно получали от мамы и я, и папа, потому что «она же девочка, зачем ей знать про мечи и колья».
Отец умер, однако все его истории остались живы в моей памяти.
И вот сейчас то, что казалось какой-то старой страшной сказкой, оживало – слухи о новой войне ползли и ширились, хоть и не укладывались в головах нового поколения не знавшего битв и насильственных смертей.
– Ай, – взвизгнула я и зашипела от боли в уколотом пальце, – с-с-с…
Алая глянцевая капелька выступила на пальце, и не успела я глазом моргнуть, как она стремительно покатилась вниз и упала на воротник вышиваемой мной рубашки. Я застонала от отчаянья – еще одна плохая примета – кровь на свадебном наряде. Я точно прогневила богов! Застирать пятно не составит труда, а задобрить высшие силы – очень непросто.
Засунув палец в рот, я ощутила медный вкус смешиваемой со слюной крови. Пускать на самотек ухудшающиеся отношения с богами – все равно, что махнуть рукой на свою судьбу – самое последнее дело, особенно накануне таких важных жизненных изменений, как свадьба. Нужно непременно, как-то исправлять ситуацию.
Загадав, что нынешней же ночью попробую загладить свою вину перед высшими силами подношением, я подхватила рубаху, ведро и мыло, чтобы устранить досадную оплошность – пятно.
Как водится, не бывает худа без добра – я решила, что это прекрасный повод отправиться к реке, а заодно и навестить жениха в шатре, посмотреть, как идут работы, и узнать, как сильно он по мне соскучился.
Выскочив из дому, я шустро побежала по улице, стараясь не привлекать внимания маминых подружек – кумушкам только дай повод попричитать над испорченной вышивкой и посудачить о плохих приметах.
К счастью, они меня и не заметили, так как были увлечены беседой, которой до меня долетали только обрывки:
– …прогневили, знать, богов…
– Сюда им хода нет, так…
– …что, детишки голубоглазенькие народятся!
– Ха-ха-ха!
На мгновение мне захотелось остановиться и послушать, о чем это сплетничают тетки, но я все же продолжила свой путь, а то времени в обрез. Идти до реки минут пятнадцать, а ведь нужно еще высушить рубашку, да с Соколиком ненаглядным хоть пяток минут постоять.
Дорожка быстро ложилась под ноги, и мысли в голове, не смотря ни на что, были веселые и радужные. И вся природа как будто светилась радостью вместе со мной: солнце светили горячо и ярко, птицы щебетали на все лады и ветер был легок и свеж.
Даже когда я по дороге встретила Лиску, с которой у нас завсегда были прохладные отношения, и при мне всегда делавшая гордую мину, она прямо сияла от счастья – глаза блестели, щеки пылали, а с уст не сходила широкая улыбка.
– Привет, Лиска, – кивнула я, невольно заражаясь от нее еще большим весельем и улыбаясь, – ты чего такая?
– Ха-ха-ха, – тут же засмеялась смешливая девушка, – разве плохо жить? Очень даже хорошо! Ха-ха-ха.
Она всплеснула руками и побежала дальше по тропинке мимо меня, оставив у меня какое-то странное тревожное ощущение. Не знаю, что именно меня взволновало, то ли странный ответ Лиски, то ли немного хитрая улыбка (а, Лиса – она лиса и есть), то ли весь ее всклокоченный вид: встрепанные волосы, запутавшиеся в них травинки и мятая юбка…
Встряхнув головой, чтобы выкинуть из нее совершенно ненужные мне мысли, я пошла дальше и уже через пару минут увидела такой родной мне силуэт – Сокол купался в речке и пока что меня не видел. Я смотрела, как он сильными гребками плывет против течения и любовалась. Сильное тело разрезало водную гладь, как горячий нож – масло.
Я решила подкрасться незамеченной и напугать его. Сделать это было просто, ведь река немного изгибалась, и я могла подойти к нему против солнца. Так я и сделала – пригнулась низко к самой земле и посеменила к берегу, предвкушая его удивление. Но можно было смело обойтись без предосторожностей, так как увлеченные процессом, Сокол не видел ничего вокруг.
Я спряталась за небольшим кустиком и ждала, когда мой жених поравняется со мной, и тут же выскочила из своего укрытия:
– Ку-ку!
Сокол резко развернулся в мою сторону – освещенный солнцем, весь блестящий от капель воды, сейчас он был особенно красив. Черные волосы облепили ему виски, лоб и шею, оттеняя смуглую кожу, темные глаза светились, а грудная клетка мощно вздымалась от сильного дыхания.
– Что, пришла за добавкой? – с лукавым прищуром и хитрой улыбкой спросил он, ничуть не испугавшись моего неожиданного появления.
– За какой еще добавкой? – опешила я, – ты о чем?
Сокол сделал пару гребков сторону, уплывая от слепящего солнца в тень от куста, чтобы рассмотреть меня.
– А, это ты, Верба, – улыбнулся он, – я тебя не узнал.
– Какая еще добавка, – нахмурилась я, – ты с кем был здесь? С Лиской?
– При чем тут Лиска, – засмеялся Сокол, – не было ее здесь.
– А… – начала было я, но мой жених одним плавным жестом оперся руками о высокий крутой берег и вынырнул из речки. Блестящие прозрачные струи побежали вниз по его обнаженному телу – скатились на грудь, живот и ниже…
Разумеется, я знала, как устроены мужчины, но вот Сокола голым еще не видела ни разу. От увиденного я даже лишилась дара речи. Он же, ничуть не смущаясь, двинулся ко мне, обхватил своими сильными руками, прижался тесно. Моя одежда тут же промокла – впитала в себя капли, что драгоценными камешками еще секунду назад сверкали на смуглой коже. Он наклонился к моей шее и поцеловал ее, а струи воды с мокрых волос побежали по моей спине, вызывая мурашки от прикосновения холодных капель к горячему телу.
Я ахнула и постаралась отстраниться, но это оказалось непросто – напористые руки обхватили меня крепко и не думали выпускать. Я трепыхалась в объятьях мужчины, как птица в силках. А Сокол продолжал целовать меня, и эти поцелуи были наполнены жаждой и страстью, больше похожие на укусы губами, чем на нежные касания. Они поднялись от шеи к скуле, к уху, а когда я решила сказать что-то гневное, закрыли мой рот.
Смелый и бесстыжий язык проник между мои губ и начал там хозяйничать. Какое-то время мне удавалось не отвечать ему, но вскоре мой предатель-язык льнул к языку Сокола и тоже проникал в его рот. На несколько мгновений, а может минут, все мысли выскочили из моей головы – я просто таяла в объятиях любимого и радовалась нашему единению.
Но очень скоро в голове прояснилось, и я вернулась в реальность – я стояла на берегу реки с обнаженным мужчиной и бессовестно целовалась, а ведь нас мог увидеть кто угодно. Та же Калина, не приведи боги! Позор и ужас!
Я, собрав все свои хиленькие силы, наконец-то оттолкнула Сокола. То ли он не ожидал такого подвоха после того, как я уже покорилась его поцелуям, то ли сам решил отпустить, но объятья разжались, и я, неловко оступившись, упала в траву. Повторялась картина почти недельной давности – я лежала на земле, а Сокол возвышался надо мной. Только теперь он был абсолютно голый.
Как я ни старалась, у меня не получалось отвести взгляда от области ниже его живота. Я смотрела, как и без того немаленький орган прямо на глазах начинает наливаться силой и вставать. Никогда прежде я не видела такой картины, и, что кривить душой, она меня поразила. Я даже рот открыла от удивления.
– Ну что сказать, – с улыбкой хрипловатым голосом проговорил Сокол, – я очень по тебе соскучился. Тем более, что за тобой должок…
Глава 5
Я почувствовала, как мои щеки заливает румянец – мой возлюбленный явно намекал на то, что в ту самую ночь он непристойно целовал меня там, внизу, и теперь хочет, чтобы я ответила взаимностью.
– Как ты можешь, о таком говорить?! – вскипела я, – разве ты не видишь, что мы прогневили богов!? Я нынче же ночью собираюсь обряд подношения высшим силам совершить – задобрить их перед свадьбой хочу.
На Сокола моя пламенная речь не произвела ровным счетом никакого впечатления, наоборот, он провел рукой по своим влажным волосам, откидывая их назад, а потом опустил руку прямо на свой член, обхватил, провел по нему вверх-вниз и призывно посмотрел на меня:
– Тем более, не все ли равно, за что задабривать богов придется – за один проступок или за два?
В его словах была какая-то извращенная логика, и я сразу не смогла найти, что ответить, а мой жених тем временем сделал два шага ко мне, и его орган, пребывающий в боевой готовности, теперь находился в непосредственной близости от моего, наверняка, пунцового лица.
– Нас же увидят, – пискнула я и заозиралась.
– Мы можем спрятаться, – он кивнул немного в сторону, где неподалеку несколько ив подходили практически к самому краю воды, полностью закрывая речную гладь и небольшой кусочек берега своими длинными ветвями от тех, кто мог бы идти по тропинке к реке, – тем более, дело к вечеру, по воду вряд ли кто-то сюда пойдет.
Сокол одним жестом наклонился и подхватил меня с земли, легко закинув себе на плечо, еще и легонько ладонью по попе припечатал. Я же только глаза от страха зажмурила, боясь пошелохнуться, ведь мне казалось, что стоит мне пошевелиться, то он не удержит равновесие и или я слечу с плеча жениха, или мы вместе кубарем покатимся по склону прямо в реку.
Пока я мучительно соображала, как не упасть с шагающего по неровной местности парня, ведь на голом теле даже не за что было ухватиться, Сокол не терял времени даром: одной рукой он крепко держал меня поперек ног под попой, а вторая рука начала гладить мои щиколотки, затем икры, залезла под юбку и коснулась коленей и продолжала пробираться все выше и выше. Понимая, что последует за этим, я стиснула ноги, за что получила весьма ощутимый шлепок по своей филейной части. Я ойкнула от неожиданности, Сокол же сделал обманный жест, покачнувшись, как будто вот-вот уронит меня, и я ойкнула уже от страха, одновременно забывая, что намеревалась держать ноги плотно вместе. Парень не стал мешкать и воспользовался моментом, чтобы дотянуться до моего самого сокровенного места.
– Сокол, прекрати, мне страшно, – пропищала я.
– Тише-тише, мы почти пришли.
Одним движением он отодвинул край моего белья, и я почувствовала, как его пальцы касаются нежной кожи складочек.
– Да тут влажно, – хмыкнул Сокол, поводя пальцем вдоль моих нижних губ, – а ты «страшно-страшно». Меня не проведешь.
Я почувствовала, что мои щеки не просто залил румянец, а они начали пылать, и цвета наверняка были густо-малинового.
В этот момент я увидела, что мы вошли в тень – значит попали под сень ив – и Сокол остановился, но пока не торопился ставить меня на землю. Его палец продолжал выписывать круги и линии у меня между ног, растирая влагу. Он слегка приоткрывал складочки, но не проникал внутрь, а дразнил меня, играл со мной. И ожидание того, что он сделает в следующие мгновение неожиданно оказалось томительным.
Сокол, как будто почувствовав мою слабину, удвоил напор – игра его пальцев заставляла все мои мысли рассыпаться осколками, которые мне никак не удавалось собрать в единое целое. А это странное положение, когда я беспомощно висела вниз головой придавала ситуации еще большей нереальности, так как я могла видеть только голые ноги и круглые ягодицы моего жениха. Зато это сильно обостряло все чувства.
Смелые пальцы возлюбленного кружили и кружили по моим нежным складочкам, задевали чувствительную горошинку и отступали, возвращались и продолжали томительную игру. И когда я уже была готова попросить о том, чтобы Сокол сделал что-то большее, один палец проник внутрь меня, очень медленно и плавно, растягивая нежную кожу, заполняя пустоту.
Я не сдержала стона.
– Очень хорошо, мышка, – выдохнул парень, и в его голосе звучало возбуждение, – хочешь еще?
Я молчала, потому что мне было стыдно даже самой себе признаться, что не просто хочу, а желаю этого. Мне казалось, что пока я не скажу об этом вслух, то будто бы и нет этой жажды, и тогда боги не узнают ни о чем и не прогневаются на меня.
Рука, танцующая у меня между ног замерла, хотя палец Сокола все еще оставался внутри. Я нетерпеливо заерзала, стараясь хоть чуть-чуть продлить ощущения.
– Я же вижу, что хочешь, – мурлыкал мой жених, – я чувствую, как сладко все сжимается там. Тебе нужно просто попросить.
В моих висках застучал пульс – я мучительно не могла дать ответа, так как внутренние противоречия просто разрывали меня. Как это неправильно, пошло, отвратительно. Как же мне этого хочется
– Да, – на грани слышимости наконец произнесла я, сама не веря в то, что говорю.
– Что «да», мышка? – Сокол явно насмехался надо мной.
– Да, я хочу еще, – проговорила я и поняла, что пропала – это не получится замолить перед высшими силами, ведь между их заветами и зовом плоти, я выбрала последнее. Можно замолить ошибку, глупость, незнание, а намеренное острое кипучее желание – замолить невозможно.
Отзвук моего ответа еще не успел дозвучать, а Сокол уже положил меня на траву, развел мои ноги в стороны, а сам устроился между ними. Все повторялось, как в ту ночь, только тогда уже стемнело, и казалось, что ночь скроет наш грех, а теперь было светло, хотя сумерки были не за горами. Я закрыла глаза, чтобы не видеть неба, сквозь которое на меня, наверняка, гневно смотрели боги и готовили свое страшное неотвратимое наказание.
Мой возлюбленный тем временем вернулся к ласкам. Один из его пальцев медленно входил и выходил из меня, как будто намеренно для это падение в бездну. Вторая рука гладила мои бедра, колени, мяла их, изучала. Затем Сокол наклонился и поцеловал. Я ощутила горячий язык в самой чувствительной точке тела, то, как он движется, ласкает, как губы обхватывают мои нижние губы, как дыхание опаляет нежную кожу.
А палец внутри все так же медленно, но настойчиво продолжал свое движение, заставляя меня подаваться бедрами навстречу ему, будто не он входит меня, а я насаживаюсь на него.
Внутри меня зарождался огонь, грудной клетке все сложнее и сложнее было пропускать в себя воздух. Я открыла рот и жадно хватала губами дуновения легкого ветерка.
Все мое сознание сосредоточилось в одном месте тела, мне было хорошо, и я совершенно не хотела думать ни о чем другом.
И вот когда я уже была практически готова рассыпаться на миллион кусочков от накатившего пика наслаждения, Сокол остановился. Горячая волна, что бушевала в груди и между ног стремительно откатилась назад. То томление, которое копилось и требовало выхода, замерло, не дождавшись финальной точки и начало таять.
В первое мгновение я не поняла, что произошло. А потом резко открыла глаза и приподнялась на руках – я решила, что, вероятно, кто-то нарушил наше уединение, поэтому жених остановился. Дикий ужас пробрал меня до мурашек, когда я подумала, что это мог быть кто-то из деревни. Но обведя открытое пространство взглядом, я поняла, что никого нет. Только Сокол все также сидел между моих разведенных ног и с прищуром смотрел на меня.
– Перед тем, как закончить, я хочу, чтобы ты выполнила обещанное мне, мышка. Ведь будет нечестно, если ты убежишь, как в прошлый раз.
– Я не убегу, – пылко проговорила я, ведь я тогда и правда, бросила Сокола одного на поле.
– Вот и хорошо, – улыбнулся парень и лег спиной на траву рядом со мной, закидывая руки за голову.
Его обнаженное загорелое тело предстало передо мной во всей красе, поджарое, волнующее. Особенно сильно меня волновал участок, который был несколько светлее остальных, так как гораздо реже показывался солнцу.
