Текст книги "Любовь и война Майкла Фрейзера. Книга 2. Сад земных наслаждений.(СИ)"

Автор книги: Лилия Гаан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Пэм, детка, ты беременна?

– Да, милый!

– А я заставил тебя волноваться – вот придурок!

– Я была рада увидеть тебя счастливым, а все остальное не имеет значения!

Майкл, конечно, все понял и крепко расцеловал интригующую супругу. С этого дня летать он будет тайком, строго соблюдая конспирацию, хотя Памела, конечно же, об этом догадывалась.

В начале октября Фрейзер перевез свою большую семью в Нью-Йорк.

И думать было нечего поселиться с женой и детьми в его удобной холостяцкой квартире на Ривердэйл, когда пустовала постоянная резиденция семейства Фрейзеров в Верхнем Ист-Сайде.

Пятиэтажный особняк с лифтом был построен ещё в 1889 году прадедушкой Фрейзером, когда этот район назывался "районом шелковых чулок" и их соседями были Асторы и Тиффани.

Это было воистину впечатляющее жилье с огромной кухней, подсобными помещениями и роскошной дамской комнатой на первом этаже, выходящей в ухоженный сад. Здесь же располагался единственный в своем роде 2-этажный стеклянный атриум. Гостиная гордилась высокими потолками и плавно переходила в столовую с видом на сад и атриум. К столовой примыкал винный дегустационный зал. На третьем и четвертом этажах располагались 8 спален с ванными комнатами. Пятый этаж имел две террасы по обеим сторонам дома, на одной из которых красовался редкостной мозаикой бассейн с экзотическими рыбками. Были здесь и кабинет, и библиотека, и детские, и музыкальная комната, при желании превращающаяся в кинозал, и две больших гардеробные.

Фрейзеры нового поколения не особо любили это помпезное фамильное гнездо, предпочитая жить на свежем воздухе в просторном и удобном поместье. Но понятно, что старший Фрейзер не мог каждый день мотаться в Коннектикут, и в будние дни после работы оставался здесь ночевать. Иногда компанию ему составляли тетушки, когда им приходила блажь посетить оперу или навестить своих нью-йоркских знакомых. Эвис Нью-Йорка не любила и бывала в особняке крайне редко, предпочитая деревенскую тишь городской суете.

Но Памеле даже в голову не пришло, что она будет видеть мужа только по выходным, а когда он ей намекнул на преимущества сельской жизни, быстро нашлась с ответом:

– Ты будешь скучать по мне, мой плюшевый барашек! А я меньше всего на свете хочу тебя огорчать. Нет, мы все уезжаем вслед за тобой в Нью-Йорк!

Содержание особняка влетало в копеечку, но Фрейзер-старший из уважения к дедушке, скрипя зубами, оплачивал эту махину. Покупать или снимать другое жилье в этих обстоятельствах было неразумно. Отец всерьез бы обиделся на пренебрегающего фамильными ценностями отпрыска.

– Здесь довольно мило,– деликатно оценила особняк Пэм, когда Майкл привез её сюда в первый раз,– и сад совсем неплох!

Жена энергично пробежалась по всем этажам, осмотрев в сопровождении экономки, жившей здесь чуть ли не с рождения, все закоулки старинного дома.

– Милая, ты ангельски неприхотлива, если не видишь, насколько этот монстр устарел и неудобен!

– О, дорогой, я всю жизнь провела в устаревших и неудобных домах и привыкла к ним, как кошка к лапам! Мы кое-что модернизируем, переделаем, и получится удобное семейное гнездышко.

– Если отец даст согласие!

– Его я беру на себя!

Фрейзер-старший только обрадовался такому решению, заранее согласившись со всеми изменениями, которые пожелает предпринять сноха, но против планов переезда внезапно восстала всегда кроткая и безропотная Эвис.

Она жизни не мыслила без Мэйбл и Джеральда, после смерти Хелен искренне уверовав, что это только ей принадлежавшие дети. И вот, появляется какая-то пришлая чужачка и нагло тянет руки к её обожаемым крошкам?

Забегая вперед, надо сказать, что отношения между Эвис и Памелой так и не сложились. Жена, конечно, не говорила с ним на такие темы, но Майкл догадывался, насколько Памела была невысокого мнения о его мачехе.

– Так бездарно загубить свою жизнь,– как-то потом, много лет спустя выскажет она свое мнение об Эвис,– ублажая кучку вздорных старух и пресмыкаясь перед человеком, которого никогда не любила только из-за желания не думать о деньгах!

Майкл знал, как нежно относится Эвис к отцу, поэтому мягко возразил:

– Каждый человек, дорогая, по-своему представляет счастье! Одни спасают мир, пытаясь сделать его более совершенным, другие разливают в гостиной чай и вяжут шарфы. И те и другие достойны того, чтобы к ним относились с уважением.

Жена тогда обиделась на него, но если честно, к тому времени она уже изрядно достала Майкла своей кипучей деятельностью на общественном поприще.

Фрейзер ещё до конца не освоился в своем кабинете, а Памела уже оказалась задействована в десятках благотворительных комитетов и ассоциаций. Ладно, когда речь шла об американо-английской дружбе, помощи ветеранам войн, матерям-одиночкам и пр. Это Майкл ещё терпел, но когда жена потребовала от него подписать чек в фонд помощи голодающим детям в Африке, вышел из себя.

– Я не против африканских детей в общем, и голодающих в частности. Я даже согласен время от времени жертвовать им на бананы и подгузники. Только не слишком часто! Но сделаю это при условии, что на этом участие нашей семьи в данном проекте и закончится!

– Но, барашек,– заюлила Пэм,– мне нужно выехать....

Вот этого он и опасался!

– Нет,– грозно рыкнул Майкл, в кои-то веки показывая, кто в их доме хозяин,– я не желаю, чтобы ты лично спасала детей Африки! Пусть этим займутся те, кто не оплачивает свои благие дела кругленькими суммами. А я не хочу за свой же альтруизм заводить в доме отдельный туалет с надписью "Только для леди Памелы!". Меня не прельщает видеть твои руки исключительно в перчатках из-за изъеденных коростой пальцев, и не воодушевляет перспектива встреч через стекло в лепрозории! И я не желаю второй раз становится вдовцом, похоронив свою жену в гробу, засыпанном хлоркой!

– Ты преувеличиваешь, мой плюшевый барашек, – без прежнего энтузиазма пробормотала Пэм, которой мало понравилась вдохновенно нарисованная мужем картина её будущего,– сотни леди посещают госпитали в Африке, и с ними не происходит ничего подобного! Я слышала о матери Терезе из Калькутты – она всю жизнь посвятила лечению безнадежно больных бедняков!

– Да неужели? – язвительно огрызнулся Майкл. – Не могу ничего сказать о матери Терезе, но как быть с твоей тетушкой?

Памела густо покраснела и прикусила язык. Когда Фрейзер вернулся с войны, он узнал истинную причину подчеркнутого вегетарианства Мадресфильдов. Оказывается, ещё в годы метаний по миру в поисках личного гуру молоденькая леди Энн посетила какого-то колдуна в Африке. Тот, очевидно раздраженный визитом этой бестолковой курицы, взял да из вредности "причастил" гостью какой-то сакральной смесью, ехидно пообещав ей просветление. Но колдун ошибся. Просветление в собственном идиотизме не наступило даже, когда леди обнаружила, что у неё желудке поселились особого вида черви. Те мирно сидели в организме человека только при условии, что тот ел сугубо вегетарианскую пищу, при попадании же в желудок мяса они начинали активно размножаться и чуть ли не лезть из ушей!

– Я,– с нажимом пояснил дражайшей половине Майкл,– не сэр Дадли! И как бы ни любил тебя, никогда не заменю кусок мяса даже на самую крупную и сочную морковку в мире. И добровольно голодать из сочувствия к детям Африки не собираюсь. А теперь можешь сколько угодно упрекать меня в жестокосердии!

Неизвестно, что подействовало на жену больше – перспектива таблички на туалете, морковная диета или стекло лепрозория, но в дальнейшем она уже не рвалась спасать больных в Африку или кормить голодных в Калькутту.

А в тот далекий октябрьский день 1945 года между Памелой и миссис Фрейзер произошла первая открытая стычка из-за детей. Вся семья сидела после обеда в гостиной и строила планы относительно переезда.

Пэм с энтузиазмом рассказывала, кто и какую спальню будет занимать, что она думает прикупить из обстановки и какие ковры и занавески заказать. В общем-то, никто ей не возражал, пока дело не дошло до её планов относительно Мэйбл и Джеральда.

– Нужно будет подобрать им подходящие, хорошо зарекомендовавшие себя школы! Я займусь этим!

И вот тут угрюмо насупилась недовольная Эвис.

– Я не понимаю, почему дети должны покинуть здоровый климат Коннектикута ради смога и загазованности Нью-Йорка? Если бы вы знали, насколько слабые легкие у Мэйбл и как часто она болеет!

Майкл встревожился – призрак Хелен с её туберкулезом никогда не давал ему покоя, заставляя волноваться при малейшем недомогании детей.

– Пэм, любимая, в таком случае Мэйбл лучше остаться на месте!

Но не тут-то было.

– Девочке уже двенадцать лет,– надменно задрала тонко выщипанные брови Памела,– пора задуматься о приемлемом образовании. В Коннектикуте его не получить!

Внезапно в разговор встряла сама Мэйбл. Они с Джеральдом также присутствовали на семейном совете в роли безмолвных статистов, и конечно, никто не ожидал от детей, какого-либо вмешательства в обсуждение их судьбы.

– Эдвард считает, что мне нужно получить образование в одном из частных пансионов в Швейцарии,– заявила девочка,– европейское образование считается самым лучшим, и климат там подходящий для моих легких!

Взрослые даже не сразу нашлись, что сказать в ответ на это заявление. Майкла поразило, что старший сын вмешивается в жизнь сестры, даже будучи в таком отдалении.

– Вы переписываетесь? – хмуро спросил он дочь.

– Да, но чаще мы звоним друг другу!

– Вот откуда такие астрономические счета за телефонные переговоры,– моментально заворчал отец,– и чего этот молокосос может понимать в таких вещах? Послать девочку так далеко! И зачем? Чем американские школы хуже европейских? Или мы хотим из нашей Мэйбл вырастить вторую Складовскую-Кюри?

– Швейцария?– потрясенно побледнела Эвис, с мольбой глядя на насупившуюся девочку,– это ведь так далеко!

Мэйбл с покровительственной жалостью глянула на свою опекуншу:

– Эвис, все девочки из состоятельных семей воспитываются в пансионах. А в Швейцарии находятся самые престижные женские школы. Так сказал Эдвард!

– Эдвард, Эдвард, – возмутился Фрейзер-старший,– пусть сам сначала закончит свой Итон! За те деньги, что были потрачены на его образование, можно было бы купить средних размеров завод.

– Ты преувеличиваешь, отец!

Фрейзер тяжело вздохнул, мысленно подбирая наиболее подходящие слова для деликатного отказа. Он вовсе не собирался отправлять свою дочь за океан, достаточно было и отбившего от семьи Эдварда. Но неожиданно на помощь падчерице пришла Памела:

– Мэйбл абсолютно права! Сейчас хорошее образование престижнее, чем наличие туго набитого кошелька. Девочка должна найти свое место в жизни, выбрать занятие по душе и приобрести нужные знакомства. Где же это сделать, как не в заведении, в котором учатся дети из самых привилегированных слоев общества. В пансионе мадам Бревай, где находится дочь моей двоюродной тетки графини Мэтлок, воспитываются две принцессы.

Едва заслышав про графиню и принцесс, как по команде, громко загомонили все это время подозрительно молчавшие тетки.

– Конечно, наша милочка Мэйбл должна поехать в Швейцарию,– затараторила тетя Сара,– она такая умница! И хотя не принцесса, у нас достаточно денег, чтобы дать ей все самое лучшее!

– Конечно, тому, кто окончил воскресную школу в родной Оклахоме не понять, что значит обучение в Швейцарии! – выпустила жало и тетушка Мэйбл. – Милая Эвис, наверное, даже и не знает толком, где находится эта страна!

Эвис покрылась красными пятнами, неприязненно глянув на вредных высушенных фурий.

– Знаю, в Европе!

Майклу надоело смотреть, как унижают женщину, которая все эти годы заменяла мать его детям, и он решил положить конец этому обсуждению.

– Думаю, что подобные вопросы нельзя решать вот так – походя! Нужно хорошенько подумать.

Он не стал особенно ломать голову над проблемой, на следующий же день позвонив сыну.

– Да, – подтвердил тот,– это я посоветовал Мэйбл Швейцарию. Она хочет профессионально заняться фотографией, а стать хорошим специалистом можно только в Европе!

– А что, американцы не знают, как устроен фотоаппарат? – угрюмо буркнул Майкл.

Он, конечно, замечал, что дочь не расстается с простеньким Кодаком, снимая все подряд. Видел, с каким интересом она рассматривала множество привезенных им с войны снимков. Но мало ли кто и чем увлекается! В детстве он неплохо рисовал, ну и что? Пабло Пикассо из него не получилось!

– Я плохо разбираюсь в фотографии,– тон сына оставался бесстрастным, как будто он не заметил выпада, – но, благодаря общим знакомым, мне удалось поговорить с самим Сесилом Битоном!

В голосе Эдварда послышалась такая смесь уважения и восхищения, что Майкл раздраженно осведомился:

– Кто такой Сесил Битон, и почему я должен считаться с его мнением об образовании моей дочери?

– Это фотограф королевской семьи. Его работы считаются шедеврами! Мистер Битон мне пояснил, что художественная фотография – это искусство, которому нужно долго учиться, и если у Мэйбл есть талант, она должна получить хорошее гуманитарное образование.

Разговор с сыном не убедил Фрейзера в необходимости отправлять двенадцатилетнюю девочку за тридевять земель. Может, у неё и есть какие-то способности, но вряд ли это талант!

Своими сомнениями он поделился с Пэм. Жена как раз собирала с горничной чемоданы, готовясь к переезду, когда он зашел в гардеробную и рассказал о разговоре с сыном.

– Эдвард поступил правильно,– подтвердила та, в сомнении разглядывая красную юбку из набивного шелка, – поговорив с Сесилом Битоном. Самая квалифицированная консультация. Я видела его работы – это нечто!

– И, конечно же, неведомый мне Сесил Битон и четырнадцатилетний мальчишка лучше знают, что хорошо для моей дочери! А я не хочу, чтобы Мэйбл уезжала! Я и так её не видел столько лет!

Памела отослала горничную прочь и снисходительно посмотрела на супруга:

– Милый, я понимаю, как тебе не хочется расставаться с Мэйбл. Но посмотри на это с другой стороны – девочка вряд ли, когда-нибудь простит, если ты не дашь ей реализовать мечту!

– Может, ей это вскоре надоест, и дочь решит, что фотография её больше не интересует! Не лучше ли подождать несколько лет?

– Девочке и так уже двенадцать, а к началу следующего триместра будет тринадцать. Она окончит школу как раз годам к двадцати. Возможно, Мэйбл и разочаруется в фотографии, но она может выбрать другое занятие, связанное с искусством.

– Зачем профессия девушке из состоятельной семьи?

Пэм смерила супруга весьма холодным взглядом.

– Не будь ретроградом, дорогой! Или ты хочешь, чтобы Мэйбл, не найдя себе занятия по сердцу, принялась как Джил бесконечное количество раз выходить замуж?

Довод показался убедительным, и после нескольких недель жарких споров, Фрейзеры отправили запрос в элитную школу для девочек мадам Бревай, расположенную в горах близ Цюриха. Это оказалась смесь пансиона с колледжем с углубленным изучением истории искусств, зарекомендовавшая себя как заведение со строгой дисциплиной и дающее основательные знания по выбранному профилю.

Всю зиму Мэйбл увлеченно готовилась к поступлению, и через год после описываемых событий уехала учиться в Швейцарию.

Но это будет позже, а пока Майкл, решив все семейные проблемы, наконец-то, появился в собственном офисе. Он постоянно оттягивал этот момент, пользуясь любым поводом, как нерадивый школьник всеми правдами и неправдами отсрочивает выход с каникул.

Собираясь на работу, Фрейзер, наведя на свой облик последний лоск, прихватил свою любимую тросточку с золоченой львиной головой, кстати, мало сочетающуюся с деловым костюмом.

– Зачем тебе трость? – не поняла Пэм, по-хозяйски поправляющая мужу галстук. – Ты уже давно не хромаешь!

– Не знаю,– откровенно ответил Майкл,– мне так хочется! Она придает мне кураж, а без него в бизнесе делать нечего!

На ступеньках здания их корпорации Майкла дожидались, заранее предупрежденные пресс-службой газетчики.

– Мистер Фрейзер, вы служили в Королевских ВВС?

– Вы были ранены?

– В каком звании вы закончили войну?

– Ваша первая жена погибла при бомбежке Лондона?

– Говорят, вы женились второй раз?

– Каковы ваши деловые планы?

И так далее.

Майкл проигнорировал вопросы, касающиеся его семьи, да и на остальные постарался отвечать, как можно более кратко, смягчая этот лаконизм добродушной улыбкой.

– Я так долго отсутствовал дома,– наконец, закончил он пресс-конференцию,– и сейчас только вхожу в суть дела. Давайте встретимся позже, и я с удовольствием поделюсь с вашими читателями своими дальнейшими планами!

И вот, попрощавшись с газетчиками, он открыл знакомую дверь в темнеющий красным лакированным деревом и отсвечивающий многочисленными зеркалами холл офиса. Знакомые с детства запахи воска от мастики, бумаги и деловой конторы вызвали у него меланхоличную улыбку. Весь мир полыхал в огне, гибли люди и рушились режимы, а здесь за пять лет ничего не изменилось. Даже фикусы и пальмы в кадках и то, казалось, были теми же самыми, что и двадцать лет назад, когда отец привел его сюда в первый раз.

Его личная секретарша – миссис Карен изменила привычную прическу на более модную, уложив надо лбом круто завитые локоны, и её глаза за очками в роговой оправе радостно сверкнули при виде шефа.

– Ваш кабинет ждет вас, мистер Фрейзер! – заявила она после взаимных приветствий. – Я поставила на стол орхидею – раньше вам нравились эти цветы! Но если ваш вкус изменился, то...

– Всё в порядке, миссис Карен! Я по-прежнему предпочитаю орхидеи другим цветам!

– Могу ли я поздравить вас с новым браком?

– Да, миссис Карен, и думаю, вскоре вы познакомитесь с моей женой – леди Памелой!

– Прекрасно выглядите и так загорели!

– Думаю, этот загар въелся в меня навечно. Незнакомые люди принимают меня за латиноамериканца!

Майкл распахнул дверь в собственный кабинет и прошел по ковровой дорожке к рабочему столу. У него создалось странное ощущение, что он как будто вчера покинул эту комнату, и одновременно она показалась ему чем-то изменившейся, хотя все вещи оставались на прежних местах.

Миссис Карен встала напротив шефа, и, раскрыв блокнот, выжидающе замерла.

– Представьте мне полугодовой отчет по Бостонскому филиалу. Письма есть?

– Нет, но вас просит о встрече мистер Фрибоди!

– Старина Джеймс? Что ему надо?

– Он не пояснил!

– Если ему удобно, то назначьте встречу на двенадцать часов и закажите на это время столик в ресторане "Луизиана"!

Казалось, уже все сказано, но миссис Карен слегка задержалась у стола. Майкл ещё не забыл, в каких случаях она это делала.

– Что-то ещё?

– Да, мистер Фрейзер! Что мне делать с этим?

И на стол Майклу с тяжелым стуком легла солидная пачка, судя по заглавию, английских газет.

– А с этим нужно что-то делать? – удивился он, механически открывая первую страницу верхней газеты, и тут же замер, заметив обведенную красным карандашом фотографию герцога Кентсомского.

– Вы, уходя на войну, не отменили своего приказа выискивать в английской прессе упоминания о его светлости!

И скрупулезная секретарша все пять лет копила этот хлам?! Майкл, небрежно фыркнув, хотел было приказать выкинуть всю пачку в мусор, когда внезапно разглядел, что рядом с герцогом на поле для гольфа стоит его собственный сын, а надпись гласит: "Один их попечителей школьного совета его светлость герцог Кентсомский навещает своего крестника Эдварда Фрейзера в Итоне".

Лицо Майкла окаменело.

– Пожалуй, оставьте! Я просмотрю газеты после того, как ознакомлюсь с бостонским отчетом, и в дальнейшем продолжайте эту работу!

Спустя несколько минут Майкл с головой погрузился в отчет бостонского филиала, делая пометки на полях в тех местах, где у него появлялись вопросы. Он настолько легко втянулся в эту работу, что сам осознал этот факт, только когда миссис Карен напомнила ему о назначенной встрече.

– Вы не потеряли деловую хватку, мистер Фрейзер! – сочла она нужным похвалить трудоспособность шефа.

Майкл рассеянно улыбнулся – его, если честно, самого поразило, насколько быстро он вновь освоился на рабочем месте. Как будто не было боев и тяжелых лет изнурительной работы в Бурдшире, словно он просто съездил на пару недель в отпуск во Флориду.

"Луизиана" располагалась недалеко от их офиса, и являлась любимым рестораном Фрейзера. Ему здесь нравилось всё – и прекрасный сервис и изысканные блюда французской и креольской кухни. Классический интерьер в лучших традициях Версаля и камерная атмосфера – мягкий свет, разговоры полушепотом и идеальное обслуживание. Ему были по вкусу и фирменные блюда ресторана: охлажденный гороховый суп с мятой, черный сом, ассорти из говядины и креольские гамбо и джамбалайя, уж не говоря о знаменитых десертах.

В ресторане его помнили, и метрдотель расплылся в радостной улыбке при виде, когда-то постоянного клиента:

– Мы рады вновь видеть вас среди гостей нашего ресторана!

Майкл взял в руки меню и предупредил, что ждет гостя.

Фрибоди не заставил себя ждать, но когда метрдотель подвел его к столику, Фрейзер едва узнал "красавчика" Джеймса. От облика итальянского жиголо остались разве что черные вьющиеся волосы, да тонкие усики над верхней губой, в остальном же он превратился в глыбообразного рыхлого толстяка с заплывшими глазками.

"Всемилостивейший Боже, да как же можно за пять лет так раздобреть? Откормлен словно гусь под Рождество!"

Раздраженно пыхтящий Фрибоди едва втиснул свою солидную задницу в креслице "а-ля Помпадур".

– Здравствуй, Майкл! Рад, что ты вернулся с войны!

– Здравствуй, старина!

Они сделали заказ, и Майкл вопросительно уставился на родственничка. Самое время изложить свое дело!

Фрибоди немного попыхтел, вытирая платком побагровевшее лицо, и угрюмо высказался:

– Я слышал, что ты женился во второй раз?

Майкл согласно кивнул головой.

– А я вот, благодаря завещанию вашей матушки, лишен права жить жизнью нормального мужчины! Как, по-твоему, это справедливо?

Фрейзер задумчиво глянул на Джеймса – да, что и говорить, матушка начудила со своим завещанием, но ведь и с замужеством тоже! Насколько он помнил, Фрибоди мог распоряжаться до самой смерти только доходом с материнских акций, при условии, что останется вдовцом. И что, собственно говоря, он считал несправедливым?

– Я тоже хочу жениться, – с непонятной претензией ответил тот на его недоумевающий взгляд, – иметь жену и детей, я и подходящую девушку присмотрел!

– Поздравляю!

Майклу принесли гамбо, и честно говоря, тушеные морепродукты его интересовали гораздо больше непонятных жалоб собеседника. А вот Фрибоди раздраженно оттолкнул свою порцию.

– С чем поздравлять? Из-за условий завещания я не могу жениться!

Фрейзер не спеша поддел кусочек курицы, осмотрел его со всех сторон и с наслаждением положил в рот. Наконец-то, нормальная и вкусная еда! Прекрасный вкус мяса привел его в благодушное настроение, и он снисходительно посмотрел на собеседника:

– Чем завещание матушки может тебе помешать жениться?

Фрибоди запыхтел ещё сильнее:

– Издеваешься?

– Нет! Действительно не понимаю. Откажись от денег и женись!

Лицо "отчима" приобрело от гнева свекольный оттенок.

– А на что я буду содержать всю свою семью? Тебе не понять, что значит жить без денег, ведь ты родился с серебряной ложкой во рту!

Майкл не спеша глотнул вина. Вот малахольный придурок! Нашел, кому жаловаться!

– Последние пять лет я жил на жалование, выплачиваемое мне Королевскими ВВС. Уверяю, что это были весьма скромные деньги, и всё же, данное обстоятельство не помешало мне жениться на леди Памеле!

Фрибоди так возмущенно засопел, что на них недоуменно оглянулись сидящие неподалеку посетители.

– Я слышал, что леди Памела сама по себе "золотая принцесса"!

"Серебряная ложка", "золотая принцесса"! Надо же, Джеймс научился применять в своей речи и такие обороты – уж не влюбился ли он в любительницу дамских романов?

– Каждый ищет пару по себе! – он легко перевел дыхание. – Вряд ли бы ты женился на моей матушке, если бы она мыла полы в метро! Так найди себе ещё одну богатую леди и вновь начни жить жизнью "нормального мужчины"!

– Марджори была отнюдь не мед,– обиженно возразил вдовец,– она пила, как лошадь! Устраивала безобразные скандалы и изменяла мне!

Ах, он ещё и недоволен!

– Она хорошо заплатила тебе за неудобства, оставив своих детей без наследства!

Майкл вернулся к гамбо, ожидая продолжения разговора. Не может быть, чтобы Фрибоди попросил о встрече для глупых жалоб на судьбу. Про себя Фрейзер уже решил поручить адвокатам помочь бывшему отчиму жениться, но ему было интересно, как тот обставит просьбу о помощи в столь деликатном деле.

Но неожиданно миляга Джеймс грозно насупился и стал поразительно похож на разозленного быка на арене корриды. Ну, просто один в один!

– Я,– грозно заявил он,– откажусь от наследства, а вы взамен заплатите мне миллион!

Вот это да! Фрейзер от изумления чуть не подавился креветкой.

– Так как дочери у Фредди по-прежнему нет, то доходы с пакета акций пойдут на учреждение ежегодной премии разведенным дамам, сумевшим доказать, что все мужики "козлы и гады"! С чего ты взял, что я согласен заплатить миллион, чтобы облагодетельствовать этих стерв?

Но Фрибоди оказывается хорошо подготовился к разговору.

– Если ты этого не сделаешь, то я завтра же расскажу газетчикам, что ваш бразильский зять Оливейра всю войну поставлял немцам комплектующие для "Юнкерсов" и "Мессершмитов"!

У Майкла моментально пропал аппетит. Он не знал – правда ли это, но вспоминая о политических пристрастиях зятя, не мог исключить подобного развития событий.

– Если узнают, что ваша компания всю войну поддерживала нацистов, то вы потеряете гораздо больше миллиона! И до конца жизни не отмоетесь!

Майкл холодно смерил взглядом заплывшего жиром наглого жиголо. Интересно, откуда он раздобыл информацию и не понадобится ли ему потом ещё с десяток миллионов – аппетит, как известно, приходит во время еды!

– Сейчас я чек выписать не могу,– мирно пояснил он, разворачивая салфетку,– да и завтра то же! Мне понадобится пара недель, чтобы посоветоваться с советом директоров предприятий – сумма ведь немалая, невозможно её изъять быстро, да ещё незаметно! Только учтите, мистер Фрибоди, следующее – рухнет компания, мы потеряем много, но у нас есть и другие источники доходов, а вот вы отправитесь прямиком на помойку, откуда вас в свое время вытащила матушка!

– Ещё неизвестно, кто попадет на помойку – честный американец или пособники Гитлера! – мрачно буркнул Фрибоди, для которого только сейчас дошло, что оказывается и он может пострадать от собственного шантажа.

Майкл встал с места.

– Больше мне не звоните и не ищите встреч, с вами свяжется адвокат фирмы!

Теперь резко побледневший Фрибоди так же привстал с места:

– Я-то думал, ты единственный нормальный парень в этой чокнутой семейке!

Но Фрейзер даже не ответил на эту реплику. Зачем? Фрибоди, как человек перестал для него существовать – он превратился в летящий "мессер", который во чтобы то ни стало нужно уничтожить.

Первым делом он позвонил Фреду. Прямо сказать, что случилось, по телефону он не мог, но брат и так прекрасно осознавал, что без толку Майкл его беспокоить не будет.

Дом напоминал стройплощадку – всюду торчали разнокалиберные стремянки, стояли ведра с краской, валялись рулоны обоев и метались во главе с Памелой шальные дизайнеры. Единственно, что привлекало унылого Майкла в бешеной деятельности супруги, это её аппетитно обтянутый спортивными брючками зад. Но стоило ему откровенно проявить свой интерес, как он получил от разгневанной супруги по рукам.

– Сатир!

– Влюбленный мужчина, – возразил Майкл, потирая ушибленное место,– всегда сатир! Да ты бы первая обиделась, если бы я не среагировал на столь прельстительное зрелище!

Но сейчас ему было не до прелестей супруги. Они с Фредди, ругаясь сквозь зубы, с трудом нашли спокойный уголок, где бы не толпились люди в заляпанных краской комбинезонах. Обосновались братья на одной из террас на крыше дома, куда ещё не донеслась лихорадка модернизации и грохот ломаемых перегородок.

Тихо плавали в бассейне самодовольно виляющие хвостами золотые рыбки, и Фредди неожиданно обуяла несвойственная ему сентиментальность:

– Помнишь, как в детстве нас сюда приводила мама?

Увы, упоминание о родительнице сегодня не вызвало у Майкла умиления.

– Вот о ней-то и пойдет речь!

И по-солдатски четко изложил подробности прошедшей встречи.

– Насколько сказанное этим альфонсом соответствует истине? – прямо спросил он брата.

Фред неловко отвел глаза. У Майкла вспыхнуло гневом лицо, когда он сообразил, что возможно воевал с "мессерами", собранными из комплектующих частей, выпущенных на заводе родственничка. И он сам, идиот, приложил к этому руки, когда помог зятю наладить производство. Правда, в ту пору речь шла о "тандерболтах" и "кертиссах", но разве сейчас ему от этого легче?

– Как это могло произойти, ведь Бразилия напрямую участвовала в антигитлеровской коалиции? Мне говорили о бразильской авиационной группировке в Неаполе.

– Они вступили в войну только 22 августа 1942 года, а до этой даты колебались, сомневались и смотрели сквозь пальцы на контакты отдельных бизнесменов с Германией. А наш зять разве портрета этого параноика над кроватью не повесил! Он как-то хвастался мне, что посоветовал Варгасу в 1941 году отправить Гитлеру поздравительную телеграмму в честь дня рождения. А в 1940 году правительство Варгаса наотрез отказало США, когда наши предложили разместить военные базы на побережье Атлантики. Я сам видел меморандум! Оливейро вполне мог рассчитывать, что на его неблаговидные делишки не обратят особого внимания. В ту пору немецкие корабли рвались к бразильским берегам, как кошки к банке с валерьянкой.

– Но откуда об этом узнал наш альфонс?

– Оливейра постоянно наведывался в США по делам бизнеса и никогда не скрывал своих симпатий и антипатий. А скучающий Фрибоди, мучаясь бездельем, как иные поносом, часто болтался в коридорах компании, торчал на совещаниях акционеров, может быть, он где-нибудь и столкнулся с доном Феликсом.

– То есть у Фрибоди в активе только слова этого напыщенного болвана?

Фред недоуменно пожал плечами.

– Возможность промышленного шпионажа я бы все-таки исключил!

Майкл задумался – угрозы Фрибоди в таком случае представлялись ему безнадежными.

– Что ты собираешься делать? – виновато полюбопытствовал брат. – Может, лучше заткнуть рот наглому бездельнику? Конечно, миллион – это он загнул, но тысяч двести...

– Он не получит даже гнутой монеты, – презрительно отрезал Майкл,– если бы Фрибоди просто попросил помощи, тогда, возможно, мы придумали, как обойти статьи завещания. Но такой мерзкий шантаж... я не успокоюсь до тех пор, пока он не станет нищим!