Текст книги "Код операции - ''Тарантелла''. Из архива Внешней разведки России"

Автор книги: Лев Соцков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Выезд А/243 в СССР по предложенному варианту санкционирован. Заместитель начальника ИНО Слуцкий просит начальника погранвойск НКВД Фриновского дать распоряжение КПП Одесского порта о пропуске без досмотра австрийского гражданина Раймунда Фишера, прибывающего из Стамбула 13 декабря 1934 года на пароходе «Франц Меринг».

Уже в Москве Лаго представляет подробный отчет об особенностях паспортно-таможенного контроля и визового режима при следовании через Турцию и предпочтительности использования этого маршрута в экстренных случаях.

И еше одно весьма важное сообщение, которое, несмотря на драматизм своих собственных обстоятельств, сделал Лаго, было связано с недавним покушением хорватского террориста в Марселе на министра иностранных дел Франции Барту и югославского короля Александра. Информация настолько значима, что ее в виде спецсооб-щения незамедлительно докладывают наркому Ягоде, а затем политическому руководству страны.

В нем говорилось, что Беседовского посетил некий господин, связанный с РОВС в Югославии, предложивший ему принять участие в акции, цель которой – доказать связь организаций хорватских эмигрантов, имеющих террористические группы, с Коминтерном. Для этого Беседовский должен опубликовать в западной прессе статью, где было бы указано, что из своего опыта работы в НКИДе он якобы знает о существовании такой связи. Беседовский от участия в этом деле отказался.

Теперь, если эта фальшивка появится где-то, то для НКВД будет ясно, откуда дует ветер, и можно будет подготовить контрмероприятия, а если нужно – то и опровержение, подтверждаемое фактами.

Слуга двух господ

От представителя СИС в Париже Богомолец узнал, что англичане сообщили по своим каналам румынам и полякам, с которыми он, собственно, сотрудничал по указанию Интеллидженс сервис, что «хотя он и ушел с английской службы, но без всякой специальной вины и против него никаких возражений нет». Для Богомольца это было все же ободряющее известие, он даже подумал, что сотрудничество с такой опытной разведслужбой, как английская, при всех непредсказуемых поворотах в этой области имеет свои преимущества. Он рассудил, что как румыны, так и поляки могут вовсе и не поверить в то, что англичане отказались от сотрудничества с ним. Логика размышлений скорее всего приведет их к выводу, что англичане несколько отодвигают его в тень, чтобы задействовать затем в каких-то других операциях. Возможно, посчитали, что он слишком засветился на активной работе с территории сопредельных с СССР государств и ему лучше поработать на некотором отдалении. Перемещение во Францию вроде бы подтверждало такое предположение, тем более что он владел французским языком.

Но если англичане сказали своим польским и румынским партнерам больше, чем предполагал Богомолец, то и это не трагедия. Ведь он дал отпор вербовщику из ГПУ. Поэтому он решил, что, получив от СИС уведомление об освобождении Богомольца от обязанностей поддержания контактов с польскими и румынскими чинами спецслужб, последние наверняка прикинут, чем он может быть полезен им в будущем. И не ошибся. Сделав такие выводы, написал своим старым знакомым, с которыми в последние годы много контактировал: в Бухарест Муру-зову и в Варшаву Незжбицкому. И тот и другой представляли военные разведки генштабов своих стран.

Первым его посетил Незжбицкий, начальник восточной секции 2-го отдела польского Генштаба, который предложил сотрудничать и приехать в Варшаву для переговоров. Поскольку от Мурузова ответа пока не было, Богомолец выехал в Варшаву. Там обсуждались различные варианты использования его возможностей в интересах польской разведки. Поляки восстановили то жалованье, какое он получал от англичан, и выделили средства на оперативную работу.

Затем дал о себе знать и Мурузов, ставший начальником румынской разведки. Он также предложил сотрудничать. И это предложение Богомолец принял.

После обстоятельных разговоров с польскими и румынскими представителями Богомольцу стало ясно, что обе службы стали гораздо шире и глубже интересоваться вопросами большой европейской политики, внешней и внутренней политикой СССР, но масштабы, подходы были все же не те, что в СИС.

Когда Богомолец вместе с женой приехал в Бухарест, где жили ее родственники, произошел небольшой инцидент. Румынская сигуранца, не будучи, видимо, осведомлена о том, что он согласился сотрудничать с военной разведкой, но зная, что он «ушел» от англичан, предложила Богомольцу работать в Бухаресте по советскому полпредству. Недоразумение, однако, разъяснилось.

Вскоре Богомолец окажется вовлеченным, и довольно основательно, во внутрирумынские дела. В кругах румынских спецслужб он к этому времени был известной фигурой. В окружении монарха знали, что он обосновался в Париже, а там особенно активной стала деятельность тех, кто находился в оппозиции королю Каролю. Через посредников из сигуранцы Богомольцу было передано пожелание, чтобы он информировал двор по некоторым внешнеполитическим проблемам, но в первую очередь относительно настроений в оппозиции и деятельности наиболее заметных в ней фигур. Оказать услугу главе государства, с которым его и семью так много связывало, Богомолец счел за честь. Он создал группу осведомителей из людей невысокого общественного положения, задачей которых была слежка за оппозиционерами, в первую очередь за князем Стирбеем, бывшим министром иностранных дел Титулеску, издателем оппозиционного бюллетеня «Республиканская акция» Драгулинеску и некоторыми другими. Богомольцем были в общем-то довольны.

Но осенью 1935 года Мурузов вызвал Богомольца в Бухарест в связи с арестом румынской контрразведкой двух лиц, с которыми в свою бытность в Румынии Богомолец некоторое время работал. Теперь они подозревались в том, что действовали под контролем ОГПУ– НКВД. Соответственно тень падала и на Богомольца, которого также заподозрили в возможном сотрудничестве с советскими органами госбезопасности. Могло сыграть свою роль и то обстоятельство, что он к этому времени стал активно заниматься вопросами, так или иначе связанными с внутриполитической борьбой в стране.

Богомолец смог убедить Мурузова в бессмысленности подобного рода подозрений и возвратился в Париж. К нему практически каждый месяц стал приезжать личный секретарь Мурузова, которому Богомолец передавал информационные материалы, а тот привозил деньги – вознаграждение и на текущие оперативные расходы.

В начале 1936 года в Париж приехал руководитель сигуранцы Биано и, встретившись с Богомольцем, передал ему личное поручение короля Кароля с просьбой помочь в освещении некоторых европейских процессов.

По представлениям Богомольца, Кароль не вполне доверял некоторым сановникам, занимавшим ключевые посты в правительственных ведомствах Румынии, и хотел иметь независимый канал информации. Биано он, очевидно, доверял, поэтому и поручил ему привлечь к этой работе Богомольца. Богомолец посылал свои аналитические доклады на обусловленный адрес. Несмотря на то что все это должно было быть совершенно конфиденциально, факт каких-то его личных отношений с королем Каролем стал известен Мурузову, который предложил Богомольцу передавать ему копии посылаемых в Бухарест сообщений. Тот определенных обещаний не дал.

Параллельно с этим наладились отношения и с поляками. Польский Генштаб прислал для работы в Париже офицера, которому было поручено поддержание связи с Богомольцем. Время от времени туда наезжал и Незжбицкий. Он сетовал на то, что в отделе не очень хорошо обстоит дело с информацией по СССР, и подталкивал Богомольца к более активной работе на этом направлении. У того же сколько-нибудь значительных возможностей для решения задач, которые выдвигали поляки, не оказалось. Он отошел от практики засылки большого числа агентов различного уровня подготовки на советскую территорию, где они собирали разнообразную информацию, опираясь на свои связи, в том числе родственные, вели визуальную разведку, пользовались местной печатью. Тогда его людям удавалось отвечать на вопросы, интересовавшие 2-й отдел Генштаба. В последние же годы деятельность Богомольца шла несколько в ином направлении и приспосабливать его московскую агентуру к решению новых задач было делом непростым.

На одной из встреч польские представители поставили задачу склонить к невозвращению на родину кого-либо из советских служащих, предпочтительнее дипломата. Вышли вроде бы на подходящую кандидатуру человека, который был известен еще по работе в советском торгпредстве в Турции, а теперь работал в советской миссии в Бухаресте. Нашли и подходящего агента из числа невозвращенцев, который согласился участвовать в мероприятии. Но операция провалилась.

Старые связи ослабевали и терялись. Практически прекратилось поступление информации из Берлина. Весьма скудные сведения приходили и от организации «Крестьянская Россия», находившейся в Праге, хотя фон Гольц и прилагал старания. Богомолец попытался реанимировать свои отношения с «Братством русской правды», но и эти возможности исчезли. Кое-какую информацию он получал за счет сугубо личного знакомства с одним из влиятельных членов братства. Тот был убежденным противником Советов, но тем не менее вынужден был поспешно бежать из Берлина, ибо не проявил должной симпатии к нацизму. Богомолец приспособил его к обобщению разнокалиберной информации о Коминтерне.

В отличие от румын, которые были довольны Богомольцем, занимавшимся темами, представлявшими интерес для сигуранцы и двора, 2-й отдел польского Генштаба был, как он понимал, не очень-то удовлетворен результатами его работы. Она не восполняла тот пробел, который возник при сокращении деятельности ближнего направления, то есть непосредственно на сопредельной с СССР территории. Англичане отказались от услуг Васильева, и он, как стало известно Богомольцу, вернулся в Бухарест. Позже Васильев оказался в Вене, где, по слухам, сотрудничал с немцами. Богомолец допускал, что на этот счет была договоренность между румынами и немцами, поскольку Мурузов приблизительно в это время, по его данным, пошел на обмен информацией с германскими службами. Не исключал Богомолец и того, что Васильев действовал по английскому сценарию.

И все-таки обстановка пока складывалась для Богомольца относительно неплохо: нашел новых хозяев, платили. Нужно было оценить с этих позиций все свои возможности, приспособиться к конкретной ситуации, отличавшейся от требований СИС. Поскольку агентурной разведкой против СССР в основном занимались 2-е отделы генштабов, то и уклон развединформации должен быть соответствующим. В какой-то мере Богомолец, к своему сожалению, возвращался к тому, что он уже «проходил» много лет назад, но ничего не поделаешь. Более того, теперь и в Польше, и в Румынии он жил не постоянно, а бывал наездами, однако так больших успехов не достигнешь. Но это не главное. Приходилось скрепя сердце восстанавливать связи с источниками, которые он считал уже пройденным этапом. От увлекавшей его серьезной политической информации нужно было возвращаться к изучению возможного театра военных действий, именно так в генштабах Румынии и Польши рассматривались некоторые регионы Советского Союза. Это подтверждалось и в настроениях высокопоставленных военных этих стран, о чем Богомолец знал. В Румынии некоторые генералы стали все чаще посматривать на Германию как страну, которая поможет румынам решить их территориальные проблемы с СССР.

Занимаясь такими делами, Богомолец неизбежно вновь выходил на агентуру ОГПУ, теперь НКВД, которая долгое время освещала его разведывательную работу, вплоть до отъезда из Румынии. С этой агентурой уже работали другие люди, но под контролем румынских служб. Там не возражали, чтобы их старый хороший знакомый господин Богомолец попытался придать новый импульс увядавшей работе румын.

Агент «Тамарин», например, по-прежнему служивший в румынской военной разведке, доложил, что его пригласил к себе Мурузов, сказав, что приехал двоюродный брат «Тамарина». «Тамарин» сделал большие глаза, так как никогда не слышал о таком своем родственнике. А когда его попросили пройти в соседнюю комнату, он увидел Богомольца. Почти театральная мистификация показалась совершенно неуместной, но нормальный разговор состоялся. Богомолец сказал, что, как и раньше, убежден в честности «Тамарина», поговорили о делах. Богомолец поинтересовался, в частности, возможностью использования людей «Тамарина» в качестве связников для ходок в Москву. Тот обещал Богомольцу подумать. Естественно, что в Центре сразу же были приняты меры для установления агентом возможно более близких отношений с Богомольцем, с тем чтобы иметь возможность отслеживать его работу с территории Румынии и Польши.

Другой агент ИНО – «Консул», встреча с которым состоялась также по инициативе Богомольца, сообщил, что у него был дружеский ужин с Богомольцем, тот немного посетовал, что старые друзья, к которым он относит и его, стали забывать своего прежнего шефа. «Консул», следуя указаниям Центра, не соглашался, говоря, что по-прежнему питает к Богомольцу уважение. Богомолец горячился, явно набивая себе цену, говорил, что англичане еще не раз пожалеют, в то же время хвалился английскими паспортами – своим и жены. Очень доволен высоким мнением о нем «Консула». Потом встретились еще раз в кафе «Элита», и Богомолец прямо поставил вопрос о возобновлении сотрудничества, против чего агент не возражал. Богомольца интересует военная, экономическая и политическая информация, он готов платить. Он уверен, что еще выплывет. Богомолец призывает «Консула» быть осторожным, так как в связи с установлением между Румынией и СССР дипломатических отношений и приездом в Бухарест советской миссии «ГПУ всю братию перекупит, поэтому лучше быть подальше от той публики, которая связана с румынской разведкой». «Консул» сообщил, что незадолго до приезда сотрудников советского полпредства в Бухаресте открылось подозрительно много «русских» кафе, ресторанов, баров, например «Наш уголок», «Шехерезада», «Рай», «Урс-поляр», которые, по сути дела, являются филиалами сигуранцы и предназначены «для уловления соблазнами наивных, изголодавшихся по культуре большевиков-полпредчиков». Информация, как в таких случаях говорится, принята к сведению для учета в работе по обеспечению безопасности советских сотрудников в Румынии.

ИНО вносит коррективы в систему продвижения по контролируемым каналам дезинформационных материалов и сведений. Учитывая их характер, они составляются по согласованию с командованием военных округов, и решение об их реализации делегировано территориальным разведотделам НКВД, у которых на связи находится соответствующая агентура, а Центр координирует эту работу.

Наркому доложено, что Богомолец вновь находится на содержании румынской военной разведки, перед ним поставлена задача возобновления прежней активной работы по СССР. При этом румыны, убедившись в малой продуктивности работы через связников и в сложности ее осуществления после признания Румынией СССР, стремятся наладить получение интересующей их информации через европейские страны, используя, в частности, и возможности Богомольца. По этой же причине Богомолец стал связываться с известными ему источниками, часть которых является нашими подставами, и ищет новые информационные каналы.

Побывав в Варшаве, Богомолец договорился о посыпке связника к летчику, которого он, так же как и Вишневского, «передал» полякам. Попросил послать ему советские деньги – 5 тысяч рублей в порядке компенсации за его длительную и бесперебойную работу. Поляки, указав на то, что последние материалы агента не очень интересны, тем не менее от его услуг не отказывались. Обещали помочь послать связника за материалами и с наличными рублями. Но после немалой проволочки выяснилось, что связник по каким-то причинам не пошел, а деньги переведут по внутренней советской почте. Приходилось мириться, за музыку платил не Богомолец.

Информация, поступавшая от Вишневского, видимо, не очень интересовала 2-й отдел, хотя сведения, исходящие из НКИДа, были расценены положительно. Богомолец уже подумывает, не передать ли его румынам. При очередной поездке в Бухарест надо будет обсудить этот вопрос с Мурузовым.

Богомолец получил письмо от Калужского, тот настаивает на присылке связника за объемными материалами, которые он не в состоянии отправить почтой, и требует денег. Придется оторвать от себя и послать энную сумму.

Новые хозяева настаивают на секретной информации чисто военного плана, фактически неприкрыто шпионского характера, что совсем не согласуется с прежним ле-гендированием действий московской агентуры работой на русскую патриотическую организацию за рубежом. Ведь именно на такой основе эти источники были в свое время привлечены Лаго к сотрудничеству. Впрочем, полагает Богомолец, агенты должны быть сообразительными людьми и наверняка уже поняли что к чему.

Осенью 1937 года Богомольцу еще раз пришлось пережить неприятные минуты. Как и семь лет назад, когда в Париже исчез председатель РОВС генерал Кутепов, так и теперь среди бела дня похищен его преемник генерал Миллер. Дело раскрыли: это действовал НКВД и его люди во Франции. Ключевая роль принадлежит советскому агенту, начальнику «особой работы» (разведки) РОВС белому генералу Скоблину, а соучастницей стала его очаровательная супруга, знаменитая русская певица Плевицкая.

Шоковое состояние пришлось пережить не одному Богомольцу. Генералу-агенту удалось бежать в охваченную гражданской войной Испанию, где, как говорят, он погиб во время воздушного налета. Плевицкую приговорили к каторжным работам. Французская пресса утверждает, что Миллер был доставлен на борт советского судна. Нашлись очевидцы, которые видели, как несколько мужчин волокли тюк или ящик по пустынному берегу в Нормандии, погрузили поклажу в лодку и поплыли к стоявшему на рейде вне пределов территориальных вод пароходу. Сейчас, возможно, генерал уже доставлен в Москву. А ведь Лаго, один из прежних помощников Богомольца, в свое время выполнял задание эмигранта-радикала Бурцева по подготовке теракта в отношении Сталина, и финансировать эту затею ему якобы обещал Евгений Карлович Миллер. Что там, на Лубянке, порасскажет теперь генерал? Пожалуй, после неудачи чекистов с его вербовкой он, Богомолец, тоже может оказаться в «черном списке». Надо держаться подальше от РОВС и вообще всего, что связано с терроризмом: это не его работа.

Кстати, несмотря на все его усилия, ему так и не удалось установить, куда, как, по доброй или не своей воле исчезли из его жизни ближайшие помощники, сначала Лаго, потом Гольц. Все это тревожно, непонятно и ужасно. Над миром витает какая-то обреченность, гитлеровская военная машина работает на полных оборотах. Что-то принесет приближающийся новый год?

Агентура ИНО в окружении Богомольца сообщает, что деньги, хотя и небольшие, поляки ему платят. Богомолец, отчасти под влиянием жены, не отказывается пока от определенного комфорта, явно рассчитывая, что эти дотации в результате его активной работы возрастут. Отмечается в то же время, что Богомолец неспокоен, часто нервничает, неопределенность положения пугает его.

Оперативная и политическая мотивация работы по Богомольцу изменилась. Одно дело – продвижение выгодной СССР информации в Лондон, то есть руководству страны, существенно влияющей на европейский политический климат, другое – Румыния и Польша. Поэтому менялась и направленность оперативных мероприятий в отношении Богомольца.

В ИНО старались смотреть вперед, хотя тогда никто не знал и не мог знать, что произойдет всего через пару лет. Румыния втянется в союзнические отношения с Германией и пожнет плоды участия в гитлеровской агрессии. Польша станет первой ее жертвой, от нападения на нее фашистской Германии 1 сентября 1939 года начнется отсчет Второй мировой войны.

Так в трудах и заботах для Богомольца прошли предвоенные годы. Он не может назвать их удачливыми, но и казнить себя у него нет оснований. Англичане, видимо, удовлетворены, что он действует в русле их интересов, под контролем, а если вскоре потребуется для каких-то неожиданных целей, то всегда под рукой.

До начала мирового пожара, который изменит судьбы мира, оставалось менее двух лет.

Судьбы

По прибытии в Москву Лаго был направлен в распоряжение Дальневосточного сектора ИНО. В Маньчжурии создавалась система конспиративной связи на случай широкомасштабных военных действий в Китае. Руководителем одной из нелегальных групп назначался капитан госбезопасности Штейнберг, который рекомендовал включить в ее состав Лаго. Когда встал вопрос о прикрытии, то вспомнили, что он учился на медицинском факультете. Многое он и на самом деле помнил еще с университетских лет. Ему устроили стажировку в институте, собеседования со специалистами, практику в больнице. Так в Харбине появился доктор Езан, гражданин Австрии, бывший офицер австро-венгерской армии, родом из Буковины. Последнее обстоятельство должно было объяснить его небезупречный немецкий.

Лаго нормально устроился в Харбине, завел знакомства в австрийском землячестве, имеет клиентуру, принят в домах европейцев, проживающих в городе: австрийцев, немцев, русских. К сожалению, дает о себе знать его неразборчивость в связях с женщинами. Вдобавок ко всему Лаго, вопреки возражениям и предостережениям, затевает женитьбу на местной жительнице, дочери эмигранта из России. Путного ничего не вышло, только работу в какой-то момент это осложнило основательно.

Гораздо большая неприятность пришла с другой стороны. Австрийское правительство приняло решение о награждении памятной медалью участников войны 1914– 1918 годов. Консульство направило в Вену списки по австрийской колонии в Китае. В них значится и офицер-ветеран, военный медик доктор Езан, даже указан полк, в котором он служил.

Вдруг приходит ответ, что указанное лицо неизвестно, просят подтвердить данные на него. Начинается разбирательство по запросу военного министерства и службы безопасности австрийской провинции Бургенланд, где Езан якобы получал паспорт. Положение Лаго становится угрожающим.

Его временно переводят в Шанхай, приходится ликвидировать прикрытие и принимать решение об отзыве Лаго из командировки.

Резидент НКВД, которому поручено обеспечить его выезд в Союз, докладывает, что в «истории с медалью высветились серьезные недостатки в оформлении документов прикрытия, которые не выдержали первой же серьезной проверки по стране происхождения: ведь Лаго действовал строго по той легенде, которой его снабдили в Центре».

Лаго спешно покидает Китай. Пограничным службам НКВД дано указание о пропуске в Союз австрийского гражданина Езана, прибывающего 7 апреля 1937 года во Владивосток.

Слуцкий, ставший после реорганизации структуры НКВД начальником 7-го отдела (внешняя разведка), представляет руководству ведомства записку, в которой сообщается, что бывший врангелевский контрразведчик Лаго с 1921 по 1924 год помогал советским органам госбезопасности, был арестован по обвинению в шпионаже в пользу СССР и пять лет отсидел в тюрьме. Перед освобождением из заключения был завербован румынской сигуранцей, затем стал сотрудничать с представителем английской разведки Богомольцем. Написал очерк о советской разведке, попавший в белогвардейские газеты.

В дальнейшем он освещал жизнь эмиграции, в частности деятельность невозвращенца Беседовского. В 1935 году был послан в Китай, однако по прибытии к месту назначения, как стало известно от источника в японской жандармерии, повел себя недостойно, завязав сомнительные связи с женщинами. Ему неоднократно предлагалось прекратить эти рискованные знакомства, подыскать себе в конце концов невесту, но воздержаться пока от женитьбы. Лаго игнорировал это указание, что поставило под угрозу расшифровки конспиративную квартиру, содержателем которой он являлся.

На основании вышеизложенного испрашивалась санкция на арест Лаго, вслед за этим утверждается постановление о привлечении Лаго к уголовной ответственности по статьям 109 и 121 Уголовного кодекса. Мотивировка: будучи командирован со специальным заданием за границу, вел себя неправильно, игнорировал даваемые ему указания, расшифровал себя, поставив своими действиями под удар один из боевых участков работы. Эпизод с ненадежными документами прикрытия в этой и всех последующих бумагах по делу Лаго отсутствует.

21 апреля санкция на арест получена, и Лаго помещают во внутреннюю тюрьму НКВД, что предполагает интенсивные допросы.

Некоторое время спустя по представлению следователя утверждается новое постановление, в котором сказано, что Лаго дал согласие румынской сигуранце быть ее агентом, связался с резидентом английской разведки Богомольцем, несмотря на предоставленную возможность, выехать в СССР отказался, вступил в связь с предателем Бурцевым, которому передал разоблачительные материалы о работе ОГПУ, вошел в группу изменника Беседовского для активной антисоветской работы. На основании вышеизложенного Лаго уже инкриминируются преступления, предусмотренные статьями 58 (пункт 4) и 58 (пункт 6) УК РСФСР.

Лаго обращается с письмом на имя Слуцкого и просит учесть не только отрицательные, как они фигурирует в документах следствия, но и положительные стороны его многолетнего сотрудничества с советской разведкой. Таковые им указаны: внедрение в группу Беседовского и информирование Центра о деятельности этой и других эмигрантских организаций; раскрытие планов и практической деятельности Бурцева по организации террористического акта в отношении Сталина; изъятие по его наводке похищенных секретных документов советских государственных ведомств и использование части из них для оперативной игры с английской разведкой; предотвращение ареста работника Коминтерна во время его нелегального пребывания во Франции; участие в операции ОГПУ по противодействию Интеллидженс сервис в ее разведывательной деятельности против СССР, подставе ей агентуры советских органов госбезопасности и продвижении по этим каналам направленной информации и дезинформационных материалов; ликвидация на основе его данных связников, использовавшихся иностранными разведслужбами для агентурных мероприятий на советской территории.

Лаго утверждал, что с момента установления им контакта с советской разведкой он никаких действий двурушнического характера не совершал. Допрашивали Лаго долго, виновным в предъявленных обвинениях он себя не признавал. Лаго обращается к руководству ИНО с запиской, в которой пишет, что двурушником или шпионом никогда не был, что все годы сотрудничества с советской разведкой отдавал свои силы и способности выполнению поручавшихся ему заданий, и его работе неизменно давалась положительная оценка.

Из Бутырской тюрьмы Лаго пишет заявление начальнику 7-го отдела ГУГБ с просьбой войти с ходатайством к наркому внутренних дел Ежову о его помиловании и предоставлении возможности работать там, где будет сочтено целесообразным.

Оба обращения остаются без последствий.

А тут еще история с золотым кольцом. Лаго объяснял это так. Перед выездом в Харбин он за 80 американских долларов приобрел в одном из магазинов Торгсина в Москве золотое кольцо с бриллиантом. Сделал он это для того, чтобы на случай непредвиденных обстоятельств во время командировки в Китае иметь при себе ценную вещь. Об этом обстоятельстве, по его словам, знал его непосредственный начальник Штейнберг. При аресте, а затем обыске в тюрьме он забыл о кольце, которое было зашито в брюках. Вспомнив о нем и полагая, что его все равно рано или поздно обнаружат и может быть большая неприятность, Лаго решил избавиться от вещицы и оставил кольцо после посещения тюремной бани в раздевалке. Надзиратели действительно нашли кольцо и начались поиски владельца. Лаго не стал отпираться. В протоколе допроса этот инцидент расценен следователем как дополнительное свидетельство неискренности арестованного.

3 июня 1938 года Лаго обратился с прошением на имя начальника иностранного отдела ГУ ГБ НКВД, в котором писал:

«Прошло 14 месяцев со дня моего ареста, но до сего времени следствие по моему делу не окончено. Не теряю надежды, что правда выяснится и будет установлено, что я не являюсь врагом народа. Все это время я ни к кому не обращался, так как знал, что мое дело находится в отделе, с которым я проработал в общей сложности 16 лет. У меня есть все основания полагать, что мою работу оценят со всех сторон и будет вынесено беспристрастное и справедливое решение. Тем более что в связи с какой-либо политической группировкой раскрытых теперь врагов народа я не находился и выполнял все те политические задания, которые получал от своего начальства. Верю, что следствие примет во внимание особый характер моей работы и выполнявшихся поручений, а также и возможность совершения при этом каких-то ошибок, тем более что я сам открыто об этом заявлял. Продолжаю терпеливо ожидать конца следствия и прошу только смягчить те условия, в которых я нахожусь во время моего затянувшегося предварительного заключения. За много месяцев я весь обносился, хожу без ботинок, не могу получить ни белья, ни одеяла». Ответа Лаго не получил.

Следователь, ведущий дело Лаго, обратился к руководству с рапортом, в котором, оперируя конкретными фактами из оперативных документов, сделал вывод, что все данные личного и рабочего дел Лаго не дают оснований для привлечения его к ответственности по тем статьям обвинения, которые фигурируют в обвинительных документах. Наоборот, они свидетельствуют о том, что, работая в Европе, Лаго принес немалую пользу, освещая деятельность английской и других разведок, выявляя их агентуру и линии связи, отслеживая активность эмигрантских организаций, в том числе с террористическим уклоном. Можно допустить, что Лаго как выходец из социально чуждой среды, человек авантюрного склада мог не всегда быть до конца честным, но это ничем не доказывается. Справку о работе Лаго во время его пребывания в Париже, говорилось в рапорте, и его участии в крупной операции советской разведки соответствующий отдел дать отказался.

Поскольку на основании имеющихся в распоряжении следствия материалов дело в соответствии с предъявленными Лаго обвинениями закончить не представляется возможным, следователь просит разъяснить, как ему поступить.

Ему разъясняют. И вот уже на вопросы следствия, признает ли Лаго, что совершил тяжкие преступленйя, согласившись стать агентом сигуранцы, отказавшись вернуться после освобождения из заключения в Советский Союз, связавшись с контрреволюционной организацией врага народа Беседовского, Лаго отвечает: да, да, да.