Текст книги "Две воительницы"

Автор книги: Личия Троиси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

17
ДЕМОН НЕНАВИСТИ

Вон они!

Рекла кивком приказала Филле остановиться.

Сделав это, он осторожно спустил ее на землю. Теперь она была лишь тенью себя прежней, но ее тело упрямо не желало сдаваться времени. Страж ядов и ее ученик, стоявшие на гребне горы, вместе наклонились вниз и увидели своих врагов.

Дубэ и Лонерин шли внизу по узкой дороге, проложенной в скале. Рекла и Филла были немного позади молодых людей – очень выгодная позиция для преследователей.

– На этот раз ты был молодцом, – сказала Рекла, поворачиваясь к своему спутнику.

Предложение Филлы нести ее на плечах помогло им победить. Он выложил все свои силы и старался быть быстрее, чем мог. Теперь он совершенно обессилел, но все же преодолел расстояние, отделявшее их от Дубэ.

Рекла очень быстро перестала упрямиться и позволила, чтобы ученик помогал ей, поскольку понимала, что стала слишком слабой, чтобы продолжать путь одна.

– Их двое: маг опять вместе с девушкой, – заметил Филла. – Это невозможно.

Рекла догадалась об этом сразу, как только они отыскали следы своих врагов, но догадываться – одно, а действительно обнаружить, что он выжил, – совсем другое дело.

– В конце концов, мы тогда ведь так и не нашли его тело, – язвительно прошипела она.

Филла вздохнул. Его силы были на исходе, а она ослабла без своего напитка. Конечно, Рекла и теперь не была обычной старухой, но вряд ли сможет справиться с двумя врагами сразу.

– Я займусь мальчишкой, а вам оставляю Дубэ.

– Даже не говори об этом: ты не можешь, ты слишком устал в дороге.

– Все равно он только маг, а не воин. Он мне по силам, госпожа. А Дубэ – ваша. Это награда, которую вы заслужили как месть за свои страдания. Чтобы полностью насладиться ею, вам нужно сразиться с Дубэ в одиночку.

При этих словах глаза Реклы заблестели. Она долго глядела на Филлу, и у него было достаточно времени, чтобы хорошо рассмотреть ее разрушенное старостью лицо – густую сеть морщин и тусклые глаза. Но он все равно любил Реклу, и даже больше, чем раньше.

– Спасибо, – сказала Рекла, почти застенчиво уклоняясь от его взгляда, и Филла почувствовал, что его сердце раскрывается ей навстречу. – Никогда ни один ученик не служил мне так преданно, – добавила она.

Филла склонил голову. Он чувствовал безумную, неудержимую радость. Она рвалась прочь из груди, и Филла, почти не осознавая, что делает, обнял Реклу за плечи и раньше, чем она успела сказать еще что-нибудь или воспротивиться, прижал свои губы к ее сухим губам. Поцелуй продолжался всего одно мгновение, потом Филла отнял губы, увидел изумленные глаза своей наставницы и раньше, чем она успела разгневаться на него за то, что он посмел сделать, прошептал:

– Одержите победу и за меня тоже, – а потом отошел от нее.

Лонерин едва успел отскочить, когда огромный кусок скалы начал скользить вниз. На несколько мгновений его ослепила пыль, и он, чтобы не упасть, должен был прислониться к стене, которая была у него за спиной. Потом грохот прекратился, замолкли даже крики драконов, и стало слишком тихо. Но в его ушах еще звучали гул и гром падающих камней, и он был оглушен этим шумом.

– Дубэ! – позвал он, преодолевая кашель.

Лонерин не успел договорить это имя: чья-то рука с железной силой сдавила ему горло, и что-то, тускло блеснув, скользнуло в его сторону. Только инстинкт спас ему жизнь.

Слова заклинания прозвучали хрипло, но все равно подействовали, и лезвие ударилось о легкий серебряный шар, возникший вокруг его тела. Лонерин увидел вытянутую руку, управлявшую оружием, и разглядел черный клинок с рукоятью в форме змеи, который невозможно было спутать ни с чем.

Нажим на его горло ослаб – всего на секунду, но Лонерин не упустил этот случай – вырвался на свободу и повернулся к нападавшему. Он знал, что увидит.

Это было не имевшее определенных черт лицо убийцы. С тех пор как Лонерин побывал в Доме Гильдии, его ненависть к победителям стала безграничной, а после боя с Реклой уже ничто не могло встать между ним и этим чувством.

Он не чувствовал ни страха, ни вины. Он думал о Дубэ, которая ждала его помощи по другую сторону каменной стены, вспомнил ту ночь, которую они провели вместе, о том, как с ней обращались, когда она была в плену. И вспомнил свою мать – ее тело среди других трупов, брошенное в общую могилу. И понял, что теперь хочет лишь одного – сражаться.

«Наконец я сведу с ними счеты. Я буду свободен, и Дубэ – свободна вместе со мной».

Он вынул из ножен кинжал, который она же и дала ему незадолго до того, как они вышли из пещеры, и приготовился защищаться. Когда-то давно он взял несколько уроков боя на мечах, но теперь, конечно, утратил это умение. К тому же у него в руке был кинжал, а не меч. Лонерин сказал себе, что разница между ними не так уж велика, нужно только дать волю своему инстинкту.

Думая об этом, он ослабил внимание – и вдруг ужасная боль обожгла ему левое ухо. Убийца сумел ранить его, используя момент, когда он отвлекся. Лонерин машинально сжал кинжал и направил его на врага. Теперь он был готов обороняться, больше он никогда не ослабит свою защиту.

Противник насмешливо улыбнулся, увидев этот ответ на удар.

– Что такое? Ты решил поиграть в убийцу?

Он поднял вооруженную руку словно для удара, но это было обманное движение, и в горло Лонерину полетел метательный нож. Маг выставил руку перед собой, решительным тоном произнес всего одно слово – серебристый щит на долю секунды снова возник перед ним, и нож отскочил от его поверхности. Теперь убийце самому пришлось уклоняться от своего оружия, но он сделал это без труда. Он был ловким как кошка – как Дубэ, как победитель.

Лонерин приготовился к удару и бросился на врага, крича во всю силу своих легких, но его движения оказались недостаточно плавными, и он не достиг своей цели.

Убийца быстро подпрыгнул и наклонился вбок. Второй нож. Новый удар. Лонерин сумел отбить его, скользнув в сторону.

– Какие мы быстрые! – с ядовитой насмешкой произнес Филла.

Несколько мгновений оба стояли неподвижно, изучая один другого. Лонерин дышал тяжело и судорожно сжимал в руках кинжал. Его противник, видимо, чувствовал себя не лучше: он тоже дышал устало, и на лбу у него выступил пот.

«Он выдыхается. С ним можно справиться», – позволил себе подумать Лонерин.

Должно быть, эта новая решимость каким-то образом блеснула в его взгляде, потому что враг в ответ позволил себе свирепо усмехнуться.

– Думаешь, что убьешь меня?

Лонерин промолчал, но что-то внутри него ответило: да.

– Напрасно стараешься, я все равно не позволю тебе пройти на ту сторону! – крикнул Филла. – Моей госпоже нужно быть одной: у нее назначена встреча с твоей подружкой.

У Лонерина внезапно закружилась голова. Как же он не связал один с другим эти факты? Если перед ним – этот человек, значит, с другой стороны оползня находится Рекла. Дубэ в опасности… и должна скорее уйти оттуда. В этот момент убийца пошел на него, нанося удары ножом, который только что вынул. Лонерин успешно отбивал эти атаки, но при каждом движении делал шаг назад.

Потом был неожиданный удар, который Лонерин едва успел увидеть краем глаза, – черная молния, нацеленная на его бок. Слова заклинания мгновенно сорвались у него с губ. И Филла взвыл от боли. Лонерин оттеснил его на безопасное расстояние.

Он сделал это! Молодой маг не мог поверить в то, что случилось. Он сделал это не раздумывая, как будто ничего не может быть естественней.

«Я произнес запрещенную формулу».

Он ошеломленно смотрел на человека с искривившимся от боли лицом, стоящего перед ним на одном колене, вытянув перед собой правую руку, которая раньше управляла кинжалом. Она обуглилась, и раненый скрипел зубами, чтобы не закричать.

Лонерин не почувствовал ужас перед самим собой, он только поразился тому, как легко он поступил вопреки одному из самых главных предупреждений своего учителя Фольвара.

«Ты можешь думать, что иногда запрещенные формулы – самый короткий путь и даже – единственный путь, но все они – обманны. В обмен на такую магию ты всегда отдаешь часть своей души».

Но Лонерин был доволен. Он наконец ранил победителя, он такой же сильный, как они. Как будто все эти годы он учился и умерщвлял свою плоть, в стремлении стать лучшим магом, лишь для того, чтобы прийти к этой минуте высшего освобождения.

На искаженном страданием лице убийцы появилась злобная улыбка.

Лонерин инстинктивно среагировал на нее – закричал и бросился в бой. Его противник даже теперь, раненный, двигался с опасной быстротой и несколькими прыжками снова загнал его в угол. Тогда маг во второй раз произнес слова заклинания. Филла покатился по земле, докатился почти до пропасти, но последним усилием сумел остановиться прежде, чем стало поздно, и устало поднялся, опираясь всей тяжестью своего тела на одну ногу. Лонерин воспользовался этим, чтобы выкрикнуть еще одно заклинание. Рука убийцы быстро стала твердеть и бледнеть и скоро до локтя стала каменной. Губы Лонерина начали раскрываться для торжествующей улыбки, но тут он понял, что ошибся. Конечно, враг не мог пользоваться раненой рукой, но теперь, когда она стала каменной, она не чувствовала боли.

Убийца дико рассмеялся.

– Спасибо за подарок!

Его бросок был неслыханно сильным. Лонерин, отступая перед этим контрударом, шагнул назад, споткнулся и упал, ударившись спиной о камень. Противник нанес удар, маг едва успел повернуть голову, и лезвие на целый локоть вошло в камень рядом с ним. Далеко от них, в долине раздался рев. Враг пальцами сжал горло Лонерина и, сдавив его железной хваткой, приподнял мага над землей.

– Пора кончать, – прошептал он прямо в лицо Лонерину.

Лонерин чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он не привык сражаться, борьба с кинжалом в руке и две запрещенные формулы отняли у него все силы. Но надо было спасаться. Пришло время продать душу, сейчас он не мог остановиться.

Он медленно дотянулся ладонью до своего плеча и коснулся раны на нем. Она была только чуть больше обычного пореза, но этого хватило, чтобы подушечки пальцев намокли и покраснели. Потом он поднял ладонь, брызнул кровью в лицо победителя и одновременно слабым голосом произнес нужную формулу. Капли превратились в длинные узкие нити вроде шнуров, которые обвились вокруг убийцы, удушая его, и заставили его разжать руку. Освободившийся Лонерин соскользнул на землю, опираясь о каменную стену и царапая себе кожу об нее. Он был полумертв от удушья и, пытаясь дышать, кашлял раз за разом. Маг дал себе несколько секунд на восстановление сил, а потом поднялся на ноги, полный неуправляемого гнева.

Убийца лежал на земле со связанными руками, пытался освободиться и кричал: «Проклятый!»

Лонерин подумал: какая прекрасная картина! Он победил одного из убийц своей матери, и теперь этот враг бьется, как насекомое в паутине.

«Он мой, и я могу сделать с ним что хочу. Он пытался убить меня, но я его одолел. Теперь я могу прикончить его, у меня есть для этого причины, никто не сможет упрекнуть меня за это».

Он взял кинжал дрожащей от волнения рукой. Ладонь была липкой от крови, но это было не важно. Убийца плюнул в него и попытался что-то сказать, но Лонерин поставил ему ногу на грудь, сильно надавил и приказал:

– Молчать!

Он никогда никого не убивал, но в этот момент чувствовал сильнейшую жажду сделать это здесь и сейчас, без всякого раскаяния. Всю свою жизнь он подавлял в себе ненависть к Гильдии. Чтобы победить ее, он решил использовать вместо оружия магию, для этого следовал наставлениям Фольвара, и они позволили ему восстановить контроль над собой. И вот теперь он снова во власти ненависти и жгучего желания истребить секту, убившую его мать.

«Я имею право совершить правосудие. Я имею право отомстить за страдание. Я не смог спасти свою мать, но у меня есть еще время спасти Дубэ. Я должен это сделать!»

Лонерин поднял кинжал. Враг у него под ногами не проявил страха, скорее у него был взгляд человека, который наконец будет свободен. Но Лонерин не решился нанести удар: что-то запрещало ему это сделать.

– Что такое? Не получается? – улыбнулся Филла.

«Делай это, сейчас же, быстро!»

Лезвие блестело в воздухе на середине своего пути, маг дрожал всем телом.

«Делай!»

Он закричал и вонзил клинок в землю всего на волосок от головы врага.

– Ты не сделаешь со мной это! Не заставишь меня стать тем, против чего я боролся всю жизнь!

Лонерин выкрикнул это с такой силой, что у него заболело горло. Потом повалился на землю и закрыл лицо руками. Он был в отчаянии. Но он не убьет этого человека. У него огромное желание сделать это, но он не убьет. Он не может этого, иначе окажется, что все эти годы прошли напрасно.

Он услышал рядом смех врага – горький, полный отчаяния смех.

– Трус, – пробормотал враг.

Лонерин не поднимал взгляд от земли.

– Ты не можешь понять. Это как раз и есть глубинная разница между мной и тобой. Ты не можешь и никогда не сможешь это понять, – проворчал он.

– Это ты не можешь понять, – возразил тот, глядя в небо над ними.

Лонерин повернулся и недоверчиво взглянул на него. Потом нечеловеческий вопль заставил вздрогнуть обоих.

18
ПОТОНУВШИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Идо проснулся рано. Сан лежал в постели рядом с ним и безмятежно спал.

Гном чувствовал себя достаточно здоровым. Лечебные процедуры мальчика оказались необыкновенно эффективными, а крепкое здоровье, характерное для гномов, завершило дело. Еще пара дней, и они смогут продолжить путь. А сейчас Идо захотел зайти один в подземное гнездо сопротивления.

С того момента, как он спустился сюда, вниз, Идо чувствовал, что ему необходимо сделать это. Его мучили воспоминания, и ему казалось, что побывать в этом памятном месте будет правильно и справедливо. Быть столетним стариком и пережить все и всех – такое трудно выносить. Идо чувствовал себя усталым и раздавленным этой тяжелой ношей. Смерть начинала казаться ему не противницей, а подругой. Но у него было еще много дел, а он не хотел уйти из жизни, оставив после себя что-то незаконченное.

Встреча с теми местами, где он сражался и страдал, радовался и ликовал, поможет ему почувствовать себя лучше.

Он вошел в свою прежнюю комнату – нишу, выкопанную в стене. Здесь по-прежнему стояла сдвинутая вбок кровать, в которой он много лет спал вместе с Соаной. А чуть дальше был зал, где он выстраивал своих людей и отдавал им приказы, где он и они вместе планировали свои партизанские операции. А вот арсенал с мечами, которые уже наполовину покрылись ржавчиной, пиками, отдельными частями доспехов.

Везде было пусто и тихо, но Идо хорошо помнил лица своих товарищей и даже то, как умер каждый из них… Бесконечная череда похорон, тел, разрубленных мечами, умирающих, рядом с которыми он был во время их агонии.

Он зашагал дальше; этот путь привел его на большую арену. Это была пустая цистерна, повстанцы переделали ее так, что крыша открывалась с помощью механизма, который приводили в действие три человека. Вокруг были горы, и эти места находились достаточно далеко от всех дорог, поэтому никто не мог заметить, как это происходит.

Идо вошел внутрь, глубоко вздохнул, наполняя легкие воздухом этого места, и почувствовал еще сохранившийся запах огромного тела Везы, который жил здесь внизу, в долгие перерывы между боями. Он вспомнил, как Веза вздрагивал, когда он садился в седло и говорил своему дракону, что они отправляются в бой. Это отсюда они вылетели в последний раз в тот день, когда повстанцы были разгромлены, а акведук захвачен.

Шум его собственных шагов отдается у него в ушах. Идо уже отдал своим бойцам приказ спасаться бегством, но солдаты Дохора продолжают искать их по всему акведуку. Ему удается добраться до арены, но он задыхается от бега, сил совсем не осталось, в ране на руке начала пульсировать боль. Он замирает на месте: перед ним – целое кладбище обугленных человеческих останков, а посередине над ними возвышается его дракон Веза, который ждет его, и взгляд у Везы гордый.

Едва увидев его, Веза звонко ревет, а Идо, тронутый этим, улыбается ему: его скакун одолел врагов, еще раз они сражались вместе.

Идо бежит навстречу Везе: они должны спасаться, и времени оставалось мало. Оказавшись рядом с драконом, он замечает, что тот ранен. Несколько копий смогли задеть твердую кожу и правое крыло, но тревогу у Идо вызывают не эти царапины, а очень глубокий порез на лапе.

– Что они с тобой сделали, Веза…

Дракон наклоняет морду вниз, к нему, и тихо фыркает.

Идо нежно гладит его.

– Теперь мы улетим отсюда вместе. Вот увидишь, я позову лучшего мага в мире лечить тебя. Мы спрячемся в Пограничной Области Лесов и оттуда отплатим им всем за это.

Он бежит в ту часть акведука, где находятся, в трех нишах под движущейся каменной стеной, устройства, открывающие выход. Чтобы привести этот механизм в движение, нужны три человека, но, может быть, ему одному хватит сил открыть выход наполовину, а остальное сделает Веза тяжестью своего тела.

Идо не без труда карабкается вверх. Он потерял много крови из-за раны, и теперь видит все как в тумане. Все же он добирается до одной из ниш. В ее центре находится огромный деревянный рычаг, соединенный с довольно крупным зубчатым колесом. Гном, присматривавший за этим механизмом, лежит на земле, пронзенный насквозь копьем. Идо просто отодвигает труп в сторону: сейчас не было времени для скорби.

Он обеими руками берется за рычаг и тянет его изо всех сил. Боль в плече невыносима, но в конце концов рычаг сдвигается с места и скала с ужасным грохотом отъезжает вбок.

Идо падает вниз и мягко приземляется на спину Везы. Дракон уже пытается отодвинуть скалу. Его огромные мускулы напряглись от усилия, лапы согнулись дугой, их когти вонзились в камень. Рана на крыле сильно кровоточит, и запах крови наполняет зал.

– Еще раз – и готово. Давай, Веза, держись.

Скала со скрипом сдвигается еще на несколько ладоней вбок, а потом дракон падает на передние лапы, совершенно обессилев.

Вокруг них все громче звучат крики бойцов и стук мечей.

– Готово, готово! Вперед!

Идо видит, что его дракон смертельно устал. Он сам чувствует себя точно так же. Они больше не могут, у них обоих силы на исходе.

– Лети! – командует он.

И дракон разворачивает крылья и с трудом взлетает в воздух.

Солнечный свет почти ослепляет их, впереди гора Тал извергает огонь и дым. Но небо, кажется, было свободно.

В первый раз за свою жизнь гном чувствует, что эта страна принадлежит ему. Он боролся за нее, прятался в ее недрах, жил с ее народом, и теперь эта земля огня и скал действительно стала его домом.

«Я вырву ее у тебя, Дохор, вырву и верну ей прежнее великолепие», – обещает он себе.

Он уже начинает расслабляться, направив взгляд в сторону их с Везой далекой цели, – и вдруг чувствует, что мускулы Везы под его бедрами стали жесткими. А потом раздается пронзительный, полный боли рев.

Они начинают стремительно опускаться: одно из крыльев дракона перестало двигаться.

Идо хватается за чешую на спине Везы. Ему достаточно одного взгляда, чтобы понять, что случилось.

Это был укус, который разорвал раненое крыло Везы.

Идо вне себя от гнева.

На границе своего поля зрения он замечает проклятого маленького дракона, который быстро двигается, извиваясь в воздухе, и на нем всадника – почти мальчишку.

– Вперед, вперед! – приказывает он Везе, но это бесполезно.

У дракона больше нет сил. Он пытается уловить здоровым крылом попутное воздушное течение, но тщетно. Тогда он вытягивает раненое крыло, чтобы замедлить падение. Его рев переходит в глухой стон боли. Идо чувствует себя так, словно что-то постороннее попало в его внутренности и мешает ему видеть.

Он поворачивается и видит, что всадник мчится к нему. Дракон у противника молодой и такой же – если не более – неопытный, как его хозяин. Всадник держит копье прямо перед собой, и Идо прекрасно угадывает, что он собирается сделать. На лице всадника уже видна улыбка победителя; совершенно ясно, что враг думает о том, как вернется на свою базу с его головой в руках – с головой ужасного Идо.

Гном вскакивает на ноги, удерживая равновесие на крупе Везы. Мальчишка поднимает руку и наносит удар, в точности как показано в учебнике.

Идо достаточно нагнуться, а потом он просто хватается здоровой рукой за сбрую вражеского дракона, когда тот пролетает рядом. Мальчик только смотрит на врага, бледный от ужаса, а Идо, ловкий как хорек, подтягивается вверх на руке и оказывается в седле у него за спиной.

– Нет! – только и успевает тот пробормотать.

Идо проводит лезвием по его горлу, враг бьется в предсмертных судорогах, а потом затихает в его руках мертвый. Идо ударом ноги сбрасывает его вниз и остается один на драконе, а тот уже вцепился в хвост Везы и сильно дергает его. Идо кричит от ярости и вонзает ему меч в бок по самую рукоять, вложив в удар все свои силы. Дракон ревет и выпускает добычу, но при этом мечет в Везу язык пламени.

– Проклятый!

Идо в бешенстве. Борясь с тошнотой, он хватается за шею дракона, который от боли крутится и мечется из стороны в сторону. Потом он соскальзывает вниз – туда, где меч легче пробьет себе путь, и с криком наносит удар – раз, два, и потом еще. Он держится только на раненой руке, и порез вызывает у него приступы пронзительной боли. Но это не важно: зверь, который ранил Везу, должен за это заплатить.

Почти потерявший сознание Идо вдруг чувствует, что стремительно падает вниз: дракон, должно быть, был убит. Он ждет: больше ничего нельзя сделать. Может быть, он тоже умрет, но умрет сражаясь, и этого достаточно. И к тому же умрет, мстя за Везу. Он улыбается, падая в пустоту.

Потом – рывок, и падение прекращается. Куртка затягивается у него на горле так, что начинает его душить. Его окутывает что-то вроде горячего дыхания. Идо сразу понимает, что это значит.

– Веза… – бормочет он.

Веза поймал его зубами и спас – не дал разбиться.

Дракон бережно кладет его на землю. Потом Идо слышит глухой удар, поворачивается и видит, что его дракон лежит на скалах, прислонив голову к поверхности камня. Веза дышит с трудом, его живот поднимается и опускается неравномерно. Красный цвет его крови смешивается с красным цветом его чешуйчатой кожи.

Идо не хочет верить, не может поверить. Он вскакивает на ноги, не обращая внимания на боль в ранах, обходит вокруг своего дракона, осматривает его.

Правое крыло изувечено, и перепонка между костями разорвана в клочья. Хвост изранен, от обожженного живота пахнет горелым мясом.

Идо понимает все. Он уже понял, но не может это принять. Он гладит Везу по голове, наклоняясь вперед.

– Все хорошо, Веза, все хорошо. Конечно, тебе пришлось плохо, но мы справимся с этим, верно? Справимся, как всегда. Ты видел, как я отомстил за тебя?

Он лихорадочно гладит маленький гребень на морде Везы и чувствует, как ладони наполняются кровью.

– Все хорошо. Мы немного отдохнем, а потом отправимся дальше, верно?

А слезы уже подступают к его глазам.

Веза смотрит на него тусклым взглядом. В первый раз Идо видит в его глазах что-то похожее на страх и покорность. Веза прекращает борьбу.

– Нет, Веза, нет, будь оно все проклято! Ты мне нужен, понимаешь? Ты не должен сдаваться!

Но эти глаза не отвечают ему быстрым движением, как бывало всегда, когда он окликал Везу по имени. Веза бывал ранен и прежде, и каждый раз, каждый проклятый раз, когда Идо говорил ему, что все идет хорошо, Веза словно отвечал ему глазами, успокаивая его. Да, все пройдет гладко, потому что они принадлежат друг другу целую вечность, потому что они все повидали, потому что они – это они.

Идо наклоняется над головой Везы. У него кружится голова и сердце бешено колотится в груди. Он стоит совсем рядом с глазами Везы и поэтому может видеть каждую чешую на великолепной красной коже дракона.

– Веза, умоляю тебя, сопротивляйся. Я не остановился, мне пришлось плохо, но сегодня ночью я сражался хорошо, как и ты. Ты – все, что у меня осталось, не покидай меня…

Дракон пристально смотрит ему в глаза. Идо кажется, что перед ним человек, а не животное, и что Веза говорит ему:

– Я должен уйти.

– Ты не можешь меня бросить! – кричит Идо с такой силой, что чувствует жжение в горле. – Не делай со мной это!

– Для всего есть свое время. И мое время наступило сегодня.

– Это неправда, я не согласен! Помнишь, как после каждой схватки я приходил к тебе и говорил, что повешу меч на стену, помнишь? Я же этого не сделал! И ты тоже не можешь, не можешь покинуть меня!

Глаза Везы становятся спокойными. Его дыхание, когда-то такое могучее, делается слабым, как у ребенка. Его грудь поднимается едва заметно и рывками.

– Дай мне уйти.

И тогда Идо заплакал как мальчик.

Величавое дыхание Везы всегда отсчитывало для него время боя. Идо вслушивался в него перед боем, чтобы успокоиться, а потом с тревогой прислушивался к нему, когда борьба кончалась, и это был звук победы. Когда они перелетали из одного военного лагеря в другой, Идо засыпал под этот шум. И вот теперь дыхание его друга стало едва слышным и скоро затихнет навсегда.

Это больше, чем он может выдержать. Всадник без дракона не существует, всадник без дракона должен умереть, чтобы сохранить свою честь.

Идо поднимает голову и впивается взглядом в глаза Везы. Он видит, как они медленно гаснут и как в конце концов веки дракона окончательно перестают вздрагивать и его дыхание останавливается. Идо еще пытается звать его, трясет, ударяет, но прекрасно знает, что это конец. Сжав кулаки так, что пальцы сводит судорога, Идо безудержно плачет, проливая последние слезы воина, которые у него оставались.

Идо вздохнул. Память. Воспоминания, которые отпечатались в его сознании даже слишком ярко. Образ распластавшегося на земле Везы долго стоял у него перед глазами и мучил его каждый раз, когда он видел дракона. Всадник Дракона, живший в его душе, умер в тот день.

Он повернулся. Теперь он был готов пройти последний отрезок пути и нанести последний визит, чтобы проститься со своим славным и трагическим прошлым, – самый важный визит.

Он уверенно шел по акведуку. Прошло три года, но он узнавал каждый камень. Невозможно сосчитать, сколько раз он здесь проходил, и боль глубоко врезала ему в память этот путь.

Это место было затоплено при захвате акведука, и вскоре Идо оказался почти по пояс в воде. Но он шел дальше, побуждаемый желанием, которое не мог укротить.

Наконец Идо увидел его. Нижняя часть затоплена, но наверху по-прежнему лежали цветы, которые он принес сюда в прошлый раз; они засохли, но не утратили форму. Это был прислоненный к скальной стене круглый камень, примерно локоть в диаметре, украшенный изображениями листьев и стилизованных цветов. Одно из древних украшений, которые часто можно было обнаружить в акведуке, произведение искусства его предков.

Гном медленно, словно загипнотизированный, подошел к камню. Уже три года он не давал воли своему горю. Сколько времени он не плакал? Сколько времени не позволял себе сладкую роскошь быть слабым?

Он положил руку на этот камень – памятник на могиле Соаны, провел рукой по орнаменту до того места, где они оказались под водой, погладил их и почувствовал, как боль заполняет его душу, словно вода разлившейся реки, и отдался во власть своего горя. Оно было старым другом, которому он давно не открывал дверь, и был почти рад, когда почувствовал, что плачет.

Идо в тишине спускается в свою комнату. Он знает, что конец близится…

Перед входом он видит Кхала – жреца, который находился при Соане в последние месяцы ее болезни. По его лицу Идо понимает все.

Он останавливается, руки повисли вдоль тела. Он уверен, что не готов к этому. Он с трудом слышит слова жреца, как будто они долетают из неизмеримой дали.

– Идо, я думаю, что больше ничего нельзя сделать. Мне жаль. Болезнь полностью захватила легкие, а на этой стадии наша магия бессильна.

– Сколько времени осталось? – шепотом спрашивает он.

Кхал опускает глаза.

– Скажи мне сколько – и кончим с этим! – гневно требует Идо.

– Может быть, до завтра, не дольше.

Конец. Больше нет времени для отчаянных надежд, для бесполезных мечтаний. Завтра или даже раньше закончатся годы, которые подарила им судьба.

Идо входит в комнату на цыпочках, опустив глаза.

– Не нужно идти так тихо: я не сплю.

Голос Соаны звучит жалобно, прерывается от одышки. Идо находит в себе мужество поднять глаза и посмотреть на нее. Он любит в ней даже признаки болезни – смертельную бледность, прозрачность кожи, которая стала такой от жара, трещинки на коже тонких губ.

– Подойди сюда, и закончим это.

В ее голосе нет тревоги. Она уходит из жизни спокойно, как будто отправляется в одну из поездок, которых было так много в ее жизни, оставляет его одного, и он не в состоянии примириться с этим.

Идо подходит ближе, садится рядом с Соаной и находит в себе силы посмотреть на нее. Он долго всматривается в каждую черту ее лица, останавливает взгляд на ее ввалившихся глазах и темных кругах вокруг них, на тонкой шее, на сморщенной коже.

«Значит, такой я буду помнить ее всю оставшуюся жизнь? Больное тело в глубине кровати?» – спрашивает он себя и не может сдержать слезы.

Соана закрывает глаза, дышит тяжело.

– Прошу тебя, не делай так.

– А что, по-твоему, я должен делать?

Она молчит.

Идо берет ее за руку, сжимает ее ладонь. Сколько раз в его жизни повторялась эта сцена прощания? Столько, что его уже тошнило от нее, но за все эти годы войны он никогда не думал, что однажды будет так прощаться с Соаной. Он предпочитал верить, что стрела, кинжал, меч или яд убьют его раньше, и это ей выпадет на долю оплакивать его мертвое тело. Судьба не была настолько милостива к нему.

– Не грусти, – устало заговорила Соана. – Мы прожили столько лет, и они были прекрасным подарком, разве не так? И я сделала все, что должна была выполнить, мне не о чем жалеть.

– Если бы я не взял тебя с собой под землю, в этот акведук, если бы не продолжал как дурак жить только одной войной…

Она словно смахивает его слова небрежным движением руки.

– Идо, я сама сделала этот выбор.

Идо качает головой: он не может сдаться.

– Если бы я раньше сказал тебе, что люблю тебя, у нас было бы гораздо больше лет.

Соана улыбается.

– Но у нас были эти годы, и их было немало.

Для него они были как одно мгновение. Он целует ладонь Соаны, сжимает эту ладонь в руке.

– Идо… – Но совершенно ясно, что даже Соана не знает, что сказать.

Идо думает: смерть любимого человека никогда не бывает естественной, она всегда – убийство и самая настоящая кража. Это все равно что потерять руку или ногу, с этим нельзя смириться. Может быть, в самом деле это только закон жизни, но если жизнь так устроена, значит, жизнь несправедлива и, может быть, жить не стоит.