Текст книги "Герой (ЛП)"

Автор книги: Лейтон Дель Миа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Коснись себя пальцами.

– Что?

– Покажи мне, как ты ласкаешь себя.

– Нет, – вскрикиваю я. – Я не позволю тебе смотреть.

– Ты забываешь о том, что я могу смотреть на тебя, когда пожелаю.

Я проглатываю ком в горле и невольно осматриваюсь по сторонам в поисках камер.

– Это правда?

Его глаза сверкают как молнии по сравнению с лазурной гладью воды, и мягкий зелёный цвет в его радужках гаснет. Есть лишь мрак его сердца, который сейчас вырывается наружу через его черные зрачки.

– Нет, – отвечает он. – Предпочитаю живое представление.

– Пожалуйста, Кельвин, я не могу… Пожалуйста. Не заставляй меня.

– Каждый раз, когда ты говоришь «пожалуйста», мой член становится твёрже. А чем твёрже он становится, тем меньше я себя контролирую.

Кельвин выскакивает из бассейна и хватает меня за запястье, помещая мою руку мне между ног. Он прижимает мою ладонь к киске так, чтобы я могла ощутить своё тепло. Когда я скольжу указательным пальцем между своих складок, он отпускает моё запястье и снова погружается в воду. Накрываю себя ладонью и мягко тру между складок. Когда стена моего смущения начинает рушиться, я начинаю понимать, что мне нравится то, как он смотрит. Выражение его глаз говорит то, что мне нужно знать: его контроль слабеет, и я этому виной. В этот момент главная я.

– Кельвин, – стону я, когда наши глаза встречаются.

– Наблюдать за тобой – пытка, особенно когда я знаю, каково быть в тебе.

Знаю, что ему не нужно приглашение, но протягиваю ему свободную руку. Он выходит из бассейна и моментально подхватывает меня. Ноги инстинктивно оборачиваются вокруг его талии, и Кельвин прижимает меня спиной к стене. Жар его губ поражает меня до глубины души, уничтожая во мне все мысли о холоде. Я чувствую его упругие бёдра между своих и ощущаю, как мой клитор пульсирует от желания почувствовать его член в своей киске. Ствол Кельвина упирается в мои складки через мокрую ткань плавательных шортов, а его губы терзают мой рот. Стена позади меня исчезает, и вместо её холода я чувствую жар.

Кельвин сажает меня на задницу, но его руки удерживают меня за волосы, а наши языки сталкиваются раз за разом, влажные и нежные, мягкие и ловкие. Он внезапно отрывается от меня, и мои ноздри наполняет древесный запах. Я сижу на лавочке в сауне, а моя кожа покрывается мурашками и горит от сухого пара. Он рывком стягивает с себя шорты, и, когда они оказываются на полу, мои внутренности скручиваются в узел от желания почувствовать его внутри себя. В этот раз вокруг нас не сгущается мрак ночи, и я наконец-то могу оценить его размер. Практически отползаю назад от Кельвина, видя его член. Я едва ли могу поверить, что он поместился во мне… И поместится снова.

Его большие руки обхватывают мою грудь, а губы ласкают сосок. Под языком Кельвина он моментально воспламеняется. Парень втягивает его в рот и прикусывает, тем самым посылая электрические импульсы вниз по моему телу. Его рука сжимает мою вторую грудь, и я не могу сдержать свои стоны. Никогда не хотела ничего сильнее, чем сейчас. Моё тело взывает к нему, с каждым ударом сердца отдавая болью у меня между ног. Он вдавливает мою спину в ступеньку сауны, а его рот снова возвращается ко мне.

– Кельвин, – умоляю я.

– Скажи это, – он подтягивает мои бёдра к краю лавочки одной рукой, а второй держит свой член, проводя головкой по моим складкам. – Скажи это, иначе я заставлю тебя кончить вот так.

Сквозь меня проходят волны экстаза. Мои бёдра двигаются в заданном им ровном ритме, и я знаю, что это не продлится долго.

– Я… Я хочу тебя.

– Неправильный ответ.

Он выдавливает из головки капельку смазки и продолжает дразнить головкой мою киску.

– Я хочу тебя внутри себя.

– Лучше, – хрипло отвечает он, впиваясь пальцами в моё бедро. – Но всё равно неправильно.

Мир распадается на части, оставляя после себя оранжевые вспышки, которые превращаются в жёлтые и красные пятна перед глазами. Не помню, как закрыла глаза, но я тянусь к чему-то, и мир начинает вращаться вокруг меня, пока сижу с закрытыми глазами. Тело будто подожгли, языки пламени лизали мою кожу со всех сторон, я увлажнялась с каждым его движением. Пот и капельки воды из бассейна скатывались по моему лицу. В подсознании я услышала своё имя и потянулась к нему, удерживая так, словно это всё, что осталось у меня в жизни.

– Трахни меня, – произношу я, – я так завишу от тебя. Просто трахни меня, Кельвин.

Всего несколько мгновений, и он со всей силы вжимает меня в деревянную поверхность лавочки в сауне. Мои глаза до сих пор закрыты. Этот секс – лишь чёрные и белые вспышки, такой поспешный, жёсткий и умопомрачительный. Он прожигает дыры в темноте, которая поглощает меня. Моё тело дрожит от истинного наслаждения, когда я кончаю, и мой разум возносится к небесам, которых я не могу достичь. Никогда не испытывала ничего подобного. Весь мой мир сжимается вокруг Кельвина и мелькает чёрным и белым. Я полностью пытаюсь «впитать» Кельвина в себя, и моя киска сжимается, жадно всасывая его член в себя. Моя опора трещит и ломается подо мной, я начинаю чувствовать невесомость. Глубоко и громко дышу. Моя жизнь испаряется из меня с каждой капелькой пота и влаги, которыми покрыто моё тело.

Слышу его слова: «Блядь, ты в порядке?», – и мои руки крепче сжимаются вокруг него, потому что, если отпущу его, я не знаю, что со мной будет. И именно в этот момент отчётливо понимаю, насколько неизвестность пугает меня. Я чувствую сжимающие пальцы на своей челюсти, и холодный и серый мир понемногу возвращается.

– Кейтлин.

– Я здесь, – произношу я.

Лицо Кельвина исчезает и снова появляется вспышкой света. Не могу перестать моргать. Лежу на холодном кафеле. Делаю глубокий вдох и открываю глаза.

Кельвин сидит на корточках рядом, его глаза внимательно изучают меня.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как в сказке. Так прекрасно…

На его лице появляется игривое выражение:

– Это из-за пара. На секунду мне показалось, что ты собралась отключиться подо мной.

Я довольно вздохнула:

– Так себя чувствуют наркоманы, когда им нужна доза?

Он смеётся:

– Вставай.

– Подожди, – я хватаюсь рукой за его бицепс. – Тебе понравилось?

– Что понравилось?

– Ну… Секс. Я всё делаю правильно?

Он смотрит на меня с минуту, а потом уголок его рта дёргается в ухмылке. Кельвин смотрит куда-то вверх и кивает подбородком в том же направлении.

– А ты как думаешь? Мы воспользовались единственным способом, чтобы превратить эту сауну в материал для бумажной фабрики.

– Она сломана?

– Дерево раскололось. Как ты могла этого не почувствовать? – я густо краснею и сажусь, держась за его тело как за опору, пока мир не перестаёт вращаться вокруг меня. – Тебя унесло дальше, чем я предполагал, – произносит он. – Может, мне тебя понести?

– Я в порядке, – трясу головой и быстро добавляю, – спасибо.

– Тебе нужно принять душ и поесть. Расслабься. Хватит с тебя возбуждения на сегодня.

Моё тело всегда меня предаёт. Я киваю, но подбородок дрожит от подступающих слёз, когда он кивает мне.

– Что? – спрашивает он.

– Куда ты собираешься?

– Никуда.

– Ты поужинаешь со мной?

В его прищуренных глазах я читаю тревогу:

– А что?

– Я слишком много остаюсь одна.

Кельвин берёт меня за руку и поднимает на ноги:

– Идём со мной.

Мы забираем полотенца, и я следую за ним через поместье. В моей ванной Кельвин снимает с меня полотенце и включает воду в душе. Он пробует воду рукой и смотрит на меня.

– Зачем ты прикрываешься?

– Не привыкла быть голой перед посторонними, – отвечаю я.

– Никогда не была?

– Нет.

Его брови взлетают вверх, словно говоря мне, что он не верит. Кельвин убирает руку из-под струи воды и придерживает дверцу кабинки:

– Забирайся внутрь.

Я не свожу с него взгляда, но переступаю бортик душевой кабинки. Он стоит перед дверью, глядя на меня в тот момент, когда тёплая вода льётся на мои волосы и щёки. Ресницы дрожат, но я не хочу моргать. Позволяю рукам просто свисать по бокам. Кельвин неподвижен, но костяшки его пальцев белеют, когда он сжимает ручку двери. В итоге он трясёт головой, вздыхает и развязывает собственное полотенце на талии.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Он отшвыривает его на пол:

– Мне ведь тоже не помешало бы принять душ, – отвечает он, переступая бортик кабинки. – Это можно сделать и здесь.

Я стою неподвижно, не зная, как реагировать на такое поведение. Он тянется за шампунем, находящимся за мной, но не успевает его открыть, потому что я кладу свою руку поверх его.

– Можно мне? – произношу я.

Крышечка скрипит, когда открывается пузырёк. Я не свожу с него глаз. В ожидании реакции Кельвина я выдавливаю немного шампуня себе в руку. Он слегка наклоняется, когда я тянусь вверх к его голове. Мне приходится подойти ближе, наши тела прикасаются друг к другу. Мои руки скользят по его волосам. С губ срывается вздох. Зарыться пальцами в его волосы подобно эйфории. Кельвин закрывает глаза, когда я начинаю массировать его голову, втирая шампунь. Кто бы мог предположить, что он обнимет меня за талию, притягивая в свои объятья. Его лоб прикасается к моему, пока я работаю пальцами.

Мне интересно, заботился ли кто-нибудь об этом мужчине? Не так, как это делает его персонал. Заботился ли кто-нибудь о его душе? Впервые с момента моего появления в этом поместье я ставлю существование его демонов под вопрос. Кто поселил их в нём? Знает ли он что-нибудь ещё? Можно ли его исправить, и хочет ли он этого? Я скольжу руками вниз к его шее, продолжая массировать и позволяя пальцам бродить по его плечам и бицепсам. Мышцы Кельвина выкованы из чистой стали, и мои пальцы болят от желания прикоснуться и изучить его тело. Боль – это хорошо. Она нужна ему. Я чувствую это по тому, как его руки сжимаются вокруг меня, и Кельвин вздыхает в мои волосы. Наконец он откидывает голову назад. Я пытаюсь прочесть слова в его глазах, но мне не приходится долго ждать. Он сам произносит их.

– Спасибо, – отвечает Кельвин, касаясь большим пальцем уголка моего рта. – Я вернусь к ужину. Мы поедим в твоей комнате.

Его руки ускользают из-под моих, оставляя меня мокнуть в одиночестве. Я знаю, что вопросы приведут лишь к сгущению мрака в его душе, который так опасен для меня. Но внутри меня растёт дикий голод. Не знаю, хотела ли я кого-нибудь так сильно за всю мою жизнь, как в последние месяцы хочу Кельвина.

Я не могу долго думать о том, что он уйдёт. В конце концов, или я, или он. Если я попытаюсь обуздать его демонов, это будет стоить мне жизни. Или хуже. Я останусь здесь пленницей навечно.

ГЛАВА 26.

Кейтлин.

Прикосновения влажной кожи Кельвина до сих пор горят на моём теле, даже после того, как он покинул комнату. За окном темнеет, хотя солнце и так рано садится в эти дни. Я переодеваюсь в пижаму и решаю поспать до возвращения Кельвина. Через несколько часов просыпаюсь и резко сажусь на кровати, потому что он стоит в моей комнате. Первыми я замечаю его тёмно-синие спортивные штаны на шнурке, которые подчёркивают каждую накачанную мышцу ниже талии. Белая футболка скрывает грудь и плечи. Чтобы отвлечься, слежу за его передвижениями. В течение дня я не заметила, чтобы то, что Норман вколол ему, как-то повлияло на поведение Кельвина. И теперь он даже кажется умиротворённым.

– Эй, – произносит он, поднимая на меня глаза. – Тебе уже легче?

Я киваю, и он двигает ко мне кофейный столик на колёсиках.

– Ты сам это сделал?

– Ага. Паста с сыром.

– А где Норман?

– А что не так? Думаешь, я не способен подать еду? – его тон так и дразнит мою улыбку. – Знаю, что это не фуа-гра (прим.: специальным образом приготовленная печень откормленного гуся или утки), – продолжает он, беря два бокала со столика, – но вино хорошее.

– Что это такое? – спрашиваю я.

– Фуа-гра? – он поднимает глаза вверх и кивает головой. – Ничего. Не обращай внимания.

Я наблюдаю за тем, как он двигается, и это пробуждает во мне интригу. На моём столике лежит фотоаппарат. Беру его и направляю объектив на Кельвина. Настраиваю камеру и убеждаюсь, что захватила в кадр обе тарелки и руку Кельвина, укладывающего салфетку с моей стороны. Я держу фотоаппарат, а потом опускаю его, улыбнувшись сама себе.

– Почему ты не сделала снимок? – спрашивает он.

– Мне это не нужно. Иногда мне просто нравится ловить кадры.

– В этом нет смысла.

– Не хочу тратить плёнку. Я снимаю только те моменты, без которых не смогу прожить.

Его брови мгновенно взлетают вверх:

– Ты ведь знаешь, что я куплю тебе столько плёнки, сколько понадобится.

Я пожимаю плечами и кладу камеру на стол. Верчу свою вилку в руках и жду, когда он заговорит.

– Кейтлин?

Поднимаю глаза на него:

– Да?

– Ты думаешь, я заберу плёнку за твоё плохое поведение?

Проклинаю себя за то, что натолкнула его на эту мысль, и желаю вернуть момент и просто сделать фото.

– Нет, – говорю я, не подумав. – Мне просто не нравится тратить её.

– Как долго ты это делаешь?

– Фотографирую? Всю жизнь. Даже в детстве я…

– Нет. Бережёшь плёнку.

– А. Несколько недель, кажется.

Он смотрит на окно.

– Понятно.

Кельвин наматывает пасту на вилку и съедает её, поэтому я делаю то же самое.

– Спасибо тебе за это, – произношу я. – Я пробовала множество видов спагетти с сыром, когда была моложе, но эти напоминают моё раннее детство, – он не отвечает, поэтому я продолжаю: – У нас часто не хватало еды, и вечерами, когда готовила ужин, я чувствовала себя особенно счастливой. Паста с сыром стала моим любимым блюдом, поэтому дома всегда была коробка спагетти.

– Почему ты не покупала еду?

Я сморщила нос.

– Я же была ребёнком.

– Но ты готовила, будучи ребёнком?

– Конечно. Я выполняла очень много работы по дому для них. Убирала, косила газон, сидела с детьми своих родителей. И готовила тоже я, поэтому и стала мастером по приготовлению пасты.

– Для них? – спрашивает он.

– У меня… Была приёмная семья.

– Была? Больше нет?

– С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, нет.

– Но ведь нельзя просто взять и забыть их. Уверен, вы общаетесь.

Я помотала головой:

– Не слышала о них с того дня, как уехала.

Вилка Кельвина со звоном падает на тарелку:

– Что?

– Всё в порядке. Я по ним даже не скучаю.

– Но они ведь звонят или пишут тебе хоть иногда?

– Нет. Они знают, что я в Нью-Роуне, но сомневаюсь, что знают адрес Фриды.

Он смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Я касаюсь кончиков своих волос и начинаю накручивать их на палец.

– Это не так плохо, как звучит. Я даже не была ровней их дочерям.

Взгляд Кельвина свирепеет. Я даже не думала об этом за все эти годы. Он вытирает рот салфеткой и сминает её в комок, собираясь встать.

– Они были моложе меня на несколько лет, – быстро добавляю я, – всегда играли с куклами и новыми игрушками. Позже мы начали понемногу общаться, но в основном я фотографировала, – делаю небольшую паузу, а потом полностью выползаю из своей раковины, в которой скрывалась от правды всё это время. – Моя жизнь там была похожа на контракт. Будто кто-то заключил его за меня. Ранее я уже упоминала, что выполняла работу по дому и нянчилась с детьми. В обмен на это Андерсоны предоставляли мне крышу над головой и хорошо ко мне относились. Я благодарна им, но не чувствую, что должна общаться с ними.

– Если ты приехала сюда сразу после школы, то где ты брала деньги на жизнь?

– У меня был… – делаю паузу и отворачиваюсь. Комок в моём горле не даёт словам вырваться наружу, когда я вспоминаю своё прошлое. Мне становится страшно, что он уйдёт, когда узнает. – После смерти моих родителей осталось небольшое наследство, которое я получила в восемнадцать, – пальцами я тихо начала теребить салфетку, лежащую на моих коленях. – Вообще-то, в своём почтовом ящике я нашла флаер, который спас меня. Он касался ярмарки вакансий в корпорации «Пэриш Медиа». На нём был написан мой адрес. Не собиралась ехать сюда до последнего момента. И была готова сдаться. Но Хейл нанял меня в первый же день. Я очень долго искала работу и не знаю, что мне оставалось делать.

– Ты потратила всё своё наследство за два года, пока искала работу?

Я приподняла подбородок. Разве я сказала, сколько времени на это ушло?

– Наследство было небольшое. Но у меня осталось достаточно денег, чтобы отдавать Фриде за еду каждый месяц.

– А Андерсоны? Они не высылали тебе денег с тех пор, как ты уехала?

– Нет. Как я уже сказала, мы не даже не разговаривали, – даже если взгляд Кельвина и был направлен в другую сторону, злость в нём закипала из-за меня. – В чём дело?

– Ни в чём, – шипит он, а потом ворчит. – Это просто неправильно.

Я угрюмо смеюсь.

– Тебя вдруг стало беспокоить моё благосостояние?

Он поворачивает голову в мою сторону:

– Забудь.

– Оу.

Я опускаю глаза вниз и концентрируюсь на макаронах, которые жую, пытаясь игнорировать боль от его указания.

Ножки стула царапают пол, когда он двигает его, вставая.

– Думаю, мне пора немного поработать.

– Извини, – выдавливаю я. – Я не хотела обидеть тебя. Не уходи.

– Я…

– Я тоже закончила, – перебиваю я, быстро вытирая уголки рта салфеткой. – Мы можем заняться чем-нибудь ещё.

Его ответ звучит мрачней, чем мне бы хотелось.

– Что ты задумала?

– Всё, что ты хочешь, – я ненавижу эти слова, ненавижу то, что хочу угодить ему. Разжимаю челюсть. – Игру, например, – предлагаю я. – Мы можем во что-нибудь сыграть.

– Игру? – повторяет он.

– Я несколько раз играла в бильярд внизу, но одной скучно.

– Не стоит.

– Я… Мы можем сыграть на деньги.

– У тебя нет денег.

Я смотрю на свои руки:

– Нет.

– Значит, мы сыграем на что-то другое.

– Ладно, – соглашаюсь я, сглатывая.

– Если я выиграю, то получаю минет.

Чувствую, как воспламеняются мои уши.

– Тебя раньше что-то останавливало, чтобы его получить?

– Этот будет не таким, как раньше. Ты не будешь сопротивляться или бороться. Ты сделаешь это не потому, что я заставляю тебя, а потому, что сама захочешь.

– Но ты всё равно заставишь меня.

– Это то, чего мне хочется. Или соглашайся, или я ухожу. У меня много работы.

– Хорошо, – понимаю, что произнесла это слово вслух. – Я согласна. Не могу обещать того, что буду им наслаждаться. Но… Ладно.

Он рычит:

– Чего хочешь ты, если выиграешь?

Я не колеблюсь:

– Ты откроешь моё окно.

Мои глаза неотрывно прикованы к его, и мы ведём немую борьбу снова и снова.

– Это то, чего ты хочешь? Больше всего на свете?

– Да, – отвечаю я. – Нет, стой. Что? У меня может быть что угодно?

Он засмеялся, пока я смотрела на него широкими глазами.

– Слишком поздно. Ты сделала свой выбор.

Я сильно трясу головой.

– Ты сейчас серьёзно?

– Естественно, нет, Кейтлин. Но я мог бы догадаться насчёт окна.

– Оу. Так мы договорились?

Кельвин барабанит пальцами по кофейному столику.

– Хорошо.

Я не могу сдержать восторг, от которого мои глаза расширяются, и улыбка пляшет на моих губах.

– Правда?

– Правда.

– Спасибо, – произношу я. – Огромное спасибо.

– Не гони лошадей. Сначала тебе придётся выиграть.

– Я много практиковалась, – отвечаю я. – Мне нужно было как-то коротать время.

Он вытягивает руки к потолку, делая разминку, и я любуюсь тем, как в лунном свете блестит его кожа.

– Идём. Роза позже уберёт это.

В игровой комнате я наношу на два кия мел, пока Кельвин оглядывается по сторонам.

– В последний раз я был здесь несколько лет назад, – произносит он.

– Ты серьёзно?

– У меня не остаётся времени на игры, особенно когда ничего не стоит на кону.

– Ну, будем надеяться, что ты хотя бы не проиграешь всухую, потому что я собираюсь отыметь тебя, – никто из нас не издаёт ни звука. Когда он поворачивает голову через плечо и смотрит на меня, я опускаю взгляд на пол. – Прости.

– За что?

– Мне что, можно так говорить?

Он поворачивается, неся в руках набор с шарами.

– Всё в порядке. Я не запрещал тебе шутить, Кейтлин.

– Оу. Ладно. Значит, я готова.

Кельвин подходит с важным видом. Слегка поклонившись, он указывает рукой на стол.

– Сначала леди.

– Биток должен удариться о три бортика прежде, чем коснётся прицельного шара. Только тогда стол будет считаться открытым.

Он выгибает бровь, глядя на меня:

– Это точно твоя первая игра?

– В библиотеке есть книга о пуле «Восьмёрка» (прим. пер.: разновидность игры в бильярд с битком и 15 шарами. Один игрок должен забить шары с 1 по 7, а второй – с 9 по 15, после чего первый, кто забьёт свои шары, должен забить шар номер 8). Я прочитала её.

– Ясно. Хорошо. Начинай.

Киваю и беру биток, направляясь с ним к другому концу стола:

– Играем по правилам.

Я наклоняюсь над столом, делаю удар и наблюдаю, как шар катится по зелёному сукну в миллиметрах от бортиков, прежде чем остановиться. Запоминаю место, где он остановился, а Кельвин уже делает свой удар. Его шар касается бортиков и останавливается на дюйм дальше моего.

– Твоя взяла.

Далее я устанавливаю кий напротив шара и отправляю свои семь шаров врассыпную вокруг восьмого. Они скользят по столу, пока не останавливаются.

– Ты очень меткая, – подмечает Кельвин.

Я опускаю руки на бёдра и поддразниваю его.

– Давай.

Его взгляд задерживается на мне мгновением дольше, а потом он опускается над столом для удара. Один из шаров катится прямо в угловую лузу.

– Сплошной, – произносит он.

– Ни хера!

Он медленно поворачивается ко мне.

– Красноречиво, – отвечает он с предупреждением.

Я выдавливаю улыбу.

– Это ещё одна шутка.

Его следующая попытка не такая удачная, хотя она и должна была даться легко, но моё сердце наполнено предвкушением. Я обхожу стол вокруг, оценивая свои возможные удары. Останавливаюсь между Кельвином и бортиком, чтобы послать ещё один шар в лузу. Но он не двигается, поэтому я оборачиваюсь и бросаю ему через плечо.

– Может, отойдёшь? – спрашиваю я.

В ответ я вижу ухмылку:

– Да нет, – я поворачиваюсь к столу. Наклоняясь, почти касаюсь задницей паха Кельвина. – Знаешь, – начинает он, слегка толкая меня бёдрами, – для новичка твоя поза не так уж и плоха.

– Ты пытаешься меня отвлечь.

– У меня получается? – он касается моей спины грудью, и я мгновенно напрягаюсь. Его руки накрывают мои, и он снова произносит: – Нагнись ниже.

– Я могу ударить и так.

– Ниже, – я наклонюсь ниже к столу, его губы почти касаются моего уха, а Кельвин продолжает шептать: – Твой подбородок должен быть в дюймах от кия, – правой рукой он сжимает мою и слегка толкает кий, который плавно скользит под нашими левыми руками. – Ослабь хватку. Зафиксируй таз, – Кельвин прижимается ко мне, и я чувствую, как его член упирается в мою задницу. Мы вместе скользим кием вперёд и назад, прицеливаясь. – Удерживай кий и головку на линии удара. Предусмотри траекторию, по которой покатится шар. Поняла? – кивок. В лёгких нет воздуха, чтобы даже ответить ему, но он не двигается. – Ты уверена? От этого многое зависит.

– Да, – хриплю я и откашливаюсь.

Он остаётся на мне ещё на мгновение, а потом отпускает руки. Сердце колотится в груди, и я едва ли могу вспомнить, что он только что сказал, не говоря уже о том, что читала, как практиковалась ранее. Промах.

– Ты сделал это нарочно! – укоряю я.

– Жаль разочаровывать, воробушек, но мне даже не нужно отвлекать тебя. Мы оба знаем, что я выиграю.

Когда туман ярости от его слов спадает, я понимаю, что это вызов. Тут же выравниваюсь и смотрю прямо в его глаза.

– Возможно, но я просто так не отступаю.

Он сжимает губы, а его грудь начинает сотрясаться от безудержного смеха.

– Не сомневаюсь.

Я ударяю основанием кия об пол.

– Ты всё это время знал, что выиграешь! Ты вообще собирался открывать моё окно?

– Давай просто сыграем, воробушек. Кто знает, может, удача соблаговолит подарить тебе хоть частичку везения новичка.

Но она не соблаговолила. Я понимаю это отчасти по тому, что он ударяет мимо луз, продлевая игру, но не позволяет мне выиграть. Вздыхаю, когда он забирает мой кий и ставит его на место у стены.

– Хорошо подготовилась, – произносит он. – Правда. Я впечатлён.

По неизвестной для меня причине разочарование начинает таять. Несмотря на попытки оставаться разочарованной, а, возможно, как раз из-за этого, мои глаза следят за Кельвином, пока он идёт ко мне. Сквозь ткань тонких штанов я отчётливо вижу его эрекцию. Когда он встаёт передо мной, наши тела почти соприкасаются. Во мне зарождается новый страх. Я никогда добровольно не соглашалась делать кому-то минет, но у меня нет ни малейшего понимания, почему сейчас делаю это без каких-либо возражений. Челюсть напрягается, когда я опускаюсь на колени на пол.

Его рука тянется к моему бицепсу.

– Я заберу свой долг позже.

От удивления я открываю рот.

– Оу.

Кельвин пожимает мне руку перед тем, как покинуть комнату. Одиночество обрушивается на меня в тот же миг. Подавляя и разрушая. Так же сильно, как хотела заплатить ему выигрыш, я не хотела оставаться одна. Потому что знаю, что ожидание момента, когда он придёт за своим долгом, наполнит меня страхом.

ГЛАВА 27.

Кельвин.

Вторник тянется, словно кто-то нарочно замедлил время. Обязанности задержали меня в Нью-Роуне, но на самом деле нарисовалось незаконченное дело в Фендейле. Чтобы доехать до дома Андерсонов, мне приходится выехать из офиса на два часа раньше. Слова Кейтлин не покидают мою голову с ночи воскресенья. Её голос, запах, прикосновения затуманивают мои мысли. Я беру, но и даю ей слишком много. То, что я возьму для возобновления равновесия между нами, не обещает быть приятным, но я должен это сделать.

Но перед тем, как я встречусь с ней снова, мне нужно исправить вред, который ей нанесли. Моя ошибка, мой прокол в том, что я думал, будто у неё комфортная жизнь, но на самом деле всё было наоборот. Я знал, что она росла в бедной семье до трагедии с её родителями, и был в курсе того, что она хрупкая. Я хотел, чтобы у неё был выбор, но ей никогда не давали его сделать.

Сильно сжимаю руки в кулаки на руле. Во избежание лишних вопросов я всегда был дружелюбным и терпеливым с Андерсонами. Если бы не это, мне пришлось бы делать всё анонимно: Кейтлин никогда бы не узнала, что есть третья сторона. Теперь я понимаю, что они использовали нас обоих. Кейтлин чётко дала понять, что их роль в её жизни минимальна, и, зная это, мне хочется заставить их заплатить за свою жадность. Когда я паркую машину в грязи двора их фермы, предупреждение Нормана всплывает в моей памяти.

– Помните кодекс, – говорит он. – Наказание должно соответствовать преступлению.

– Я знаю это лучше, чем кто-либо. Одно исключение приведёт к другому, и в итоге система рухнет.

– Любое убийство должно иметь основания. Держите контроль в руках. Я всего лишь вынужден напомнить вам о том, что это личная проблема, а не та, с которыми вы сталкиваетесь всегда.

– Личная? Нет, – возражаю я. – Это обязанность, Норман. Кажется, в последнее время ты путаешь эти два понятия.

Я слышу голоса в доме перед тем, как войти, и это помогает мне понять, где именно они находятся. Когда прохожу в кухню, миссис Андерсон начинает визжать, замахиваясь деревянной ложкой, и соус для спагетти брызгами летит по столешницам.

Её муж выпрыгивает из-за обеденного стола.

– Какого хера вы делаете, врываясь в мой дом подобным образом?

– У нас был уговор, – произношу я, ударяя кулаком по деревянной поверхности стола. – Где деньги?

– Я не знаю, о чём вы говорите, мистер Лоуренс. Кейтлин каждый месяц получала деньги, как мы и договаривались.

– А её сбережения?

– А, да. Их она тоже получила. Сколько там было, Линн? Кажется, примерно двадцать тысяч или что-то около этой суммы. Мы отдали её ей.

– Отдали? – переспрашиваю я. – У меня другая информация.

Он выковыривает что-то из зубов, пока изучает меня. Страх – это то, что я отлично вижу в других, но он полностью отсутствует на его лице. Его фланелевая рубашка наполовину заправлена в штаны, а глаза шарят по моему костюму от «Армани».

– Что бы вы ни услышали, это ложь, мистер Лоуренс. Если это вам сказала девчонка, то она маленькая лгунья. Мы вырастили её и знаем. Это то, кем она стала.

Если бы я мог увеличиться в размерах, то сделал бы это. Мои мышцы напряглись от адреналина, который пульсирует в моём теле, проникая в самые тёмные уголки.

– Вы утверждаете, что она всё выдумала? – он вздёргивает бровь, глядя на меня. – Вы говорили с ней?

– Я услышал это из другого источника. Молодая девушка звонила месяц назад, спрашивала про Кэт. Сказала, что она пропала, но полиция думает, что Кэт просто сбежала и они ничего не станут делать.

– Я не в курсе этого. Вы мой единственный контакт с ней, и ответственность за неё лежит на ваших плечах.

– Больше не лежит, так же, как и обязанность выдавать ей деньги, – он кивает своей жене, не отводя глаз от меня. – Мы с Линн уже говорили об этом. В чём ваш интерес к девушке?

– Я говорил вам, что не могу обсуждать это.

– Ну, возможно, мы и не можем обсуждать это, поэтому вы наконец-то уберётесь нахрен из нашего дома. Не знаю, что выводит вас из себя касательно этих смехотворных денег, но не думаю, что хочу иметь дело с озабоченным и напыщенным дятлом вроде тебя.

Его слова на мгновение повисают в тишине. Его жена начинает неровно и нервно дышать, борясь с рыданиями. Она не успевает даже закричать, когда я беру этого ублюдка за горло и прижимаю к стене.

– Ты лживый кусок дерьма! – произношу я хладнокровно, пока мои пальцы всё с большим усилием впиваются в его глотку. – Я проверю каждый цент, который ты ей дал. Деньги, которые я дал тебе, должны вернуться к Кейтлин сию минуту.

– У меня их нет, – задыхается он. – Мы отдали их Кейтлин.

Моя хватка усиливается, и он начинает кашлять. Хрип, который вырывается из его пересохшего горла, превращается в музыку для моих ушей. Я поворачиваю голову к его жене.

– Скажи мне правду, или это последний звук, который он издаст.

– Мы не отдавали ей деньги, – плачет она. – Но у нас их и в самом деле нет.

Я отпускаю её мужа и иду прямиком к ней. Она прячется за столешницей, плача и бормоча еле разборчивые слова.

– Что вы с ними сделали?

– Не знаю. Ничего. Всё. Мы потратили их на еду, ремонт дома, новый грузовик. Я не знаю, сэр. Мне жаль.

– Вы жалкое ничтожество. Вы должны были стать единственным пристанищем Кейтлин на этой грёбаной планете, счастливым уголком её жизни, и от вас лишь требовалось передавать ей деньги. Но вы облажались и в одном, и в другом. До конца недели чек на выданную вам сумму должен лежать на моём столе, и, может быть, тогда я оставлю вас в живых.

– Это… Вы угрожаете нам? – спрашивает она. – Вы не можете убить нас. У нас есть дети.

– Ты думаешь, мне есть до них дело? Я сделаю им одолжение. Если вы решите убежать, я найду вас. Отлично выслеживаю своих жертв.

До меня доносится голос мужчины, который скрутился у стены.

– Кто ты?

– Кто-то, у кого есть деньги, власть, а сейчас и мотив выследить и прикончить тебя. Никто не спасёт вас от меня. Вы вернёте мне деньги. Это понятно?