Текст книги " Ревность (ЛП)"

Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Я не знала что. Я даже не могла начать строить предположения. Как будто он бросил мне пару строк, и тонкий шнур, который простирался между нами, послал поток тепла мне в сердце. Оно поднялось к моим щекам, и я закрыла глаза и прислонилась к Огги. Он слегка качнулся.

– Вам следует поискать вашего предателя в другом месте, Куросы. Это не я, – каблук Кристофа царапнул пол, когда он отвернулся.

Ропот промчался через толпу. Мне хотелось раскрыть землю и заползти туда. Я чувствовала слабость. Это была Анна. Анна сделала это: сдала мою маму вампирам.

«Не позволяй носферату кусаться».

Почему?

Но я знала почему. Ужасная форма под покрывалом дернулась у меня в голове.

«Где он... если ты прячешь его...»

– Дрю, – теперь Кристоф был очень близко. – У тебя есть что-то, чтобы рассказать нам. Что-то, что ты помнишь.

Я потрясла головой. Нет! Боже, нет! Я ничего не хотела вспоминать из той ночи. Я не хотела вспоминать, что случилось после того, как я легла спать. Я не хотела вспоминать визит Анны или маму, прячущую меня, прежде чем уйти драться.

Единственное, что я хотела помнить, это папино лицо, когда он открыл спрятанную дверь в чулан и забрал меня. Он сказал, что я в безопасности, и засунул в машину, и мы уехали на несколько дней в бабушкин дом.

Я больше ничего не хотела помнить. Ничего. Даже мамино лицо, или ее парфюм, или...

Но Кристоф был безжалостен.

– Вот почему Анна приехала увидеть тебя в ту Школу, – терпеливый и спокойный, как учитель с отстающим учеником. – Ты была так близка, Дрю. Так близка к воспоминаниям. Но не вспомнила, пока не вспомнила. Это было так давно, и ты была такой маленькой.

Я действительно помнила, но не собиралась рассказывать ему.

– Заткнись, – прошептала я.

– В этом нет необходимости, – сказал Брюс. – Доказательства...

– Это необходимо, – он противоречил самому себе, как если бы он был единственным ответственным за все. Из всего, что я знала, так и было. Определенно это выглядело так, будто он находился далеко от этого места. – Вы не поверите мне. Вы можете даже спрятать доказательства или лгать об этом. Но слово светочи... кто может противостоять ему? – слова были противными, каждое из них – разорванная пуля гнева. Они царапали мне череп, как острая ненависть носферату.

Кристоф хоть слышал себя со стороны? Он говорил так же, как его отец.

Я не хотела участвовать в этом. Я просто хотела, чтобы меня оставили одну, чтобы я смогла понять, как сбежать из этого места.

– Заткнись, – снова прошептала я. – Заткнись.

– Ты высказал свое мнение, Крис, – руки Огги напряглись вокруг меня.

Кристоф повернулся в сторону, ярость вокруг него пахла сгоревшим изоляционным материалом, разбитым стеклом, болью и бесцветным дымом ярости. Его ботинок сделал черную метку на мраморном полу.

– Не думаю так. Как много лет прошло с тех пор, как Братство было способно спасти светочу? Конечно, мы находили их. Мы даже находили их до становления. Но носферату похищали их за час, полчаса прежде, чем мы находили их. Почему? Почему так случалось?

Кир снова застонал.

– Боже мой, я не знал! Я не знал!

Интересно, он пытался убедить их или себя.

– Заткнись, Кир, – сказал тихо Хиро. – Или я сам тебя убью.

Звучало так, будто именно это он и сделает.

Послышался звук шелестящей бумаги.

– Они законны, – Элтон казался таким же слабым, как я чувствовала себя. Огаст снова качнулся.

Я открыла глаза и попыталась обхватить его. Под синяками, кровью и грязью он был серого цвета. Это плохо.

– Огги, – я говорила так, будто была такой маленькой, какой чувствовала себя. – С тобой все хорошо?

– Чудесно, – его разбитая губа изогнулась, когда он пытался улыбнуться. – Это была тяжелая неделя, Дрю. Быть преследуемым каждым носферату на планете, чувствовать себя так, будто моя подушка сгорела. Это действительно хитрость быть близко к смерти и получить информацию, что Дилан...

– Дилан? – дыхание покинуло меня. – Он жив?

– Надеюсь, – его больное выражение лица сказало мне все, что я хотела знать. – Он послал мне сообщение, что другая Школа разрушена, Дрю. Он думал, что может доверять мне – я так полагаю.

– Конечно они законны! – прорычал Кристоф. – Я снова спрашиваю, почему вы не смогли спасти другую светочу?

– П-п-почему? – Маркус пошатнулся и упал на стул. Он заскрипел под его весом. – Боже мой. Почему?

Собранные дампиры зашептались.

У меня было очень плохое предчувствие по этому поводу.

– Потому что, – наконец сказал Кристоф, как если бы отвечал на вопрос в классе, – Красная Королева думает, что нам нужна только одна светоча.

Кто-то засмеялся. Это было высокое, женское хихиканье, отскакивающее и отражающееся от всех камней и стекла. Каждая голова откинулась назад, и там, высоко над всеми, на одной из резных каменных опор, опоясывающих низ купала, стояла Анна.

– Почему? – прокричала она. – Хотите знать почему? Спросите Рейнарда! Спросите его, что он знает! Он заставил меня сделать это!

Проносящееся эхо заставило меня чувствовать себя еще больнее. Нам с Огастом было тяжело стоять. Или он пьяно качался, или я, или мир накренялся под ногами, как карнавальная езда.

– Ничего из этого не произошло бы, если бы не он! – кричала Анна. Даже на таком дальнем расстоянии было видно, что ненависть исказила ее лицо. Ее волосы – дико вьющаяся масса красной темноты, и на ней был красный шелк. Еще одно из тех старых платьев развевалось, когда она нависла над опорами. – Она украла его у меня! Он был моим, а она украла его!

Кристоф резко вдохнул.

– Я никогда не любил тебя! – закричал он, и сила крика качнула меня на пятки. Второе обличье зажглось в нем, его волосы пригладились назад, и он выглядел достаточно сильным, чтобы запрыгнуть на купол.

Держу пари, он смог бы сделать это. Прямо сейчас я бы не стала ему препятствовать.

Во мне назревал отвратительный, темный, горящий смех. Торец ружья был между мной и Огастом, и вынуть его из кобуры не заняло бы много времени. Мне надо было выбирать, куда стрелять, и я знала, какой быстрой она была. Моя ладонь жаждала оружия, а пальцы скручивались.

– Ты бы любил, если бы не сучка! – лицо Анны снова исказилось. – Ты бы любил меня! – она плакала? Тяжело было сказать. Тошнота накатывала, звук крыльев заполнил уши, и я задохнулась.

Анна сделала быстрое движение. Винтовка прочно прижималась к ее плечу, и Кристоф снова крикнул.

– ДРЮ! – закричал он, разворачиваясь и напрягаясь, и собрался прыгнуть на меня. Анна крикнула еще раз – бессловесный крик ненависти и разочарования, и нажала на курок.

Эхо раздробило воздух в куполе. Дампиры засуетились, и сокрушительный удар врезался в мое левое плечо. Я потеряла равновесие.

Колени Огаста подогнулись. Он тяжело опустился вниз, и я попыталась остановить его. Но он был тяжелым, и я не могла хорошо схватить его, потому что левая рука больше не подчинялась мне. Мои колени сильно ударились, и я выпустила короткий рык удивления, пытаясь уберечь его голову от столкновения с каменным полом. Он наполовину оказался на моих коленях, а глаза с трепетом закрылись. Он сказал что-то очень низко, и я не смогла услышать, что именно, в этом шуме. Полетели куски камня, когда пули попали в стену.

Что-то еще врезалось в меня с боку, и я распласталась по полу. Боль накатывала огромными волнами цунами, плечо пульсировало и кричало. Я почувствовала на себе чьи-то руки – и знакомый запах яблочного пирога – пропитанные медной влажностью.

Оно болело. Так сильно болело! Место в моем горле, где живет жажда крови, захлопнулось, отрывая от меня трансформацию.

Что? Я билась, пойманная между Огастом и Кристофом. Огги лежал на полу, голова наклонена назад, горло работало, когда он пытался сдвинуться. Кристоф склонился ко мне, его руки были как сталь.

– Нет! – закричал он почти что мне в ухо. Послышался длинный ряд мерзко звучащих слогов, что, как я предположила, было проклятием на другом языке, прежде чем боль снова ударила, поглощая меня, и мир стал забавного серого цвета – цвета, который уходил от меня.

Крики. Вопли. Снова выстрелы. Укрытие. Добраться до укрытия. Я попыталась сдвинуться, мне удалось только немного покрутиться. Кристоф все еще склонялся ко мне, разглагольствуя, и я поняла, что он защищал меня. Полетело еще больше кусков камня, и стрельба достигла крещендо. Тело Кристофа дернулось, и он зашипел.

Внезапно Огаст дернулся в движении. Откатился в сторону, и моя голова повернулась в таком направлении, что я увидела, как превращение выходило из-под его контроля. Белые полосы скользили по его грязным волосам, клыки вылезли наружу, а глаза вдруг заблестели – ясно-желтый вместо темного. Я могла видеть сквозь туман, опускающийся на меня, хотя оставшаяся часть света высушивала свои цвета, превращаясь в темно-серый эскиз.

Он свернулся как мокрица, затем как-то встал на колени, оружие свободно скользнуло из наплечной кобуры и указало наверх, когда он торопился с выстрелом. Он выдохнул, сжал спусковой механизм, и ружье заговорило, его голос потерялся в какофонии звуков.

Всё прекратилось. Серый занавес опустился, и я услышала громкий топот.

Бум. Бум.

Пернатые крылья отчаянно бьются. Они прошлись по всему моему телу – маленькие пернатые поцелуи – кроме шара агонии, который поднимался по левому плечу. Я не чувствовала пальцы рук и ног, и когда попыталась встать (чтобы доползти до укрытия, потому что, эх, кто-то стрелял) я не смогла сделать этого. Горячий зародыш агонии снова ворвался в мою грудь, и я захныкала.

Бум... бум...

Длинный безмолвный момент, выстрелы прекратились. Всё закончилось? Я попыталась сдвинуться и снова молча всхлипнула. Больно даже пытаться двигаться!

Я поняла, что стук сердца пульсировал в моих ушах. Каждый глухой стук – это прикосновение крыльев, и я услышала мягкое совиное «кто? кто?»

Онемение подкралось к рукам. Что только что случилось? Что это было?

Я все еще пыталась выяснить это, когда мир стал белым. Звук, похожий на вой тысячи разговаривающих людей с другой стороны линии, заполнил мою голову. Сердцебиение запиналось, интервал между каждым стуком становился все больше и больше, пока мое перегруженное сердце...

... не остановилось.

Глава 31

– Очисти! – закричал кто-то, и сквозь меня снова прошел яркий, белый свет. Кто-то все еще неровно сыпал проклятия. Послышался лепет голосов. – Убери его отсюда.

– Дрю? Дрю, держись! Только держись!

– Она всё еще истекает кровью. Почему она не исцеляется?

– Истощение, и она не полностью прошла становление. Её кровяное давление падает. Где другие осколки? Они исчезают.

– Осколочные гранаты. Ненавижу их.

– Будем надеяться, что ни один осколок не попал в сердце. Перикард, кажется, не поврежден, но она теряет цвет. Мы не можем достаточно быстро достать для нее кровь...

– Перелейте мою, – холодный и спокойный – голос Кристофа.

– Мы не можем. Это может убить ее, мы еще не выяснили ее группу... – наконец, я узнала другой голос. Английский акцент Брюса.

– Тогда выясните, – Кристоф казался разъяренным. Забавно, что он только что был спокойным и холодным, как отец. Только это причиняло мне боль – когда Кристоф говорил так. Папин обезумевший голос никогда не причинял боль, потому что, когда он говорил, я знала, что он не был зол на меня. Никогда не был зол.

– Что ты...

– Ты не можешь...

– Я сказал выясните! Я не потеряю ее!

– Она еще даже не прошла становления, – голос Брюса был смертельно уставшим. Я попыталась открыть глаза, не получилось, и услышала хныканье. У кого-то был плохой день.

Бабушкин голос, спокойный и решительный, отразился от моего набитого ватой черепа: «Дрю, детка, этот кто-то – ты».

Тихий треск грома, и я увидела комнату во вспышке молнии.

Это была еще одна комната в больничном крыле с каменными стенами. Странный, бесцельный, серебряный свет перемещался, как снег, ложась на каждую поверхность припудренным цветком, как крылья мотылька. Я спокойно стояла там и слышала звуковые сигналы машин. Небольшая форма лежала на кровати, дампиры толпились вокруг нее. Брюс уставился на Кристофа, парень-араб был немного выше Кристофа, но Кристоф выглядел больше из-за вибрирующего гнева, вытекающего из него во всех направлениях.

Металл упал в чашу.

– Соляной раствор! – прокричал кто-то. – Черт возьми, очистите хорошенько рану! Ее надо закрыть; она все еще теряет кровь!

– Давление все еще падает. Хватит препираться, Куросы, мы пытаемся спасти ее!

– Я знаю, что спасет ее, – Кристоф полуобернулся и пропихнулся к завернутой в белое фигуре на столе. Глухой стук, вибрирующий во мне, сделал паузу.

Брюс схватил его за руку, и кто-то прокричал:

– У неё снова открылось кровотечение! Очистите!

Яркий свет ударил в глаза, но не раньше, чем я увидела голову фигуры на столе, лицо повернуто в сторону и в носу была пластмассовая трубка. Темные, вьющиеся волосы лежали на столе, и я увидела, что мои глаза трепетали, как если бы я спала. Кожа была как белый мел, и Брюс оказался на полу.

– Дотронешься еще раз, – сказал спокойно Кристоф, – и это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни, – он толкнул в сторону темноволосого, долговязого дампира в белом халате, который возился с машинами, и я увидела огромное месиво, где должно было быть мое левое плечо. Кровь была практически черной. Я не видела цвета. Частицы белой кости мерцали, поскольку еще один дуэт Куросов-подростков исследовал месиво блестящими хирургическими инструментами и клал фрагменты чего-то там в металлическую чашу. Другой дампир с вьющимися волосами стоял в стороне с лопатками, и я увидела, что в них дрожало электричество, как капли воды на горячей сковороде.

Думаю, я в плохой форме. Казалось, это не было важно. Я просто стояла и смотрела, как Брюс вытер рот тыльной стороной ладони.

– Не делай этого, Рейнард. Мы не можем позволить себе потерять...

– Я не потеряю ее. УБИРАЙТЕСЬ! – стены дрожали от крика, но никто не двигался.

Кристоф поднял свое запястье ко рту. Сильно прокусил его, он трансформировался. Вспышка красного спустилась к его ногам, шокируя мир, который превратился в черно-белое кино, и это была лиса, которую я видела прежде. Она надулась, обнажая свои зубы и горбясь, готовая прыгнуть.

Он опустил запястье.

– Вообще-то это личное. Но если вы настаиваете, – что-то темное стекало по его руке – теперь он тоже истекал кровью.

Он прижал рваную рану на запястье ко рту лежащего на столе тела.

– Ты слышишь меня, – прошептал он, наклоняясь. – Ты там, птаха. Ты борешься. Только борись чуть сильнее. Возьми то, что тебе надо.

О, ужас. Дрожь прошла через меня. Мое тело дернулось. Я помнила, на что это было похоже: та ночь в лесу, огонь, и дым, и клыки Кристофа в моем запястье. Ужасное тянущее, вызывающее слезы, разрывающее ощущение, как будто часть меня – что-то, что я назвала бы душой – была оторвана. Я не могла причинить то же самое кому-то еще.

Но тело на столе слабо шевельнулось. Светлые блики скользнули по завиткам, и я увидела, что клыки в моем рту выросли с незаметным треском. Машины сходили с ума.

– Она сейчас ударит, – сказал один из дампиров, затаив дыхание.

Мое тело дернулось.

Не делай этого. Я изо всех сил пыталась открыть рот, чтобы сказать это. Нет. Не делай этого.

Потому что когда это случится, то высасывание чьей-то крови сделает меня одной из тех тварей, на которых охотился папа. Не так ли? Особенно, когда я знала, на что это похоже. Когда я знала, как это больно, когда нечто дюйм за дюймом забирает кое-что невидимое внутри вас.

Тело на кровати дернулось. Клыки погрузились в истекающее кровью запястье Кристофа, когда я изо всех сил старалась закричать, сдвинуться, остановить себя. Но тело не слушалось. Последовал длинный, бесконечный глоток.

Кристоф стал тревожного серого цвета, бледная кожа окрасилась в болезненный, пепельный цвет. Кучерявый дампир тихо выругался. Брюс поднялся с пола, закрывая рот рукой. Тонкая струйка крови текла по его подбородку, она была черной в странном, бесцельном свете, и я увидела мерцание возле его правого плеча. Форма птицы парила на краю видимости, но я больше беспокоилась о теле на кровати и о том, что оно творило с Кристофом.

Еще один длинный, жадный глоток. Кристоф осел, опираясь свободной рукой на операционный стол. Лиса крутилась вокруг лодыжек, ее кисть теряла оттенок бледного цвета.

Остановите это! Я хотела кричать, но не могла. Я была только наблюдателем. Я ничего не могла сделать. Я не могла даже двигаться.

БУМ... БУМ... БУМ. Глухие стуки поразили меня. Если бы я не была приклеена к одному месту, я бы прыгнула, как кошка, нашедшая змею. Звук хлопанья крыльев вернулся, проходя по моему телу вверх и вниз – или моему «не телу», потому что мое настоящее тело лежало на кровати.

Месиво на левом плече стало затягиваться. Слабый цвет окрасил ткань, как бледный тон на старых фотографиях. Розовый налет распространялся от стремительно заживающей раны, осколки кости срастались обратно с шепчущими звуками, а мышцы скользили поверх костей, осколки металла свободно сочились вместе с прозрачной жидкостью, прежде чем кожа срослась. На мгновение рана вспыхнула глубокой вспышкой гневного красного цвета. Затем плечо сделало судорожное движение, послышался мясистый стук. Шар плечевой кости встал на место, а звук прошел ударной волной по мне.

Покалывание началось на верхушке моей «не головы». Колени Кристофа подогнулись, но держался он в вертикальном положении.

– Возьми, что тебе нужно, – прошептал он слепому лицу на столе, волосы тела корчились и развевались как у вампира. – Возьми все, если нужно. Только живи, пташка! Живи!

Глухой стук становился ближе, расплывчато хлопая, как крылья колибри. Покалывание усилилось, когда цвет пробежался по остальной части тела. Лохмотья моей футболки стали синими и были забрызганы засохшей кровью, и одна грудь на мгновение выглянула через дыру в ткани. Слабое, далекое смущение опалило меня. Кожа начала приобретать румянец, отвратительный среди черно-белого мира.

Каждая часть меня, которая не лежала на столе, бросилась к выходу, пытаясь побороть тяжелый вес, который давил на меня и держал неподвижно. Тело на столе вдохнуло через нос – легкий, хрипящий звук из-за запекшейся корки крови.

Последовал еще один длинный глоток.

Кристоф почти упал на сигналящие машины, отодвигая их к стене. Он напрягся, а лицо поднялось к потолку. Рот открылся, а глаза закатились до тех пор, пока все, что вы могли видеть в них, – это белый цвет. Его бедра дернулись вперед, и он почти снова упал, разбивая и раскалывая тяжелый пластиковый корпус машины, показывающей высокие, сильные сполохи моего сердцебиения. Экран разлетелся, когда я посмотрела на него, и полетели искры.

– НЕТ! – заревел Брюс и прыгнул вперед. Он схватил Кристофа, выдергивая его руку от жадного, клыкастого рта, который находился на кровати. Толчок прошел сквозь меня, и в течение вызывающего головокружение момента я стояла и лежала в одно и то же время, разрывающаяся в абсолютно разных направлениях, как кусок пленки для пищевых продуктов, которую пытаются растянуть. Зубы щелкнули с сильным шумом, как удар бильярдных шаров, отражаясь внутри моего черепа, и через меня прошла красная агония.

Рычание. Звук, как будто кулаком ударили плоть, крик боли, который принадлежал мне, поднимался из горящего горла. Место в горле, где жила жажда крови, горело огнем – горячий, сладкий удар, похожий на тот, когда я смешивала Джим Бим с кока-колой, пока папы не было дома. Мое тело – разрывное течение, которое поймало неосторожного пловца, плоть сжималась вокруг ядра того, чем я была, вокруг меня, привыкшей к свободе. Мышцы кричали и сжимались, и я...

... упала, скользя с операционного стола и получая ошеломляющий удар головой. Приземлилась на что-то слишком мягкое, чтобы быть полом, что-то корчащееся подо мной, и мои пальцы погрузились в копну волос, прежде чем кто бы то ни был поднялся, откатывая меня и тряся. Пластмассовая трубка свободно дернулась из носа, ее петля разорвалась над моими ушами.

Беспорядок. Крики. Шум. Я снова кричала, билась, когда загорелась жажда крови. Больно. Боль была повсюду, как если бы меня окунули в бензин и подожгли, и я хотела больше той красной штуки. Я могла чувствовать ее вкус на своих губах, дым и специи, приятная, горячая, красная, полная аромата губ парня и аромата холодных, зимних глаз. Он был на вкус как опасность и дикость, и горячий бриз, пробирающийся в окна машины в сумраке пустыни, когда вы едите со скоростью восемьдесят миль в час и в ближайшее время не собираетесь останавливаться. Корица, мужчина, совершенство, и я хотела больше.

Кристоф схватил меня. Он был мертвенно-бледным, его щеки впали. Но глаза сверкали, и второе обличье было как мягкий парфюм. Я могла почувствовать его, волны невидимой силы двигались под моей кожей.

Никто другой не чувствовал даже отдаленно то, что чувствовал он.

Мой подбородок дернулся вперед, быстро, как нападающая змея, а зубы снова столкнулись, до его горла оставался крошечный дюйм. Так близко я чувствовала на нем соленый запах пота, а его тело, которое находилось подо мной, было невыносимо далеко. Мне было холодно и жарко одновременно, ожесточенные ощущения боролись за контроль надо мной.

– Дрю! – рыкнул он, и я замерла.

Я знала этот голос. Это как если бы папа замолчал и принял военное выражение лица. Это означало, что мне надо остановиться и обратить внимание. Что я и сделала. Мои веки затрепетали, превращая все в щелчок затвора.

– Как много? – потребовал Брюс из другого конца комнаты. Забавно, он казался испуганным. – Рейнард? Как много?

Дрожь пробрала меня, как животное, которое трясет что-то в своих зубах. Но жажда крови отступила, и тошнота росла быстрым, сильным спазмом.

– Три, – ответ Кристофа был дыханием звука. – Вам повезло, что ей не потребовалось больше.

– Черт бы тебя побрал! – Брюс двигался. Шелест одежды, и Кристоф напрягся. Я издала странный, скулящий звук. Я чувствовала себя так, будто меня разделили и неправильно собрали заново все части, каждый дюйм моего тела болел.

Шар тепла ударил в живот и распространился туманом теплого удовольствия. Он успокоил боль и впитался, и если бы не тот факт, что я больше не кровоточила во всех местах, о которых думала, возможно, я могла бы встать.

Но я позволила своим глазам закрыться. Это облегчение – просто лежать в руках Кристофа и знать, что он все держит под контролем.

Маленький голосок внутри меня пытался сказать, что мне следовало бы беспокоиться о чем-то еще, но я быстро заткнула его. У меня уже было все, о чем я могла волноваться. На моей тарелке беспокойства больше не было места для чего-то еще.

– Уже побрал. Уходите, – голос Кристофа был сухой шелухой. Он прочистил горло. – Дайте ей немного пространства. Если темная аура накроет ее...

– Этого не произойдет. Она светоча, – это был один из дампиров, и он казался охваченным благоговейным страхом. – Слушай, с ней все хорошо. Давление в норме, пульс немного ускоренный, но нормальный – она сейчас очнется. Посмотри на ее плечо.

Я не хотела смотреть на плечо. Я плотнее свернулась на Кристофе и подумала о моей разорванной футболке. Тепло окрасило щеки – не то тепло, когда удовольствие циркулировало под моей кожей.

– Кристоф, – пробормотала я и почувствовала себя немного стыдно.

– Все хорошо, птаха, – легкое прикосновение – его губы прикоснулись к моим спутанным волосам. – Все в наших руках.

Именно это я и хотела услышать. Я держала глаза плотно закрытыми.

– Ты берешь на себя недопустимый риск! – Брюс вытеснил слова сквозь сжатые зубы. – Ты слышишь меня, Рейнард?

– Тявкай на кого-нибудь другого, ибн Аллас

[30]

. Я сделал то, что намеревался сделать, – неужели Кристоф насмехался? Было тяжело сказать, поскольку мое лицо пряталось на его груди. Он сделал глубокий, тяжелый вдох. – Я здесь, и если Куросы прекратят пытаться убивать меня, то я буду лучшим союзником, который у вас есть. Так долго, пока вы держите ее в безопасности.

– Анна будет поймана. Она заплатит за все, что сделала.

– Что вы собираетесь делать? Она светоча, а ее охранники фанатично преданы ей, – Кристоф двигался. Он встал с пола, пошатнулся и выпрямился. – И вы помогли в этом. Все в Совете закрывали глаза или активно поощряли это. Она монстр. С Божьей помощью носферату найдут и убьют ее, если она не заключит сперва сделку с дьяволом.

– Она испорчена и манипулирует всеми, но не...

– Она открыла огонь на Куросов и другую светочу, Брюс! – машины выпустили искрящиеся, статические, несчастные звуки. – Она предала одного из нас – больше одного – Сергею! Когда ты поймешь это?

– Это не вернет Элизабет!

Тишина. И в тишине росло рычание. Я прижалась ближе к Кристофу, пока не поняла, что этот звук исходил от него. Медальон мамы был теплым и неподвижным на моей груди.

Шаги, дверь закрылась. Чувство присутствия ушло из комнаты, и Кристоф сделал быстрое, сильное движение, поддерживая меня вместе с собой, поднимаясь на ноги и издавая резкий звук усилия. Мой нос ударился о его ключицу, и одна из машин издала сдавленный визг, прекращая подачу звукового сигнала. Хотя та, что отслеживала мое сердцебиение, продолжала работать. Мой пульс мчался, высокий, быстрый и сильный. Такое ощущение, что я была на реактивном топливе, или во мне было слишком много кофеина.

Кристоф обернул свои руки вокруг меня и прижался лицом к моим волосам. Мы стояли так: мои ноги пошатывались, постепенно набирая силу. Я сглотнула несколько раз, жажда крови покалывала в горле. От него все еще пахло яблоками, корицей, и теплом. Каждый раз, когда я вдыхала, аромат гладил то чувствительное место, и дрожь спускалась по мне. Машина, продолжающая отслеживать мой пульс, послала еще один каскад сигналов.

– Что произошло? – наконец прошептала я.

– Тебе надо было остаться с Леонтусом, – прошептал он сзади. – Те скамейки спрятали бы тебя.

Я не знала, почему была удивлена.

– Ты знал, что она собиралась сделать нечто такое?

– Нет. Я думал, что это было маловероятно. Она противоречива.

Ты серьезно? Я пыталась, сначала осторожно, отодвинуться от него. Он не отпускал. Так мы некоторое время боролись, я – нерешительно, и Кристоф, в итоге, казался удивленным.

– Ты не можешь сама стоять. Прекрати отталкивать меня, – но он усадил меня на операционный стол. Стол немного сдвинулся, как будто не хотел удерживать меня, но Кристоф держал меня, пока я не обрела равновесие. Когда я уперлась своими безжизненными ногами в пол, я почувствовала себя отчасти стабильной.

Я схватила порванную на груди футболку и моргнула. Я вся была, как резина, и каждая часть меня болела, несмотря на жар внутри; чувство того, что все хорошо, распространилось волнами.

Я не хотела думать о том, что было в моем животе, распространяя те самые волны.

– Вот, – внезапно Кристоф сделал движение. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он снимал через голову свой свитер. – Он грязный, но...

А затем он предложил его мне.

Я не была уверена, откуда взялась вся кровь, которая прилила к щекам. Особенно сейчас. Но я стала темно-красного цвета и начала что-то бормотать.

Он кинул свитер мне в руки и развернулся, смотря на стену в противоположном конце комнаты, как будто она содержала все секреты жизни.

Это было не столько из-за свитера или того, что на мне висела рубашка, пригодная для тряпок. Это было не столько из-за его бледной, матовой кожи с полосами засохшей крови.

В его спине были три грозные, морщинистые дыры, которые выглядели любопытно бескровными, когда затягивались; медленно, но зримо исцелялись. Пулевые раны заживали на моих глазах.

И шрамы.

Он выглядел так, будто повалялся в осколках стекла. Шрамы тянулись вверх и вниз по его спине, бледные, блестящие швы против совершенной кожи, достигая противно выглядящих отпечатков пальцев вокруг ребер. Они двигались, когда он дышал, и я сидела там и смотрела несколько мгновений, пока мое сердце колотилось, а кровь бегала по венам, и я поняла, что все еще жива.

– Дрю, – наконец сказал он, – ты уже переоделась?

– О. Я, эм. Секунду, – мне потребовалось две попытки, чтобы снять куски своей футболки, а мои руки тряслись, когда я вдевала свитер через голову. От него даже пахло Кристофом, и на обратной стороне свитера было три дыры. Но перед был в значительной степени в порядке, даже если V-образный вырез был немного глубоким для меня. Кристоф выглядел обманчиво тощим, но я увидела, как двигались мышцы, когда он немного переместил свой вес, затем застыл, как мраморная статуя, когда стал таким же тихим, какими становятся дампиры постарше.

Это были дыры от пуль. Пуль, которые он принял на себя, пока склонялся надо мной. Но другие шрамы... Господи.

– А эти откуда? – прошептала я.

В течение доли секунды его плечи сгорбились, как будто он был смущен.

– Ты же знаешь, что мы можем получить шрамы, – плоско, тихо. Информируя меня, не более того. – Прежде, чем мы становимся сильнее. И после, если раны достаточно тяжелые. Опасные для жизни.

Я не хотела отмечать то, что он избегал вопроса. Снова. Мои зубы покалывали, особенно верхние.

Это клыки, Дрю. Называй вещи своими именами.

– Что случилось? – казалось, будто я не могла заставить свой голос стать обычным. Исцеленные в значительной степени отметки клыков на запястье один раз зашлись приступом боли, и я потерла руку о джинсы, пропитавшиеся кровью. Вся комната была пропитана запахом меди, насмехаясь над моей жаждой.

Он напрягся.

– Я был непослушным. Ты все?

Я кивнула, поняла, что он не видел меня.

– Да. Эм. Спасибо. Кристоф...

Он развернулся ко мне, глаза сверкали, он преодолел дистанцию между нами в два быстрых шага. Внезапно мы оказались нос к носу, так близко, что жар, исходящий от него волнами, ласкал мои щеки, как солнечный свет на уже горящей коже.

– Я сказал тебе оставаться на месте. Там было укрытие, и Леонтус был бы уверен, что ты в безопасности, – слова были грубыми, как будто наждачная бумага скоблилась в его горле, чтобы выйти наружу. – Я мог потерять тебя.

Мой рот был сухим. Я сказала первое, что пришло мне в голову, и это был резкий, хриплый шепот, как его.

– Крис... я не она.

Я имела в виду, что я не моя мама. В течение секунды он выглядел пораженным, но глаза не дрогнули. Их взгляд был прямой и непоколебимый, и как вообще мне могло прийти в голову, что эти глаза были холодными? Потому сейчас они были теплого, голубого цвета. Такие глаза могли сжечь те места, к которым они прикасались, и мое сердце подпрыгнуло и застряло в горле.

– Нет, – согласился он. – Ты не она. Она никогда не вызывала во мне такую агонию.

Что я могла сказать в ответ? То, как он смотрел на меня, заставляло мою голову чувствовать себя забавно. Заставляло всю меня чувствовать забавно, и не только таким о-Боже-я-только-что-почти-умерла образом.