Текст книги "Невеста (СИ)"

Автор книги: Лина Анге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Пролог

Самый страшный сон детства – погоня, беспощадная, выматывающая. Когда за тобой бежит неведомое нечто: то ли зверь, то ли нечистая сила, то ли – что еще страшнее – человек с дурными помыслами. И ты бежишь, не чувствуя земли под ногами, боясь обернуться и увидеть того, кто преследует тебя-добычу. Страшно понять, что он уже близко, что с каждой минутой расстояние между вами сокращается. И уж совсем ужасно внутри себя осознавать, что преследователь не просто догоняет тебя, а намеренно длит тот бег, играя с тобой, как кошка с мышью, заставляя мучительно ожидать момента, когда его руки сомкнутся вокруг твоего слабого беззащитного тела.

И ты бежишь, как в воде, чувствуя, что земля оползает под ногами, крошится, сыплется, отходит слоями, падая вниз, превращается в зыбучие пески. И легкие уже рвутся от острого воздуха, что не успеваешь вдохнуть полной грудью.

В таком сне сплетаются все твои страхи: боязнь неизвестности, своей слабости, ужас постороннего влияния на твою жизнь, кошмар того, что некому ни спасти, ни защитить тебя.

Но еще страшнее, когда что-то подобное происходит наяву…

Глава 1

Я бежала сквозь траву, что доставала мне до середины бедра, раскидывая тонкие упругие колосья в стороны, чувствуя, слыша за спиной дыхание того, кто неумолимо приближался. Сердце так стучало в груди, что, казалось, стоит мне остановиться или замешкаться, оно даже не заметит этого и продолжит свой бег, вырвавшись за пределы грудной клетки.

За спиной садилось солнце, удлиняя мою тень, которая, как стрела указывала направление бега, и я торопилась вслед за нею, тщетно пытаясь обогнать, перепрыгнуть, перехитрить, ведь она все также оставалась впереди. Ровно как позади оставался Он, тот кто бежит за мной. И я уже могла видеть, как его тень накладывается на мою, поглощает ее, подминает.

Сквозь гулкую пульсацию крови, что стучала в висках, я слышала дыхание за своей спиной, ровное размеренное – тот, кто гнал меня вперед, как дичь, вовсе не запыхался. Его легкие не горели, как мои, его грудь не рвалась, пульс не зашкаливал. Он забавлялся, играл. А я отчетливо понимала, что у меня не остается сил, чтобы продолжать эту бессмысленную погоню, ведь обоим участникам уже давно понятно, чем она завершится. Каждую секунду я готова была ощутить тяжесть руки, что хватает меня за плечо, заставляя остановиться, обернуться, встретиться, осознать чужую власть. Я уже проиграла эту битву. Но все еще боролась, надеясь хоть на мгновение отсрочить неминуемое.

Стоило мне только подумать об этом, как нога зацепилась за какую-то корягу, и я кубарем полетела на землю, хватаясь за высокие травы в отчаянной попытке уж если не удержать равновесие, то хотя бы замедлить свое падение.

От удара оземь последний дух вышибло из груди, но я все равно нашла в себе силы перевернуться на спину, чтобы лицом к лицу встретить своего преследователя.

– Попалась, мышка! – его голос звучал ровно, он даже не запыхался.

Закатное солнце косо било в спину мужчины, озаряя и подсвечивая его волосы и кожу розоватым и золотым.

Из моей груди вырвался только хриплый стон, так как сбитое дыхание все никак не могло прийти в норму.

– Что же мне с тобой сделать? – задумчиво произнес человек, складывая руки на груди, будто не он только что гнал меня через поле, будто и правда не знал, что делать. Однако, его цепкий оценивающий взгляд, откровенно шарящий по моим губам, шее, ключицам, опускающийся ниже и ниже, говорил о том, что решение уже принято.

Он опустился на землю у моих ног, но глаза смотрели в мои глаза неотрывно и хищно, впитывая в себя мои эмоции, как хлопковое полотно за мгновение вбирает в себя пролитую воду. А я, как кролик, замерший под гипнотическим взглядом удава, не в силах ни пошевелиться, ни крикнуть, ни моргнуть.

Я почувствовала, как горячие руки сжали мои щиколотки, разводя их в стороны, и как сердце забилось в груди так яростно, что стало больно.

Не в состоянии издать ни одного членораздельного звука, я просто открывала и закрывала рот, стараясь унять жжение в легких, вернуть себе возможность дышать. И как в дурном сне, как в бреду, все смотрела и смотрела в черные глаза.

А наглые уверенные руки преследователя тем временем начали движение: огладили мои лодыжки, легкими нажимами пробежали по икрам, коснулись коленей. Легкая льняная юбка, покорно подчиняясь властным движениям мужчины соскользнула по согнутым в коленях ногам, складками ниспадая на живот. Я почувствовала дуновение легкого ветра на внутренней стороне бедра, от чего непривыкшая к таким ощущениям нежная кожа покрылась мурашками.

– Мне понравилась погоня, – голос моего преследователя прозвучал с хриплым призвуком, – а тебе? Ты почувствовала, как внутри рождается нечто дикое, необузданное? – его лицо выглядело хищно, как будто из глубины зрачков на меня смотрел не человек, а зверь. Он наклонился к моему колену, с тихим рыком потерся о него подбородком – щетина наждачной бумагой царапнула кожу. Мужчина улыбнулся и укусил это же место. Не укусил – прижал зубами, как будто помечая, ставя клеймо. Затем провел по нему языком.

Мое сердце ухнуло вниз.

– Хочешь, я дам тебе еще один шанс убежать? – он смеялся надо мной, прекрасно понимая, что у меня уже нет сил продолжать бегство, что я никуда от него не денусь. Поэтому я только отрицательно покачала головой, а он лукаво сощурился, – правильный ответ, мышка.

Я почувствовала горячую сухость его ладоней, что скользнули по моим бедрам вверх к талии, обхватили ее, сжали. Мужчина поудобнее утроился между моих разведенных ног, нависая всем телом надо мной, распластанной в высокой траве, его тень полностью накрыла меня.

Я смотрела в черные глаза, затаившись, боясь пошевелиться или вздохнуть. Я смотрела, как за темными зрачками рождалось что-то темное, сильное, как вздымалась грудь от тяжелого дыхания, как ходили желваки на скулах, как по виску стекала капля пота, и не могла отвести взгляда.

– Я так хочу тебя, – практически простонал мой преследователь, впиваясь в мои губы поцелуем. Жадный рот накрыл мой, подавляя и властвуя. Руки начали движение по моей спине, то оглаживая, то впиваясь цепкими пальцами в тело, то очерчивая контур плеч, то спускаясь к бедрам. Они были везде, стараясь дотронуться до каждого миллиметра кожи, коснуться, отведать, узнать.

Когда он на мгновение оторвался от моих губ, я, наконец совладав со своим дыханием, то ли сказала, то ли застонала:

– Нет… пока нет… до свадьбы, ты же знаешь.

– Знаю, знаю, – шептал мой жених, зарываясь лицом мне в ключицы, целуя шею, – эта погоня разбудила во мне хищника, я не могу сдерживаться. Свадьба скоро. Никто не узнает, – он снова навис надо мною, отрываясь от поцелуев, заглядывая в глаза с надеждой, чуть ли не с мольбой, – мы никому не расскажем.

Он пылко набросился на меня, жадно целуя, не давая ответить, возразить. Его губы с неистовством блуждали по моей шее, плечам и скулам, искали губы, впивались в них, а после вновь целовали шею. Руки так тесно прижимали к себе, что дыхание сбивалось, а сердце стучало все сильнее. Мне было горячо и томно, так хорошо, что глаза сами собой закрывались, и я тонула в этих поцелуях.

Тем временем мой мужчина, видя, что сопротивление слабеет, расстегнул лиф моего платья, стянул вниз нижнюю рубашку, открывая солнечному свету мою грудь. Я услышала утробный рык, с которым он обхватил один из сосков, втягивая его ртом, лаская, облизывая, целуя.

Второй сосок был захвачен в плен рукой моего любимого. Его пальцы порхали по самой его вершине, вызывая мурашки, заставляя выгибать спину от истомы и неги.

– Ты не представляешь, что делаешь со мной, – стонал Сокол, отрываясь от моей груди и снова вглядываясь мне в глаза, – ты нужна мне, нужна, позволь взять тебя, позволь.

– Нет, нет, еще нельзя… – шептала я, понимая, что еще чуть-чуть и сдамся.

– Ты и так моя, моя, только позволь до конца… – он вновь поцеловал меня, страстно, жарко, и его руки вновь начинали своей танец на моем теле, поглаживая, лаская, нежа. Мой мужчина рычал, покусывая мою кожу, царапая ее щеками с легкой щетиной, а затем взял мою руку и положил себе на грудь. Я почувствовала, как мощно бьется его сердце, как набат, как огромная привыкшая жить на воле птица, которую посадили в клетку. Управляя моей рукой, он переместил ее себе ниже живота, и я почувствовала, насколько искренни его слова, насколько сильно его желание, – не будь жестокой, помоги мне. Ты же тоже хочешь.

– Милый мой, ждать осталось совсем недолго, – все же смогла проговорить я, пребывая на грани того, чтоб уступить его просьбам, – давай все сделаем правильно.

– Что неправильного в том, что двое любят друг друга? – спросил Сокол, перемежая слова долгими поцелуями, не отрываясь от меня ни на мгновение, – неужели тебе плохо?

Он стал опускаться ниже – от шеи к ключицам, от ключиц к груди, затем к животу и ниже.

– Давай поиграем? Я поиграю с тобой, а ты со мной, это ведь не запрещено? – он подмигнул мне и лег между моих ног. Я почувствовала горячее дыхание совсем рядом с самым сокровенным местом своего тела.

На землю плавно опускались сумерки, но летний вечер был горяч, пронизан дыханием ветра в травах. Я смотрела в темнеющее небо, из нежно-голубого превращающееся в васильковое, видела, как последние солнечные лучи прощаются с природой до завтра. Но красота природы не волновала меня, я была во власти рук и губ, что дарили мне нежность, непокой, упоение и восторг, от которого становилось страшно.

– Соколик мой, пожалуйста, – простонала я в отчаянной, но нерешительной попытке оттолкнуть возлюбленного, – не надо.

– Ты же сама согласилась играть в Зоряницу, ты знала правила, – мой жених с хитрым прищуром смотрел на меня, – я – злой и страшный серый волк, а ты моя нежная сладкая добыча. Если б ты убежала, я бы остался голодным, но я тебя поймал и теперь должен съесть. Таковы жестокие правила.

– Может я тебе поддалась? На самом деле я могла бы убежать! – пискнула я.

– Значит, нужно было убегать. Сама виновата.

Сокол еще раз хищно улыбнулся и пропал из поля моего зрения, склонившись низко к моему животу – я ощутила его горячее дыхание на коже возле пупка. Одна властная рука легла мне на грудь, другая гладила колено, поднимаясь выше и выше.

Каждый крошечный жест, каждое продвижение будили во мне ураган эмоций: я таяла и пыталась найти причины для отказа, я изнемогала, но страшно боялась сделать этот последний шаг, я хотела всего того, о чем не раз слышала и думала ночами, не в силах уснуть, о чем знала, но еще не испытывала и ждала. Но при этом я не хотела нарушать обычаев предков, велевших не знать мужчину до свадьбы. Я понимала, что еще рано и нужно дождаться обряда, но мучительно не находила возможности остановиться, вырваться из столь горячих приятных объятий.

Наконец упрямые пальцы моего любимого закончили свое путешествие по моей ноге, остановившись у места, где кожа была такой нежной, такой чувствительной, не знавшей касаний и ласк. Это мгновение, пока мы замерли, не двигались, показалось мне целой вечностью, только всё сгущающиеся сумерки давали понять, что время по прежнему движется вперед, а не остановилось вместе с нами.

Теплый пульсирующий сокровенный бугорок, обыкновенно скрытый от всех и вся, опалило жарким дыханием, и потом Сокол поцеловал меня там. Там… Это было так неожиданно, так непривычно, что я едва не вскрикнула. Но любимый повторил движение, я ощутила, как язык движется снизу вверх к самой вершине, где сейчас сосредоточились все мои невысказанные желания, чаянья, но вместе с тем и страхи, а губы мягко обхватывают податливую плоть.

Томный стон сорвался с моих губ, непроизвольный, но сладкий. На миг мне стало страшно, что кто-то мог его услышать, но паническая мысль мелькнула и исчезла, потому что то, что делал мой любимый не давало мне сосредоточиться ни на чем, кроме моих ощущений.

Сокол целовал меня внизу то страстно, то нежно, изменяя темп, то едва касаясь, то прижимаясь тесно-тесно. Одна из его рук гладила мою грудь, сжимала соски, от чего по телу бежали мурашки и разливались волны странной дрожи. Я же путалась руками в черных непослушных волосах жениха, выгибалась навстречу его ласкам. Мне казалось, что я сошла с ума, раз делаю все это и позволяю мужчине, который все еще не является моим мужем, делать это со мной. За моими закрытыми глазами танцевали свет и тени, и так было легче поверить, что то, что происходит, это что-то нереальное, как будто сон, одно из тех жутко реалистичных сновидений, когда не можешь разобраться, то ли уже проснулся, то ли все еще спишь.

Не успела я привыкнуть к новым ощущением от такой близости своего жениха, от сокровенных поцелуев, как почувствовала, что Сокол одним пальцем медленно ласкает кожу рядом с самым входом в мое лоно.

– Что ты делаешь? – простонала я, пытаясь остановить его руку.

– Все хорошо, мышка, не переживай, тебе понравится.

И в этот момент его палец раздвинул нежные складочки и проник в меня, медленно, тягуче.

– М-м-м… – простонали мы в унисон.

– Ты такая горячая и влажная внутри, – произнес Сокол и с новой силой возобновил ласки и поцелуи, а у меня не стало сил сопротивляться.

Его палец начал движение, которое родило внутри меня какую-то новую жажду, что разрасталась тем сильнее, чем быстрее и глубже было проникновение. Я не видела и не слышала, что происходило вокруг нас, да и происходило ли, ведь, возможно, весь мир замер вместе со мной, ожидая, чем завершится эта невыносимо-прекрасная пытка.

Не знаю, сколько прошло времени, но огненная волна, нарастающая внутри меня, достигла своего пика, и обрушилась всей своей силой на мое чувствительное от ласк тело. Болезненно-сладкая судорога прошила меня насквозь, заставляя тело выгибаться, а дыхание остановиться.

Мой крик-стон прорезал тишину ночи, которая успела опуститься на землю, пока мы с Соколом нарушали все возможные запреты. Я открыла глаза и увидела, как тысячи звезд рассыпались по темно-фиолетовому небу, сверкая, как драгоценные камни.

Мое сердце гулко билось в грудной клетке. Я слышала пульсацию крови в ушах.

– Разве это было плохо или неправильно? – надо мной нависла фигура моего возлюбленного.

– Я… не знаю, – я действительно не знала, умом понимая, что мы пошли против воли предков, а, значит, нас ждет неминуемое наказание, по крайней мере так всегда говорили старшие люди. Но чувства мои говорили об обратном – в теле царили покой и истома, а душа пела и смеялась. Уверена, что если бы можно было ее достать и увидеть, то мы бы просто ошалели от яркости красок, которыми она искрится.

– Зато я знаю! – уверенно проговорил Сокол, и от этого мне стало тепло и весело. Конечно, он должен знать, как правильно. Он сильный и умный. Самый лучший. Он не может сделать что-то плохое.

Он лег в траву рядом со мной, закинув руки за голову, вдыхая аромат летней ночи полной грудью. Я залюбовалась его профилем: прямым носом, четко очерченными губами, широкими скулами. Всё мне нравилось в нем и, что самое важное, через несколько дней мы станем мужем и женой. И тогда он будет вечно принадлежать только мне одной.

Я лежала и улыбалась своим мыслям: «Вот она любовь, и вот оно счастье».

– Ну что ж, а теперь твоя очередь, – произнес Сокол, лукаво посмотрев на меня. Его глаза вновь засияли хищным блеском.

– Что ты имеешь ввиду? – спросила я, совершенно не понимая, о чем он говорит.

– Тебе было хорошо, мышка? – мой возлюбленный повернулся на бок, подперев щеку рукой. Его лицо находилось на одном уровне с моим, так близко, что я чувствовала тепло его кожи и теплое дыхание на своем лице. Я подумала, что он хочет меня поцеловать, но нет, он почему-то ждал моего ответа, хотя я прекрасно понимала, что ответ ему известен.

– Да… – робко, чуть помедлив, ответила я.

– А теперь я хочу, чтобы было хорошо и мне. У тебя такие сладкие губы, такой нежный ротик. Мне очень хочется, чтоб ты меня поцеловала.

Я с готовностью потянулась губами к его губам. Однако, Сокол медленно, но решительно отстранился.

– Поцелуй меня там… – он опустил взгляд вниз, и я увидела, как он неспешно развязывает шнуровку на своих штанах.

Не успела я понять своего отношения к тому, что предлагал мне будущий муж, как в ночи резко раздался каркающий смех.

Глава 2

– Ха-ха-ха-ха, кхе-кхе-кхе, хе… – громкий раскат хохота перешел в сильный кашель.

От ужаса я подскочила на месте, лихорадочно поправляя сползший лиф платья и озираясь по сторонам, пытаясь понять, кто является источником звука. И, как по заказу, в этот момент луна вышла из-за тучи и осветила поле, на котором мы расположились. Из тени выступил сгорбленный силуэт, все еще заходившийся в кашле вперемешку со смехом. Длинные темные одеяния волочились по земле, взлохмаченные седые волосы были нечесаны и висели грязными пасмами, зато глаза сверкали ярче созвездий. Тонкие губы изогнулись в усмешке:

– Да, за всё, а в особенности за удовольствие, приходится платить, мышка, – пророкотал старческий надтреснутый, но еще полный силы голос. Последнее слово, обращение ко мне, прозвучало с издевкой, будто это оскорбление.

Перед нами стояла местная сумасшедшая старуха, живущая на отшибе, на самом краю хутора, ее ветхий запущенный дом практически примыкал к лесу. Она была нелюдимой и странной, жила своей собственной жизнью, далекой от жизни общины. Про нее ходило множество страшных историй и легенд, поговаривали даже, что она знается с Дьяволом. Ею пугали детишек помладше, а дети постарше так и норовили забраться к ней во двор через покосившийся забор, чтобы испытать друг друга и себя на храбрость. Она почти никогда не выходила из дому, потому ее появление в общественном месте обычно считалось дурной приметой и портило всем даже самое праздничное настроение. Соседство с ней было не самым приятным, но прогнать ее не могли по двум причинам: с одной стороны, она никому не мешала и не вредила, с другой – просто было страшно.

Единственное месте, где ее точно нельзя было встретить – это церковь. Впрочем, здесь на поле мы тоже не ожидали ее увидеть.

Я с ужасом поняла, что она стояла здесь давно и, наверняка, слышала не только последний разговор, но также и то, что происходило до него. Краска залила мое лицо. Прикоснувшись к щекам, я почувствовала, что они просто пылают.

– Чего приперлась, старая, – с вызовом бросил нежданной гостье Сокол, поднимаясь и поправляя на себе одежду, – иди обратно в свою нору, откуда выползла, пока не получила.

– Какой смелый молодой человек, – процедила старуха, – и такой вежливый, почтительный… Нешто некому научить тебя уважению к старшим? Так старая Калина преподаст тебе урок…

Страшная женщина вытянула свою тонкую костлявую руку со скрюченными пальцами и длинными черными ногтями в направлении Сокола, лицо ее исказилось в гримасу, за которой невозможно было распознать человеческие черты. Вся она затряслась, задергалась, как будто в каком-то припадке, длинные пальцы, указующие вперед, зашевелились, изгибаясь под немыслимыми углами.

Меня сковал ужас, я не могла пошевелиться и чувствовала, что мое тело начинает бить мелкая дрожь. Сокол стоял рядом со мной с потрясенным выражением лица, бледный, ему тоже было явно не по себе от происходящего. Я уже готова была к самому худшему: что земля разверзнется и поглотит нас, что беспощадная молния расколет небо и ударит в моего возлюбленного, что появится демон из преисподней и утащит нас за собой или случится еще что-то более ужасное. Но старуха тем временем подняла свою дряхлую голову к небу и завыла.

– Ау-у-у, а-а-аууу, – длинный протяжный вой был страшен и звонок, совсем не похож на хриплый каркающий голос, которым она разговаривала с нами. От этого звука мурашки побежали у меня по спине. Я стиснула руку своего жениха, понимая, что, возможно, это последние минуты перед нашей смертью, и почувствовала, что он тоже дрожит.

Внезапно вой прекратился, женщина снова посмотрела на нас, глаза ее были злы и пронзительны. Она открыла рот с гнилыми зубами, как будто собираясь проглотить нас, с шумом набрала в грудь воздуха…

– Бу! – гаркнула она внезапно с такой силой, что мое сердце на мгновение от испуга замерло. Я закрыла лицо руками, ожидая, что небо сию же секунду обрушится нам на головы. Но прошло мгновение, два, и я ничего не почувствовала. Я осторожно открыла лицо, но ничего сверхъестественного не происходило: небо не рушилось, земля не разверзалась. Я видела только старуху, все также стоящую напротив.

– Ха-ха-ха, кхе, кхе, хе! – снова засмеялась-закашляла Калина, указывая пальцем на место, где стоял Сокол. Я повернулась и увидела, что он лежит в траве без чувств.

От ужаса все внутри у меня похолодело – я решила, что Сокол мертв, настолько бледным и отрешенным было его лицо. Темные волосы разметались по лбу, и на их фоне кожа казалось еще светлее – какой-то фарфорово-белой, а губы в свете луны утратили цвет, отдавая мертвенной синевой.

С возгласом отчаяния я кинулась к нему на грудь, упала, обнимая. В тот момент мне казалось, что ничего страшнее в моей жизни произойти не могло. Сердце заныло, будто готово было остановиться. Перед зажмуренными глазами пронеслись образы того, как нам было хорошо вместе: как я впервые увидела Сокола, как он заговорил со мной, а я зарделась, сделала вид, что не хочу с ним говорить, как он однажды вроде бы случайно взял меня за руку и улыбнулся мне; как мы с подругами гадали на суженых, и в рисунке трав высыпанных из особого вещего мешочка я увидела крылья и сразу поняла, что он – Сокол – мой единственный; как он поцеловал меня в первый раз и как это было чарующе, что я после всю ночь не могла заснуть и ворочалась, не находя себе места, то подушка казалась жесткой, то одеяло жарким; как хорошо было ходить с ним под руку или сидеть обнявшись, просто молчать… Перед мысленным взором пролетел сегодняшний день: праздник Купалий, когда вся деревня еще до рассвета пошла к реке, чтоб окунуться в воду, считавшуюся в этот день особенно благодатной, как старшие люди воздавали подношения богам, чтобы земля родила пышно и скотина плодилась, чтоб зима была короткой да ласковой, а лето на дожди не скупилось, чтоб дети рождались здоровыми. А молодые пели песни обрядовые, хороводы водили, пляски плясали. Да всем селом обед устраивали так что стол от яств ломился. И как это было весело и радостно. Целый день был наполнен счастьем и теплом, ведь рядом был мой Соколик.

И дернул лукавый за язык кого-то предложить играть в Зоряницу! Небось, Лиска как всегда всех парней подначила. А они и девчонок уговорили. Ей-то что, уж давно поговаривают, что они с Цветом любятся, обет прародителей нарушая. И не наказывают их предки за это. А нам с Соколом стоило только чуть-чуть за черту недозволенную переступить, как настигла кара – вот он лежит бездыханный.

Все это – и мысли, и чувства, и яркие образы, и воспоминания – в одно мгновение пронеслось перед глазами, заставляя сердце сжиматься то от бессильной злобы, то от горючей любви, то от страшной тоски, ведь в тот момент мне казалось, что теперь жизнь кончена, и ничего хорошего больше со мной произойти не может, так как мой возлюбленный умер.

А старуха все также стояла неподалеку и время от времени перхала со смеху. Ее издевательские смешки заставили оторваться от тела любимого:

– Что вы с ним сделали? Зачем? – едва смогла выдавить я сквозь ком, разрастающийся в горле – слезы были готовы вот-вот брызнуть из глаз.

– Я? – неподдельно увилась старуха, – я ничего с ним не делала. Еще силы на него тратить…

– Он же мертв! – произнесла я, и разрыдалась, закрывая лицо руками.

Я чувствовала, как горячие слезы текут сквозь пальцы по рукам и падают на землю, и задыхалась от невозможности вздохнуть – рыдания душили меня.

– Окстись, дурочка, – прокаркала совершенно холодным и спокойным голосом Калина, – он жив-живехонек, просто чувств от страха лишился. Хорошо, хоть не обделался, смельчак, – зло добавила она и снова засмеялась.

Сквозь рыдания мне сначала показалось, что я неправильно поняла смысл слов старухи. Но как только значение сказанного дошло до моего осознания, я снова кинулась на грудь Сокола и стала слушать сердцебиение. В первое мгновение я ничего не услышала, и чуть не завыла от боли, но тут же почувствовала удар сквозь грудную клетку. Слезы моментально высохли на щеках – сердце моего возлюбленного билось, я это слышала совершенно отчетливо и даже дивилась, как я могла не услышать его ранее.

Я боялась пошевелиться, чтоб не спугнуть это ощущение – всё в порядке. Если Сокол жив, значит, все хорошо. Каждый новый удар его сердца возвращал мне радость и покой.

Не могу сказать, сколько так пролежала, но, когда я наконец смогла наслушаться сладким звуком сердцебиения любимого и обернулась, старухи уже не было – она растворилась где-то в ночной темноте.

– Соколик, – нежно позвала я, как будто стараясь разбудить спящего, – любимый…

Я бережно прикоснулась к его плечу, к волосам. Немного подумав, решила поцеловать возлюбленного, как принц целует спящую принцессу в старинной детской сказке, чтоб она пробудилась, но Сокол не просыпался.

На какое-то мгновение вернулся страх, что старуха меня перехитрила, чтобы вновь поиздеваться, и сердцебиение мне только причудилось, а жених мой мертв, так что я с силой схватила его за грудки и принялась трясти, что есть мочи, выкрикивая его имя, пока не услышала протяжный стон и веки Сокола не затрепетали – он приходил в себя.

– Что произошло, – проговорил он заплетающимися губами, – что эта старая карга со мной сделала?

Я замахала на него руками:

– Тссс, тише, не говори, а не то, не дай боги, она вернется.

– Пусть только сунется, уж я ей покажу, – злобно произнес Сокол, опираясь на мою руку, чтобы подняться.

– Что ты, что ты, не надо!

Меня поведение страшной женщины напугало не на шутку, и хоть Сокол жив, мне почему-то не верилось, что все обошлось. Возможно, она наложила на него какое-то неведомое проклятие или порчу, сглазила на всю жизнь, навела навет смертный – да мало ли что еще жуткое она могла натворить – и это только вопрос времени, когда кара настигнет моего любимого. Потому я пристально всматривалась в его лицо, чтобы сразу заметить следы изменений – если начнут расти ослиные уши, коровий хвост или что похлеще.

– Разве ты не знаешь, что про нее говорят, – шептала я жениху, в прямом смысле слова, волоча его за собой, как конь – плуг, подальше от жуткого места встречи с сумасшедшей бабкой, – поговаривают, что она ведьма, – я сделала страшное лицо для большей наглядности и воровато огляделось – вдруг Калина притаилась где-то в тени и продолжает наблюдать за нами исподтишка.

– Это все – бабьи сказки, – отвечал парень, – сама посуди, уж если б она была ведьмой и умела силы природы заклинать и тайными знаниями владела, жила бы она в таком покосившемся доме с крысами да пауками.

– Она же ведьма, а не строитель, чтоб дом себе возводить. Может, она не умеет такого, – я пожала плечами – как по мне, место жительства не отменяло возможности причастности старухи к темным силам.

– Но она бы могла приворожить к себе того, кто может строить, разве нет?

– Ага! И возись потом с этим привороженным – ни проходу, ни продыху, – возразила я, – если она не ведьма, почему ее в деревне все боятся, даже староста?

– Не боится, а связываться не хочет. Она же сумасшедшая – еще цыплят ночью передушит или у коровы молоко испортит.

– Как же испортит, если не ведьма? – попыталась я подловить Сокола.

– Как-как… Да корова такую старую каргу увидит и с перепугу месяц доиться не будет.

Я засмеялась, представив эту картину. В тишине и темноте ночи смех прозвучал наигранно и странно. Однако, Сокол меня поддержал и тоже засмеялся. Его хохот всегда казался мне очень заразительным, вот и сейчас я не смогла удержаться и засмеялась снова. За мной и Сокол.

Мы смеялись все громче и громче, сгибаясь пополам и держать за бока от хохота, но остановиться не могли. В какой-то момент мы просто упали в траву, потому что сил стоять уже не было. Честно говоря, мне даже не было смешно, но не смеяться не получалось.

Осмеявшись, я поняла, что на душе стало немного легче.

– Мне было очень страшно, – призналась я, – никогда еще такого ужаса не испытывала, даже в тот год, когда речка разлилась и село по самые крыши чуть не затопила.

– Не бойся, я рядом, – мужественно ответил Сокол и прижал меня к себе.

В его объятиях было тепло и уютно, и мне не захотелось ему напоминать, что это он упал в обморок перед ведьмой, а не я. Я просто прижималась к нему и смотрела на звезды и висящую высоко масляно-желтую луну.

– Может, продолжим с того места, на котором остановились? – через какое-то время спросил Сокол, наклоняясь и целуя меня.

– Ты что! – от возмущения я прямо выпрыгнула из его рук, – разве ты не понял?

– Чего?

– Того, что появление Калины – это знак от предков, что мы до свадьбы должны быть чисты.

– Да ладно, мышка, это все стариковские бредни, дурацкие суеверия, которыми нас пичкают старшие, чтоб мы делали, как хотят они. Посмотри, и Лиса, и Слава, и Луна – все со своими парнями любятся. И не только…

– Что значит «и не только»? – опешила я.

– И не только они, я имел ввиду, – ответил Сокол.

– Откуда ты можешь знать? Видел, что ли? Ну, Лиска, ладно, а про Славу – никогда не поверю, – я сердито сложила руки на груди.

– Хорошо-хорошо, может, я и не прав, – неожиданно пошел на попятную Сокол, – иди ко мне, не будем ссориться.

Я со вздохом снова подошла жениху. Он обнял меня и, сев прямо на землю, усадил к себе на руки, потянулся мягкими губами к моим. Поцелуй получился нежным и долгим. Я растаяла от его тепла и сначала даже не заметила, что рука Сокола настойчиво поглаживала мою ногу, поднимаясь под подолом юбки все выше и выше. А поцелуи тем временем становились все жарче и настойчивее. Любимый целовал мою шею, покусывал меня за ухо, обжигал горячим дыханием ключицы.

Внутри меня вновь начало зарождаться томление, по венам разлился жар, и мне стало казаться, что все так и есть, как говорит Сокол: и Калина не ведьма, а просто сумасшедшая старуха, и не все то, что говорят старшие, правда, и в близости до свадьбы нет ничего предосудительного – что ж плохого, если двум влюбленным так хорошо?

Настойчивая рука Сокола уже была совсем близко с моим сокровенным местечком, а я уже просто изнемогала от чувства незавершённости, пустоты, которую непременно нужно заполнить. Палец моего жениха скользнул вдоль моих нежных складочек к самой вершинке удовольствия, коснулся ее, погладил. Мне стало сладко и я подалась вперед в предвкушении, что он проникнет внутрь меня.