Текст книги "Возвращение мертвеца"

Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Палата была совсем маленькой, зато отдельной. В ней было даже окно, через которое пробивался дневной свет, и виднелись облака, собирающиеся на севере. Мы находились на третьем этаже; занавески были распахнуты; под ногами был ровный голубой пол… и был Джейс Монро, который лежал на кровати, дыша спокойно и ровно, словно заводная игрушка, которую уложили на белые простыни и закрыли шерстяным одеялом. Его волосы поблескивали; он выглядел расслабленным и помолодевшим лет на десять.

Рядом с кроватью стоял стул. Эдди встал у изголовья, а я опустилась на колени рядом с Джейсом.

Из коридора слышался яростный шепот Гейб – она с кем-то отчаянно спорила. Гейб – лицензированная некромантка, следователь полиции, и если она сказала, что человек мертв, значит, так оно и есть, поскольку ее слова имеют юридическую силу. Когда же в комнате присутствуют две некромантки, а энцефалограф показывает ровную прямую линию, сомнений уже не остается: Джейсон Монро мертв, и помочь ему уже не может ничто, даже самая лучшая медицинская техника Гегемонии. И все же Гейб настояла на том, чтобы нам разрешили попрощаться с безжизненным телом, возможно нарушив тем самым Приложение номер два Указа Эмберсона.

Мне было на это наплевать. Мне было вообще наплевать на все и всех. Я была чисто вымыта, на мне была рубашка Эдди и чистые джинсы – джинсы Гейб на меня не налезли, а спрашивать, откуда в их доме взялись джинсы моего размера, я не стала. Мои сапоги были все еще мокрыми, но, по крайней мере, чистыми. Мокрые волосы я заплела в тугую, как веревка, косу, которая елозила у меня по спине.

Гейб решительно закрыла дверь на замок. Почувствовав укол энергии, я обернулась и увидела, что она наложила запретное заклятие на ручку двери, где сразу загорелся рунический знак X, простой и элегантный, как и вся магия Гейб.

В комнате наступила тишина. Гейб повернулась ко мне. Я еще не успела снять пальто; так мы и стояли, обе в пальто и в полном боевом вооружении. Прибавьте к этому слухи о том, что все некроманты немного не в своем уме, и вы поймете, почему персонал больницы так занервничал. А если и этого мало, то прибавьте еще микроавтобусы, набитые репортерами, которые плотным кольцом окружили здание больницы.

Гейб шумно выдохнула и взглянула на Эдди. Они обменялись понимающими взглядами – совсем как мы с Джейсом, когда он одними глазами спрашивал, все ли у меня в порядке.

«Джейс», – сухими губами прошептала я.

– Гейб… – сказала я вслух, и в воздухе словно раздался щелчок.

– Ни о чем не беспокойся, – ответила она.

Я закрыла глаза, пытаясь не упасть. Для этого мне понадобилось собрать все силы. И не только мои.

– Попробуй, пожалуйста, – прошептала я. – Ты смогла бы вернуть его назад. Он мог бы…

Эдди хотел что-то сказать, но промолчал. Его аура напряглась, в комнате запахло свежей землей и пивом. По своей природе Эдди был отчаянным драчуном, и, когда он разъярялся по-настоящему, остановить его было уже невозможно. Хотя, что я ему такого сделала?

Пока ничего.

Гейб тихо вздохнула.

– Ты же знаешь, это не в моих силах. Джейса больше нет, Дэнни. Отпусти его.

Чудо из чудес – всегда спокойная, сдержанная Габриель говорила с трудом, задыхаясь. Словно у нее что-то застряло в горле. Мои кольца тускло поблескивали. Я взглянула на свою изящную, нежную руку. Она зависла над рукой человека лежащего на коричневом покрывале, рукой мозолистой, покрытой ссадинами и белыми шрамами до самой кисти. Было время, когда я наизусть знала все эти шрамы и любила их целовать.

– Вызови его душу, – сухими, как песок, губами прошелестела я. – Всего один раз. Его тело живет, ему просто нужно дать шанс вернуться.

– Ты сама знаешь, что это невозможно. – Мягкий, спокойный, безжалостный голос, в котором слышатся рыдания. – Мы должны отпустить его, Дэнни. Должны.

Никогда бы не подумала, что буду умолять, сидя у постели умершего, хотя мне много раз доводилось на несколько секунд задерживать душу в мире живых, чтобы умерший успел проститься с родными и передать им свое последнее «прости». Правая рука слегка сжалась – самую малость, – когда я смахнула ею слезы. Я ведь обещала Гейб, что не буду плакать.

«Anubis et'her ka. Анубис, господин мой, пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста, помоги».

Никакой реакции. Я судорожно втягивала в себя пахнущий болью воздух, смешанный со слабеющим запахом перца – запахом Джейса. Когда душа покидает тело, запах энергии постепенно улетучивается по мере того, как перестают функционировать органы. Джейс ушел, ушел навеки и безвозвратно. Вытаскивать его душу из безжизненного царства смерти, чтобы потом оживить тело, уже не имело смысла. Если бы в теле оставалась хотя бы частичка души, чудо могло бы свершиться, а так – смерть забрала его себе.

Следующая мольба приобрела насыщенный кроваво-красный цвет и, затуманив зрение, впилась в мое тело, словно туча мельчайших иголочек.

«Джафримель!» В этом слове прозвучала вся жгучая тоска, которая копилась во мне много месяцев. Запрокинув голову, я шевелила губами, чувствуя, как царапает грудь мертвый зверь, пытаясь выбраться наружу. Знак на плече начало покалывать, потом он заныл и наконец, загорелся от острой боли, пронизавшей тело насквозь, словно знак начал просыпаться после долгой спячки. «Пожалуйста, Джафримель, если ты меня слышишь, помоги. Помоги мне».

Внезапно я пришла в себя и выпрямилась. Мне стало стыдно. Сижу возле мертвого Джейса и думаю о демоне. Если бы Джафримеля можно было воскресить, я бы давно это сделала. Просто я недостойна их обоих, черт бы меня взял.

– Не могу, – отдернув руку, сказала я.

Во рту стоял привкус пепла. Я приподняла левую руку, затем бессильно опустила ее.

– Гейб, я н-не м-могу.

Тишина. Наверное, она смотрит на Эдди. А он смотрит на нее, разделяя ее боль. Разделенная боль, все пополам. Сколько же раз я в своем слепом эгоизме бежала к Джейсу, когда мне было плохо, и он разделял мою боль, забирая большую часть себе? Вот и сейчас, пытаясь меня защитить, он забрал боль себе, отдав за нее собственную жизнь. Ничего не видя вокруг, я сделала два неверных шага назад и натолкнулась на Эдди, который мягко обнял меня за плечи. Я дернулась, хотела сбросить его руку или даже двинуть его локтем под ребро, но меня удержал инстинкт, выработанный за годы рукопашных стычек. Рука скинлина крепче сжала мое плечо. От него веяло теплом и пахло свежей землей.

Он молчал. Новый мировой рекорд: Эдди удерживается от едкого замечания более десяти секунд. Чудо, настоящее чудо.

Гейб медленно подошла к постели. Вытащила нож; блеснула холодная сталь. Что ж, это тоже традиция. Гейб на меня не смотрела. Ее хорошенькое личико было бледным и сосредоточенным. Гейб взглянула на Джейса – тот мирно дышал, его грудь равномерно приподнималась и опускалась.

– Что-нибудь скажешь, Дэнни?

Знакомый вопрос, который обычно задавала я.

– Ты думаешь, он слышит?

Я старалась говорить как можно спокойнее, однако мой голос стал тонким, срывающимся; в нем больше не ощущалось той бархатной хрипотцы демоницы, которая делала его совершенно неотразимым, в нем не осталось даже того карканья, которое у меня появилось после последней встречи с Люцифером, когда он чуть не задушил меня.

Гейб улыбнулась, не отводя глаз от лица Джейса – спокойного и такого умиротворенного, словно Джейс спал глубоким сном.

– Мертвые все слышат, Дэнни. Ты же знаешь.

Да помогут мне боги, конечно, я это знала. Только сейчас это мало чем могло помочь. Я сникла, и Эдди крепче прижал меня к себе. Я пыталась справиться с горьким привкусом пепла.

– Прос… – Я захлебнулась воздухом. – Прос… – и снова захлебнулась.

Я не могла говорить, не могла именно б тот момент, когда это было нужно.

– О боги, – прошептал Эдди. – Гейб…

Он дрожал так сильно, что его дрожь передавалась мне; так мы и стояли – трясясь, словно пьяные или больные. Наверное, у меня подкосились ноги, потому что я крепко прижалась к Эдди.

Понимающе кивнув, Гейб положила одну руку на бледный лоб Джейса, а другой крепко сжала рукоять ножа. В свете ламп поблескивали ее тщательно причесанные волосы; аура Гейб начала пульсировать.

– Джейсон Монро, – тихо и торжественно произнесла Гейб, – прощай. Покойся с миром.

Не-е-е-е-ет!

Я хотела закричать, но сдержала крик, крепко сжав зубы. И все же в комнате раздался глухой стон; не знаю, кто застонал – Эдди или я. Какая разница? Аура Габриель ярко вспыхнула, и я увидела, как по ее руке пробежал голубой огонь. Мелькнул нож, блеснул в лучах осеннего солнца, и в комнате послышался тихий вздох. Гудение аппаратов прекратилось. В комнате, словно колокол, прозвенела тишина. Я давно привыкла к тишине, но такой еще не слышала никогда – от нее хотелось орать во весь голос, но я молчала.

– И да услышишь ты пение ангелов, – тихо и нежно прошептала Гейб и закрыла глаза, а потом еще и прикрыла их рукой.

Ее аура начала успокаиваться, приобретая свой обычный цвет, биополе тихо гудело, постепенно приходя в норму. По бледным щекам Гейб струились слезы, в лице не было ни кровинки, и мне вновь стало стыдно. Откуда взяла она силы сделать то, чего не смогла сделать я?

Джейс. Джейсон…

Я медленно выпрямилась. Эдди опустил руки, и я отошла от него. Потом вздохнула так глубоко, словно хотела втянуть в себя весь воздух, – я вдыхала, и вдыхала, и вдыхала, пока ребрам уже некуда было расширяться. Моя аура пульсировала резкими толчками.

Я подошла к кровати. Гейб на меня не смотрела. Она смотрела на лицо Джейса, словно на нем отпечатались все тайны вселенной. Скорее всего, так оно и было.

Двумя пальцами, ногти на которых были выкрашены черным молекулярным лаком, я дотронулась до руки Джейса. Ничего, даже последнего свечения умирающих нервных окончаний, которое некроманты называют «лисий хвост». Гейб все хорошо сделала. Ее нож, который она вставляла в ножны, тоненько пел, радуясь, что возвращается домой.

Взглянуть Джейсу в лицо не было сил, и я продолжала смотреть на его руку.

– Я в долгу перед тобой.

Странно, но эти слова я произнесла легко и просто. Мой надтреснутый голос звучал как шорох наждачной бумаги. Бежевые занавески на окне слегка шевельнулись.

Гейб нащупала мою руку и крепко ее сжала.

– Ты моя подруга, Дэнни, – устало произнесла она. – Понимаешь? Какие могут быть счеты между подругами?

«Никаких. А может быть, они так велики, что мы о них даже не знаем».

Я осторожно высвободила свою руку из ее пальцев.

– Спасибо.

Теперь мой голос звучал более естественно. Совсем как у Дэнни Валентин.

А кто это, черт бы ее взял? Что-то не припомню.

– Дэнни…

Я резко развернулась на каблуках и решительно направилась к двери. Два широких шага. Я слышала, как что-то сказал Эдди, но меня никто не остановил.

А затем прозвучали слова, от которых у меня похолодела спина.

– Пусть уходит, – сказал Эдди. – О боги, небесные и подземные, пусть она уходит.

Но было уже поздно. Дверь закрылась. Я ушла.

Глава 28

Забраться в свой дом так, чтобы меня не заметили репортеры, было для меня детской игрой. Одним махом перелетев через стену, я мягко спрыгнула на землю, выпрямилась и отряхнула руки. До самого дома я неслась по улицам, как стрела, выпущенная из лука; но сейчас из-за этого легкие горели, словно в огне. Да, я бежала очень быстро, и все же не так, как настоящий демон.

Бог смерти не запретил мне пользоваться моей силой.

Солнце садилось; на севере начали скапливаться облака. Приближалось время зимних штормов, которые обычно приходили не со стороны залива, а вместе с ледяным ветром, несущимся вдоль побережья. Я глубоко вдохнула холодный воздух Сент-Сити. Мой сад зарос сорняками и выглядел очень неряшливо; я подолгу не бывала дома и совсем его забросила.

Остановившись в двадцати шагах от дома, я подозрительно его оглядела. Этот дом мы с Дорин купили вскладчину; это была ветхая развалюха, к тому же совсем дешевая. Впрочем, в то время это было нормально – в городе бушевали гангстерские войны, царило всеобщее запустение, и за обладание собственностью люди обычно платили кровью – своей или чужой. Мои небеса, мое святилище стояло передо мной, тихо сияя в холодных лучах заходящего солнца.

Я ногой распахнула входную дверь, ударив по ней с такой силой, что от двери отлетело несколько щепок. Во рту стоял сильный привкус холодного железа. Слез и горя. И чего-то такого огромного, что я испугалась – вдруг оно меня задушит?

Линии энергетической защиты вздрагивали; вибрировал каждый слой энергии. Защита, которую установил Джейс, медленно слабела; пройдет время, и она исчезнет совсем. Месяц, наверное, если я не уберу ее сама. Но… разве у меня есть этот месяц?

Пройдя через прихожую, я вошла в гостиную.

Свечи на алтаре Джейса погасли; в воздухе стоял запах расплавленного воска. Голубиная кровь в латунной чаше давно высохла, изображение святой Барбары порвалось и висело клочьями.

Значит, лоа Джейса уже все знает. Разумеется. Духи всегда все знают.

Я взглянула на гобелен. Исида отвернулась и смотрела в сторону, крылья Гора подрагивали, и было слышно, как тихо и печально шелестят его перья.

Внезапно на моем алтаре что-то вспыхнуло. Медленно и осторожно, замирая при каждом шаге, который для меня длился целую вечность, я подошла к алтарю и остановилась на коврике для медитаций.

Возле стеклянной рамки, в которую были вставлены фотографии Льюиса и Дорин, лежал конверт из роскошного пергамента, скрепленный малиново-красной восковой печатью. Он словно смеялся надо мной. Мне захотелось начертить вокруг себя святой круг – ведь в доме не было ни души. Пока не было.

Внезапно послышался какой-то звук. В моей груди что-то загудело, громко застучали зубы, связки напряглись, готовясь издать вопль.

«Люцифер». Он снова запустил в мою жизнь свои тонкие изящные пальцы. Дразнит меня. Смеется даже над моим горем. Не хочет оставить меня в покое. Джафримеля больше нет, Джейса тоже, есть только Князь тьмы, который играет со мной, как кошка с мышью.

«Это уже слишком». Странный голос – какой-то новый, тонкий и острый, как стилет, холодный, как моя ярость. Я смотрела на красную печать; дом начал поскрипывать и постанывать, рожденная моим гневом энергия начинала расти, как волны, сотрясая стены, раскачивая драпировки, подхватывая бумаги. В кухне послышался грохот – громко захлопали дверцы буфета, что-то упало на пол, я услышала звон бьющейся посуды. Я задыхалась – что-то мешало мне дышать, глаза горели; я пыталась справиться с приступом дикой ярости.

И не могла. В комнате явственно послышалось «щелк!». Этот звук отозвался в моей груди; запертая на замок дверь распахнулась, и в комнату хлынул белый свет. Цепь замкнулась, в голове слышался низкий гул.

«Все. С меня хватит!»

Слепая ярость понемногу стихла, уступив место абсолютной ясности. Меня ждут дела. Мне нужно кое-куда съездить.

И убить – людей и нелюдей.

Развернувшись на каблуках, я бросилась вверх по лестнице. Ногти превратились в когти демона. Я срывала с себя чужую одежду, отбрасывая ее в сторону. Рубашку я изорвала в клочья, джинсы тоже. В спальню я ворвалась почти голая – штаны болтались у меня где-то на щиколотках. Случайно ударилась головой о притолоку – гул пошел по всему дому. От этого звука от стен начала отлетать плитка, сходить краска, вдребезги разбиваться стекло. Эти громкие звуки почти заглушали мои отчаянные рыдания.

Я рывком сдернула с кровати простыни – они все еще хранили наши с Джейсом запахи. Швырнула простыни через всю комнату в угол. Затем изо всех сил ударила рукой по компьютеру. Корпус треснул, а на моей тонкой руке выступила черная кровь, которая тут же исчезла. От монитора полетели искры; компьютер тоненько пищал, когда я колотила по нему рукой.

Выбив ногой дверь ванной и сорвав со стен зеркала, я принялась топтать их. Потом быстро оделась – рубашка из микроволокна, джинсы, сухие носки, сапоги – они еще не высохли, но я все равно их натянула. Затем перекинула через плечо сумку и надела на шею ожерелье, в котором посещала Дом Боли.

Из запачканного кровью пальто я вытащила два серебряных ожерелья с амулетом в виде туза пик. По моим плечам разметались волосы, густые и мягкие, коса расплелась. Ожерелья полетели в сумку.

Я направилась в другую комнату. Фотография, с которой мне улыбалась Дорин, упала. Стеклянная рамка, зазвенев, разбилась на мелкие осколки. Я широко распахнула дверь, ударив по ней рукой; звук шлепка пронизал меня насквозь.

Комната Джейса была залита светом вечернего солнца. На постели, закрытой голубым покрывалом Дорин, лежал золотой квадратик солнечного света, льющегося из окна. В комнате сладко пахло метаболизмом псиона, выпивкой и мужчиной; у меня сжалось сердце. Стоящая возле кровати лампа – настоящий мериканский антик с подставкой из янтарно-желтого стекла – зазвенела, когда я остановилась на пороге. Идти дальше не было сил.

Тщательно застеленная двуспальная кровать, простая деревянная тумбочка с несколькими пустыми бутылками из-под «Чивас ред»; каждая бутылка была закрыта крышкой и снабжена легким заклятием – по ночам эти бутылки испускали неяркий свет, золотой или голубой; фокус, которому быстро учились в общежитиях Академии, где умение пить становилось хобби, возведенным в ранг искусства. Дверца платяного шкафа была слегка приоткрыта, за ней виднелась аккуратно развешанная одежда; низкая скамья, на которой Джейс обычно готовил боевые патроны, мастерил амулеты и творил заклятия; связки амулетов на стене, банки с сухими травами, косточки, кусочки меха и перышки. Перед скамьей лежала красная бархатная подушка. На прикроватной тумбочке – стойка с музыкальными дисками и плеер с наушниками, короткий нож с изогнутым клинком и плазменник «Глокстрайк Р-4», поблескивающий в золотистом свете. На стенах – ни одной картины или фотографии. На крючке за дверью висел запасной ремень для кобуры и старое пальто с несколькими карманами и кожаными заплатами.

Нежно погладив пальто рукой, я сняла его с крючка и набросила себе на плечи, перебросив меч из одной руки в другую. От пальто все еще пахло перцем и медом, памятью об острой, как шипы, ауре шамана.

Я глубоко вздохнула, втягивая в себя запах нашей с Джейсом энергии, запах шамана и полудемона; горький запах моего провала отравлял каждый глоток, каждый кубический дюйм кислорода. Затем я медленно вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь, словно боясь разбудить спящего.

Пришло время отдавать мертвым их дань.

Повернувшись, я спустилась по лестнице, на минуту задержавшись возле ниши. Вытащив из-под статуэтки бога черную шелковую тряпку, завернула в нее фигурку Анубиса и, пробормотав извинения, сунула бога в сумку. Затем взяла в руки лакированную урну, в который раз удивившись ее тяжести. «О Джафримель, прости меня. О боги, простите мне все, что я сделала, и все, что собираюсь сделать».

Щеки вновь стали мокрыми. От колец сыпались золотые искры.

Держа в одной руке урну, а в другой меч, я вошла в столовую. Заглянула в кухню, бросила прощальный взгляд на обеденный стол, заваленный школьными ежегодниками. Оказывается, я забыла выключить кофеварку, у которой не было автоматического отключения. От запаха готового кофе у меня засосало под ложечкой.

«И что за чудище, дождавшись часа…» – прозвучал откуда-то из далекого детства голос Льюиса. Эти стихи я обожала, от них у меня просто волосы вставали дыбом.

«Все рушится, основа расшаталась…»[7]7
  Йейтс У. Второе пришествие. Перевод А. Сергеева.


[Закрыть].

Я взглянула на свой алтарь, на алтарь Джейса, на свой любимый диванчик, на растения, которые Джейс холил и лелеял, пока я была в отъезде, а в отъезде я была постоянно. Затем глубоко вздохнула, а когда выдыхала, внутри у меня что-то пискнуло, потому что мой взгляд снова упал на конверт из тонкого пергамента с красной восковой печатью.

Каблуки стукнули в пол. Я почувствовала запах дыма.

И вытащила меч.

Клинок вспыхнул голубым огнем, руны задвигались, реагируя на мою волю, словно я потратила месяцы, поглаживая мой меч и заряжая его энергией.

Джейс…

Его имя душило меня. Я не могла произнести его вслух.

Впервые Анубис не позволил мне войти в царство смерти. Повелитель смерти не стал заключать со мной сделку, и я не смогла спасти Джейса, даже обладая силой демона, поскольку тело Джейса было искромсано, а его внутренности были вывернуты наружу и разрезаны на части. Если бы я собрала все силы, которые у меня были, если бы я даже восстала против самой смерти, я и тогда не смогла бы вернуть Джейса. Если бы рядом с ним оказался седайин, то, возможно, он смог бы что-нибудь сделать, у меня же не было таких способностей. А может быть, душа Джейса просто устала жить и с радостью покинула тело, а вместе с ним и этот жестокий мир?

Сколько же ошибок я совершила за последнее время! Я не успела остановить Сантино, и он убил Дорин, и если бы Джафримель не наделил меня демонской силой, то Сантино убил бы и меня, и тогда справиться с ним не смог бы даже Люцифер. А теперь я не смогла спасти Джейса, который бросился вперед, чтобы закрыть меня собой, и погиб от руки Мировича, разделив печальную участь тех, кто пережил «Риггер-холл».

На конце меча вспыхнул глиф – маленький ярко-красный шарик. Этот знак называется «кайхен» или «факел», один из Великих Глифов Разрушения, которые используются крайне редко.

«Я не люблю тебя, – сказала я Джейсу, когда мы вернулись из Рио. – И никогда не полюблю».

И что же он ответил?

«Если бы меня это волновало, я остался бы в Рио с новой семьей Моб и какой-нибудь смазливой толстозадой бабалавао. Это мой выбор, Дэнни».

А потом упрямо, день за днем, он доказывал мне свою любовь, пробуя сотни разных способов.

Только сейчас я поняла, что значил для меня Джейс.

У меня же остался один путь, один способ вернуть ему неоплаченный долг и исправить все, что я сделала с моей и его жизнью. Если бы Джафримеля и можно было воскресить, то теперь уже поздно; он пал. Слова Люцифера ничего не значат – разве его не называют отцом лжи? Если бы падшего демона можно было воскресить, и Люцифер желал бы этого, он прислал бы ко мне другого демона, чтобы тот забрал меня и урну или только урну. Я, конечно, полудемон, но все же еще не настоящий демон.

Впрочем, это больше не имеет значения. Значение имеет другое – я мучила себя надеждой, заранее зная, что надежды у меня нет. Джафримель больше не вернется; не вернется и Джейс, и если бы я выжила после нападения ка пожирателя, то всю оставшуюся жизнь провела бы с мыслью о том, что упустила последний шанс воскресить Джафримеля.

Вот моя дань мертвым: моя надежда. Мой единственный способ покаяться.

Некоторое время я занималась светящимся шариком, не используя ни заклинания, ни волны энергии. Шарик начал искриться, затем громко зашипел и начал дымиться. Клубы дыма приобретали четкие, острые очертания, которые вспарывали воздух, разрывая его на части. Стиснув зубы, закусив нижнюю губу, я, не обращая внимания на боль, стояла посреди прихожей, держа под мышкой урну с прахом Джафримеля; защитные линии дома дрожали, но я успокаивала их тихим прикосновением. Внутри шарика вспыхнул глиф и попытался выбраться наружу. Я стряхнула шарик с кончика меча, и он, вращаясь, повис в воздухе; я вставила меч в ножны.

Затем крепко сжала урну в руках, одновременно удерживая скользкий, как угорь, огненный шарик. Сплюнув кровь, снова закусила губу и стала ждать, пока рот не наполнится черной демонской кровью. После этого осторожно сплюнула ее на ладонь и размазала по урне с прахом Джафримеля. Шарик к этому времени поднялся к потолку, где сразу образовалось выжженное пятно. Меня обдало жаром. На стенах начала коробиться краска; дымом запахло сильнее.

Я подбросила урну высоко в воздух. Меч со звоном вылетел из ножен, великолепный удар – и скрежещущий звук, словно столкнулись два мира. В воздух взлетело облако пепла, на пол с грохотом упали две половинки урны, но я уже успела отскочить в сторону, на всякий случай прикрываясь мечом, затем со всех ног бросилась вон из комнаты, успев выскочить за дверь в тот момент, когда шарик с глифом… взорвался.

Сначала наступила жуткая тишина, которую я скорее чувствовала, чем слышала. Я уже хотела вернуться в комнату, как вдруг меня накрыло огромной горячей волной, которая швырнула меня на пол. Едва приземлившись, я мгновенно откатилась в сторону, затем вскочила на ноги. Я тяжело дышала, голова горела, словно в огне, прокушенная губа болела до тех пор, пока черная демонская кровь не исчезла, и тогда боль прекратилась.

Левое плечо нещадно ломило. Я громко вскрикнула, и мой крик слился с грохотом взрыва, от которого содрогнулась земля. Взметнулось пламя, вверх полетели куски земли и растений. Меня опалило жаром, который обвил мое тело, словно живое существо; только энергия не дала моей одежде вспыхнуть и загореться.

«Вот и все. В моей жизни было двое мужчин, теперь их нет».

Когда-то давно я читала, что викинги укладывали умерших на специальные ладьи, которые затем поджигали и пускали плыть по воде, чтобы потом, в загробной жизни, у покойника была своя лодка. Вот так и я отправила свой дом в царство смерти, а с ним Джафримеля и Джейса. Может быть – если мне повезет, – они будут меня ждать, и мы встретимся.

Теперь у меня не осталось ничего, кроме моего гнева. Ярости. Злости. Эти чувства захватили меня целиком, не оставив места размышлениям. Лучше сражаться, чем плакать. Лучше убивать, чем страдать от боли.

О, как сладостен гнев! Ярость – лучшее топливо. Такое чистое, восхитительное, безжалостное. Око за око, зуб за зуб, ярость – лучшее оружие против зла, ярость, а не горе. Горе не сможет уравновесить чаши весов.

Это сможет сделать месть. И она это сделает.

Покачиваясь, я медленно пошла прочь. Я уже подошла к калитке, когда взорвались энергетические линии дома, и пламя пожара вспыхнуло с новой силой. Скоро от дома не останется ничего, кроме глубокой ямы и кучи золы. Голова разламывалась от боли; болело и плечо. Я судорожно вздохнула и зашаталась.

Раньше я часто спрашивала себя, где может быть предел моей силы. Стена вокруг дома покрывалась копотью, снаружи бетон медленно чернел и начинал крошиться. Мой сад заживо сгорел в пламени; дело завершил плотный слой пепла. Где-то вдалеке слышались крики; наверное, взрывной волной выбило окна в соседних домах. Калитка начинала плавиться. Случайно задев ее, я быстро отдернула руку – пластик дымился и покрывался пузырями.

Я вышла на улицу.

Несколько репортеров попытались меня сфотографировать. Мне было на них наплевать. Я пробиралась через их толпу, как сытый лев проходит через стадо зебр. Кое-кто спрятался за сверкающими ховерами. С неба сыпались хлопья пепла. Услышав вой сирен, я подумала, что дом уже не спасти. Конечно, жаль соседей, а впрочем… черт с ними.

Только пройдя три дома, я вспомнила, что так и несу меч в руке. Знак на плече тихо саднило, что было даже приятно; только один, последний, раз плечо обожгла такая боль, что я застыла на месте на целых тридцать секунд, опустив голову и тяжело дыша; ребра ходили ходуном. Затем я откинула со лба волосы, которые уже высохли от жара и покрылись тонким слоем пепла, и продолжила свой путь. Солнце скрылось за кромкой воды на западе. Над моим домом поднимался огромный оранжевый столб дыма и огня.

Наступила ночь.

Ей предстояло быть долгой.