Текст книги " Ревность (ЛП)"

Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Двумя минутами спустя появились Бенжамин и его команда и повели меня в комнату, с тех пор они не оставляли меня одну. Я могла закрыть дверь и быть в одиночестве, если бы у меня не было странного чувства, что сам воздух слушал меня.

– Тявкай, тявкай, щенок, – сказал кто-то позади меня настолько низким голосом, что я не смогла разобрать, кто это был. И не похоже, что многие из них все время разговаривали.

Грейвс развернулся странно изящным движением. Я схватила его за руку. Возле него немного покачивалась опора, пыль, пыхтевшая от люминесцентного камня, взгромоздилась на ней.

– Прекратите это! Все вы! Господи Боже.

Они все замерли. Даже Грейвс. Он бросил на меня косой взгляд, зеленые глаза вспыхнули.

На этот раз я решила попытаться использовать такт:

– Вы, парни, можете заниматься своими делами. Я уверена, что Грейвс сможет показать мне все, – и если бы он не смог, держу пари, он нашел бы выход из этой ситуации. Кто-нибудь подсказал бы мне направление или пришел бы забрать меня.

Бенжамин снова вдохнул, как будто я только что ударила его.

– Миледи. Мы не можем.

Опять это слово. Миледи. Так они звали Анну. Я не знала, что думать по этому поводу.

– Уверена, вы сможете, – я коснулась руки Грейвса. Он явно успокоился. Это было удивительно. Сумасшедший волк и лупгару, и я перевозила их с места на место, как будто они были багажом. Они были сильнее и быстрее – по крайней мере до тех пор, пока я не пройду «становление» – но они ведь парни.

Не знаю, должны ли слова парней быть непонятными и неясными. Я толпилась между этими двумя, воздух был отравлен здоровой дозой тестостерона.

– Мы не можем, – сказал Бенжамин категорически.

Я ощетинилась:

– Просто валите в свои комнаты, а Грейвс отведет меня на Совет или что там.

– Мы ваша охрана, – Бенжамин выбрал тон победителя. Наверное, это было справедливо, потому что я разозлилась, но здорово.

– Ты говорил это миллион раз, но все, что вы делали до сих пор...

– Мы не можем оставить тебя, – Леон был единственным, кто говорил. Он обладал удивительно низким голос для такого робкого паренька. Бенжамин казался старым, но он таковым и был. – Если вампиры – или что-либо еще – нападут и доберутся до тебя, то мы должны будем отбить их. Или умереть в попытке защитить тебя. Мы же последняя линия защиты.

– То есть телохранители, – один из блондинов разговаривал чистым тенором. – Но почему они выбрали нас...

– Она еще не знает всего достаточно, чтобы сделать выбор, и они не провели Испытания, – сказал решительно Бенжамин. – Что оставляет все это нам. Достаточно бездельничать. Миледи, Совет ждет.

– Зовите меня Дрю, – я сжала руку Грейвса, надеясь, что он получит сообщение. – Но я не уверена, что мне нужны телохранители.

Как только слова вылетели наружу, то я поняла, что это ложь. Возможно, Бенжамин вздохнул потому, что был слишком тактичным, чтобы сказать что-либо. Он не закатывал глаза и не выглядел огорченным, что было чертовски великодушным с его стороны.

Конечно же мне нужен был телохранитель. Теперь, когда кровососы знали, что я жива, теперь, когда мы знали, что в Братстве был предатель, я нуждалась в телохранителях более чем когда-либо.

Я просто не была уверена, что могу кому-либо доверять. Кроме Грейвса.

И Кристофа, прошептал маленький голос внутри меня. Я проигнорировала его.

– Отлично, – я ослабила хватку на руке Грейвса. Он распрямился, натянул рукава плаща, как будто он специально остановился, чтобы отряхнуть его, и бросил на меня один из своих быстрых, многозначительных взглядов. – Тогда я полагаю, мы должны идти. Мы, вероятно, уже опаздываем.

– Не сильно опаздываем, – пробормотал Леон и издал странный смешок. – Но они будут ждать светочу.

Я решила, что он мне не очень нравится и попыталась вытащить руку Грейвса. Он сделал шаг назад, и как только я отпустила его, он развернулся обратно, как будто был на военном параде. Он поднял подбородок, и на щеке дернулась мышца.

Бенжамин провел нас через освещенные солнцем коридоры, и не только отсутствие завтрака доставляло мне плохое чувство.

* * *

– Сюда, – Бенжамин указал на огромные двойные двери. Это были массивные дубовые, связанные с железом двери, в древесине глубоко вырезаны тонкие линии. Мне потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что резные фигурки сформировали сильно стилизованное лицо с глубокими, горящими глазами. И рот открыт ровно настолько, чтобы показать клыки. Крошечное пространство между дверьми бежало по мосту длинного крючковатого носа, и на секунду у меня запульсировало в висках. Мамин медальон был обнадеживающим теплым весом на моей груди.

То лицо было голодным, и я вдруг почувствовала, что не хочу идти туда.

Но что вы будете делать, когда на вас с надеждой смотрит куча парней? Вы не можете обложаться. У Грейвса пролегла слабая линия между бровями, жаль, что у меня не было времени, чтобы поговорить с ним. Наедине.

– На кого они похожи? – я старалась не походить на взъерошенную кошку и нервно заправила волосы за ухо.

– На придурков, – быстро ответил Грейвс. – Они допрашивали Бобби и Дибса вместе. Почти довели Дибса до истерики. Но они просто придурки.

Бенжамин кашлянул. Он слегка покраснел.

– Это Совет. Главы Братства – каждый из них воюет с тьмой. Они не навредят вам, миледи. Вы самый обнадеживающий человек, которого мы видели за двадцать лет.

Интересненькое заявление. Я было открыла рот, но он отступил назад.

– Мы будем ждать вас, – он одарил Грейвса многозначительным взглядом своих узких глаз. – Его тоже, если он хочет.

– Я никуда не пойду, – Грейвс сложил руки и прислонился к стене между двумя пустыми мраморными опорами. Из за бархатной драпировки, обрамляющей его, Грейвс выглядел более потрепанным и более небритым. Он потихоньку взрослел: на щеках появилась темная щетина. Не думаю, что половина азиатов когда-либо имела щетину. Из-за этого его щеки выглядели ребяческими, ну еще из-за дразнящего выражения лица.

Ещё в Дакоте он выглядел напряженным, или даже огорченным. С тем краем отчаяния, которое присуще одиночкам – белая ворона. Я думаю, что даже нормальные люди могут чувствовать тот запах непринадлежности. Для детей, которые ошибаются, которых избивают, над которыми издеваются и просто жестоко обходятся все время, все кончено.

Теперь он просто выглядел неприятно довольным и неудивленным. Большое изменение.

Я с трудом сглотнула. Подошла к двери, по пути одевая кроссовок.

– Дрю, – Грейвс щёлкнул зажигалкой, послышался звук затяжки. У парня точно появится рак легких, причем в кратчайшие сроки! Разве у лупгару может появится рак?

Если бы я пошла здесь на занятия, могла бы я задать этот вопрос?

– Что? – я остановилась, но не оборачивалась, наблюдая за дверью. Я слышала немного о Совете. То, что Анна была одной из них, не значит, что ты обладаешь достаточным количеством информации. Будет ли она там? Грейвс ничего не говорил о том, что видел другую светочу. Она должна была быть тайной.

Анна. Дрожь коснулась моей спины. Она пыталась заставить меня поверить, что Кристоф убил маму. Я все еще не могла понять, почему, если только она просто ненавидела его.

Кристоф говорил так, будто Братство было против кровососов. Похоже, Братство также было настроено против себя. Можно подумать, что люди будут объединяться, по всей Америке я встречала одно и то же: за что боролся, на то и напоролся.

Грейвс тяжело выдохнул:

– Я буду здесь. Ты кричишь; и я сразу же здесь.

– Спасибо, – держу пари, что он придёт, если что. Я попыталась не показать на лице то, насколько сильно я ценила это. – Не волнуйся, – мне удалось сказать это так, будто у меня не было головокружения. – Все будет хорошо.

Мне было интересно, как много раз папа произносил эти слова, когда не верил в то, что всё будет хорошо. Эта мысль – всего лишь укол в онемевшем месте под моим сердцем, и когда я шагнула вперед, граница проёма двери расширилась. Они беззвучно распахнулись, и я увидела зал, обложенный маленькими, красными ковриками, с еще одной маленькой дверью в конце.

Я засунула руки в карманы джинсов, дотронулась до складного ножа в правом кармане. Я положила его, одеваясь в ванной, и удостоверилась, что выступ не будет заметен под кромкой длинной серой толстовки.

Никогда не знаешь, что может произойти. И после всего, что случилось, черт меня побери, если бы я ходила куда-либо без оружия.

Глава 4

Я не знала, чего ожидала. Но точно не четырех парней, выглядящих подростками, и двух парней лет двадцати, бездельничавших на кушетках, один из которых курил сигару, в два раза большую своих двух пальцев.

Комната была без окон, и огонь, радостно потрескивая, горел в массивном каменном камине. Темная кожа, потертый темно-красный ковёр – наверное персидский – кристаллические вазы, в которых были белые тюльпаны, на каминной доске. Один из дампиров выглядел на двадцать пять и, наверное, был с Ближнего Востока. Он немного опустил газету, которую скрывал позади, и кинул мне взгляд угольно-чёрных глаз. Он был одет в джинсы и свежую, синюю, костюмную рубашку с накрахмаленными складками.

Я помнила, как папа любил накрахмаленные вещи, а потом я отказалась касаться их, и ему пришлось гладить свои джинсы. Он довольно быстро понял, что это дело не стоило того. На мгновение мне было снова двенадцать лет, я гладила и чувствовала запах крахмальных брызг и смягчителя ткани, пока папа играл со мной в Двадцать Вопросов об Истинном мире и заряжал оружие. Как ты убиваешь духов? Каковы пять признаков места сбора представителей Истинного мира? Какие правила в хорошем оккультном магазине?

Я запихнула воспоминания подальше с почти физической дрожью. Вы, наверное, думаете, что, если бы я практиковала достаточно долго, я могла бы просто прекратить думать о болезненных вещах.

Вторая дверь – из красного дерева, не резная, производит впечатление, что она очень тяжёлая, несмотря на беззвучные петли – закрылась позади меня с шёпотом.

– Боже мой, – произнес рыжеволосый дампир со скоплением веснушек. Не похоже, что на ногах у него тоже веснушки. – Миледи.

Послышался шелест, они все стояли. Я с трудом сглотнула, и мне хотелось бы быть одетой во что-то лучшее, чем видавшие лучшие дни джинсы и серая толстовка. В этот раз мои волосы были послушными, спадая гладкими завитками. И в данной ситуации они сами начали виться. Такое ощущение, что мне в глаза насыпали песка, а лицо опухло.

– Миледи, – откликнулись двое других. Я почти обернулась, чтобы увидеть, с кем, чёрт возьми, они разговаривали.

Я опять сглотнула с трудом. Такое ощущение, что у меня в горле застрял камень.

– Я здесь для допроса, – замечательно, Дрю. Ты говоришь, как Минни Маус. – Если я, эм, опоздала, то это, потому что ...

Тот, который курил сигару, отвесил поклон, который прежде я видела только по кабельному телевидению в полночь в исторических фильмах с действительно хорошими костюмами.

– Для нас удовольствие ждать вас – не наоборот. Войдите. Не хотели бы вы чашечку кофе? Вы позавтракали?

Или скорее поужинала, так как Школа работает ночью. Что за черт? Я моргнула.

– Гм. Это Совет, не так ли? Официальный прием, правильно?

– Дорогое дитя, – это сказал мужчина, который скорее всего был арабом; он говорил на неясном британском. – Здесь мы не настаиваем на соблюдении церемоний. И что вам сказали о нас?

– Я думала... – инстинкт сохранить секрет воевал с любопытством, и конечно же любопытство пробилось вперед. – Я думала, что другая светоча – Анна – состояла в Совете?

Тишина заполнила комнату. Даже огонь успокоился. Рыжий многозначительно взглянул на тощего блондина в темно-сером костюме, который выглядел так, будто он никогда даже не думал о том, чтобы сморщиться. Тот, кто выглядел, как японец, а не только наполовину азиат, как Грейвс, пригладил перед своей серой шёлковой рубашки.

– Теперь, дитя, – араб поднял брови, и у меня появилось внезапное желание ударить его по лицу, если он снова назовёт меня дитя. – Откуда ты узнала об этом?

Мне следовало бы разжать кулаки и опустить плечи. Папа говорил, что я не должна горбиться, пока находилась в центре всеобщего внимания; а сейчас это была именно такая ситуация.

– Я видела ее. В другой Школе, в исправительной Школе. И Дилан... – действительность снова поразила меня, кольнула в бок. – Дилан, вероятно, мертв, – я сказала это так, будто только что поняла случившееся. – Они напали на Школу. У них была Поджигательница. Так её все называли. Кровосос, который мог поджигать вещи.

Они все еще молчали и пялились на меня. Я держала руки в карманах, рукоятка складного ножа скользила в потных пальцах. В груди поселилось пустота, где шар неустойчивого болезненного гнева горел в течение многих недель, с тех пор, как папа не пришел домой той ночью.

Прошлой ночью для меня всё было нормально. Хотя это тяжело назвать «нормальным». Но, как по мне, так все было относительно хорошо, а прямо сейчас я чувствовала себя потерянной.

Теперь та дыра в моей груди была просто дырой. В ней не было ничего кроме оцепенелой темноты. И это облегчение.

– У нее были рыжие волосы, – неловко продолжила я. – То есть у кровососа. У Поджигательницы. Мы еле унесли оттуда ноги.

Пульсация побежала через них. Трансформация – когда их внутренний вампир выходит наружу. Клыки выглянули из-под верхней губы, от волос побежали блики и они потемнели, и мне внезапно неловко напомнили о том, насколько сильными, быстрыми и опасными были эти парни.

И все мое оружие – это складной нож, чье лезвие покрыто серебром. Но я зашла так далеко; я не собиралась позволить кучке полувампиров напугать меня.

Ну, по крайней мере, не так сильно.

Не так, как вы могли бы видеть это.

– Если я вас правильно понимаю, – сказал араб. Его глаза теперь горели, как тлеющие угли, по волосам пробегала рябь: черные как смоль полосы переходили в темно-коричневый. – Вы видели леди Анну? В ... исправительной Школе? Где вы были буквально несколько дней назад?

Я кивнула.

– Кристоф намеревался отвезти меня сюда. Я не знаю, как оказалась там, но они, казалось, ожидали меня. Но тогда Дилан узнал, что никто не знал о моем пребывании в той школе – он сказал что-то о маскировке, и... и... – я исчерпала запас слов. Но потом нашла, что сказать. – Разве вы не слышали все это прежде?

– Не совсем. Оборотни знали очень мало, и мы не могли допросить Сломленного, – мальчик-араб посмотрел на остальных. – И, как всегда, когда возникает много вопросов мы не можем найти Рейнарда. Так. Проходите и садитесь. Вы не хотите позавтракать?

Живот зарычал в ответ.

– Нет, спасибо. Я найду что-нибудь в столовой позже, – полагаю, это было достаточно вежливо.

– Вы уверены? – выражение лица сменилось, превращая его в очень красивого парня двадцати лет, но с очень старыми глазами. Я была внезапно уверена, что этот парень был старше Кристофа. Это было видно по тому, как обращались к нему ученики, и у всех них была та странная неподвижность, которая была свойственна более старым дампирам.

И Кристофу. Господи. Я пыталась не думать о нем, потому что каждый раз, как я думала, меня кидало то в жар, то в холод. Мой внутренний термостат точно был испорчен. И отметки на моем запястье заживали, но у них были забавные идеи по этому поводу.

По крайней мере, когда я думала о Кристофе, дыра в груди казалась управляемой. Она не становилась меньше, но было легче справляться с ней. Как находиться рядом с Грейвсом, заставляло всё это походить на что-то, чем я могла, возможно, управлять, пока он стоял там, бросая мне «что собираешься делать дальше, Дрю?» взгляд.

Я поймала их взгляды, когда они все посмотрели на меня, и во мне пробудились воспоминания о детстве, проведенном со строгими правилами бабушки о том, чтобы «быть со всеми в дружеских отношениях». «Когда человек крайне беден, манеры – это всё, что у него есть, – всегда говорила она. – Поэтому используй их».

– Если вы все едите, то я не против перекусить, – я почти съежилась, как только сказала это. Я имею в виду, я нахожусь в комнате с группой полувампиров и говорю перекусить?

Но с другой стоны, я была отчасти вампиром, не так ли? На одну шестнадцатую долю, сказал Кристоф. Мы все были шестнадцатые. Что-то в генетике.

Боже, папа, почему ты не рассказал мне об этом? Но я никогда не смогла бы спросить его обо всём, даже если бы он был всё ещё жив. В моём горле застрял осколок льда. Он даже не обмолвился словом по этому поводу. Ничего, кроме предупреждений о кровососах, и я взяла большую часть из того, что подслушивала по углам от других охотников. Таких, как его друг, Огаст, который был дампиром и частью Братства.

И который также пропал без вести. Я очень много думала об Огги в последнее время.

– Почтем за честь, – мальчик-араб снова поклонился, но уже чуть менее натянуто. – Я Брюс. Временный глава Совета.

Брюс? Не может быть. Безумное желание хихикнуть застряло у меня в горле, встретилось со скалой, сидящей там, и умерло с горением, как рефлекс от кислоты.

– Временный? – слова сами выскочили.

– Временный, как вы видите, пока наша глава, леди Анна, не с нами, – он выпрямился, а остальные дампиры немного расслабились.

Ну, ладно. Это нужно знать. Если задуматься, то Анна определённо была Главной Сучкой.

Я не выпускала складной нож.

– И тем более, – заговорил рыжий, – леди Анна была в отпуске в течение двух недель.

* * *

Другая комната открывала нам вид без окон, она была длинной, с полированным настольным зеркалом посередине, которое выглядело бы правильно в доме Камелота, не считая того, что оно была прямоугольным. Другой стол – не больше, чем полка – размещался вдоль левой стороны, полной паровых блюд, выдавая запах еды. Серебряная урна и другая крупная серебряная вещь располагались в конце, и три винных бутылки стояли по стойке «смирно», одна – в серебряном контейнере со льдом. Второй крупной серебряной вещью на столе был самовар, я уверена в этом.

Я бы даже не знала, что такое самовар, если бы не один случай, когда мы с папой столкнулись с шабашем российских ведьм в Луизиане. Нет, серьёзно. Они управляли кондитерской в Новом Орлеане. С другой стороны, у ведьм есть порчи, микстуры и гадания со странными сальными игровыми картами, украшенными золотыми листьями.

Они хотели, чтобы я осталась с ними. «Учиться», – сказали они. Но папа просто покачал головой, и я держала его руку все время, пока мы были там. Я не брала их еду, которую они продолжали предлагать мне. Бабушка учила меня тому, что иногда еда используется как ловушка.

«Это женская сила, еда. Ты должна быть уверена, что не попадёшься на удочку, Дрю. Запомни это».

Можно подумать, что я привыкну к голосам мертвых людей в моей голове. Память иногда походит на это – она застает тебя врасплох, прыгает на тебя со скоростью затопления судна, и затем тебе остаётся лишь качать головой и пытаться выяснить, где ты находишься здесь и сейчас.

Стулья – резные деревянные троны с потертыми красными подушками из конского волоса. Каменные стены, деревянный пол и запах, как будто много ночей подряд дым сигарет боролся с небесными ароматами еды и кофе. Не было никаких пыльных паутин в углах, как в другой Школе. Это целое здание было абсолютно чистым, что заставляло меня нервничать.

Проверьте это. Все в этом месте было подозрительно как в аду. Если это то место, куда меня должны были доставить на том вертолете из снежного ада Дакоты, я не знала, должна ли я почувствовать облегчение.

Брюс указал мне на место во главе стола, как если бы я была приглашенным лицом, занимающим высокий пост.

– Пожалуйста. Кофе? А что вы предпочитаете на завтрак? Или ужин, учитывая наш график .

Они все смотрели на меня. Снова, как новенькая в школе, только я была здесь с учителями.

– Да, кофе. И, гм, еда. Слушайте, я думала, что меня должны...

– Всему свое время, – Брюс был совершенно невозмутим. – Мы не любим спешить.

– Да, я как бы поняла это. В течение многих недель я торчала у черта на куличиках с вампирами, – мне не пришлось прикладывать много усилий, чтобы всё это прозвучало саркастически. – Я не сильно уверена в том, что где-либо в безопасности, если только я не сама по себе. Так что я хочу покончить со всем этим, – и вернуться к Грейвсу.

Потому что пустота внутри меня становилась меньше, когда Грейвс был рядом. Однако я не хотела думать о том, что чувствовала себя в безопасности рядом с Кристофом. Это было невозможным, не так ли? Не тогда, когда он постоянно исчезал.

Я начинала ненавидеть исчезающих людей.

Отметки клыков на левом запястье снова заболели, но слабо. Я была рада, что рукава были опущены. Память непрошено возвратилась к тому моменту, когда клыки Кристофа погрузились в мою плоть. Он должен был сделать это, чтобы спасти нас – но это не было приятно. И будь я проклята, если расскажу одному из этих ветряных сухих парней об всём.

Голосовые связки застыли. Я застыла. Одной мысли удалось избежать неустанной, прорывающейся агонии.

...Пожалуйста, нет, пожалуйста, нет, не опять, пожалуйста, нет, нет, нет...

* * *

Но настал еще один раз. И теперь было хуже всего. Ужасные жестокие пальцы не тронули плоть. Они царапали, ковыряли и терзали меня – самую мою суть, ту невидимую материю, которой я и была.

Душа? Нет, не очень подходит. Но близко.

Копали, царапали, тянули и терзали, круша мою невидимую сущность. И вдруг что-то вырвалось из меня стремительным потоком. Голова запрокинулась, дыхание остановилось. Грейвс опять тихо охнул и попытался оттащить меня от Кристофа.

Кристоф вскинул голову, вытянув клыки из моей плоти, и крепко сжал мне запястье, не отпуская жесткой хватки чуть пониже локтя. Выдохнул, дрожа всем телом, а Грейвс снова хотел оттащить меня. Моя рука безвольно натянулась между ними, как у резиновой куклы, плечо горело от боли, а я не могла вымолвить ни звука.

Молчание опустилось на нас, и оно не было комфортным. Я выдвинула стул во главе стола и опустилась в него, разглядывая всех их. Так называемая подушка была твёрдой как камень, спине было не намного лучше. И я должна была отпустить складной нож, чтобы сесть.

Это было ужасное утро, и оно становилось ещё хуже.

Один из тихих дампиров, тот с угольно-чёрной кожей и отвратительно белыми зубами, засмеялся. Его дреды переместились, когда он последовал к буфету. Из всех них он был единственным в поношенных джинсах и футболке.

– Она определенно дочь Элизабет, – он говорил как в подготовительной школы, твердо излагая свои мысли. Но между его словами присутствовали странные пробелы, точно такие же, как у Кристофа или Дилана. Как будто они в голове переводили с другого языка. Присутствовал призрак акцента. То есть какой-то еще, не считая плоского носового Янки, с которым все говорят выше линии Мэйсона Диксона.

У меня нет акцента. Жители севера просто забавно разговаривают.

– Как будто были какие-то сомнения, – впервые Брюс казался таким кислым. – Одного только её лица достаточно, чтобы убедиться в этом.

Руки сжались в кулаки под столом. Папа никогда не говорил мне, что я была похожа на маму, кроме высказываний о моих волосах.

– Вы все знали мою маму?

– Я знал, – сказал мягко японец. – Брюс знал, и Элтон, наверное, тоже. Маркус?

Тощий блондин в сером костюме покачал головой:

– Она была в администрации до меня.

Другой блондин протянул свои руки; он оставил свою сигару в другой комнате. У него были густые вьющиеся волосы, и на мгновение я чувствовал себя легкомысленной. Кто-то украл локон волос Кристофа на моей тумбочке – даже не спрашивайте, как он оказался там, подарок на память – сказал он – и оставил единственный длинный, вьющийся светлый локон. Это мог быть любой учитель или студент в другой Школе. Включая застенчивого, нежного Дибса.

Теперь я подозревала всех. Кроме Грейвса. И Кристофа.

– Так некоторые из вас знали её. Тогда вы знаете, что кто-то в Братстве предал её, – ногти вонзились в ладони. – Анна показала мне стенограмму звонка.

Они все снова стали тихими. Брюс, в конце концов, отвернулся от буфета и уставился на меня, его тёмные глаза расширились:

– Она что?

Парень-японец резко вдохнул, как будто я только что сняла свою одежду или издала смущающий физический шум.

Я глубоко вдохнула. Господи, эти парни вообще ничего не знали. Почему они ждали столько дней, чтобы допросить меня? Хотя было похоже, что я допрашиваю их. Мой живот снова загрохотал.

– Мне показали стенограмму. Только Дилан сказал, что она не была оригиналом, что ее отредактировали. Он дал мне копию оригинала. Она находится у Кристофа.

Тишина. Все они продолжали переглядываться. Говорящие взгляды, только у меня не было идей, о чём могла идти речь. Эту тишину можно было перерезать дешёвым споком

[1]

из кафетерия.

– Рейнард, – блондин в сером костюме, наконец, заговорил, и он произнес имя Кристофа как проклятие. – Всегда думает, что знает всё лучше всех.

– В этом он превосходит всех, – выражение Брюса застряло где-то на полпути между удивленным и взволнованным. – Возможно, мы должны услышать весь рассказ. Вы тайна, миледи. Просветите нас.

Я боролась с желанием сказать ему, чтобы он называл меня Дрю. С одной стороны, эта штука – миледи – походила на то, как будто я застряла с группой задротов D&D

[2]

. Я имею в виду, они хорошие люди, но иногда ты просто хочешь, чтобы они нормально разговаривали.

С другой стороны, эти парни были, вероятно, достаточно старыми, чтобы быть моим отцом. Или старше. Было бы неправильно приобрести врагов в их лице.

Ком, вызванный сильной паникой, обосновался в моём горле, мне пришлось сглотнуть дважды, и у меня всё вздрогнуло внутри. Я начинала понимать, что ничего из всего этого не станет проще.

– Хорошо, – я глубоко вдохнула. – Вы хотите услышать всю историю? Ладно. Всё началось с того, что я стреляла в зомби. Но это был не обычный зомби. Это был мой отец.

И чтобы всё казалось ещё хуже, мой голос сломался на последнем слове. Ради Бога, как я могу объяснить кучке дампиров, что значит стрелять в зомби, который является твоим отцом?

– Я думаю, что вам стало бы легче, если бы вы позавтракали. Между прочим, я Элтон, – угольно-чёрный парень любезно улыбнулся мне теми противными белыми зубами. Они все выглядели, как из рекламы шампуня, здоровая и чистая кожа, отлично сложенная группа привлекательных молодых мужчин. Их одежда сидела на них так, будто она была рада украсить супермоделей. И я, одетая в джинсы и жалкую старую толстовку, а волосы – я почти чувствовала, что они стали завиваться. Это была та самая ситуация, когда каждая свободная нитка и завиток начинали высовываться.

И каждый из этих парней мог бы, вероятно, убить меня, не раздумывая дважды, пока я не кидалась на них и не стреляла.

Мозги были на пределе. Но я очень, очень устала.

– Я Дрю, – сказала я машинально. Бабушка, скорее всего, гордилась бы моими манерами. – Дрю Андерсон.

– Это прозвище? – послышалось от парня-японца. – Я Хиро, между прочим. Это удовольствие встретить вас.

Я уверена: он очаровашка.

– Мне понадобится время, чтобы всё рассказать вам, – и я не знаю, собираюсь ли я упускать эту возможность. Мои ладони стали влажными. Я вытерла руки о джинсы, жаль, что стул был тяжёлым. Но если бы я встала, то это выглядело бы слишком странно.

Очень даже странно. Наверное. Я не знаю.

Хиро кинул мне взгляд, который я расшифровала, как доброжелательный. Он сознательно выдвинул стул с левой стороны от меня и опустился в него.

– Мы Куросы. Дампиры. У нас есть, моя дорогая, только время.

У меня возник другой вопрос:

– Как... то есть вы парни старые. Старше, чем большинство вампиров, которых я видела. И Бенжамин, он старше Кристофа. Как долго вы... мы...? – я решила, что не могла отнести себя к ним. Или могла? Господи, у меня было так много вопросов, и это было не смешно. – Как долго вы живёте?

Брюс появился из ниоткуда рядом со мной. Я подавила в себе желание вздрогнуть, и в теплом дуновение ветра послышался запах одеколона и кондиционера для ткани. Ни от кого не пахло так, как от Кристофа, ни от кого – пряный яблочный аромат, который следовал за ним вокруг, не распространялся на других дампиров. Я задалась вопросом об этом. Как бы я спросила об этом? Эй, вы, парни, не пахнете пекарней. Что это даст?

– Мы Куросы, – повторил Брюс и поставил тарелку передо мной. Половина бельгийской вафли, яичница-болтунья, небольшая гора бекона и маленькое стеклянное блюдо, которое содержало кусочки дыни и виноград, а также землянику, похожую на сгусток крови. – Мы живем, пока ночь не выслеживает нас. Точно так же, как носферату, но без их... неспособностей.

– Не считая голода, – Элтон играл с серебряной вещью, которая не была похожа на кофейник. – Всегда, за исключением голода.

Голод. Почему они не называют это жаждой? Странное место в горле дрожало. Место, которое любило теплую, красную, медную, соленую жидкость. Пятно, которое нажало на кнопку в моей голове и превратило меня в кристально-чистую девочку, полную красного жидкого гнева.

А это уже другое. Господи, теперь, когда я знала то, на что это походило: желание выпить чью-либо кровь, у меня было чертово время, которое держалось за меня. Всё это походило на кружащуюся массу вещей, изменяющихся раньше, чем я могла получить контроль над ними.

Я уставилась на еду. Скрывалась ли в ней ловушка? Я была слишком голодна, чтобы сказать. У меня не было поддержки папы, и я не могла положиться на него.

– Попробуйте поесть, – Брюс положил вилку и столовый нож. Если я не ошиблась, они были сделаны из тяжелого серебра, отражающего резкий свет, который я видела через туман.

Мои глаза пылали. Еда превратилась в цветной свет.

– О, нет, – рыжий звучал устрашающе. – Она...

– Кир, заткнись, – Брюс вручил мне платок. – Я возьму для вас кофе, миледи. Не спешите. Вы в безопасности теперь.

Я не потрудилась сказать ему, что не верю в это. Вместо этого я вытерла глупые глаза, шмыгнула носом, и взяла кусок бекона. Я должна есть, пока в состоянии это делать. Даже если там находится ловушка.

Интермеццо

Коридоры больницы пахли болезнью и лизолом. Я горбилась на твердом пластиковом кресле, руки обернуты вокруг ног. Я была все еще в джинсах; когда я пришла домой из школы, я нашла бабушку, все еще лежащую в постели, огонь почти потух в камине, а холодный ветер свистел через взломанную дверь.

Она держалась, пока могла, ради меня. Я собрала её вещи в древний Паккард – он был, вероятно, старше папы – и все еще надеялась, что это не начнется. Но всё началось, бабушка сонно пробормотала, что очень не хотела ехать в город, но она, конечно же, поехала.

Вождение в долину заняло много времени, и я боялась, что она уйдёт прежде, чем я смогла бы доставить ее в больницу. Я вела полночи, и когда я добралась туда, люди из отделения неотложной помощи бросили один взгляд на нее и забрали ее из моих рук. Мне пришлось искать палату, в которую они положили ее. Потом посыпались вопросы.