Текст книги "Динамика науки методологический дискурс"
Автор книги: Лёвин Гаврилович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
2. О КРИТЕРИЯХ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
Все говорят, что человеческая деятельность, в отличие от поведенческой активности животных, озарена светом разума, носит упорядоченный, целесообразный характер, т.е. обладает рациональностью. Сам же термин «рациональность» получает ту или иную интерпретацию соответственно определенным философским установкам и принципам.
Например, идеализм предполагает, что рациональность коренится либо в активности действующего субъекта, который упорядочивает, вносит разум в иррациональный хаос действительности, либо в активности надмировой идеальной сущности, создающей и рациональную действительность, природу, и рационального субъекта деятельности, который в этом случае становится своеобразным подражанием некого абсолютного рационального субъекта.
Материализм выводит трактовку рациональности из свойств действительности, из определенной ее упорядоченности, структурированности и детерминированности. Упорядоченность проявляется, прежде всего, в различных законах и закономерностях, на которых основывается бытие мира и которые познаются человеком посредством своего разума, интеллекта.
Есть третья позиция, обозначаемая как иррационализм. Его сущность проявляется в отрицании рациональности и в самой действительности, и в характеристиках человеческой деятельности, в том числе в проявлениях человеческого познания. На первый план в иррационализме выходит концепция изначального хаоса, принципиально исключающего какую бы то ни было упорядоченность, закономерность бытия. Аналогичным образом в гносеологии обосновывается первичность бессознательного, алогичного, противоположного разуму. Вместе с тем, утверждается принципиальная несостоятельность разума в его попытках с помощью своих интеллектуальных средств охватить, объяснить мир и человеческое познание. В связи с этим иррационализм выдвигает на первый план такие, якобы противоположные разуму и более высокие средства познания, как интуиция, инстинкт (Ф. Ницше, А. Бергсон и др.).
Рационалистическая философская установка обосновывает не только упорядоченность, структурированность действительности, т.е. ее подчиненность объективным законам и закономерностям, но и признает ее познаваемость посредством рациональных интеллектуальных форм. Этот тезис иногда приобретает крайнее выражение, когда утверждает, что в ходе познания в принципе не может оставаться никакого иррационального «остатка», который был бы недоступен человеческому разуму. Представления о рациональном устройстве действительности, которое может быть познано рациональным образом, т.е. обоснование приоритета разума в познании, характерны и для основных позиций современного естествознания. Так, крупнейший физик XX столетия Луи де Бройль провозглашал постулат, который сводится «к допущению рациональности физического мира, к признанию, что существует нечто общее между структурой материальной Вселенной и законами функционирования нашего разума».
В рамках материализма признается, что рациональное имеет онтологические основания. Но, кроме того, рациональное начало есть в практике и познании, практическая и познавательная деятельность наряду с самой действительностью являются другой сферой существования рационального. Доступный материал из истории человечества убеждает, что именно в практике образуются первые целесообразные формы упорядоченности, т.е. рациональности человеческой деятельности. В качестве такой формы, например, можно назвать логику, формирующуюся в языковом общении и в ходе практической деятельности. Приемы, схемы практической деятельности, многократно повторяясь, интериоризуются, т.е. переносятся внутрь, в сознание человека, закрепляются в нем, становятся в силу этого нормами, правилами логики, которым человек начинает подчинять как спою практическую, так и умственную, познавательную деятельность.
Автор здесь выражает позицию, согласно которой логика, как проявление рациональности, является результатом постоянно воспроизводящегося повторения и закрепления на протяжении тысяч лет человеческой истории практических и умственных действий человека. При этом рациональность того или иного вида деятельности должна рассматриваться в связи с социокультурным контекстом, который так или иначе обосновывает, оправдывает их существование. Так, один тип общества, одна культурная традиция оправдывает, считает рациональной и целесообразной магию и колдовство, другая отрицает колдовство, но утверждает научный подход к действительности.
В историческом развитии человечества подтверждается социокультурная относительность рациональности, доказывается невозможность абсолютных, неизменных для всех времен логических и философских критериев .рациональности. Это означает, что рациональность человеческой деятельности не сходится только к формально-логической ее упорядоченности. Для характеристики рациональности деятельности человека особую важность представляет ее содержательная сторона, ее соответствие реальному миру, действительности (природной и социальной), т.е. сумме объективных условий, в контексте которых она осуществляется. Автор придерживается позиции, что содержательная сторона рациональности превалирует над ее формальной стороной, поскольку организованность, структурированность любого вида деятельности предполагает в качестве своей основы содержательное определение целей, выбор необходимых средств, методов осуществления самоконтроля и т.д. Любая деятельность, чтобы быть действительно рациональной, не только упорядочивается, структурируется в соответствии с логическими критериями, но и, будучи структурированной, должна иметь определенные цели, средства, методы.
В свете сказанного надо признать, что целесообразность деятельности как проявление ее рациональности не может быть определена чисто формально-логически. Экспликация рациональности требует учета ее онтологических, гносеологических, методологических, социокультурных, практических оснований. Только соблюдение всего комплекса выделенных условий делает деятельность действительно разумной, рациональной, т.е. адекватной действительности, ее объективным свойствам и закономерностям.
Замечу также, что о рациональности религиозной деятельности, например, можно говорить только в достаточно узком смысле, только в значении ее определенной организованности, упорядоченности, поскольку она подчиняется известным организационным принципам, догматам. Но по целям, по ее собственным философским оценкам своей роли и места в культурной и общественной жизни религия стремится обосновать принципиальную ограниченность человеческого разума, необходимость его подчинения вере как особому сверхразумному началу. Человеческая рациональность, как самодостаточный фактор в организации жизни людей – вот что отрицается религией.
На основании сказанного строится вывод, который поддерживает автор, и который состоит в утверждении, что научное познание и основанная на законах науки человеческая деятельность могут и дают современной культуре весьма значимые ориентиры рациональности. Они способны оберегать человека и человечество от многих опасностей и рисков, от ряда заблуждений нерационально организованного поведения в земных условиях. В этом смысле наука и научное познание представляют собой одну из высоких ценностей нашего общества.
По-видимому, обыденное познание и его, так сказать, квинтэссенция – здравый смысл – при всех их достоинствах, при всем их значении для культуры представляют собой, в сравнении с наукой, иной уровень рациональности человеческой жизнедеятельности. Зачастую, представления здравого смысла недостаточно систематизированы, вытекают из самых разных, во многом противоречивых источников. Здравый смысл, опираясь на обыденное мировоззрение, обыденное неспециализированное знание, на явления общественной психологии и ценностные установки определенной культуры, выражает исторически сформировавшиеся противоречия разумного и неразумного, осмысленного и бессмысленного. В сфере здравого смысла нередко возникают представления, которые несопоставимы друг с другом, а также с реальной жизнедеятельностью человека. Этот смысл уживается с целым рядом заблуждений и предрассудков. Многие его утверждения несовместимы также с проверенными научными взглядами, не опираются на достоверные научные выводы и на научные законы.
В своих целях наука, как говорят сами ученые, ориентирована па открытие объективных свойств, закономерностей действительности. Продвижение к данной цели позволяет говорить о рациональности научного познания, к его разумности, поскольку, достигая своей цели, оно воплощает в своем знании истину. Разумеется, эта общая для всей науки цель приобретала различные исторические образы в ходе развития научного познания. Гак, согласно представлениям классической науки мир, познаваемый учеными, представлял собой рационально устроенную объективную реальность. Рациональность мира выражалась в причинных связях, простых, строгих и однозначных.
Существование мира описывалось действием строго детерминированных, однозначных динамических законов. «Природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей», утверждал Ньютон. В этой картине – рационально устроенной вселенной – не находилось места для вероятностных процессов, случайных событий, т.е. для неопределенности. Такова, в частности, была позиция П. Лапласа.
В современной науке убеждение в рациональности мира сохраняется; однако с новой точки зрения рациональное устройство мира приобретает более сложный и глубокий характер. В полемике со сторонниками лапласовского детерминизма в науке утвердилось понимание того, что рациональность мира не сводится только к динамическим законам, однозначным каузальным связям. Современная научная картина мира сохраняет однозначную детерминированность явлений в некоторых узких сферах, но признает также неопределенность, которая представлена в случайных, вероятностных событиях и связях. Известный физик М. Борн, например, подчеркивал, что современная физика полностью опирается на статистическую основу.
Сегодня значительная часть научного сообщества и многие из современных людей придают науке высокий социальный престиж. Общество видит в науке социальный институт, обеспечивающий достижение объективной истины, истинного знания о природном и социальном мире, и в силу этого способствующий развитию человечества, стремлению устроить жизнь людей на разумных началах. В этом случае наука обеспечивает возможность не только рационального постижения объективной реальности, но и рационального переустройства социальной действительности.
Но признание плодотворных познавательных возможностей науки подчас порождает в обществе неумеренные ожидания. Возникают также повышенные требования к научной деятельности, к ученым и получаемым ими результатам. Спекуляция на таких требованиях порождает попытки в той или иной мере принизить возможности науки. На этой почве возникает антисциентизм, который формирует в обществе необоснованную склонность обвинять во всех грехах современного мира ученых и науку.
Возражая антисциентистам, надо отметить, что их нападки не способны подорвать рациональную почву научного познания. Дело заключается в том, что критерии научной рациональности применяются в определенной совокупности, системе, которая представляет собой не что иное, как некоторый образец, идеал, стандарт правильного научного познания, ведущего к истине. Эти критерии, или гносеологический идеал науки, вырабатываются на основе практики исследования и осмысливаются в ходе философского обоснования. Так, практика и история научного познания показали ограниченность неопозитивистской программы создания рафинированной науки, удовлетворяющей, по их мнению, абсолютным, выраженным языком математической логики и годным для всех времен и всех наук критериям, которые фиксировали на самом деле один из возможных, а именно эмпиристский идеал научности.
По существу, практика и история научного познания показывают, что в принципе невозможно сформулировать один универсальный и формализованный идеал, критерий научности. Их формулировка уточняется и обогащается вместе с развитием науки.
Однако, относительность, изменчивость идеалов научности не может служить доказательством для вывода о безусловном релятивизме научного знания. В частности, сомнителен так называемый методологический анархизм П. Фейерабенда, уравнивающий в правах науку и другие виды деятельности, в том числе с такими, например, как паранаука или мифология. Отрицая догматические, как он считает, представления о научном методе, якобы принуждающем ученых к единообразию поведения и мысли, П. Фейерабенд стирает всякие грани между наукой и другими формами познания и деятельности. По его мнению, научное познание должно быть демократическим процессом, допускающим неограниченную пролиферацию, т.е. размножение конкурирующих идей и гипотез. В науке допустимо все; для ее успешного развития необходимо упорство в применении любых, даже заведомо несовместимых с научной традицией, с традиционной научной рациональностью средств, концепций, поскольку не было в истории научной мысли методологических требований, которые не были бы нарушены. Более того, контекст открытия требует использования иррациональных элементов (предрассудков, страстей, самонадеянности, тупого упрямства), противостоящих диктату разума. Тем самым, по Фейерабенду, обеспечивается гибкость науки, которая заключается только в отсутствии какого-либо «научного метода» и, следовательно, в невозможности отграничить науку от других форм жизни.
В противовес П. Фейерабенду, я защищаю позицию, согласно которой требование гибкости в использовании научных средств не может устранить качественную определенность науки и научной рациональности. Вопреки П. Фейерабенду, ученые достаточно легко различают научный подход, науку и псевдонауку, паранауку и т.д. При всей гибкости методологических нормативов остается в целом незыблемым их сущностное ядро, стержень, определяющий именно специфику научного подхода к действительности. Методы, стили, теории, парадигмы меняются, но наука остается наукой. Научная рациональность есть категория, которая устанавливает границы науки и ее соотношение с вненаучными видами деятельности.
Да, идеалы научности относительны, варьируют от науки к науке, исторически развиваются вместе с развитием познавательной деятельности. Я только что говорил, что классический тип рациональности науки нового времени сложился на основе убеждения в строгой однозначности рационального устройства мира. В отличие от этого, современная наука исходит из представлений о фундаментальности вероятностных, случайных характеристик действительности, обосновывая, что наряду с динамическим, однозначным подходом в науке должен фигурировать и вероятностный подход в качестве необходимого инструмента познания этой неопределенности.
На изменение классического идеала рациональности повлияло также возникновение релятивистской и квантовой физики, теории которых как раз учитывают фактор неопределенности. А формирование кибернетики, общей теории систем обусловили системную ориентацию современного научного познания, которая требует исходить из представлений об исследуемом объекте как о сложной системе, из необходимости рассматривать отдельные стороны исследуемого явления в соотнесенности с целым, а саму систему – в оппозиции со средой. Это предполагает, опять-таки, учет неопределенности, присущей знаниям о сложных системах. И расширяет поле использования компьютеров при анализе функционирования и развития таких систем, способствует применению аппроксимирующих методов, пересмотру идеалов точности и строгости научного исследования.
Справедливо утверждать, что критерии научности, научной рациональности, составляющие исторически обусловленный познавательный идеал в науке, не есть совокупность чисто формально-логических норм и требований. Эти критерии вырабатываются в практике научного познания, тесно связаны со смыслом научных принципов, идей и теорий, необходимо обосновываются философией и методологией, обеспечивают производство истинного знания о действительности.
Важнейшей характеристикой научной рациональности является способность науки к рефлексии. На эту сторону проблемы недостаточно обращают внимание современные методологи науки. В предлагаемой монографии под рефлексией понимается осмысление человеком своих собственных действий, т.е. деятельность самопознания. Рефлексия предполагает исследование не внешнего мира, а самой деятельности с тем, чтобы осознать, понять ее особенности, закономерности и тем самым сделать более эффективной и осуществить ее обоснование. Хотя рефлексия осуществляется в многообразных формах, соответствующих многообразию форм человеческой деятельности (индивидуальной, теоретической, художественной и т.д.), общей для всех них является то, что благодаря рефлексии достигается понимание особенностей самой познавательной деятельности, превращение неявных, неосознаваемых компонентов научного познания в явные, осознаваемые, контролируемые.
Если в этой связи вспомнить об обыденном познании, то существенной ограниченностью последнего как раз и является отсутствие в его рамках рефлексивной деятельности в точном методологическом смысле этого слова. Для этого познания характерно некритическое, нерефлексивное отношение к самому практическому деятелю, к собственным основаниям его деятельности. И если рациональным считать возможно более полную ясность, исчерпывающее понимание процесса познания, то именно в превращении неявного, неосознаваемого в явное, осознаваемое в процессе научного познания, в достижении максимально возможной осознанности самой познавательной деятельности в науке и заключается весьма важный смысл научной рациональности.
Однако рациональность научного познания – это не только понимание природы научной деятельности, ее особенностей (в достижении этого понимания важная роль принадлежит философии), но и разработка регулятивов этой деятельности. Движение в этом направлении связано не только с созданием различные форм и методов исследования, но и с обеспечением контроля за их применением, в том числе с критикой их неадекватности и неэффективности в тех или иных познавательных ситуациях.
Таким образом, надо признать, что рефлексивность представляет собой неотъемлемую сторону научного познания, одну из важнейших характеристик его рациональности. Процесс рефлексии происходит непрерывно, непосредственно включен в сам ход научного познания, представляет собой его необходимую предпосылку и обоснование. Рефлексивность научной познавательной деятельности выражается как в философско-гносеологическом, методологическом анализе науки, закономерностей ее функционирования, развития, в обосновании научной методологии, так и в разработке, построении и применении методов исследования. Это означат, что рефлексивная составляющая научного познания обладает сложной структурой, в которой выделяются в зависимости от степени обобщения различные формы и уровни научной рефлексии, в числе которых важное место занимает научный метод.
3. КОГНИТИВНАЯ СТРУКТУРА НАУКИ
В свете сказанного выше не будет ошибочным утверждение, что наука соединяет в себе, по крайней мере, два пласта явлений. Здесь имеются в виду социальный и познавательный ее аспекты, которые с разных сторон и, вместе с тем, во взаимной связи характеризуют единую по своей природе систему познавательной деятельности в науке. Соответственно, для описания своей структуры она требует социологического и гносеологического подходов, которые должны взаимно дополнять друг друга н, в то же время, различаться средствами и углом видения проблем.
В дальнейшем сосредоточу внимание на когнитивной структуре науки. Остановлюсь только на некоторых принципиальных моментах, касающихся этой структуры.
Существует длительная традиция рассмотрения науки и научной деятельности в рамках гносеологии (теперь говорят – эпистемологии), поскольку учитывался когнитивный вектор становления и развития науки. Такой подход позволил выявить определенные структурные характеристики научной познавательной деятельности и ее результатов. К их числу относятся, например, теория, метод, гипотеза, факты, законы науки и пр. В рамках гносеологии стремятся к установлению связей, отношений между этими элементами, а далее – к определению их функций в процессе познания. В этом случае изучаются внутренние элементы, отношения и механизмы функционирования системы познания, т.е. именно то, что является общим и необходимым для научного исследования в любой научной дисциплине, то, без чего было бы невозможным сохранение качественной определенности науки как особой системы познания.
В ряду вопросов, раскрывающих когнитивную структуру науки, важнейшее место принадлежит проблеме эмпирического и теоретического уровней познания. В сфере гносеологии установлено, что взаимодействие эмпирического и теоретического уровней обеспечивает поступательное развитие научного познания. «Сбалансированное» движение познания на этих уровнях отличает познавательную систему науки от других видов познания, например, от философского и обыденного. Дело обстоит так, что научное познание характеризуется специфическим познавательным циклом, включающим основные относительно самостоятельные и, вместе с тем, взаимосвязанные, взаимно обусловливающие друг друга ступени исследования – эмпирическую и теоретическую. Это утверждение, разумеется, справедливо по отношению к научному познанию как таковому, к науке в ее «усредненном», типичном виде, поскольку единичные, индивидуальные исследования в науке могут существенно отличаться от данной схемы.
Однако очевидно, что именно таким образом организованная познавательная система, т.е. определенное взаимодействие эмпирического и теоретического уровней, выражает сущностную природу механизма научного познания, его качественную определенность. Начиная с XVII столетия возникновение подобного познавательного механизма становится характерным для науки и знаменует собой исторический этап формирования науки в полном смысле этого слова, или, говоря иначе, фазу зрелой, классической науки.
Этому не противоречит существование так называемых эмпирических, описательных наук, или так называемой эмпирической описательной стадии в развитии той или иной науки. Дело в том, что не существует абсолютно чистого, свободного от теоретических предпосылок эксперимента или наблюдения в современной науке; аналогично, не было абсолютно чистой по отношению к теории науки или чисто эмпирической, описательной стадии в развитии тех или иных наук. Поскольку любая, даже сугубо эмпирическая, стадия в науке или исследовательская программа нуждается в своем теоретическом обосновании (любая эмпирия «нагружена» явно или неявно теоретическими положениями), постольку в отсутствие собственных теорий эмпирические описательные науки в качестве теоретического базиса используют философское знание. Именно философия подчас выступает в истории познания «заместителем» общих научных теорий, обеспечивая «сохранность», целостность специфического для науки познавательного цикла, соединение в этом цикле теоретических и эмпирических познавательных процедур.
Своеобразие когнитивной структуры науки раскрывается также в соотношении предметного и рефлексивного уровней научного познания. Предметный уровень направлен на изучение объективной реальности, раскрытие ее законов, свойств и отношений. В нем находит свое выражение специфическая, в сравнении с другими видами познавательной деятельности, реализация субъект-объектного отношения. Наука, безусловно, предполагает эмпирическое взаимодействие субъекта с объектом. Но она включает также и постановку целей, выработку соответствующих средств и форм исследования, установление определенной корреляции между поставленными целями и необходимыми для их реализации средствами, и соответственно корректировки, управления самим процессом познания.
Научная деятельность без тех или иных форм самосознания попросту невозможна. Это было показано еще в работах В. С. Швырева. Причем в сфере самосознания науки (в этом наука похожа на любую социокультурную систему) складывается научная рефлексия как критика науки, совершенствующая научное исследование, и одновременно рефлексия в форме консерватизма научного сознания, его парадигмальности, и даже кик совокупность научных мифов. Однако, научная рефлексия в узком методологическом смысле слова представляет собой в отличие от научных мифов и научного консерватизма высокоспециализированную форму научной деятельности, научного самосознания, которая образует необходимое условие развития науки. Именно в научной рефлексии достигается осмысление предпосылок исследования, выявление неявного знания и превращения его в явное. Это предполагает анализ знания и деятельности, его уточнение, отказ от ошибочных предпосылок, положений, так что рефлексивные акты осуществляются в единстве явного и неявного, рефлектируемого и нерефлектируемого, что способствует порождению нового знания и выходу за пределы наличной системы научного познания.
Рефлексия связана с пониманием, которое трактуется как особая форма, специфическая познавательная процедура в науке, наряду с описанием, объяснением и пр. Хотя рефлексия предполагает в качестве своего итога понимание, осмысление объекта рефлексивного отношения, в нашем случае – научного познания, рефлексия не тождественна пониманию. И в то же время рефлексия невозможна без понимания. Рефлексия (как самосознание и самопознание) позволяет сохранить целостность научной познавательной деятельности, предохраняет ее от распада на отдельные изолированные системы, особенно в переломные эпохи, связанные с революциями в мышлении, переходами от парадигмы к парадигме, от одной картины мира, концептуальной системы к другой.
Связь рефлексии и понимания видится в том, что сама рефлексия в историческом плане, в историческом развитии проходит ряд стадий, например, описательный этап, объяснительный, классификационный и этап понимания. Да и само возникновение науки как особого вида познания становится возможным на той стадии, когда сформировалась специализированная деятельность по критическому осмыслению результатов, процесса, средств исследования и управления, т.е. когда сложилась достаточно развитая рефлексивная система. Поскольку понимание, в свою очередь, предполагает диалог субъектов научной деятельности, постольку рефлексия включает также понимание, осмысление процессов коммуникации как внутринаучной, так и коммуникации между наукой и культурой.
Среди необходимых структурных элементов, условий эффективного осуществления процессов коммуникативного взаимодействия субъектов деятельности выделяются знаковый контекст, ценностные структуры социокультурного бытия, психологические характеристики процесса общения и, разумеется, состояние понимания, которое возникает или не возникает в ходе коммуникации. Но такое понимание и, соответственно, коммуникация невозможны без рефлексии, без осмысления, как своей собственной научной деятельности, так и сущностных черт научного познания вообще, а также конкретной ситуации общения. Тем самым рефлексия осуществляется в контексте взаимодействия личностных, индивидуальных смыслов и социальных значений, в ситуации «погруженности» в культуру, происходит как взаимодействие форм индивидуальной и надындивидуальной рефлексии.
Кроме рассмотрения общих характеристик рефлексии в их соотношении с широким социокультурным фоном научной деятельности, совокупностью разного рода условий и предпосылок научного познания, необходим анализ конкретных форм рефлексии, непосредственно участвующих в процессе функционирования и развития научного исследования, науки. Так, выделен ие внешних и внутренних форм рефлексии позволяет детально исследовать предметный уровень познания, непосредственно связанный с исследованием объекта, решением познавательных задач. Вместе с тем, на основе анализа метапредметных форм рефлексии (метатеоретической, метаэмпирической, метанаучной) удается понять общие закономерности функционирования и развития научного познания, а также возможности соотнесения, связи познавательного процесса в науке с широкими мировоззренческими, философскими и социокультурными условиями научной деятельности.
Наконец, большое значение для понимания природы и функций рефлексии имеет идея о том, что рефлексия в науке кроме осмысления, самопознания науки выполняет, по В.Н. Борисову, функции планирования, контроля познавательного процесса и управления им. Причем между разными формами рефлексии существует определенное разделение функций. Если метапредметная рефлексия, внешние формы рефлексии представляют собой осознание научного познания и его результатов как бы со стороны (т.е. здесь главная функция – функция понимания, анализа, выявления предпосылок, неявных компонентов и т.д.), то формы внутринаучной рефлексии используются для управления познавательным процессом и для его регулирования на предметном уровне. Эти функции осуществляются через выработку программы исследования, через контроль познавательных действий, сопоставление получаемых результатов с программой, корректировку процесса исследования и самой программы.
Анализ различных форм рефлексии имеет большое значение и для успешного планирования и управления коллективной научной деятельностью. Когнитивная структура науки имеет также и внешнюю, феноменологическую сторону, представляющую познавательную систему науки как совокупность многочисленных, относительно самостоятельно функционирующих в общем ходе научного познания дисциплин (физики, биологии, социологии, технических наук и т.д.), которые обладают своим предметом, собственной спецификой и между которыми устанавливаются определенные отношения. Для их выявления внимание рефлексивного дискурса сосредоточивается на специфике тех или иных наук, на особенностях действия общих закономерностей познания в соответствующих ниуких, на функциях теоретического знания.
Ясно, что некоторые общие представления о научной теории должны В ЭТОМ случае определенным образом видоизменяться при переходе, скажем, от физики к математике и от естествознания к общественным наукам, т.е. от одной научной дисциплины к другой. В то же время научная дисциплина трактуется не только с точки зрения ее когнитивных характеристик – методов исследования, научных теорий, единого концептуального аппарата и исследовательской программы, но с учетом ее социального статуса, социальных связей.
