Текст книги "Сине-сине-розовый"
Автор книги: Леви Тидхар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
Удовлетворенный, он завершил свою работу, изложил результаты и попросил отпечатать заключение для передачи детективам восемьдесят седьмого участка.
Оно было изложено языком сложных медицинских терминов и точно объясняло, почему Андерсен в полном соответствии с данными вскрытия отвечал на вопросы так, а не иначе. Одолев трудности языка, детективы 87-го полицейского участка пришли к выводу, что рапорт содержал следующие ответы на их вопросы:
Газ.
Трезвые.
Половых сношений не имели.
Ответы заставили их задуматься: что же стало со всем этим пойлом, если никто из них не был пьян? И для чего они разделись, если не для того, чтобы, мягко говоря, «быть вместе» последний раз? До сих пор были все основания предполагать, что они сначала занимались любовью, затем оба частично оделись, а уже потом открыли газ. А если они любовью не занимались, зачем же тогда было раздеваться?
Где-то в глубине души каждый проклинал такое заключение Андерсена.
ГЛАВА V
В крупных женщинах всегда что-то пугает: то ли перемена ролей, то ли разрушение стереотипа. Считается, что женщина должна быть утонченной и хрупкой, мягкой и уютной, немного беззащитной и зависимой; она должна искать утешения и покоя в объятиях сильного, ясноглазого, решительного мужчины.
Те двое, которые позвонили в дверь дома Мэри Томлинсон на Санд Спит, были сильными, ясноглазыми и решительными.
Стив Карелла – ростом шесть футов, с широкими плечами, узкими бедрами, мощными запястьями больших рук – не производил впечатления крупного человека. Его сила обманчиво скрывалась в теле прирожденного атлета, который двигался легко и свободно, отлично владея своей прекрасной мускулатурой. В его лице с выступающими скулами, слегка косящими карими глазами, острым и проницательным взглядом было что-то восточное. Вид его не был устрашающим, но когда вы, открыв дверь, видели его на ступенях своего парадного крыльца, сразу же становилось ясно, что перед вами не страховой агент.
Коттон Хейвз весил сто девяносто фунтов, был ростом в шесть футов и два дюйма, его широкой кости тело украшала крепкая мускулатура. Глаза ярко-голубые, прямой несломанный нос, хороший рот. с выпирающей нижней губой; над левым виском, в волосах, седая прядь, в том месте, где его полоснули ножом, когда он расследовал дело о краже со взломом. Он был не из тек, с кем спорят, будь то даже игра в шашки.
Оба – большие, сильные, каждый имел при себе заряженный револьвер. Но когда Мэри Томлинсон открыла дверь своего дома, они оба сразу же почувствовали свою неполноценность и заметно съежились на ступенях ее крыльца.
У миссис Томлинсон были пламенно-рыжие волосы, сверкающие зеленые глаза. Уже одних этих глаз и волос было достаточно, чтобы понять: это сильная женщина.
Сочетание крупных размеров с высоким ростом и как бы высеченным из гранита лицом говорило о том, что она не допустит вольностей. В дверях стояла женщина, ростом по меньшей мере пять футов девять дюймов, с огромным бюстом и толстыми руками, крепко упершись ногами в пол, как борец в ожидании атаки. Босая, в гавайском цветастом платье, она подозрительно оглядела детективов, когда те предстали перед ней и необыкновенно робко предъявили свои полицейские значки.
– Входите, – наконец произнесла она. – Я все ждала, когда же вы наконец у меня появитесь.
И то, как она произнесла эти слова, тоже было необычным. Казалось, она не знала, что театральная фраза: «Я все ждала, когда же вы наконец появитесь» бессчетное число раз повторялась еще задолго до ее рождения и, вероятно, будет еще многократно повторяться, пока существуют напыщенные резонеры. Она же изрекла слова так, будто была, по меньшей мере, председателем правления компании «Дженерал моторе», который, созвав совещание, был раздражен тем, что некоторые служащие немного опоздали. Она ждала прихода полиции, и, единственно, что ее беспокоило, какого черта они так долго с этим тянули.
Она решительно шагнула в дом, предоставив Хейвзу самому закрыть за собой дверь. Это был типичный для района Санд Спит дом с участком: маленькая прихожая, кухня – слева, гостиная – справа, три спальни и ванная в середине. Миссис Томлинсон обставила свое жилище со вкусом миниатюриста: мебель, картины на стенах, лампы – все было миниатюрным, предназначенным для крошечной женщины.
– Присаживайтесь, – произнесла она, и Хейвз с Ка– реллой разместились в гостиной, в двух маленьких плетеных креслах, в которых было очень тесно и неудобно.
Миссис Томлинсон села напротив, едва поместив свой широкий зад на крошечную кушетку. Она сидела в мужской позе, широко расставив ноги, складки платья свисали между колен, снова твердо упершись в пол ступнями с большими пальцами. Она, не улыбаясь, ждала, глядя на посетителей. Карелла откашлялся.
– Нам бы хотелось задать вам несколько вопросов, миссис Томлинсон, – отважился он наконец.
– Полагаю, вы для этого и пришли, – изрекла она.
– Да, – подтвердил Карелла. – Начать с того…
– Начать с того, – перебила его миссис Томлинсон, – что в доме полным ходом идут приготовления к похоронам дочери, и я надеюсь, что разговор будет кратким и приятным. Ведь кто-то все-таки должен заниматься всем этим.
– Вы сами организуете похороны? – поинтересовался Хейвз.
– А кто же еще? – сказала она, презрительно скривив рот. – Уж не тот ли идиот, с которым она жила?
– Вы говорите о своем зяте?
– О зяте, – подтвердила она таким тоном, что Майкл Тейер предстал как человек совершенно беспомощный, никчемный, способный разве что только зашнуровать собственные ботинки. – Так называемый зять. Поэт: «Роза – красная, фиалка – голубая – вот, что я скажу, с рожденьем поздравляя». Мой зять.
Она выразительно тряхнула своей массивной головой.
– Я полагаю, вы его недолюбливаете, – усмехнулся Карелла.
– Наши чувства взаимны. Разве вы с ним не разговаривали?
– Разговаривал.
– Значит, вам это известно. – Она помолчала. – Нет, действительно, если Майкл сказал обо мне что-то доброе, не верьте, он лжет.
– Он сказал, что вы с ним не ладите, миссис Томлинсон.
– Ну, это мягко сказано. Мы просто терпеть друг друга не можем. Он – грубиян.
– Грубиян? – переспросил Хейвз. Он изумленно взглянул на миссис Томлинсон. Слово, казалось, не должно было сорваться с ее губ, не вязалось с ее обликом.
– Вечно выпендривается, везде суется. Терпеть не могу мужчин, которые только пользуются женщинами.
– Пользуются? – повторил Хейвз все так же изумленно.
– Конечно. С женщинами надо обращаться уважительно, – пояснила она, – мягко и нежно, заботиться о них, – она затрясла головой. – Ему этого не понять* Он – грубый.
Помолчав, она мечтательно добавила:
– Женщины – хрупкие создания.
Хейвз и Карелла несколько мгновений, словно онемеь. смотрели на нее.
– Он… он был груб с вашей дочерью, миссис Томлинсон?
– Да.
– В чем это выражалось?
– Все время командовал ею. Он по природе властный. Терпеть не могу таких мужчин, – она взглянула на Хей– вза. – Вы женаты?
– Нет, мэм.
Затем тут же обратилась к Карелле:
– А вы?
– Я женат.
– Вы властный?
– Не думаю.
– Это хорошо. Мне кажется, вы хороший парень. – Она помолчала. – Не то, что Майкл. Вечно всем распоряжается: «Ты уплатила за электричество? Ты ходила за покупками? Ты сделала это? Ты сделала то?» Не удивительно, что…
Опять в комнате наступило молчание.
– Не удивительно, что? – осмелился уточнить Карелла.
– Не удивительно, что Маргарет собиралась его бросить.
– Маргарет?
– Да, моя дочь.
– Ах, да, – вспомнил Карелла. – Вы ведь зовете ее Маргарет?
– Это имя ей дали при рождении.
– Да, но, кажется, в основном люди звали ее Ирэн?
– Мы дали ей имя Маргарет, и мы звали ее Маргарет. А что? Что плохого в этом имени?
– Да нет, что вы, – поспешил объясниться Карелла. – Это очень красивое имя.
– Если оно подходит английской королеве, оно хорошо всем, – не унималась миссис Томлинсон.
– Несомненно, – подтвердил Карелла.
– Конечно, – согласилась миссис Томлинсон и энергично кивнула.
– И она собиралась его бросить? – задал вопрос Хейвз.
– Да.
– Вы имеете в виду – развестись?
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Она сама мне об этом сказала. Откуда же еще?
У матери и дочери не должно быть секретов друг от друга. Я всегда обо всем говорила с Маргарет. Она поступала точно так же по отношению ко мне.
– Когда она намеревалась уйти от него, миссис Томлинсон?
– В следующем месяце.
– Когда именно?
– Шестнадцатого.
– Почему именно в этот день?
Миссис Томлинсон пожала плечами.
– А чем вам этот день не нравится?
– Да нет. Мне просто интересно, была ли какая-нибудь особая причина выбрать именно шестнадцатое.
– Я никогда не совала свой нос в дела дочери, – произнесла миссис Томлинсон резко, назидательным тоном.
Карелла и Хейвз переглянулись.
– И тем не менее вы знаете дату, – не сдавался Хейвз.
– Да, потому что она сказала мне, что уйдет от него шестнадцатого.
– Но вы не знаете, почему именно шестнадцатого?
– Нет, – пояснила она и внезапно улыбнулась. – Уж не хотите ли вы тоже нагрубить мне?
Карелла в ответ тоже улыбнулся и ответил галантно:
– Конечно, нет, миссис Томлинсон. Мы просто пытаемся собрать факты.
– Я могу предоставить вам все факты, – произнесла она твердо. – Первый – моя дочь не покончила с собой. В этом вы можете быть уверены.
– Откуда вы знаете?
– Потому что я знала свою дочь. Она – вся в меня. Любила жизнь. Тот, кто любит жизнь, не может лишить себя жизни. В этом я абсолютно уверена.
– Но видите ли, – начал было Карелла, – все факты указывают на то…
– Факты! Наплевать на них. Моя дочь была энергичной, жизнелюбивой, живой… Такие люди не кончают жизнь самоубийством. Послушайте! Это у нас в крови.
– Что? Энергия? – спросил Хейвз.
– Совершенно верно! Энергия! Я должна двигаться весь день. Даже сейчас, когда сижу здесь с вами, мне не по себе. Поверьте мне! Есть такие нервные типы женщин. Я – такая.
– А дочь? Другой тип?
– Точно такая же. Живая! Жизнерадостная! Энергичная! Слушайте, я хочу вам кое-что сказать. Знаете, какая я в постели?
Карелла и Хейвз растерянно переглянулись.
– Когда я вечером ложусь спать, я не могу уснуть. Это все из-за бурлящей энергии. И руки и ноги – все ходит ходуном. Я просто не могу заснуть. Каждый раз перед сном я принимаю таблетки. Только тогда я могу расслабиться. Я – как двигатель.
– А ваша дочь тоже была такой?
– Несомненно! Так что зачем было лишать себя жизни? Невероятно. Кроме того, она собиралась бросить этого хама и начать новую жизнь! – она отрицательно покачала головой. – Все это дело дурно пахнет. Я не знаю, кто пустил газ. Но точно скажу, что это не Маргарет.
– А может быть, Барлоу, – предположил Хейвз.
– Кто? Томми? Нелепо!
– Почему же?
– Потому что они собирались пожениться. Вот почему! К чему было кому-либо из них открывать газ? Или оставлять в квартире эту глупую записку? «Нет выхода». Чепуха! Они уже нашли выход.
– Позвольте мне, миссис Томлинсон, уточнить один вопрос, – вмешался Карелла. – Вы знали, что ваша дочь встречается с Томми Барлоу?
– Знала, конечно.
– И вы не пытались препятствовать ей?
– Препятствовать? Какого черта? С какой стати?
– Ну… ведь она была замужем, миссис Томлинсон.
– Замужем! За этим занудой! Ну и замужество. Ха! – она возмущенно тряхнула головой. – Она вышла замуж за Майкла, когда ей было восемнадцать. Что знает о любви восемнадцатилетняя девушка?!
– А сколько ей сейчас, миссис Томлинсон?
– Почти двадцать один. Женщина, способная принять самостоятельное решение. – Она коротко кивнула. – И она его приняла – оставить Майкла и выйти замуж за Томми. Все так просто. Так зачем ей было убивать себя?.
– Вам известно, миссис Томлинсон, что в день смерти Маргарет сказала мужу, что собирается навестить вас.
– Да. '
– И она часто так поступала?
– Да.
– Собственно, вы обеспечивали ей алиби. Верно?
– Алиби?! Я бы не назвала это так.
– А как?
– Я бы выразилась иначе: две чуткие, нежные женщины объединились друг с другом против грубияна.
– Вот вы все называете мистера Тейера грубияном. Он хоть раз ударил вашу дочь?
– Только бы посмел! Я бы переломала ему все кости!
– Ну, может быть, угрожал ей?
– Нет, никогда. Он любит командовать – только и всего. Поверьте, я была рада, что она решила уйти от него.
Карелла откашлялся. В присутствии этой огромной женщины, которая сама считала себя маленькой, он чувствовал неловкость. Ему было не по себе от матери, которая поощряла прелюбодейство дочери.
– Мне бы хотелось кое-что уточнить, миссис Томлинсон.
– Что именно?
– Майкл Тейер сказал нам, что позвонил вам после того, как увидел фотографию вашей дочери в газете, и…
– Совершенно верно.
– …и спросил, была ли она у вас?
– Верно.
– Миссис Томлинсон, если вы так одобряли связь вашей дочери с Барлоу и так неприязненно относились к Майклу, почему же вы сказали ему, что ее у вас не было.
– Потому, что это так и было.
– Но вы же знали, что она была с Томми!
– Ну и что из этого?
– Миссис Томлинсон, вы хотели, чтобы Майкл узнал, что происходит?
– Конечно, нет.
– Тогда почему вы сказали ему правду?
– Позвольте! А что мне было делать? Солгать и сказать, что она у меня? А если бы он попросил ее к телефону?
– Ну, могли бы что-нибудь придумать. Сказали бы, например, что она вышла на минуту.
– С какой стати мне лгать этому хаму? Он и так должен был получить то, что заслужил.
– Что вы имеете в виду?
– Развод, конечно. Ведь Маргарет собиралась оставить его.
– А он знал об этом?
– Нет.
– Она еще кому-нибудь говорила о предстоящем разводе?
– Конечно. Она об этом беседовала с адвокатом.
– Кто он?
– Я думаю, это ее дело.
– Вашей дочери нет в живых, – напомнил Карелла.
– Я знаю, – отозвалась миссис Томлинсон.
И тогда, без всякой на то причины, Карелла еще раз повторил:
– Она мертва.
Наступила тишина. Каждый слышал только биение собственного сердца. До самого последнего момента, даже несмотря на то, что они застали миссис Томлинсон в разгар приготовления к похоронам дочери и что разговор все время шел об обстоятельствах ее гибели, Карелла испытывал странное чувство, что и миссис Томлинсон, и Хейвз, и он сам не помнили о том, что говорили о человеке, который уже умер. Подсознательно, неопределенно, но постоянно и настойчиво ощущалось ее присутствие и, несмотря на разговор о ней в прошедшем времени, на упоминание о самоубийстве, – все они думали о живой Маргарет Ирэн Тейер, девушке, которая действительно собиралась уйти от мужа через месяц и начать новую жизнь. Так оно и было. И тихо Карелла повторил: «Она мертва». Все в комнате замолчали, и все вдруг стало на свои места.
– Она была моей единственной дочерью, – проронила миссис Томлинсон. Она, грузная женщина с плоскими ступнями, большими руками, блестящими глазами, поблекшими рыжими волосами, сидела на кушетке, которая была для нее слишком мала, и вдруг Карелла понял, что на самом деле, по сути своей, она была крошечной, что мебель, которой она себя окружила, была куплена для маленькой, испуганной женщины, скрывающейся где– то внутри этого огромного тела, женщины, которой и в самом деле нужна была нежность и ласка.
– Мы очень вам сочувствуем, – сказал он, – пожалуйста, поверьте!
– Да. Да. Я знаю. Но вы не можете вернуть ее мне. Верно? Этог& вы никак не можете сделать.
– Вы правы, миссис Томлинсон. Не можем.
– Вчера я рассматривала все ее старые фотографии, – продолжала она. – Жаль, что нет у меня фотографии Томми. У меня много фотографий Маргарет, но нет ни одной его.
Она тяжело вздохнула.
– Мне, наверное, много придется принять таблеток сегодня вечером, не засну.
В тишине гостиной маленькие фарфоровые часы, очень тонкой работы, стоящие на красивом инкрустированном приставном столике, начали отбивать время. Не произнося ни слова, Карелла считал удары: один, два, три, четыре. Звуки замерли, опять стало тихо. Хейвз заерзал в своем неудобном плетеном кресле.
– Я составила список, – снова заговорила миссис Томлинсон, – записала сотню дел, которые нужно сделать. Майкл – не помощник, знаете ли! Все приходится делать самой. Если бы только Маргарет была жива, она… – произнесла она и запнулась, абсурдность слов, готовых сорваться с губ, поразила даже ее: «Если бы Маргарет была жива и могла помочь на своих собственных похоронах»– вот что она подумала и чуть было не сказала. И в этой маленькой комнате все сразу же остро ощутили присутствие смерти. Миссис Томлинсон всю передернуло. Оцепенев, в гнетущей тишине она вглядывалась в Кареллу и Хейвза. Где-то на улице женщина позвала своего ребёнка. Молчание затягивалось.
– Вы… вы хотели знать имя адвоката, – внезапно донеслось до них.
– Да.
– Артур Патерсон. Я не знаю его адреса.
– Он живет в этом городе?
– Да, – миссис Томлинсон опять вздрогнула. – Послушайте! Я говорю вам правду. Маргарет действительно намеревалась развестись с ним. .
– Я вам верю, миссис Томлинсон, – успокоил Карелла. Он внезапно поднялся и пересек комнату. Мягко и нежно он взял ее огромную руку, сжал в своих ладонях и добавил – Мы ценим вашу помощь. Если мы что-то можем сделать для вас, звоните, пожалуйста.
Миссис Томлинсон взглянула в лицо высокого человека, стоящего перед кушеткой, и едва слышно произнесла: «Спасибо».
ГЛАВА VI
Артуру Патерсону было лет тридцать пять, и, видимо, совсем недавно он сбрил усы. Ни Карелла, ни Хейвз не знали, что он произвел эту с позволения сказать усо– эктомию всего лишь два дня назад, но будь они повнимательнее, наверняка бы заметили, что Патерсон то и дело дотрагивается до места над верхней губой. Место это было ничем не примечательно, такое же, как у всех мужчин, но он думал иначе. Ему оно казалось очень большим и очень голым. Ему было не по себе, когда он разговаривал с двумя детективами из полицейского участка о Маргарет Ирэн Тейер. Если он бросал взгляд вниз, на краешек носа, видна была собственная верхняя губа, выпяченная, припухшая, голая. Он чувствовал, что вид у него был очень глупый и что детективы смеются над его наготой. Он опять дотронулся до кожи над верхней губой, затем поспешно отдернул руку.
– Да, – подтвердил он. – Ирэн Тейер приходила ко мне по поводу своего развода.
– Вы когда-нибудь до этого вели ее судебные дела, мистер Патерсон? – поинтересовался Карелла.
– Я составлял завещание. И только.
– Составляли завещание Ирэны Тейер?
– Собственно, им обоим. Обычное дело, знаете ли.
– Какое именно, мистер Патерсон?
– Ну как же. «Я даю распоряжение, чтобы все мои долги и расходы на похороны были уплачены сразу же после моей смерти. Все остальное, принадлежащее мне, дом и часть поместья, личное имущество, где бы оно ни находилось, я отдаю, предназначаю и завещаю своей жене». Что-то в этом роде.
– Значит, в случае смерти Майкла Тейера, Ирэн Тейер унаследовала бы все его состояние?
– Совершенно верно. И наоборот.
– Что вы имеете в виду?
– В случае, если Майкл Тейер переживет свою жену, все, что у нее есть, переходит к нему. Это было предусмотрено завещанием.
– Понятно, – произнес Карелла и задумался. Артур Патерсон дотронулся до своих отсутствующих усов.
– А у нее действительно была какая-то собственность?
– Не знаю. Вряд ли. Похоже, она была озабочена расходами, связанными с разводом.
– Она с вами об этом говорила?
– Да. – Патерсон пожал плечами. – Понимаете, я попал в щекотливое положение. Первым ко мне пришел Тейер, чтобы составить завещание. А теперь мне приходилось заниматься разводом по просьбе жены. Я чувствовал себя неловко!
– Вы хотите сказать, что на самом деле чувствовали себя адвокатом Майкла Тейера?
– Ну, не совсем так. Но… скажем так… Я чувствовал себя поверенным в делах семьи Тейер, понимаете? А не только одной Ирэн Тейер.
– И тем не менее она обратилась к вам?
– Да.
– И сказала, что хочет развестись.
– Да. Она собиралась в Рено в следующем месяце.
–. Несмотря на то, что это означало расходы.
– Видите ли. У нее были на то серьезные причины. Собственно, она пришла ко мне, чтобы выяснить, каковы законы Алабамы в отношении развода. Она слышала, что хорошие. Но я отговорил ее от развода в Алабаме.
– Почему?
– Понимаете, там есть свои трудности. В ряде случаев, если выясняется, что пара приходит в суд только за разводом, а не из желания определиться на жительство, суд штата волевым распоряжением может аннулировать развод. Я думал, что она не захочет рисковать. Я предложил ей поехать в Мехико, где мы и могли бы получить развод через двадцать четыре часа. Но ей это предложение не понравилось.
– Почему же?
– Я и сам не совсем понял. Мексиканский развод так же хорош, как и любой другой. Но люди несведущие ошибочно считают, что мексиканские разводы не легальны или, во всяком случае, легко аннулируются. Так или иначе, она была против, поэтому я, естественно, предложил Неваду. Вам знакомы законы Невады о разводе?
– Нет, – сказал Карелла.
– Так вот, они требуют проживания в штате, по крайней мере, в течение шести недель и таких оснований для развода, как прелюбодеяние, импотенция, уход из семьи, отказ в материальной поддержке, физическая жестокость, психическая жестокость, алкоголизм… Я бы мог продолжить перечень. Но вы уже и так имеете представление.
– А на каких основаниях она возбуждала дело о разводе?
– Психическая жестокость.
– Не прелюбодеяние?
– Нет, – Патерсон замялся. – Зачем ей ехать в Рено, если требовать развода на основании факта прелюбодеяния? Я хотел сказать… Во всяком случае… – он опять нерешительно замолчал. – Действительно не знаю, имеюс ли я право обсуждать с вами эти вопросы?.. Видите ли, я предложил, чтобы они оба, муж и она, сходили на прием к консультанту по семейным делам, но ее это, видимо, совсем не интересовало.
– Ей нужен был развод.
– Она решительно была настроена на развод. – Патерсон погладил место над губой, где были усы, и, казалось, решал, следует ему или нет рассказывать все, что знает. В конце концов, вздохнув, пояснил – Видите ли, здесь был замешан другой мужчина.
– В этом нет сомнения, мистер Патерсон, – подтвердил Хейвз. – Ведь их нашли вместе, мертвыми.
Патерсон пристально посмотрел на Хейвза, а затем тоном, которым обычно разговаривал в суде, произнес:
– Факт, что их нашли мертвыми вместе, еще не означает, что они планировали совместное будущее. Мистер Барлоу… Я полагаю, его так звали?
– Верно. Мистер Барлоу.
– Он мог и не быть тем человеком, за которого она намеревалась выйти замуж.
– Мать Ирэн считает, что именно за него.
– Ну, может быть, вы располагаете информацией, которой у меня нет.
– Ирэн никогда не называла вам имени этого человека?
– Нет. Она просто заявила, что влюблена и хотела бы развестись как можно быстрее, чтобы выйти замуж за другого.
– Она высказалась вполне определенно?
– Да. – Патерсон заговорил не как судья в зале заседаний, а доверительно, как дружелюбный сельский адвокат, отправляющий правосудие в бедном трактире. – По опыту знаю, что многие женщины, кстати, и мужчины тоже, которые замышляют развод, не всегда точно знают, зачем он им нужен. Полагаю, Ирэн Тейер, может быть, только думала, что влюблена в этого Барлоу и использовала это как повод сбежать от человека, жизнь с которым ей была невыносима.
– Она действительно сказала, что жизнь ее невыносима? – спросил Хейвз.
– Да, она объяснила, что жизнь с Майклом Тейером для нее мука.
– Почему?
– Она не говорила об этом.
– А как мистер Тейер реагировал на развод? – поинтересовался Хейвз.
– Я не обсуждал с ним этот вопрос.
– Почему же?
– Миссис Тейер предпочитала уладить все сама.
– Она объяснила почему?
– Она так хотела и все. Собственно говоря, она собиралась официально поставить его в известность после оглашения, когда доберется до Невады и начнет судебный процесс.
– Почему она хотела, чтобы все было именно так?
– Ну, видите ли, в этом нет ничего необычного. – Он пожал плечами. – Просто она хотела дождаться следующего месяца. А что касается факта существования другого мужчины. Вряд ли…
– Когда именно в следующем месяце? – перебил Хейвз.
– В какой-то день в конце, – Патерсон очень старался держать ладони сжатыми на коленях, но не выдержал. Пальцы опять потянулись наверх, к губе, погладили голое место. Рассердившись на себя, он немедленно засунул руки в карманы.
– Но она совершенно определенно собиралась в Рено в следующем месяце. Верно? – уточнил Карелла.
– Да, – подтвердил Патерсон и, помолчав, добавил, как будто вспомнив что-то – Я встречался с ней несколько раз, давал ей хорошие советы. Не думаю, что кто-нибудь теперь заплатит мне за работу.
– А разве в завещании не сказано о выплате долгов и о расходах на похороны? – напомнил Карелла.
– Ах, да, конечно, – оживился Патерсон. – Конечно, я мог бы, наверное, послать счет мистеру Тейеру, но… – глаза его стали грустными. – Наверное, не очень-то прилично. Моральный аспект, знаете ли. А вы как думаете?
– О чем это вы, мистер Патерсон?
– Ну как же! Я ведь все-таки его адвокат тоже.
Он, может быть, не поймет, почему я утаил от него информацию о предстоящем разводе? Ему будет неприятно. – Он замялся. – Но я же столько сделал! Может быть, мне все-таки предъявить этот счет? А?
– Ну это вам решать, мистер Патерсон. – Карелла задумался и через минуту спросил – Не могли бы вы все-таки вспомнить поточнее, когда именно она планировала уйти от него?
– Не помню, – рассеянно проронил Патерсон. – Если бы я был уверен, что мистер Тейер не расстроится, я бы, конечно, предъявил этот счет. Обязательно бы предъявил. В конце концов, у меня полно расходов, а я действительно очень много уделял ей времени.
– Очень вас прошу, вспомните, мистер Патерсон.
– Что именно?
– Когда она намеревалась уехать в Рено?
– Ах, это! Я точно знаю. Пятнадцатого или девятнадцатого, что-то в этом роде.
– Вы говорите пятнадцатого?
– Очень может быть. А что пятнадцатое – это вторник? Помнится, она говорила, что во вторник.
Карелла вынул из бумажника маленький целлулоидный календарь.
– Нет, – уточнил он, – пятнадцатое – понедельник.
– Видите ли, что-то там было связано с концом недели. Не помню точно, что именно. Но она определенно говорила о вторнике. Это я наверняка помню. Может быть, вторник – это двадцатое?
– Нет, двадцатое – суббота. А может быть, она имела в виду вторник – шестнадцатое?
– Вполне возможно.
– Может быть, на это были какие-то причины. А не ждала она от вас каких-либо бумаг или чего-то еще?
– Нет, ее юрист в Рено должен был заняться всеми этими делами.
– Значит, это была ее идея уехать шестнадцатого?
– Несомненно. Видите ли, местные адвокаты обычно не принимают дела к производству, если вы не проживаете в этом штате.
– Ну и что?
– Мне пришлось провести большую работу, хотя я и не готовил никаких юридических документов.
– Что вы имели в виду, мистер Патерсон, когда говорили о чем-то, что нужно было делать в конце недели? – поинтересовался Хейвз.
– Да, она говорила, что должна ждать до понедельника.
– Мне казалось, вы говорили о вторнике?
– Да, она собиралась уехать во вторник, но ей, очевидно, что-то нужно было сделать в понедельник до отъезда. Простите, точно я не могу ничего сказать. Она ведь это упомянула вскользь, как-то неопределенно, как бы мысли вслух. Но я абсолютно уверен, что уехать она собиралась во вторник, шестнадцатого. И естественно, я был в ее распоряжении. Ухлопали уйму времени.
– Мистер Патерсон, – вышел из себя Карелла. – Вам незачем нас в этом убеждать.
– Что? – не понял Патерсон.
– Да что вы много потрудились.
Патерсон медленно провел рукой над верхней губой, уверенный в том, что никто на свете не осмелился бы говорить с ним подобным тоном, будь у него усы.
– Я никого и не пытаюсь убеждать, – произнес он, стараясь не подавать вида, что разозлился. – Я действительно много сделал, и я все-таки предъявлю этот счет. – Он яростно кивнул в знак согласия с самим собой. – Не думаю, что это должно расстроить мистера Тейера. Во всяком случае, уже все газеты оповестили о неверности его жены.
– Мистер Патерсон, что вы думаете о той предсмертной записке? – прервал его Хейвз.
Патерсон пожал плечами.
– Вы говорите о той, что опубликована в газетах? Сенсационная.
– Согласен. Но соответствует ли она тому, что затевала миссис Тейер? Как вы думаете? .
– Вот главный вопрос, – согласился Патерсон. – Конечно, нет. С какой стати ей убивать себя, если она уже сделала все, чтобы развестись? Если предположить, что Барлоу был тем человеком, за которого она намеревалась выйти замуж…
– Вы, кажется, все еще сомневаетесь в этом? – уточнил Карелла.
– Я просто рассматриваю все возможные варианты. Если бы все-таки был какой-то другой человек…
– Мистер Патерсон, – не выдержал Карелла, – существующие варианты и так запутаны. Думаю, нам достаточно тех неприятностей, которые уже есть. Зачем искать еще какие-то?
Патерсон кисло улыбнулся и изрек:
– Я полагал, полиция занимается расследованием всех возможных вариантов. Особенно в таком самоубийстве, которое смахивает на явное убийство.
– А вы думаете — это убийство?
– А вы разве нет? – усмехнулся Патерсон.
Карелла, улыбнувшись, подтвердил:
– Мы действительно расследуем каждый вариант, мистер Патерсон.
Если вы возглавляете полицейскую лабораторию, да еще в большом городе, у вас есть очень много возможностей для расследования. Детектив-лейтенант Сэм Гроссман руководил лабораторией Главного управления в центре города на Хай-стрит. И даже если бы с восемьдесят седьмого полицейского участка ему временами не подбрасывали одно-два дела, он и без того был бы очень занят. Qh не возражал против дел. Он любил повторять старую цыганскую пословицу, в которой говорилось что-то о праздности, как матери всех пороков, а он, несомненно, не выносил праздности и не терпел безделья. Он, случалось, мечтал, чтобы у него было шесть или семь рук, а не две. Все было бы по-другому, конечно, будь Гроссман плохим работником: такие могут браться за все дела сразу, разделываясь с каждым быстро и легко, повсюду разбрасывая, как говорится в другой цыганской пословице, щепки, не задумываясь, куда они летят и падают. Гроссман был добросовестным полицейским и пытливым ученым и был глубоко убежден, что лаборатория существует для того, чтобы помочь пытливым работникам расследовать преступления. Зарплату ему платил город, и он твердо верил, что есть единственный способ заслужить ее – делать свое дело так эффективно, профессионально и квалифицированно, как только можешь.
Гроссман как руководитель лаборатории был находкой: он был не только хорошим детективом, но и прекрасным химиком. Большинство лабораторий возглавляют полицейские, не имеющие настоящей научной подготовки, и только персонал состоит из квалифицированных экспертов – химиков, физиков и биологов. У Гроссмана тоже были помощники, но собственные научные знания и ум человека, который когда-то сам боролся с грабежами, кражами со взломом, надувательством и другими преступлениями, с которыми участковый детектив ежедневно сталкивается в своей работе. Временами Гроссман мечтал снова оказаться где-нибудь в уютной дежурной комнате, перебрасываясь крепкими шутками с уставшими коллегами. Иногда, как например, сегодня, ему очень не хотелось вылезать из постели.
