Текст книги "Возвращение мертвеца"

Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 29

Четыре часа спустя я вошла в кофейню, расположенную недалеко от центра города, и, заказав чашку лучшего «эспрессо», уселась за столик. В кофейне работал телевизор; бросив взгляд на экран, я с удивлением увидела, что репортаж о моем доме попал в выпуск вечерних новостей.

На экране мелькали кадры: столб дыма и огня, взметнувшийся вверх на пару тысяч футов, огромный «гриб», образовавшийся после взрыва, суматошные крики обывателей, решивших, что на Сент-Сити совершено ядерное нападение. Мой дом стоял в стороне от воздушных трасс городского транспорта, к тому же вся сила взрыва ушла вверх, а не в стороны, поэтому, если не считать нескольких выбитых окон и легко раненных репортеров, взрыв практически не произвел никаких разрушений – не считая моего дома, разумеется.

Чего я и добивалась. Наконец-то хоть что-то у меня получилось.

Я залпом выпила кофе. Знак на плече успокоился и теперь лишь согревал кожу, словно теплое масло. Я взглянула на свой датчик. Информация, которую мне прислала Гейб, оказалась весьма любопытной: список жертв с указанием даты смерти, а также цифровые снимки мест преступления. Гейб также сделала анализ глифов, который я тут же принялась внимательно изучать. Следующие два часа я провела, не отрывая глаз от экрана датчика, силясь понять, как глифы пожирателя были созданы из видоизмененных обычных букв Девяти Канонов и как перевернутые особым образом руны смогли умножить силу психического вампира. Все-таки хорошо, что я умею гадать на рунах.

Очень хотелось есть. Впервые за много дней я истратила почти всю свою энергию; я просто умирала с голоду. А впрочем, можно и потерпеть.

Давно ставшие сухими глаза пощипывало. Стиснув зубы, я подавила невольный стон. «Горевать будешь потом, – приказала я себе. – Сначала работа. После можно будет и поплакать».

Дверь кофейни распахнулась; я посмотрела в ту сторону. Ничего особенного, просто мальчишка со сликбордом; сине-зеленые волосы торчат, как перья, три рваные футболки, широкие кожаные штаны с цепью вместо пояса и новенькие и весьма дорогие кроссовки с надписью «Аэрофлот». Мальчишка бросил на меня равнодушный взгляд, характерный для всех юнцов, а у меня вдруг кровь застыла в жилах – на секунду мне показалось, что я где-то его видела. Только на секунду. Нет, он слишком молод, чтобы быть бывшим выпускником «Риггер-холла». Слишком молод, к тому же он нормал. Не псион.

Внезапно почувствовав, что в кофейне очень тихо, я окинула ее взглядом. Три официанта старательно смотрели в другую сторону, делая вид, будто меня не замечают; в воздухе витало беспокойство. Стиснув зубы, я подхватила датчик и быстро вышла на улицу, к великому облегчению посетителей.

Бродить по ночному Сент-Сити всегда интересно, ибо ночью город спит редко. В некоторых районах ночная жизнь вообще не затихает ни на минуту. Я медленно побрела по улице, опустив голову и положив руку на рукоять катаны. Я не размышляла. Скорее, грезила наяву, перебирая в памяти кристально-прозрачные образы.

На углу Тридцатой и Поул-стрит мне встретилась проститутка, стоявшая под ночным фонарем; девица уже открыла рот, чтобы меня окликнуть, но, увидев мою татуировку, тут же испуганно смолкла и поспешила прочь. Я успела заметить лишь ее усталое человеческое лицо.

Потом был какой-то ночной клуб, залитый морем огней. Заплатив за вход, я сразу окунулась в визг и рев, от которого сотрясались стены; пробившись к бару, заказала себе водки, но пить не стала; атмосфера, пахнущая наркотиками и сексом, оглушительный рев и вой музыки действовали угнетающе. Отойдя от стойки бара, я некоторое время бесцельно бродила среди танцующих, чувствуя присутствие призраков, парящих на волнах звуков и ощущений. Наконец я вновь выбралась на темную улицу.

Пустынная улица, мокрые тротуары, разноцветные пятна уличных фонарей. Приближался шторм; в посвежевшем воздухе среди капель дождя мелькали тени, которые я почти узнавала.

В районе Бауэри я долго бродила по лабиринту переулков, потом вышла в район Тэнк. Он привел меня в Рэтхоул, где я немного задержалась на заброшенном пустыре, заглядывая в огромную дыру, которая когда-то была энергетической воронкой. Вдали замелькали крохотные огоньки – это собирались на свои ночные сборища владельцы сликов «Sk8». Каждый юнец, который умел с бешеной скоростью летать на слике, умело лавируя между железобетонными конструкциями, считался героем. Издалека слышалось гудение сликов и восторженные крики мальчишек – я понимала их восторг; когда-то и я исполняла этот дикий танец.

Именно так. Мне всегда лучше думается на ходу; поэтому я и брожу взад-вперед по городу. Где-то я читала, что акулы никогда не останавливаются, иначе они начинают тонуть.

Я их понимаю.

Занималась заря. Небо окрасилось в розовые и золотые тона, шторм ушел на юг, вылив на город весь запас воды.

Я стояла на крыше дома, возвышающегося над районом Университет. Вместе с рассветом уходило тихое очарование земной ночи; тьма медленно уступала место солнечному жару. Внизу виднелись мокрые от дождя деревья Тасмур-парка, над головой нарастал гул пролетающих машин. Начинался день, и мне ужасно хотелось закрыть глаза.

Когда солнце выплыло из-за горизонта, я, устав от лежания на мокрой и холодной крыше, спустилась по пожарной лестнице вниз, на улицу, и отправилась искать ближайшую телефонную будку. На это ушло немало времени – в этом районе во время студенческих беспорядков было разгромлено несколько телефонных будок, поэтому телефонные компании упорно не хотели ставить новые, уверяя, что теперь все горожане пользуются личными датчиками со встроенными телефонами. Наконец мне удалось найти одну будку – в каком-то пустынном закоулке. Войдя внутрь, я набрала знакомый номер; мокрая одежда липла к телу.

– Спокарелли, парапсихологическая полиция Сент-Сити. Я вас слушаю.

В голосе Гейб слышалась усталость. Я слышала, как в участке один за другим звонят телефоны, что-то говорят друг другу сотрудники, шуршат бумаги. Все были заняты своим делом.

– Гейб, – тихо и хрипло сказала я. – Это я. Новости есть?

Ответом мне было молчание. И вдруг:

– Ах ты, мать твою! – чуть не крикнула Гейб. – Где ты шляешься, зараза чертова, Дэнни? Мы с Эдди тебя повсюду ищем! Чем ты там занималась? Мы думали, что Лурдес и до тебя добрался! Чем ты занималась, ты можешь сказать?

Хороший вопрос. А и в самом деле, чем я занималась?

– Думала. Все это время я думала. Слушай, тут в списке есть четверо…

– Трое, – угрюмо поправила меня Гейб. – У нас была та еще ночка. Он убил шаманку по имени Эдисон Брэди, а чтобы до нее добраться, уложил четырех копов. Такое впечатление, будто у него с псионами какая-то связь, он их выслеживает, как гончая. Мы же всех их спрятали. Пришлось изменить тактику – теперь каждые два часа их перевозят в новое место. Репортеры носятся как угорелые. Уже окрестили его «психопотрошитель». Я только что от шефа – вставил мне хороший фитиль. И вот что я тебе скажу, милочка Дэнни: можешь ты, наконец, понять своим железным ящиком, который у тебя вместо головы, что я за тебя беспокоюсь? Можешь ты это понять, засранка, или нет? Почему ты мне не позвонила? Черт бы побрал твои выкрутасы, Валентайн!

Я закрыла глаза. Четверо полицейских из отдела Спук да еще Брэди. Я ее знала, когда-то мы вместе работали. Вполне возможно, что и она носила серебряное ожерелье с амулетом. Мы с ней никогда не вспоминали «Риггер-холл», даже тогда, когда сидели за кучей мусора, прячась от трех разъяренных бандитов, которые палили в нас из трех стволов; у меня была ранена голова, а Брэди вообще была вся в крови. В тот день мы загнали в угол Гибровица, матерого бандита, обвиняемого в изнасиловании и убийстве дочери одного сенатора Гегемонии. Гибровица мы взяли, но доставить его живым не удалось. Дело в том, что Брэди очень не любила насильников.

«Ожерелья».

Я встрепенулась. Я даже задохнулась от волнения, прервав страстную тираду Гейб.

Если бы я так не выложилась, физически и эмоционально, я бы не догадалась.

– Гейб, – быстро сказала я, – послушай. У оставшихся псионов есть серебряные ожерелья с амулетом?

– Я не… у Брэди было. – Внезапно Гейб оживилась. – Дэнни, ты думаешь, дело в ожерельях?

– Скажи им, пусть немедленно снимут ожерелья. Ты их собери и отвези в участок, только, ради богов, больше их не трогай! Пусть лежат на столе, ты к ним даже не подходи. Я думаю он выслеживает псионов по ожерельям. Пусть они лежат все вместе, я приеду примерно через час и заберу их. Все, теперь ему не уйти.

– Дэнни, мы же до сих пор не знаем, с кем имеем дело! – В голосе Гейб слышалась паника. – Если это ка…

– Мне кажется, я знаю, что происходит. Он убил Джейса потому, что не смог убить меня. Я единственная, кто сможет с ним справиться, и, черт возьми, если это и в самом деле ка, я этим воспользуюсь. – Странно, откуда у меня эта решимость? – А почему ты решила, будто Лурдес добрался и до меня?

– Твой дом, идиотка! Ты что, не смотришь новости?

Из трубки вновь доносятся телефонные звонки; кто-то крикнул, что в деле виден след церемониала; шуршание бумаги. Щелчок зажигалки и долгий вздох – Гейб опять закурила.

«Ты впервые назвала меня идиоткой, Гейб».

– А что там?

– О Гадес, Дэнни! Да это во всех новостях. Твой дом разрушен, а репортеры засняли, как ты, шатаясь, бредешь по улице, словно тебя ударили по голове. Я места себе не находила, черт бы тебя взял! Я думала, на тебя напал Лурдес и ты уже мертва!

Я хрипло рассмеялась.

– Все верно, Гейб, я уже мертва. Просто мне не хватает духу это признать. Собери ожерелья. Я их заберу, а потом займусь этим Лурдесом, или Мировичем, или кто он там. И вот что, Гейб: когда ожерелья будут у тебя в участке, а ты внезапно почувствуешь, будто что-то не так, беги оттуда, слышишь? Не вздумай выходить с ним один на один.

– Но… тебе нужен помощник, Дэнни! Во имя Гадеса…

– Никаких помощников! – Мой голос звучал спокойно и уверенно. – Ты видела, что он сделал с Джейсом? А твои копы? Я наполовину демон, Гейб. Если кто и может остановить этого выродка, так это я. Если мне понадобится помощь или, скажем, термоядерное оружие, я так тебе и скажу. И не вздумай присылать мне в помощь копов – ты их просто угробишь. Он мой, Гейб.

– Дэнни…

– Дай слово, Гейб. Дай мне слово.

В трубке долгое молчание; потрескивание. Если бы речь шла только о спасении людей-псионов, я действовала бы гораздо быстрее и эффективнее, приняв на себя основной удар. Но в этом деле завязла еще и Гейб, и ей никак не позавидуешь, поскольку она отвечает не только за себя, но и за своих людей и вообще за исход операции. Теперь ей остается либо положиться на своих копов и молиться, чтобы убийца их пощадил, либо на меня, которая должна довести дело до конца. Довериться моему уверенному голосу. У нее только один выбор. Либо жертвовать людьми, либо полностью довериться мне.

– Ладно. Действуй. – Голос Гейб дрожал. Еще один вздох – новая затяжка; я просто чувствовала, как от трубки тянет синтетическим табаком. – Я рада, что ты жива, Дэнни.

«Хоть один из нас чему-то рад».

Я хрипло засмеялась.

– Спасибо, Гейб. Будь осторожна.

– Ты тоже. Не делай глупостей.

Она положила трубку. Я тоже повесила трубку и прижалась лбом к холодной стенке телефонной будки. Ужасно хотелось есть. Внезапно я ощутила сильную слабость.

«Дорин. Ева. Джафримель. Джейс».

Перед глазами встал скорбный список, терзая совесть острыми шипами моей вины.

– Мне нужно поесть, – буркнула я.

«…Накорми меня…»

«Как, неужели вы его не воскресили?»

– Теперь не могу, солнце мое, даже если бы и захотела, – громко сказала я. – Нет, вы только подумайте. Стою в телефонной будке и разговариваю сама с собой. Все, Дэнни, иди-ка ты поешь.

Внезапно я остановилась. И быстро набрала еще один номер. Раздалось четыре гудка.

– Дом Любви, – прозвучал в трубке мягкий мужской голос. – Что вам угодно?

– Это Данте Валентайн, – тихо сказала я. – Мне необходимо поговорить с Полиамур. Сейчас.

– Но… сначала нужно…

Внезапно голос оборвался, в трубке что-то зашуршало, и я услышала другой голос. Женский, низкий и ровный, от которого меня пробрала дрожь.

– Мисс Валентайн, леди Полиамур ждет вашего звонка. Одну минуту.

«Леди» Полиамур? Не будь я такой измотанной, я бы от души посмеялась.

Щелчок. В трубке полная тишина. Я бросила взгляд на расстилавшийся впереди пустырь; на душе стало тоскливо. По спине побежали мурашки. Утреннее солнце окрасило унылый пустырь в золотые тона. В небе показались перистые облака – ночной дождь уходил на восток, в глубь страны, оставляя после себя нежно-розовую полоску зари на чистом голубом небе.

Еще один щелчок.

– …наказание. Я же просила сообщить мне сразу, как только она позвонит!

Голос Полиамур.

Я слегка улыбнулась; тело напряглось. Мне нужно поесть, и как можно скорее.

– Мисс Валентайн. Я знала, что вы мне позвоните.

– Терпеть не могу быть предсказуемой. Послушай, Поли, мне нужно кое-что узнать. Ожерелья. Эти ваши ожерелья с амулетом. Откуда вы их взяли?

– Келлер достал их у какого-то ювелира… – Она помолчала, видимо пытаясь вспомнить имя. Что ни говори, а тренированная память что-нибудь да значит. – Ах да, его звали Смит. Брайс Смит. Его дядя.

Я глубоко вздохнула. Ну конечно. Нормал живет в доме, окруженном отличной энергетической защитой, – а как же иначе мог отблагодарить своего любящего дядю ребенок-псион? Держу пари, защитные линии дома Смита были созданы Келлером после того, как он окончил школу.

После того, как окончил школу, – и до того, как Мирович вырвался из глубокого психического подземелья, в котором его запер Келлерман Лурдес, вероятно решив, что директор уже мертв.

– Это я и хотела узнать, Поли. Спасибо. Не забудь запереть все двери и не выходи на улицу, поняла?

– Спасибо за заботу, но меня хорошо охраняют. Данте…

Я снова прижалась лбом к холодной стенке. Окна телефонной будки уже покрылись капельками пара.

В голосе Полиамур не слышалось ни пренебрежения, ни покорности – редкое явление. Более того, в нем звучали новые нотки – уважения. Причем не того льстивого уважения, которое куртизанка выказывает своим клиентам, а самого настоящего, искреннего.

– Спасибо вам. Приходите в любое время, когда захотите. Я всегда рада вас видеть.

«О боги, только не надо меня соблазнять».

– Спасибо, – сказала я и повесила трубку.

«Еда. Мне нужно поесть».

В районе Тэнк все еще встречались забегаловки, в которых подавали настоящее мясо, а не белковый суррогат. Зайдя в ближайший taqueria[8]8
  Уличный ресторанчик (португ.).


[Закрыть], я купила и жадно слопала два огромных burritos[9]9
  Приготовленный особым образом пирожок, блюдо мексиканской кухни.


[Закрыть] с говядиной, затем в уличной палатке купила три тройных чизбургера, которые проглотила за десять минут. В следующей палатке купила еще три чизбургера, на этот раз с соевым беконом. После этого, чувствуя, что желудок уже не так скручивает от голода, я зашла в новоитальянское кафе, где заказала спагетти с чесночным хлебом, брускетту, фаршированные грибы и двойную порцию жареных кальмаров. Все это я проглотила, даже не заметив вкуса. Я бы заказала еще чего-нибудь, но в этом кафе приходилось слишком долго ждать, когда принесут заказ.

Покончив с обедом, я зашла в магазинчик аптечных товаров и купила целую упаковку препарата, предназначенного для поддержания мускульной массы тела. Обычно им пользовались те, у кого были проблемы с черным рынком. Через десять минут, в пустынном переулке, я отбросила последнюю баночку и вытерла рот.

Насытиться по-настоящему я так и не смогла, но все-таки немного притупила голод. Времени больше не было – я ведь обещала Гейб, что буду через час. Через пятнадцать минут я пулей влетела на третий этаж полицейского участка и ворвалась в кабинет Гейб, где на столе лежали соединенные между собой четыре серебряных ожерелья.

Весь этаж словно вымер. Еще бы: по городу разгуливает пожиратель, убивающий псионов. Я думаю, Гейб не пришлось дважды просить очистить помещение, когда она сообщила коллегам, что может произойти. Скорее всего, они попрятались и наблюдают за мной, дожидаясь, когда я покину здание.

Что ж, их можно понять.

Взяв ожерелья, я оглядела кабинет. Найти чистый листок бумаги оказалось нелегко, поэтому я написала на обратной стороне отчета об ограблении: «Первая жертва – нормал, дядя Лурдеса. Это он изготовил ожерелья. Я знаю, где находится Лурдес. Скоро он заплатит за все. НЕ ВЗДУМАЙ присылать мне на помощь своих людей!»

Немного подумав, я приписала: «Спасибо». Потом дважды подчеркнула это слово и обвела его двойным кругом, решив, что и этого недостаточно, я положила на бумагу ладонь и начала передавать ей свою энергию, выводя чернилами глиф «майнутш», Великий Глиф Канонов, изображающий нечто похожее на всадника среди переплетения линий. Этот знак означает нежную привязанность и партнерство – примерно то, что соединило Гейб и Эдди. Мне бы тоже хотелось иметь такого друга, как Эдди.

На мгновение я ощутила стыд, но затем решительно прогнала это чувство прочь. Ничего, скоро я навсегда избавлюсь от чувства вины за все свои ошибки – я смою его кровью. Но чтобы это сделать, нужно хорошенько подумать.

Месть – штука хорошая, но и она может обернуться крахом, если тщательно не обдумать свои действия. К смерти я была готова, да… но не собиралась проигрывать. Прежде чем я умру, Келлер или Мирович – или оба – отправятся прямиком в ад; я костьми лягу, пойду на что угодно, но я своего добьюсь.

Я снова взяла ручку и задумалась. Добавить было уже нечего, поэтому я приписала только одно слово: «Прощай».

И вышла из кабинета. В коридоре было пусто. Спустившись по лестнице, я вышла на улицу. Внезапно вспомнив, что так и несу ожерелья в руке, я быстро спрятала их в карман.

«А вот теперь, Мирович, попробуй меня взять», – подумала я, ожидая, что почувствую боль от удара хлыстом или, что откроются старые раны.

Но ничего не случилось. Вместо этого меня обуяла ярость, холодная, как лед, ярость, заслонившая собой весь мир. Меня ждала добыча – я знала, где она прячется, знала, как мне ее найти; впереди меня ждало наслаждение – наслаждение местью. Он заплатит за все, кем бы он ни был. Лурдес, Мирович, да хоть сам Крысиный король, – я его убью.

У меня с ним свои счеты.

Глава 30

Для полного восстановления энергии мне все еще требовалась еда. Посетив семь ресторанов подряд, я, в конце концов, оказалась на восточной окраине Сент-Сити, в пабе, зажатом между городом и озером. В сторону моста я продвигалась чисто интуитивно, переходя от одного ресторана к другому. Карман оттягивали ожерелья. Я не лгала – не зная точно, где находится Лурдес, я чувствовала его местонахождение на уровне подсознания. За свою жизнь я переловила столько психопатов и уголовников, что давно уже научилась распознавать знакомое покалывание – признак того, что я двигаюсь в правильном направлении, и что преступник находится где-то рядом. Мое охотничье чутье работает – уже хорошо.

Залпом выпив пинту пива, я рукой вытерла рот и уставилась на тарелку с остатками огромной пиццы. Терпеть не могу пиво, но оно очень богато углеводами, а я крайне нуждалась в новом запасе топлива. Конечно, я чувствовала себя обжорой, но, черт возьми, как мне хотелось есть!

Я вздохнула и оглядела паб. По телевизору показывали очередную серию о приключениях отряда церемониалов из Восточного Лос-Данжелес-Фриско.

«Псионов они ненавидят, а фильмы про нас обожают», – по привычке подумала я.

Потом кто-то переключил канал, и на экране возник мой дом, в дыму и пламени. Я смотрела, барабаня пальцами по столу. Гейб подумала, что Лурдес или Мирович напал на меня в моем доме или же следил за мной, когда я оттуда выходила. Должно быть, она действительно за меня переживала, и очень сильно. Да уж, такой подруги я не заслуживаю; Гейб меня ни разу не подводила.

Не отрываясь, я смотрела на экран. И вдруг заметила, как среди бушующего пламени что-то мелькнуло.

Что-то темное, вращающееся, словно обсидиановый дым.

В огне появились неясные очертания человеческой фигуры… вот она расправила тонкие черные крылья, распростерла руки. В следующую секунду фигура вобрала в себя столб огня, а изображение на экране вдруг запрыгало – от внезапного удара горячей волны оператор едва не выронил камеру из рук.

Я смотрела на экран, разинув рот. Черт побери, что там происходит?

Пожар не прекратился, но огонь становился все слабее и слабее, извиваясь вокруг темной фигуры, которая подняла голову, словно искала кого-то взглядом. Затем передача внезапно оборвалась, и на экране замелькали полосы. Потом появился диктор, и вдруг справа от него возникло мое лицо, мое новое лицо, как со злостью увидела я. Видимо, кто-то из репортеров успел навести на меня камеру. Волосы у меня были откинуты назад, ноздри раздувались, лицо было прекрасно – держу пари, это были кадры из Дома Боли.

Диктор был из тех, кто нравится зрителям: андроген с высокими скулами и красиво очерченным ртом. У него были прямые светлые волосы и ярко-зеленые глаза, при виде которых у меня сжалось сердце. Быстро оплатив счет, я вылетела из паба, едва касаясь ногами земли. За моей спиной с шумом захлопнулась дверь.

Что происходило в моем доме? Кто это? Лурдес? Неужели он пробрался за мной в дом, пока я заливалась слезами, и внезапный взрыв застал его врасплох? Во рту у меня стало сухо, правая рука сжалась в кулак.

Но я не чувствовала присутствия Мировича или Келлера. И, даже сходя с ума от горя, я смогла бы учуять мерзкую психическую вонь, распространяемую моим бывшим директором.

Этого не может быть. Не может!

«Как, неужели вы его не воскресили?»

– Это невозможно, – громко произнесла я и, вздрогнув от собственного голоса, оглянулась по сторонам.

Несколько прохожих-нормалов в испуге шарахнулись в сторону.

– Это невозможно, чтоб тебе!

Это игра воображения. Или… в битве с Джафримелем Сантино использовал Яйцо, а Люцифер завершил дело, добив раненого. А что, если демона смогли возродить огонь и энергия, а не кровь, как думала я? Что, если его тело восстало из пепла? Может такое произойти с падшим демоном?

«Не отвлекайся, Дэнни. Каждая минута промедления может закончиться новым убийством».

Да, но ожерелья-то теперь у меня! И значит, цель убийцы – я.

Я шла по улице, сжав в руке ножны, внутри которых тихо гудел меч, исполняя подсознательную песню энергии. Через некоторое время я стала замечать, что люди расступаются, давая мне дорогу. Наконец я вышла в район жилых домов; улицы опустели, и на пути мне попадались лишь старые деревья, которые в ожидании зимы надели красно-желтый наряд. Громко шурша опавшими листьями и разбрасывая их ногами, я медленно брела по улице.

Когда я вышла к мосту, солнце уже садилось.

В наши дни, с непрекращающимся потоком ховеров, огромный мост пришел в состояние ветхости и запустения. Однако владельцы сликов не могут перелететь на ту сторону озера по воздуху, не следует также забывать о пешеходах и велосипедистах, поэтому ветхий мост продолжал гудеть от мощного транспортного потока, к которому присоединялся еще и рельсовый транспорт, перевозящий грузы, которые по какой-либо причине нельзя было перевозить на ховерах.

Мне нужно было двигаться на восток, к тому же хотелось немного пройтись, поэтому выбора у меня не было – мост или ничего.

На западе, петляя, с холма спускались старые шоссе. Я направилась к мосту, продираясь сквозь кусты и с грустью вспоминая свой старый слик. Там, где начинался мост, виднелся берег реки. Пахло холодным железом и мертвой, отравленной химикатами водой. По берегам тянулись поселения бездомных людей и псионов-изгоев; можно сказать, что сюда стягивались все отбросы общества. По сравнению с этими местами Тэнк выглядел мирной колонией седайин. Я шла не останавливаясь.

Мост нависал над поверхностью неподвижного, как стекло, озера. Пятьсот лет назад, когда он был только построен, его называли чудом архитектурной мысли, но время шло, и мост приходил в упадок. Правда, каждый год его ремонтировали, укрепляя и подновляя металлические конструкции, а несколько лет назад даже провели генеральную реконструкцию, оплаченную из фондов Гегемонии и городского управления. На поверхности озера плавал толстый слой водорослей; время от времени озеро чистили – либо власти, либо тот, кто владел познаниями в химии и оборудованием на сумму в несколько сотен тысяч кредиток. Между прочим, именно отсюда пошла первая волна поставок хлор мена-13, страшного наркотика, основную часть которого составляет тиолин. Мало нам чилла!

Будь у меня слик, я добралась бы до противоположного берега за несколько секунд, но я, поеживаясь, продолжала идти пешком. Пруд, возле которого заканчивались владения «Риггер-холла» и где стоял старый шлюпочный сарай, питался водами реки. Даже находясь поблизости от воды, которая всего лишь подступала к границам этого проклятого места, я чувствовала, как стынет кровь в жилах и натягиваются нервы.

Но чем больше я об этом думала, тем более странным мне казалось, что членам «Черной комнаты» удавалось проводить в сарае встречи, о которых никто не знал, даже если Келлер и приводил туда заговорщиков только по одному. Мирович был начеку постоянно, старательно разнюхивая, нет ли у кого из учеников запрещенных предметов; при этом ему всегда удавалось на шаг опережать и, следовательно, на корню пресекать возможные бунты, не считая тайных сговоров и сборищ. С кем бы ты ни общался, он обязательно оказывался либо доносчиком, либо подвергался истязаниям, либо молча прятался в свою раковину, мечтая только об одном – выжить.

Сколько же еще тайн скрывает в себе «Риггер-холл»?

После часа пути я остановилась на середине моста и стала смотреть на темную, покрытую водорослями поверхность озера. Никаких предчувствий у меня не было.

Внезапно плечо пронзила острая боль, словно в него вонзилась когтистая лапа. Я упала на колени; под ногами скрипнула сталь. Правая рука, сжавшись, сама потянулась под рубашку, нашла оживший знак и принялась его ощупывать. От легкого прикосновения – рука коснулась знака всего лишь кончиками пальцев – мир внезапно перевернулся, словно передо мной возникло кривое зеркало.

Сент-Сити висит вверх ногами; на Трансбэнк-Тауэр горят огни, мимо с гудением проносятся воздушные авто. По жилам растекается горячая кровь, я отчаянно хлопаю крыльями, но продолжаю падать и только в последний момент, взмахнув крыльями, успеваю мягко приземлиться, стукнув сапогами по тротуару. Я чувствую запах, который вовсе не запах, слышу звук, который не звук, а прикосновение, в моих жилах горит огонь, я чувствую сильное желание двигаться… на восток.

Вздрогнув, я пришла в себя и убрала руку с демонского знака. Я стояла на коленях на мосту, который вибрировал, как натянутая струна. Откуда-то издалека доносились крики. Чтобы подняться, я оперлась на ножны.

«Неужели вы его не воскресили?»

Вкрадчивый голос Люцифера. И темная крылатая фигура в бушующем пламени… Огонь, море огня, чтобы… воскресить демона?

И достаточно энергии, чтобы возродить его из пепла?

Смешно. Это безумие. Если Джаф…

Если бы он был жив, если бы в нем теплилась хоть искорка жизни, я бы это почувствовала, ведь я прижимала его к груди. Я бы это почувствовала, едва прикоснувшись к черной урне. Я бы это почувствовала. Я же некромантка, смерть – это моя работа, я мгновенно реагирую на малейший признак жизни, как секс-ведьма мгновенно ощущает присутствие энергии.

Да, но как быть с душой? Душа демона… или падшего демона, душа а'нанкимеля…

Жаль, что я так мало читала о демонах. Вернее, об а'нанкимелях, падших демонах, и о хедайрах, их земных невестах. Но в книгах приводились в основном старинные легенды, вымышленные и абсолютно бессмысленные. Демоны почему-то не любили говорить об а'нанкимелях; а маги за все время своей дурацкой возни с демонами так и не узнали того, о чем демоны не хотели рассказывать. Маги не помогло ничего, даже их природная ревность и скрытность, которая окружала исследования каждого колдуна. Спрашивать маги о демонах я даже и не пыталась, все равно они ничего бы мне не сказали. Маги общаются только с членами своего узкого круга, но даже внутри этих сообществ у каждого маги есть своя тайна.

А что, если повернуть назад? Можно было бы все выяснить. Можно положить руку на знак демона и идти, куда он поведет. Бросить этот ужасный крут убийств, смертей и мерзости и отправиться на поиски моего погибшего любовника-демона, вместо того чтобы носиться с мыслями о мести за себя и всех тех, кто побывал в «Риггер-холле». А если я не выдержу и сойду с ума, то буду искать его по всему миру, всюду, куда смогу добраться. Я могу потратить всю свою жизнь на бесполезные поиски того, кто не существует, уверяя саму себя, что он жив, вот он – за ближайшим поворотом, стоит только протянуть руку.

Нет. Если до сих пор он не появился, значит, уже не появится. И никакая тоска, никакое ожидание и надежды мне его уже не вернут.

Я крепко зажмурилась; по щекам текли горячие слезы. К чему тешить себя пустыми мечтами? Джафримель погиб, Джейс тоже, а я гоняюсь за директором, который не собирается умирать.

Как он забрался в Келлермана Лурдеса? Как, словно ядовитое семя, пророс в его разуме? Как превратил его в мула для своей извращенной души и психики, своего мерзкого ка пожирателя? Или Мирович, полностью завладев телом Лурдеса, так и жил в нем, измываясь над детьми даже после того, как расстался со своим телом стареющего мужчины?

Нет, это не имеет смысла. Это даже смешно. Я разбила урну, чтобы больше не надеяться на возвращение Джафримеля. В этом заключается мое покаяние, и, клянусь всеми богами на свете, я его исполню; месть свершится.

Так я и стояла, пошатываясь, на самой середине моста. Потом в голову пришла еще одна мысль – а что, если энергия, которую я в себе ношу, однажды взорвется, как бочка с реактивной краской, и сожжет меня? Может быть, я до сих пор жива только потому, что еще ни разу не пользовалась своими способностями в полную силу, растрачивая их то на душевные переживания, то на охоту за преступниками, то мучая Джейса. Может быть, все это время во мне копилась энергия; еще немного – и я превращусь в пепел, совсем как Джафримель.

Как мой дом.

Ничего, я заберу его с собой. Мировича, Келлера или как там его, – когда наступит мой последний час, я заберу его с собой. Если этот час наступит.

А если мне удастся убить Мировича? Что тогда?

Я устала; устала от своей бесконечной усталости, которая пронизывала мое тело насквозь и даже глубже. Мне приходилось читать об отчаявшейся душе; никогда бы не подумала, что испытаю это на себе. Даже та моя часть, которая всю жизнь отчаянно боролась, не давая мне сдаться, заставляя жить дальше, даже она как-то сникла, повесив голову. Иногда в жизни наступает такой момент, когда не помогает даже самая большая выносливость.