Текст книги "Сине-сине-розовый"
Автор книги: Леви Тидхар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Сидя на скамье напротив полицейского участка, он ломал голову, как ему объяснить в полиции, что он заранее ншл, что рыжая девушка ляжет с ним в постель. Как же объяснить им, что он заранее знал, что они будут вместе, но что это его не взволновало – как это объ– иснить? .
Как же пойти туда, в здание полиции, и рассказать им все об этом? Что подумает его мать, когда она… му, не важно, вот это как раз не важно. А вот сидеть перед столиком незнакомого человека и рассказывать ему, как он собирался лечь в постель с девушкой, – это будет очень трудно. Не было ни одного человека, с которым он мог бы говорить о таких вещах – даже с матерью, – нет, только не с матерью и не с братом Бадди. А как рассказать незнакомому детективу о Молли?
И вдруг его осенило, как-то сама собой пришла идея.
Он поговорит по телефону.
Пойдет к телефону-автомату, но стоп!.. Там нет номеров телефонов отдельных участков. Как же тогда ему?..
Паркер, вот как его зовут. Детектив, который был в закусочной. Паркер, из 87-го отделения полиции. На стеклянных круглых фонарях у входа в участок были цифры «87». Значит, это и есть отделение, где служит Паркер. Тогда, значит, он позвонит в Главное управление полиции и скажет, что его просили позвонить детективу Паркеру из 87-го участка, но он потерял его телефонный номер, и не смогут ли они сказать ему телефон участка. Может быть, они прямо соединят его с участком; наверное, у них есть большой коммутатор, через который они соединяются с любым участком. Или, может быть, они просто дадут ему телефон 87-го участка, тогда он скажет им по телефону, что ему нужно поговорить с детективом – только не с Паркером, ни в коем случае. И все будет так просто.
Довольный найденным решением, он встал со скамьи.
В последний раз окинул здание взглядом, улыбнулся и вышел из парка, поглядывая по сторонам в поисках аптеки, куда он заходил утром.
ГЛАВА V
В Главном управлении полиции ответил на его звонок сержант. Он терпеливо слушал, пока Роджер излагал ему свою историю насчет детектива Паркера, и потом сказал:
– Минутку, не вешайте трубку.
Роджер ждал. Он решил, что сержант проверяет, действительно ли в 87-м участке есть такой детектив Паркер. А может быть, сержанту было абсолютно все равно. Может быть, таких вопросов он получает сотни в день, тысячи в день. Может быть, ему осточертели эти истории и вопросы, как у Роджера, и может быть, ему осточертело искать в справочнике номера участков.
– Вы слушаете? – спросил сержант.
– Да?
– Звоните Фредерик 7-8024.
– Фредерик 7-8024, спасибо, – сказал Роджер.
– Пожалуйста, – ответил сержант и положил трубку.
Роджер поискал в кармане десятицентовик, нашел, вложил монету в гнездо, подождал гудка и начал набирать номер ФР 7…
Он быстро повесил трубку.
Что он скажет, когда они ответят? «Здравствуйте, меня ювут Роджер Брум, я хочу сказать вам о девушке, Молли, мы с ней встретились в баре и…»
«Что! – удивятся они. – О ком!– спросят они. – О чем вы, мистер, черт возьми?!»
Молча и неподвижно он сидел минуты три, уставившись на диск телефона. Потом нащупал свою монету в гнезде возврата, поднял свинцово-тяжелую руку и снова опустил монету в щель. Гудок зазвучал у него прямо в ухе. Медленно, тщательно он начал набирать: ФР 7, 8, 0, 2, 4.
Он ждал. Он слышал сигналы вызова. Гудки звучали очень далеко, где-то на краю земли, и не на расстоянии нескольких кварталов от того места, где он находился. Он начал считать сигналы. Видно, здорово они там заняты, и этом участке, – вот уже семь, восемь, девять…
– 87-й участок, сержант Марчисон.
– Кха… это полиция? – спросил он.
– Да, сэр.
– Мне бы нужно поговорить с детективом, если можно.
– По какому вопросу, сэр?
– Мне… я… мм… хотелось бы сказать…
– Вы хотите сообщить о преступлении, сэр?
Он заколебался на мгновение, потом отвел трубку от уха и посмотрел на нее, как бы пытаясь принять решение. II тот момент, когда он опускал ее на рычаг, еще был слышен голос сержанта, где-то страшно далеко, в черной пластмассе, снова повторяющий: «Вы хотите сообщить о…». Щелчок, он повесил трубку.
«Нет, – подумал он. – Я ни о чем не сообщу. Уеду из города, подальше от всех телефонов, потому что я не хочу говорить с полицейскими. Ну, и что? Не желаю обсуждать такое дело ни с кем, тем более, с полицией, ну, и что?»
Все правильно, подумал он, открыл дверь будки и вышел из нее в зал аптеки. За кассой все еще была та цветная девушка, Эмилия. Она улыбнулась ему, когда он подошел.
– Это вы? – спросила она. – Я не видела, как вы вошли.
– Да, – ответил он. – Монета негодная.
– Отправили свои открытки?
– Ага. '
– Нашли своего приятеля рядом с полицией?
– Нет.
– Почему?
– Я подумал, какой у меня может быть приятель рядом с полицией!
– Вот уж верно сказали, – сказала Эмилия, засмеявшись.
– Вы в какое время кончаете?
– Что?
– Я спрашиваю, в какое время кончаете работу?
– А что?
– Хочу из города выбраться.
– Как из города?
– Куда-нибудь, подальше.
– Домой, вы хотите сказать?
– Нет, нет, не домой. Это ведь все одно и то же, верно? Как в привычном старом ящике. Город – большой ящик, Кэри – крохотный ящичек, но разницы ведь мало, правда?
Эмилия улыбнулась, с любопытством глядя на него.
– Я не знаю, – сказала она.
– Снимите-ка ваш халат, – медленно попросил он, – и повесьте его вон на тот крючок, видите, вон тот?
– Вижу.
– Повесьте его вон на тот крючок и скажите вашему начальству, что у вас жуткая головная боль…
– У меня нет жуткой головной боли…
– Есть, есть, просто ужасная, и вы никак не может* сейчас работать.
Эмилия пристально поглядела на него.
– Зачем? – спросила она.
– Мы сейчас поедем за город.
– Куда?
– Я еще не знаю.
– И когда мы туда попадем, тогда что?
– Сами увидим. Сейчас главное сделать, что собираемся, правда? А мы собираемся выбраться из этого города и поскорее.
– Вас не выслеживают полицейские? – вдруг спросила она.
– Нет, – засмеялся Роджер. – Ей-богу, вот умереть мне на месте. За мной полицейские не гонятся. Ну, так как? Заболела уже головка? Вешайте халат и едем.
Эмилия пожала плечами:
– Я не знаю.
– А когда вы узнаете?
– Как только вы мне скажете, что вам от меня нужно.
– От вас? Да кому от вас что-то нужно?
– Когда ты цветной – всем!
– Не мне, – сказал Роджер.
– В самом деле?
– В самом деле.
Эмилия продолжала пытливо вглядываться в него.
– Не знаю, что и думать о вас, – произнесла она.
– Халат, – прошептал он.
– М-мм… ,
– Крючок, – сказал он.
– М-мм…
– Голова болит.
– М-мм…
– Не в состоянии работать.
– М-мм…
– Буду ждать вас на улице. Пять минут. На углу.
– Зачем? – снова спросила она.
– Отдохнем и повеселимся, – сказал он, повернулся и пошел к выходу.
Через пять минут она не вышла. Не вышла и через десять минут. Когда истекли пятнадцать минут, только гут он понял, что она и не собирается идти с ним. Он стал заглядывать в аптеку через выставленные в витрине товары и увидел Эмилию за кассой, отнюдь не собиравшуюся снимать халат или говорить начальству о том, что у нее ужасно болит голова. Вот, значит, как. Он пошел по улице прочь, думая, как неудачно все сложилось – ведь она и в самом деле хорошенькая; да еще он никогда не был с цветной девушкой, а это казалось заманчивым. Сейчас он решил не обращаться в полицию со своими делами, но мысль о возвращении домой в Кэри даже не приходила ему в голову. Он уже пытался объяснить Эмилии, что и Кэри, и этот огромный город, и этот полицейский участок около парка – все это, в общем, одно и то же. Отличаются друг от друга лишь степенью, когда вы их сравниваете друг с другом. Полицейский участок – ящичек, городок Кэри – ящик чуть побольше, город – конечно, громадный ящик, больше всех них, но все равно, везде у них один закон – загнать человека в клеточку, да чтобы ему было потеснее. А человеку и всего-то надо, это чтобы время от времени расправиться и отдохнуть, как душа просит. Как раз об этом, как он думал вчера вечером, они будут говорить с Молли, когда они станут делиться друг с другом насчет одиночества и тому подобного. А она вместо этого возьми да и начни толковать о мужчине из Сакраменто.
У него в самом деле ни разу в жизни не было еще хорошей девушки, а Молли была все-таки уродина до двух часов ночи, что ли, – в это время все было, кажется? – ну да, неважно. А эта цветная девушка за кассой была хорошенькая, первым делом – вот, наверное, поэ– тому-то она и не вышла к нему. Да он мог и заранее сказать, что она не выйдет. Хорошенькие никогда не шли к нему. Ну, может, оно и к лучшему. Вдруг кто-нибудь из городка встретил бы его здесь, с цветной девушкой под ручку – ну, пусть и наполовину испанкой. Ох, не дай Бог, до мамы что-нибудь дойдет. Совсем не в том дело, что мнение матери для него главное. Если бы это было так, он бы мигом отправился назад в Кэри, а не оставался здесь и не строил бы всяких планов, как развлечься.
Он начал думать, куда же ему теперь отправиться, раз все его планы насчет цветной девушки расстроились. Собственно говоря, у него не было никаких планов, даже когда он еще надеялся, что она выйдет. Но с ней можно было бы посмеяться и поговорить и немножко похоро– хориться перед ней, а там бы он что-нибудь и придумал, он не сомневался в этом. Например, могли бы пойти а кино, где перед фильмом варьете выступает. Как в прошлый раз, что он был в городе, ему тогда здорово все понравилось.
– Эй, – услышал он голос за собой. – Стойте!
Он с удивлением узнал голос и, оглянувшись, увидел Эмилию, подбегающую к нему. На ней было светло-голубое пальто с воротником, поднятым до подбородка, и яркий серебристо-синий платок на голове. Она подбежала к нему, запыхавшись, с паром, валившим изо рта. Отдышавшись, она сказала:
– Ну, вы прямо скороход какой-то.
– Я думал, вы уж не придете.
– Хозяин другую девушку вызывал вместо меня, вот поэтому так долго.
– Я рад, что вы пришли, – сказал Роджер.
– А я еще не знаю, – откровенно призналась Эмилия и засмеялась. Лицо было матовое, нежного коричневого цвета, глаза чуть-чуть потемнее, а волосы под синим платком черные, черные, как ночь. Когда она смеялась, впереди виднелся косой зубик. Иногда она прикрывала рот рукой, но чаще забывала. Ноги у нее были красивые, и на ней были темно-синие лакированные туфли без каблуков. Она все еще учащенно дышала, но поспевала, не отставая, * когда они стали переходить улицу, она импульсивно взяла его под руку.
– Какого черта, – сказала она. – Делать, так делать.
– О чем вы?
– Да о том, что если уж я пошла с вами, так пошла. А раз так, то пойду с вами под руку, как и с цветным парнем, точно так же. Верно?
– Верно, – ответил Роджер.
– Я еще ни разу не была с белым.
– Ия тоже ни разу, – сказал Роджер и засмеялся, – io есть с цветной девушкой.
– Вот и славно, – пропела Эмилия.
– А почему?
– Ну, не знаю. Но я бы не хотела про вас думать, что вы из тех белых, которым нужно, чтобы только цветная была. Вынь да положь им цветную. Мне это неприятно.
– Да во всем Кэри ни одной цветной девушки не сыщешь, – сказал Роджер.
– Все уже женаты? – наивно спросила Эмилия, а потом зашлась в смехе. – В самом деле, почему?
– Да вообще их у нас нет, – сказал Роджер. – Ни одной.
– Совсем плохо, – сказала Эмилия. – Как же тогда устраивать расовые беспорядки?
– А мы на евреев кидаемся, – ответил Роджер, и ему показалось, что он удачно сострил, особенно когда Эмилия залилась смехом в ответ. Он и сам не знал, что такого смешного было в его словах – разве только, что его земляки не кидались ни на каких евреев. Да во всем Кэри и был всего-то один еврей – Самюэль Сильверстейн, у которого была скобяная лавка и который так страдал от артрита, бедняга. И зачем и кому бы понадобилось нападать на него? Он знал, что никогда бы не стал говорить об этом ни с матерью, ни с Бадди, а вот с Эмилией ему было легко, хотелось шутить, поэтому ои и отпускал всякие шуточки. Вдруг он почувствовал радость, что она все-таки пошла с ним.
– А вы всегда выходите к незнакомым молодым лю «дям? – лукаво спросил он.
– Конечно. А вы всегда приказываете незнакомым девушкам снять халат и притвориться больной и…
– Г олова болит – это не болезнь, – сказал Роджер. – … и выйти на угол, а там вас и нет, вы исчезли?
– Исчез, пропал, растворился! – согласился он.
– Волшебная палочка! ’
– А, вот вы как?
– Да, я чародей и волшебник, – Роджер весь лучился от смеха.
– Ходит по аптеке и напускает колдовство на бедны* маленьких цветных девушек!
– Вы бедная! – удивился Роджер.
– Я очень бедная.
– Нет, правда?
– Эй, мистер, думаете, я шучу, что я бедная? – сказал* Эмилия. – Хорошенькая шуточка! Я вправду очень бедна* На самом деле! Я – очень бедная.
– А я очень богатый, – сказал Роджер.
– Славно. Я так и знала, что когда-нибудь встречу белого миллионера, который увезет меня отсюда, – сказала Эмилия.
– Я и есть он.
– Волшебная палочка!
– Да уж, – сказал он. – Я вчера заработал сто двадцать два доллара. Здорово?
– Так много?
– А сегодня у меня… Ох ты, всего, наверное, долларов пятнадцать осталось.
– Как пришло, так и ушло, – сказала Эмилия, пожав плечами.
– Сотню я первым делом отправил матери.
– Это туда, в Клондайк?
– Туда, в Кэри.
– А я думала, в Клондайк Бэйсин.
– Нет, это называется Кэри.
– А мне показалось, вы сказали – Клондайк-Депо.
– Нет, Кэри.
– Около Хаддлсуорта, так?
– Нет, Хаддлстона.
– Где на санях катаются?
– Нет, на лыжах.
– Вот я так и поняла, – подтвердила Эмилия.
– В Клондайк ли, в Кэри ли, но я послал ей, – сказал Роджер, смеясь, – я послал матери сотню и заплатил четыре доллара за комнату, и купил открытки и марки, и выпил кофе, и угостил Ральфа горячим шоколадом, и…
– Ральфа?
– Это парень один, – сказал Роджер и замолчал. – Наркоман.
– Вот так компания, – удивилась Эмилия.
– Он бывший наркоман, – сказал Роджер. – А парень неплохой.
– Моя мама и мне и всем детям говорила, – сказала Эмилия, – что, если кто из нас хоть попробует этого елья, она того изувечит. Так и сделает!.. Она сама такая маленькая, а вся как из железа. Ей лучше, чтобы ее ребенок умер, чем стал наркоманом.
– А наркотики так просто можно достать? – спросил Роджер.
– Если есть деньги, то можно. В этом городе с деньгами можно достать все, что угодно.
– Вот и Ральф так сказал.
– Ральф знает. Ральф, видно, тертый парень.
– В общем, вот что у меня осталось, – сказал Роджер, засунув руку в карман и вынув сложенную пополам пачечку бумажек, переложил их в левую руку и снова сунул руку в карман, собирая мелочь. Мелочи набралось семьдесят два цента, а бумажками было две пятерки и четыре по доллару. – Четырнадцать долларов и семьдесят два цента, – сказал он.
– Миллионер! Прямо, как вы сказали.
– Верно.
– Верно, – повторила она.
– Что бы вам хотелось?
– Я не знаю, – ответила она. – А покажите мне город. Покажите мне ваш город.
– Мой город? Да разве это мой город, Эмилия?
– Да. Город белого человека.
– Я не отличу его города от вашего. Я ведь здесь чужой.
– А ищете своего друга перед полицейским участком, – внезапно сказала она.
– Искал, – сказал он, внимательно глядя на нее.
– И не нашли.
– Да больше не захотел искать.
– Лучше не искать в таком плохом месте, – сказала Эмилия. – Куда же вы собираетесь меня повести, мистер? В центр или туда, или еще куда-нибудь? Куда? '
– Я знаю куда, – сказал он.
– Куда?
– Есть место, куда мне всегда хотелось попасть. Мама возила меня сюда в первый раз, когда мне было десять лет, и мы туда собирались пойти, но тогда был страшный дождь. Поедем! – сказал он, беря ее руку.
– Куда?
– Поедем!
Гигантские колеса обозрения застыли в неподвижности, извивающиеся рельсы «русских гор»[34] – на столбах мрачно рисовались на фоне февральского неба, и было трудно представить, что здесь мчались вагончики и раздавался веселый визг катающихся. Киоски вдоль аллей были наглухо забиты ставнями от пронизывающего ветра с океана, свистящего, завывающего, закручивающего смерчи песка на пляже, несущегося через металлические ограждения и ударяющегося в посеревшие деревянные стены. Летали в воздухе прошлогодние газеты, пожелтевшие и рваные, нелепо взмывая с ветром, как невидимые птицы, и паря над башенками-минаретами аттракциона под названием Тысяча и одна ночь». Карусели. съезжались под брезентом, как бы застыв в неподвижном ожидании хотя бы какой-нибудь живой души. Ветер раздувал брезент и свистел в оснастке. Не было зазывал перед игральными автоматами, не было продавцов сосисок и пиццы, не было никого – только шум ветра и океанского прибоя.
На зеленых скамейках вдоль дорожек лупилась краска. II дальнем конце аллеи, у пляжа, стоял старик, неподвижно глядя в океанскую даль.
– Вы тут никогда не бывали? – спросила Эмилия.
– Нет, – ответил Роджер.
– Самое время для первого посещения.
– Да, какого жутковато здесь, – сказал он и подумал о прошлой ночи и Молли.
– Как будто стоишь на краю света, – сказала Эмилия, <»н повернулся, с любопытством глядя на нее. – Что? – спросила она.
– Не знаю. Вот вы сейчас сказали… Я как раз это почувствовал минуту назад. Как будто во всем мире только мы двое и стоим на краю света.
– Трое.
– Как? А, да, еще тот старик.
– А он – моя дуэнья.
– А кто это?
– Дуэнья! А это испанское слово. В.Испании, когда девушка выходит гулять с молодым человеком, с ней обязательно должна быть еще и дуэнья. Обычно это тетушка или какая-нибудь другая родственница. Мне об этом рассказывал папа. Он ведь испанец, я вам говорила?
– Да.
– То есть, он не пуэрториканец, – сказала Эмилия.
– А какая разница?
– О, здесь это громадная разница. В нашем городе цветным быть плохо, но быть пуэрториканцем – это просто ужасно.
– Почему так?
– Я не знаю, – сказала Эмилия, пожав плечами. – Наверное, теперь это самое модное – ненавидеть пуэрториканцев. – Она засмеялась, и Роджер тоже засмеялся. – Моего папу зовут Хуан. Хуан Перес. Мы всегда с ним зубоскалим, всегда спрашиваем его, как там процветают его кофейные плантации. Вы знаете? Видели, наверное, эту телевизионную серию. Там на самом деле Хуан Вальдес, – ну, это похоже. Папа любит, когда мы так веселимся с ним. Он всегда говорит, что у него кофейные бобы прекрасно спеют, потому что растут прямо под его испанским сомбреро. Он в самом деле из Испании, понимаете? Из маленького городка около Мадрида. Бриуэгта? Вы слышали когда-нибудь о таком?
– Бриуэта Бэйсин, говорите?
– Нет, Бриуэгта.
– О, конечно, Бриуэгта-Депо.
– Нет, Бриуэгта.
– Около Хаддлсуорта, так ведь?
– Около Мадрида.
– Где бои верблюдов бывают?
– Нет, быков. х
– Вот я так и знал, – сказал Роджер, и Эмилия засмеялась. – Ну, приехали сюда, и что же мы будем тут делать?*
Эмилия пожала плечами:
– Ну, может быть, немного и пообнимаемся.
– А. вы этого хотите?
– Ну, еще нет. Уж очень это быстро… Хотя, если признаться…
– Что? .
– Мне, конечно, интересно, каково это – целоватьси с белым.
– И мне тоже.
– С цветной девушкой?
– Да. .
Оба замолчали. Ветер раздувал их пальто, дул прямо в грудь, прижимая к телу одежду. Они смотрели в даль океана. В конце, далеко на сходнях, все еще неподвижно стоят старик, как окаменевшая просоленная статуя под порывами ветра.
– Как вы думаете, он не будет возмущаться? – спросила Эмилия.
– Думаю, что нет.
– Ну тогда… – сказала она.
– Что ж…
– Ну… – она подняла к нему лицо, и он обнял ее, наклонился и поцеловал в губы. Он поцеловал ее очень нежно. Он подумал о прошлой ночи и о Молли, отодвинулся от нее и посмотрел ей в лицо. Она глубоко Вздохнула, таинственно улыбнулась и тихонько произнесли– Мне понравилось.
– И мне.
– Как по-вашему, старик возмутится, если мы опять начнем?
– Не думаю, – сказал Роджер.
Они снова поцеловались. У нее были очень влажные; убы. Он чуть отстранился от нее, глядя ей в лицо. 1е глаза были устремлены на него, темно-карие, серьезные, Вопрошающие.
– Мы как с ума сошли, – прошептала она.
– Да.
– Стоим здесь на берегу, и ветер свистит вокруг.
– Да.
– И целуемся, – сказала она. Ее голос был чуть слышен.
– Да.
– И тот старик смотрит.
– Он не смотрит, – не согласился Роджер.
– На краю света, – сказала Эмилия. И внезапно произнесла – Я даже не знаю, кто вы.
– Меня зовут Роджер Брум.
– Да, но кто вы?
– Что вы хотите знать?
– Сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– Мне двадцать два. – Она помедлила. – А как знать?.. – она замолчала и покачала головой.
– Что?
– Как знать, что вы не… Не… – она пожала беспомощно плечами. – Ну… вот вам нужно было узнать, где есть полицейский участок.
– Да, верно.
– Встретиться там с другом, вы сказали. Но потом вы опять пришли в аптеку, и никакого друга вы так и не встретили… И как мне знать… Ну, откуда я знаю, что у вас все нормально?
– А я выгляжу как ненормальный?
– Я не знаю, как выглядит белый, если он в чем-нибудь нехорошем замешан. Я видела тысячу цветных, в чем только не замешанных. Если ты цветной, то вы попали в беду уже со дня рождения на свет. А как это у белых, если у них не в порядке с полицией, я не знаю. Я даже не знаю, какими глазами они тогда смотрят.
– Посмотрите мне в глаза.
– Да?
– Что там видите?
– Зеленое. Нет, как янтарь. Я не знаю, какого же они цвета? Орехового?
– Да, орехового, как у моей мамы. А еще что видно?
– Крапинки. Желтые, по-моему.
– А еще что?
– А еще – себя. Я там отражаюсь, как в крохотной комнате смеха.
– Беды никакой не видите? '
– – Нет, если только я в беду не попала, – сказала
Эмилия. – Я не‘попала в беду?
Он снова подумал о Молли и тут же сказал:
– Нет.
– Вы очень быстро это сказали.
– Да не глядите на меня такими глазами, – попроси^ он.
– Какими?
– Да как будто… как будто вы меня сразу забоялись.
– Да глупости, с чего бы мне вас бояться?
– Да и не надо вообще…
– У меня рост пять футов четыре дюйма, а вес – сто семнадцать фунтов[35]. А у вас – шесть футов девять?
– Шесть футов пять дюймов[36],– прошептал Роджер.
– Да, и вес – двести фунтов и вы можете меня надвое…
– Двести десять фунтов.
– … переломить двумя пальцами, а мы тут одни на забытом богом пляже…
– Там старик еще есть.
– … не поймешь где, кругом океан и песок, и пустой пляж позади нас. Чего же бояться? Кто боится?
– Конечно, – сказал он, улыбнувшись.
– Конечно, – согласилась она. – Вы меня можете задушить или утопить или забить до смерти, и никто не узнает еще сто лет.
– А может быть, и никогда, – сказал Роджер.
– М-мм… '
– Ну, правда, все-таки там еще старик стоит.
– Да, он вроде защиты, – сказала Эмцлия;– Да он, наверное, еле видит. Я уж начинаю думать – а может быть, он не настоящий. Он и не шелохнулся ни разу с тех пор.
– Хотите уйти?
– Да, – сказала она и быстро добавила – Но не потому что боюсь вас. Просто очень замерзла.
– А куда бы вам хотелось? ’
– Обратно в город.
– А там куда? .
– У вас есть комната? – спросила она.
– Да.
Эмилия пожала плечами.
– Может быть, туда. Куда-нибудь от холода.
– Что ж… – произнес Роджер.
Они повернулись, больше не оглядываясь на ’ океан, и пошли по аллее к выходу из парка. Она продела свою руку в его и потом положила голову ему на плечо, а он думал, какая она красивая, и чувствовал ее пальцы через рукав на своей руке, и снова подумал, что никогда в жизни у него не было еще хорошенькой девушки и что вот теперь есть, да такая красивая, но, конечно, цветная. Его раздражало, что она цветная. Он повторял про себя, какое невезение, что она цветная – ведь она, в самом деле, первая красивая девушка, которую он встретил в своей жизни. Ну, Молли была той ночью ничего, но это уж прошло. То-то и было странно, что она нс стала казаться красивой. А эта девушка, эта цветная девушка, которая держит его под руку и голова ее лежит у него на плече, – эта девушка красива. И глаза красивые, и улыбка красивая, и грудь хороша, и ноги стройные; но то, что она цветная, – это так плохо. Никуда не годится, что она цветная, хотя и цвет кожи у нее такой красивый, светло-коричневый, ну, все равно, нельзя терять голову из-за цветной девушки, говорил он себе.
– Знаете, что… – сказал он.
– Что?
– В самом деле, пора нам назад и, может быть,, хм… может быть, лучше вам вернуться сейчас в аптеку.
– Что?! – прошептала она.
– Я думаю, что вам лучше вернуться на работу. Хотя бы, на конец дня. -
– Что? – снова сказала она.
– А потом я… хм… потом я за вами зайду, ну, после работы, попозже. И мы… хм… Ну, может, поужинаем вместе. Хорошо? :
Она резко остановилась на дорожке. Ветер рвал ее синий платок, плотно завязанный под подбородком. У нее был серьезный настороженный взгляд. Руки вцепились в медную застежку сумочки и были неподвижны. Оня не сводила с него пылающих карих глаз из-под синего платка, раздувающегося от ветра. Все тело ее будто за каменело в неподвижности.
– Что вы говорите?! – воскликнула она. – Я же ска зала хозяину, что у меня голова раскалывается. Как эт< я теперь приду обратно и что скажу ему?!
– Мы можем встретиться попозднее, – сказал Род жер. – Поужинаем.
– Да, вы?! – она замолчала и раздраженно выдохнул) потом несколько мгновений пристально, с возмущением глядела ему в глаза, затем произнесла – Какого тогда черта все это?
– Что?
– Две минуты назад вы меня целовали, как…
– Да просто я обещал еще повидать…
– Нет, вы мне скажите, что это вас так напугало, я хочу это знать! Не нравится, как я целуюсь?
– Мне нравится, как вы целуетесь.
– Так в чем дело? Боитесь, что вас увидят с цветной девушкой? Боитесь пригласить к себе?
– Нет, не в этом дело.
– Можно и ко мне пойти. Там вокруг нас будут кишеть цветные и крысы тоже – прямо из стен выскакивают, – и трубы везде у нас текут, и электропроводка висит, и…
– Где я живу, там тоже есть крысы.
– Конечно, моей маме не больно-то понравится, если я приведу в гости белого. Она тут же заведет свою старую песенку! Я ее с колыбели слышу: «Сладкая моя, берегись белых господ, им бы только к тебе в штанишки залезть – и нет твоего сокровища».
– Но послушайте, Эмилия…
– А моя мамочка железная и знать до сих пор не 1н<*ет, что ее сладкую доченьку давно лишили «сокровища». В двенадцать лет, на крыше дома. И не белый человек его отнял, и даже не белый мальчик, нет. Шестеро гопников из банды «Персидские вожди», один другого чернее и здоровее. Шестеро негров… – Эмилия замолчала. С горечью она сказала – Видно, моя дуэнья как раз уехала отдыхать на курорт. Самый модный, Сэнд Зарбор, – само собой, где все леди отдыхают летом. Вот так-то. Так в чем дело, Роджер?
– Ни в чем.
– Вы не гомик?
– Кто?
– Не педик, не голубенький?
– Нет.
– Так почему же…
– Мы встретимся позднее, вот и все, – сказал Роджер. – Просто мой друг… Я вам говорил о нем?
– Да.
– Мне его нужно срочно встретить, вот и все.
– Какой удобный друг.
– Ну, надо мне его увидеть, – сказал Роджер.
Эмилия вздохнула.
– Ну, нужно.
Эмилия снова вздохнула.
– Пойдемте, пора возвращаться, – сказал он.
– Я дам вам мой номер телефона, – сказала она. – В аптеку я сейчас не пойду, раз уж соврала, что голова болит.
– Хорошо.
– Вы мне позвоните?
– Да. Да, думаю. >
– А почему вы только думаете?
– Потому что мне… Эмилия, пожалуйста, не надо… Не надо подгонять меня, ладно? Не надо.
– Извините.
– Я постараюсь позвонить вам, и мы вместе поужинаем.
– Ладно.
В вагоне подземки они почти не говорили. Сидели рядом. Иногда Эмилия взглядывала на него, но он весь ушел в свои мысли. Он думал о Молли и о том, что пришлось делать. Глупо даже думать, что можно как-то по-другому.
Нужно идти в полицию, и ничего уж тут не поделаешь.
Он попрощался с ней на углу ее квартала. Было почти двенадцать часов дня. Ветер дул в узкой улице, и она прижала воротник к горлу и нагнула голову.
– Позвоните, – сказала она.
– Постараюсь.
– Я буду ждать, – она замолчала. Потом прошептала – Мне нравится, как вы целуетесь, белый мужчина, – повернулась и побежала по улице к своему дому.
Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась, потом пошел в направлении Гровер-авеню, где был полицейский участок.
ГЛАВА VI
Пошел снег.
Большие влажные снежинки таяли, едва коснувшись асфальта, таяли на крышах автомобилей, на стоянках, на крышах мусорных баков, выстроившихся у мокрых, блестящих подъездов. На каменной ограде парка, на лужах, на больших валунах снег оставался лежать неровно, тонким слоем, но уже не тая. Роджер шел мимо каменной ограды, покрывшейся тонким, белым, почти прозрачным снежком, и глядел через улицу на здание полицейского участка, потом глубоко вздохнул, подтянул живот и перешел через улицу.
Он поднялся по ступенькам. Всего семь ступенек.
Перед ним было две двери. Он подергал ручку левой, но она не открылась. Потянул ручку правой, и она открылась прямо в комнату. Очень большую, с зарешеченными окнами вдоль всей левой стены. Перед окнами – длинный деревянный стол, наподобие судейского. На нем плакатик – броские черные буквы на белом, написано от руки: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ОБРАЩАТЬСЯ К ДЕЖУРНОМУ СЕРЖАНТУ». За столом дежурного – двое полицейских в форме: один с сержантскими нашивками, второй – за телефонным коммутатором, в наушниках. Перед столом дежурного, на расстоянии чуть больше метра – надежный барьер из металлических труб. На стене напротив стола дежурного – электрические часы, показывающие двенадцать пятнадцать. Вдоль стены, по бокам шипящего радиатора – две длинные скамьи. Небольшая белая табличка, несколько уже запачканная, и черная надпись «Следственно-розыскной отдел» со стрелкой, указывающей на чугунную лестницу, ведущую наверх. Стены выкрашены в бледно-зеленый цвет с общим впечатлением грязнова– тости.
Перед столом дежурного – две фигуры. У обеих руки пристегнуты наручниками к железному барьеру. Дежурный сержант допрашивал их, патрульный полицейский, доставивший их в участок, стоял рядом с ними. Роджер отошел к одной из скамеек напротив дежурного и сел.
– Когда ты их задержал? – спросил патрульного сержант.
– Они как раз выходили оттуда, сержант.
– Адрес? '
– 1120, на Эйнсли.
– Это где же? Около Двенадцатой или Тринадцатой?
– Тринадцатой.
– А как называется магазин?
– «Абигайл оденет вас», – ответил патрульный.
– А может, разденет? – сострил сержант, и все, даже двое в наручниках, разразились хохотом. Роджер не понял, что тут было смешного.
– У них там наверху помещение, на Эйнсли, – сказал патрульный. – По-моему, они там держат материал. В общем, там почти никогда никого не бывает, только когда они отгружают товар или отбирают.
– Значит, чердачное помещение, так?
– Ага.
– И склад у них есть?
– Да.
– На нашем участке?
– Да, на Калвер, маленькое помещение.
– Значит, «Абигайл оденет вас», – сказал сержант и опять все засмеялись. – Ну, ладно, ребята. Так что же вы там делали, одевались, что ли? – спросил сержант, и опять все засмеялись.
– Мы, значится, за голубями пошли, – сказал один из задержанных, сразу став серьезным. Ему было около двадцати пяти лет, он был с нестриженными космами, одет в серую замшевую куртку с вязаным воротником и манжетами.
