Текст книги "Не для нас с тобою (СИ)"

Автор книги: Лидия Сильвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

11. Мила

Сижу в своем кабинете и неосознанно трогаю пальцами губы. Прикасаюсь невесомо в надежде уловить фантомные приятные ощущения поцелуя Матвея. Не думала, что почувствую такое удовольствие. До вспышек перед глазами, до лёгкого головокружения. Целуется он так… Вкусно, я бы сказала. Не слюнявит, не таранит горло языком. С упоением и наслаждением.

Наблюдаю в зеркале свою довольную улыбку, слегка уловимый блеск в глазах, который я не видела уже давно. Может так выглядит влюбленная женщина? Я не знаю, потому что эту женщину в зеркале я не узнаю. На щеках лёгкий румянец, разглажен лоб, ни единой морщинки возле глаз. Часто вздымающаяся от волнения грудь.

Мне нравится мой возраст тем, что улеглись давно юношеские волнения, максимализм – либо все, либо ничего. И только по-честному, иначе большой и взаимной любви не выйдет.

Эмоциональные качели давно в прошлом, порывы страсти не затмевают разум и я задумываюсь над тем, что Матвей мне не просто нравится. Я ведь могу полюбить его. Кажется я слегка влюблена. Очарована – это уж точно. Наши перепалки будоражат, разгоняют кровь по венам. А теперь я знаю, как сладко он целуется. Томительно, ласково, страстно.

Только, чтобы быть с ним, мне придется побороться. Готова ли я к этому? Понимаю, что я проигрываю той девушке по многим параметрам. Упругая грудь после кормления давно уплыла вниз и теперь висит унылыми шариками. Былую стройность я вернула, однако это ничто по сравнению с загорелым подтянутым телом соперницы.

Однако у меня есть опыт, знания, умения. Готовлю я отлично, знаю психологию личности, вынесла ошибки предыдущих отношений, чтобы не совершать их вновь.

Вопрос в другом – а нужно ли это Матвею? Его выбор той девушки очевиден – если бы ему нужна была домашняя клуша, то он бы такую нашел. Значит там просто секс и развлечения.

С сексом я могу конкурировать. С развлечениями нет.

Оставлять надолго дочь одну не позволяет материнское сердце. Малая и так скучает по мне, когда остается с няней, да и я не нахожу себе места, оттого что не рядом с ней.

А нужна ли моя дочь Матвею?

Я ведь хочу семью. Настоящую, а не потрахушки в перерыве на работу и сон.

Господи, о чем я думаю? Мы только раз поцеловались, а я уже расписываю нашу семейную жизнь на годы вперёд. Может он из любопытства хотел поцеловаться?

Видно же – мужчина опытный, горячий. Сексуальностью от него веет за версту. Да и ни в чем себе не отказывает. Уверена, с его внешностью отбоя от женщин нет. А зачем отказываться от того, что само плывет в руки?

Этот человек для меня – загадка. Даже Игорь много не знает о своем товарище. А я так подавно. Волнует меня Матвей очень сильно. Трогает его забота, нежность в привычно остром цепком взгляде. Он будто другой, когда мы остаёмся наедине.

Из сладких мечтаний меня вырывает громкий звук захлопнувшейся двери моего кабинета. С недовольством взираю на бывшего любовника, направляющегося ко мне. Инстинктивно сжимаюсь, но в ту же секунду принимаю расслабленную позу, откидываюсь в кресле и с вызовом смотрю на Сашку.

– Отдыхаешь? – подходит к столу и усаживается пятой точкой на край, принимая ту же позу, что и Матвей час назад в своем кабинете.

Только разница между мужчинами огромна: высокий долговязый Сашка уступает Матвею в харизме, спокойно-вальяжному тону, силой мускулов. С Матвеем я чувствую себя спокойно и умиротворенно, несмотря на наши постоянные перепалки и провокации. Того же про Сашу сказать не могу.

– Имею право. Я в своем кабинете, – дерзко отвечаю, переплетая руки под грудью.

– А я в гости зашел, – Сашка окидывает возбужденным взглядом мою грудь и сглатывает. На его ширинку, находящуюся на уровне моего лица не смотрю – противно.

– А ты тоже на работе, как я понимаю. Вот и иди работай, – киваю на дверь нахалу, но он отталкивается от столешницы, падает ладонями на ручки кресла, нависает надо мной и со злостью шепчет в лицо:

– А ты такой деловой стала. Забыла, как стонала подо мной? А потом выбросила как ненужную тряпку?

От ледяного тона его голоса мурашки бегут по спине, но я не выдаю своего страха и паники, а произношу ледяным тоном:

– У нас был уговор. Ты его нарушил. Мы расстались. Что тебе еще нужно?

– Я не согласен, – выдает он и делает рывок вперед, впиваясь в мои губы.

Отталкиваюсь ногами от пола и благодаря колесикам кресла уезжаю назад, от чего Сашка падает на колени передо мной.

Тут же вскакиваю с кресла и пытаюсь выбежать из кабинета, но быстро сориентировавшийся бывший любовник хватает цепкими пальцами подол моей юбки, не давая сделать шаг. Поднимается и крепко обвивает меня руками.

– Пусти, – пытаюсь вырваться, но держит он меня крепко.

Мои руки прижаты к бокам, Сашка тычется носом мне в шею и зло причитает:

– Сука редкостная. Думаешь, можно меня как мусор?..

– Отпусти! – задыхаюсь от волны паники, поднявшейся во мне. Сердце колотится как сумасшедшее.

– Хрен тебе, дорогая, – Сашка силой утаскивает меня к дивану и бросает на него. С ужасом отбиваюсь от него руками, ногами, но он перекидывает ногу через мое тело и усаживается сверху, блокируя мои выпады. Рукой крепко сжимает мои запястья и заводит руки над моей головой.

– А ты думаешь, ты мне нужен был? – выплевываю в лицо с отчаянной злостью. – Ловелас хренов. Бедняжка женатик неудовлетворенный.

Сашка ошеломленно замирает, продолжая крепко сжимать мои руки.

– Сколько вас таких – блядунов? – слезы отчаяния текут по щекам, но я продолжаю провоцировать его: – Да ты жалкая замена вибратора, только и всего! – истерично смеюсь и тут же громко охаю от прилетевшей пощечины.

– Заткнись, сука! – Сашка отпускает мои запястья и бьет меня кулаками по голове. Боль стрелой пронзает череп так сильно, что я на миг теряю ориентацию в пространстве, лишаясь попытки защитить себя.

Секундой позже слышу громкий рык и Сашку сметает с меня, словно ветром.

Дрожащими руками нащупываю кожаную обивку дивана и медленно сажусь, пытаясь сфокусировать взгляд на противоположной стене, но мне это удается с трудом. Картина перед глазами двоится, убегает. Прикрываю глаза и медленно опускаю голову затылком на спинку дивана.

Из коридора доносятся глухие звуки ударов, жалобные стоны и громкий испуганный крик Игоря:

– Мот, прекрати! Ты его убьешь!

Еще через несколько секунд звуки в коридоре смолкают, подушки дивана продавливаются под весом присевшего рядом со мной мужчины. Поворачиваю голову, открываю глаза и вижу перед собой перекошенное от злобы лицо Матвея. От тяжелого дыхания его грудная клетка вздымается, но он ласково обнимает меня за плечи:

– Ты как, малыш?

Нежные нотки его хриплого голоса вызывают дрожь в коленях, ласковые движения ладоней по голове немного снимают боль.

– Нормально, – отвечаю едва ворочая языком. – Сашка жив?

– Жив, почти цел, – отчитывается Матвей. – Тебя больше не тронет.

Лицо опаляет горячим дыханием, а я внутренне сжимаюсь от непривычной нежности.

– Спасибо…

– Давай в больницу, – предлагает он, но я отмахиваюсь от его предложения:

– Не нужно. Все в порядке.

– Заявлять будешь?

– Нет?

– Почему?

– Не стоит он того, – шепчу устало.

– Мил, – голос Матвея становится строгим. – Нельзя это терпеть. Я не могу быть рядом постоянно. Если он еще хоть раз подойдет к тебе, я его убью.

– Не подойдет. Я разберусь.

– Снова “не мое дело”? – хмыкает Матвей.

Делаю глубокий вдох и раздумываю над ответом. Что сказать? Что Сашка жалкий слизняк и у него после такого просто духу не хватит появиться в поле моего зрения?

Знаю, что намеренно спровоцировала Сашку, но не могу я больше молчать! Я столько лет терплю такое к себе отношение, что это стало нормой для меня. Неужели я стала мужененавистницей? И как мне построить нормальную полноценную семью с таким отношением к мужчинам?

Мне кажется только Матвей может терпеть мои выходки и молча мириться с этим. А если и он не выдержит? Вдруг сорвется? Готова ли я проверить?

– Ты не понимаешь, как меняется психика женщины, которая подверглась насилию, – осторожно произношу, чувствуя, как на Матвей напрягается. – Будь то абьюз, газлайтинг или домашнее насилие, – речь потоком льется из горла, пока притихший Матвей с жадностью ловит каждое мое слово. – Мне стоило больших усилий принять тот факт, что я жертва, и что я ни в чем не виновата. Ты не понимаешь, как это действует.

– Расскажи мне, – произносит тихо.

– Сначала я не понимала, что происходит. Почему мой любимый муж так холоден со мной. Не смотрит на меня, разговаривает со мной сквозь зубы, отворачиваясь и кидая, как собаке: "Да", "Нет", "Выбери сама". За каждое свое слово, за каждый взгляд мне приходилось оправдываться. Впоследствии шея в плечи вжимается и не смотришь по сторонам вообще. Боишься, чтоб лишний раз вынос мозга не случился. Потом я стала ненужной. Он говорил мне, что ему легче няню нанять и домработницу, чем меня дома терпеть. Говорил, что любит, но я должна измениться. А у меня сил на это не было. Маленький ребенок требует стопроцентного внимания. А мужу нужно было, чтобы я положила орущего младенца и пошла искать джинсы тридцатипятилетнего мальчика, который не может найти их в своей квартире. У меня мозг взрывался от парадокса. А муж обижался. Пакостил. А потом…

– Что?

– Ревность. Дикая, необузданная. Тогда я не понимала, что он нашел себе кого-то на стороне, и что срывается на мне, чтоб выставить виноватой. Искал причину. Он же хороший, значит я должна быть плохой. Мне нельзя было разговаривать ни с кем, особенно с мужчинами. За каждый взгляд проходящего мимо на улице я получала дома…

– Почему ты не уходила?

– Во время нашего романа я отгородилась от всех. Родные и друзья говорили мне, что не нужно мне в это ввязываться, что проблемный он, а я… Ослепленная любовью твердила всем, что он хороший. В итоге поссорилась со всеми. А когда начались проблемы в браке, то мне было стыдно жаловаться и просить совета.

– Почему маме не сказала?

– Мама говорила, что у меня послеродовая депрессия и что муж у меня замечательный. Решайте, мол, сами. Я и решала… В итоге виновата была во всем.

Рациональные вопросы Матвея взрывают мозг в моей голове, переворачивают реальность. Действительно, почему не обратилась за помощью?

Сама не знаю.

Просто в какой-то момент стало легче промолчать и стерпеть, чем доказывать, что нельзя так со мной поступать. До Виталика не доходило…

Какая же я дура. Позволяла ему поступать с собой…

Почему я молчу о своей боли, никому не рассказываю? Интуитивно я понимаю, что не встречу столько необходимого мне сочувствия. Да и не поможет оно. А поддержка? Я сама всю жизнь справляюсь, справлюсь и сейчас. Должно переболеть. Нужно жить дальше. Только как?

– На самом деле это страшно, – продолжаю после небольшой паузы. – Терпеть такое отношение к себе. Ещё хуже принимать это как данность. Многие выходят в окно. Кто-то обращается в центр психологической поддержки. Ты говорил, что я дура, раз так рискую собой. Но я не могу по-другому. Я помогаю как могу. Мне не удастся искоренить это зло, я знаю. Но если я помогу выйти из этого круга хоть кому-то, то…

– Он бил тебя? Твой бывший муж?

– Он в полиции работал… Знал, как бить так, чтоб следов не осталось, – тихо всхлипываю, плотнее прижимаясь к боку обнимающего меня Матвея.

– А родители?

– Папа бы его убил и навлек бы на себя большие проблемы. Эта падаль того не стоит.

– А мать?

– Я не говорила ей о побоях. Сама в это поверить не могла. А он мне твердил, что не бил. Синяков же нет, – из горла вырывается всхлип. – Когда он замахнулся на дочь, я не выдержала. Е*нула его сковородкой, схватила малышку и сбежала к подруге. Она без расспросов приняла меня. Я так ценю ее дружбу. Знаешь, можно не общаться месяцами, но в трудный момент друг всегда поддержит. Я так благодарна ей за помощь. Потом подала на развод. Он не оставлял меня в покое. Подруга приютила нас и помогала с малой. Дочке тогда восемь месяцев было. Я на фриланс устроилась. Пособий мне не полагалось из-за большого дохода мужа, а он не давал ни копейки. Оббивал пороги инстанций, жаловался на меня, что я плохая мать, истязаю ребенка. Я жила в диком страхе полтора года. Потом..

– Что?

– Он сдох, – произношу без боли в голосе. – Погиб при исполнении. Наследницей по завещанию оказалась наша дочь. Я продала все его имущество, а это три квартиры, унаследованные от бабушек, которые он сдавал и жил на эти деньги. Ну и вложила их в “Олимп”.

– Ясно, – произносит Матвей. – Теперь понятно, почему ты такая колючка.

Смеюсь сквозь слезы.

Матвей нежно проводит пальцем по моей щеке.

– Как ты справилась со всем этим? – нежный тон голоса обвивает, успокаивая.

– Работала над собой, – тихо вздыхаю. – Приводила в порядок психику. Лезла на форумы и сайты. Там нашла определения домашнего насилия. Советы. Но в первую очередь я училась выстраивать личные границы. Я ведь не знала этого. Всегда была хорошей девочкой. А попросту удобной.

– Тебе бы курсы по выживанию вести.

– Я это и делаю, – опускаю голову, пряча растерянный взгляд. – Я помогаю тем, кто не видит выход из ситуации. Разве что в окно. Но они не виноваты ни в чем.

– Такими вещами должна заниматься полиция, – продолжает наседать Матвей.

– Ха! Они не занимаются домашним насилием. А насилие психики доказать невозможно. Тем более я была в таком состоянии, что доказать мою невменяемость было проще простого. И отобрать у меня дочь… Ты хоть представляешь себе, как это – бояться каждую секунду своей жизни, что невинное существо, моя жизнь, мой смысл заберут у меня?

– Я похоронил дочь три года назад, – произносит Матвей и от этой новости все внутри меня разбивается на мелкие осколки.

– Что? – растерянно смотрю на него, но в его глазах ни тени смущения. Немного лоб нахмурен, уголки рта опущены вниз.

– Об этом мало кто знает.

– Бедный мой… – прикасаюсь ладонью к его горячей щеке, но он дергается, сбрасывая мою руку.

– Только не нужно жалости, – психует он.

– Знаешь, жалость иногда нужна, – стараюсь убедить его, поэтому говорю спокойно, хотя сердце колотится с сумасшедшей скоростью. – Это не признак твоей слабости, а то, что тебе нужна поддержка. Разделить эту ношу. Пережить такое горе не по силам в одиночку. А… Мать твоей дочери?

– Она в психушку попала, – равнодушно отвечает Матвей, пожимая плечами. – Кричала, билась в истерике, пыталась покончить с собой четыре раза. Она не принимала действительность. Не спала, не ела. Сидела на кровати и пялилась в одну точку. Я насильно заставлял ее поесть. Успокаивал во время ночных кошмаров. Она спала восемь часов раз в двое суток. Вырубалась от изнеможения. Я устал от этого. Когда в очередной раз спас ее, то понял, что я не справляюсь.

– У тебя не было выбора. Ты правильно поступил.

– С тех пор прошло три года, – продолжает он, не слыша меня. – Она смогла. Пришла в себя. Смирилась с потерей.

– А ты? Смирился?

– Да, – выдыхает Матвей. – В какой-то момент перестал вздрагивать от детского смеха. Эта боль – она никуда не уходит. Просто перестаешь ее замечать. Я погрузился в работу. И в какой-то момент прозрел. Мир перестал быть чёрно-белым, у еды появился вкус. Я не знаю, как это получилось, что я снова жить начал. Но я рад, что у Киры все хорошо.

– Вы общаетесь?

– Нет. Первым делом, когда она выписалась из больницы, подала на развод. Сказала, что не хочет мучать меня.

– А ты?

– А мне плевать было. Ее взгляд стал осмысленным, появилось желание выйти на работу, общаться с подругами. Это принесло мне облегчение. Из здания ЗАГСа мы пошли каждый своей дорогой. Она звонит дважды в год. В день рождения дочери и в годовщину ее смерти. Но я… Хм… Не беру трубку… Не знаю о чем говорить с ней.

Сердце рвется от боли за этого мужчину. Я бы не выдержала, если бы Леська умерла. Вышла бы в окно или что-нибудь ещё с собой сделала. Пусть бы похоронили рядом с дочкой. Лишь бы быть с ней рядом. А он… Ещё и жене помогал справиться с этим горем. Настоящий герой. И я его обманула. Виталик никогда не замахивался на дочь. Он совершил другой поступок. Страшнее и мучительней. Только об этом никто никогда не узнает…

12. Мила

Когда через три дня утром Матвей подъехал к моему дому, я металась по квартире наспех собирая вещи для поездки, потому что накануне всю ночь просидела за финансовыми отчетами для налоговой, и поспала всего лишь два часа. О том, чтобы собрать вещи и Леськины игрушки я попросту забыла. Матвей терпеливо ждал целый час под окнами моей квартиры, пока я бегала как курица с отрубленой головой, кидая в небольшую спортивную сумку панамки, белье, купальники, футболки с шортами и прочее.

Уже обувая возбужденную от моей беготни дочь, вспомнила, что забыла про зубные щетки и средства гигиены. Проклиная все на свете помчалась в ванную. Открывая все шкафчики и бросая в дорожную косметичку одноразовые пакетики с шампунем и гелем для душа, туда же сметаю пачку презервативов, сама понимая, что она мне не понадобится. По привычке, выходя из дома, кидала в сумочку пачку из запасов, лежащих на верхней полке узкого пенала. Решаю, вернуть ее обратно на полку, но настойчивый звонок и стук в дверь сбивает с мысли, и, прижав к груди косметичку я несусь к входной двери, чтобы открыть ее. Вот уж чем-чем, а терпением Матвей явно не отличается. Хотя, если учесть, что я промариновала его под окнами целый час, удивительно, как он со своим горячим нравом не снес дверь.

Не выказывая излишнего раздражения, он молча вынимает из моих рук косметичку, хмыкает, увидев в ней презервативы и довольно подмигнув застегивает ее и пристраивает в спортивную сумку, аккуратно отодвинув мое кое-как наспех брошенное туда белье. Краска смущения приливает к щекам от его довольного хмыканья и лукавого взгляда, от того что Матвей увидел мои кружевные трусишки, но спасибо ему за то, что воздержался от насмешливых комментариев.

Тихо поздоровавшись с Леськой, он обувает второй розовый босоножек на ее ногу, подхватывает и усаживает на руку и бросив мне: “Мы тебя в машине ждем”, делает шаг к двери, как на весь подъезд раздается Леськин крик: “Куки! Мы забыли Куки!”

Чертыхаясь, свободной рукой подхватывает с обувной полки злочастную куклу и выходит из квартиры. Онемев от шока из-за того, как Леська двумя своими маленькими ручонками вцепилась в крепкую шею Матвея подмигивает мне, наспех сую ноги в серебристые босоножки без каблуков, и, закрывая дверь квартиры на замок направляюсь по лестнице вниз.

– Матвей, можешь открыть окно? Я не понимаю, куда тут нажимать, – прошу его с мольбой в голосе, когда мы выезжаем за черту города

– Кондиционер включен, – отвечает он, ловя мой встревоженный взгляд в зеркало заднего вида.

– Леську укачало, – пристраиваю голову дочери на своей груди и обращаю ее внимание на пейзаж за окном. А любоваться там особо нечем: поля и деревья. Сердце замирает от бледного вида Леськи. Ее лоб покрылся испариной, глазки прикрыты.

– Может в аптеку нужно? – спрашивает встревоженным тоном Матвей.

– Я все взяла с собой, но про продукты забыла.

– Понял.

Через пять минут Матвей паркует машину возле небольшого магазина.

– Что нужно купить? – оборачивается он.

– Я тебе список смс-кой скинула.

В ответ на мои слова Матвей коротко кивает, отметая мою попытку сунуть ему деньги за продукты и выходит из машины, доставая телефон.

Меня бесит эта его галантность, ведь я чувствую себя обязанной и от этого чувства мне некомфортно. В прошлом пришлось расплачиваться за такие знаки внимания и заботы от бывшего мужа. Когда Леське был месяц, Виталик принес в нашу комнату ноутбук и велел зарабатывать себе на еду и прокладки. Сказал, что он может содержать нашу дочь, ведь это его кровь, а я о себе должна заботиться сама. Как я не сбежала тогда, сама не знаю. Все ещё верила, что это дурной сон, что он изменится и снова станет нежным, внимательным и ласковым, как в первый год нашего брака.

Но ситуация не менялась, а становилась только хуже.

Все, не думать об этом. Забыть как страшный сон. Весь тот ужас, отчаяние и страх за свое будущее и свою жизнь…

Пока Матвей ходил в магазин Леська уснула на моих руках. Боясь пошевелиться, чтобы не разбудить ее, корю себя, что забыла о таблетках от укачивания. Матвей, поставив пакет с фруктами на переднее сиденье, притих на весь путь. Я не привыкла видеть его таким. Никаких тебе подколок, сальных шуточек, комплиментов, провокационных вопросов, к которым я привыкла за эту неделю. Сосредоточенно вглядываясь вперед, он молча ведет машину, изредка бросая немного встревоженный взгляд на меня через зеркало. Напряжение так и искрит между нами, но это не то, что было в его кабинете несколько дней ранее. Никакого сексуального подтекста, только суровое молчание. Мы не общались все три дня после нашего поцелуя и инцидента с Сашей, поэтому мне неуютно от его сверлящего взгляда, но тревога за дочь перевешивает дискомфорт от его молчания.

Припарковавшись возле небольшого коттеджа, Матвей выходит из машины, аккуратно забирает сонную Леську из моих рук и пружинистой походкой вбегает по небольшой лестнице внутрь дома. Машинально забираю Куки с сиденья и направляюсь за ним.

База отдыха, где Игорь снял несколько коттеджей для корпоратива больше напоминает небольшой поселок с невысокими двухэтажными домиками, пригодными для жилья. В нашем домике даже сауна есть! Хотя зачем она нужна летом – непонятно. На улице стоит такая жара, что нужда в ней отпадает.

Впереди мелькает спина Матвея, несущего Леську по лестнице, ведущей на второй этаж. Наспех окидываю взглядом обстановку на первом этаже и направляюсь за ним.

Меня поражает простота и стиль внутреннего убранства дома. Первый этаж поделён на две зоны: кухня и столовая с большим дубовым столом и множеством стульев для семейных посиделок. Уютное место для отдыха семьями.

Поднимаясь за Матвеем по лестнице, мысленно делаю себе пометку поблагодарить его и Игоря за заботу о нас с дочерью.

Когда я съехала от подруги в новую квартиру, то одиночество давило на меня. Мне страшно засыпать одной в кровати, зная, что в квартире кроме нас с дочерью никого нет и никто нас не защитит в случае опасности. Никто не успокоит, когда мне приснится страшный сон, где Виталик безжалостно избивает меня. Наверное поэтому я и решилась на роман с женатым мужчиной. Лишь бы было присутствие в моей жизни сильного мужчины, за спиной которого можно оградиться от всех невзгод. Но как показала практика, не того мужчину я выбрала. Голова все ещё побаливает после нападения Саши, поэтому по вечерам, когда боль становится невыносимой я пью обезболивающие таблетки, чтобы хоть как-то поработать, пока дочка сладко спит в своей постельке.

Матвей вносит спящую Леську в небольшую уютную комнату с большой кроватью и осторожно, опасаясь разбудить устраивает ее на кровати. Леська, слабо вздохнув поворачивается на бок и притягивает коленки к животу. В комнате довольно прохладно, видимо тут работает кондиционер, поэтому я укрываю дочь краем покрывала.

Через пару минут Матвей вносит в нашу с Леськой комнату мою спортивную сумку.

– Я продукты разложу в холодильнике, – шепчет тихо, внимательно следя, чтоб Леська не проснулась от шума. Но та лишь поворачивается на другой бок, раскрываясь.

Пристраиваю край огромного зеленого покрывала на ножки Леськи и угрюмо киваю Матвею, беру пульт от кондиционера с прикроватной тумбочки и пытаюсь понять, как поменять температуру.

Матвей приседает рядом со мной, сидящей на кровати, на корточки и берет пульт из моих дрожащих рук. Прикосновение его пальцев током бьёт по коже, и я вздрагиваю.

Настроив нужную температуру, Матвей кладет пульт на тумбочку и впивается в меня вдумчивым взглядом.

– Мил, может скорую вызвать? – кивает на дочь.

– Пока не нужно, – останавливаю его. – Она проспится, потом посмотрим. Я забыла, что ее укачивает в дороге. Мы давно никуда не ездили.

– Если я могу чем-то помочь, только скажи, – тихий шепот обволакивает теплом и заботой, скользящей в каждой нотке его тона. Подавляю в себе желание прикоснуться к его щеке, провести нежно, цепляя пальцем мочку уха. Как же он на меня действует!

– Спасибо, – шепчу с благодарностью в голосе. За все благодарю. Надеюсь он поймет. Ком застрял в горле, мешая говорить, но я сглатываю его и произношу, отвернувшись к кровати и уставившись взглядом в покрывало: – Мне отдохнуть нужно. Я пока посплю.

– Конечно, – торопливо заверяет меня Матвей. – Если что – зови.

Встаёт на ноги тихо направляется к двери.

– Хорошо, – шепчу в сторону.

– Ну как вы тут устроились? – разносится на всю комнату громкий возглас вошедшего Игоря.

– Ш-ш-ш, – шипим в унисон с Матвеем, оборачивая головы в сторону спящей Леськи. – Малая спит, – продолжает Матвей шепотом. – Ее укачало.

– Ох ё… – изумлённо шепчет Игорь. – Может врача вызвать?

– Пока не нужно, – тихо посмеиваюсь в ответ на его предложение. – Проспится и все пройдет. Через пару часов будет скакать как лось по кукурузе.

– Ну как знаешь, – качает головой Игорь. – Если что – зови.

– Хорошо, – прячу улыбку, отворачиваясь в сторону и не вижу, как Матвей с Игорем уходят из комнаты.

Внезапно мне становится так хорошо. Так легко.

Их забота и беспокойство обволакивают меня теплым коконом.

Я понимаю, чего мне не хватало в последнее время.

Заботы.

Когда становишься матерью, то перестаешь быть ребенком для своих родителей. Их первый вопрос, когда они звонят, о единственной внучке, ее самочувствии и успехах.

Я скучаю по семейным праздникам, когда мы все вместе собирались за кухонным столом, прикалывались друг над другом, спорили, делились планами.

Я скучаю по семье. Поэтому хотела создать семью из команды “Олимпа”. Мне нравится приходить в это большое двухэтажное здание, решать проблемы, участвовать в жизни людей. Поэтому и с Сашей стала встречаться, чтобы скрасить свое одиночество. Неудачно.

После драки Матвея и Саши, я поехала в больницу я сняла побои. После позвонила этому негодяю и навестила его в больнице, куда он приехал на такси. Глядя в опухшее лицо бывшего любовника почувствовала лишь отвращение и брезгливость. Как я могла быть такой дурой?

Протянув Саше копию заключения из больницы, заверила его в том, что если он заявит на Матея, то я напишу заявление в полицию о попытке изнасилования и побоях. Я не боюсь огласки, порицания, презрения от его жены.

Я боялась лишь реакции Матвея на мои действия.

Саша, скривив побитую рожу согласился молчать. Довольная результатом своих действий я вышла из здания поликлиники на дрожащих ногах. Всё-таки он разъяренный мужчина, физически сильнее меня, что доказал пару часов назад.

Матвей не объявлялся все три дня до поездки на базу отдыха, и я не знаю, что будет, когда он узнает о моем поступке. И мне уже кажется, что наш страстный поцелуй был всего лишь сном…