Текст книги "Герой (ЛП)"
Автор книги: Лейтон Дель Миа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
– Я хочу, чтобы вы знали, что если вам что-нибудь понадобится, то можете прийти ко мне.
Они обнимаются, и она целует его в щёку. Потом Норман уходит, оставляя её в одиночестве. Он не провожает её наверх, поэтому я понимаю, что моё присутствие раскрыто. Она приближается ко входу в здание и нажимает на кнопку звонка с номером своей квартиры, после чего из домофона звучит голос.
– Да, – но Кейтлин молча смотрит. – Алло?
– Фрида? – сердце пропускает удар. – Это я. Кэт.
Я понимаю, что задерживаю дыхание, но Фрида наконец-то отвечает.
– Я… Я сейчас же спущусь.
Кейтлин вздыхает и закрывает глаза. Я пытаюсь напомнить себе, что это правильный выход. Мне хочется перебежать улицу и заключить её в свои объятья, сдавить в своих руках и напомнить ей, что я не только плохое воспоминание, но и настоящий человек, которому она нужна и который больше не представляет своей жизни без неё.
Фрида вырывается из-за двери и практически сбивает Кейтлин с ног своими объятьями. Они цепляются друг за друга и уже готовы утонуть в собственных слезах.
– О Боже! – всхлипывает Фрида. – Где ты была? Что случилось?
Я оправдываю эту слежку тем, что мне нужно знать её ответ. Собственно, меня не должно волновать то, что она пойдёт в полицию и всё им расскажет. Раскроет меня как Героя. Она заслуживает торжества справедливости
– Ты не поверишь в то, что я расскажу, – говорит Кейтлин, хватая подругу за плечи.
– Это был картель? – спрашивает Фрида.
Она отвечает незамедлительно:
– Да.
– Я знала это, – в слезах отвечает Фрида. – Знала, что ты не сбежала. Я никогда не сдавалась.
– Все уже позади. Всё кончено. Он спас меня.
– Кто?
– Герой.
Фрида стоит с открытым ртом:
– Герой? Ты боялась?
– Боялась? – спрашивает Кейтлин. – Героя?
Фрида качает головой:
– Давай всё по порядку. Идём наверх. И ты всё мне расскажешь.
Это должен был быть тот момент, когда она чувствует на себе мой взгляд и оборачивается, чтобы встретиться со мной глазами, но Кейтлин следует за Фридой. Я ухожу до того, как поддаюсь соблазну услышать эту испорченную сказку.
ТРИ ГОДА СПУСТЯ.
ГЛАВА 51.
Кейтлин.
– Я разберусь, Мелинда, – произношу я. – Иди домой к своим ребятам.
– Ты уверена? – переспрашивает она.
– Я сама сегодня закрою.
Она подмигивает мне.
– Ты замечательный босс, Кэт. Увидимся в понедельник.
– До понедельника, – соглашаюсь я.
Закрываю за ней дверь. За большими, во всю стену, окнами солнце только-только село, и комната постепенно погружается во мрак. Я включаю две жёлтые лампочки, этого достаточно для того, чтобы закончить всю бумажную работу. Глаза осматривают галерею.
«Вы видите?»
Мне хочется закричать.
«Я сделала это. Я сделала это без вас. Без ваших денег или поддержки».
Разговариваю со всеми теми, кто оставил меня ни с чем, ничего для меня не сделал и отнял у меня всё. Я нахожусь в своей галерее, вижу мазки моей кисти на паркете и стенах и подписываю чеки. Я добилась этого шаг за шагом, выстраивая всё из ничего.
«Вы видите?»
Вместо гордости я испытываю чувство необъяснимого поражения. Руки наливаются тяжестью. Начинает казаться, что это чувство никогда не уйдёт, оно обременяет меня уже в течение нескольких месяцев. Словно в ответ на мои мысли начинает звонить телефон. Я тру глаза и возвращаюсь к своему столу.
– Эй, малышка, – голос Гранта меня успокаивает. – Как дела?
– На этот момент моя галерея признана лучшей.
– Вау, – произносит он, и я слышу улыбку в его голосе. – Ты звезда, – Грант улыбается, потому что гордится и любит меня со всеми моими проблемами и чувствами. Он терпеливый и милый. Боготворит моё тело, когда мы занимаемся любовью. Но это не Кельвин. – Приедешь на ужин? – спрашивает он.
– Мне нужно кое-что упаковать. Мы можем встретиться завтра?
– Знаешь, если бы ты жила здесь, то сегодня я мог бы тебя увидеть.
Я киваю, узнавая его поддразнивания.
– Ты всё время это говоришь.
– Я знаю, что ты многое пережила и переезд станет занозой в заднице, но… Как только мы это сделаем, станет легче. Не только финансово.
– Я знаю, милый. Клянусь, я думаю об этом. Так же, как и о куче других вещей.
– Ладно. Поскольку ты всё ещё размышляешь. Уже заперла дверь галереи?
– Да.
– Я переживаю, что ты там одна. Мне не нравится, что ты находишься так близко к Ист-Сайду.
– Я буду осторожной. Люблю тебя.
– И я тебя. Позвоню утром.
Кладу трубку и смотрю на телефон, а потом закрываю лицо ладонями. Делаю это каждую ночь, потому что это то время, когда я остаюсь наедине с собой. Иногда мне приходится напоминать себе о том, что я занимаюсь именно тем, что люблю. Периодически думаю о своих родителях. До сих пор мне любопытно, где сейчас Гай Фаулер, и почему он подставил лидеров картеля, зная, что Герой убьёт их всех.
Но сегодня думаю о другом. В большинстве случаев я вспоминаю о Кельвине. Не о Герое и не о моем похитителе. Просто о Кельвине.
Я мысленно воспроизвожу его взгляд, когда сказала, что не смогу сделать этого. Три года спустя воспоминание такое же отчётливое. Оно выжжено у меня в сердце, потому что я никогда не видела такого взгляда прежде. Видела злость, доминирование, грусть, возможно и сожаление в его глазах. Но в том взгляде было что-то ещё: боль, которая пришла из глубины души мужчины, которого мне не посчастливилось узнать.
Никто и никогда не узнал мою душу так, как Кельвин, несмотря на сопротивление. Ни до этого, ни после этого. Это то, о чём я думаю, когда поднимаю голову на шум и смотрю вверх. Кельвин стоит в дверях, прислонившись одним плечом к косяку, и наблюдает за мной.
Сердце начинает громко стучать в ту же самую минуту. Небольшое облегчение появляется в моём теле, в той частичке меня, которая боялась, что я больше никогда его не увижу. Думаю, это было ошибкой.
– Кейтлин.
– Кельвин? – мои локти по-прежнему опираются на стол, а руки буквально примерзают ко лбу. – Что ты здесь делаешь?
Он сканирует стены взглядом, задерживаясь на фотографиях.
– Мне нужно было увидеть это собственными глазами, – говорит он тихо. – Почему сейчас?
Слежу за его взглядом. Понадобилось немало времени, чтобы подготовить выставку, но угроза потерять всё, что я пыталась сделать в течение нескольких лет, ещё существует. Мой ад, скрытый за чёрно-белыми цветами, выставлен на ровных матовых стенах. Которые заполнены фотографиями из поместья, рядом с ними я нахожу успокоение, потому они ведут меня назад к Кельвину.
– Почему ты сидишь здесь, схватившись руками за голову, и выглядишь такой несчастной? – спрашивает Кельвин. – Ты как никто другой знаешь, что такое несчастье. И это не оно.
– Думаю, что это я должна задавать вопросы, – он скользит рукой по волосам, приглашая. – Почему ты здесь? – спрашиваю я.
– Прочитал о выставке.
– И что?
– Я видел, как ты снимала некоторые из этих снимков. Они многое значат для тебя.
– И всё?
Он вздыхает и спустя мгновение идёт через комнату.
– Скажи мне одну вещь.
Мои ладони падают на колени. Не стоит удивляться тому, что он вломился в мою галерею спустя три года и требует ответы.
– Ты счастлива? – спрашивает он.
Несколько лет назад я бы спросила у него, почему ему важно знать ответ, а ещё какое ему дело до моего счастья. Спросила бы, какое право он имеет интересоваться подобными вещами. Но всё это время я была вдали от него и скучала, и это ослабило злость, которая появилась в сердце после моего отъезда.
– Я не знаю, Кельвин. Не знаю, как быть счастливой.
– Ты по-прежнему не любишь меня?
– Это разные вещи.
Его губы дёргаются в полуулыбке.
– И что?
Вопрос повисает в тишине, а я смотрю на него. Он небрежно убирает волосы со лба, а потом прячет руки в карманы джинсов. На нём нет очков. Только тёмный пуловер с закатанными рукавами, и он просто Кельвин.
– Ты сломал меня, – отвечаю я тихим шёпотом. – И никто, кроме тебя, не сможет склеить меня обратно.
Он делает глубокий вдох.
Смущение, которое я всегда ощущала в поместье, пульсирует в моих венах и усиливается с его присутствием.
– Почему ты здесь? Мучить меня?
– Потому что люблю тебя. Я недостаточно силен, чтобы попрощаться как следует. Даже через три года эта любовь не угасла. Потому что я всегда любил тебя с тех самых пор, как ты была маленькой девочкой. Просто не знал, что мне было позволено любить тебя.
– А кто говорит, что тебе позволено это сейчас? Почему ты решил, что теперь тебе можно меня любить? После всего, через что я прошла, как мы можем быть чем-то помимо того, кем мы были в поместье?
– Я хочу освободить тебя. Позволь мне излечить то, что болит.
– Ты болишь, – произношу я, прижимая руки к сердцу. – Здесь. Ты оставил раны, а теперь хочешь излечить их? Ты похититель, который хочет меня освободить? – я задаю ему вопросы, которые не переставала задавать себе с той самой ночи, как узнала правду. – Как ты можешь быть одновременно хорошим и плохим? Как я могу любить и ненавидеть тебя? Как ты можешь быть моим спасителем и врагом? Как я могу хотеть наказать тебя и простить?
Он тут же фокусируется на одном слове.
– Простить?
– Я прощаю тебя, – произношу я.
– За всё то, что я сделал с тобой?
– Нет. Я прощаю тебя за моих родителей.
Неразделимая боль пронзает его лицо так сильно, что он не смог бы спрятать её, даже если бы попытался.
– Как ты можешь простить меня за это?
Я встаю из-за стола и иду к нему.
– Потому что это никогда не было твоей виной, – произношу я, удерживая его взгляд. – Ты не несёшь ответственность за их смерть, за моё детство или за меня.
– Несу, – отвечает он. – Я подводил тебя снова и снова.
Касаюсь его груди ладонями.
– Это не твоя вина, – произношу я ровным голосом. – Но знаю, тебе нужно услышать то, что я тебя прощаю.
Его руки сжимают мои запястья, и он подносит ладони к своим губам, целуя их по очереди. В уголках его глаз – влага, которую я стираю.
– Ты такая замечательная, – произносит он.
– Не знаю почему, но твоя боль – это моя боль. Я как-то неуловимо связана с тобой, – на его лице появляется надежда, и я освобождаю запястья из его рук. – Но теперь у меня своя жизнь и парень, который меня любит.
– Парень, которого ты любишь?
– Я не знаю, что такое любовь. Слишком многое было отдано.
– Позволь мне снова научить тебя.
Не могу поверить, что здесь, в окружении этих фотографий из ада и чистилища, мой враг просит меня полюбить его.
Он прикасается к моему лицу так нежно, что я уверена, будто мне это кажется. Веки закрываются, когда его палец ласкает мою скулу.
– Кроме тебя мне не о ком заботиться.
– Не делай этого, – произношу я. – Не смей целовать меня.
Жар его рта у моей щеки, а его тело в миллиметрах от того, чтобы вплотную прижаться к моему. Я знаю ощущение прикосновения этого тела. Он целует мой лоб, переносицу, уголок моего рта. И мои губы раскрываются для маленьких вдохов, но в этой тишине нам нечего вдыхать, за исключением нас двоих. Он руками обвивает меня и притягивает так близко, насколько это возможно.
Я прикасаюсь к его щекам, и наши губы встречаются. Вкус Кельвина – это то, что я хотела ощутить с того самого дня, как солгала, глядя ему в глаза. Тот, по которому я изголодалась с момента моего отъезда. Мои руки чувствуют его, а губы прикасаются к его губам, но он всё равно болит во мне.
Его язык нежно облизывает мою нижнюю губу, а после проходится по кончикам моих зубов, умоляя простить. Наконец он сталкивается с моим языком, и руками я хватаюсь за шею, пытаясь притянуть его ближе, потому что хочу, чтобы мы растворились друг в друге и слились в единое целое. Его пальцы впиваются мне в спину, а эрекция – в мой живот. Кельвин-похититель исчез не полностью.
Мы пятимся назад, пока я не натыкаюсь на край своего стола. Он наклоняет голову и наблюдает за тем, как скользит руками вверх. Они грубые. Воспоминания выжжены на его ладонях, кончики пальцев щекочут меня, когда он проводит ими по моему телу. Я тяжело дышу, смотря в потолок, а его большие пальцы исследуют линию моей шеи под подбородком. Кельвин наклоняется к моему уху и шепчет. От прикосновений его рук к моему горлу из меня вырываются мягкие стоны. Он обнажает зубы возле моей челюсти.
– Ты можешь?
– Я уже сказала, что да, – отвечаю на выдохе.
Сердцебиение отдаётся в ушах и между ног. Он прикасается кончиком носа к моему.
– За всё? Ты можешь простить меня за всё?
Я вижу слова, висящие в воздухе, буквы вспыхивают передо мной, словно их кто-то поджёг. Они загораются и сразу тухнут, а комната начинает вращаться. Тонкие трещины внутри меня шевелятся и раскрываются, кровь заполняет их, окрашивая в красный цвет.
Его прикосновение исчезает.
Он вообще был здесь?
«Простить?»
Меня окружает абсолютная тишина, и, возможно, это всё мне приснилось. Но я возвращаюсь в реальность, где эти слова не более, чем видение, а всё, что слышится, – это «Нет, нет, нет, нет, нет, нет…»
– Кейтлин.
Кельвин снова здесь, а в его зелёных глазах зарождается строгость. Его черты заостряются настолько, что могут вскрыть мою кожу как осколки стекла, и это то, чего я хочу. Хочу, чтобы Кельвин порезал меня.
– Куда ты пойдёшь? – горячо шепчет он, держа моё лицо в руках.
Он смотрит в мои глаза так долго, что мне кажется, будто Кельвин считает в них серые крапинки.
– Забери меня домой, – говорю ему я.
Пять кварталов к моей квартире мы проходим в тишине. Когда мы добираемся, я беру его за руку и веду наверх, прикасаясь к нему лишь кончиками пальцев. Открываю дверь, чувствуя его близость и то, как он дышит через нос в мой затылок.
Дверь за ним захлопывается. Я не включаю свет и прохожу в спальню, зная, что он последует за мной. Лунный свет, заливающий комнату, напоминает мне поместье. Особенно то, как он превращает одеяло в океан из света и тени. Я никогда не зашториваю окна.
Останавливаюсь у изножья кровати, а он берёт мои волосы в кулак и вдыхает.
– Ты… – произносит он. – Твой запах.
Кельвин разворачивает меня и обхватывает руками мою голову.
Его поцелуй как наркотик: насыщает меня, утоляет бесконечную жажду и бездонную пустоту, снова пускает ростки надежды внутри меня. Он стягивает платье через голову, оставляя меня лишь в лифчике и трусиках. Мы падаем на кровать, и он накрывает моё тело своим. Его губы оставляют блестящие влажные круги на моих ключицах и изгибах груди. Он останавливается на ложбинке между ними и дразнит меня языком, лаская вершины. Я выгибаю спину, когда он втягивает один сосок в рот через ткань бюстгальтера. Кельвин прижимает ладонь к моему животу и ведёт вниз, проникая под кружево, которое я теперь ношу. Он хватает мою киску, будто овладевая ею, но также быстро отпускает её.
Его тело спускается вниз, пока он исследует мои бёдра. Я уже дрожу, представляя, насколько приятно будет рассыпаться под ним на тысячи маленьких кусочков. Он всегда знает, где прикоснуться ко мне.
– Что это? – выдыхает он.
Его палец проходит в дюйме от линии трусиков на тазовой кости. Мне не нужно произносить слова, но я всё равно делаю это. Он проводит по завиткам татуировки, когда я говорю:
– Ты всегда будешь… – его пальцы пропадают, вновь появляясь на внутренней части моего левого бедра и скользя по нему одним движением. – …моим супергероем.
Он останавливается. Я смотрю на потолок, зная, что Кельвин наблюдает за мной.
– О боже, – он шепчет. – И это?
Его прикосновение к маленькому аккуратному шраму под татуировкой – единственная вещь, которую я сейчас могу почувствовать.
– Это, – отвечаю я, – для того, чтобы знать, что я до сих пор жива.
– Нет, – отвечает он.
Я киваю.
– Ты защитил меня от всего, Кельвин. Но не от меня самой.
Он погружает своё лицо между моих бёдер.
– Кейтлин, – шепчет он возле моей киски.
Его нос касается моего клитора, а слова вибрируют глубоко в животе. Моё тело содрогается от тихих всхлипываний, сильный жар зарождается внизу, отчаянно желая вырваться наружу, а он шепчет:
– Мне жаль. Блядь, мне так жаль.
***
Такое чувство, что прошли часы, а не минуты, когда я приподнимаюсь на локтях. Кельвин поворачивает голову и бросает на меня взгляд, кардинально отличающийся от того, которым он обычно смотрел на меня. Я вытягиваю руку и слегка тяну его волосы, пропуская мягкие коричневые пряди сквозь пальцы. Опускаю руку на его щёку и большим пальцем касаюсь уголка его губ, вынуждая его закрыть глаза.
– Хочу этого, – произношу я.
Его глаза остаются закрытыми, когда он отвечает.
– Я не могу. Посмотри, к чему это привело. Я больше не хочу причинять тебе боль.
– Тогда зачем ты пришёл сюда?
Мои барабанные перепонки грозятся лопнуть от тишины, которая окутывает нас.
– Я не знаю, – в итоге отвечает он. – Думаю, ты нужна мне.
Мы садимся на кровати, скрещивая ноги, и смотрим друг на друга. Я тянусь к прикроватной тумбочке за косяком и зажигалкой. Даже во тьме я чувствую жар от его взгляда, однако сажусь, поджигаю его и зажимаю между губами. Делаю затяжку и задерживаю дым в себе, позволяя магии сработать. Когда я открываю рот, он хмурится в облаке дыма.
– Притупляет боль, – объясняю я. – Но ты это знаешь.
– Кейтлин, я не хочу, чтобы ты курила эту херню.
– А что ты собираешься сделать? Запретить? Приковать к кровати, чтобы я не могла этого сделать?
Он громко вдыхает и спрашивает:
– Ты хочешь, чтобы я привязал тебя к кровати?
Его грохочущий голос настолько густой, что заполняет пространство между нами, и на мгновение мне кажется, что я могу к нему прикоснуться, взять в руки и покатать между ладоней.
– Нет, – лгу я.
Правда в том, что с тех пор, как он вошёл в галерею, внутри меня снова всё начало болеть: зияющая рана, которую мне хотелось закрыть только им. Я резала свою кожу, потому что ничего не чувствовала с того момента, как покинула его. Мне становилось лучше лишь тогда, когда я наблюдала, как боль вытекает из меня вместе с кровью. Я хотела его на мне, во мне, и чтобы мы стали единым целым. Но вместо этого тишина поглощает нас. Тлеющий оранжевый огонёк моего косяка был единственным признаком жизни, когда я сделала следующую затяжку и выпустила в Кельвина большой клуб дыма.
ГЛАВА 52.
Кельвин.
Окутавшее нас облако едкое, густое и удушающее. То, что Кейтлин подавляет таким способом, нуждается в скорейшем излечении.
– Ты не готова к этому, – говорю я.
Её глаза закрываются, и она тонет глубже в этом облаке. Никогда не видел Кейтлин настолько уверенной, словно ей наплевать почти на всё. Она такая же, какой я мог видеть её из окна.
Кейтлин вздыхает и перебрасывает волосы через плечо.
– Я никогда не буду готова, – отвечает она, – но я не хочу, чтобы ты уходил.
Оставить её для того, чтобы она могла успокоиться, было бы правильным поступком. Но после произошедшего сегодня у меня не получается убедить себя в том, что без меня ей будет лучше. Я мог быть тем кусочком, которого ей так не хватало. Но также именно я являюсь той причиной, по которой у неё отсутствует этот кусочек.
Время течёт медленно, и она снова подносит оранжевый огонёк к губам. Её веки тяжелеют, и Кейтлин пристально смотрит на меня поверх косяка, втягивая дым и наблюдая за мной. Спустя мгновение она выпускает дым изо рта.
– Меня не трахали должным образом с тех самых пор, когда ты в последний раз был внутри меня.
– Господи, Кейтлин, – произношу я, вставая с кровати.
Картина её тела, распластанного на полу в столовой и принимающего каждый миллиметр меня, выжжена в моём мозгу. Я мог бы сделать это прямо сейчас: взять её так же жёстко. Но другая, новая часть меня, хочет снять каждый предмет одежды и медленно коснуться её везде и сразу так скоро, насколько это только возможно. Я не чувствовал такого самоконтроля годами.
– Куда ты уходишь? – спрашивает она, когда я начинаю пятиться.
– Я не доверяю себе.
Она кладёт косяк в пепельницу на столике и смотрит на меня. Проходит достаточно времени для того, чтобы я подумал, что она отпустит меня, но она лишь моргает.
– Зачем ты пришёл сюда? Ещё раз трахнуть меня?
– Ты знаешь, что это не то, чего я хочу.
– Просто убирайся. До сегодняшнего дня я даже не понимала, что ждала тебя. Насколько ненормальным, по-твоему, это может быть? И теперь, когда ты здесь, у тебя получится просто взять и уйти? Специально прятался в тени, поджидая, пока я соберу себя по кусочкам?
– Это несправедливо, – произношу я, скрещивая руки на груди, пытаясь успокоиться. – Это в новинку для меня. Я пришёл сюда не для того, чтобы причинить боль.
– Чёрт возьми! Я так устала. Если ты собираешься разбить меня на кусочки, то будь грёбаным мужиком и сделай это.
– Это не…
– Сделай и убирайся!
– Не хочу ломать тебя. Я хочу излечить твои раны.
– Ты не целитель, – шипит она. – Ты всё неправильное, что со мной произошло, но я до сих пор тебя люблю. Это ты хотел услышать? Я люблю тебя, даже если это было наихудшей часть моей жизни.
Закрываю глаза ладонями.
– Я знаю, что был. Знаю.
– Заканчивай то, что начал. Сломай меня навеки. Скажи мне, что не любишь меня и что никогда не полюбишь.
Моё сердце грохочет неестественно громко. Мне одновременно хочется бросить её на кровать, ударить, трахнуть и заняться с ней любовью.
– Я не могу сказать тебе этого, – отвечаю я. – Правда заключается в том, что я люблю.
– Нет, не любишь, – цедит она сквозь зубы. – Ты хочешь контролировать меня. Это не одно и то же.
– Ты права. Я хочу контролировать тебя. Заставить тебя любить меня, владеть тобой внутри и снаружи. Но это не означает, что я не люблю тебя.
Она встаёт и идёт прямо ко мне. Две маленькие ладошки сталкиваются с моей грудью, когда она толкает меня назад.
– Ты лжец! И не любишь меня. Произнеси это. Скажи, что ты меня не любишь.
Я ловлю её за запястья.
– Не могу.
– Боже, – вскрикивает она, глядя на потолок. – Просто прикончи меня. Все эти годы я цеплялась за воспоминание о тебе, но больше не могу так. Я…
– Я не могу стереть то, что сделал! – взрываюсь я. – Тебе придётся с этим жить. Проснись же, блядь. Встреться с болью и переживи её.
– Убирайся! – визжит она, вырывая руки из моей хватки.
Я отскакиваю от неё, потому что она берёт туфлю на шпильке и бросает в меня. Она садится на кровать и рыдает, пряча лицо в ладонях, и каждое всхлипывание превращается в порез на моём чёрном сердце. Я хочу подойти к ней, но понимаю, что не могу. До тех пор, пока не буду знать, что могу остаться с ней потому, что нужен ей.
На следующий день вновь открытая рана пульсирует от необходимости чувствовать Кейтлин рядом. Она то единственное, о чём у меня получается думать. Увидев её, я почувствовал впервые за всё время после её ухода. И я никогда не перестаю переживать о ней, но сегодня тревога во мне растёт словно ещё одна конечность. Она резала себя, когда меня не было рядом, чтобы остановить её и снять боль. Я думал, что есть другой человек, способный исцелить её, и только поэтому невозмутимо вторгся в её жизнь.
Плавное скольжение, которое я ощущаю, сидя на водительском сидении, успокаивает меня, поэтому я продолжаю сидеть у квартиры Кейтлин до полуночи. Взбираюсь по пожарной лестнице и вспоминаю, как ветер поднимал белые занавески прошлой ночью.
В открытом окне лунный свет превращает её в ангела в ночи. Она окутана белой простынёй, под которой видны очертания и изгибы её обнажённого тела. Кейтлин спит одна, но даже если это не так, то уже неважно. Очень скоро её парень превратится всего лишь в осколки от взрыва наших отношений.
Я стягиваю с себя футболку и бросаю её на пол. Туда же следует обувь и всё остальное, кроме боксёров. Я такой твёрдый, что мне становится больно. Это только для неё. С того самого момента, когда я встретил маленькую девочку, чья жизнь безвозвратно изменилась, наши с ней судьбы переплелись навеки. Я прижимаюсь грудью к её спине, и от тепла Кейтлин меня отделяет лишь простынь.
Она просыпается и испуганно дёргается. Кейтлин падает на спину и направляет на меня руки, но я хватаю её запястья и прижимаю их к груди.
– Шшш, – успокаиваю я.– Это я. Кельвин.
Её сердце бешено колотится в груди, а в глазах плещется ужас.
– Кельвин, – повторяет она, быстро моргая.
– Я здесь.
– Я не имела в виду то, что сказала, – внезапно шепчет она. – Ты не наихудшая часть меня. Ты и в самом деле способен меня исцелить. И спас всех, кроме меня, – я едва слышу следующие слова из-за хрипоты в её голосе. – Ты можешь просто обнять меня?
Отпускаю её руки, и она ложится на бок и откидывается назад. Я сжимаю Кейтлин в крепких объятиях и зарываюсь лицом в её волосы. Закидываю ногу поверх её бёдер, словно там ей самое место. Жду, пока она уснёт и её дыхание успокоится.
Утром она сидит в кресле, одетая лишь в белую сатиновую рубашку и шерстяные носки, которые сползли и легли складками на ногах. Скрестив ноги в лодыжках, она смотрит в окно.
Я сажусь в ожидании того, когда она обратит на меня внимание.
– Ты и в самом деле здесь, – она рассеянно поправляет тонкую бретельку на плече. Кейтлин обратно отворачивает голову и снова смотрит в окно. – Думаю, ты всегда здесь был, – ворчит она, – наблюдал за мной и защищал, – она вздыхает. – Почему ты не сказал мне о том, что говорили тогда о Герое?
– Никто из нас ничего не мог с этим поделать.
– Некоторые называли тебя уродом. Они назначили вознаграждение за твою голову. Люди были напуганы, Кельвин. Ты не мог предотвратить этого?
– Возможно. Но пришло время оставить мой титул. Я не чей-то герой, а всего лишь делаю то, что должен делать.
Она оборачивается ко мне.
– Ты в розыске.
– Герой – да.
– Героя видели.
– Я не смог остановиться. Мне просто пришлось научиться быть более осторожным.
– Если бы я знала… – она делает паузу, и я наблюдаю, как её пальцы скользят по подлокотнику. – Возможно, мне стоило остаться.
– Я бы не позволил тебе остаться из жалости.
Она хмурится.
– Почему ты вернулся?
– Часть меня хочет, чтобы ты пережила это и продолжила свой путь с кем-то другим.
– У меня уже есть кое-кто другой.
– Он не сможет склеить тебя так, как я.
Кейтлин смотрит на меня с усталым видом.
– Я не заслуживаю тебя, но и не отпущу. Я вернулся за тем, что принадлежит мне и всегда было моим.
– Не хочу Героя. Я хочу Кельвина.
– Он у тебя есть.
Она качает головой:
– Я не смогу быть с двумя разными людьми. Это почти убило меня в первый раз, – она смотрит на свои руки, а я встаю с кровати. – Нью-Роун никогда не был твоей проблемой, – произносит она. Между её бровей пролегает складка. – То, что с тобой сделали твои родители, несправедливо, – её глаза снова ищут мои. – Они скинули мир на твои плечи и оставили его там после своей смерти. Никто не помогал тебе его нести. Мне жаль, что у тебя украли детство точно так же, как и у меня.
– Мне хотелось бы верить, что я делал это для них, однако всё не так, – произношу я. – Но из этого можно извлечь выгоду. Это укоренилось во мне.
– Что это?
– Всё это. Инстинкт убивать. Желание защищать невинных людей. Я делаю это не только потому, что обещал своим родителям. Это в моей крови.
– Ты вводишь это в свою кровь при помощи шприца. Ничего из этого не является твоей ответственностью. Ты можешь быть счастлив без этого. И заслуживаешь этого.
– О чём ты говоришь?
– Прекрати делать инъекции… Нью-Роун не твоё бремя, – её руки сплетены на груди. – Выбери меня, а не город. Выбери нас. Выбери себя.
– Я жил так большую половину своей жизни. И не знаю, как жить без этого.
– Ты просто Кельвин, – произносит она. – Я могу любить тебя только такого.
Я сглатываю и пытаюсь подобрать слова.
– Уже остановился.
– Что?
– Не могу стать человеком, которого ты заслуживаешь, будучи Героем. Но хочу быть лучшим для тебя. Поэтому решил остановиться несколько недель назад и приехать к тебе.
Она пытается улыбнуться, но её нос морщится так, словно она пытается сдержать слёзы.
– А что с Нью-Роуном?
– Он выживет без меня. Это было нелегко, но я уменьшал дозы «К-36» с каждой неделей и полностью прекратил патрулировать.
– О, Кельвин. Что говорит Норман?
Я пытаюсь выдержать её взгляд, но не могу. Мне приходится отвернуться.
– Он пытался сказать мне, что я не должен быть таким. Говорил, что если бы мои родители были живы, то они бы не позволили мне зайти так далеко. И был прав, – я делаю паузу, чтобы вдохнуть. – Вы оба были правы. Мои родители… Я никогда не сомневался в вещах, которые они от меня ожидали. И только сейчас начинаю видеть опасность того, что они создали, и как играли с человеческой жизнью. Но Норман всегда знал.
– В чём дело? – спрашивает она, когда я замолкаю.
– Норман скончался.
– Кельвин, – шепчет она.
– Не думаю, что он видел меня прежним после твоего отъезда из поместья. Ему было тяжело на это смотреть. Он не бросил меня, а вместо этого умер.
Кейтлин прижимается к моей спине и обвивает меня своими руками.
– Нужно прекратить винить себя за всё, – тихо произносит она. – Норман любил тебя. И я простила. Он видит, что ты пытаешься быть лучше, и тоже тебя прощает.
– Ты всё ещё веришь, – произношу я. – Даже когда потеряла так много.
Она потирает мой живот ладонями.
– Может быть, я была тебе послана. Возможно, это всё был Божий замысел.
Её слова посылают мурашки по моей коже. Я продукт науки, в моём мире нет места религии. Но если Бог существует, то он не позволит мне и близко подойти к драгоценным вратам. Но Кейтлин всё ещё здесь и думает, что я могу быть прощён. Накрываю её руки и обнимаю себя ими ещё крепче.
– Ты спасаешь меня, – мурлычу я, качая головой. – Это несёт в себе столько грёбаного смысла. Не считая тебя, в этом мире нет человека, который мог бы спасти меня.
Она дёргается и всхлипывает.
– Я была одинока всю свою жизнь, – шепчет она.
– Я был здесь.
– Но не так, как сейчас. Скажи мне, что не уйдёшь. Я хочу любить тебя, Кельвин. Могу ли я делать это? Ты позволишь мне? Больше не хочу жить в одиночестве.
Я так хочу, чтобы она сказала, что не может жить без меня и я единственный, кого она когда-либо хотела. Но возьму лишь то, что могу взять, а нежелание быть одиноким – это возможность кого-то любить. Хоть и люблю я её не так. Моё существование зависит от неё так же, как и мой следующий вдох. Я люблю её как нечто, необходимое для меня, как что-то, без чего не смогу жить.
Я разворачиваюсь в её объятиях и крепко прижимаю к себе, словно она изгоняет то, что живёт во мне. Не знаю, это слёзы горя или счастья, но я покорно смахиваю их.
Мои пальцы погружаются в её волосы так глубоко, насколько позволяют её запутавшиеся пряди.
– Ты не одинока, – мурлычу я. – Теперь я здесь.
Кейтлин пытается отодвинуться, но без особого сопротивления мне удаётся вновь крепко прижать её к себе. Она смотрит на мою грудь.
– С чего нам вообще стоит начать, Кельвин?
Я жду, когда её глубокие серо-голубые глаза посмотрят на меня так, словно всегда меня искали.
И улыбаюсь:
– Давай начнём с завтрака.
КОНЕЦ.
