Текст книги "Сине-сине-розовый"
Автор книги: Леви Тидхар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
– Ага, так, – подтвердил Хейвз.
– Вот как бывает! – сказал Роджер и улыбнулся. – Тесен мир.
– Верно, – согласился Хейвз, ответив ему улыбкой.
– Значит, в какое время вы ужинали, мистер Брум? – спросил Уиллис.
– Должно быть, около пяти. '
– Так рано?
– Рано? Ну, мы дома рано ужинаем, я уж так привык, – сказал он, пожав плечами.
– Что вы делали после ужина?
– Вернулся сюда.
– В котором часу это было?
– Шесть тридцать, наверное. Около этого времени.
– После этого никуда больше не уходили?
– Уходил.
– Куда?
– В бар.
– Где?
– Совсем недалеко, через шесть-семь домов отсюда, если идти к югу по Двенадцатой улице.
– Название бара сможете припомнить?
– Нет. К сожалению. Вообще-то я вышел пройтись. А в этот бар зашел, потому что очень озяб. Обычно я ничего не пью.
– Но ведь только что вы выпивали с мистером Шанаханом, не так ли? – спросил Хейвз.
– А, это?.. Ну, это да, – сказал Роджер и засмеялся. – Мы тут отмечали.
– А что отмечали?
– Ну, вам, наверное, об этом не надо говорить, а то вы неправильно подумаете.
– Ну, а все-таки? – спросил Хейвз, улыбаясь.
– Ну, видите ли, Фук не очень-то любит миссис До– уэрти. Ну, он и рад, что у нее украли старый холодильник. – Роджер снова засмеялся. – И он хотел, чтобы мы выпили за это.
– Вы не думаете, что он мог украсть его? – спросил Уиллис.
– Кто? Фук? Ну, нет! – Роджер отрицательно замотал головой. – Нет, нет, ничего такого он никогда не сделает. Он просто радовался, что это случилось. Нет. Но, послушайте, я не хочу подводить Фука, хоть я и сказал о нем. Он как человек очень славный. Он никакой не вор, уверяю вас.
– Мм-хмм… – протянул Уиллис. – В какое время вы ушли из бара, мистер Брум?
– В полночь, наверное? Я не знаю. Но около этого.
– У вас нет часов?
– Нет.
– Значит, вы не можете быть уверены, что была именно полночь?
– Около этого было. Я захотел спать. Я в это время обычно ложусь.
– Вы были один? – спросил Хейвз.
– Да, – сказал Роджер, посмотрев им прямо в лица и ломая голову, заметили ли они, что он впервые сказал им неправду.
– Что вы делали после того, как ушли из бара?
– Пришел сюда, – сказал Роджер. Это было правдой! Он действительно вернулся к себе в комнату.
– И что потом?
– Я лег в постель. – Это тоже было правдой.
– Вы уснули сразу?
– Ну, не совсем. – Он все еще говорил правду. Более или менее.
– А когда вы совсем заснули! – спросил Хейвз.
– Да я не помню точно. Через полчаса, час. Это трудно сказать, когда засыпаешь, сами знаете.
– М-м-м… – произнес Уиллис. – Пожалуй. Слышали ли вы что-нибудь необычное, когда лежали в постели и еще не заснули?
– В каком смысле необычное?
– Какие-нибудь необычные шумы?
– А какие шумы?
– Какие-нибудь странные? – уточнил Хейвз.
– Нет, я ничего такого не слышал.
– Ночью ни от чего не просыпались?
– Нет.
– Вы не слышали никаких шумов на улице, ну, знаете, может быть, мужские голоса или звук переноски каких-то тяжестей, что-нибудь такого?
– Нет, не слышал.
– Или как если бы что-нибудь тащили или волокли?
– Нет. Ведь это третий этаж, – сказал Роджер. – Тут едва ли что услышишь, даже если бы я и не спал. – Он помолчал. – Я сплю всегда крепко. – Он снова помолчал. – Извините, но не скажете ли, который сейчас час?
Уиллис взглянул на свои часы.
– Три десять, – сказал он.
– Спасибо.
– Вы торопитесь куда-то, мистер Брум?
– Да, я договорился об одной встрече.
– Как вы думаете, сколько мог стоить этот холодильник? – внезапно спросил Хейвз.
– Не знаю, – сказал Роджер. – Я его никогда не видел.
– Вы когда-нибудь были в подвале этого дома?
– Нет, – ответил Роджер.
– Миссис Доуэрти говорит, что он стоит около пятидесяти долларов, – сказал Уиллис. – Вы с ней согласны?
– Да я его не видел, – ответил Роджер, – так что не могу сказать. Фук говорит, что он и стоит-то всего несколько долларов.
– Единственная причина, почему мы поднимаем вопрос о его цене, – сказал Уиллис, – потому, что от этого зависит само обвинение.
– Обвинение?
– Да, обвинение в уголовно наказуемом деянии. То есть, если его цена меньше двадцати пяти долларов, формулировка будет «мелкая кража». Л это еще не преступление.
– Ага, – произнес Роджер.
– Если же преступление совершено ночью и похищено имущество у кого-то, – продолжал Уиллис, – это автоматически превращается уже в крупное хищение. Но если это похищено просто из жилого помещения… – Уиллис помолчал. – Чьего-то дома, понимаете?
– Тогда что?
– Да еще и ночью, тогда, чтобы стать крупным хищением, вещь должна стоить больше двадцати пяти долларов.
– Вот оно что…
– Да. Крупное хищение – это уголовное преступление. За него можно получить срок до десяти лет, если это будет классифицировано как крупное хищение.
– Разве это справедливо? – спросил Роджер. – Это за паршивые двадцать пять долларов? Ничего себе!.. – Он покачал головой.
– Да, вот так, – сказал Уиллис. Он посмотрел на Хей– вза. – У тебя есть вопросы, Коттон?
– Больше тут нет окна? – спросил Хейвз.
– Больше нет, – ответил Роджер.
– На задний двор нет окна?
– Нет.
– Я просто не могу представить, чтобы кто-нибудь мог вытащить тяжелый холодильник со двора на улицу, – сказал Хейвз. – Видимо, машину или грузовик загнали во двор к подвальной двери. Я только так это себе представляю. – Он пожал плечами. – Во всяком случае, мистер Брум не мог отсюда это слышать. Здесь окна на улицу.
– Да, – сказал Роджер.
Уиллис вздохнул.
– Вы нам очень помогли, мистер Брум. Большое вам спасибо.
– Надеемся, что не заставили вас опоздать на вашу встречу, – предположил Хейвз.
– Нет, мы с ней договорились на три тридцать, – уточнил Роджер.
– Еще раз спасибо, – поблагодарил Уиллис.
– Рад помочь вам, – сказал Роджер. Он проводил их до двери. – Вам еще что-нибудь будет нужно от меня?
– Нет, не думаю, – сказал Хейвз. Он повернулся к Уиллису – Как, Хел?
– Я тоже не думаю, мистер Брум. Надеюсь, вы понимаете, что нам приходится выполнять предписания…
– Ну, конечно, – ответил Роджер.
– Есть вероятность, что это здешние наркоманы, – изрек Хейвз.
– Или ребята. Они частенько такое делают, – предположил Уиллис.
– Мелких краж у нас страшно много, – сказал Хейвз. – И ничего-то мы не можем здесь сделать, если не повезет и не появится свидетель.
– А иногда бывает так, что поймаем какого-нибудь типа, ну, скажем, через полгода, вот как сейчас, понимаете? А он и признается, что украл холодильник из подвала аж еще в феврале. Вот как бывает, – улыбнулся Уиллис. – Мы все стараемся поспеть за ними.
– Ну желаю вам успеха, – сказал Роджер и открыл перед ними дверь.
– Что касается вас лично, – начал Хейвз, – можете забыть об этом деле. Поезжайте домой или оставайтесь здесь – это как желаете. Мы вас больше не будем беспокоить.
– Ну, спасибо, – поблагодарил Роджер.
– Спасибо и извините, что отняли у вас время, сэр, – сказал Хейвз.
– Спасибо вам, – поблагодарил Уиллис.
Оба вышли. Роджер закрыл за ними дверь. Он подождал, пока их шаги затихнут и затем запер дверь.
Шарф Молли лежал в нижнем ящике комода.
ГЛАВА X
Они вошли в комнату вскоре после полуночи, тйхо поднявшись по лестнице на третий этаж, пройдя мимо двери Фука и молча остановившись перед дверью Роджера, пока он искал ключ и отпирал дверь. Они вошли в комнату, не зажигая света. Он закрыл за собой дверь, и в комнате стало совершенно темно. Несколько секунд они стояли в темноте, пока он нашаривал выключатель у двери. Когда он включил свет, Молли удивилась, что он не пытался поцеловать ее в темноте.
– Прямо-таки очень славно, – сказала она, оглядывая комнату. – Очень славно.
– Спасибо, – поблагодарил он. Они оба говорили шепотом. Никто не видел, как они вошли в дом, и никто не знал, что она была с ним в его комнате, тем не менее они шептались, как будто весь дом знал, что они здесь одни, и каждый жилец подслушивал их.
– Она совсем не маленькая, – сказала Молли.
– Нет, нормальная. Для одного человека очень хорошо.
– Нормально, – согласилась Молли. Она сняла пальто и шарфик и положила их на подлокотник кресла. – Что же, – начала она, – в самом деле, славно. Может быть, я и перееду. Как вы думаете, есть тут свободные комнаты?
– Э-э, не знаю, – сказал Роджер. – Но вообще-то эта, комната будет завтра свободной. Ведь я завтра поеду домой, в Кэри.
– Ах, да-да, – воскликнула она, – я чуть не забыла.
– Да, – сказал Роджер, кивнув.
Она села на кровать.
– Жаль, что вы так скоро едете домой, – произнесла она.
– Да знаете, у меня просто нет причин оставаться здесь доЛЬше. Мама меня там ждет, и вот приходится…
– Ну да, – промолвила Молли. – Очень удобная кровать. ,
– Да, кровать неплохая, – сказал Роджер.
– Мне кажется, очень удобная. Я не выношу плохих матрасов, а вы?
– Тоже.
– Или уж чрезмерно мягких.
– Этот, в самом деле, хороший, – сказал Роджер. – На нем хорошо выспишься.
Молли внезапно откинулась, подобрала ноги на кровать и, подняв руки над головой, потянулась.
– М-мм, – пробормотала она. – В самом деле, как хорошо. – Она улыбнулась Роджеру. – Как бы мне тут не заснуть у вас.
– Ну что ж, – сказал Роджер и улыбнулся.
– Знаете, что меня особенно мучает в поисках работы? – спросила она.
– Нет. А что же? .
– Ноги. Это прямо моя смерть. Ничего, если я сниму туфли?
– Ничего, пожалуйста.
– Мне уже пора идти, – сказала она, сев на кровати и скрестив ноги, сняла сначала одну лодочку на высоком каблуке, потом вторую, – но пока я здесь, я уж воспользуюсь такой возможностью, ладно?
– Конечно, – согласился Роджер.
– Ох-х-х, – вздохнула она, шевеля пальцами, – ох-х, как хорошо-то стало. – Она закинула руки за голову и смотрела на него снизу вверх. – А вы что же не снимаете пальто? – спросила она.
– Как? A-а, да… Я думал…
– У меня еще несколько минуток, – сказала она. – Куда нам торопиться, бежать куда-то. Конечно, если вы сами не торопитесь.
– Нет-нет, – проговорил Роджер.
– К тому же, мне так хорошо, когда я сняла туфли, – сказала она и улыбнулась.
– Устраивайтесь поудобнее, – предложил он. Он снял пальто и понес его в стенной шкаф. – Извините, мне бы хотелось угостить вас, но у меня тут ничего нет.
– Совсем не надо, – ответила она. – Я ведь не пью, в общем-то.
Он повесил свое пальто на плечики, потом взял ее пальто с кресла и повесил на те же плечики поверх своего. Накинул ее шарфик сверху на плечики и убрал все в стенной шкаф. .
– Если бы винные магазины были открыты еще, я бы сходил за бутылочкой. Но, наверное…
– Да нет, ничего не надо. Надеюсь, у вас не осталось впечатления, что я пью вовсю?
– Нет, у меня нет такого впечатления.
– Потому что я, как правило, не пью. Или уж только если в компании. А сегодня было так тоскливо. Весь день ходить по городу и так и ничего не выходить. Знали бы вы, как это ужасно.
– Я могу представить, – сказал Роджер.
– Ох, как хорошо наконец снять туфли, – снова произнесла она и откинулась на кровати, опершись о локоть, чтобы видеть его. Она улыбнулась. – Тут только эта лампочка? – спросила она.
– Что?
– Лампочка только эта? Свет резкий.
– Еще на комоде есть лампочка, – сказал Роджер. – Может быть, вам будет приятнее, если я…
– Да, пожалуйста. Когда я так лежу, она мне прямо в глаза светит.
– Сейчас включу другую, – сказал Роджер и подошел к комоду. Он включил маленькую лампу и выключил верхний свет. – Ну как?
– Лучше, – ответила она. – Конечно, лучше.
Она закрыла глаза. Наступило молчание.
– М-м-м, – пробормотала она. Она потянулась на кровати, откинулась и сказала – В самом деле, как бы мне тут не уснуть… .
– Да еще не поздно, – сказал Роджер.
– Ночь только начинается, так? – сказала она и хихикнула. – А смешно будет, если утром сюда войдет ваша хозяйка и увидит незнакомую девушку у вас в постели, правда?
– Нет, она никогда сюда не ходит, – сказал Роджер. – Вас тут никто не потревожит.
– Хотите намекнуть, что тут раньше бывали незнакомые девушки?
– Нет, я не имел в виду этого, – оправдывался Роджер.
Девушка захихикала.
– Я знаю. Я просто дразню. – Она открыла глаза и пристально посмотрела на него. – Я – дразнящая.
Роджер ничего не сказал.
– Конечно, не в том смысле, – уточнила Молли. Она замолчала. – Вы знаете, что я имею в виду?
– Не совсем уверен.
Она коротко улыбнулась и внезапно села на кровати, спустила ноги на пол и сказала:
– Я вам все покрывало помяла. Вашей хозяйке это не понравится. То есть, может быть, она и не против, чтобы вы привели девушку к себе, но уж мятое покрывало или губная помада на подушке ей не понравятся.
' – Да У меня никогда не бывало губной помады на подушке, – сказал Роджер и улыбнулся.
– Нет? Ну и мы позаботимся, чтобы этого не было'.— Она в одних чулках подошла к комоду, открыла свою сумочку, достала бумажную салфетку и наклонилась к зеркалу. Она быстро стерла помаду с губ и, скомкав бумажку, спрятала ее обратно в сумочку. – Вот и все, – произнесла она и улыбнулась. Ему начинало уже не нравиться, что она так уютно устраивается в его комнате, ходит по ней, как хозяйка. Он смотрел, как она подошла к постели, откинула покрывало и взбила подушки. – Ну, вот, – сказала она снова и села на край кровати.
Она улыбнулась ему.
– Ну, вот так, – проговорила она.
В комнате опять наступило молчание. Она в упор посмотрела на него.
– Вы хотите ухаживать за мной? – спросила она.
– Я вас сюда привел не для этого, – быстро ответил он.
На ее лице еще была улыбка, но она стала какой-то вымученной. Может быть, его слова смутили ее или обидели? Он не хотел этого, совсем не хотел оскорбить ее. Но в то же время ему совсем не хотелось вступать с ней в интимные отношения прямо вот так, да еще с такой некрасивой девушкой.
– Я хочу сказать, что привел вас сюда не с тем, чтобы воспользоваться случаем… – произнес он галантно. – Я просто хотел показать вам комнату, потому что вы сказали, что вы, может быть…
– Я знаю.
– …может быть, переедете сюда, если комната не маленькая.
– Она не маленькая, – возразила она.
– Но, поверьте мне, я не рассчитывал, что…
– И кровать здесь очень удобная, – сказала она.
– …воспользуюсь этим случаем, если вы об этом подумали.
– Нет, я этого не думала.
– Хорошо. Потому что…
– Я не думала, что вы воспользуетесь как предлогом.
– Хорошо, потому что…
– Тут не нужны предлоги, – ровно сказала Молли.
Он молча посмотрел на нее.
– У меня есть, что дарить, – произнесла она.
Он ничего не ответил.
Внезапно она поднялась и выпростала полы блузки из черной юбки. Медленно начала расстегивать блузку. В ее поведении было что-то смехотворное. Она стояла у кровати, голова поднята, ярко-рыжие волосы пылали в свете лампочки на комоде, руки медленно расстегивали блузку, смотрела прямо в глаза серьезно и напыщенно, ресницы приклеены, брови нарисованы, медленно открываются торчащие фальшивые груди в лифчике, пальцы все дальше расстегивают пуговицы… Она сняла блузку и лифчик и бросила все на кровать за собой, расстегнула «молнию» на юбке и перешагнула через нее. Он ничего не чувствовал. Он смотрел на нее, как она снимала все, что было на ней, и шагнула к нему – нелепая фигура с еле заметными грудями, торчащими сосками, с широкими бедрами, странно-массивным задом и неуклюжими толстыми ногами. Ничего манящего, хотя бы приятного, ничего. Он не чувствовал никакого желания. Она прижалась к нему. Она была очень теплая.
Ночью они шепотом разговаривали.
– Я иногда чувствую себя совсем одинокой во всем мире, – прошептала она.
– Я тоже.
– Я не о том, что это из-за того, что у меня нет родителей, или потому, что Дорис уехала на Гавайи, – нет, я не об этом. Не то, что я одна. А просто совсем одинока.
– Да.
– Даже внутри одиноко.
– Да.
– Даже когда кругом полно людей. Даже когда сидишь в людном месте, как сегодня в баре. В общем, пока тебя не встретила.
– А я чуть было совсем не ушел.
– Потому что я некрасивая, – сказала она.
– Ты красивая, – возразил он.
– Ну, пожалуйста…
– Да.
. – Пожалуйста, не говори неправду.
– Ты самая красивая девушка из всех, кого я встречал в своей жизни.
– Ой, – удивилась она.
– Да.
– Ой-ой.
– Молли, ты чудная, – прошептал он.
– Со мной хорошо спать – вот что это значит.
– Да, с тобой хорошо спать, но…
– М-м-м, вот и все.
– Нет.
– Да, вот и все. Роджер, ну не надо, я ведь знаю.
– Да как ты знаешь?
Она пожала плечами.
– Ты мужчина… Я знаю, что нужно мужчине.
– Мне не только это нужно.
Она прижалась к нему. Уткнулась лицом ому в плечо. Ее губы щекотали его кожу, когда она заговорила.
– Ты единственный мужчина, который когда-либо говорил мне, что я красивая, – прошептала она и надолго замолчала. – Роджер?
– Да?
– Скажи мне.
– Что?
– Еще скажи.
– Что?
– Не заставляй меня просить.
– Ты красивая, – сказал он.
– Мне стыдно, – прошептала она.
– Я хочу обнять тебя, – произнес он.
– Ах-х…
– Я хочу тебя поцеловать.
Она задвигалась у него в руках.
– Что это? – прошептала она.
– Ничего.
– Ничего? – переспросила она. – О, там что-то. О, я чувствую, там что-то. О, вот это ничего!.. О, вот это, да, это да…
– Молли, Молли…
– У-у-у, вот я тебя целую, – шептала она. – У – у -у, вот я тебя держу, вот целую, целую…
– Чудная, – прошептал он, – чудная.
Ее шарфик был в нижнем ящике комода. Он подошел к нему, выдвинул ящик и, вынув, подержал шарфик в руках. Он был голубой, легкий, почти прозрачный, наверное, из нейлона, подумал он, – не поймешь, из чего. Это была единственная часть ее одежды, которая осталась в его комнате. Он потом нашел его на полу, у двери стенного шкафа. Наверное, соскользнул с плечиков, когда он стал снимать ее пальто.
Он смотрел на шарфик и думал, что с ним делать. Вдруг эти двое детективов вернутся с какими-нибудь еще вопросами. А вдруг они станут обыскивать комнату? Но нет, ведь для этого нужно разрешение прокурора, кажется? Или не нужно? А вдруг они придут сюда, пока он будет с Эмилией? От шарфика надо освободиться, это обязательно. А может быть, просто взять его с*собой, когда он пойдет в полицию, чтобы все это рассказать, – так будет гораздо проще. Пойдет туда с этим шарфиком, так будет проще рассказать про Молли. Он попросит выйти к нему того детектива, у которого глухонемая жена. Больше никто из полицейских ему не понравился, ни Паркер в закусочной, ни эти двое, что были тут с вопросами. Хотя они были ничего – нет, все же ему нужен тот, у которого красавица жена.
Эмилия… – подумал он.
Лучше сначала избавиться от этого шарфика, подумал он, и задумался, как это сделать.
Наверное, можно разрезать его на мелкие кусочки и спустить в унитаз. Пожалуй, это лучше всего. Но беда в том, что нет ни ножниц, ни даже ножа. Руками, что ли, разорвать?
Он снова посмотрел на шарфик.
Взял его в обе руки и попытался разорвать, но ничего не получалось – мешал прочный подгиб вдоль краев, он зажал конец шарфа зубами, оторвал рубец зубами, неровно разорвал его вдоль надвое. Потом решил, что бросать его в унитаз не стоит. Ничего хорошего из этого не выйдет. Вдруг чертов унитаз засорится…
Он подошел к комоду. На подносе рядом с лампой лежал коробок спичек. Он взял спички и отправился в ванную с шарфиком. Зажег там спичку, поднял в другой руке шарф над раковиной так, что он чуть не касался воды, и поднес горящую спичку к концу шарфика, но не успел поджечь, как услышал, что его кто-то зовет.
Он узнал голос миссис Доуэрти и не мог понять, как она выяснила, что он собирается сжечь шарфик в ванной. Он резко загасил спичку, бросил ее в раковину, скомкал шарфик и, войдя к себе, быстро сунул его обратно в нижний ящик.
Миссис Доуэрти все еще визгливо звала его в коридоре:
– Мистер Брум, мистер Брум, мистер Брум!
Он открыл дверь.
– Я здесь, – отозвался он, – что такое?
– Мистер Брум, вас к телефону.
– Меня? – удивился он.
– К телефону! – повторила она.
– А кто это? – спросил он.
– Не знаю. Женщина.
Мама, подумал он, но не мог понять, как она узнала номер телефона.
– Иду! – крикнул он, закрыв дверь, опять подошел к комоду, выдвинул нижний ящик и запихнул голубой шарфик к задней стенке. Потом задвинул ящик и пошел в холл. На площадке лестницы на втором этаже был платный телефон. Миссис Доуэрти стояла рядом, ожидая его.
– Детективы говорили с вами? – спросила она.
– Да, – ответил он.
– Приятные люди, правда?
– Да, они показались очень славными. Они все еще здесь?
– Они разговаривают с миссис Интерсол на пятом этаже.
– Ну, значит, они почти кончают, – сказал Роджер. Он взял трубку телефона у нее из руки, сказав «спасибо».
– Как вы думаете, найдут они мой холодильник? – спросила миссис Доуэрти.
– Я надеюсь, – ответил Роджер, улыбнулся ей и приложил трубку к уху – Слушаю.
Миссис Доуэрти улыбнулась в ответ, покивала и стала спускаться по лестнице на свой первый этаж, когда он услышал в трубке голос:
– Роджер, это вы? Это Эмилия.
– Эмилия? А, как?.. Вы говорите – ЭмилияЧХ.
– Я надеялась, что вы еще не ушли.
– Нет, я еще здесь. Который час?
– Уже три двадцать. Я боялась, что вы уже ушли из дома.
– А что? В чем дело?
– Я немного опоздаю.
– Почему?
– Непредвиденные обстоятельства.
– А что именно?
– Я вам скажу, когда увидимся.
– Это во сколько будет? х
–^В полпятого? – спросила она. – Или это уж очень поздно?
– Нет, очень хорошо.
– Там же?
– Да, перед аптекой.
– А вы не удивляетесь?
– Чему? .
– Как я узнала ваш номер?
– Да, в самом деле?
– Вот это память у меня, верно?
– А при чем здесь память? Я вам не говорил свой номер. Я его и сейчас не знаю.
– Ага! – ответила она.
– Так как же вы узнали?. .
– Агнес Доуэрти, – ответила она.
– Как?
– А кому вы одну «валентинку» послали? Открытку. Помните?
– A-а, да-да-да. Верно! – сказал он, улыбаясь.
– Ваша хозяйка.
– Верно!
– Или так вы ее назвали.
– Она моя хозяйка. Если хотите, я вас познакомлю.
– Когда?
– Потом.
– Ладно, ладно, – сказала Эмилия. – Меня не проведешь. Небось, толстая старая блондинка, с которой вы живете. Меня не обманешь.
– Нет, – сказал он, широко улыбаясь, – она моя хозяйка. .
– А знаете, что?
– Что?
– Вы мне нравитесь.
– Вы мне тоже нравитесь, Эмилия. '
– Хорошо.
– Значит, четыре тридцать, договорились?
– Да. – Она замолчала. – Роджер?
– Да?
– Вы мне не просто нравитесь, это больше.
– Хорошо.
– «Хорошо»… смотрите, как снисходительно!.. – воскликнула она, смеясь.
– Как снисходительно?
– Ну, так вы должны сказать тоже, что я вам более чем нравлюсь.
– Так оно и есть.
– О, какой энтузиазм, – пропела Эмилия. – Ну, ладно, увидимся. Как думаете, сможете вы примерно вести себя до четырех тридцати.
– Я постараюсь.
– Да уж, давайте, – сказала она. – Старайтесь вовсю.
– Обязательно.
– Вы очень милый, – проворковала она и положила трубку.
Он стоял, широко улыбаясь телефону несколько мгновений, потом положил трубку на аппарат.
После этого он поднялся к себе, сжег шарфик Молли, спустил воду с пеплом в унитаз, потом открыл окно в ванной, чтобы проветрить ее от дыма.
ГЛАВА XI
Снегопад прекратился.
В городе стояла тишина.
Ощущение чистоты и тишины охватило его, как только он вышел из дома и направился к гаражу. Шаги были приглушены, дыхание облачком безмолвно вырывалось изо рта. Повсюду была тишина предвечернего часа. Неслышная минута перед сумерками еще больше подчеркивалась пушистым слоем снега. Тихо доносилось ритмическое звяканье цепей на колесах проезжающих машин. Надо будет надеть цепи на колеса грузовика, подумал он.
Эта мысль мелькнула в голове со странной неожиданностью – ведь с ней была связана мысль о возвращении домой. Если он собирался надеть цепи, значит, он собирался использовать грузовик, куда-то ехать на нем. Воинственное место, куда он мог ехать на грузовике, был дом в Кэри. Он знал, что нужно надеть цепи на задние колеса, потом позвонить матери и сказать, что выезжает и, вероятно, уже вечером будет дома. Вот что он должен сделать. Но было еще кое-что, – что он считал необходимым. Или ему казалось, что он должен это сделать. Вдруг ему показалось, что все перемешалось, тишина города стала скорее раздражать, чем успокаивать. Он знал, что ему нужно позвонить матери и отправляться домой. И он знал, что он должен пойти в полицейский участок и поговорить с этим детективом, у которого глухонемая жена. И вместе с тем он знал, что должен встретиться с Эмилией в четыре тридцать, потому что Эмилия была самой красивой женщиной, которую он когда-либо знал в своей жизни, и у него было чувство, что он не должен упустить ее, какая бы она ни была – цветная или какая. Его еще огорчало, что она цветная, но теперь уже не так, как раньше. Внезапно он подумал о Молли, как она вдруг стала такой красивой в два часа ночи, но это было что-то другое, по отношению к Эмилии он чувствовал другое. То было совсем другое. Эмилия в самом деле была красивой. Все в ней было красиво. Как она смотрит, как она говорит – так мягко, и какая она вся ловкая, стройная, и как она целуется. Она настоящая красавица. Теперь-то уж мать не посмеет прохаживаться на ее счет, как она всегда делала, осмеивая всех «гадких утят», что вечно попадались ему среди девушек в Кэри.
Теперь-то уж нет… Его тревожило, что он идет на свидание к Эмилии, когда знает, что должен ехать домой к матери. В самом деле, должен же кто-то заботиться о ней, раз отца нет. И в то же время больше всего ему нужно было увидеть Эмилию, узнать Эмилию. И это пугало его. Потому что прошлой ночью, в какой-то момент, когда они были вдвоем с Молли в постели, он почувствовал, что ему в самом деле уже хочется узнать ее, и не только для того, чтобы уложить ее в постель, – нет, чтобы разглядеть что-то прекрасное, спрятанное от всех где-то глубоко внутри под этой внешней некрасивой оболочкой. Наверное, в это время он начал сердиться на нее, видимо, как ему кажется, с этого момента у них и началась ссора.
Он не хотел, чтобы между ним и Эмилией началась ссора. И вместе с тем, у него было чувство, что, если он будет и дальше находиться с ней, он начнет с ней ссориться. И все потому, что он знал, что должен быть дома, в Кэри, заботиться о матери, а не пускаться в интрижки с хорошенькими девушками здесь, в городе, и особенно, с хорошенькими цветными девушками. Сейчас он не мог представить себе, как он может ухаживать за цветной девушкой. Черт возьми, даже не надо было бы затевать эту прогулку в ее рабочее время, если бы он предвидел, что у него могут завязаться отношения с кем-нибудь из цветных. Но ведь и до этого он не думал, что он может связаться с какой-нибудь девушкой, такой некрасивой, как Молли. И вдруг он уже заинтересовался и уже стал глядеть на нее, как на красавицу и на самом деле считать ее красивой. Вот что его тревожило.
Так что, размышлял он, самое правильное, что он должен был сделать, – это пойти в полицию, рассказать им о Молли и потом ехать домой в Кэри. Нет, это тоже не получается. Если он пойдет в полицию, то не увидится с Эмилией. Ничего между ними не начнется, но он и не будет, ссориться с ней, как это было с Молли. И к матери в Кэри он тоже, значит, не поедет. Ну, может быть, это и неплохо. Внезапно он совсем запутался.
Вот что, сказал он себе, лучше мне сейчас…
Вот что, я думаю, что полиция…
Фу ты… цепи нужно надеть на колеса, вот что. Нужно сделать это; глядишь, все и станет на свои места.
Какого черта, она там одна все время… Кто-то ведь должен заботиться о ней. '
Бадди-то еще мальчишка.
Кто-то должен заботиться о ней. '
Механиком гаража был невысокий парень с курчавыми черными волосами и очень белыми зубами. На нем была старая летная куртка времен второй мировой войны. Та же самая куртка, в которой он был в тот день, когда Роджер приехал из Кэри со своим товаром.
– Эй, – поздоровался он, – как дела?
– Отлично, – сказал Роджер. – Я решил, что надо зайти да надеть цепи. Я такого снега не ожидал.
– Хороша погодка, а? – спросил механик. – Тут у нас зимой задницу можно приморозить.
– У нас зимой еще холоднее, – ответил Роджер.
– И где же это – у вас? – захохотал парень. – Это в Сибири, что ли? Или в Нижией Слобовии? Где?
Роджер не знал, где находится Нижняя Слобовия, поэтому он нейтрально сказал:
– Уж поверь, что там здорово холодно бывает.
– Я вижу, ты уж все распродал? – спросил механик.
– Да. Вчера все продал. ‘
– Удачно, а?
– Да, все хорошо, – ответил Роджер.
– Это поздно ночью? – спросил механик.
– Что?
– Да продал все?
– Нет. Нет. – Он смотрел на механика, озадаченный. – Я, наверное, не понимаю.
– Да свои скамеечки, миски и все такое?
– Ну?
– Продал их поздно ночью?
– Нет. Последнее я продал днем., В центре города.
– А-а.
– А что?
– Ничего, – ответил механик. – Когда ты вернулся, я, должно быть, отлучался, что ли. А ночной дежурный сказал, что ты брал грузовик ночью.
– Да?
– Да. Он мне сказал об этом, потому что не знал, мог ли он ночью выпускать машину. Ну, и проверил. Чтоб, значит, ошибочки не вышло. Ясно?
– М-мм… – протянул Роджер.
– Здорово поздно было.
– Да.
:– Три часа ночи. Или утра… – захохотал механик. У него были очень белые зубы. – Зависит от того, как ты на это посмотришь, так ведь? Три часа – это может быть и очень рано.
– Это было рано, – сказал Роджер. – Меня наняли для перевозки.
– Опять деревяшки?
– Нет, – быстро сказал Роджер. – Я…– Он замолчал. – Мужчина один предложил подзаработать. Вчера днем, когда я был в центре.
– А, вон что?
– Овощи надо было перевезти. С рынка.
– Подфартило, – сказал механик.
– Да. Надо было везти через мост, на ту сторону. Туда. Пришлось заехать за ними на рынок.
– В центре, что ли?
– Да.
– Это где же? Около Каммингса?
– Как?
– Каммингс-стрит? На том рынке?
– Да, на том. ,
– Они здорово рано открываются, – сказал парень.
– Да. Я должен был быть там в три тридцать, чтобы успеть. И потом оттуда к мосту и на ту сторону.
– Прямо до Нижней Слобовии, выходит? – опять захохотал механик. – Да, ну ты трудяга, ничего не скажешь. Я люблю людей, которые всегда готовы работать. Бог свидетель, я и сам работаю без передышки. Твой грузовик вон там, за тем «кадди» 62-го года. Тебе с цепями помочь?
– Нет, я справлюсь один. Спасибо.
– Да ерунда. Ключи тебе нужны?
– Не знаю еще. Там есть где повернуться?
– Да, я думаю, что наденешь прямо там, не выкатывая. Если ключи нужны, вон они, на доске.
– Ладно, – сказал Роджер и пошел к своему грузовику, находящемуся в дальнем конце гаража. Он посмотрел на стоящий рядом «кадиллак», потом опустил задний борт и влез в кузов. Цепи были в правом переднем углу, около кабйны, завернуты в мешковину. Он всегда сушил их тщательно, когда снимал, и потом заворачивал в мешковину, чтобы они не заржавели. Он взял цепи, и уже пошел к заднему борту, когда увидел пятно.
Пятно было не больше полудолларовой монетки, круглое, с зубчатыми краями и капельками вокруг.
Должно быть, из носа у нее, подумал он.
Он вылез из грузовика сзади и бросил цепи у левого заднего колеса. Потом огляделся кругом, увидел шланг, надетый на кран, и рядом с ним ведро. Он посмотрел по направлению выхода из гаража, ища глазами механика. Его нигде не было видно. Он подошел к шлангу, нацедил немного воды в ведро и вернулся к своему грузовику. Поставил ведро рядом с задним бортом. В кабине из-под переднего сиденья достал старую грязную тряпицу и понес ее к ведру с водой.
