Текст книги " Ревность (ЛП)"
Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
– Мне бы хотелось стать твоим другом, Дрю.
– Мне тоже, – я врала с чувством. Если они думают, что ты достаточно тупая, чтобы поверить им, то можешь выиграть достаточно времени для побега.
«Враги должны недооценивать тебя». Этому учил меня папа. Я не была уверена, была ли она врагом или просто одной из тех девушек, которые не представляют опасности. А ведь она еще и дампир, да не просто дампир, а светоча! Вампиры также и для нее представляли угрозу. Нам следовало бы держаться вместе, по крайней мере, насколько это возможно, находясь на разных концах социального спектра.
Моя грудь болела. Я поняла, что задерживала дыхание, и выдохнула. Дар пульсировал внутри головы, но все в комнате было так напряженно и перепутано, что я не могла сказать, откуда исходит поток... что это было? Страх? Жажда крови? Гнев? Но здесь никто не выглядел даже отдаленно расстроенным. Просто как не в своей тарелке. Лицо Кира стало бледным. Его веснушки выделялись, ярко светясь.
Я думала о вспышке ярости, что почувствовала в коридоре. Бенжамин думал, что это была светоча, и я была уверена, что это Анна, но и от нее, и от Кристофа исходил запах пряностей.
А стал бы Кристоф наводить беспорядки у моей двери? Или, возможно, это был предатель. Дампир, которого я никогда не видела, но который имел такой же запах?
– Хорошо, – она протянула тонкую белую руку, ее ногти, с отлично сделанным маникюром и покрытые лаком цвета яблочного леденца, соответствовали ее помаде, а карандаш для глаз выглядел профессионально подведённым.
У меня никогда, даже через миллион лет, не было бы такого яркого блеска. Как только я убрала руку и коснулась ее, готовясь к тому, что дар скажет мне, я почувствовала себя грязной. Как будто я, покрытая навозом, только что вышла из детской площадки и теперь стояла среди взрослых, и надеялась, что они не заметят пятен и царапин.
Дар звенел, как гонг, в голове. Картинки закружились, ни одна из них не замедлилась, чтобы я смогла нормально рассмотреть их. Она слегка потрясла мою руку, затем отступила с терпеливой улыбкой. Та улыбка, между прочим, была направлена поверх моего плеча.
На Грейвса.
Задняя часть моего горла стала грубой и сухой. Я прочистила горло, и Анна снова поглядела на меня, на сей раз удивленно. Разве ты не смотришь на него так, хотела я сказать – и, вероятно, сказала бы, если бы мне не пришлось держать свой рот на замке.
Поскольку мои зубы покалывало. Я чувствовала едва различимое потрескивание в верхней челюсти, так как стали отрастать резцы.
Называй вещи своими именами, Дрю. Это клыки!
Но я не могла. Я стояла, держа свой рот плотно закрытым, чтобы никто вокруг меня не смог увидеть, что зубы превращаются в острые маленькие точки. Хотя тёплое маслянистое чувство трансформации не сходило с кожи. Я надеялась, что мои волосы не вытворяли ничего странного, решила, что это не имело значения. Поскольку никто не смотрел на меня. Все глаза в комнате, включая мою собственную пару, были сосредоточены на Анне.
Она пронеслась, двигаясь мимо неподвижного Хиро, с полудразнящим пируэтом, ее юбка касалась колена. Я слышала, как она пробормотала что-то у двери. Шаги удалялись – вероятно, это она и дампир в красной футболке и с наплечной кобурой.
Он надевал эту майку, чтобы соответствовать ей? Здорово. А я-то думала, что «я с Глупыми» рубашками вызывала жалость. Я дышала глубоко, ища спокойствие.
Треск в воздухе ушел. Теперь всё, что дар мог дать мне, – это запутанную, горячую волну чувств от Кира. Я не могла даже дать этому название, оно было настолько беспорядочным. Он кашлянул и встал со стула.
– Так.
– Ознакомлние, – Хиро сложил руки. – Я думаю, будет лучше, если я буду следовать за вами по пятам. Ты же не возражаешь, Кир?
Рыжеволосый дампир улыбнулся. Он обнажил свои животные зубы, и я почти отступила назад.
– Конечно нет, брат!
Стоп, подождите секунду.
– Вы родственники? – выпалила я, как будто была в ужасе. Грейвс выдохнул еще один длинный поток сигаретного дыма. Дым коснулся моих волос, и я тоже поморщилась.
– Нет, – лицо Кира снова сморщилось, как будто он попробовал что-то кислое. – Традиционно Куросы обращаются так друг к другу. Чтобы напомнить нам, что мы все...
– ... связаны, – прервал осторожно Хиро. – И все в одинаковом положении из-за опасности быть убитым носферату. Некоторые действительно склонны забывать это.
– Нет, черт! – пробормотала я и засунула свои потные руки в карманы. Внезапно я решила, что постараюсь не оказаться в одной комнате вместе с Киром. – Я могу пойти и сама осмотреться?
– Если вы хотите, то можете. Но лупгару не может, и прежде чем вы посетите уроки, вы должны будете пройти в нашей компании ознакомление, – Хиро сложил руки, как будто со мной было трудно иметь дело. – Миледи, – на сей раз он сказал это так, будто слово означало «пожалуйста».
Хотела бы я выяснить, как он это сделал.
– Это был риторический вопрос. Так с чего начнём? – я потёрла ладони, пытаясь стереть сырость, и решила, что Хиро не был так уж плох. Грейвс мягко пробормотал что-то нелестное и, кроме того, слова смешались с дымом.
– Сперва, мы позволим мистеру Грейвсу погасить сигарету, – Хиро даже не мигнул. – Затем мы пробежимся по правилам техники безопасности и совершим экскурсию по школе.
– Замечательно, – я пыталась казаться взволнованной, но с треском провалилась
Я прям почувствовала это.
Глава 10
– Нам следует пойти в Нордстром
[11]
, – пробормотал Бенжамин в пятидесятый раз. Рот Леона дергался, как будто он сдерживал улыбку. Два блондина вышли на автостоянку великолепным весенним днем, вероятно, оба сонно прислонялись к внедорожнику, Бенжамин нарисовался в гараже у южного угла собственности Школы.
Для меня было новым то, как Бенжамин небрежно сказал «это для светочи» и темноволосый дампир, который держал в руках пропуск, уставился на меня, как будто на моём лице было что-то, потом он пришёл в себя и стал указывать на разные машины. Быть зажатой на задних сидениях Эскалады между симпатичными парнями дампирами и Грейвсом также было новым для меня.
Я закатила глаза.
– В Нордстроме нет ничего, в чём бы я нуждалась или хотела бы. Лишь барахло с завышенной ценой, которое в скором времени порвется, – я сложила еще одну пару джинсов и сунула их в красную корзину. Даже при флуоресцентном освещении парни-дампиры выглядели, как модели, уехавшие в трущобы. Было тяжело выбирать всякую фигню, учитывая то, что они околачивались рядом, выглядя прекрасно и скучающе.
Когда Бенжамин сказал покупки, он, как минимум, имел в виду Нордстром. Предполагаю, у него были странные идеи о том, что я хотела вещи от кутюр или что-то типа того.
Когда я говорю покупки, особенно одежда, я имею в виду в первую очередь военные вещи, а чтобы приобрести мягкие товары – Таргет
[12]
или Диллардс
[13]
. Как, скажем, трусики и прочее. Я уже заставила парней уйти, пока шарила в секции нижнего белья. То есть, а ладно. Я покупала сама трусики с девяти лет!
Я привыкла к этому. Папа просто дал бы мне много наличных денег и список покупок. Я покупала всё, кроме боеприпасов, сколько я могу вспомнить. У папы было достаточно дел, поэтому он занимался снабжением боеприпасов и всякой фигней; я заботилась о наличии одежды, еды, всех мелких вещей, которые нужны для путешествия, или чтобы прибраться в доме. Раньше я любила бездельничать в секции приборов в Таргете, независимо от того, в какой стране мы были. Я составила бы в голове краткие истории о том, как мы действительно нуждались в хлебопечи или гриле. Или кофемашине. Я сравнила бы, противопоставила бы и притворилась бы, что мы не переезжали через каждые несколько месяцев, в любом случае, почему мы беспокоились о том, чтобы перетаскивать с места на место вещи?
Я заметила неплохую футболку и направилась к ней. Грейвс принялся пихать тележку, и у него было такое выражение лица, которое вы обычно можете увидеть, только когда кто-то в суде приговорен к лишению свободы на длительный срок. Конечно, сперва, мы всё купили для него, и я полагала, что, так как он был парнем, у него не будет такого же затруднения при покупке нижнего белья. Я просто сказала ему идти и взять парочку пакетов того, что он обычно носит. Бенжамин выглядел так, будто проглотил лягушку, и я бросила на дампира один из своих лучших взглядов – имитация бабушкиного «закрой свой рот» взгляда. Он затих и пробормотал что-то о Мэйси
[14]
. «Пойдёмте в Маркус-Нейман
[15]
, пожалуйста, даже там было бы лучше», – бормотал он себе под нос..
Я подумала, что если Бенжамин не заплатит за это одобренной Братством карточкой, я бы использовала пачку наличных для чрезвычайных ситуаций, которая находилась в моей сумке. Это была совсем не чрезвычайная ситуация, но Господи. Я не собиралась позволить Грейвсу одевать всё ту же фигню, в то время как я была снаряжена.
– Так всё же, откуда вы берёте деньги? – я остановилась перед дисплеем и стала пролистывать список вещей. V-образный вырез, короткие рукава, неплохо. Я ненавижу, когда ткань касается моей шеи. Только хлопок – отлично, надо взять размер побольше, потому что они сядут. Зевок застал меня врасплох, я прикрыла рот руками. У них было четыре футболки среднего размера. Я схватила их все и кинула в тележку.
– Там еще больше, – из всех них Леон больше всего был похож на человека в свете флуоресцентных ламп. Он смотрел на дисплей с весенними нарядами, вещами в горошек, которые были бы бесполезны, если бы вы убегали от чего-то. – Неужели девушки теперь носят это?
– Не эта девушка, – пробормотала я. – Серьёзно, откуда вы берете деньги? Давайте же, я хочу прояснить ситуацию.
– Зачем? – Бенжамин казался честно сбитым с толку. – У светочи может быть всё, что она захочет, Дрю; у нас есть много денег. Братство инвестирует и имеет несколько корпораций.
А вот это уже интересно. Где находились корпорации и акции, там была и документация. По крайней мере, всеми правдами и неправдами можно было найти всякую фигню с публичными актами и фигню про работников. Я отодвинула это подальше.
– Только потому, что у тебя есть деньги, не значит, что ты можешь тратить их впустую. Таргет очень даже хорош. А что насчет того, что у светочи может быть всё, что она захочет? Я думала, что Анна – большой секрет. – Я остановилась возле стоек и стала рыться в них. Сейчас самое время для того, чтобы купить толстовку, потому что, когда наступит вена, они уберут все вещи, чтобы освободить место для бикини.
Я вздрогнула от этой мысли.
– Она – секрет... носферату не знают о ней. Она не сильно смешивается со всей толпой. Анна занята управлением Братством и... ладно, лучше держаться подальше от нее. На самом деле, подальше от всех, кто входит в Совет. Они входят туда не для красоты, – Бенжамин выглядел даже более напряжённым. – На самом деле, ты первая светоча, с которой я лично находился в одной комнате. Но это всего-навсего основные уроки – всё о светочах, и как они... в общем, у них есть все, что они хотят.
– Гм, – даже притом, что нас немного. Я проглотила это. – Так я могу пойти за вещами туда, куда захочу? – было бы неплохо раздобыть боеприпасы.
– Я, эм. Да. Ты действительно... куда угодно, я полагаю, – Бенжамин, казалось, пересматривал то, что сказал мне. Или слабо надеялся, что я внезапно решила, будто Нордстром – неплохое место.
– Не унывай, старик, – Леон усмехнулся и похлопал его по плечу. – Всё могло быть хуже. Она могла бы проторчать в раздевалке в течение многих часов.
Особенно, когда вы, ребята, наблюдаете за всем? Нет, спасибо. Я знаю свои размеры и этого достаточно. Я решила не подвергать испытанию это правило.
– Хорошо, еще мне нужен военный магазин. Вы, ребята, знаете, какие здесь законы на ружьё?
– Отпечатки пальцев и лицензия. Но это сводится к простому правилу: «Не попадись, если ты член Братства», – Леон бросил на меня один из своих странных взглядов. – Если ты хочешь, мы можем пойти на склад с оружием. Ты можешь попрактиковаться.
Я потрясла головой. Нашла темно-серую толстовку с капюшоном с застежкой-молнией и хорошими рукавами, проверила ее швы.
– Просто интересно. Эй, Грейвс, тебе нужны шампунь, зубная паста, что-то из таких вещей? Или, может, тебе надо что-нибудь в аптеке. Купи мне мидола
[16]
, хорошо?
Бенжамин почти задохнулся. Леон изучал потолок с огромным интересом, улыбка дёргалась в уголках его узких губ. Бенжамин выглядел так, будто хотел утопиться, в то время как Леон выглядел очень позабавленным..
Всё же я решила, что он мне нравится.
– Я думаю, тебе следует выбрать свой собственный мидол, – Грейвс даже сказал это с каменным лицом, но в уголках его губ таился призрак усмешки. Он научился бриться и выглядел привлекательным, но в нормальном смысле этого слова. Он был не такой блестящий, как дампиры. – Ты же знаешь, есть разные виды мидола.
– Точно! – мой живот загрохотал. – Мы должны, вероятно, вскоре возвратиться. Кафетерий открыт днем?
– Ну да. Мы можем взять полночные закуски. Полуденные закуски. Одно и то же, – щёки Бенжамина стали алыми. – Ты не хочешь купить себе ещё чего-нибудь?
Я рассмотрела перегруженную телегу. Джинсы для Грейвса и для меня, футболки и рубашки с длинными рукавами для него, футболки с короткими рукавами для меня, несколько шерстяных свитеров для нас обоих, две или три толстовки с капюшоном по цене одной, включая вешалку, которую я держала в руках. Боксеры для сна. Куча нижнего белья, четыре спортивных лифчика. Ремень для него, ремень для меня. Наряду со всем, что я заказала в Интернете, этого было достаточно. В Школе, конечно, было все, но существовали такие вещи, как ватные диски, тональник, которые я хотела. И мой собственный бренд шампуня. У них в душе была какая-то дорогая фигня. Я чувствовала себя так, будто находилась в воображаемом танцевальном отеле, когда пользовалась ей.
Что было неплохо. Я люблю маленькие штучки, которые кладут в ванные в крупных отелях. Иногда папа отвозил нас в крошечные места, где были высококачественные образцы, и я их прятала в грузовике. Я оценивала их в соответствии с эффективностью и запахом; когда мне было около тринадцати, я сохраняла их, а потом поняла, что впереди нас ожидает еще множество отелей.
Иногда я всё ещё думаю о тех маленьких бутылочках, которые находятся неизвестно в каких мусорных контейнерах. Как рок-коллекции или что-то на подобии этого.
Я проверила цену, решила, ну и что! и бросила толстовку в корзину.
– Я думаю это всё, но нам надо заглянуть в аптеку. Так как Грейвс думает, что мне следует выбрать мой собственный мидол. Вам что-нибудь нужно здесь, парни?
Леон почти смеялся.
– У них есть слаши
[17]
.
– Господи Боже, – пробормотал Бенжамин. – Нордстром. Мэйси. Мы могли бы поехать в Париж весной. Я ожидал трансатлантических полётов.
Я изобразила бесстрастное лицо, что было лучше всего для обеих сторон.
– Здесь есть поблизости Олд неви
[18]
? У них есть шорты и прочее, – я поймала на себе взгляд Бенжамина. – Что?
– Ничего. Просто мы думали, что светоча будет более, скажем так, трудной, – рот Леона дёрнулся. – Я серьёзно хочу слаши!
Я попробовала выдавить неуверенную улыбку. Теперь он мне определённо нравился.
– Я никогда в жизни не пробовала его. Может быть, парни снаружи – двойные блондины – тоже хотели бы слаши?
Почему-то Леон счёл это крайне смешным. Он фыркал и хихикал, пока мы шли мимо секции с «Бытовыми приборами» до секции «Здоровья и Красоты», и даже Бенжамин расслабился и усмехнулся.
* * *
Мы остановились в Спортивной секции, чтобы купить спальный мешок, и я заставила Грейвса взять хороший спальный мешок. Вещи – это одно, но ты не можешь экономить на принадлежностях. Я также бездельничала в секции канцелярских товаров, пока Грейвс не бросил карандаши и пару блокнотов в телегу, впиваясь взглядом в меня, как будто подзадоривая меня взять их.
Бенжамин попытался отвезти нас в какое-то итальянское место на ланч, но Леон попросил мексиканской еды. И это звучало действительно хорошо, поэтому мы оказались в каком-то холле, в месте, где мне принесли много измельчённых чипсов, а Бенжамину – две маргариты, просто потому, что он просто улыбался официантке и вежливо попросил ее. Он выглядел так, будто нуждался в маргарите именно сейчас.
Глава 11
Сначала я вернулась в Таргет и выбирала свадебные платья. Ярды белого кружева и пустых слов, в то время как люди стояли вокруг и комментировали.
– Нет, слишком маленькое... слишком большое... никогда не подойдёт тебе... слишком классическое, слишком тугое...
Пока я не испытала желание кричать, потому что всё, чего я хотела, это платье. Затем я пыталась их все примерить, и там не было примерочной, потому что, если бы я туда пошла, то исчезла бы, поэтому я переодевалась в конце ряда между стойками из одного платья в другое, и они все были дырявые. Большие, широкие, молью проеденные дыры, мои лифчик и кожа просматривались через них, и кто-то сказал:
– Вам придётся заплатить за это.
Стены магазина отступили, пятно красной краски исполосовало их и превратило в длинные кричащие лица. Я почувствовала гул колющих пальцев рук и ног, как то, когда ваши конечности настолько оцепенели, что вы не можете даже идти.
Я знаю это чувство. Оно приходит вместе со сном, который показывает мне вещи. «Истинное видение», – так это называла бабушка.
«Настоящие кошмары» – лучше подходит для них.
На мгновение я туманно подумала, что это, может быть, самый страшный кошмар: тот, где мама забирает меня из кроватки и относит вниз, говорит мне, что я её хорошая девочка, и прячет меня в чулане. Я боролась с пробуждением, но у сна были другие идеи. Он стоял у руля, не я. Я не могла побороть его.
* * *
Я лежала на кровати, уставившись в потолок. Это был обычный акустический потолок с золотыми искрами. Жидкие тени от дерева танцевали между искрами.
Мой сон был про маленькую девочку. Она была сонной и находилась в том состоянии, когда дети сосут большие пальцы, а их глаза смотрят, но не видят из-под отяжелевших век.
Мама волновалась в тот день, и вычищала всё вокруг. Она была напряжёна и нервничала. Я также была капризной, но она читала мне истории и укачивала в течение долгого времени, затем положила меня в постель и укрыла. Я слышала, как она ходила внизу по дому – обычный шум, когда она готовила ужин для папы: он работал долгие смены на базе и иногда приходил домой на сорок пять минут в середине ночи на перерыв – и почему-то скучала. Я услышала, как она уронила одну из моих игрушек. Она торопилась, пряча их. Я услышала её тихое проклятие, потому как она прятала в кладовую мой высокий стул.
Но я не задумывалась об этом. Вместо этого я сосала палец и смотрела на потолок.
Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук.
Кто-то находился возле входной двери. И не звонил в звонок. Это было странно.
Тишина. Сам воздух, казалось, слушал, прежде чем я услышала мамины шаги, быстрые и лёгкие. Она резко распахнула парадную дверь, и голоса поднимались по лестнице.
Женские голоса.
– Что ты здесь делаешь? – мама казалась... разозлённой. И немного удивлённой, как будто она не ожидала кого бы то ни было. Я почти видела, как она приподняла голову, голубые глаза стали холодными и расчётливыми. Контролеры бакалейного магазина или продавцы бледнели под тем взглядом, особенно, если они пытались сделать, что папа называл, «забавное дело».
«Твоя мама, – иногда говорил он, когда выпивал Джим Бим, и я могла уговорить его поговорить о прошлом, – она не терпела «незабавные дела».
– Я пришла навестить тебя. Какой очаровательный домик! – послышался звон смеха и шелест шёлковых юбок.
– Тебе здесь не рады, – голос мамы был резок и зол, как будто предупреждал о собственничестве. – Я оставила для тебя Главную Школу, всё Братство! Что ещё ты хочешь?
Притворный смех покинул голос другой женщины. Он спал, как маска, которой он являлся, и когда она снова заговорила, в её словах сочились злоба и боль:
– Где он?
Тон мамы превратился в холодный и деловой:
– Кто? Мой муж? Он человек, зачем он тебе нужен? Если ты подойдёшь к нему, я...
– Человек? Человеческий муж? Ты шутишь! Даже ты не пала бы так низко!
Между ними повисла напряжённая, потрескивающая тишина. Я могла понять по смыслу сказанного, что мама была разъярена. Она никогда не была злой; папа называл её нежной. Он говорил, что съест свою проклятую шляпу, если она когда-нибудь о ком-нибудь скажет плохое слово.
Для меня это было новым и странным. Мне это не нравилось. Я закрыла глаза и повернулась на другой бок, зарылась в подушку. В моей кроватке было тепло и безопасно, даже если ветер дул в стены дома с голодным шепчущим звуком.
– О, – внезапное понимание. Я слышала, как двигалась мама, как открылся ящик. – Потом он уехал. Он всегда говорил, что будет уезжать.
– Ты знаешь, где он, – прозвучало пронзительно и с обвинением. – Ты знаешь. Он убежал к тебе!
– Его здесь нет.
– Может, мне следует осмотреться и удостовериться в этом.
Ящик закрылся с ударом. Прозвучал тяжёлый металлический щелчок.
– Анна, – теперь предупредительный тон поменялся. Он прошёл через меня, как статическое электричество. – Убирайся. Из. Моего. Дома. Или я убью тебя.
– Не очень-то ты хорошая хозяйка, – но неужели в голосе другой женщины слышался страх? Скрытый, но, тем не менее, дрожащий и грубый. Конечно, если бы мамочка со мной разговаривала таким тоном, я бы заплакала. Я была рада, что она никогда так не говорила со мной. – Поклянись мной, что его здесь нет!
– Я не буду клясться тебе единственной проклятой вещью. Вон из моего дома! Или я пристрелю тебя, и Братству понадобиться новая стерва.
– Если ты увидишь его... – но женщина остановилась, её хныканье затихло. Мне не нравился её голос. Он причинял мне боль. Моя голова была полна плохих картинок: грязь, кровь, острые зубы, и единственная вещь, которая удерживала меня от хныканья, было внезапное уплотнение воздуха вокруг меня. Я так устала, и если бы я стала шуметь, мамочка могла бы прийти ко мне и разговаривать со мной тем холодным, злым голосом.
А я этого не хотела. Я бы вообще никогда этого не хотела.
– Если я увижу его, то скажу, что ты его ищешь. Не думаю, что это чем-то поможет. Он делает то, что хочет.
– О, я знаю это, – теперь ее слова были пронизаны горечью, и я услышала скрип парадной двери, будто призрак широко открыл ее. Они даже не закрыли дверь в течение этого долгого разговора. – Если я выясню, что ты его здесь прячешь, Элизабет...
– У меня есть жизнь. И она не включает его, тебя и твои игры. Не приходи больше без приглашения.
– Сладких снов, – даже я, лежа наверху в своей комнате, услышала её ухмылку. – Не позволяй носферату кусаться, – жестокий, пугающий смешок, и парадная дверь хлопнула.
Я слышала, как мама испустила прерывистый вздох. И гудение вернулось, грохоча в моей голове, пробегая по костям. Я знала, что будет дальше.
Дальше я засну. И когда проснусь в темноте, я знаю, что произойдёт. Это будет опять тот сон, самый худший из всех снов.
Затем гудение полилось через меня, оно кололось, как стальная иголка в плоти. Я боролась со сном. Я не хотела вспоминать ту ночь. Я никогда не хотела вспоминать ту ночь, и каждый раз воспоминания причиняют ещё больше боли, потому что я знаю...
Над детской кроваткой склоняется мама, ее лицо круглее луны, а сиянием сравнится только с солнцем (может, так кажется, потому что я еще совсем маленькая). От маминых волос пахнет цветочным шампунем, гладкие блестящие локоны волной падают на грудь, где мерцает серебряный медальон на цепочке.
В красивых темных глазах, как и на всей левой половине лица, залегла тревожная тень. Будто в ясный погожий денек внезапно начался ливень и солнечный свет в окне вдруг потускнел.
– Дрю, – произносит она ласковым, но настойчивым тоном. – Просыпайся, милая.
Я тру ладошками глаза и зеваю.
– Мамочка? – мой голос звучит глухо. Иногда это голос двухлетнего ребенка, а иногда девочки постарше, но всегда удивленный, тихий и сонный.
– Вставай, Дрю, – говорит мама и, протянув руки, поднимает меня с негромким оханьем, будто не веря, что я так выросла. Я уже большая девочка, и меня не надо носить на руках, но так хочется спать, что я не спорю, а лишь погружаюсь в тепло маминых объятий, прислушиваясь к учащенному ритму ее сердца. – Я люблю тебя, солнышко, – шепчет она, касаясь губами моих волос. Мама окутывает меня запахом свежеиспеченного печенья и тонким ароматом духов. В этом месте сон развеивается. Я слышу чьи-то шаги или, вернее, биение пульса. Сначала тихое, но потом все громче, и с каждым новым ударом ритм учащается. – Я так люблю тебя, детка.
– Мамочка… – я склоняю голову ей на плечо. Она несет подросшую дочь на руках. Когда мама ссаживает меня на пол, чтобы открыть дверь, я не протестую.
Мы спустились вниз в чулан. Я не помню, откуда мне это известно. Мама останавливается перед непонятным квадратным отверстием в полу, где уже в одеялах и на подушке с родительской постели лежат несколько моих мягких игрушек. Меня снова сжимают в крепких объятиях, а потом усаживают в подпол, и тут впервые накатывает беспокойство.
– Мамочка?
– Мы поиграем, Дрю, солнышко. Ты спрячешься здесь и подождешь, пока отец не вернется домой с работы.
Я знаю, что произойдёт. Папочка придёт домой и найдёт меня, но больше ничего не будет, как прежде.
Потому что это была та ночь, когда пришёл Сергей, ночь, когда он убил её, но он не нашёл меня.
И это всё моя ошибка.
Сон превращается в гниющую марлю завесы, душит меня. Обертывается вокруг запястий, лодыжек и бедер липким холодным прикосновением, и я борюсь, крича, отчаянно нуждаясь в воздухе. Я не хочу видеть, я не хочу видеть...
* * *
– ...не хочу видеть, хватит, я не хочу это видеть! – я боролась вслепую со сном, крича, потея и дрожа. Энергично двигала руками и ногами. Но я ничего не поймала, кроме пустого воздуха.
– Это просто сон! – сказал Грейвс настойчивым тоном. – Просто сон!
Нет, это не сон, я хотела кричать. Это реальность. Это произошло; это все еще происходит.
Кто-то стучал в дверь. Я растерялась, посмотрела на Грейвса. Яростно моргнула. Я, должно быть, плакала во сне: мои щёки были влажными, а нос полон соплей. Крик застрял в моём горле. Я задохнулась воздухом. Моя майка обернулась вокруг меня, а боксёры сбились в кучу. Они обычно сбиваются так, когда вы вертитесь.
Сумрак заполнял окно фиолетовым цветом. Это был мой первый день настоящих уроков. И кто-то стучал в дверь, выкрикивая моё имя.
– Дрю, – Грейвс держал меня за плечи. – Это просто сон, хорошо? Хорошо? Ты здесь, я здесь, всё хорошо. Ты в безопасности, я обещаю.
Я вытерла щёки трясущимися руками. Бенжамин стоял в двери.
– О, – прошептала я, – Господи. Я... я прошу прощения.
– Всё хорошо, – зелёные глаза Грейвса горели, он был почти нос к носу со мной. Я видела прекрасные золотые нити в его взгляде, и из-за сна в его правом глазу улавливалась твердость. Этого было достаточно для меня, чтобы заплакать от облегчения, потому что он был настоящим и находился в безопасности. Его спальный мешок свернулся в ком на полу. – Ты ворочалась, а потом начала кричать. Действительно кричать, как будто ты была...
– Извини, – моё сердце колотилось, я втянула сопли. Дверь дрожала на засовах. – Это Бенжамин.
– Я лучше впущу его. Полагаю, мы пойдем на уроки, – но он всё ещё держал меня за плечи своими длинными, мозолистыми, нежными пальцами. Как будто у него было уйма времени, чтобы стоять на коленях у моей кровати и изучать моё лицо. В его футболке на плече была дыра, и это заставило меня чувствовать себя немного странно. – Всё в порядке?
Я обхватила себя обеими руками и кивнула.
– Я думаю... да. Извини. Это было... довольно напряжённо.
– Хорошо. Я объясню всю Бенжамину. Ты в безопасности, хорошо? Больше ничего такого не произойдёт, – он с трудом натянул улыбку. И теперь у меня был своего рода сердечный приступ. Потому что, когда он так смотрел на меня, я чувствовала себя вывернутой наизнанку. – Обещаю.
И этого – обещание, то, как он сказал это с уверенностью – было достаточно, чтобы снова заставить меня расплакаться. Он выпустил меня и провёл до двери, тощий парень в боксёрах и дырявой футболке. Его ноги отекли. Он не был таким же тощим, как птица, каким был в Дакоте. И он уже двигался как оборотень, изящно и уверенно.
Я подтянула одеяло к груди и снова прикрыла глаза. Слушая, как он говорил сквозь стиснутые зубы.
– Успокойтесь, с ней всё хорошо. Это просто плохой сон.
Не считая того, что им не снились плохие сны. Но другая вещь овладела моим разумом. Я была благодарна, и мои глаза распахнулись. Я боролась с запутанными покрывалами и убежала в ванную. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня в таком состоянии, и я хотела подготовиться к встречи с этим днём. Ночью. Какая разница.
Но больше всего я не хотела думать о том, что мне только что приснилось. Я приложила бы все свои усилия, чтобы забыть этот сон, я так решила. Сон уже исчезал, отступая спокойно в пространство, где живут мечты, пока вы гуляете при дневном свете.
Мне следовало бы знать, что это не будет так просто.
Глава 12
Двумя неделями спустя сумрак упал фиолетовыми полосами на город, и Главная Школа проснулась. В Школе не звенел утром звонок, чтобы разбудить нас, между уроками также не было звонка. Не было даже звонка, который бы извещал о тревоге. Я была озабочена тем, что произошло бы, если бы кровососы напали, но Бенжамин сказал, что это редко происходило.
Не так, как было в исправительной Школе. И это только начало длинного списка различий этих двух школ. В целом, здесь мне нравилось больше.
Вроде того.
Грейвс, одетый в свой длинный, чёрный плащ, пожал плечами, прошёлся пальцами по волосам. Они встали живыми пружинистыми завитками, он сгримасничал, когда выпутался из одеял.
– Живее, иначе ты опоздаешь.
– Черт! – я поспешно записала последние два ответа, захлопнула книгу и кинула ее в сумку. Захватила кусочек тоста и новую красную толстовку, и направилась к двери, когда послышался настойчивый стук. Грейвс поспешил открыть дверь, и Спиннинг просунул свою голову внутрь. Он был дежурным последние несколько часов перед началом утренних занятий, и Бенжамин выглядел удовлетворённым, потому что у моей двери караулил оборотень, поэтому все могли подготовиться к ночи.
– Господи, – сказал оборотень, проводя рукой по длинной, тёмной эмо-чёлке. В этом сезоне этот стиль был популярен. – Ты теперь постоянно будешь опаздывать?
– Хей, Бобби. Девчонка просто не может выйти за дверь вовремя, – Грейвс казался расслабленным.
Это не моя вина.
– Заткнись, – я повесила новую коричневую сумку на плечо и попыталась впихнуть весь тост в рот. Мы с Грейвсом вывалились из комнаты, Спиннинг изящно избегал меня. У него были самые длинные ноги, которые я когда-либо видела у парня, и двигался он со своего рода приостановкой, как будто ждал, когда остальная часть мира догонит его.
